Текст книги "Полдень сегодняшней ночи"

Часть 2
Бои

Педагогическая поэма

12 июня, скорее утро, чем что-то еще

– Придурки! – вся ротная шеренга втянула головы в плечи, – трудно найти во всем Королевстве дерьмо, которое было бы бесполезнее вас. Мало того, что вы ни на что не годны, вы еще и жрете хлеб Владыки. Было бы больше толку, если б каждого из вас прямо после рождения скормили сторожевым собакам. Впрочем, нет. Бедные псы поглупели бы…

Зеленый Колокольчик стоял перед строем, скрестив руки, и поливал солдатню. Он не дал себе труда расхаживать из стороны в сторону, заглядывая в лицо каждому придурку. Пусть армейская деревенщина расхаживает. Нет, Пятидесятый выше понятия «армия». Он из тех, кто выдумывает уставы от нечего делать, а не из тех, кто им подчиняется. У него за спиной угрюмо переминались с ноги на ногу Мортян и Песья Глотка. Между ними и ротной шеренгой существовала бездна разницы. Незамысловатые беси боялись понарошку: не то страшно начальство, что лает, а то, что кусает. Офицеры же подозревали неприятность совершенно нестандартного типа. Этот проклятый полковник, по всему видно, мог не только укусить, но и просто разорвать, хоть молча, хоть улыбаясь, хоть ругая, хоть захваливая, хоть во сне, хоть на бегу. Каким-то спинным мозгом Зеленый Колокольчик уловил их испуганную угрюмость и громогласно сообщил всему строю:

– Не о ваших командирах говорю, оборванцы. Они иногда хоть на что-то могут сгодиться, не то что вы…

За весь сегодняшний день это была единственная фраза Пятидесятого, которую энтузиасты, наверное, могли бы назвать вежливой.

– По всем вам плачет крестильная купель!

Беси закаменели. Больно! Неужто не шутит?

– Калоименные недоноски! Вы ничто, вы пыль, вы прах под моими ногами! Тупое серафимово отродье! – Зеленый Колокольчик на мгновение перевел дух, – каждого из вас следовало бы порвать пополам, еще раз пополам и еще раз пополам. Пока вы мой расходный материал, я вас поберегу. Но даже среди такого редкого дерьма как вы есть совсем уж тонкий понос. Такими я займусь сейчас же. Дубоголовые остолопы! Выньте глазенки и выставьте уши поближе, прямо сюда. Сейчас каждый безмозглый кусок мяса увидит свою тупую, никому не нужную судьбу! – он устремил взор на правый фланг, туда, где сиротливо потаптывался взвод, состоящий из бойцов-людей.

– Капрал Дан!

– Я!

– Четыре шага вперед.

– Есть!

Из строя вышел черноволосый южанин с теми тонкими чертами лица, которые бывают у ливанцев со смешанной арабо-еврейской кровью и патологической склонностью к предательству; вместо левой руки – большая крабья клешня, результат успешной метаморфии.

– Кру-гом!

Повернулся.

– А теперь посчитай глазами и скажи мне, понос ходячий, сколько бойцов должно быть по штату в твоем взводе?

– Помилуйте меня! Помилуйте! Кровью искуплю!

– Сколько, урод?

– Тридцать.

– А сколько стоит на самом деле?

– Я не виноват! Пожалуйста, помилуйте! Все что угодно! Четырнадцать бойцов… Господин полковник, я не виноват… Стоит четырнадцать бойцов… Ваше мракобесие! Я не вино…

Дан как будто собрался шагнуть в сторону Зеленого Колокольчика. И даже почти шагнул, то есть всем телом наметил это движение. Не переставая оправдываться. Но после первых пяти процентов шага капрал превратился в горящий факел. Его тело пылало каким-то особенным, необыкновенно интенсивным огнем – мышцы и кости плавились, стекали на землю как горящая резина, а потом разбегались буроватой лужицей. Зеленый Колокольчик всего только сдвинул брови, и с непутевым капралом приключилась пламенная казнь; притом тело казнимого, уже оплывшее и утратившее человекоподобную форму, не падало так долго, как хотел того палач. Живой факел пугал бесей минут пять, покуда не стал грудой биомассы, в которой уже нечему было поддерживать горение.

– Вы видели светлое будущее всех тех, кто проявит малейшее неповиновение. Или нерасторопность, – сообщил чистой силе полковник, – Вольно. Разойдись. Господ начальствующих прошу ко мне в шатер.

Посреди унылой сельской пустоши действительно стоял парчовый шатер с золотым шпилем наверху. На шпиле болталась кроваво-черная тряпка вся в гирляндах пошипывающих гадюк. Ротный боевой штандарт. У входа несли караул два беса с дубинками. Внутри был накрыт стол на три персоны: вино, фрукты… Мортян видал прежде этот фокус. Мода пошла у столичного офицерья – таскать с собой в десанты ма-ахонькие такие вещицы: колечко, пряжечку, трость. Очень удобно. Воззвать к Владыке, да гноится имя его, и вместо ма-ахонькой вещицы появится целое походное лежбище. Игрушки все это. Изнеженность какая-то. Мельчает армия. Времена уж не те. И что это за еда, военные? Еда это что ли? Э! Да где тут сытым быть. Ребята коров наловили, варят-парят, а я, значит, к пустому котлу прибуду. Фрукты, значит. Это вам как, военные? Мортян, роняя слюнки, припомнил казенное харчевание: через день копченая козлятина в молоке, а по праздникам, перед черной мессой, дают филе вяленого удода. Водятся тут дикие удоды или нет, а, военные?

Полковник молча налил вина всем троим и произнес тост:

– Я доволен вами. За нашу сегодняшнюю победу.

Они, конечно, выпили вместе с командиром. На то и командир: приказывает выпить, так надо пить. Но стоят, конечно, в оторопении. Раз победа, чего ж капрала-то жизни лишать? Какая здесь политика?

– Интересуетесь, чего ради я боевого соратника прикончил?

– Типа… – честно ответил полковнику Песья Глотка.

– Отважные мои товарищи по оружию! Приходилось ли вам когда-нибудь слышать о такой науке как педагогика?

– Как, блин, пацанятам жопы подтирать? – опять Песья Глотка.

– Туше. В смысле – да, как подтирать, пользуясь твоим образным выражением. Теперь вопрос к старой гвардии. Что рядовые беси больше всего любят?

– Человечье пиво хлебать, с людями шалить, в церквах гадить. Ну и с местными бабами шкодничать, – не задумываясь ответил Мортян. Понятно, что ж еще?

– Вас тут два могучих боевых существа на должностях офицерских. Удержать личный состав от приятных шалостей сумеете? То-то, что вряд ли. Столь искусителен, знаете ли, Срединный мир! Пиво! Одно человечье пиво чего стоит. Знаю я вас, все вы стихийные анархисты…

– Это чего еще, Хозяин? Род войск?

– Н-да. Это когда каждый сам за себя, но тупо.

– Теперь воткнул. Потр-роха волчьи…

– Ты как полагаешь, Глотка, семи лет на гномьем руднике хватит, чтобы отучиться перебивать старших по званию?

– М-м…

– Так вот, вы, бесстрашные мои тигры сражений, и моргнуть не успеете, как вся ваша шваль разбежится на гуляния. А мне нужно иметь их всегда под рукой. Как монеты в кошельке: вынул – истратил…

«Вот крыса штабная! Херувим подколодный! Напрасно он так о ребятах…» – подумал Мортян.

– Не напрасно. Вы их не удержите, соколы битв. А мне их собирать не по чину. Спаси Бесе! Да я и перстом не поведу. Зато теперь у них будет отличный пастырь. Покойного капрала имею в виду. Уж он-то им разбрестись не позволит. Простите за каламбур, это тот редчайший случай, когда отсутствующий сторож надежнее присутствующего…

Молчат. Ох и крут. Невидимый «сторож» провинился всерьез.

– Тем более, это горелое мясо с капральской лычкой и впрямь виновно.

Все правда. Мортян чуть сам не порвал его в клочья. Вчера, 11 июня, «особая экспедиционная группа», как требовал называть в нынешних обстоятельствах чертячью роту полевой устав Королевства, едва-едва успела покинуть сладостную Фонарную и выйти из города. Чистая сила, она дневного света не любит. Бывает, военные, конечно, чистая сила и чистая сила. Упырь какой-нибудь, запросто скроенный, так и вовсе погорит. Слава бесу, такой хрупкий материал в полевые подразделения не берут. Тролль Бартольд прямо страдает: его крепчайшая шкура бешено зудит и покрывается во-от такими волдырями от одного только солнечного лучика. Эльфийке-поварихе хоть бы что; понятно, – первородная, поцелуй ее ангел… Ну и сам полковник или, скажем, химера, – они как есть сложные магические существа, им свет не помеха. У бесей же – сонливость, всяческий упадок сил и резь в глазах. Поспать бы бесям в такую-то светень. Да и бывшим людям бывает в дневную пору неудобно. Прежде они тут, херувимо отродье, в благолепном виде жили. А теперь – кто с клыками в палец, кто с клешнями, кто с рогами, кто с жабрами, кто мохнат, кто колюч, а кто и вовсе… склизок. Неудобно им, видишь ты, так-то вот показываться. Некрепкий, ненадежный народ. Смущаются. Какая тут боеготовность, когда полнейшее ее отсутствие. Так что искала особая экспедиционная группа укрывище на день. Зеленый Колокольчик, даром что хлюст и штабная крыса, живо понял, какая у славных бойцов надобность. Говорит, деревенька есть, на отшибе. Пять-шесть домов, глухомань, устроимся как надо. В полутора немецких милях… – Переведите, Ваше мракобесие! – В двух верстах… Короче, за полчаса дойдете. Одно тут единственное подходящее место. Ну, пошли. И только-только чистая сила с шоссе сошла и к придорожным кустам наярилась, вышел конфуз. Полна чащоба дружинников. Это уж потом разобрались, что не больше четырех десятков их тут было, а по первости даже мороз по шкуре – тыщи, тыщи, засада, засада. На поляне, в месте открытом, стоят двое витязей. Один, повыше, в кольчуге, весь такой легкой и быстрый, какие эльфы бывают, кричит, вызываю, мол, тебя, прощелыга Зеленый Колокольчик, на честный поединок. Мол, давай, выходи, решим дело сами, Февда! – Вот, значит, какое имя у начальника, Февда, что-то же знакомое… Не нашего, бесячьего ума дело. Не лезь к старшим, рогов не отобьют. Ишь, однако, знают друг друга, знают, кто куда пойдет… – И другой, пониже, коренастый, из людей, видно, ученик его. Перед собой Лезвием вертит, луч так и выкашивает деревца метров на двадцать вокруг. Песья Глотка, да я, да Мохнач, да тролль Бартольд своих из леса быстренько вывели. Пинками, пинками, собрали за дорогой, напротив леса. Понятно, в такой неразберихе драться, да перед самым рассветом – последнее дело. Одного они потеряли, одного всего-навсего, ну, плюс еще тот недоносок, которого на Фонарной пришкварило. Песья Глотка руками машет, рычит, тычки раздает, офицер, что надо. «Звено тяжелого оружия, – кричит, – ко мне!» Звена, ясно, нету. «Копыто дуба» в десантный канал не пролезло, а станковый ротный «Бесячий пал» – сильная вещь! – при первой сшибке в мочало разнесло. Ну, дерьмо ведьмачье, он с Мохначем, да с капралом Тирсицком, да с рядовым Пляу давай «Морок» собирать… Пока станину к панораме пристроили, пока щит вынули, пока баллисту подсоединили, в лесу худое дело, наших бьют. Капрал Дан, серафимово отродье, решил перед большим начальством выпендриться: не отошел, как все, на рожон лезет. По лесу крики-вопли, пулемет дадакает, тяжелый, сволочь, пулемет, вот гранатомет гукнул, тоже, вишь, пакость, бесу из него при удаче можно руки-ноги или глаза попортить, можно и убить даже, если повезет, а людям верная хана… Сполохи зеленые, это Лезвием дружинники наших крошат, потом море огня, и еще, и еще… Полковник: «Химеру ко мне! По опушке из „Морока“ не стрелять, лес вокруг чистить!» Я – к панораме. «Подвинься, – Песьей Глотке говорю, – эта хрень мне как родная». Ну и он мне, мол, давай, братан, мочи лохов. «Морок» исправный, чищеный, бой у него, как положено. Ду-дут! Ш-ррр… – это болванка отработанная в траву падает. Ду-дут Ш-ррр… В лесу – крик до неба. Наши, гляжу, бегут, Дан с ними шпарит, пулемет по ним да-да-да… готов один… еще… Я им! Ду-дут! Ш-ррр… И облачко… легкое такое, гляжу, серое облачко, тухлятиной припахивает, с нашей стороны – туда, на высоте трех локтей ровно скользнуло, а за ним химера, она в боевом положении полупрозрачная, жуть берет… Пулемет сразу захлебнулся. С минуту на опушке грома-молнии, сполохи зеленые, потом звук очень высокий и-и-и-и-и… щелчок – тах! Совсем негромкий щелчок. И писк, будто огромного зайца кончают. Или младенец с центнер весом заревел. Песья Глотка: «Что это, владыко?!» – передернулся весь, дрожит человечишка, отродье херувимово. Что, не слышал, лейтенант, как пищат эльфы, когда их насмерть кончают? Он, мол, нет, такого дерьма не нюхал пока. Петушится… По чащобе еще кричали-кричали, потом угомонились. Облачко с Химерой – обратно. Старая уже, в отставку пора, ей бедняге в такой переделке крыло разрубили, взлететь не летит, по земле ковыляет. А Полковник – хорош, чирей смертный, Зеленым Колокольчиком обратился, в каждой руке – по паре голов. «Эти, – говорит, – последние!» Авторитет свой перед личным составом, стало быть, поднимает. Потом, значит, собрались, деревеньку заняли, местных всех на корм собакам пустили, девок отымели и в котлах сварили, мясо у них нежнее… И спать, значит. Дан еще тогда подваливает, мол, что делать, присоветуй, ты в разных делах бывал. Ну что делать? Вешайся, падаль, легче сдохнешь. Не послушался…»

– Зря, зря он тебя тогда не послушался, сержант… – это Зеленый Колокольчик, – А в целом нам крупно повезло. В южной дружине за воеводу был мастер Свартольф, с которым я так мило побеседовал. Эльф.

– Эльф – и за Творца?

– Да, сержант, эльф. К тому же темный эльф, бывший капитан гвардии. Перебежчик. Такое бывает… иногда. В крещение впадают даже лучшие. Впрочем, и хорошо, что эльф. Выйди мы к Москве с севера, пришлось бы иметь дело с самим Кириллом Бойковым, да при нем еще этот древний филин, Андрей… Уж они-то не полезли б на рожон. Собрали бы всех подряд, кого только можно, подтянули бы команду Свартольфа, да и размазали бы нас, как бес праведника! Эльф наш… мастер-то мастер, но драться любит на манер пятисотлетней давности, до Конкордата. Рыцарски. Эльфийски. Грудью вперед, ни шагу назад. Спасибо тебе, владыка, что послал нам такого петуха!

– Во блин! Эльфа замочили! – восхитился Песья Глотка. На бывших людей в Воздушном королевстве смотрели как на бойцов чуть ли не последнего разбора. Для бесей они как дети, для магов – насекомые, а для эльфов – так и просто грязь. Первородные, волчьи потр-роха! Оказывается, перед смертью по-заячьи кричат…

– Осмелюсь побеспокоить Ваше мракобесие… Не тот ли злоименный Бойков, что развеял в пыль команду бомбистов лет вроде ста назад, да и с ними особую десантную команду из гвардии? Из столичных?

Пятидесятый глянул на Мортяна очень холодно и молча осушил второй бокал.

– Прощения просим, Ваше мракобесие. Не знали… – смиренно пробормотал сержант.

– Вы расслабились? – Пятидесятый держал паузу ровно столько, чтобы Мортян уже никогда, ни при каких обстоятельствах не рисковал раздражать его. – Нам надлежит добыть и транспортировать на территорию Воздушного королевства артефакт. Его наименование вам сейчас ни к чему. Класс предмета таков, что за него я могу положить всех вас, и никто полвопроса не задаст. Рота гарнизонной швали. И такие, конечно же, титаны сечи, как вы, господа офицеры…

Еще немного дисциплинарного молчания.

– Дружинники будет ожидать от нас совсем другого. К тому же, после вчерашней виктории они крайне ослаблены. Не знаю, сколько их всего, но полагаю: у дружин должна быть примерно одинаковая численность. Следовательно, Бойков с Андреем, причем каждый из них много сильнее мастера Свартольфа, да три-четыре десятка праведников. Расходного материала. Бойков ждет, надо полагать: мы ударим по нему на уничтожение… А нам надо совсем другое. Всего-навсего обойти Москву и выйти в точку километров на шестьдесят или около того севернее. Оттуда нас заберут, если выполним задачу как надо. Какой будет итог у моего импровизированного выступления? Нам нужен транспорт, суровые бойцы!

– Хозяин! Хватит двух грузовиков, «Икаруса» и «Жигулей»-восьмерки?

– А это все у нас есть? – усомнился было Зеленый Колокольчик, но потом наморщил лоб и, надо полагать, разглядел нечто невидимое для своих собеседников… – Впрочем, конечно есть. Вот, сержант, почему ты из унтеров никак не выйдешь, а у него, не успел опериться, уже – офицерские погоны. Когда с дружинниками надо драться, ты, конечно, ценный кадр. А вообще по службе он шустрее. Как и все людишки, впрочем.

«Заметил, блин, наконец-то, потр-роха волчьи!» – подумал Песья Глотка.

«Хрен поссоришь нас, крыса штабная. Мы – боевое братство!» – подумал Мортян.

Зеленый Колокольчик заулыбался, глядя на сержанта:

– Ведь ты, дуб мощи, и подумать не пожелал, что без транспорта нам никуда не добраться. Не пешком же. А? Ведь спал?

Мортян отвечать настырному начальству не собирался. Спал, конечно. Нечистой силе при дневном свете спать положено. Людям надо, они пусть и шустрят.

– О! О! – восхитился полковник, – А твой боевой товарищ грузовики заворачивал, водителей потрошил, часа два спать не ложился… И сегодня поедет со мной выполнять важную миссию… Правильно-правильно, Глотка, грудь колесом, лихо… А потом я его в почетный легион впишу. Осознаешь, сержант?

Вслух Мортян ничего не произнес. Дисциплина! А про себя раздельно и отчетливо сообщил любопытному полковнику, так, чтоб тот, гуляючи под бесячьей черепной коробкой, без усилий воспринял: «Один у нас всех срок и одна на всех отсрочка. Торопиться некуда». Удивительно, начальство немедля ответило: «Мы с тобой одной крови, старина. А он человеческое дерьмо. Ему это надо». Всего диалога Песья Глотка, разумеется, не услышал. Лейтенанту досталась лишь концовка полковничьей ремарки:

– Отсрочка отсрочкой, сержант, а сейчас ты всех погрузишь на машины и отправишься к разъезду Вепрево. Это часов пять езды по шоссе прямым ходом на северо-запад. У окраины Вепрева – старый каменный мост через реку, а рядом с ним лесок. Будешь ждать нас там. Мы с лейтенантом присоединимся к вечеру. Скорее всего. Никуда не двигайся, чего бы ни случилось. Не шуми зря. Если хоть один твой урод отправится по бабам – из гномьего забоя до Страшного суда не выползешь. Уяснил?

– Так точно, ваше мракобесие. Разрешите выполнять?

Зеленый Колокольчик кивнул. Мортяну что не нравились? Выкрутасы полковничьи? Э, да какого только начальства бесу старому, бесу матерому повидать не пришлось в живом и мертвом виде. Привычная катавасия. Но чтоб старший офицер так все не по-военному говорил и делал, это… это неправильно!

Пятидесятый жестом повелел лейтенанту сидеть и помалкивать. Отстегнул круглый бубенчик, вылил остатки вина на скатерть, капнул кровью, надрезав палец, и принялся монотонно читать околесицу, то и дело приправляя собственный голос серебряным голосом металла:

– Zannihell, Sellahihell, fehliae Attanihell, see deh me… Zannihell, Sellahihell… – и так далее минут пять. Скатерть на мокром месте собралась в младшие руны темных эльфов и демонов. Очень краткий язык, наполовину действительная речь, наполовину набор военных команд и уставных статей. Для таких случаев – идеально. Зеленый Колокольчик принялся читать сводку разведданных, которую послала ему с территории Воздушного королевства прелестная му-шубун. Однако вскоре руны, к удивлению Пятидесятого, стали расплываться, расплываться… неожиданно скатерть расцвела лепестками черного пламени.

– Владыка всесильный! – воскликнул полковник. Маньяк и ведьма – понятно, неплохие союзники, но кого еще он выпустили в Срединный мир? Такого, что одно имя его способно сжечь приемник!

Зеленый Колокольчик погрузился в размышления. Нечто мерцало на донышке его памяти… Но тут зашевелился Песья Глотка. Сбил.

– Хозяин! Эта падаль ходячая, эти лохи, они назвали тебя Февдой. Февда – типа должность или звание?

– Имя. Так меня называли две тысячи лет назад. Самое известное мое имя. Я был тогда Христом. Почти Христом… – такое изумление поплыло в получеловечьих-полусобачьих глазах лейтенанта, что Зеленый Колокольчик решил расщедриться на комментарий:

– Меня чуть было не избрали мессией, спасителем, живым богом. Двух голосов не хватило.

Собеседник явно не понимал. Больше объяснений – больше вопросов. Так случается при диалоге интеллектов разного калибра. Разве способна, разве может безмозглая грязь осознать, как это бывает, когда 400 сильных во Израиле окружают тебя стеной, когда их семьи, рабы и все имущество отданы тебе без сожалений?! Разве способна оценить безмозглая грязь, как это бывает, когда злейший враг отдает имени твоему строчку в собственном Священном Писании?!

– Лейтенант, поведешь трофейную машину.

* * *

…Мортян, загружая бесей в «Икарус», ломал голову над одним серьезным вопросом: если эти самые Бойков и его Андрей сильнее вчерашнего эльфа, то полковник-то, херувим подколодный, круче будет, или как? Потому что если не круче, то всей роте, пожалуй, хана.

Конец «лесного солнышка»

13 июня, ночь, до утра рукой подать

– Пожалуйста, не дуйся! Как ребенок, право. Видел бы ты свое лицо минуту назад! Это ведь так естественно. Я занимаюсь работой с холодным оружием почти три века, а ты, сам говорил, «немного увлекался». Поверь мне, стоит поучиться, и ты будешь так же хорош, как и я. Mon cher! Ты обидчив как мальчишка…

Мечников только что проиграл Машеньке несколько тренировочных боев на тяжелых изогнутых мечах. У него и в мыслях не было обижаться: он по определению на два порядка более слабый фехтовальщик, чем Машенька. По определению, он должен проигрывать, проигрывать и проигрывать еще много месяцев, если только не лет. Минуту назад у него было лицо человека, безумно уставшего от тренировок. Павел не спал уже тридцать два часа. Восемь часов назад окончил первый урок Петрович. Боевые единоборства, настройка Лезвия и способы простейшей защиты от простейшей магии. Когда его подопечный научился хлопать жабрами как рыба на отмели и пугать людей танцем запыхавшихся ребер как пожарная лошадь, Петрович (свеженький, как огурчик) печально сказал:

– Извини, мой мальчик. Я безбожно мало нагружаю тебя. Ни как не могу сосредоточиться: все время одолевают мысли о наших делах…

И перепоручил его Машеньке.

Так что места для обид или других сколько-нибудь заметных эмоций у Павла просто не оставалось. Но этой блондинистой егозе, надо полагать, страстно хотелось хоть в чем-то уесть Мечникова, побить его. Никак не могла она позабыть тот финальный опперкот и долгое освежающее витание в эмпиреях нокаута… Что ж, пускай уедает, жалко что ли?

– Да, Маша, да. Ты замечательно владеешь мечом. Склоняю голову. А теперь мы, считай, передохнули, еще разочек покажи-ка твой батман…

У них, тут, оказывается, целое хозяйство. Некрасивый, но вместительный кирпичный дом по Ярославской дороге, в каких-то глухих дебрях. Собственно, то, что у этой постройки над землей, могло в лучшем случае заинтересовать налоговую инспекцию. Зато невидимая, подземная часть, узнай о ней хоть треть правды государственный люди, привлекла бы внимание как минимум ФСБ. Мечников побывал только в рубке наблюдения/связи, арсенале и двух тренировочных залах. С каждой полочки здесь что-нибудь показывало нос и строило рожи Уголовному кодексу, в то же время, не желая с ним близко знакомиться. Собственно, база потому и называлась «Айсберг-2», что местные «полярники» все больше активничали не на поверхности.

…К ним спустился по лестнице Бойков.

– Как он, Маша?

– Нормально. Третий сорт – не брак.

– Мы обнаружили вторую. Иди, поспи. Через три часа выезжаем на мероприятие.

– И что она… сильна? Лает на слона?

– А ну-ка марш в постель, Машка!

– Ах, Кирилл, как чисто, как правильно выводишь ты партию изголодавшегося супруга…

– Цыц, насмешница. На кухне полным-полно грязной посуды. Вторые сутки никто ее…

Машеньки уже и след простыл.

Бойков подошел к Павлу, ни слова ни говоря, положил ему ладонь на грудь и словно к чему-то прислушался. Недовольно помотал головой, поджал губы.

– Загоняли они тебя тут. Удержу не знают, черти.

– Как мне к вам теперь обращаться… правильно?

– Не морочь себе голову. На ты. По имени Кирилл…

– Все в порядке, Кирилл. Держимся.

– …и никогда не спорить. Мне лучше знать, на что ты годен сейчас. Не потому, что я самодур, а по опыту.

Бойков обошел Павла кругом, попросил сделать кое-какие движения, показать растяжку, сесть на шпагат, если умеет, предъявить кое-какие приемы из того, чему учил Петрович. Мечников сделал, показал, предъявил, только насчет шпагата честно сказал, мол, порвусь, лучше не пробовать. Воевода на все его экзерсисы смотрел как-то криво, без восхищения в глазах: ты, конечно, достаточно крут для белого, но…

– Не знаю, не знаю… – резюмировал Бойков. – По правде говоря, у меня есть к тебе серьезный разговор.

– Я слушаю.

Но Бойков замолчал. Видимо, он колебался или хотел создать такое впечатление у нового младшего витязя. Чтобы тот осознал всю многоважность момента. А может быть, и то, и другое. У людей, которых власть ищет, которым она отдается сама и сполна, даже легчайшее движение души может отливаться в формы повелевающего долга. Мечников не гневался и не задавал лишних вопросов. Лет семь тому назад он понял: маленький-маленький ученик сэнсэя должен быть очень сильным, очень выносливым и очень послушным. Воевода, наконец, вновь заговорил:

– Наши дела не слишком хороши. Возможно, мы призвали тебя на службу раньше, чем ты оказался готов к ней вполне. У нас бывает по-разному. Иногда месяцами сидим без работы, ожидаем, когда появится что-нибудь по-настоящему опасное. Иногда работаем в авральном режиме. Но сейчас не первое и не второе. Мы имеем все шансы на полный разгром и провал. Так что попал ты к нам не в лучшее время. Извини, больше у нас никого нет. Во всяком случае, никого сравнимого по уровню подготовки… По лицу вижу, хочешь задать вопрос. Задавай.

– Ну а в целом как? Как общая обстановка. Кто берет верх?

– Как обычно. Если смотреть на вещи глобально, мы в большинстве случаев слабее. Но не будем побеждены никогда. Если помнишь, все окончится победой.

– «И схвачен был зверь и с ним лжепророк…» Дальше я не помню точно.

– Да. Это не значит, что северная московская дружина не может быть разбита. И это не значит, что ее поражение дешево обойдется. Боюсь, именно сейчас оно может обойтись чрезвычайно дорого.

– Чрезвычайно дорого?

– Я не хочу сейчас обсуждать эту тему. Мало времени. Но обещаю вернуться к ней, как только позволят обстоятельства. Через день или через несколько дней тебе придется вместе с нами выйти против целого войска. Так вот, скорее всего, тебя выбьют. Иными словами, карьера младшего витязя на этом свете закончится христианским погребальным обрядом трупоположения…

– Я уже сказал, что с вами. Я не боюсь.

– Не перебивай. Павел, я прекрасно понимаю, что ты не боишься. Когда твердо знаешь, что Бог существует, бояться смерти своего тела даже несколько неестественно. Бояться надо других вещей. Пойми и ты: вредно лишаться бойца, только-только поставив его под свое знамя. Я хочу, чтобы ты не позволил себя выбить. Опыт, вот что тебе нужно для этого. Хоть немного опыта перед большим столкновением.

Мечников слушал, не перебивая. Как велено.

– Через три часа ты поедешь с нами на мероприятие. Мы будем работать ведьму, это не бог весть как сложно. Но риск определенный есть. Особенно для новичка. Как минимум два часа ты должен поспать. Успокой свое лицо, это приказ. У нас всего час… даже сорок восемь минут, чтобы научить тебя держать «щит». Не научишься, так пеняй на себя: либо ведьма тебя выбьет, либо чуть погодя… другое существо.

– Я готов.

Бойков в первый раз за несколько суток почувствовал что-то вроде надежды. Или что-то вроде тепла. Ему попался не очень слабый, относительно выносливый, более или менее послушный волонтер. И, главное, весьма внимательный. Если бы хоть раз на протяжении их маленького разговора Мечникову изменило хладнокровие, воевода не почувствовал бы ничего, кроме напряжения… 11 июня утром он вошел в этот режим и с тех пор не имел поводов расслабиться.

– На свете существует множество способов магического воздействия. Иные так сложны, что человечество просто позабыло их давным-давно. Другие просты и доступны даже сущему новичку. Эффективность одних зависит от множество тонких нюансов: погоды, помещения, имени и пола субъекта магического воздействия, от сезона и времени суток, наконец. Таких, конечно, совсем мало. Например, в Тартессе умели покрывать каменные крепостные стены тончайшим слоем орихалка; но только раз в тридцать один год, в день летнего солнцестояния, при безветрии или самом слабом ветерке, и принеся в жертву одновременно девственницу и распутницу…

– А к чему они это? Орихалком?

– У Петровича спроси. Он лучше знает – как очевидец, который сам эти стены и разрушил. А я родился при государе царе и великом князе московском и всеа Руссии Федоре Иоанновиче в славном граде Зубцове; я великих дел не помню, а помню только дела тесные и нужные. Не будем отвлекаться. Есть магические приемы, применимые когда хочешь, где хочешь и с помощью какого-нибудь подручного мусора вплоть до метлы, кочерги, гаечного ключа. Так вот, при колоссальном разнообразии видов, школ, методик и т. п. магического воздействия источник у любой магии всегда и неизменно один. Это эманации князя мира сего. И воспользоваться ими можно двумя способами. Способ обучения и способ поддержки.

Способ обучения тот же, что и в любом другом ремесле. Нужен наставник или школа, нужно время, нужны способности. Маг ли это, ведьма ли, оборотень ли – все едино. Есть, конечно, существа, которые от рождения владеют кое-какой магией, как скунс от рождения владеет секретом вонючих струй. Но их способности – от сих до сих. Всему прочему им тоже приходится обучаться. Если идти путем обучения, магия в конце концов оказывается вопросом технологии. Суммой приемов, навыков как уловить магическую силу, накопить ее и реализовать.

А вот способ поддержки – совсем другое дело. Случается так, что какой-нибудь маг или магическое существо или сам главный оппонент возжелает целенаправленно поделиться своей силой с кем-то. Иными словами, оказать поддержку. Тогда тому «счастливчику» не придется ломать голову над специальной литературой, портить обоняние у алхимической реторты и тому подобное. Фактически он превратится в открытый канал из которого станет бить фонтаном чужая сила. А если еще и способности к таким делам имеются или хотя бы склонность… Открываются блистательные, понимаешь ли, перспективы. Нужно для «поддержки» всего ничего: обоюдное согласие сотрудничать и качественная, бесперебойная связь… а ее установить совсем нетрудно. Ты понимаешь, к чему я клоню?

– Вода может брызгать в лицо, если она в виде ливня. И ее можно достать ведром, если она в виде колодца. Но это все равно вода.

– Точно. Всегда одно и то же.

Бойков почувствовал, как легко ему говорить с этим человеком. Как с самим собой. Понимает – с первого раза. Впрочем, сам воевода тоже схватывал все быстро – тогда, в 1610-м… Обстоятельства такие были. Времени на порядочный курс молодого бойца не хватало фатально. За ним с Петровичем и еще одним младшим витязем Евдокией Вязьмитиной гналась тогда полусотня упырей Лжедмитрия II, а они сами преследовали сильнейшего мага Яна Верхлинского. Стояла лютая зима, вьюжило, города и посады стояли горелые и разграбленные, хлеб никто не хотел продавать ни за какие деньги. Они тогда поворотили назад и положили кровососов, но Верхлинский ударил в спину. Петрович, он тогда был воеводой, сделал «рокировку»: жизнь Евдокии за жизнь мага… В общем, требовалось быстро соображать и быстро поворачиваться.