Текст книги "Над облаками дождей не бывает"

– Покопайся и в этом. Но не пренебрегай широким взглядом на вещи, ладно?

– В каком плане?

– Мне бы хотелось собрать воедино не только научные, но и эзотерические знания человечества.

– Боюсь, это вне моей компетенции.

– Попробовать стоит. Поговори с Шерстюком, с его женой, она много чего прочла за минувшие годы, что могло пролить свет на способности ее мужа. Зачастую эзотерика не противоречит науке, а просто излагает концепции другим языком, и под несколько другим углом зрения. В рамках других понятийных парадигм. А иногда дополняет науку теми концепциями, которыми та раньше не оперировала. Я не прошу влезать в это с головой. Но и пренебрегать этим не стоит.

– Хорошо. Можно подробнее узнать, что произошло в Лионе?

– Конечно. Там произошел ряд ограблений банков. Ну, вроде бы, ничего особенного, дело житейское. Но месье Матис, глава лионского филиала «Реликт Корпорэйшн», считает, что грабитель неуловим от того, что способен повелевать любой механикой.

– Ни хрена себе! – Кроссман не удержался от восклицания.

– Он вскрывает замки без малейшего намека на взлом. Он дистанционно выводит из строя механизмы привода камер наблюдения.

– Вы хотите его поймать?

– Безусловно.

– Но как, если он обладает такими возможностями?

– Поэтому мне и нужен ученый.

– А не проще использовать Шерстюка? Клин клином вышибают.

– Проще, но мы не знаем, к чему может привести столкновение таких….

– Настройщиков, – подсказал Кроссман. – Ну, раз они могут подстраивать струны, пусть будут Настройщиками.

– Да, логично. Так вот, мы не знаем, что произойдет при встрече двух Настройщиков, при возникновении конфликта между ними. Шерстюком я рисковать не могу. Поэтому нужно разработать технологию, как с этим справиться без Шерстюка.

– Хорошо. А какова конечная цель? Привлечь к сотрудничеству еще одного Настройщика?

– В идеале да. Но не только, – ответил Хокудо. – Настройщиками не рождаются. Настройщиков создает аномалия. Раз у нас в Европе появился Настройщик, значит, где-то в Европе проявила себя аномалия.

– Нда… – Кроссман задумался. – Это хреново. Если кто-то туда заедет на автомобиле с реликтором, произойдет детонация. Тут уже шила в мешке не утаишь, начнутся комиссии, сертификация реликторов на безопасность, выяснение причин взрыва.

– Могут вообще отказаться от реликта, – со вздохом добавил Хокудо. – Властям очень не нравится рост влияния и финансовой мощи наших корпораций. Они используют любую лазейку, чтобы вызвать у людей ненависть к нам и реликтовым технологиям. Но и это еще не все. Стоит произойти случайно детонации реликта, нашей неуязвимости конец. Каждый идиот с мощной рогаткой, постреляв камешками с места проявления аномалии, сможет уничтожить и наш дирижабль, и бронемех, и реликторную станцию. Так что для нас жизненно необходимо поймать этого Настройщика, и выяснить, где находится место аномалии, с которой он столкнулся. Мы обязаны обнаружить его раньше всех. Понятно?

– Предельно, – с хмурым видом ответил Кроссман.

Глава 11

В которой Питер Пайп демонстрирует отсутствие гостеприимства и человеколюбия, пытается повеситься, но потом находит веревкам более впечатляющее применение.

Питер Пайп не обладал рефлексами наемного убийцы или морского пехотинца в отставке, да и чуткостью сна не отличался, поэтому сообразил, что в его комнате посторонние, только когда холодное лезвие ножа коснулось его кожи на шее. В следующий миг кто-то схватил его за волосы и крепко прижал к подушке.

– Дернешься, горло перережу, – сообщил глухой мужской голос по-французски.

Питер Пайп открыл глаза, и разглядел в темноте на фоне окна двух громил с бейсбольными битами. Третьего он не видел, но зато хорошо чувствовал – именно он держал за волосы, приставив нож к горлу.

– Что вам нужно? – прохрипел Питер Пайп.

– Нам нужно поговорить, – хмыкнув, ответил незнакомец.

– Не очень удобная поза для разговора, – снова прохрипел Пайп.

Всю жизнь Питер Пайп старательно избегал конфликтов из страха быть побитым. Он боялся боли, не любил напрягаться, обожал комфорт во всех его проявлениях. Но тут он с удивлением осознал, что страха в его душе нет вовсе, не смотря на вломившихся громил, не смотря на приставленный к горлу нож. Привычка оперировать Струнами выработала в нем ранее недостижимую чуткость к любым проявлениям информации, и он понимал, что если бы его пришли убивать, полоснули бы по горлу спящего. Раз это не произошло сразу, значит, этого можно будет избежать и дальше. Особенно, имея несколько козырей в рукаве, о которых никому не известно, включая вломившихся молодчиков.

– Не будешь дергаться, отпущу, – пообещал голос.

– Куда мне дергаться? Вас трое, а я тяжелее велосипеда ничего в жизни не поднимал.

Это прозвучало убедительно. Незнакомец отпустил Пайпа, и отшагнул от кровати, держа нож у бедра, наготове.

Питер Пайп сел на кровати, и опустил ноги на пол. В классической пижаме в полоску, тощий, с аристократическим римским профилем, он выглядел комично в присутствии трех вооруженных верзил, имевших, без сомнения, богатое криминальное прошлое.

– Меня зовут Ворон, – представился тот, что держал за волосы. – Большего тебе пока знать не надо.

– Чем могу служить? – спросил Пайп, повертев затекшей шеей.

Он сам поразился собственному спокойствию.

– Ты кто такой? – напрямую спросил Ворон. – Держишься, как прожженный ворюга, которому на все наплевать. Но у нас тут таких мало, я всех знаю. Говоришь с акцентом, значит, приезжий. Откуда ты вынырнул? Англичанин?

– Боюсь, это в вас говорит праздное любопытство, – ответил Пайп нарочито культурно. – Вы ведь не это хотите узнать.

Впрочем, ему не трудно было выдавать высокопарные фразы даже на чужом языке, он всю жизнь так и говорил, стараясь подчеркнуть весомость своего образования на работе, и эксклюзивность положения среди редких друзей. А то, что его считали чистоплюем при этом, его мало заботило. Он вообще был о людях, как о биологическом виде, не очень высокого мнения, и не расстраивался ни грамма, когда социум, со всеми признаками стада, так или иначе его отторгал.

Когда отторжение окончательно стало явным, это принесло больше степеней свободы, чем душевных страданий. И хотя поначалу Пайп испугался настолько, что решился свести счеты с жизнью, но этот страх был обусловлен исключительно боязнью остаться без денег и связанного с ними комфорта. А когда финансовый вопрос был решен кардинально, унынию в душе не осталось места.

– Какое к херам любопытство? – зло прорычал Ворон. – Мне тебя пырнуть ножом в живот проще, чем тебе поссать в твоем возрасте. Я пришел узнать, с какого перепугу ты решил, будто тебе все дозволено? Нахер ты всю полицию поднял на ноги, и мешаешь честным ворам жить, как они привыкли? А если ты говорить не собираешься, я тебя прирежу, и решу этим все проблемы.

– Чушь, – поморщившись, произнес Пайп. – Если бы дело было в этом, ты бы прирезал меня во сне, и не развозил бы сопли. Уж прости за прямоту. Не беси меня, говори, с чем пришел?

Ворон хмыкнул. Такого напора он явно не ожидал.

– Ладно. – Он убрал часть агрессии в голосе. – Хочу узнать, как ты это делаешь. Как провернул три дела, а о тебе никто никогда ничего не слышал.

– Не три, а пять. Но сам вопрос тоже мимо, – с унынием в голосе произнес Пайп. – Даже если бы ты хотел это узнать, и даже если бы я соизволил тебе это в подробностях рассказать, ты бы ни одного слова не понял, и уж, тем более, не смог бы повторить.

– Нарываешься, чувак! – Ворон шагнул навстречу, приподняв острие ножа.

Пайп лишь на пару мгновений нырнул в Структуру Струн. Он уже настолько ловко приноровился управляться со Струнами, отвечающими за коды механических взаимодействий, что ему не составило никакого труда привести в действие заранее приготовленные ловушки, которые ни один полицейский, ни один суд никогда бы не признал оружием. Три тонких веревки, как по волшебству вырвавшиеся из углов комнаты, почти одновременно, с глухим стуком пробили черепа верзил. Тела мешками рухнули на пол, одна из бейсбольных бит подкатилась к босым ногам Пайпа.

– Переговорщик из тебя никудышный, – с грустью произнес Пайп. – Ну и хрен с тобой.

Он сходил в ванную, достал три рулона бумажных полотенец, частично размотал их, и подложил под головы мертвых громил, чтобы кровь, пока течет из ран, впитывалась бы в бумагу. Затем он небрежно смотал валявшиеся на полу веревки, тоже частично окровавленные, и комом зашвырнул в угол.

На самом деле Питер Пайп прекрасно понимал, зачем к нему вломился Ворон с подельниками. Просто, из-за природной тупизны, ворюга не смог правильно сформулировать свои чаяния. В отличие от Пайпа, с детства удивлявшего окружающих способностями полиглота, Ворон не смог подобрать слов даже на родном языке. По сути же он хотел в долю. Точнее, собирался сделать вид, будто способен помочь в очередном ограблении. Но Пайп еще не был уверен, в необходимости помощи со стороны криминального мира. Иногда подобные мысли возникали, но быстро развеивались, когда Пайп вспоминал, как легко и цинично его отверг другой социум, не имевший отношения к криминалу.

Ведь еще совсем недавно Питер Пайп занимал должность главного турбинного инженера на атомной станции Бюже под Лионом. Но проклятые реликторы так быстро изменили приоритеты в мире, что атомные станции были признаны безусловно опасными, их закрыли, а персонал без затей вышвырнули на улицу. Не рассчитали немного, так как реликторных станций было пока маловато, и они не могли обеспечить энергией всю Францию. Начались перебои с электричеством, но заново запускать остановленные атомные станции никто не собирался, вместо этого власти регионов соревновались, кто лучше полижет задницу руководству «Реликт Корпорэйшн», чтобы именно в их провинции поскорее ввели в строй реликторы.

Питера Пайпа тогда накрыла столь мощная волна депрессии, что единственным выходом казалось самоубийство. У него не вызывало сомнений, что лучше в один миг прервать жизнь, чем дальше прозябать в нужде и неустроенности. Он к этому не привык, и не хотел опускаться до уровня портовых работяг, считающих за великое благо бокал пива после дня каторжного труда.

Оружия у Питера Пайпа не было, вскрывать вены казалось неэстетичным, а попытка набраться снотворным, могла оказаться неэффективной. Подумав, Пайп пришел к выводу, что наилучшим способом ухода из жизни можно считать повешенье. Эта мысль возникла не на пустом месте, так как у Пайпа был некоторый опыт на этот счет. Несколько раз, одолеваемый сексуальным желанием, которое он, из брезгливости, никогда не удовлетворял с женщинами, Пайп мастурбировал, накинув на шею мягкую удавку. Это приносило намного более яркие ощущения, чем обычная мастурбация. Более того, Пайп где то слышал, что у мужчин, казненных через повешенье, иногда наблюдалась эрекция и даже эякуляция. Ему понравилась идея уйти из жизни на пике сладострастного всплеска.

Но он быстро пришел к выводу, что в городской квартире не так просто найти удобное и надежное место для крепления веревки. Впрочем, эту проблему решить было проще простого, если добраться до ближайшего леса, где не будет лишних свидетелей, и где можно будет провести последние минуты в живописном месте, а не в затхлых каменных джунглях.

Не долго думая, Питер Пайп купил веревку, отрезал от нее кусок подлиннее, упаковал его в спортивную сумку, кинул туда же кусок мыла. Затем взял деньги на такси и пиво, после чего, насвистывая, спустился на улицу. Направление он по привычке выбрал восточное, так как именно там, менее чем в полусотни километров от Лиона, располагалась остановленная атомная станция, с которой уволили Пайпа. Так далеко он ехать не собирался, но в том же направлении располагался лес на берегу озера Ле-Гран, где было достаточно малолюдно, и достаточно живописно для претворения в жизнь задуманного.

Вызвав такси со смартфона, Питер Пайп направился через сквер к магазинчику, где можно было прикупить пару баночек пива. Он обратил внимание, что на одной из лавочек, в полном одиночестве, сидит мужчина в очень странной одежде. На нем был черный, изрядно потертый, дорожный плащ и широкополая черная шляпа, скрывавшая лицо. Мужчина держал в руке затертый листок бумаги, опустив взгляд, и сосредоточившись на написанном. Самым странным было, что он сидел на лавочке совершенно один, хотя другие скамейки, как всегда в погожий весенний день, были заполнены полностью.

«Воняет от него, что ли?» – подумал Питер Пайп, проходя мимо.

Почему-то присутствие странного незнакомца вызвало в душе отчетливое, но совершенно необъяснимое беспокойство. Пайп даже ускорил шаг, а когда переходил улицу, чтобы войти в магазинчик, внезапная мысль обдала его холодом.

«Может, так выглядит смерть, которая теперь будет идти за мной по пятам?» – подумал Пайп.

Впрочем, это было даже интересно. Он не верил ни в какую мистику, но ему показалось, что было бы забавно напоследок столкнуться с чем-то удивительным и неведомым.

Добравшись до леса, Питер Пайп отпустил такси, закинул на плечо сумку, и направился по проселку в сторону озера. Наконец, он покинул общественное место, и можно было раскупорить баночку пива, не боясь конфликта с блюстителями порядка. Под солнечную погоду пошло оно замечательно.

– Отличный день, чтобы стать последним! – пробормотал Пайп.

Не доходя до озера, где наверняка расположились любители отдыха и пикников у воды, Питер Пайп свернул в лес. Вешаться у самой дороги он не хотел, в любой момент интимному делу могли помешать случайные люди. Пришлось некоторое время продираться сквозь ивовый подлесок, пока, наконец, взгляду не открылась удобная поляна. Судя по отсутствию мусора, так глубоко в лес никто не забирался, а потому неожиданной компании можно было не опасаться. К тому же у раскидистого клена, уже выпустившего молодые почки, возвышался довольно высокий валун, который мог пригодиться вместо табуретки, чтобы спрыгнуть с него.

Достав веревку, Питер Пайп запоздало подумал, что не взял ножа. Отрезанный дома кусок оказался слишком длинным, и вязать его к ветке было не очень удобно. Но уж что есть, то есть. Смазав часть веревки мылом, и сделав на одном конце петлю, он задумался, какую ветку использовать для крепления. Можно было забраться на дерево, привязать веревку повыше, надеть петлю на шею, и спрыгнуть вниз. Но тогда смерть произойдет слишком быстро, от перелома шейных позвонков, а не от удушья. Питера Пайпа это не очень устраивало, он хотел получить под конец самые яркие, как ему казалось, сладострастные переживания. Подумав, он выбрал ветку пониже, чтобы можно было вскарабкаться на валун, надеть петлю, а потом соскользнуть вниз, и затянуть ее.

Питер Пайп довольно быстро завершил все приготовления, но длинный конец веревки все время болтался под ногами. Психанув, Пайп намотал его на небольшой камень, как на катушку, и запустил вверх. Размотавшись, веревка повисла на почти голых ветвях, образовав затейливые зигзаги.

Откупорив вторую банку пива, Питер Пайп опустошил ее наполовину, затем снял и отбросил в сторону штаны, вскарабкался на камень, надел на шею петлю, и принялся мастурбировать, то и дело приседая, чтобы затянувшаяся петля перетягивала шею. Он собирался спрыгнуть с камня, ощутив приближение оргазма, чтобы жизнь покинула его тело вместе с изливающимся семенем, но все пошло не так, как он ожидал.

Сначала Питер Пайп ощутил явственный холод, обдавший голые ноги, но не придал этому значения, так как целиком был сосредоточен на яркости ощущений. Затем ледяная стужа обожгла шею, но желанная развязка была уже так близка, что Пайп не стал останавливаться. Ощутив ее неотвратимое приближение, он соскользнул с камня, ожидая подстегивающего удушья, но веревка, вместо того, чтобы стянуть шею, разорвалась, как трухлявый бинт. Питер Пайп грохнулся на четвереньки, больно стукнувшись коленями о землю, и приложившись подбородком о камень. Оргазм все равно произошел, но вместо яркого наслаждения он принес лишь разочарование и стыд.

Питер Пайп открыл глаза, и остолбенел. С вершины клена, к которому он привязал веревку, падал снег. Крупный, пушистый, размером с монетку в десять центов. Сама веревка превратилась в мохнатую белую мишуру, змеящуюся по дереву и сверкающую льдинками в лучах яркого солнца.

Чертыхаясь, неловко подпрыгивая на одной ноге, Питер Пайп натянул штаны, неопрятно забрызганные спермой. Это ему казалось более важным, чем разобраться в столь странно поменявшейся ситуации. Но когда он, наконец, застегнул ремень, любопытство взяло верх, Пайп отшагнул от клена, и окинул местность более широким взглядом. На самом деле ничего, кроме дерева, не изменилось. Но оно само покрылось сначала инеем, потом снегом, а затем, как по волшебству, начало превращаться в мелкие льдинки и рассыпаться, как до этого рассыпалась в труху капроновая веревка.

Это было немыслимо, невозможно, и от кучи сверкающих иголочек, в которую за минуту превратилось дерево, исходил не только холод, но и ледяной ужас. Внезапно накатившая волна страха была столь сильна, что Пайпа словно парализовало. Пот покатился между лопатками, волосы, без преувеличения, зашевелились на голове. Питер Пайп не мог понять, что именно его так пугает. Безусловно, рассыпавшееся в ледяную пыль дерево увидишь не каждый день, но трудно было представить, чтобы это могло до паралича напугать взрослого мужчину, сталкивавшегося с нештатными ситуациями на атомной станции.

Питер Пайп хотел было попятиться, чтобы потом броситься наутек, но тут, как назло, под ногу подвернулся оголенный корень соседней березы. Подошва оскользнулась, Питер Пайп неловко взмахнул руками, и полетел спиной на ковер из прошлогодней листвы.

Он еще не коснулся земли, когда прямо в воздухе, там, где только что была голова, из ниоткуда материализовалось тонкое сверкающее лезвие изо льда. Питер Пайп рухнул на спину, но лезвие осталось в воздухе, явно не собираясь подчиняться земной гравитации. Через миг, так же неожиданно, с шелестом возникло еще одно ледяное лезвие, а потом еще и еще. Они вырастали из общего центра, расположенного в полутора метрах над землей, распространялись в разные стороны, образовав нечто вроде гигантской, несимметричной, уродливой снежинки. Вот только снежинки, обычно, мягкие и пушистые, а тут ледяные клинки даже на вид были острыми и опасными. Такие же начали стремительно вырастать из земли, строго вертикально, но в хаотичных местах, без всякой системы. Лязг стоял такой, словно кто-то пробивал саблей корыто с пружинами.

Питер Пайп испугался еще больше. И трех минут не прошло с момента, когда он едва не свел счеты с жизнью, но сейчас вырастающие из земли ледяные рапиры включили задремавший инстинкт самосохранения. Питер Пайп вскочил, но куда бежать? Лезвия с треском прошивали землю, вздымая груды прелых листьев, и роняя отколовшиеся осколки. Одно прорубилось прямо там, где только что спина касалась подстилки из жухлой листвы. Клинков становилось все больше, промежутки между ними все меньше. И бежать было уже некуда, и умирать расхотелось категорически.

Но тут все изменилось. Мир поблек, словно кто-то убавил интенсивность цветности на мониторе, при этом всюду явственно проступили пересекающиеся во всех направлениях серебристые струны. Касаясь ледяных клинков, они рвались, вызывая непонятные, почти не осознаваемые изменения в реальности. Где-то в глубине личности возникло отчетливое понимание, что чем больше порвется струн, тем больше ледяных пик извергнет из себя твердь под ногами.

Не раздумывая больше ни секунды, Питер Пайп принялся размахивать руками, пытаясь отклонить струны. И это удалось, хотя результат каким-то непонятным образом отнимал силы. Но до того ли было? Каждый раз, когда удавалось уберечь группу струн от разрыва, несколько клинков распадалось в ледяную пыль и серебристой пудрой осыпалось на землю. Удвоив усилия, Пайп заметил, что уничтожает лезвия быстрее, чем те успевают расти. И чем дальше, тем легче это давалось. Наконец новые пики перестали расти из земли, а уже выросшие, все без исключения, распались в тонкий серебристый прах.

Куча льдинок на месте дерева так же начала тять, но вместо того, чтобы просто впитываться в землю, вода начала плавить ее. Грунт в радиусе нескольких метров превратился в коричневую жидкость, поглощавшую все, что в нее попадало. А когда от снега, льда, дерева, веревки и сумки ничего не осталось, грунт застыл. Правда, на почву он совсем перестал походить, скорее напоминал теперь коричневую труху пополам с серебристой пудрой. Пайп поспешил поскорее выбраться из этого круга, в котором не уцелели ни листья, ни кустарник, ни камни. Лишь почти добравшись до дороги, Пайп перевел дух. Радость от спасения перекрывала все другие переживания. Пустяком казалась недавняя депрессия, а потеря документов, провалившихся сквозь землю вместе с сумкой, воспринималась как мелкая бытовая неурядица.

Но, вернувшись домой, Питер Пайп начал замечать изменения. Плотные пересечения серебристых струн то и дело возникали или вокруг, или в воображении. Однако чем бы они ни были, они однозначно несли информацию. Вполне ясную и четкую, словно написанную на понятном языке. И это было странно, так как вместо букв для ее передачи использовалось взаимное расположение таинственных струн. Причем информация эта рассказывала о том, в чем Питер Пайп превосходно разбирался – о взаимодействиях самых разных механических систем. Информация была не просто понятной и четкой, но вполне осознаваемой в привычном виде, на уровне формул передаточных чисел, соотношения плеч рычагов, запасенной пружинами энергии, и прочих механических параметров.

Питер Пайп мог ее считывать как вблизи объекта, наблюдая его непосредственно, и даже если он находился за стеной. На следующий день стало ясно, что информацию струн можно не только читать, но и менять ее, мысленно передвигая струны. Таким образом, можно было, приложив некоторые ментальные усилия, изменить текущие параметры любых механических элементов на любые другие.

До обеда Пайп забавлялся с новым умением, останавливая и снова запуская настенные часы, не прикасаясь к ним, затем, посредством струн, покопался с механизмом тостера, а когда тот стал казаться слишком простым, перешел к изменению струн, отвечавших за состояние дверного замка. Оказалось, что открыть его, даже не подходя к двери, является вполне посильной задачей. Но при этом не получалось двигать какие-то элементы, можно было лишь изменить параметры одной из пружин, сделав ее мягче, тогда другая, противодействующая, смещала язычок замка.

Это сразу навело на мысль о практическом использовании новых возможностей. Если можно открыть замок собственной двери, то может и банковский сейф не устоит?

Питер Пайп не задавался вопросами теории. Чем были эти струны, как передавали воздействия в реальность, его не волновало. Произошедшее в лесу, само по себе, было настолько необычным, так далеко выходило за рамки понятного и привычного, что появление струн, посредством которых можно было творить чудеса, из ряда вон уже не выходило. Питер Пайп воспринимал свою сверхспособность, как некую компенсацию за пережитое. А раз так, надо ею пользоваться.

В квартире новому умению стало тесновато, и Питер Пайп решил прогуляться по городу. Чем больше он оперировал струнами, тем легче это давалось, а знание механики позволяло менять взаимодействия почти не задумываясь. Сидя на той же скамеечке, где вчера заметил незнакомца в черной шляпе, Питер Пайп шутя заглушил моторы проезжающих машин, вызвав небольшой затор, блокировал дверные замки, не давая водителям и пассажирам выйти, а когда подъехала полиция, попробовал выстрелить, прямо в кобуре, одним из пистолетов. Но из этой затеи ничего не вышло – курки были спущены, и не было никакой ответной пружины, какая могла бы поставить хоть один из них на боевой взвод. Это расстроило, показывая пределы возможности. С другой стороны, было ясно, что любое оружие можно без всякого труда обезвредить, сместив значение плеча рычага, или до нуля ослабив боевую пружину.

Закончив эксперимент с оружием, Питер Пайп проверил свои возможности на нескольких разных замках, и остался доволен результатом. Напрашивался вывод, что чем сложнее механическое устройство, чем больше в нем различных противодействующих элементов, тем проще им управлять. Просто перевернуть урну не получалось, передернуть затвор или взвести курок тоже, а вот заклинить велосипедную втулку уже не составляло труда.

Хотя обнаружилось еще одно ограничение – струны были четко видны лишь на определенных дистанциях, а дальше сливались в зыбкий серебристый туман, которым оперировать уже не получалось. Если механизм находился на расстоянии более тридцати метров, идущих к нему струн было уже не разглядеть. Впрочем, и этого было достаточно для полноценного практического применения.

В общем, становилось очевидно, что решение ограбить банк является более продуктивным, чем идея повеситься от безденежья. Осталось только выбрать конкретную цель. В успехе Питер Пайп уже нисколько не сомневался, но осторожностью пренебрегать тоже не следовало. Сразу соваться в банк Питер Пайп не хотел. Не от того, что не был до конца уверен в собственных силах, а лишь потому, что плохо представлял себе структуру банковских хранилищ, где что расположено, как кратчайшим путем попасть к ценностям. Это еще предстояло исследовать, потратить время, а возможно и деньги. Но, даже если обойдется без финансовых вливаний, все равно каждый день нужно жить и питаться.

Требовалось добыть хоть немного денег, а потом уже искать большой куш и пути к нему. Поэтому, в качестве первой цели Питер Пайп выбрал обычный магазин. Не факт, что в кассе было полно денег, но даже если их там совсем нет, это будет опыт реального дела, который можно будет затем совершенствовать.

Дождавшись ночи, Пайп покинул свою квартиру, и пешком протопал три квартала до выбранного ювелирного салона. Он уже без труда научился визуализировать струны, отвечавшие за состояния тех или иных механизмов, так что еще на подходе распределил давление датчиков сигнализации таким образом, чтобы они не среагировали на вторжение. Затем пришла очередь замка. Сместив нужные струны, Пайп изменил баланс упругости пружин, и одна из них сдвинула язычок замка.

Через Структуру Струн он ощущал вокруг все механизмы, в том числе и приводы камер наблюдения внутри помещения, поэтому ни одна из них для него не могла стать неожиданностью. Он мысленно пробежал воображаемыми пальцами по струнам, направив все камеры в потолок, отворил дверь, и скрылся в полутемном пространстве торгового зала.

С кассой оказалось справиться проще простого. Под воздействием измененной структуры струн она звякнула и открылась. Наличности в ней оказалось куда больше, чем предполагал Пайп – почти тысяча евро. Украшения на витринах его не интересовали, так как их бы пришлось как-то сбывать, а это опасно. Но и покидать место преступления он не спешил.

Подумав, Пайп открыл дверь подсобки, и заглянул внутрь. Там горела лампа дежурного освещения, что навело на нехорошие мысли – внутри мог находиться охранник, а проблем такого характера не хотелось совершенно. С другой стороны, в банке, наверняка, охрана находится круглосуточно. И с этим что-то придется делать.

Питер Пайп осторожно осмотрел помещения, но никого, к счастью, не обнаружил. Зато в кабинете нашелся сейф, вмурованный в стену. С его замком справиться оказалось куда легче, чем с дверным, потому что он был сложнее, в нем было больше мелких механических взаимосвязей, которые без труда удавалось изменить смещением струн. Достаточно было просто разблокировать все цифровые элементы, повернуть ручку, и дверца открылась. За ней оказались пятьдесят тысяч евро в купюрах, и три крупных ограненных бриллианта без оправы. Бриллианты могли пригодится на будущее, но Питер Пайп понимал, что с ними можно нарваться на сбыте. Так что он, скрепя сердце и уняв жадность, оставил их, а деньги забрал.

В принципе, с таким куском, можно было надолго залечь на дно, и даже поискать другую работу. Но делать не захотелось ни первого, ни второго. Второго не захотелось из лени, а первого по несколько иной причине. Питер Пайп подумал, что если в короткие сроки получится значительно увеличить капитал, то можно будет вообще продать квартиру, купить дом на побережье, и начать совсем другую жизнь.

В общем, Питер Пайп все же решился на ограбление банка. Но на убийство он решаться не собирался, а потому нужен был какой-то не летальный, но надежный, способ обезвредить охрану.

Пару дней он потратил на попытки оперирования другими струнами, кроме отвечающих за механику. Он думал, что с помощью этого таинственного инструмента получится обрести невидимость или неуязвимость. Но ничего не вышло. Управлять можно было только механическими системами. Ничем больше. Стало ясно, что для обезвреживания охраны придется либо использовать какой-то механизм, либо пойти вообще другим путем, либо брать не банки, а разные магазинчики.

Самым простым показалось третье решение, но все прошло не так замечательно, как в первый раз. В кассах после инкассации было либо пусто, либо имелась наличность по мелочи, для начала работы на следующий день. В сейфах сокровища тоже не попадались.

Вернувшись домой после очередного бессмысленного ограбления, если его вообще можно было назвать таковым, Питер Пайп находился в неважном расположении духа. Добытые пятьдесят тысяч, которые недавно составляли его годовой доход, уже не казались очень уж большими деньгами. Годовой доход имеет смысл, когда его получаешь каждый год, а в отсутствии источника постоянного заработка эти деньги вылетят за полгода, да и то, лишь в режиме жесткой экономии. Не получая ежемесячной зарплаты, человек неизбежно тратит больше, чем когда вынужден выкраивать бюджет каждого месяца.

Укладывая одежду в платяной шкаф, Пайп наткнулся взглядом на моток купленной в магазине капроновой веревки, от которой несколько дней назад он отрезал длинный кусок, чтобы повеситься. В первый миг это показалось насмешкой судьбы, мол, она предлагала вернуться к столь радикальному решению вопроса. Но уже через секунду Пайп погрузился в Структуру Кода, и ахнул от удивления. Обычная веревка оказалось просто переполнена набором разносторонних механических сил, придававших ей форму, гибкость, да и вообще составлявших ее структуру. Каждая нить была напряжена скручиванием и, по сути, представляла собой механический элемент, вроде пружины. Десятки таких элементов уравновешивали друг друга разнонаправленными векторами приложенных сил, придавая веревке стабильность, удерживая ее в состоянии покоя. Но стоило прочесть записанный струнами код системы, как стало ясно, что в нем нужно изменить для нарушения равновесия.