Текст книги "Особые отношения"

Это конечно же было юридическим подтверждением факта, и без того очевидного для всех: я никудышная мать. Что ж, раз так, пора, пожалуй, сделать то, за что все будут мне только благодарны: пройти четверть мили до Тауэрского моста, перелезть через ограждение и…

– Мэм, с вами все в порядке?

Это был констебль. Совершая обход участка, он заметил, как я бессильно сползаю по стене. Выглядела я…

По-видимому, выглядела я чудовищно, если уж полицейский в огромном городе не прошел мимо обычного зрелища – одинокой женщины, подпиравшей стенку.

– Мэм?

– Да, все нормально.

– Мне не кажется, что у вас все нормально.

– Я… э…

– Вы знаете, где находитесь?

Я кивнула.

– И где, скажите мне, пожалуйста?

– В Лондоне.

– А поточнее?

– В Уоппинге.

– Вы американка?

Я снова кивнула.

– Гостите в Лондоне?

– Нет… живу здесь.

– И вы уверены, что вам сейчас не нужна помощь?

– Просто… расстроена… это личное… э… можно… такси?

– Вы хотите такси?

– Пожалуйста.

– Куда ехать?

– Домой.

– Но где это, поточнее?

Я назвала адрес. Услышав о Патни, он сразу понял, что я и впрямь жительница Лондона: какому американскому туристу пришло бы в голову забраться в этот юго-западный угол города?

– Вы уверены, что другая помощь вам не потребуется? Только такси до дому?

– Да. Домой. Можно, я поеду прямо сейчас?

– Никто вас не задерживает, мэм. Разрешите, я помогу вам с такси?

– Будьте добры.

Он поднял руку. Такси остановилось через считаные секунды. Я поблагодарила констебля, забралась в машину, назвала водителю адрес и откинулась на спинку сиденья.

Дома я была в десять часов. Тишина давила на уши. Я снова увидела лежащее на столе судебное решение, голые полки, опустевшую детскую. Прошла в ванную и приняла две таблетки антидепрессанта. Легла на кровать. Закрыла глаза, чтобы тут же широко их раскрыть с внезапно вспыхнувшей странной надеждой, что окажусь вдруг в своей прежней жизни. Вместо этого я была раздавлена беспощадной действительностью, осознав страшную вещь:

У меня забрали Джека.

Я дотянулась до телефона у кровати. Набрала номер мобильника Тони. Услышала голос автоответчика. Еще раз оставила сообщение.

Но я уже понимала, что он мне не перезвонит. У него имеется решение суда, действительное на две недели. Он уехал, не оставив номера телефона, отключив мобильный – автоответчик позволял ему фильтровать звонки, оставляя мои призывы без внимания. Все было продумано до мелочей.

Но зачем было увольняться? Ведь работа в «Кроникл» была в его жизни чем-то незыблемым и неизменным, он всегда говорил, что не смог бы существовать без своей газеты.

Я положила трубку. Потом снова подняла – и попыталась дозвониться Ча. На этот раз мне повезло. Она ответила после третьего гудка. Но, услыхав мой голос, сразу занервничала.

– Я не могу говорить, – заявила она на своем спотыкающемся английском.

– Почему? Что вам про меня сказали?

Неуверенная пауза. Потом:

– Мне сказали, что я больше у вас не работаю.

– Когда они все вывезли?

– Два дня назад. И еще они привели няню быть с ребенком.

Няню? Какую еще няню?

– Когда вы говорите «они», вы имеете в виду моего мужа и…

Новая неуверенная пауза.

– Расскажите мне, Ча.

– Я не знаю ее имя. Женщина.

– Может, ее зовут Декстер?

– Я не знаю ее имя.

– Сколько ей лет?

– Я не знаю.

– Как она выглядит?

– Я не знаю.

– Ча…

– Мне пора идти.

– Вы могли бы как-нибудь прийти утром, убраться.

Мне очень нужна помощь…

– Мне сказали, что я больше у вас не работаю.

– Это я должна решать, а не они. А я хочу, чтобы вы продолжали здесь работать.

– Я не могу.

– Почему?

– Они мне заплатили…

– Заплатили? За что?

– Чтобы я больше у вас не работала.

– Но… я не понимаю…

– Они сказали, что я не должна с вами разговаривать…

– Ча, вы должны объяснить…

– Мне пора идти работать.

И она положила трубку. Я тут же набрала номер опять, и мне ответили, что номер находится вне зоны действия. Она отключила свой мобильный.

– Они мне заплатили…

– Заплатили? За что?

– Чтобы я больше у вас не работала.

– Но… я не понимаю…

Я ничего не понимала. Потому что все происходящее выходило за пределы понимания.

Кто-то позвонил в дверь. Я сбежала вниз. Но на пороге я увидела незнакомого щеголеватого блондина в черном костюме, темно-синей сорочке и шикарном галстуке с цветочным рисунком.

– Вы юрист? – спросила я.

Он смущенно улыбнулся, но взгляд оставался настороженным и подозрительным.

– Грэм Дрэббл из «Недвижимости Плейфэр», отделение в Патни. Приглашен произвести оценку дома.

– О чем вы говорите?

– Вы миссис Хоббс, так?

– Меня зовут Салли Гудчайлд.

– Да, меня проинструктировал мистер Хоббс…

– Мой муж. И в чем же состояли его «инструкции»?

– Продать ваш дом.

– Знаете, он мне ничего об этом не говорил. – И я захлопнула дверь.

Он продает дом? Но он не может этого сделать, как такое возможно?

Часть меня хотела только одного: подняться наверх, броситься на кровать и впасть в истерику. Однако другой, более сильный голос сразу отмел столь неконструктивный подход и властно повторял: тебе нужен адвокат.

Вот только я понятия не имела, где в Лондоне берут адвокатов, и ничего не знала об английском законодательстве вообще и о решениях ex parte в частности. Год провела в этом городе и даже не завела ни одного друга. Не считая Маргарет. Но она тоже была янки. А теперь и вовсе уехала домой, в Штаты, вместе со своим мужем-юристом…

Маргарет.

Не раздумывая, я набрала ее номер в Нью-Йорке. Ждать пришлось долго. Наконец Маргарет взяла трубку – голос у нее был хриплый и сонный.

– О, господи, – сказала я, – я тебя разбудила.

– Ничего… – она зевнула, – все в порядке…

– Слушай, я тебе перезвоню…

– Салли? – Она наконец меня узнала.

– Прости, я позвоню позже…

– Что стряслось?

– Я не хотела беспокоить тебя так рано.

– Что стряслось?

Я рассказала ей все, изо всех стараясь не разреветься. Когда я закончила, она какое-то время потрясенно молчала.

– Это бред какой-то.

– Если бы так.

– Но… перед твоим отъездом в Штаты он даже не намекнул тебе, что замышляет сделать что-то подобное?

– Ни слова. А пока я лежала в больнице, он так поддерживал меня.

– А эта женщина…

– Понятия не имею, кто она такая. Знаю только, что живет в огромном доме на фешенебельной улице против парка Баттерси, что у нее есть имение за городом, куда она сейчас и отправилась с моим мужем и ребенком.

– Не мог же он вот так, за здорово живешь, похитить твоего ребенка.

– Ну, у него ведь есть судебное решение…

– Но какой в этом смысл?

– Об этом я не могу у него спросить, поскольку он лег на дно и затаился. Но этот мерзавец еще и пытается продать наш дом, в котором я, кстати, продолжаю жить.

– Но дом ведь записан на вас обоих, разве нет?

– Конечно, он записан на нас обоих. Но поскольку я без понятия, как тут все это устроено, как работают законы…

– Александр сейчас по делам в Чикаго. Я подожду час, дам ему проснуться, а потом позвоню и попробую выбить из него имя надежного лондонского адвоката. А ты пока держись, не раскисай там.

Маргарет перезвонила через два часа:

– Во-первых, Александр просто в ужасе от всего происходящего, но он уверен… уверен… что тебе удастся как-то с ним договориться…

– Договориться? Договориться? Тут не о чем договариваться. Джек – мой сын. И я…

– Салли, солнце, спокойней. Мы оба на твоей стороне.

– Ой, прости, прости… это просто…

– Не оправдывайся. Все это просто возмутительно. Но Александр нашел для тебя отличную фирму в Лондоне, «Лоуренс и Ламберт». Он там никого не знает лично, но говорит, что ему их усиленно рекомендовали. И разумеется, ты можешь ссылаться на Александра, когда будешь с ними говорить. А если нужно посоветоваться, я всегда тут, под рукой, в любое время.

Закончив разговор с Маргарет, я немедленно позвонила в «Лоуренс и Ламберт». Мне ответила весьма неприветливая барышня:

– С кем именно вы хотели бы поговорить?

– Дело в том, что… другой юрист рекомендовал мне связаться с вами…

– Но не назвал вам имен кого-либо из наших сотрудников?

– М-м-м… нет…

– Но если вы не знаете имени, как я могу вас соединить?..

– Мне нужен специалист по семейному праву…

– У нас здесь пять юристов занимаются семейным правом.

– Ну… не могли бы вы соединить меня с одним из них?

Меня попросили не класть трубку. Спустя некоторое время на том конце послышался женский голос с заметным эссекским выговором:

– Кабинет Вирджинии Рикс.

– Э-э… мисс Рикс занимается семейным правом?

– Кто у телефона?

Я назвалась и объяснила, что их агентство мне рекомендовал мистер Александр Кэмпбелл.

– А мистер Кэмпбелл знаком с мисс Рикс?

– Боюсь, что нет.

– Ну что ж. Мисс Рикс сегодня почти весь день занята в суде…

– У меня очень срочное дело.

– Как вас зовут, простите?

Я снова назвала свое имя и оставила номера домашнего и мобильного телефонов.

Положив трубку, я столкнулась с серьезной проблемой: что делать дальше?

Ответ гласил: НИЧЕГО. Я абсолютно ничего больше не могла сейчас предпринять. Мне больше не к кому было здесь обратиться. Я не имела понятия, как найти Тони и Джека. Я не…

Я вдруг исполнилась уверенности, что, возможно, вся эта история с загородным имением – просто выдумка и ничего больше. Поэтому я еще раз вызвала по телефону такси. На этот раз шофер знал, куда ехать. Пробок почти не было, и нам удалось добраться до места всего за пятнадцать минут. И вот я снова колочу в дверь массивным медным молотком. Экономке мое появление совсем не понравилось.

– Я же вам уже говорила, их здесь нет.

– Я только хотела удостовериться…

Отодвинув ее, я устремилась в дом. Экономка с криком бросилась за мной. Я врывалась в одну комнату за другой, выкрикивая имя сына. Просторный дом, элегантные интерьеры в стиле минимализма, произведения искусства, шикарная модернистская мебель. Я рванула по ступенькам на второй этаж, сунула голову в громадную хозяйскую спальню, пробежала по коридору и замерла как вкопанная, увидев…

Детскую.

Не просто какую-то детскую. Точное повторение детской, которую мы оборудовали для Джека у себя дома. Те же обои на стенах. Те же кроватка, шкаф, комод. Тот же ночник, играющий колыбельную, когда его включаешь. Та же красочная подвесная игрушка над кроваткой. Все было так, будто комнату по волшебству перенесли из моего дома в этот. Только сейчас, глядя на это, я до конца осознала, насколько тщательно и насколько заранее все было спланировано.

Запыхавшись, подбежала взбешенная экономка:

– Уходите немедленно, а не то я вызову полицию.

– Я ухожу, – пробормотала я.

Таксист, как я и просила, ждал меня у дверей.

– Едем обратно в Патни.

Но на полпути я поняла, что выбежала из дому, не взяв наличных.

– Остановите у банкомата, пожалуйста, – попросила я.

Мы притормозили у банкомата нашего банка «Нат-Вест» в Вест-Хилле – наверное, на самом отвратном участке на пути в Южный Лондон. Я вставила в автомат свою карту, набрала пин-код и увидела сообщение:

«Этот счет закрыт. По всем вопросам обращайтесь в свое местное отделение банка».

Я тут же засунула карту еще раз, набрала пин-код и опять получила ответ:

«Этот счет закрыт. По всем вопросам обращайтесь в свое местное отделение банка».

Счет закрыт? Не мог же он…

Я дрожащими руками перебирала содержимое кошелька, пока не обнаружила карточку «Американ экспресс», где у нас с Тони был общий счет. Вставив карту в банкомат, я набрала пин-код… и прочла:

«Карта номер… недействительна».

Нет, нет, нет. Я заметила, что за мной обеспокоенно следит таксист. Проверила содержимое кошелька. Наличности при мне оказалось восемь фунтов сорок пенсов – а поездка туда и обратно стоила как минимум фунтов двадцать. Я проверила собственный счет, на который переводили мне зарплату из «Бостон пост». Со времени моего увольнения он не пополнялся и изрядно оскудел за последние несколько месяцев. Все деньги, полученные в качестве окончательного расчета, я перевела на наш совместный счет: так было удобнее оплачивать ипотеку и рассчитываться за ремонт и реконструкцию дома. И все же я надеялась, что на счету осталось хоть какая-то малость. Так что я вставила карту, ввела пин-код и запросила двести фунтов. На экране вспыхнула надпись:

«Недостаточно средств на счете».

Я запросила сто фунтов.

«Недостаточно средств на счете».

Запросила пятьдесят фунтов. В яблочко. Из щели выползли пять десятифунтовых купюр. Теперь моя наличность составляла пятьдесят восемь фунтов сорок пенсов.

После того как я расплатилась с таксистом, у меня осталось тридцать шесть фунтов сорок пенсов.

Вернувшись домой, я позвонила в банк. Служащий подтвердил, что наш с Тони совместный счет был закрыт два дня назад. То же – с нашей совместной кредитной картой «Виза». Правда, тут меня ждала приятная весть – непогашенный баланс, равный аж четырем тысячам восьмистам восьмидесяти двум фунтам тридцати одному пенсу, был полностью оплачен. Как мило с его стороны.

– Как насчет непогашенных остатков на общем счете? – спросила я. – Что сталось с ними?

– Там не было непогашенных долгов. Наоборот, имелся остаток две тысячи четыреста двадцать фунтов восемнадцать пенсов… но его сняли.

– Позвольте спросить, разве, когда закрывают совместный счет, не требуется письменного согласия обоих клиентов?

– Но счет всегда был на имя мистера Хоббса. Он только добавил вас десять месяцев назад в качестве временного пользователя.

Временный пользователь. Этим было сказано все.

Я все же еще раз попыталась найти в этом какую-то логику. Тони увольняется с работы. Детская Джека в точности воспроизведена в доме этой Декстер. Оба наши банковских счета закрыты, а долги на сумму около семь тысяч триста фунтов при этом выплачены.

Что за чертовщина здесь творится?

– А ты не понимаешь? – спросила Сэнди, когда я позвонила и привела ее в полный ужас своими новостями. – Он встретил какую-то богатую сучку. И судя по всему, постарался устроить все так, чтобы ты обязательно обо всем узнала. Я хочу сказать, он ведь мог бы назвать в суде ваш собственный адрес. Почему он этого не сделал?

– Не знаю.

– А я думаю, он хотел, чтобы ты сразу узнала, что у него теперь другая жизнь. В смысле, ты только представь, что бы было, смойся он потихоньку с Джеком, не оставив тебе адреса. Ты бы пустила по его следу полицию. А так… ты точно знаешь, что произошло…

– Но понять не могу, почему это произошло.

– Да на хрена тебе знать почему. Он забрал Джека. Тебе нужно его вернуть. Но первым делом тебе нужно найти адвоката.

– Я уже договорилась, жду звонка от одной.

– А платить чем собираешься?

– Помнишь, мама и папой оставили каждой из нас ценные бумаги?

– Я свои давным-давно обналичила и истратила.

– Ну вот, сейчас я собираюсь сделать то же. Сейчас они должны стоить около десяти тысяч долларов.

– А что, не так уж мало.

– Но если у меня не будет никаких доходов…

– Не забегай вперед. Сначала – адвокат. Это срочно.

– Правильно. – Я вдруг поняла, что страшно устала.

– Еще важнее – есть у тебя там друзья, хоть кто-то, кто мог бы тебе помочь?

– Конечно, – соврала я. – Я оставила кое-кому пару сообщений.

– Вот черт! – Голос у Сэнди задрожал. – О боже, Салли, все это ужасно.

– Да. Действительно ужасно.

– Ох, хотела бы я вскочить в самолет…

– Перестань, у тебя и без того забот хватает.

– Смотри, не натвори глупостей…

– Пока держусь.

– Ты меня пугаешь.

– А ты не пугайся.

Но честно говоря, я и сама себя пугала.

В три часа я перезвонила Вирджинии Рик и попала на ее автоответчик. Я оставила сообщение. Перезвонила ей в пять. На сей раз меня снова соединили с ее секретарем.

– Я же вам говорила, – ответила секретарша. – Она сегодня весь день в суде.

– У меня срочное дело. Действительно, очень срочное. И мне обязательно нужно…

Я замолчала, прикрыла трубку ладонью и расплакалась. Когда я наконец была в состоянии снова говорить, в трубке раздавались гудки.

Я снова позвонила туда. И услышала автоответчик.

– Мне необходимо как можно скорее связаться с мисс Рик.

Но до конца дня мне никто не позвонил. А также вечером. Не считая Сэнди, которая проверяла, как мои дела, сначала в шесть по лондонскому времени, а потом еще и в десять.

– Никаких новостей?

– Весь вечер сижу у телефона и жду звонка. А зачем жду, не понимаю.

– А ты больше не пробовала позвонить Тони?

– Каких-нибудь раз пять, не больше. Там включен автоответчик. Так что пытаться бесполезно. Он проверяет все звонки.

– А ты все равно пытаешься?

– А что мне еще остается?

– Тебе нужно лечь и заснуть.

– Вообще-то, хорошая идея.

Я приняла две таблетки снотворного и вечернюю порцию антидепрессантов. Около трех часов утра я вдруг проснулась, как от толчка. В доме было тихо, как в пещере. Я отправилась в пустую детскую. Мне слышался голос Эллен Картрайт – больничного психотерапевта, размеренно повторявший одно и то же: вы в этом не виноваты… вы в этом не виноваты…

Но я-то знала правду. Я сама была кузнецом своего несчастья. Мне некого было винить, кроме себя самой. А теперь…

Теперь мне отчаянно не хватало ее приветливого, ободряющего голоса. Поэтому, дождавшись восьми утра, я набрала личный номер, который дала мне Эллен «на крайний случай», именно так она тогда и выразилась. То, что сейчас происходило, было уж таким крайним случаем, что я решилась ее побеспокоить и надеялась, что она простит меня за столь ранний звонок.

Но поговорить с Эллен мне не удалось – я снова услышала автоответчик, который сообщил, что она в отпуске и вернется только через три недели.

Три недели. Не может же это длиться так долго.

Я согрела себе чай. Налила ванну. Но вдруг испугалась, что, если заберусь в нее, не услышу звонка, если Тони вдруг позвонит. Телефон в спальне был довольно далеко от ванной, он прозвонит раз семь, не меньше, пока я выскочу из воды и добегу до него…

Нет, так нельзя, я же не сумасшедшая – можно же найти удлинитель и поставить телефон поближе к ванной, правильно! – но в тот момент разумные и логичные вещи в голову просто не приходили. Я попала в беду, в такую беду, что и представить невозможно, и в голове крутился, как заезженная пластинка, один вопрос: что мне теперь делать!

И ответ был один и тот же: ничего… пока не позвонит адвокат.

Адвокат наконец объявилась в половине десятого. Она звонила с мобильника, с дороги, видимо сидя где-то в пробке. Говорила она резко, несколько надменно, со снобистскими аристократическими интонациями.

– Салли Гудчайлд? Это Джинни Рикс. Мне сообщили, что вы вчера звонили. Что-то срочное, как я понимаю?

– Да, мой муж исчез вместе с нашим сыном.

– Исчез? В самом деле?

– Ну, не бесследно, конечно. Пока я была за границей, он получил разрешение суда на проживание с сыном…

– Знаете, – перебила она, – наверное, лучше обсудить это при личной встрече. Если вас это устроит, мы можем встретиться в конце недели, скажем в пятницу, в четыре часа.

– Но это же через два дня.

– Боюсь, это лучшее, что я могу предложить. Многие пары хотят разводиться именно сейчас. Так что, согласны вы на пятницу?

– Конечно.

– Вы знаете, как нас найти?

И она дала мне адрес конторы на Чансери-Лейн[34]34
  Чансери-Аейн – улица в центре Лондона, где расположен ряд судебных учреждений и адвокатских контор.


[Закрыть].

Ближе к вечеру мне позвонила Маргарет, и я упомянула, что мне удалось договориться о встрече с адвокатом из «Лоуренс и Ламберт».

– Ну что ж, для начала уже что-то.

– Правда, она не может встретиться со мной в ближайшие два дня и вообще… не знаю… может, я сужу раньше времени, один телефонный разговор – не показатель, но она так высокомерно, так презрительно со мной говорила.

– Они все этим отличаются, – высказала свое мнение Маргарет.

– А Александр не знает тут еще хоть кого-нибудь?

– Я могу еще раз его спросить, но, пока я дозвонюсь ему, а потом опять тебе, это уже будет завтра, а к тому времени, как ты дозвонишься в фирму и договоришься о встрече…

– Все ясно, я тебя поняла.

– А у тебя там нет каких-нибудь друзей, кто бы мог порекомендовать адвоката?

И снова тот же вопрос: нет ли у тебя друзей в Кондоне? Развернутый ответ на него был таким: я приехала сюда беременной и была поглощена заботами о нашем доме. Потом я загремела в больницу с высоким давлением. А с тех пор… да, все шло не по самому благоприятному сценарию. Вот так и получилось, что мне в этом городишке не на кого опереться. А виновата в этом только я одна.

– Нет, я тут и не знаю толком почти никого.

– Ну, ты только не убивайся по этому поводу, – сказала она. – У меня было то же: прошел год с лишним, пока я с кем-то завязалась в Лондоне. Такое уж это место.

– Я так хочу увидеть Джека.

Хочу – не то слово. Я ощущала настоящую физическую боль.

– Я просто представить себе не могу…

– Даже не говори…

Следующие двое суток показались мне адом. Я пыталась хоть чем-нибудь себя занять. Как следует убралась в доме. Два раза. Позвонила в свой старый банк в Бостоне, попросила обналичить бумаги и перевести мне всю сумму. Антидепрессанты я принимала регулярно, как автомат, – и не раз задавала себе вопрос, как бы я все это выдержала без них. Наверное, уже впала бы в безумие. Но пока мне каким-то образом удавалось прожить день до вечера. Я даже позвонила секретарше Тони и извинилась за сцену в Уоппинге.

– Вам совершенно не за что просить прощения, – ответила Джудит Крэндолл. – Я вас так понимаю.

– А вы не можете мне объяснить, почему ушел Тони? Молчание. Затем:

– Салли… не подумайте, что я полностью на стороне Тони, просто… мне кажется, я не должна вмешиваться в ваши дела… это не мое дело.

– Но скажите, Тони рассказывал вам о моей… болезни?

– Да… он упоминал, что вам… нездоровится.

– Значит, о моих делах вы знали довольно много. А значит, наверняка вам было известно и о той женщине, с которой он от меня сбежал.

– Это… неудобно.

– Мне просто необходимо с ним поговорить. То, что он затеял, несправедливо и нечестно.

– Простите, Салли. Но я правда ничем не могу вам помочь.

Я позвонила заместителю Тони, Саймону Пинноку. Он также вилял – и, как мне показалось, чувствовал себя слегка униженным из-за того, что позволил вот так припереть себя к стенке этой настырной жене бывшего шефа.

– Я на самом деле понятия не имею, почему он сделал то, что сделал, – бормотал он, не в силах скрыть нервозности.

– Перестаньте, Саймон, – сказала я. – Думаю, вы знаете.

– Я вынужден извиниться перед вами, мне необходимо бежать, начинается совещание…

Я даже попробовала позвонить сестре Тони, с которой я не была знакома. Она давным-давно не общалась с братом – много лет назад у них вышла ссора, в причины и подробности которой он не вдавался. Я проявила изрядную настойчивость и после долгих поисков в Интернете раскопала ее номер в телефонном справочнике Восточного Сассекса, где она сейчас жила. Впрочем, она не выказала горячего желания со мной общаться.

– Мы с Тони много лет не разговаривали – с чего бы ему сейчас мне звонить? – ответила она на мой вопрос.

– Я просто попытала счастья.

– Давно вы с ним женаты?

– Около года.

– И он уже вас бросил? Шустрый малый, ничего не скажешь. Да только, скажу вам, меня это не удивляет. Поиграть да бросить – это как раз в его духе.

– Вы хотите сказать, что он проделывал такое и раньше?

– Все может быть.

– Это не ответ.

– А к чему мне вообще отвечать на ваши вопросы? Особенно раз вы выбрали такой тон для разговора со мной…

– Я не выбирала…

– Да уж выбрали. А я, между прочим, вас знать не знаю… и вообще…

– Пожалуйста, извините, если я обидела вас, я этого вовсе не хотела. А…

– Я не желаю больше с вами разговаривать.

И она положила трубку.

Я сжала виски обеими руками, поздравляя себя с очередной своей победой, торжеством такта и дипломатичности. Из-за врожденного, типично американского неумения говорить обиняками, из-за привычки называть вещи своими именами я раз за разом терпела здесь поражения. Неужели месяцы жизни здесь ничему меня не научили?

И я твердо решила, что завтра на встрече с Вирджинией Рикс буду вести себя идеально. На метро я добралась до Чансери-Лейн задолго до назначенного времени и слонялась целый час, дожидаясь половины четвертого.

Контора «Лоуренс и Ламберт» находилась в одном из одинаковых домов, плотным рядом выстроившихся вдоль улицы. Внутри здание было шикарно отделано. У дверей стоял охранник, который зарегистрировал меня и проверил, действительно ли мне назначено. Затем я направилась к лифту, поднялась на третий этаж и оказалась в симпатичной, современной приемной, со сверкающей хромированной мебелью и стопкой свежих газет на журнальном столике. Пока секретарша вызывала по телефону Вирджинию Рикс, я села и стала просматривать прессу, старательно избегая «Кроникл».

Спустя пять минут в приемную вошла девица. Лет двадцати с небольшим. Блондинка. Пышная шевелюра. Одета небрежно.

– Вы Салли? – спросила она. – Я Труди. Мы вчера говорили. Как вы?

– Хорошо, спасибо.

– Отлично. Слушайте, тут такое дело, Джинни все еще занята в суде. Может, перенесем все на понедельник?

– Мне абсолютно необходимо повидаться с ней именно сегодня.

– Ясно. Тогда я вас обрадую: она приедет из суда примерно через час. Так что…

Час я убивала, роясь на полках книжного магазина на Флит-стрит, потом, ежась от холода, посидела на открытой веранде «Линкольне Инн». Я запила кофе очередную порцию антидепрессантов и задумалась о том, что есть в маленьких городских площадях вроде этой что-то странно успокаивающее – они создают ощущение укромности и безопасности.

Вирджиния Рикс оказалось молодой особой под тридцать. Как я и ожидала, это была блондинка, со слегка лошадиным лицом, но холеная и безукоризненно элегантная – явно из тех женщин, что утром не менее часа проводят перед зеркалом, прежде чем явить миру свой лик. Но мне сразу бросилось в глаза не это, а ее характерная небрежно-высокомерная манера держаться. Мне подумалось, что эту манеру она, наверное, с младых ногтей переняла у родителей – каких-нибудь высокопоставленных, возможно, публичных людей, умело скрывавших любые сомнения под маской уверенности и снисходительности. «Положение обязывает», – было написано у нее на лице.

– Джинни Рикс, – представилась она, ворвавшись в комнату для переговоров, где меня посадили ее дожидаться, и сунула мне руку. Было уже почти пять часов. Устраиваясь в кресле напротив, она говорила без умолку: – Мне так неловко, что заставила вас ждать. Чудовищный денек был в суде. Вы ведь Салли, правильно?

Труди предложила вам чаю, надеюсь? Надеюсь, она вас не шокировала, наша Труди. Немного простовата на вкус некоторых наших клиентов, зато прекрасно ладит со всеми этими женами футболистов, чьи интересы мы все время представляем. С ней они сразу находят общий язык, даже не знаю почему. Итак, теперь я полностью в вашем распоряжении… правда, нам надо уложиться в полчаса. Вечер пятницы, заторы на дорогах чудовищные. Еду в Сассекс Даунс – знаете, где это? Такие красивые холмы, очень романтичное место, идеально для уик-энда, если вы… – Но она не договорила. – О боже, – хихикнув, сказала она про себя. – Что это на меня нашло? Простите, пожалуйста. Итак, давайте наконец перейдем к делу. Напомните, кто вам нас рекомендовал?…

– Александр Кэмпбелл.

– Извините, никогда о нем не слышала.

– Он три года возглавлял лондонское отделение компании «Салливан и Кромвел».

– А с нашей фирмой у него были общие дела?

– Нет, он только сказал мне… Передал через свою жену, что вы – лучшие в городе адвокаты по бракоразводным делам.

– И это правда, – заметила она. – Судя по предисловию, вы собираетесь разводиться?

– Не совсем так.

И я поспешила поведать ей свою историю, вплоть до получения ошеломившего меня судебного документа. Джинни Рикс пожелала его увидеть. Я протянула ей бумагу, и она просмотрела ее по диагонали.

– Ваш супруг и его адвокат, очевидно, сумели убедить судью, что вы негодная мать, потому он и выдал это временное разрешение. Это приводит нас к неприятному, но неизбежному вопросу: на ваш собственный взгляд, действительно ли вы были негодной матерью?

Я беспокойно пошевелилась в кресле, понимая, что сейчас Джинни Рикс весьма внимательно меня изучает.

– Не знаю, – ответила я наконец.

– Хорошо, ответьте мне на такой вопрос: вы когда-нибудь применяли физическое насилие к своему ребенку? Сильно трясли его, когда он плакал, бросали через всю комнату… что-то подобное?

– Нет. Я пару раз раздражалась…

– В этом нет ничего из ряда выходящего. Все родители раздражаются на детей и ругают их. Но слова – дешевка, как любите говорить вы, американцы. – Вот не думала, что мы любим так говорить. – Поскольку вы не причиняли своему ребенку физического вреда, позиция у нас достаточно сильная. А во время вашего пребывания в больнице Св. Мартина… вас ведь держали там не на принудительном лечении, так?

– Верно, я находилась там добровольно.

– Тогда не вижу проблем. Послеродовая депрессия в наше время – обычное дело. Разумеется, мы детально ознакомимся с обвинениями, выдвигаемыми против вас, но мне представляется, что вашему мужу особо надеяться не на что.

– Тогда как ему удалось добиться этого судебного решения?

– Вы были за границей, и его юристы воспользовались этим, чтобы сфабриковать против вас дело. Они представили все так, будто вы представляете опасность для ребенка… ой, а кто у вас, кстати, мальчик или девочка?

– Его зовут Джек.

– Возможно, они постарались, чтобы дело попало к судье, который решает подобные вопросы не в пользу женщин, – а поскольку вы на слушании отсутствовали, он услышал все только в их изложении…

– Но как он мог принять такое решение, не выслушав и другую сторону?

– Если стоял вопрос о безопасности ребенка – вполне мог.

– А значит ли это, что в настоящий момент я не имею права видеть Джека?

– Боюсь, что так. Но есть и хорошая сторона: данное решение ex parte может быть отменено во время следующего слушания, которое назначено… через десять дней. Значит, у нас есть как минимум пять рабочих дней, не считая двух уик-эндов, чтобы поработать и как следует подготовиться.

– Этого времени достаточно?

– Должны уложиться.

– А не могли бы вы еще попытаться узнать, кто такая эта Декстер?

– Ах да, эта femme fatale[35]35
  Femme fatale (франц.) – роковая женщина.


[Закрыть]… — Она снова хихикнула. – Извините – неудачная шутка. Отвечая на ваш вопрос – да, думаю, это не составит большого труда. А теперь буквально пару слов о наших расценках. Мой гонорар двести фунтов в час, я немедленно подключу помощницу, она стоит примерно пятьдесят фунтов в час. Плюс нужно будет познакомить барристера[36]36
  Барристер (брит.) – юрист, имеющий право выступать в высших судах. Адвокат (солиситор) готовит дело, но сам представлять его на суде не может – это дело барристера.


[Закрыть] с материалами дела… хотя он и потребуется только на само слушание… В общем, для начала, скажем, задаток, или предварительный гонорар, составит две с половиной тысячи фунтов…

Я готовилась к этому разговору, но сумма, которую она назвала, повергла меня в шок.

– Это для вас проблема? – Моя реакция от нее не укрылась.

– Нет, у меня есть деньги, но…

Я рассказала о банковских счетах, закрытых мужем, и о том, что узнала от служащего «Нат-Вест».

– Но вы, вероятно, и не настаивали на полноценном совместном счете… – заметила она, небрежно пожав плечами.