Текст книги "Протеже"

И когда быстрый танец сменился медленным, Диана в состоянии полуяви-полугрез позволила Люку заключить себя в объятия, отчего ей стало совсем хорошо. Казалось совершенно естественным танцевать вот так, пряча лицо у него на плече, опираясь на его сильные руки и прижимаясь к нему всем телом.

Она танцевала так впервые в жизни, и, когда Люк поцеловал Диану, ее губы послушно раскрылись.

Поцелуй был кратким: оркестр снова сменил ритм, и Люк разжал объятия. Теперь он танцевал так, будто никакого поцелуя и не было.

Но его улыбка стала иной, и Диане казалось, будто глаза Люка сияли ярче, чем огоньки цветомузыки.

Она двигалась легко, раскованно, безотчетно улавливая такт. Музыка становилась все неистовее, и все неистовее билось ее сердце. Толпа прибывала, оркестр играл все громче… И вдруг они отдалились от танцующих.

– Может, хватит? – спросил Люк.

Нет… Да… Господи, Диана была уже не в состоянии думать! Ее тело словно перехватили в полете, оно томилось от неудовлетворенности, от каких-то непонятных чувств, требовало чего-то большего…

Люк вывел Диану на улицу, усадил в лимузин, расположился рядом и так взглянул на нее, что по ее жилам побежал жидкий огонь.

Вот сейчас, сейчас он обнимет ее. Будет целовать и ласкать, будет…

– Я люблю тебя, Диана, – прошептал Люк. – И хочу, чтобы ты полюбила меня.

Вместо ответа она повернулась к нему и обвила его шею. Люк напряженно молчал, и Диана приникла к его губам. Он ответил на поцелуй.

Так Диану еще никто не целовал. Зажмурившись, она упивалась его губами, языком, горячим, страстным ртом. По телу прокатилась волна жаркой истомы, и ей хотелось еще большей близости, хотелось слиться с ним воедино…

Задыхаясь, они наконец оторвались друг от друга, и Люк спросил:

– Ты любишь меня?

– Да!

Люк мягко отстранился, постучал в стекло и что-то сказал водителю.

Диана не расслышала ни слова: ей было не до того. Она не желала ни о чем думать – важны были только чувства, и сейчас желание снедало ее. Еще ни разу в жизни она не хотела мужчину так неистово.

Его руки пробрались к ней под пальто, ласково гладили ее по животу, по бедрам и снова по животу.

Застонав от наслаждения, Диана снова припала к губам Люка, ласкала его волосы, лицо, шею, плечи. От одного запаха Люка у Дианы шла кругом голова.

– Люк, о Люк! – шептала она, тая от его ласк. Он словно нечаянно коснулся ее груди, но тут же снова стал гладить по животу, возбуждая сверх всякой меры.

Внезапно Люк отстранился.

– Мы приехали.

Диана вышла из машины и остолбенела. Лимузин остановился вовсе не перед ее домом – это здание напоминало отель.

Впрочем, не все ли равно? Она послушно приникла к Люку, позволяя ввести себя внутрь. Мгновение – и они оказались в лифте, еще мгновение – в какой-то сумрачной комнате с огромной кроватью посередине и с расставленными повсюду букетами алых роз.

Диана позволила своему пальто соскользнуть на пол и увидела, как Люк бросил на кресло свой смокинг. Вот он повернулся и замер в немом ожидании.

А ей вдруг стало страшно. Она замерла, растерянно глядя на него. Перед ней стоял красавец мужчина, высокий и стройный, с выгоревшими на солнце волосами, с притягательным взглядом серо-стальных глаз и выразительным, чувственным ртом, медленно раздвигавшимся в лукавой улыбке. Он словно шептал ей: «Ну же, возьми меня, я весь твой!»

А чей же еще? Она нашла его, отшлифовала и теперь хотела его. О Господи, как же она его хотела!

Не сразу, но Диана все же убедила себя поддаться порыву и двинулась к Люку. Его лукавая улыбка сменилась дерзкой: «Ну, иди сюда и возьми меня, если посмеешь!»

Но стоило ей протянуть руки, он отшатнулся.

– Что с тобой?

– Я хочу, чтобы ты любила меня, Диана!

– Это так, – прошептала она. – О Боже, конечно, это так!

– Скажи это громко, – попросил Люк, и на его лице отразились желание и страх.

– Я люблю тебя, Люк. – Диана поверила этим словам, как только они сорвались с ее губ. Как же еще назвать эту неистовую потребность слиться воедино с кем-то другим? Испытать с ним наивысшую близость, возможную между двумя людьми? Позабыть о себе, раствориться в теле своего возлюбленного?..

Его восторженная улыбка почти ослепила Диану.

– Покажи мне это! – прошептал он.

И она наконец-то обняла Люка, прижала к себе что было сил, заставила нагнуться, дотянулась до его губ и снова приникла к горячему, страстному рту. Нетерпеливо неловкими, дрожащими пальцами Диана расстегнула его сорочку.

– Целуй меня, Люк, – шептала она, – целуй меня всю! – И с восторгом почувствовала его губы у себя на губах, на лице, на шее, на ухе. Она задрожала всем телом, когда его язык стал щекотать розовую чуткую раковинку.

Диана взяла его руки и положила на свои груди, возбужденно застонав от их прикосновения.

– Ах, еще, еще! – От ласк Люка она трепетала, и прижималась к нему все сильнее, и гладила его по спине, спускаясь все ниже, к бедрам, пока под ее ладонями не запульсировала твердая плоть.

– Мое платье, – шепнула Диана, расстегивая его ремень.

Он развязал атласный поясок, снял с нее платье, нижнюю сорочку и покрыл жгучими, жадными поцелуями грудь и живот.

Не в силах больше сдерживаться, Диана сорвала бюстгальтер и томно застонала, когда его губы сомкнулись на затвердевшем соске. Она подтолкнула его руки вниз, побуждая снять с нее трусы. Люк провел самыми кончиками пальцев у нее между бедер и осторожно поднялся выше.

Диана послушно раздвинула ноги, давно увлажнившись от возбуждения, и задрожала, подчиняясь умелым ласкам Люка.

Ноги почему-то стали ватными, и Диана обвисла на Люке, а он подхватил ее на руки и понес к кровати, поражая своей удивительной силой.

– Позволь мне, – хрипло взмолилась она, сидя на краю постели и расстегивая на нем брюки. Диана ахнула, увидев, как встопорщились просторные трусы, сняла их и начала ласкать его сама, упиваясь тем, что Люк задыхается от экстаза.

Диана готова была отдаться ему сию же минуту, но он осторожно отстранился и снова попросил:

– Скажи, что любишь меня, Диана. Мне так нужно это услышать!

– Я люблю тебя. Я люблю тебя, милый, – бормотала она, привлекая его к себе.

Диана легла на спину, раздвинула ноги и притянула голову Люка сначала к своим грудям, потом к животу, а после к самому паху.

О, это было не сравнимо ни с чем – и его язык, и его губы… Сквозь туман страсти Диана осознавала свою власть над ним, наслаждаясь его частым, возбужденным дыханием. Вдруг он испуганно отстранился, не позволив ей снова взять в руку его напряженную плоть.

Диана взмолилась, выгибаясь всем телом:

– Люк, скорее, прошу тебя! Я люблю тебя. Ради Бога, не тяни!

Тогда он положил ладони ей на ягодицы, немного приподнял и осторожно вошел в нее.

– Люк! – вырвалось у нее. Потому что впервые в жизни от близости с мужчиной Диана испытала такой ошеломляющий восторг, впервые чувствовала безраздельное соединение тела и души. – Люк, Люк, Люк! – выкрикивала она, сотрясаясь от судорог жгучей, неистовой, почти болезненной страсти. – Я люблю тебя! – воскликнула она, приникнув к нему всем телом и прислушиваясь к тому, как он бьется и пульсирует в ее лоне.

Диану околдовали нависшее над ней могучее тело, рассеянный, словно одичавший, взгляд и хищный, напряженный оскал.

Его рывки становились все чаще, и, возбуждаясь вместе с Люком, Диана испытала новый взрыв экстаза в ту секунду, когда он наконец с хриплым стоном излил в нее семя.

– О Боже! – выдохнул Люк.

Диана обхватила его руками и ногами, не желая отпускать от себя. Она хотела навсегда остаться с ним единой плотью.

На какое-то время они замерли, держа друг друга в объятиях, и вдруг Диана почувствовала, как в глубине ее лона толкается ожившее копье. Нет, конечно, он не сможет снова вот так сразу…

Однако Люк смог, и Диане показалось невероятно прекрасным его лицо, озаренное новой вспышкой страсти.

– Я люблю тебя! – воскликнул он, содрогаясь в разрядке. – Диана, я люблю тебя!

– И я люблю тебя, мой милый, мой Люк. О Господи! – И это было чистой правдой. Она действительно любила его. Разве можно не любить Люка?

Наконец оба затихли, задыхаясь и обливаясь потом, но не разжимая объятий.

– Не верится, что это было со мной, – призналась Диана. – Я никогда ничего подобного не ощущала. Видишь ли, я всегда ужасно долго возбуждалась, а потом все кончалось слишком быстро.

– Значит, у меня есть повод гордиться собой. – Люк с улыбкой чмокнул ее в щеку. – Я все время мечтал об этой ночи, Диана. С той самой минуты, когда впервые увидал тебя, мне стало ясно, что так произойдет.

– Но как ты догадался? Я ведь не заигрывала с тобой! Честное слово, я думала только о твоем таланте. Я даже в мыслях не допускала, что мы станем любовниками.

– Тебе было незачем думать об этом. А вот я разглядел сразу, какая ты сексуальная. Уверен, ты запугала множество парней, которым не хватило духу поверить, что они с тобой справятся.

Пораженная, Диана уставилась на него.

– Да, пожалуй, ты прав! Я все гадала, почему так происходит, и ничего не могла понять.

Он только улыбнулся и снова начал ласкать ее.

– Люк. – Диана приподнялась и огляделась. – А где это мы?

– В райских кущах, по-моему, – ухмыльнулся Люк.

Диана лукаво нахмурилась.

– Я хотела спросить, что это за отель?

– «Виста». Центр международной торговли. Познакомившись с тобой во Вьюпойнте, я сразу решил, что мы займемся любовью в отеле «Виста».

– Но с чего ты взял, что сумеешь привести меня сюда именно сегодня?

– Я не переставал надеяться на удачу. И не упустил свой шанс.

Улыбнувшись и крепко поцеловав его, Диана снова улеглась.

– Я очень этому рада. Знаешь, Люк, ты не так прост, и чутье тебя никогда не подводит. Ты далеко пойдешь.

– Так точно, мэм, – просиял он. Через минуту оба крепко спали.

Диана проснулась первая через несколько часов. Приподнявшись на локте, она залюбовалась великолепным телом Люка. В эту минуту Диана поняла, отчего древние греки воспевали обнаженное мужское тело.

Люк был идеально сложен – от гордо посаженной головы до узких, породистых ступней. Он выглядел потрясающе даже сейчас, когда небрежно раскинулся во сне.

Теперь Диана совсем протрезвела, но все еще не остыла от испытанного недавно экстаза и молча удивлялась себе и тому, какой неожиданный оборот принял прошедший вечер.

Диану тронула любовь Люка и его искреннее, горячее желание завоевать ее любовь. Теперь стало ясно, отчего он пренебрежительно относился к попыткам других женщин строить ему глазки. Он брал не то, что мог получить, а то, чего хотел. А хотел он только ее, Диану. И что еще поразительнее – Люк дал ей то, в чем она нуждалась больше всего. При этом его не волновала техника. Он вовсе не старался доказать свою состоятельность.

Диана с грустной улыбкой вспомнила, что тщетно пыталась добиться этого от других мужчин – таких самоуверенных и опытных, больших знатоков «Камасутры» и сексуальных игр, любителей манипулировать всякими приспособлениями вроде электровибраторов, не говоря уже об обязательных просмотрах порнофильмов, казавшихся ей в лучшем случае забавными, но ничуть не возбуждающими. Все мужчины, ложившиеся с Дианой в постель, думали только о том, как бы поразить ее своим опытом. И никто из них не попытался добиться ее любви.

Впервые деликатность Люка раскрылась перед Дианой в полной мере. Он вовсе не хотел быть послушной игрушкой в постели какой-нибудь бабы, положившей глаз на его красивое лицо и крепкие мышцы. Нет, Люк желал, чтобы Диана полюбила его, сумевшего столькому выучиться и дорасти до нее.

На ее глаза внезапно навернулись слезы радости. Она наклонилась и осторожно поцеловала Люка. Диана действительно успела его полюбить. Она любила непосредственность Люка, его искренний восторг и благородство.

Вряд ли он часто говорил женщинам то, что сказал вчера ей. А уж Диана и подавно слышала такое впервые. И это наполняло ее радостью.

Не сдержавшись, она стала целовать его в плечо, спустилась на грудь, на живот и дальше, все ниже, с лукавой улыбкой следя, как оживает и шевелится его копье, хотя сам Люк еще не проснулся.

Тогда Диана взяла его в рот, ласкала губами и языком, пока оно не затвердело.

И они снова с восторгом занимались любовью.

Всю субботу они не выходили из гостиницы и заказывали еду прямо в номер.

А в воскресенье утром, когда они вернулись домой, Люк перенес свои вещи в спальню Дианы.

Глава 10

Гвен Ван Рик сидела дома за пишущей машинкой и трудилась над вставками для «Ночью и днем». Проработав основную сюжетную линию, соединить воедино отдельные эпизоды почти ничего не стоило. Однако за последние два месяца она вымоталась настолько, что едва справлялась и с этим. Вот, пожалуйста – уже пятница, а Гвен до сих пор не закончила то, что должна была сделать за неделю.

Она начала печатать второй акт, думая в основном о разбивке сцен и авторских ремарках. Диалоги, придуманные Линдой, одной из сотрудничавших с ней авторов, были хороши и без правки.

«Дина подслушала, как Морт обсуждал с Принцем слияние капиталов, возможное при условии…»

Резкий телефонный звонок помешал Гвен сосредоточиться.

Конечно, это Перри звонит ей из Бостона клянчить деньги. Когда же он перестанет ее доить?

Слушая сына, Гвен закурила сигарету. Перри собрался отдыхать в палаточном лагере со своим соседом по комнате и убеждал мать, что они здорово сэкономят, поскольку будут сами готовить еду.

– Да, хорошо. Я пошлю тебе чек. Не могу сейчас говорить. Нет, милый, не сержусь и с удовольствием обо всем послушаю. Только давай потолкуем об этом завтра вечером.

Закончив четвертый акт, Гвен встала из-за стола, с наслаждением потянулась и, выйдя на террасу, занялась бегом на месте, затем сделала несколько упражнений.

Гвен все еще была подвижной и подтянутой, несмотря на свои сорок четыре. Господи, и как только она успела прожить такую уйму лет? Перри подарил ей на последний день рождения электронные часы. Только двадцатилетний мальчишка может вообразить, будто часы – это «самый отпад». Еще бы, для него каждая минута – это новое приключение, а не шестьдесят беспощадных секунд, приближающих тебя к старости и одиночеству.

Резкий западный ветер донес со стороны Нью-Джерси какой-то отвратительный химический запах. Да, она может похвастаться отличным видом из своей квартиры, но не воздухом. С высоты восемнадцатого этажа огромного дома на Одиннадцатой улице был виден Вашингтон-сквер-парк. Если прищуриться, можно разглядеть катавшуюся вокруг фонтана детвору.

Гвен неприязненно покосилась на часы: неугомонная стрелка перескочила с часа тридцати девяти на час сорок – оказывается, она совсем забыла про ленч. Ну что ж, зато добралась до пятого акта. Еще полстраницы текста через интервал – и дело в шляпе.

После яркого солнца на террасе в библиотеке было сумрачно, но это приятно успокаивало нервы. Гвен держала шторы закрытыми: сочинять «Ночью и днем» куда легче, если не знаешь, что творится снаружи.

Повязав волосы надо лбом и застегнув теплую куртку, Гвен вышла на улицу. Пробегая трусцой на запад по Одиннадцатой улице и поворачивая вверх по Пятой авеню, она только теперь сообразила, что не покидала дом со среды. Последнее время Гвен чувствовала себя так худо, что не находила сил снять халат и переодеться – да, собственно говоря, и зачем? «Таймс» исправно приносил почтальон, а еду Гвен заказывала в ресторане Кристеда. Ее секретарь забирала рукопись со сделанными вставками, перепечатывала начисто и потом возвращала Гвен.

При такой глубокой депрессии Гвен с благодарностью соглашалась появляться каждую неделю в салоне красоты у Жоржетты Клингер – иначе она вообще не заставляла бы себя выбраться из дому. Наверное, именно такое состояние и было у Обломова, героя какой-то русской книжки. Он считал главной трудностью в жизни необходимость каждое утро вставать с постели. Может, когда-то напишут роман и про нее, Ван Рик, которая так и не придумала, для чего выходить из своей квартиры.

Гвен пыхтела как паровоз, обежав вокруг квартала всего два раза. Ноги онемели и не слушались ее. Даже бег трусцой стал слишком большой нагрузкой. Она отлично понимала, что надо бросить курить, но ее ужасала перспектива пополнеть не меньше чем на двадцать фунтов.

Дома Гвен приняла душ и надела мягкие, как шелк, темно-пурпурные слаксы и яркий пестрый свитер ручной вязки. С недовольной гримасой разглядывая себя в зеркале, она снова подумала, что уродилась с постной монашеской физиономией. Прямые редкие каштановые волосы, карие глаза, острый длинный нос, тонкие губы и бледная, неживая кожа, на которой с возрастом появлялось все больше морщин.

Недотрога с витрины. Когда-то Бобби утверждал, что именно это заставило его обратить на Гвен внимание. И она поверила ему в двадцать лет, но уже в двадцать два сообразила, что Бобби женился на ней из-за денег. И крупно промахнулся, хотя узнал об этом слишком поздно. От состояния легендарных Ван Риков, основавших в Нью-Йорке в 1670 году целую финансово-промышленную империю, остались более чем жалкие крохи. Как это ни печально, но слишком многие Ван Рики вступали в брак с людьми, желавшими наложить лапу на чужие деньги и спускавшими их на ветер в рискованных спекуляциях или азартных играх.

В молодости Гвен действительно была недотрогой, но за тринадцать лет совместной жизни с Бобби многое изменилось.

Она внимательно разглядывала себя в большом зеркале. Рост пять футов пять дюймов, вес сто пятьдесят фунтов. Ровно столько же Гвен весила и в двадцать лет, но теперь вместо упругого тела появилась общая дряблость – результат многолетней сидячей работы. Хуже того, в последние несколько месяцев ей просто не для кого было выглядеть красивой.

Постоянно ухаживая за своим лицом, Гвен никогда не отваживалась появляться на улице без макияжа. В таком случае она чувствовала бы себя голой. Зато даже самый легкий макияж помогал создать видимость длинных пушистых ресниц, по-восточному приподнятых скул, золотистой гладкой кожи и полных чувственных губ. Вот только с жидкими волосами ничего не удавалось поделать, и приходилось пользоваться пепельно-серой фетровой шляпой.

Когда Гвен появилась в салоне Жоржетты Клингер, секретарь-распорядитель горячо спорила о чем-то с незнакомой молодой особой.

– Извините, но вы же заказали сеанс на понедельник, а не на сегодня!

– Не может быть! Я знаю, что мне назначено на сегодня! – Незадачливая посетительница расстроилась не на шутку. – О понедельнике и речи не шло! Ведь я весь день должна провести на службе! И поэтому заказала сеанс на сегодня…

Тут секретарша заметила Гвен.

– Добрый день, миссис Ван Рик! Проходите, вас ждут.

– Ох ты! – Незнакомка обернулась и уставилась на Гвен. Ее губы расползлись в лукавой, игривой улыбке.

Гвен, слегка растерявшись, улыбнулась в ответ и окинула взглядом пышную рыжую шевелюру и широко распахнутые, по-детски чистые, доверчивые светло-карие глаза с голубыми (или зелеными) крапинками.

– Простите, но неужели вы та самая Гвен Ван Рик? То есть это ведь довольно редкая фамилия. А я просто без ума от «Ночью и днем»! Не пропустила ни одной серии!

Вздрогнув от неясного предчувствия, Гвен величественно кивнула:

– Если уж на то пошло, то я и есть Гвен Ван Рик. Но все же удивительно, как быстро вы меня узнали.

– Ох, это было просто! О вас говорили в «Обзоре мыльных опер».

Юная особа, назвавшаяся Ники де Поль, заинтересовала Гвен настолько, что она попросила секретаршу перенести ее сеанс.

– Ох, тысяча благодарностей, это так мило с вашей стороны! – щебетала Ники по пути в раздевалку. – Понимаете, это тетя решила сделать мне подарок и заплатила за сеанс. Прием у косметолога, массаж, консультация и все такое!

По мнению Гвен, девица и так могла считать себя совершенством. Ее волосы поражали пышностью и здоровым блеском, гладкая кожа была, что называется, «кровь с молоком», и даже мелкие редкие веснушки ничуть не портили милый вздернутый носик.

Примерно того же роста, как Гвен, Ники выглядела подтянутой и стройной: ладную фигурку мягко облегали ярко-синяя юбка и бледно-голубая шелковая блузка. Как и многие другие молодые особы, она не носила бюстгальтера.

– Моя тетушка помешана на всякой профилактике, – доверительно сообщила Ники.

Гвен смущенно потупилась.

– Ваша тетушка мудрая женщина, и через много лет вы вспомните о ней с благодарностью. – Она отметила, что Ники нужен маникюр и педикюр, как и ей самой, значит, представится возможность провести вместе какое-то время. Такой шанс не стоило упускать.

Удивительно, что самый ничтожный проблеск надежды способен улучшить настроение и даже физическое состояние человека! Куда подевались утренняя тоска, безнадежность и страх перед надвигающейся старостью? Гвен чувствовала себя бодрой, энергичной и едва сдерживала радостное нетерпение. Не то чтобы Ники уже успела проявить свои необычные сексуальные наклонности, но уж слишком игривые у нее были глаза. Кроме того, она бросила пару двусмысленных фраз типа: «Вы меня так привлекаете, я сама не знаю почему!»

Гвен восприняла это как вызов. Она ни за что не упустит эту девицу! Гвен давно свято верила в то, что каждый человек по природе своей бисексуален, и только социальные и моральные табу не позволяют нам наслаждаться жизнью в полной мере.

Разве сама Гвен не пыталась долгие годы отрицать свою бисексуальность?

Впрочем, если она и ошиблась насчет вкусов юной особы, все равно вечер предстоит интересный. А потом, лежа одна у себя в спальне, она будет усыплять себя фантазиями о стройной рыжей красотке с пухлыми алыми губками…

Непринужденно болтая за маникюром, Ники успела сообщить, что из-за своей слабости к мыльным операм разорилась на видеомагнитофон. Теперь, не отвлекаясь от работы, она не пропускает ни одной серии любимых шоу. О своей службе Ники отзывалась с неприязнью и раздражением, и Гвен решила, что она работает программистом.

А Ники осторожно перевела разговор на саму Гвен:

– У вас, наверное, уже взрослые дети? Просто не верится! Ха, теперь я понимаю, о чем мне твердила тетя Сью! Ну, в общем, если бы я смотрелась так же отпадно, как вы, когда стану постарше, – вот это был бы класс!

– Ну, вам еще долго не придется беспокоиться об этом, – снисходительно заверила ее Гвен и осторожно спросила: – Полагаю, у вас сегодня с кем-то свидание?

– А вот и нет! У меня нет постоянного парня. – Ники заметно помрачнела. – Честно говоря, мне тошно смотреть на мужиков. Я уже и не надеюсь встретить кого-нибудь стоящего!

Гвен все труднее было оставаться невозмутимой.

– Ну что ж, если вы свободны, могу ли я пригласить вас выпить? Правда, у меня не так много времени, я загружена работой, но…

– Ух ты, вот здорово! – выпалила Ники. – Я бы с удовольствием послушала про вашу работу. Ну, в смысле как вам удается из ничего сделать такое классное шоу! Я каждый раз так скучаю в выходные, не могу дождаться понедельника и повой серии! Может, намекнете, что будет дальше… – Юное смазливое личико Ники просияло.

Гвен очень хотелось бы расцеловать эти пухлые детские губки. А в огромных доверчивых глазах Ники так и скакали бесенята.

Гвен улыбнулась: кажется, девочка сама шла к ней на крючок!

Ники действительно оказалась настоящей милашкой. Она так искренне восторгалась обстановкой в баре, куда Гвен привела ее выпить. И при этом вовсе не была слащавой дурой. Ники явно окончила колледж и была начитанна. Она намекнула Гвен, что интересуется сценой, но никогда не пыталась всерьез стать актрисой.

А в выпивке Ники превзошла все ожидания. Она единым махом опрокинула две порции водки с мартини и ничуть не опьянела, тогда как Гвен «поплыла» после первого же бокала вина. Конечно, ее опьянило возбуждение. Она с восторгом пожирала глазами Ники, которая кокетничала напропалую, чтобы выудить у новой знакомой сюжет следующей серии «Ночью и днем». Гвен, отвечая на заигрывания, делала все более прозрачные намеки.

– Ох, – вдруг всполошилась Ники, посмотрев на часы, – уже так поздно! Не хочу отрывать вас от работы!

– Ну, есть-то мне все равно надо! – Гвен вспомнила, что пропустила ленч. – Как вы относитесь к испанской кухне? В Вест-Виллидже есть очень уютное местечко…

Ники обожала испанскую кухню. И без умолку трещала в такси, доверчиво рассказывая Гвен о себе. Отец давно умер, а мать живет на Лонг-Айленде, в Хантингтоне, с двумя младшими сестрами девятнадцати и шестнадцати лет. Нет, Ники редко видится с родными: у них нет почти ничего общего. Мать хорошо обеспечена и не нуждается в деньгах. А Ники покинула семью, как только окончила колледж, поскольку считала, что может жить только в Манхэттене.

Она с такой неохотой рассказывала о своей службе где-то на Восточных Двадцатых улицах, что Гвен не стала выяснять подробности. Судя по всему, жизнь у бедняжки так и не сложилась, вот почему девочка так отчаянно ищет убежища в надуманных интригах и мишуре мыльных опер. Плохо, очень плохо. Господи, имей Гвен хоть десятую часть ее внешних данных и будь ей сейчас двадцать лет… Ну что ж, в мире всегда царит несправедливость. И Ники просто нуждается в капельке внимания и возможности самоутвердиться. Вероятно, причитавшаяся ей доля внимания и любви целиком досталась младшим сестрам.

Гвен давно стала завсегдатаем в «Эль Фаро», и их тут же проводили за столик в самом уютном уголке. Хорошо, что в зале приглушенный свет – это поможет выглядеть более привлекательно. Ники так легко привести в восторг. Да, Гвен имеет кое-какие связи в театре – драматурги, режиссеры, артисты, – и если Ники интересуется искусством…

Ники просияла от восторга – да, да, она готова познакомиться с друзьями Гвен и с благодарностью примет любую помощь, любой совет!

– Ну а теперь, – охрипшим от возбуждения голосом заметила Гвен, выпуская облако дыма, – я бы предпочла покинуть это место.

Действительно, в ресторане стало людно и шумно, множество посетителей толпилось возле бара. Она предложила подвезти Ники на такси.

– Замечательно! – отвечала та, как-то угаснув. Неужели ей правда не хочется прощаться?

Гвен пришлось снова закурить, чтобы не выдать снедавшее ее нетерпение. Богатый опыт убедил ее, что излишняя поспешность может спугнуть рыбку и та моментально сорвется с крючка. Гвен слишком хорошо знала, как это бывает. Брезгливая гримаса, праведный гнев и вопли о том, что она не давала повода считать ее «такого рода особой». Весь вечер Гвен держала себя в узде и не позволила себе ни разу прикоснуться к Ники, дружески похлопать по руке или погладить по плечу – ничего такого. Вот и теперь она отодвинулась подальше на заднем сиденье. Привыкнув к царившей в салоне полутьме, Гвен разглядела ручки Ники, аккуратно сложенные на коленях, такие нежные, мягкие, совсем без вен… Наверное, у нее пальчики как конфетки, и кожа такая свежая…

Она невольно вздрогнула и затушила сигарету.

– Вы не замерзли? – искоса взглянула на нее Ники. – На улице так сыро, а вы в легком плаще. А я никогда не зябну. – И она на миг накрыла ее руку своей горячей ладошкой.

От неожиданности Гвен охнула, но тут же рассмеялась и, сидя совершенно неподвижно, пробормотала непослушными губами:

– И правда!

– Послушайте, давайте выйдем вместе возле вашего дома, – вдруг предложила Ники. – Дальше я прекрасно доберусь пешком. Мне что-то захотелось прогуляться. Знаете, не тянет возвращаться домой.

Гвен поспешила дать новые указания шоферу и снова застыла на заднем сиденье, кусая губы от нетерпения и боясь все испортить.

Господи, прошла уже целая вечность с тех пор, когда у нее был кто-то близкий. Случайные встречи не удовлетворяли Гвен: она всегда испытывала потребность в глубокой, постоянной привязанности и потому не надеялась найти подружку в лесбиянских барах. Лучше не спешить и дождаться вечеринки у кого-то из достойных доверия знакомых, собиравших у себя женщин вроде нее. Женщин, хотя бы теоретически способных на настоящую любовь. Вот почему знакомство с Ники во время сеанса в салоне красоты воспринималось ею как чудо.

Гвен расплатилась с таксистом и стала копаться в сумочке в поисках ключей.

– Что-то у меня пропало рабочее настроение. К тому же это не так срочно. Может, зайдете ко мне выпить на дорожку?

– А это удобно? – Ники оживленно улыбнулась. – Ну, понимаете, мне так неловко, что из-за меня вы бездельничаете…

– Ничего страшного, – заверила ее Гвен. – И к тому же я так ничего и не рассказала о том, что случится в понедельник… – лукаво добавила она.

Ники одарила ее таким взглядом, что Гвен потупилась, опасаясь выдать свои истинные желания.

Ники привела в восторг ее квартира: какая она большая, какая роскошная, как миленько обставлена всякими древними-древними штучками…

Гвен пришелся по душе этот восторг – ведь ей самой за столько лет квартира здорово приелась. Здесь выросли ее дети, и, когда они уехали учиться в колледж, Гвен устроила библиотеку в столовой, которой больше не пользовалась. Ники ходила вдоль книжных полок, благоговейно рассматривая место, где Гвен творила, и с такой забавной непосредственностью пожирала глазами ее письменный стол…

– Пожалуй, здесь не так уж уютно, – вкрадчиво заметила Гвен, позволив себе наконец взять Ники за руку и повести в гостиную. Там она налила вина себе и виски гостье, после чего сообщила: – Я развелась пятнадцать лет назад.

В глазах Ники вспыхнул немой вопрос, и Гвен поспешно добавила:

– Нет, нет, я и думать не хотела о новом браке. Одного мужа оказалось более чем достаточно!

– Ох, как я вас понимаю! – подхватила Ники. – Я тоже подумывала выйти замуж: ведь надо родить детей, но эти мужчины – они для меня хуже инопланетян! Какие-то недоделанные, что ли! И у меня от мужчин одни неприятности! В конце концов, в наше время можно забеременеть и без них, просто я еще не совсем готова стать матерью. Сперва мне хотелось бы пожить для себя!

Ее бокал незаметно опустел.

– Ники, не стесняйтесь, наливайте себе сами, – предложила Гвен, удобно расположившись на диване. – Чувствуйте себя как дома!

– Спасибо. – По пути к бару Ники обратила внимание на детский рояль и задержалась, разглядывая фотографию в рамке, которая стояла на крышке. – Это ваша дочка?

Как всегда, сердце у Гвен глухо защемило.

– Нет, это сестра. Она умерла много лет назад. От лейкемии. Это был ее рояль.

– О! Простите меня. – Ники наполнила свой бокал, но поставила бутылку так неловко, что пролила виски. – Только бы не испортить вам ковер! – Опустившись на колени, она начала вытирать лужу салфеткой.

– Перестаньте, с ним ничего не случится! – Гвен опустилась рядом, якобы стараясь помочь и обратить все в шутку: дескать, старинные восточные ковры ценятся прежде всего потому, что успели впитать в себя множество самых экзотических напитков.

Но Ники была безутешна, она без конца причитала и умоляла Гвен простить ее.