Текст книги "Одинокая звезда"

Глава 18

«Несколько ящиков со слайдами» оказались четырьмя большими картонными коробками, в которых лежали фотографии и газетные вырезки. Миссис Компсон пояснила, что на протяжении тридцати лет снимала каждый сшитый ею квилт.

– Гвен повезло, что вы привезли все это с собой из Севикли, – заметила Сара.

– Удача тут ни при чем. У меня сохранились некоторые из этих квилтов, но большинство было продано или раздарено. Здесь лежат свидетельства дел всей моей жизни. Я лучше стану спать на морозе, но не оставлю без присмотра эти коробки.

Когда миссис Компсон открыла картонку, Сара развернула первую попавшуюся газетную вырезку. Заголовок гласил: УОТЕРФОРДСКАЯ ГИЛЬДИЯ КВИЛТИНГА УЧАСТВУЕТ В АУКЦИОНЕ «КВИЛТ ПОБЕДЫ». Ниже было фото: несколько женщин держат одеяло, собранное из маленьких шестиугольников.

– Вы тут есть? – спросила Сара.

– Что там у вас? – Миссис Компсон взяла заметку в руки. – О господи! Как давно это было. – Она ткнула пальцем в одну из женщин. – Вот я, держусь за угол квилта.

Сара вгляделась в стройную молодую женщину на снимке. Гордо подняв подбородок, она строго глядела прямо в объектив.

– Что за «Квилт победы»?

– Узор в нем складывается не только из блоков. Это «Бабушкин цветник».

– Напоминает пчелиные соты.

Миссис Компсон засмеялась.

– Что ж, пожалуй. На мелкие детали мы брали лоскуты, берегли каждую ниточку. Ведь шла война, и даже Бергстромы не могли себе позволить лишние расходы. Мы, женщины, сшили этот квилт и выставили его на аукцион, чтобы выручить деньги на военные нужды. Тут на фото не видно, но на каждом светлом шестиугольнике вышито имя одного из местных парней, ушедших на войну. А если он отдал жизнь за свою страну, мы вышивали рядом с его именем золотую звезду. – Она вздохнула и вернула Саре газетную вырезку. – В то лето мы вышили много золотых звезд.

Сара снова посмотрела на снимок и убрала его в коробку.

– Ну-ка, поглядим, – сказала миссис Компсон, разглядывая слайд на свету. – Да, этот хороший. Сара, пожалуйста, достаньте из той коробки проектор и сотрите с него пыль, хорошо? Да, вот этот слайд будет первым.

Два часа миссис Компсон просматривала слайды, размышляла и либо браковала, либо указывала Саре, в какое место круглой карусели проектора их положить. Миссис Компсон объяснила, что она намерена рассказать студентам об истории квилтинга. Слайды покажут, как квилтинг менялся с годами и все равно оставался прежним.

– Вы расскажете им историю «Бродячей ноги»?

– Да, и, возможно, несколько других, если позволит время. – В конце концов миссис Компсон вздохнула и отодвинула от себя последнюю картонку. – Вот и все слайды, которые мне понадобятся. План лекции я напишу в другой раз, а теперь пора приступить к очередному уроку.

Они убрали коробки и спустились в гостиную, где Сара достала все, что требовалось для изготовления шаблонов.

– Сегодня я научу вас, как сшить блок «Загадка холостяка», – сообщила миссис Компсон, и в уголках ее губ мелькнула улыбка.

– Что в нем такого смешного? – удивилась Сара, подумав, что с ним связано какое-то суеверие. Может, миссис Компсон скажет, что квилт, в который вшит блок «Загадка холостяка», обрекает его создательницу на безуспешные поиски работы?

Улыбка миссис Компсон сделалась шире.

– Вообще-то ничего особенного. Это наша с Клаудией шутка. Не очень приятная, мне даже стыдно о ней рассказывать.

– Не томите меня. Что за шутка?

– Я уже говорила, что вы пока не знаете всех историй, связанных с особняком или его обитателями, – пробормотала пожилая мастерица, словно размышляя вслух. – А ведь когда-то одна девица была тут очень важной персоной. – Она вздохнула и опять посмотрела на Сару. Ее щеки слегка порозовели, а на лице читалось едва ли не смущение. – Ладно, я поведаю вам еще одну историю, пока мы работаем над новым блоком. Но предупреждаю, что мой рассказ выставляет меня в нехорошем свете. Признаюсь, в молодые годы я не всегда помнила о милосердии.

– Эге, в это трудно поверить, – ответила Сара суховатым тоном, похожим на тон миссис Компсон.

* * *

Как я уже говорила, Ричард не любил школу. Если бы папа не твердил ему все время, что он должен получить приличное образование, если хочет когда-нибудь управлять конным заводом, то он, пожалуй, вообще перестал бы учиться. Семестр в Пенсильванском колледже не утолил его жажду к странствиям и приключениям. Ричард часто жаловался, что уотерфордская школа душит его, что учителя там жуткие, а город скучный, и так далее. Когда Ричарду исполнилось шестнадцать, они с отцом пошли на компромисс: если Ричард улучшит оценки, папа разрешит ему учиться в Филадельфии.

– Если ты скажешь, что во всем виноват детский квилт, – заявила мне сестра, когда мы услышали эту новость, – я никогда тебе этого не прощу.

– Что ты, Клаудия, я ни слова не сказала, – ответила я с невинным видом, хотя мне хотелось рассмеяться. Впрочем, я тут же загрустила. При мысли о том, что рядом со мной не будет Ричарда, стало пусто в душе. Я изо всех сил старалась радоваться за него, но не могла.

Так Ричард поехал в Филадельфию, чтобы продолжить учебу. У папы там были друзья, которые согласились принять его у себя, так что мое беспокойство за него было безосновательным. Он часто писал мне, и когда я читала вслух его письма Клаудии и всем остальным, мы радовались, но скучали еще сильнее.

К счастью, рядом со мной оставался Джеймс. Они с папой были очень похожи – добрые, решительные и порядочные. С помощью Джеймса наши лошади стали еще лучше. Муж выполнял много опасных вещей, которые становились для папы все труднее и труднее.

Мы были женаты уже три года, и с каждым днем наше счастье увеличивалось. Какие это были беззаботные времена! Конечно, вы понимаете меня, ведь вы тоже недавно вышли замуж, да еще за такого чудесного парня, как Мэттью. Мы очень хотели, чтобы у нас были дети, но даже через три года не очень волновались, что их нет. Джеймс всегда гладил меня по голове и говорил, что у нас впереди еще очень много времени, что мы с ним вместе на всю жизнь. Молодые женщины любят, когда им говорят такие слова.

Поэтому, как ни болела моя душа за брата, я знала, что он вернется, когда закончит учебу. Может, к тому времени он уже станет дядей, думала я про себя, пряча улыбку, чтобы Клаудия не прицепилась ко мне и не заставила поделиться мыслями. Напомню, что это была осень 1943 года. Так много семей каждый день теряли братьев и сыновей, и грех было жаловаться, что мой брат просто уехал в другой штат, чтобы учиться в школе.

Наконец, спустя целую вечность, наступили рождественские каникулы. Вы можете себе представить нашу радость. Рождество в Элм-Крик всегда было радостным временем, а тут еще добавился восторг от возвращения Ричарда. Нам пришлось проявить особую изобретательность, потому что в стране не хватало самого необходимого, но мы прогоняли от себя тревожные мысли. Ведь Ричард наконец-то приедет домой.

В день его прибытия дом наполнился нетерпеливым ожиданием. Весь день я ходила от окна к окну, что-то поправляла, что-то готовила и снова смотрела на дорогу, пытаясь что-то разглядеть сквозь снежную завесу. Вдруг одна из кузин сбежала по лестнице из детской с криком, что к дому подъезжает автомобиль.

Все бросились к парадной двери, смеясь и споря, кто откроет ее для Ричарда, кто снимет с него пальто, кто будет сидеть рядом с ним за столом. Папа первым подошел к двери, за ним я. Отец распахнул дверь, и вот он – Ричард.

– Ричард! – закричала я и рванулась вперед, чтобы обнять брата. И вдруг застыла на месте.

За спиной брата стояла маленькая фигурка. Огромные голубые глаза, таких огромных я никогда не видела, смотрели на меня из-под белого мехового капюшона, а почти все лицо было скрыто за шерстяной муфтой.

– Ну, сестра. Ты пустишь нас в дом, или мы так и будем стоять на холоде? – спросил с улыбкой Ричард, когда я замерла, раскрыв рот. Он взял под локоть закутанную фигурку и повел ее в дом, а когда проходил мимо меня, торопливо чмокнул в щеку.

По-прежнему не находя слов, я пошла за ними. Все разом бросились обнимать Ричарда, что-то говорили ему. Хрупкая фигурка стояла в стороне и боязливо смотрела на незнакомые лица.

Тогда Ричард высвободился из объятий и повернулся к своей спутнице.

– Ты все еще стоишь, закутанная? – ласково упрекнул он, и огромные глаза, казалось, улыбнулись ему в ответ. Пальцы в перчатках неловко стали возиться с пуговицами и капюшоном. Ричард быстро снял с себя пальто и стал помогать девушке.

Семья молча стояла в холле. Даже маленькие кузины выжидающе наблюдали за Ричардом. Брат повернулся к нам.

– Я хочу, чтобы вы познакомились с моей… познакомились с Агнес Шевальер. – Он произнес ее имя вот так – «Ан-йес», вместо нормального «Аг-нес».

– Привет, – произнесла Агнес; ее губы, растянутые в улыбку, чуть дрожали. Я уже сказала, что у нее были самые большие голубые глаза, какие я видела в своей жизни. Еще самые длинные, самые темные волосы, какие я когда-либо встречала, даже длиннее моих. Ее кожа была очень белая, кроме щек, которые порозовели от мороза. И Агнес была такая маленькая, что еле доставала мне до плеча. Помнится, я подумала, что она похожа на маленькую фарфоровую куколку.

– Добро пожаловать в Элм-Крик, Агнес, – проговорила Клаудия и шагнула вперед, чтобы взять у них вещи. Она передала их кузине и велела повесить где-нибудь, где они обсохнут. Потом повернулась к Ричарду и Агнес и обняла девушку за хрупкие плечи. – Пойдемте скорее к жаркому камину, хорошо? – Она повела Агнес по коридору в гостиную, а две кузины схватили Ричарда за руки и потащили за ними следом.

Мы с папой быстро переглянулись, чтобы убедиться, что никто из нас не знал о спутнице Ричарда, и поплелись позади всех.

Пока они согревались горячим чаем и теплыми одеялами, Ричард сообщил, что Агнес сестра его одноклассника, что они познакомились два месяца назад, когда его пригласили к ним домой на обед. Ее отец был успешным адвокатом, а мать из невероятно богатой и влиятельной семьи – впрочем, Ричард рассказал об этом более деликатно, чем я. Ее родители огорчились, когда узнали, что их единственная дочь проведет каникулы не с ними, но передают Бергстромам самые сердечные поздравления с Рождеством.

– Может, надо посадить Агнес на ближайший поезд до Филадельфии, чтобы она встретила Рождество в кругу семьи? – шепнула я Клаудии. И ее имя я произнесла правильно, без французского акцента.

Сестра лишь вздохнула.

– Скоро мы узнаем всю правду, но пока надо проявить вежливость. – Она отвернулась от меня и приветливо улыбнулась нежданной гостье.

Лишь на следующий день к вечеру я смогла поговорить с Ричардом наедине.

– Сильвия, правда она удивительная? – воскликнул он. – Она самая лучшая на свете девушка. Я не мог дождаться, когда познакомлю тебя с ней.

– Почему ты не упоминал о ней в письмах?

Ричард смутился.

– Я знал, что ты расскажешь Клаудии и папе, и не хотел, чтобы они подумали, что я забросил учебу. Я не забросил, – поспешно добавил он, вероятно, заметив вопрос в моих глазах. – У меня хорошие оценки, я много занимаюсь. – Он помолчал и нерешительно добавил: – Ей всего пятнадцать. Я знаю, она совсем ребенок, но такой необыкновенный и…

– А тебе всего шестнадцать, ты слишком молод, чтобы строить серьезные планы. О чем думали ее родители, разрешив дочери поехать через весь штат одной, в обществе мальчика?

Ричард нахмурился.

– Ты прекрасно меня знаешь. Я никогда не позволю себе ничего лишнего. Со мной она в безопасности.

– Хм-м. Может, она позволит себе лишнее с тобой. – Он вспыхнул, и я подняла руку в знак извинения. – Прости. Я сказала лишнее. Но Ричард, милый, неужели ты не мог предупредить нас каким-то образом?

Он усмехнулся и, услышав приближавшиеся шаги, оглянулся через плечо.

– Я знаю, что ты тоже ее полюбишь, когда узнаешь лучше, – прошептал он, сжал мне руку, а потом удалился.

Можете себе представить мою реакцию.

«Ты тоже ее полюбишь», – произнес Ричард, и это означало, что он любил ее или по крайней мере так думал. Я вздохнула и решила, что нам остается лишь надеяться на лучшее.

Вскоре я была убеждена, что насколько Агнес была самой красивой девушкой из всех, каких я видела за свою жизнь, настолько же она была и самым глупым, капризным и инфантильным существом, какое когда-либо переступало порог нашего дома.

Она надувала губки, если чай был слишком холодный, хлопала ресницами, глядя на Ричарда, пока он не вскакивал и не бежал на кухню за горячей водой. Потом она отправляла его обратно, потому что он положил в напиток слишком много сахара. Мы дали ей лучшую гостевую комнату, и тут же услышали, что там «невыносимо холодно, не то что в Филадельфии». Она ковырялась в еде, бормоча, что, конечно же, нельзя рассчитывать в такой глуши на хорошие блюда, такие, как у нее дома. Она пыталась участвовать в застольных беседах, начиная каждый свой щебет словами «Папа говорит…». А Ричард обращался с ней так, словно она была сделана из бесценного, хрупкого фарфора – он готовил для нее лучшее место у огня, приносил для нее все, что она требовала, поддерживал под руку, когда она спускалась по ступенькам, ловил каждое ее слово, словно оно слетало из уст самого Шекспира – ох, это было ужасно и досадно.

Не одна я считала девушку невыносимой. Мы, взрослые, удивленно переглядывались, слыша ее новые глупости, и даже дети удивленно морщились, когда переводили взгляд с их любимого кузена на это странное существо из якобы божественной земли под названием Филадельфия. Всех нас мучил один и тот же вопрос: да, она красивая, но что же в ней такого разглядел наш любимец Ричард?

Джеймс предупредил, что надо смириться с ней, ведь Агнес может стать членом нашей семьи. Ох, я пыталась проникнуться к ней симпатией, заставляла себя скрывать неприязнь ради брата. Конечно, уговаривала я себя, когда мы узнаем Агнес лучше, мы разглядим в ней то, что мог увидеть Ричард.

Как-то днем мы с Клаудией решили заняться рукоделием и предложили ей присоединиться к нам.

– Какая прелесть, – воскликнула она, пощупав уголок квилта.

Вы помните картинки из балтиморского альбома, которые я показывала? Так вот, я как раз работала над таким стилем. Вообще-то я предпочитаю сборку кусков ткани, а не сложные аппликации, которые требует тот стиль. Но весной моя близкая подруга выходила замуж, и она такой стиль любила. Мой квилт должен был стать для нее сюрпризом. Ее будущий супруг воевал в Европе. Они намеревались сыграть свадьбу, как только он вернется домой.

Но, как я сказала, Агнес пощупала край квилта и воскликнула:

– Какая прелесть! – Потом добавила: – В Филадельфии мы можем покупать готовые одеяла, но тут, в провинции, это проблема?

Я выдернула квилт из ее маленькой руки.

– Совершенно верно. Тут на сотню миль ни одного магазина. Я надеюсь, что ты взяла с собой все необходимое?

– Сильвия. – В голосе Клаудии звучало предостережение.

– Правда? – Агнес открыла от удивления рот и теперь выглядела окончательной идиоткой. – Ни одного?

– Ни одного, – ответила я. – Вообще-то я никогда не знала, что такое магазины, пока Ричард не рассказал мне о них в письмах. Сначала я решила, что он все придумал, но папа подтвердил, что так оно и есть. Мне казалось, что все это из области сказок, но ведь я никогда не была в Филадельфии. – После этого я взяла иголку и продолжила работу.

Уголком глаза я видела, что Агнес озадаченно смотрела на меня. Ее щеки пылали. Потом она резко повернулась и выбежала из комнаты.

– Сильвия, это было не слишком вежливо.

– После ее слов ей еще повезло, что я не сказала ничего похуже. Зачем шить квилт, если можно просто купить одеяло? Честное слово, я не выдержала.

– Я согласна, что она могла бы проявить больше такта, но даже…

– И что Ричард увидел в ней?

– Я не знаю. Для меня это загадка.

– Она сама загадка, – возразила я, и с этого началось. С тех пор мы с Клаудией, говоря об Агнес, величали ее Загадкой холостяка. Иногда дразнили ее ЗХ или Загадкой, например, когда спрашивали: «Интересно, привезет ли Ричард к нам весной свою Загадку?» или «Ричард пишет, что они с ЗХ собираются на бал». Или: «Господи, я надеюсь, Загадка холостяка еще способна помнить, как ее зовут».

Мы никогда не говорили это ей, не называли ее так при остальных домашних. Но все равно это было не очень красиво, и я никогда не прощу себя за то, что придумала для нее такое ужасное прозвище.

* * *

– По-моему, она заслуживала этого, – засмеялась Сара.

– О нет, не надо так говорить! – запротестовала миссис Компсон, хотя тоже рассмеялась. – Нехорошо смеяться над другими, даже если это глупые создания. Над такими особенно нехорошо издеваться. – Она вытерла слезы, навернувшиеся на глаза.

– Что сказал Ричард, когда Агнес рассказала ему о вашем розыгрыше?

Миссис Компсон сразу посерьезнела.

– Он никогда ничего не говорил. Вероятно, она не рассказывала об этом. – Сильвия пристально посмотрела на Сару. – А теперь, юная леди, пришла ваша очередь.

– Моя очередь для чего?

– Я устала от непрерывного говорения. Теперь ваша очередь. У меня есть несколько вопросов.

Сара от неожиданности заерзала на стуле.

– Каких вопросов?

– Начнем с вашей семьи. Кто родители? Есть ли братья и сестры?

– Нет, я одна. Мэтт тоже единственный сын. Мой папа умер много лет назад. – Сара немного помолчала. – Ваши истории гораздо интереснее, чем все, что я могу рассказать. Не понимаю, почему вам это интересно…

– Простите меня, но ваша мама вышла замуж за другого мужчину?

– Нет, но она, пожалуй, побила мировой рекорд по количеству бойфрендов, которые у нее были. Ответ засчитан?

– Ах. Я вижу, что затронула больную тему. – Миссис Компсон наклонилась вперед. – Почему вас это беспокоит?

– Нет, не беспокоит. Она может встречаться с кем хочет. Это не влияет на меня и мою жизнь.

– Правильно. Конечно, не влияет. – Миссис Компсон наклонила голову набок и понимающе улыбнулась.

Сара старалась говорить ровным тоном.

– Понимаете, мы с Мэттом говорили…

– О том, почему вы сердитесь на мать?

– Нет. Конечно, нет, честное слово. Я не злюсь на нее. Почему вы так думаете?

– Расскажите о ней.

– Ну… она сиделка. Мы с ней похожи, только у нее волосы короче. Они с папой встретились в кегельбане. Теперь ей нравится ездить в дорогие круизы, за которые платят ее бойфренды. Ну, пожалуй, это все. Тут и сказать больше нечего.

– Сара?

– Что?

– Ваши способности рассказчика оставляют желать лучшего.

– Спасибо.

– Что ж, тогда поделитесь, что обсуждали вы с Мэттью.

Сара немного помолчала, прикидывая, действительно ли миссис Компсон так легко оставит ее в покое.

– Мы с Мэттом хотели спросить, не хотите ли вы отпраздновать с нами Четвертое июля. Бонни Маркхэм сказала, что в центре города будет праздничное шествие, на площади концерт, а в кампусе выставка квилтов. Мы хотим там побывать и подумали, что, может, вы присоединитесь к нам?

– С удовольствием. – Миссис Компсон заметно обрадовалась. – Ведь я выставляю там свой квилт. Мне интересно посмотреть, как он будет выглядеть.

Глава 19

В начале следующей недели Сара закончила уборку еще двух спален в южном крыле и начала шить новый блок, «Букеты вокруг квадрата». Миссис Компсон предупредила, что этот узор самый трудный из всех, которые она шила, и что тут надо освоить два новых приема: кривые швы и аппликации.

Но даже после слов старушки Сара все равно нервничала и злилась. Скрежеща зубами, она в третий раз пыталась пришить изогнутый наружу голубой лоскут к такому же вогнутому внутрь куску фоновой ткани, не растягивая края. Сара пришла к выводу, что прошивать прямой шов легче, чем кривой, настолько же, насколько легче чистить зубы щеткой вместо того, чтобы терпеть, когда тебе запломбируют зубной канал. Впрочем, ее умения постепенно совершенствовались, и, когда она дошила блок, швы получились красивые и открыли возможности для нового дизайна. Но ей все равно больше не хотелось заниматься такими швами.

Аппликация оказалась проще. Миссис Компсон велела ей вырезать из самой темной ткани деталь в форме листка, но на этот раз добавить на шов только восьмую долю дюйма. Сара прикрепила аппликацию на фоновую ткань и, закрепив нитку узлом, заправила острием иголки срез аппликации внутрь и пришила его. Она с удовольствием увидела, что ее стежки были практически невидимыми, изгибы листка плавными, а оба кончика острыми. Вскоре она добавила второй листок и два концентрических круга, изображавшие цветок.

Сара закончила «Букеты вокруг квадрата» и в среду начала новый блок – «Роза Ланкастера». В тот день она планировала встретиться после работы с Мастерицами запутанной паутины и помочь им с подготовкой к квилт-фестивалю.

Торопливо поужинав вместе с Мэттом, Сара поехала в кампус Уотерфордского колледжа, надеясь, что ей удастся поставить машину на улице где-нибудь недалеко от главных ворот, где она договорилась о встрече с Саммер. К своему огорчению, она обнаружила, что почти все соседние улицы блокированы ярко-оранжевыми помостами – работники городского хозяйства собирали вдоль пути предстоящего парада киоски прохладительных напитков и зрительские трибуны. Наконец, Сара нашла пустое место, подходящее для компактного грузовичка, и путем продуманного маневрирования как-то ухитрилась вклинить туда пикап. Когда она прибежала к воротам, Саммер уже ждала ее.

– Привет, Сара, – крикнула мастерица и вскочила со скамьи. Ее длинные, темные волосы с рыжеватым отливом рассыпались по плечам.

– Прости, что я задержалась, – извинилась Сара, переводя дыхание. – Гильдия нас теперь пустит?

Саммер рассмеялась.

– Не волнуйся. Подумаешь! Ты опоздала всего на несколько минут. Работы на всех хватит, за дверью нас не оставят. Остальные мастерицы уже там.

Молодые женщины поспешно поднялись на холм к библиотеке. Сара никогда еще там не была, а Саммер сказала, что провела треть своей жизни в этих стенах. Она показала охраннику студенческое удостоверение и объяснила, зачем они пришли. Их пропустили через турникет.

Оказавшись внутри, Саммер свернула за угол и провела Сару через несколько стеклянных двустворчатых дверей. Вскоре они вошли в просторную, длинную галерею. Четыре световых люка, встроенные по центру высокого потолка, роняли квадраты света на сверкающий паркетный пол. Слева на стене висели портреты меценатов, поддерживавших библиотеку деньгами; противоположная стена почти сплошь состояла из прямоугольных зеркальных окон, разделенных тонкими стальными рамами. Сара видела зеленый холм, изрезанный дорожками, спускавшимися к главной улице, а снаружи студенты видели лишь собственное отражение. Слегка затемненные стекла пропускали достаточно солнечного света, и он освещал галерею, но не менял цвета квилтов, которые скоро будут тут выставлены.

Около пятидесяти женщин разного возраста собрались в группы по всей галерее; их разговоры сливались в звучный гул, иногда перемежавшийся вспышками смеха. В дальнем конце зала несколько человек расставляли складные столы и накрывали их красочными тканями. В середине галереи были сдвинуты к стене кресла и диванчики, освободив место для груд деревянных досок. В группе помощников возле одного из таких сборищ Сара и Саммер без труда заметили рыжеватые кудри Гвен, ярко выделявшиеся среди светлых, темно-русых, черных и седых причесок Мастериц запутанной паутины.

Женщины подошли к подругам. Саммер обняла мать и поцеловала в щеку. Гвен засмеялась и откинула с глаз дочки длинную челку, а Сара почувствовала укол зависти. Она никогда не знала, каково это, когда твоя мать бывает еще и твоей подругой. Саммер и Гвен всегда все делали вместе, а вот Сара не могла провести с матерью больше четверти часа, не чувствуя напряжения и усталости, без ощущения, что каждая мелочь в ее жизни препарирована и осуждена.

Она поймала себя на том, что даже при мысли об этом скрипит зубами, и приказала себе успокоиться.

Женщины рылись среди досок и весело болтали между собой. Сара ничего не понимала, но тоже изображала активность. Вскоре она заметила, что у всех деревяшек одинаковая длина, а на концах некоторых вырезаны пазы.

– Прежде всего надо взять один из этих длинных шестов, – проговорила Бонни, вытаскивая длинную деталь. – И приладить к ней четыре опоры, чтобы шест стоял.

– Я буду разбирать кучу, а вы моложе меня, поэтому займитесь сборкой, – сказала миссис Эмберли.

– Потом установите второй шест и приладьте сверху перекладину, – продолжала Бонни. – Он должен войти в пазы.

– Мы будем вешать одеяла на перекладины? – спросила Сара.

– К каждому квилту сзади пришиты широкие петли, – пояснила Джуди. – Мы снимем перекладину с шестов, проденем ее в петли и вернем на место.

– Все равно как вешать занавеску на штангу, только квилт тяжелее, – добавила Саммер.

Мастерицы запутанной паутины взялись за работу. Когда они собрали три стенда, им помахала рукой высокая и темноволосая женщина со стрижкой каре.

– Готовьтесь. Идет инспекция, – предупредила Гвен, когда эта дама направилась к ним.

– Не обращайте на нее внимания. Может, тогда она уйдет, – прошипела Диана.

– Держитесь с ней приветливо, – попросила Бонни. – Организовать шоу квилтов – дело нелегкое.

Сара даже не успела поинтересоваться, кто эта женщина, как она подошла к ним.

– Мы так рады, что вы сумели справиться, – воскликнула она и одобрительно посмотрела на стенды. – А как вообще у вас дела?

– Неплохо, Мэри Бет, – ответила Бонни.

Мэри Бет ухватилась за ближайший шест и пошатала его.

– Кажется, достаточно устойчивый. Может, чуть-чуть шаткий.

Диана нахмурилась.

– На шоу никто не будет вот так хвататься за шесты и качать их, так что все у нас безопасно.

– Ой, вы удивитесь и просто не поверите – чего только мы не видели на таких шоу. Человек может споткнуться, упасть и удариться о шест. Стенд опрокинется кому-нибудь на голову – и конец. Дальше суд и компенсация за травму.

– Мы позаботимся, чтобы все было надежно, и только после этого вы развесите квилты, – пообещала Джуди.

– Вот и хорошо. Это единственное, о чем мы просим, – сказала Мэри Бет. – Когда вы закончите сборку, мы еще раз все проверим на всякий случай. – Она улыбнулась и торопливо направилась через зал к другим группам.

– Почему она говорит о себе «мы»? – буркнула Диана.

Гвен усмехнулась.

– Ты злишься, потому что она возглавляла гильдию шесть лет подряд. – Она повернулась к Саре и пояснила: – После первых двух лет Диана предложила сменить ее…

– Я подумала, что, может, она захочет сделать перерыв, вот и все. Ведь там много работы.

– …но Мэри Бет неправильно это истолковала.

– Она восприняла все как попытку военного переворота со стороны Дианы, – добавила Джуди.

– Потому что я реально могла победить.

– Ситуация получилась неприятная. – Миссис Эмберли вздохнула. – На собрании перед самым голосованием Мэри Бет встала и обратилась к залу с вопросом – как мы будем себя чувствовать, если отдадим судьбу Уотерфордского летнего квилт-фестиваля в руки особы, которая ни разу в своей жизни не получила ни одной награды.

– Какая подлость, – воскликнула Сара. – И что вы сделали?

– Ты не поверишь, – заявила Гвен. – Диана просто ее высмеяла.

– Это она на собрании так себя вела, – добавила Саммер. – Но потом взорвалась. Я бы пересказала тебе, что Диана тогда говорила, но мама заткнула мне уши, и я многое просто не слышала.

– Вскоре после этого, и не по случайному совпадению, наша ячейка отделилась от Уотерфордской гильдии квилтинга, – пояснила Джуди. – Мы по-прежнему выставляем одеяла на шоу и помогаем на разных мероприятиях, но от еженедельных собраний отказались и предпочитаем встречаться лишь маленькой группой.

– Все-таки большинство гильдий не такие скандальные, – заметила Бонни. – И в Уотерфорде не все такие, как Мэри Бет. Ты увидишь сама, когда узнаешь всех ближе.

Но в тот вечер Сара была слишком занята, чтобы завязывать новые знакомства. Несколько часов она вместе с другими Мастерицами запутанной паутины собирала большие стенды и устанавливала их рядами. Деревянные конструкции были тяжелыми, и Сара здорово устала.

Когда последний стенд встал на место, Мэри Бет вышла на середину галереи и помахала руками, призывая всех слушать.

– Еще раз благодарим за помощь, – прокричала она. – Увидимся завтра на шоу. Теперь мы просим всех, кто не входит в комитет фестиваля, покинуть зал. Еще раз спасибо!

Все направились к выходу.

Несмотря на поздний час, около полуночи, Сара была разочарована.

– Но мне хотелось посмотреть на квилты, – запротестовала она, выходя на улицу. Женщины пошли вниз к главной улице, где Сара и Гвен оставили машины; остальные жили близко от кампуса и отправились домой пешком.

– Только членам комитета позволено смотреть на одеяла до открытия шоу, – объяснила Саммер. – Они развесят квилты и подготовят их для судейской оценки.

– А как решают, кто получит награду?

– В зависимости от стиля и размера установлены шесть категорий, и в каждой из них присуждаются ленточки за первое, второе и третье место. Затем есть номинация «Лучший из шоу», что означает следующее: лучший квилт из всех категорий. Каждый из четырех судей также представляет «Выбор судьи», а еще есть «Выбор зрителей». Если явиться пораньше, можно проголосовать за тот квилт, который тебе больше всего понравился.

– Как это – пораньше? – спросила Сара, думая про работу миссис Компсон.

– До десяти утра. Несколько лет назад моя мама получила одну из таких ленточек и сказала, что это была самая большая награда, которую когда-либо получали ее работы.

– Все потому, что выбор судей совершенно необъясним, – сказала Гвен. – Ты можешь создать абсолютно потрясающий квилт, а жюри отвергнет его, если ты шила на машинке, а не вручную, или по какой-нибудь другой причине, часто очень личной.

– Ладно, Гвен, будь справедливой, – вздохнула Бонни.

– Почему ты считаешь, что я не права? Ведь я не говорю, что судьи делают выбор чисто случайно. Просто наш личный вкус очень сильно влияет на то, как мы оцениваем произведения искусства. В этом проблема. Я бы предпочла получить признание со стороны множества зрителей, квилтеров и не-квилтеров, а не штамп одобрения от кучки так называемых экспертов.

– В прошлом у мамы были конфликты с судьями, – понизив голос, объяснила Саммер.

– Вот уж никогда бы не подумала.

– И вот еще что, – продолжала Гвен, – с ленточкой «Выбор зрителей» тоже все не так просто. Кто-то из зрителей опирается на художественный вкус, а кто-то на общее мнение. Но если эти две линии не совпадают? При этом возникает еще одна проблема – конфликт мастериц между собой. Как после этого можно говорить о творческом сотрудничестве?

– Я считаю, что нам просто не нужно выставлять работы на шоу, – сказала Диана. – Лично я могу обойтись и без этого, особенно если ты перестанешь нудеть по этому поводу.