Текст книги "Неночь"

Мия кивнула, ничуть не удивившись. Более слабый человек поклялся бы отомстить господину, который обрекал его на такую судьбу. Но, глядя в темную пустошь под алтарем, она легко могла понять, как это место порождало фанатиков. Ей невольно вспомнился взгляд богини в Зале Надгробных Речей. Сила. Величие.

Мия посмотрела на тень у своих ног.

«Избранная для чего?»

– Твой отец что-нибудь рассказывал о лорде Кассии? – спросила она.

Эш кивнула.

– Самый разыскиваемый человек в республике. И самый опасный. На его счету больше освященных убийств, чем даже у Достопочтенной Матери. Легенда гласит, что свою первую жертву он прикончил, когда ему было десять. Убил претора Третьего легиона на глазах у всей армии и ушел безнаказанным. Убил трибуна Зарепика и весь Совет прямо посреди собрания, и никто за пределами зала ничего даже не слышал. Он много лет руководит Красной Церковью, но, как я и говорила, надолго нигде не задерживается. Люминаты десятилетиями пытаются нас истребить. После Резни в истинотьму все стало еще хуже. Они полагают, что, если ударить по пастуху, все овцы разбегутся. Так что лорд Кассий занимает первое место в их перечне задач. – Эш откусила еще один кусок и продолжила. – На втором – найти Церковь. Наверное, поэтому твой учитель так мало о ней рассказывал.

– А волчица из теней?

– Папа просто предупредил, чтобы я держалась подальше от Эклипс, – Эшлин пожала плечами. – Я слышала, что даркины могут вытянуть весь воздух из твоих легких. Скользнуть в твою тень и убить тебя во сне. Пасть его знает, на что только способны демоны, которые им служат.

– Пф-ф, – фыркнула Мия. – Демоны.

– О, эксперт проснулся?

– Не эксперт. Но знаю пару-тройку фактов.

– Да неужели.

– …Мяу…

Эшлин резко встала и потянулась к ножу на поясе. Мистер Добряк сидел на перилах и смотрел на нее, склонив голову.

– Скажи «здравствуйте», Мистер Добряк.

– …Здравствуйте, Мистер Добряк…

– Зубы Пасти… – выдохнула Эшлин.

– Все нормально. Он не демон. И мухи не обидит. И я не могу вытягивать воздух из чьих-либо легких. Хотя, если не мыться пару недель…[64]64
  В итрейской неделе семь перемен, по одной для каждой из четырех дочерей Аа и по одной для каждого из трех его глаз. Наянские еретики поговаривали, что во времена до того, как Пасть изгнали с небес, Аа присваивал себе лишь одну перемену в неделю и дарил другую жене.
  Еретики не упоминают о том, кому же тогда принадлежала седьмая перемена.


[Закрыть]

Эшлин вздернула бровь. Медленно кивнула.

– Итак. Ты все же даркин.

– Ты знала?

– Догадалась, что во всей этой истории с Солисом было что-то не так. Я не видела, как двигались тени, но это дурно попахивало. – Эш улыбнулась, заметив, как нахмурилась Мия. – Ты же не думала, что я попросила тебя прогуляться со мной только потому, что мне приятна твоя компания?

Мия впилась зубами в куриную ножку и ничего не ответила. Эш снова устроилась напротив, двигаясь плавно и осторожно. Покосилась на тенистого кота. Обыватель уже наверняка попытался бы пригвоздить ее к кресту, если бы догадался, кто она. Мия размышляла, ослепят ли девушку суеверия или страхи. Медленно расплывающаяся улыбка Эшлин собрала эти мысли в охапку, отнесла в темную подворотню и тихо задушила.

– Ну и каково это? – поинтересовалась блондинка. – Ты можешь перемещаться между тенями? Я слышала, что вы умеете отращивать крылья, дышать тьмой и…

Мия отправила свою тень по каменным плитам, и та начала скручиваться во множество фигур – ужасающих, прекрасных и абстрактных. Затем прикрепила ее к ногам Эшлин и легонько дернула за ботинки.

– Черная Мать, это великолепно! – прошептала Эш. – Что еще ты можешь делать?

– Это все.

– Серьезно?..

– Я могу прятаться. Окутывать себя тенями, как плащом. Из-за этого меня трудно увидеть. Но я сама становлюсь почти слепой. Не вижу дальше нескольких метров перед собой. – Мия пожала плечами. – Боюсь, ничего впечатляющего.

– Я все равно впечатлена, – подмигнула Эшлин.

– Похоже, шахид Солис и Достопочтенная Мать не разделяют твоего энтузиазма.

Эш скорчила гримасу, сплюнула сырную кожицу с языка.

– Солис тот еще ублюдок. Просто злобный, жестокий, ходячий мешок с дерьмом. – Девушка подалась вперед и заговорщицки прошептала: – Ты же знаешь значение его имени?

Мия кивнула.

– Это ашкахское слово. Значит «последний».

– И ты слышала о Философском Камне, верно? О тюрьме в Годсгрейве?

Мия сглотнула. Медленно кивнула.

«Не смотри».

– …Я выросла в Годсгрейве.

– Тогда ты знаешь, что Камень регулярно переполнялся заключенными, пока его не обрушили. Каждые несколько лет власти сокращали количество содержавшихся там людей. Идея пришла в голову консулу Скаеве, когда он был еще просто щенком в Сенате. Он назвал это…

– «Падением».

Эшлин кивнула и набила рот сыром.

– Освободи тюрьму от всей стражи. Привяжи лестницу к самой высокой башне и пришвартуй шлюпку внизу. Скажи заключенным, что одному из них позволят выплыть на берег и вернуться в мир, независимо от его преступлений. Но только тогда, когда все остальные заключенные будут мертвы. Оказывается, где-то двенадцать лет назад наш славный шахид песен был простым вором-неудачником, запертым в Философском Камне.

– Солис, – прошептала Мия. – «Последний»…

– Так его прозвали. После.

– Скольких же он…

– Многих. При этом будучи слепым, как новорожденный щенок.

– Дочери, – выдохнула Мия. Она чувствовала, как его клинок рубит ей руку. Как рвутся сухожилия. Обжигающую боль. – А я сунула свой нож ему в лицо…

– Может, он зауважает тебя за это?

Мия глянула на повязку вокруг раненой руки.

– А может, и нет.

– Нет худа без добра. По крайней мере, тебе не придется посещать уроки песен, пока рука не заживет. Может, тем временем ты расположишь его к себе букетом цветов или чем-то подобным.

– Друзилла сказала, что, пока я лечусь, меня начнет обучать шахид Аалея.

– О-о-о-о, – Эшлин ухмыльнулась. – Повезло тебе.

– Почему? Чему она учит?

– Ты и вправду не знаешь? – девушка расхохоталась. – Зубы Пасти, тебя ждет сюрприз!

– Так ты расскажешь или будешь ржать всю ночь?

– Она обучает тонким искусствам. Убеждению. Соблазнению. Сексу. И тому подобному.

Мия чуть не подавилась.

– Она учит сексу?!

– Ну, не основам. Предполагается, что мы это и сами знаем. Она учит искусству секса. Папа говорит, в мире есть две категории людей. Те, кто влюблены в Аалею, и те, кто ее еще не встречал. – Эш подняла бровь. – Черная Мать, ты же не девственница, правда?

– Нет! – Мия насупилась. – Просто…

– Просто что?

Мия нахмурилась, пытаясь остудить жар в щеках.

– Просто… у меня мало опыта.

– Что насчет Трика?

– Нет! – прорычала Мия. – Дочери, нет.

– Почему? Оседлать такого жеребца? В смысле, татуировки, конечно, ужасные, но лицо под ними вполне ничего. – Эшлин ткнула Мию локтем в бок. – В темноте они все равно все одинаковые.

Мия покосилась на Мистера Добряка. На свои ноги. Быстро засунула в рот кусок курицы.

– Сколько у тебя было, Корвере?

– А что? – пробормотала Мия. – Сколько было у тебя?

– Четверо, – Эшлин похлопала себе по губам. – Ну-у-у, четверо с половиной, если быть точной. Но тот был идиотом, так что я не беру его в расчет. Все мы получаем второй шанс.

– Один, – наконец призналась Мия.

– Ах. Ты любила его?

– Мы даже не были знакомы.

– И как все прошло?

Мия скривилась. Пожала плечами.

– А, значит, он был одним из таких. И теперь ты не можешь понять, из-за чего весь сыр-бор и с чего бы тебе хотеть повторения?

Мия закусила губу. Кивнула.

– Шахид Аалея научит тебя. Со временем становится лучше, Корвере. Вот увидишь.

– Угу. – Мия села поудобнее и подперла кулаком подбородок.

Эш встала. Смахнула сырные крошки с колен.

– Пошли, нам пора расходиться. Утром ждет урок карманов. Если повезет, ты даже успеешь сходить на занятие с Аалеей.

Эшлин начала громко причмокивать губами.

– Заткнись, – прорычала Мия.

Причмокивание начало сопровождаться тихими хриплыми стонами.

– Заткнись!

Девушки направились во тьму, не-кот бесшумно последовал за ними.

Когда они удалились, из теней вышел юноша. Бледный. В одеянии из черной кожи. Большинство бы посчитали его красивым, хотя «изящный», наверное, лучше его описывает. У него были высокие скулы и самые пронзительные лазурные глаза, которые вы когда-либо видели.

Юноша по имени Тишь.

Он держал в руке нож. Наблюдал, как Мия с Эшлин скрываются во мраке, и водил тонким пальцем по острому краю лезвия.

И улыбался.

Глава 13
Урок

– Как говорила моя бывшая жена, – улыбнулся шахид Маузер, – все дело в пальцах.

Аколиты собрались в Зале Карманов и встали полукругом вокруг шахида. Зал был просторным и освещался тусклым голубоватым светом из витражных окон на потолке. Вдоль комнаты раскинулись длинные столы, заваленные всяческими безделушками, замками и отмычками. Стены усеивали десятки и десятки дверей с разными замками. На границе освещенного пространства Мия увидела стеллажи с одеждой. Всех кроев и стилей, какие только можно представить, со всех уголков республики.

Сам Маузер был одет в обычный итрейский наряд – кожаные бриджи и камзол с разрезанными до середины рукавами, – зловещей серой мантии и след простыл. Он по-прежнему носил меч из черностали, золотые фигуры с кошачьими головами на эфесе переплетались в объятиях. Мию снова поразили глаза шахида – хотя на вид ему можно было дать максимум тридцать, глубокие карие глаза выдавали в нем мудрого не по годам мужчину.

– Разумеется, моя первая жена была не из самых светлых умов. В конце концов, она вышла за меня.

Шахид расхаживал между послушниками, убрав руки за спину и кивая, как какой-то костеродный дворянин на прогулке. Внезапно он остановился перед братом Эшлин, Осриком. Протянул руку.

– Здравствуй, юноша. Как тебя зовут? – Блондин пожал ему руку, и Маузер кинул ему ножичек рукояткой вперед. – Кажется, ты потерял его.

Осрик проверил пустые ножны на запястье. Удивленно заморгал. Маузер повернулся к аколитам и подмигнул.

– Все дело в маневрах.

Шахид пошел вдоль ряда и остановился перед Триком. Синяки от кулаков Водоклика и ботинка Солиса по-прежнему ярко выделялись на его лице.

– Как твоя челюсть?

– Благодарю, шахид, нормально.

– Выглядит паршиво. – Маузер легонько провел рукой по лицу Трика. Юноша отпрянул, поднял руку, чтобы оттолкнуть шахида. В мгновение ока Маузер подкинул ему кольцо, которое Мия тут же узнала, – три серебряных переплетенных морских драка.

– Кажется, ты уронил.

Трик дважды проверил свой ныне голый палец. Затем посмотрел на кольцо, лежавшее у него на ладони.

Маузер вновь повернулся к аколитам.

– Дело в ощущениях, – сказал он.

Шахид снова прошелся вдоль ряда, наконец остановившись перед Джессаминой. Маузер сверкнул своей воровской улыбкой и шагнул ближе к рыжеволосой. Та встретила его ясным охотничьим взглядом и игривой усмешкой, делая все возможное, чтобы не упасть в грязь лицом перед шахидом. Игру в гляделки прервал Маузер, подняв золотой браслет, накрученный вокруг пальца.

– Кажется, это твое, – сказал он, возвращая браслет девушке.

А затем вновь подмигнул аколитам.

– Дело в глазах.

Джессамина без лишних слов шагнула вперед и поцеловала Маузера прямиком в губы. По группе аколитов пробежала волна удивления и смешков, а глаза шахида распахнулись от неожиданности. Когда он шагнул назад и поднял руку, чтобы оттолкнуть Джессамину, та схватила рукоять сабли из черностали и победоносно подняла ее. А потом, продолжая улыбаться, приставила клинок к сердцу шахида.

– Дело в губах, – сказала Джессамина.

Маузер замер, глядя на собственное оружие, прижатое к груди. Мия затаила дыхание, гадая, примет ли его недовольство ту же форму, что и у Солиса. Но тут учитель громко засмеялся и низко, изысканно поклонился рыжей.

– Браво, ми донна, браво.

Джессамина вернула саблю и сделала реверанс.

Эшлин покосилась на Мию, и та нехотя кивнула.

«Она хороша…»

Тем не менее Мия невольно рассердилась на такую несправедливость. Когда она уделала шахида, ей отрубили руку. Джессамина же заслужила гребаные аплодисменты.

Маузер повернулся к группе.

– Как продемонстрировал наш предприимчивый аколит, игра в карманы – это игра в манипуляции. Театр. Танец, в котором ваша цель постоянно должна на шаг отставать, а вы должны быть на шаг впереди. Ухаживания за кошельками и искусство оставаться невидимым могут казаться мелочью на фоне искусства вскрытия черепа неприятеля или убийства с помощью его же кубка вина. Но порой все, что разделяет вас и вашу цель, это одна-единственная дверь или пароль на клочке бумаги в кармане часовщика. Путь не всегда выложен кровью. К сожалению, бывшая любовь моей жизни действительно близко подобралась к сути. В этой игре пальцы – ваш хлеб насущный. И единственный способ ими овладеть – это практиковаться. Этим мы здесь и займемся. Практикой.

Шахид показал на кучку тонких свертков на одном из столов.

– Чтобы мотивировать вас, каждый сезон шахиды проводят соревнования. Все вы должны взять по свертку. Там вы найдете набор предметов, спрятанных внутри Тихой горы, и числа напротив. Это баллы, которые начисляются вам, если вы успешно крадете предмет и приносите мне, не попавшись на горячем владельцу.

Маузер посмотрел в глаза каждому аколиту в зале.

– Поймите, если вас поймают на краже этих сокровищ, я не несу ответственности за последствия. И если вас застукают за блужданием по коридорам после девятого удара часов, комендантского часа Друзиллы, да поможет вам Черная Мать! Это игра, дети. Но опасная. – Он поднял брови. – Единственная, в которую стоит играть. В конце года аколит, который наберет больше всего баллов, станет лучшим в этом зале. Каждый шахид проведет подобное состязание; песни, маски и истины. Если не будет никаких серьезных промахов по другим предметам, ученики, окончившие лучшими один из залов, почти гарантированно станут полноправными Клинками Красной Церкви.

Аколиты забормотали. Мия встретилась взглядом с Триком, стоящим напротив. Эшлин улыбалась во все зубы, как кошка, которая грабанула молоко, корову и заодно обобрала доярку до нитки. Практически стопроцентная гарантия стать Клинком? Отомстить за отца? Станцевать на могиле Скаевы? Зубы Пасти, да этот приз стоит того, чтобы своровать парочку безделушек…

Некоторые аколиты уже начали разбирать свитки. Одноухий юноша, которого звали Петрус, ввязался в короткую потасовку с Диамо за один и тот же список. Улыбающаяся Эш вырвала свиток прямо из рук Трика. Мия протолкнулась сквозь толпу за своим. Сломав восковую печать, просмотрела рукописный список:

Кухонный нож – 1 балл

Секира из Зала Песен – 1 балл

Личный предмет соученика-аколита – 2 балла

Украшение, принадлежащее соученику-аколиту – 3 балла

Книга из библиотеки (украденная, а не взятая на прочтение, умники) – 6 баллов

Зеркало из Зала Масок – 7 баллов

Очки летописца Элиуса – 8 баллов

Лицо из комнаты ткачихи – 9 баллов

Церемониальные кинжалы шахида Паукогубицы – 20 баллов

Сувенир из кабинета Матери Друзиллы – 35 баллов

Пустые ножны шахида Солиса – 50 баллов

И так далее. На свитке перечислялись десятки и десятки предметов, каждый еще более диковинный, чем предыдущий. Похоже, это «соревнование» разожжет тотальную воровскую войну между аколитами, чего, наверное, Маузер и добивался. Теперь они постоянно будут на взводе. Постоянно будут выискивать возможность. Постоянно будут начеку.

Постоянно будут практиковаться.

«Умно».

В конце списка Мия увидела последний предмет в списке. Самый сложный из всех.

Обсидиановый ключ Достопочтенной Матери – 100 баллов

Мие вспомнился ключ, висевший на шее женщины. Насколько нужно быть безумным, чтобы попытаться его украсть? Она взглянула на шахида Маузера и обнаружила, что он смотрит на нее с воровской улыбкой. Хлопнув в ладоши, он окинул зал быстрым взглядом.

– А теперь тренируйтесь.

Первым уроком шахида было простое карманничество. Он взял со стола позвякивающий мешочек и привязал к своему поясу. Затем обучил послушников нескольким способам, как можно отцепить его деньги, и каждое название звучало более пафосно, чем предыдущее. «Мертвая тяга». «Щеголь». «Джульетта». «Жиголо». Вооружившись тростью, Маузер выбирал случайного аколита, чтобы тот попытался украсть свой приз. Карлотту, девушку с клеймом рабыни, которая раскачивалась, как змея перед нападением, и двигалась почти так же быстро. Здоровяка Диамо, чьи руки-кувалды оказались более ловкими, чем выглядели. Слишком медлительные послушники получали тростью по рукам. Слишком грубо? Хрясь. Слишком очевидно? Хрясь. Слишком неуклюже?

Хрясь, хрясь, хрясь.

Эшлин оказалась довольно проворной в этой игре, Джессамина с Тишью от нее не отставали. Бледный голубоглазый юноша все еще отказывался говорить – он использовал мел и доску, чтобы ответить на любой вопрос, когда недостаточно было кивка или поворота головы. Но он был быстрым, как личинки на трупе, и смертельно бесшумным.

Маузер несколько раз сменил наряд, перебирая вешалки с костюмами и объясняя, как каждый из них можно использовать. Переоделся в костеродного дона в хорошо скроенном сюртуке, с толстым кошельком в кармане. Затем в сенатора, облаченного в служебную мантию с фиолетовой отделкой и тайным кармашком для монет[65]65
  В республике фиолетовый цвет считался цветом престижа еще со времен революции, во время которой свергли последнего короля Итреи, Франциско XV.
  Фиолетовая краска делается из измельченных лепестков цветка, который растет исключительно на горной границе между Итреей и Вааном. Поскольку его почти невозможно вырастить, цветок назвали либерис – «свобода» на староитрейском. Республиканцы, убившие Франциско, приняли его в качестве символа их заговора и прикрепляли цветок к груди во время дворцовых собраний, чтобы показать свою преданность делу.
  Является ли это просто романтической выдумкой – вопрос спорный, но факт остается фактом: теперь только сенаторам разрешено публично ходить в таком цвете. Любого плебея, которого поймают в фиолетовом, скорее всего, постигнет та же участь, что и бедного Франциско XV, – иными словами, его жестоко убьют на глазах у всей семьи.
  Разумеется, что на самом деле собой представляет фиолетовый цвет – можно толковать по-разному. Например, если действующий магистрат в хорошем расположении духа, вам могут простить сиреневое одеяние. Насчет василькового можно поспорить, что он ближе к синему, чем к фиолетовому, как и насчет фиалкового, а вот аметистовый – это уже перегиб.
  Пурпурный, конечно же, даже не обсуждается.


[Закрыть].

– А далее, – объявил Маузер, снова перебирая вешалки, – особая порода, которая дорожит своими трупами, как собаки костями. – Шахид надел через голову тяжелую белую робу и застегнул золотую цепь на шее. – Ваш старый добрый набожный священник Аа.

Маузер поднял три пальца в знак благословения и понизил голос на октаву.

– Пусть Всевидящий всегда освещает вас Светом, о дети мои.

Когда раздались смешки, он заговорил уже нормальным голосом.

– Ну-ну, смейтесь сколько влезет, аколиты. Но это настоящий наряд. Принадлежал священнику из Годсгрейва, с которым я встретился когда-то в молодости. Хотя он насладился встречей куда меньше меня. – Шахид окинул взглядом лица собравшихся послушников. – Итак, кого мы приговорим…

На лбу Маузера пролегли морщинки.

– Аколит, ты в порядке?

Все посмотрели на Мию. Девушка будто приросла к месту, ее взгляд не отрывался от медальона на шее Маузера. Солнца были изготовлены из разных металлов – розовое золото для Саана, платина для Саая, желтое золото для Шииха, – и от их вида Мию сильно затошнило. На лбу выступили капельки пота. Свет из витражного окна отражался от трех кружков драгоценного металла. Обжигая ей глаза. Мистер Добряк вздыбился в ее тени, запаниковал, задрожал, так сильно наполнившись страхом, что не смог испить ее. Но при виде Троицы Мию охватил не просто ужас. А настоящая физическая боль.

– Я…

– Ну же, дитя, это всего лишь одеяние священника.

Маузер шагнул вперед. Мия без всякого предупреждения попятилась, упала на колени и забрызгала пол, извергнув свой завтрак. Другие аколиты в отвращении отскочили. Три солнца ослепляли ее, и когда Маузер сделал еще один шаг, Мия даже зашипела, словно ошпаренная, и забилась под одним из столов, прикрываясь рукой от ослепляющего света, который, похоже, видела только она.

Трик направился было к ней, его глаза округлились от беспокойства. Джессамина ухмылялась. Эш выглядела ошарашенной. Другие послушники обменивались недоуменным бормотанием.

– Быстро все вышли, – приказал Маузер. – На сегодня урок окончен.

Группа неуверенно замешкалась, таращась на испуганную девушку.

– Пошли вон! – взревел Маузер. – Живо!

Толпа быстро ретировалась, Трик суетился вокруг Мии, как встревоженная сиделка, пока Маузер не рявкнул, чтобы и он уходил. Когда помещение опустело, шахид снял облачение и откинул его в сторону. Затем подошел к Мие, протянув руку, как к перепуганному зверьку.

– Ты в порядке, дитя?

Стоило Троице исчезнуть из виду, Мие сразу стало легче дышать. Сердце успокаивалось в груди, боль и тошнота отступали. Мистер Добряк подобрался и свернулся в ее тени, упиваясь страхом. Но ее руки по-прежнему дрожали, сердце продолжало колотиться.

– Я… Простите, шахид…

Маузер присел рядом с ней.

– Нет, это я должен перед тобой извиниться. Достопочтенная Мать рассказала мне о твоем фокусе с Солисом в Зале Песен. Браво, кстати говоря…

Улыбка шахида сползла, когда уголки губ Мии даже не дрогнули.

– Но она также поведала мне, кто ты. Я был беспечен. Прости меня.

Мия покачала головой.

– Я не понимаю.

– Прежде чем я перерезал ему глотку, мужчина, который носил Троицу, был примасом духовенства Аа. Этот медальон освятил великий кардинал. Благословленный правой рукой самого Аа.

– Дуомо?

Маузер покачал головой.

– Его предшественник. Но дело не в человеке, дитя. И не в одежде. Дело в вере во Всевидящего. Кардинал, благословивший эти солнца, был верующим. Настоящим последователем бога, изгнавшего саму Ночь с наших небес. Аа наделяет самых благочестивых слуг частью своей силы, очевидный пример – люминаты с их солнцестальными мечами. Но самые набожные священники могут вселить крупицу этой силы в предметы, к которым они прикасаются. Мне стоило догадаться, что подобная вещица может быть для тебя проклятием.

– Но почему?

Шахид пожал плечами.

– Тебя коснулась сама Мать, аколит. Не знаю, к лучшему или худшему, но она отметила тебя. Но я знаю, что Свет ненавидит свою жену. Как ненавидит и тех, кого она любит.

Мия часто заморгала, живот крутило до сих пор. Она чувствовала это так же ясно, как камень под собой. Глядя на эти три горящих круга, она ощутила ярость. Пламя. Злобу. Такое уже случалось раньше. Свет опалял ей глаза. Кровь алела на руках. Ослепляла.

«Не смотри…»

Маузер ласково похлопал ее по колену.

– На будущих занятиях я не буду доставать Троицу. Еще раз извини.

Шахид помог ей подняться на ноги, убедился, что она может стоять. Колени подгибались, голова слегка кружилась. Но, сделав глубокий вдох, Мия кивнула.

– Вы когда-нибудь видели, чтобы лорд Кассий так реагировал на Троицу?

– Я не настолько глуп, чтобы надевать медальон в его присутствии, – улыбнулся Маузер.

– Если можно, я хотела бы с ним поговорить. Я никогда не встречала…

Маузер покачал головой, и вопрос так и не слетел с ее уст.

– Лорд Кассий покинул гору, аколит, – сказал шахид. – Он вернется на твое посвящение, но я сомневаюсь, что он почтит нас своим присутствием до того. Какие бы ответы ты ни искала, тебе придется их искать в одиночку. Хотел бы я рассказать тебе больше, но лорд Кассий – единственный даркин, которого я знаю, а глава Клинков предпочитает держать все в себе.

Мия поблагодарила его и вышла из Зала Карманов. Ее поступь все еще была нетвердой. Руки по-прежнему дрожали. Она остановилась за двустворчатыми дверями, закрыла глаза и прислушалась к призрачному хору, поющему во мгле. В темноте под веками все еще были отпечатаны три горящих круга, разум кружился от понимания, что каким-то образом она заслужила ненависть бога. Кто его знает как. Какой бы ни была причина, никто в Церкви, похоже, не знал настоящих ответов.

«Быть может…»

Мия направилась во тьму, борясь с тошнотой, горящие круги в глазах медленно угасали. Она думала, что, возможно, в этих стенах есть один человек, который знает нужные ей ответы. Но когда она подошла к высоченным дверям в библиотеку, то обнаружила их крепко запертыми. Девушка постучала, громко позвала летописца. Ответом была лишь тишина.

Вздохнув, Мия села на пол и прислонилась к двери. Достав тонкий серебряный портсигар из повязки, прикурила сигариллу. Выдохнула серый дым.

В глазах горели три солнца.

В мозгу пылали вопросы.

Но если она хочет разузнать правду о себе, похоже, придется делать это одной.

Тень зашевелилась у ее ног. Тихий голос прошептал в темноте:

– …Ты никогда не одна…