Текст книги "Неночь"

– Не хочешь объяснить, в чем дело?

Эшлин ничего не ответила. Ее губы приоткрылись, пытаясь подобрать слова.

– Что? – Мия всмотрелась ей в глаза. – Что случилось?

– Мия…

– Твою мать, Эш, что такое?!

Девушка покачала головой.

Тихо вздохнула.

– Лотти мертва.

Глава 26
Сотня

Тем утром в Зале Истин пахло иначе. Привычные запахи гнили и свежих цветов, сушеных трав и кислот перебивал новый аромат с привкусом ржавчины.

Кровь.

Мия расталкивала собравшихся Десниц, Эш и Трик следовали за ней по пятам. Слуги пытались ее остановить, но она возражала, пихалась, толкалась, пока наконец не раздался голос: «Пропустите их». Мия оказалась в зеленоватом свете зала, и ее глаза расширились от ярости.

Карлотта лежала на одной из рабочих скамеек, сжимая в холодной руке перо. Стол перед ней покрывала запекшаяся пленка алого и собиралась лужей под скамьей. В воздухе застыла песня призрачного хора и железная вонь крови.

У тела стояли Достопочтенная Мать и Паукогубица, переговариваясь на пониженных тонах с Солисом. Привычная улыбка Друзиллы отсутствовала, а Паукогубица выглядела даже суровее, чем обычно. Когда Мия вошла, Солис посмотрел в пустой воздух над ее правым плечом, его лицо было таким же мрачным, как пол бойни.

– Уроки начнутся только через час, аколиты, – сказала Паукогубица. – Вы не должны здесь быть.

– Это наша подруга, – возразила Мия, показывая на тело Карлотты.

Шахид покачала головой.

– Уже нет.

– Как она умерла? – спросил Трик.

– Она не умерла, – сплюнула Эш. – Ее убили.

– Перерезали глотку, – ответила Паукогубица. – Очень быстро. Почти безболезненно.

– Сзади?

Шахид кивнула.

– Джессамина, – прошипела Мия. – Или Диамо. Или оба.

– Гребаные трусы, – прошептала Эш.

Мать Друзилла вздернула бровь.

– Вам что-нибудь об этом известно, аколиты?

Мия глянула на Эшлин с Триком и медленно кивнула.

– Пару перемен назад Карлотта и Джессамина поссорились за ужином, Достопочтенная Мать. Лотти была близка к тому, чтобы решить формулу Паукогубицы, но Диамо уничтожил ее записи. Лотти сломала Джессамине нос, и та поклялась ее убить. Спросите любого. Все это слышали.

– Понятно.

– Лотти сказала, что попросит у шахида Паукогубицы разрешения работать допоздна, чтобы наверстать упущенное. Джессамина с Диамо знали, что она будет здесь.

– Судя по твоему рассказу, все, кто посещал тот ужин, знали, что она будет здесь.

– Но Джессамина обещала ее убить. При свидетелях.

– И что конкретно это доказывает? – рявкнул Солис. – Помнится, не так давно за ужином аколит Трик тоже грозился убить другого аколита. И на следующую перемену тот оказался мертвым. – Солис посмотрел на Трика. – Тебе есть в чем признаться, аколит?

– Я не имею никакого отношения к смерти Водоклика, шахид. Клянусь.

Грузный мужчина повернулся к Мие и фыркнул.

– Пустые угрозы не делают тебя убийцей.

– Вам же плевать, что она мертва, не так ли? – прорычала она.

– Напротив, аколит, нас глубоко это волнует, – ответила Мать Друзилла. – И именно поэтому мы проведем тщательное расследование, вместо того чтобы хвататься за очевидные выводы. Джессамина хладнокровна, это правда. Но неужели ты считаешь ее настолько глупой, чтобы убивать девушку, которой она не так давно открыто угрожала перед целым залом свидетелей?

– Может, она думала, что вам будет насрать? Не то чтобы вы перевернули всю гору вверх дном, разыскивая улики, когда перерезали глотку Водоклику. С той поры умерло больше половины аколитов, но что-то я так и не увидела у вас ни единой слезинки.

Солис раскраснелся, слепые глаза сверкнули.

– Я бы посоветовал следить за языком, когда разговариваешь со старшими, девочка. О твоей неприязни к Джессамине всем известно. Ее взбучки в Зале Песен – достаточная причина, чтобы ты распространяла о ней ложь. И если среди этой конгрегации и есть кто-то, кому была бы выгодна смерть Карлотты, так это ты.

Мия ошеломленно заморгала.

– Что?!

– Ты сама сказала, что она была близка к решению формулы шахида Паукогубицы. Если бы Карлотта все же сварила противоядие, ты бы потеряла лучшую возможность окончить зал победительницей, не так ли? В Зале Песен у тебя уж точно столько же шансов на победу, как у солнечного луча – засиять в бездне.

– Ах ты жалкий…

– Мия, – предостерег Трик, опуская руку ей на плечо.

– …бессердечный…

– Корвере, – пробормотала Эш.

– …гребаный…

– …Мия…

– МУДАК! – проревела девушка. – Она была моей подругой! Да кем ты себя возомнил, мать твою?!

Солис стукнул кулаком по скамье и заорал:

– Я – шахид Красной Церкви! Клинок Матери на этой земле, принесший тридцать шесть освященных убийств в ее честь! И, клянусь, ты станешь тридцать седьмой, если еще раз позволишь себе так со мной говорить!

Мия сделала шаг вперед, распаленная от гнева. Она лучше других знала, чем заканчиваются стычки с Солисом. Девушка по-прежнему была безрассудной и бесстрашной, Мистер Добряк поглощал ее осмотрительность целиком. Но голос Достопочтенной Матери наконец вернул спокойствие в зал.

– Где ты была прошлой ночью, аколит?

Друзилла склонила голову, посмотрела на тело Карлотты.

– Где-то около трех часов?

Слюна на губах. Глаза сужены. Челюсти сжаты.

– В кровати, разумеется, – ответила Мия.

– Значит, твое местонахождение некому подтвердить.

– …Нет.

Достопочтенная Мать смерила ее взглядом холодных голубых глаз.

– Любопытно.

– И почему же?

– В свои годы я и сама перерезала несколько глоток. – Друзилла кивнула на труп Карлотты. – Судя по увечью, я бы сказала, что убийца левша.

В комнате воцарилась тишина. Эшлин с Триком тревожно переглянулись, Мия похолодела. Мать смотрела прямо на нее.

– Джессамина амбидекстр, – ответила Мия. – Она хорошо владеет обеими руками.

– А какой рукой владеешь ты, аколит?

– …Левой, Достопочтенная Мать.

Пожилая женщина кивнула на стол. Мия заметила слабое очертание между брызгами крови, словно перед Лотти лежал прямоугольный предмет, когда ей перерезали горло, и тот прикрыл поверхность от алых капель.

– Очевидно, Карлотта над чем-то работала, когда ее убили. Судя по форме, похоже на книгу. Возможно, ежедневник. Ты ничего об этом не знаешь, аколит?

– Карлотта записывала в него все свои размышления по противоядию Паукогубицы. Это всем известно.

Мать Друзилла наклонила голову вбок.

– Любопытно.

Мия встретилась с ней взглядом, не моргая. Тишину нарушил голос Паукогубицы:

– Нас ждет работа, аколиты. Отправляйтесь на завтрак. Увидимся здесь на истинах, когда придет время урока.

Эш взяла Мию за руку и потащила из зала. Трио безжизненно позавтракало в Небесном алтаре, сердитый взгляд Мии был сосредоточен на Диамо. Крупный итреец смотрел на нее холодными, безжизненными глазами, будто бросая вызов. Джессамины нигде не было.

Мия заскрежетала зубами. Пища на вкус напоминала пыль и прах. Шепот Эшлин остался незамеченным. В ушах ревела кровь. Трик настаивал на том, чтобы признаться, засвидетельствовать, что он провел ночь в кровати Мии. Что она не могла убить Карлотту. Но сеанс Трика с ткачихой закончился намного позже девятого удара – у него было разрешение вернуться конкретно к себе в комнату, а не заглядывать к Мие. Поэтому в итоге она упросила его хранить молчание. Трику не было смысла рисковать нарваться на пытку, пока Мия не знала, насколько горячи воды, в которые она заплыла.

Во время урока в Зале Истин девушка не могла оторвать взгляд от пустующего места Карлотты, от слабого кровавого пятна на железном дереве, которое не смогла вывести даже аркимия Паукогубицы. Она представляла последние секунды подруги. Как та склонялась над своим ежедневником. Как ее дернула за голову чья-то быстрая рука. Короткий миг ужаса в промежутке между холодом лезвия на своей шее и полной чернотой.

Мия уставилась на Джессамину, которая присоединилась к классу всего за пару минут до занятия. В голове эхом раскатывалась мысленная клятва.

«Тебе конец, тварь…»

– Мия Корвере.

Мия моргнула. Отвела взгляд от лица Джессамины и обнаружила Достопочтенную Мать Друзиллу во главе зала, окруженную полудюжиной Десниц.

– …Да, Достопочтенная Мать?

– Немедленно пройди с нами.

Двое Десниц в черных робах взяли ее за руки. Девушка зашипела в знак протеста, когда они стащили ее со стула и отнюдь не ласково повели к двери. Услышала возражения Трика, потасовку, громкий приказ Друзиллы. Вытянув шею, увидела позади себя пожилую женщину, окруженную зловещими людьми в черном. От взгляда ее голубых глаз веяло холодом.

– Мать Друзилла, куда вы меня ведете?

– В мой кабинет.

– Зачем?

– Для расследования.

– Чего?

– Убийства Карлотты Вальди.

Друзилла положила смятую льняную простынь на колени Мие и скрестила руки на груди.

– Объясни мне это.

Кабинет Матери находился высоко в горе, на вершине с виду бесконечного лестничного пролета. Его тускло освещало изваяние из аркимического стекла, подвешенное к потолку. Главным предметом в комнате был живописный стол, доверху заваленный пергаментами; пол устилал ковер из белого меха, а стены были покрашены белой краской. Вдоль них справа и слева стояли стеллажи, забитые книгами, но в стене за столом располагалась сотня ниш. Внутри них Мия увидела всяческие странности. Кинжал центуриона. Красивую литую из золота розу. Заляпанный кровью экземпляр Евангелия от Аа. Кольцо с сапфиром.

Среди трофеев виднелись сотни и сотни серебряных пузырьков, запечатанных пробками из черного воска. Такой же Наив носила на шее в Пустыне Шепота. А по центру в обсидиановом камне была вырезана дверь, испещренная странными трансформирующимися глифами.

Сидя на резном стуле с высокой спинкой, Мия часто моргала, глядя на представленную Друзиллой простыню.

– Что объяснить, Достопочтенная Мать?

– Это.

Друзилла взяла простыню и развернула перед лицом Мии. Там, впитанное тканью, Мия увидела крошечное засохшее алое пятно.

– Похоже на кровь.

– Кровь Карлотты, аколит. Вещатель Адонай это подтвердил.

Мия посмотрела на альбиноса, разглядывающего коллекцию сувениров Друзиллы. Как обычно, он был босой, через открытый вырез шелковой мантии виднелась гладкая бледная грудь. Как всегда, вещатель выглядел так, будто ему невыносимо скучно.

– Это кровь убитой, – кивнул Адонай, проводя пальцами по одному из множества серебряных пузырьков. – Несомненно.

– Я не понимаю, – сказала Мия. – Это кровь Карлотты. Какое это имеет отношение ко мне?

Друзилла аккуратно сложила простынь и вновь положила ее на колени Мие.

– Утром простыню сняли с твоей кровати.

Мия нахмурилась. Разум лихорадочно работал. Сердцебиение участилось.

– Но это какая-то бессмыслица.

– Ты можешь объяснить, как кровь Карлотты попала на твою кровать, аколит?

Мия крепко сжала челюсти, оглядывая кабинет. Втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Вспомнила, как Диамо сидел один за завтраком. Как Джессамина пришла всего за пару минут до урока Паукогубицы.

– Джессамина! – сплюнула Мия. – Ее не было за завтраком. Должно быть, это она все подстроила.

– Этим утром Джессамина была у меня, аколит, – Друзилла вздохнула. – Я допрашивала ее по тому же поводу.

– Достопочтенная Мать, я не имею никакого отношения к смерти Лотти. Она была моей подругой!

– Здесь нет друзей, аколит. Волк не жалеет ягненка. Буря не молит утопших о прощении. Мы убийцы – все как один. – Мия подняла голову, когда ее собеседница процитировала слова Кассия; его предупреждение, сказанное в беспросветной камере Годсгрейва. – И хоть мы четко дали понять, что убийство соучениов-аколитов является преступлением, если ты признаешься в своем участии в смерти Карлотты, Духовенство смягчит приговор.

– Я не стану признаваться в том, чего не делала!

– Все улики указывают на обратное. – Друзилла села на край стола, наклонилась ближе к Мие. Обсидиановый ключ на ее шее заблестел в тусклом свете. – Ты единственная левша среди нынешней паствы. Тебе выгодно больше, чем другим, чтобы Карлотта выбыла из соревнования Паукогубицы. Ты не можешь доказать свое вчерашнее местонахождение, и кровь жертвы найдена на твоей простыне – факт, который ты сама не можешь объяснить. Карлотта когда-нибудь посещала твою комнату?

– Нет, но…

– Может, она порезалась во время ссоры с Джессаминой в Небесном алтаре? Могла ли ее кровь каким-то образом попасть на твою одежду?

На секунду Мия замешкалась, раздумывая, стоит ли солгать, но Друзилла задаст те же вопросы всем, кто видел схватку. И если ее поймают сейчас на лжи…

– Нет, Лотти не порезалась. – Мия нахмурилась. – Что вы вообще делали в моей комнате?

– Разумеется, искали пропавший ежедневник Карлотты.

– Вы действительно думали, что найдете его? Нужно быть совсем идиоткой, чтобы хранить его у себя в комнате после того, как я перерезала ей горло, не так ли?

– Но если бы тебя действительно подставили, как ты заявляешь, разве убийце не было бы выгоднее оставить ежедневник, чем пятнать простыню крошечной каплей крови?

– То есть если вы найдете ежедневник, это докажет мою невиновность или виновность?

Друзилла нахмурилась и сложила руки.

– Есть ли хоть кто-нибудь, кто может подтвердить твое местонахождение?

Мия впилась ногтями в ладони. Конечно, был один человек, который мог бы за нее поручиться. Но если Трик признается, что приходил к ней в комнату, то и признается, что нарушил комендантский час. За это ему придется пройти через кровавое бичевание. И наверняка более жестокое, чем в случае с Тишем.

– …Есть кое-кто, кто может подтвердить ее местонахождение…

Живот Мии сжался. На столе Достопочтенной Матери возник Мистер Добряк, склонил голову и посмотрел на пожилую женщину. Друзилла повернулась к существу, в ее глазах сквозил очевидный скептицизм. Но Мия знала, что Мистер Добряк не питал теплых чувств к Трику. Он не был ему предан. И выдаст мальчишку с потрохами, если это спасет Мию от позора.

– О, неужели? – вздернула бровь Друзилла. – Могу я осмелиться спросить?

– …Не знаю. Можете?..

– Мистер Добряк, не надо, – предостерегла Мия.

– … И почему нет?..

– Потому что я тебя прошу.

При этих словах Друзилла резко к ней повернулась и посмотрела на Мию прищуренными глазами.

– Аколит, надеюсь, мне не нужно объяснять серьезность данного преступления? Если тебя признают виновной в убийстве аколита Карлотты, то, как минимум, отправят на бичевание. Возможно, даже убьют. Если есть кто-то, кто может обеспечить тебе алиби на вчерашний вечер…

Взгляд Мии, полный мольбы, был сосредоточен на не-коте.

– …Раньше ты мне больше доверяла…

– Пожалуйста, не надо.

– …Что изменилось, Мия?..

– Хватит! – рявкнула Друзилла. – Я – хозяйка этих залов. Говори не с ней, а со мной. Именем Матери, я приказываю!

Мистер Добряк повернул к ней голову, посмотрел бездонными не-глазами.

– …Это же очевидно, правда…

– Мистер Добряк, не надо.

Не-кот взмахнул хвостом. Осмотрел Друзиллу с головы до ног.

– …Это я…

Мия могла поклясться, что в наступившей тишине услышала смешок Адоная. Не-кот взглянул на нее и покачал головой, будто осуждая.

– …Я никогда ее не покидаю. Я смотрю, как она спит. И в точности знаю, чем она занималась прошлой ночью…

– Ты принимаешь меня за идиотку, маленький спутник?

– …В этих залах много идиотов, Достопочтенная Мать, но вы и она – не одни из них…

Мистер Добряк кивнул на Мию.

– …Она бы не стала, да и не могла это сделать…

Друзилла рыкнула, поднялась и устроилась за своим столом. Адонай прогуливался у ниш, продолжая касаться то одного пузырька, то другого, и слабо улыбался. Женщина сложила пальцы домиком.

– Аколит Мия Корвере, тебе запрещено выходить из своей комнаты. Обед и ужин доставят к двери, как и материалы, необходимые для продолжения твоего обучения. Тебе запрещено с кем-либо общаться, и пока расследование не подойдет к концу, в коридоре постоянно будут дежурить Десницы. Вечером Духовенство соберется и обсудит твою дальнейшую судьбу.

Рядом со стулом Мии возникли двое Десниц. Понимая, что дальше навлекать на себя гнев Матери нет смысла, Мия медленно встала, низко поклонилась и промаршировала из кабинета Друзиллы. Десницы проводили ее до самой спальни, завели внутрь и захлопнули дверь. Быстро посмотрев в замочную скважину, она увидела, что по коридору бродят люди в капюшонах.

Ее комнату перевернули вверх дном, все ящики выдвинули, постельное белье сдернули. Мия плюхнулась на голый матрас, прикурила сигариллу и уставилась в потолок.

– Вот дерьмо.

У изголовья кровати возник Мистер Добряк и заглянул ей в глаза.

– …Я бы предпочел получить твои извинения в письменной форме, но, возможно, хватит и одного чрезвычайно красноречивого слова, произнесенного вслух…

– Да, – Мия прочистила горло. – Прости.

– …Должно быть, это какой-то новый вид красноречия, с которым я не знаком…

– Бездна и кровь, я напишу тебе трепетное послание на позолоченном пергаменте и зачту его с вершины горы, но позже! У нас есть более важные проблемы, тебе так не кажется?

– …Даже если тебя признают виновной, то не убьют за это…

– С чего ты так уверен? Они могут сделать из меня пример.

– …В этом мало смысла. Убийце хватило ловкости, чтобы выйти из комнаты после девяти часов, прокрасться в Зал Истин, перерезать девчонке горло от уха до уха, смыть всю кровь и вернуться в постель незамеченным – все это под их тщательным надзором…

Мия выдохнула дым в мордочку не-кота.

– Ее звали Карлотта, Мистер Добряк.

– …Как бы там ни было, убийца продемонстрировал изрядное мастерство как раз в тех искусствах, которым здесь обучают…

– О да, наверняка мне даже прикрепят медальку на грудь.

– …Сомнительно. Но я также сомневаюсь, что учителя школы смертоносных ассасинов сильно расстроятся, что один из их учеников в самом деле оказался смертоносным ассасином…

Девушка щедро затянулась, выдохнув серый дым вместе с ругательством.

– …Джессамина – очевидный подозреваемый аколит. Но не обязательно правильный…

– Ну а кто тогда?

– …Кто из послушников занимает третье место по навыкам в ядоварении?..

– …Наверное, Тишь? Но Осрик с Марцеллом тоже неплохи.

– …И любой из них обладает нужными качествами для такого коварного убийства…

Мия снова затянулась, мысли завертелись в голове. Джессамина должна исчезнуть. Но если рыжая или Диамо вдруг умрут, Духовенство мгновенно ее заподозрит. Да и все это в любом случае не имеет значения. Размышлять о Джессамине или Диамо бессмысленно, пока она не узнает, каким будет приговор за смерть Карлотты. Ее кучка проблем значительно бы уменьшилась, если бы Духовенство просто перерезало ей глотку…

Вместо того чтобы просто сидеть и злиться, Мия вернулась к работе над формулой Паукогубицы. Сгорбившись на испорченной кровати, она принялась записывать свои рассуждения в обтянутый кожей блокнот. В темноте время шло быстро, Мистер Добряк помогал, чем мог. Загадка отвлекла ее от мыслей о Духовенстве и возможности того, что всего через пару часов все ее скрупулезно продуманные планы разрушатся. Что скажет Меркурио, если все полетит в бездну?

«Сосредоточься на том, что можешь изменить, – посоветовал бы он. – Остальное решится само собой».

Мия вздохнула.

«Так или иначе».

Спустя несколько часов Мию отвлек от аркимической пляски в голове стук в дверь, вернувший ее в тусклый свет. Девушка невольно опустошила половину своих запасов сигарилл, куря их одну за другой, чашка рядом с кроватью до краев наполнилась пеплом. Горло болело, в голове все плыло. Скривившись, Мия затушила бычок.

– Зубы Пасти, нужно меньше курить!

– …Здесь есть и более опасные вещи, которые не стоит совать в рот…

Мистер Добряк посмотрел на нее сквозь завесу дыма.

– …Двеймерские юноши, например…

– О, браво. Наверное, долго думал?

– …Большую часть вчерашнего вечера…

– Значит, ты потратил время не зря.

– …Есть и более опасные способы потратить…

– Ладно-ладно! Хватит. Последнее, что мне нужно услышать перед казнью, это твою критику по поводу моих предпочтений в пенисах.

– …Они такие смешные. Если бы мне нужно было доказательство злопыхательств вашего создателя, достаточно было бы посмотреть между ног среднестатистическому подростку…

Стук, стук, стук.

– Аколит! Тебя вызывают в Зал Надгробных Речей.

Мия встала с кровати. Никакого страха и трепета в животе. Сердцебиение ровное. Она спрятала на себе около дюжины клинков, решив, что умрет в сражении, если до этого дойдет. Гадая, что ее ждет под взором статуи.

Снаружи комнаты ждали шесть Десниц, чьи глаза были спрятаны под капюшонами. Вместе с ними стоял шахид Маузер, на его поясе, как всегда, висел меч из черностали. А вот привычная воровская улыбка отсутствовала.

– Шахид, – кивнула Мия.

– Идем с нами, аколит.

Мию повели по коридору в Зал Надгробных Речей. Она чувствовала Мистера Добряка в своей тени, пьющего страх на пределе своих возможностей, но, тем не менее, тот начал просачиваться. Ладони вспотели. В животе появилась легкость. Она не умрет на коленях, как какой-то сопливый ребенок! Но она так усердно трудилась… Зашла так далеко… Чтобы споткнуться и упасть на дно из-за такой несправедливости?

Вокруг нее набухала тьма, сдавливая со всех сторон. Реагируя на ее зарождающийся гнев. Нарастающую тревогу. Если бы Мия пожелала, она бы повиновалась. Если бы только ей хватило силы воли протянуть руку и взять ее. Она уже делала это прежде. И не так давно. Четырнадцать лет. Каменные стены. Крики в воздухе. Кровь на руках.

«Не смотри».

Под гранитным взглядом Наи собралось все Духовенство. И аколиты. На одного меньше, чем в прошлый раз. Трик смотрел на нее с мукой. Мия покачала головой и поджала губы. Молча моля его сделать так же.

Витражные окна проливали свет на пол – кроваво-алый и призрачно-белый, на заднем фоне пел хор. Мию отвели к пустующему месту перед Духовенством. Лица шахидов были мрачными, и больше всего – у Достопочтенной Матери.

– Аколит Мия! Духовенство основательно посовещалось по вопросу смерти аколита Карлотты. И хоть у нас отсутствуют неопровержимые доказательства твоей вины, кровь, найденную в твоей комнате, и факт того, что убийца орудовал левой рукой, нельзя игнорировать. Более того, у тебя был неоспоримый мотив. После смерти аколита Карлотты у тебя имеются все шансы победить в Зале Паукогубицы. Помимо слов, произнесенных этим утром, тебе есть что сказать в свою защиту?

Мия посмотрела на лица собравшихся шахидов. На слепой взор Солиса. На прекрасную маску Аалеи. Их решение уже принято. А умолять – не в ее стиле.

– Нет, Достопочтенная Мать, – ответила она.

– Очень хорошо. В свете найденных улик – и без убедительных доказательств об обратном – мы признаем твою вину. Учитывая характер твоего обучения и мастерство, с коим было совершено убийство, тебя не казнят. Тем не менее вас всех четко предупредили, что убийство коллег-аколитов под запретом, и посему ты заслуживаешь наказания. Ты пройдешь через кровавое бичевание. Пятьдесят ударов.

Мия стиснула зубы от внезапного притока страха, Мистер Добряк раздулся в ее тени. «Зубы Пасти, пятьдесят ударов!» Тишь получил вдвое меньше, и это чуть его не убило. Она покосилась на голубоглазого юношу, стоящего в конце полукруга аколитов. Мия могла поклясться, что он слабо кивнул. В голове прозвучал голос мамы: «Никогда не отводи взгляд. Никогда не бойся. И никогда, никогда не забывай».

Она встретилась взглядом с Триком и покачала головой. Прерывать наказание уже не было смысла. Несмотря на все нравоучения, это все-таки школа убийц – по крайней мере, преступление, которое якобы совершила Мия, имело некий престиж. А вот вопиющее нарушение комендантского часа ради подростковых плотских утех?

«С него сдерут шкуру живьем. Буквально».

– Кроме того, – продолжила Друзилла, – поскольку мотивом для этого преступления послужило желание получить преимущество в истинах, отныне ты исключаешься из состязания Паукогубицы и не сможешь бороться за место победителя в ее зале.

Мия согнулась, словно Мать ударила ее в живот. Победа в Зале Истин была ее лучшей надеждой на посвящение – все это знали. Без соревнования Паукогубицы она, вероятно, никогда не станет Клинком. Что с ней сделают? Обрекут на вылазки в Последнюю Надежду с Наив или заставят ухаживать за бассейном с кровью в какой-то дыре, как Кэррион-Холл или Элай? Как она сможет отомстить Скаеве и остальным в качестве прославленной слуги?

Мия посмотрела на лица вокруг себя. Солис улыбался. Джессамина просияла так, будто получила подарки на все Великие Подношения сразу. Диамо чуть ли слюну не пускал от предвкушения. Мать Друзилла кивнула Десницам, стоящим по бокам от Мии, и они схватили ее за руки. Ей потребовались все силы, чтобы не оказывать сопротивления. Тьма содрогнулась, когда девушка сцепила зубы и позволила отвести себя к железным кольцам у основания статуи, успев попутно увидеть Мариэль с Адонаем в тени. Лицо вещателя ничего не выражало, в то время как кровоточащие губы ткачихи расплылись в улыбке.

Она хрустела костяшками.

Десницы потянулись к рубашке Мии. Девушка напряглась, когда они приготовились оголить ее спину. Посмотрела на статую богини, на этот пустой взгляд, преследующий ее, куда бы она ни пошла.

«Дай мне силы…»

– Стойте!

Мия вздохнула. В равной степени от злости и облегчения.

«Чертов дурак…»

Девушка повернулась. Все взгляды были направлены на Трика. Двеймерец вышел вперед, глядя на собравшихся шахидов.

– Достопочтенная Мать, остановите это.

– Встань на место, аколит. Мы вынесли свой приговор. И он будет исполнен.

– Трик, не надо, – прошипела Мия.

– Приговор несправедливый. Мия не могла убить Карлотту.

– Меня не интересует твоя оценка ее характера, аколит.

– Я говорю не о ее гребаном характере! – огрызнулся Трик. – Мия не могла убить вчера Карлотту так, чтобы я об этом не узнал.

– И почему же?

– Трик, остановись!

Юноша проигнорировал ее просьбу, покосился на ткачиху. Его губы пересохли. Но, несмотря на угрозу грядущего наказания, признался:

– Потому что я был с ней в комнате.

Духовенство переглянулось между собой – все, кроме Солиса, прожигающего взглядом потолок. Друзилла посмотрела на Мариэль и ее брата, затем снова на Трика.

– Ты признаешься, что был за пределами своей комнаты после девятого удара часов?

– Я отсутствовал всю неночь. Эш может подтвердить. Она видела меня в кровати Мии этим утром.

Друзилла повернулась к Эшлин.

– Это правда, аколит?

Та закусила губу. Неохотно кивнула.

– Да, Достопочтенная Мать.

– Так что Мия не могла убить Лотти, – подытожил Трик. – Несмотря на ваши «улики». Вы не можете исключить ее из состязания Паукогубицы. Я все время находился с ней в постели.

– И почему ты не проинформировал нас об этом раньше?

– Я его попросила, – встряла Мия.

– Вы не можете запретить Мие участвовать в испытании Паукогубицы, – не унимался Трик. – Посвящение в Клинки значит для нее все! Она этого не делала.

Друзилла перевела взгляд на Мию. Духовенство – на Мать.

Девушка задержала дыхание. Казалось, каждая минута длилась не меньше года. В темноте тихо пел свой гимн призрачный хор, в жилах Мии громыхал пульс. Духовенство перемолвилось на приглушенных тонах; все, ради чего Мия работала и истекала кровью, повисло на волоске. Ей хотелось расцеловать Трика. Или избить. Но он – ее соперник. От начала и до конца, всегда. Мия его не любила. Он не любил ее. В этой тьме нет места для любви, и оба хорошо это знали. Почему он стольким рисковал ради нее? В то время как она никогда бы не поступила так ради него?

Наконец Мать Друзилла заговорила, заглушая хаос в голове Мии.

– Очень хорошо, – произнесла пожилая женщина. – В свете новых доказательств вина аколита Мии не подтверждена, и ее наказание может быть необоснованным. И хоть она запоздалая, но Духовенство аплодирует аколиту Трику за его честность. Такая храбрость должна быть вознаграждена, особенно учитывая плату за нее.

Друзилла повернулась к Десницам.

– Сковать его.

Фигуры в робах окружили Трика и потащили его к основанию статуи. Все это время Друзилла продолжала говорить:

– К сожалению, если закрыть глаза на порядочность аколита Трика, похоже, показательная кара аколита Тиши была недостаточным стимулом, чтобы отговорить послушников от нарушения комендантского часа. Быть может, его наказание предотвратит дальнейшее неповиновение.

Женщина повернулась к Мариэль.

– Сто ударов.

По ряду аколитов прокатился ропот, Трик побледнел. Даже если Адонай не даст ему истечь кровью, даже если Мариэль не даст ему умереть, боль от сотни ударов наверняка его убьет. После всего, через что он прошел, после всех страданий, Трик окончит свою жизнь здесь, в недрах черной горы, крича от безумия и моля о смерти.

Он рискнул всем ради нее. Сказал правду, хоть и понимал, чего она будет стоить.

Зная, что Мия никогда не поступила бы так ради него.

– Достопочтенная Мать, – вмешалась она. – Подождите.

Та посмотрела на нее ледяным взглядом.

– Аколит?

Мия сделала глубокий вдох. Тени перекатывались под ее ногами.

…Или поступила бы?

– Это я попросила Трика прийти ко мне в комнату. Как минимум половина вины лежит на мне. – Мия мысленно закалилась. – Поэтому я должна понести половину его наказания.

В зале стало тихо, как в могиле. Достопочтенная Мать посмотрела на шахидов, задавая немой вопрос каждому по очереди. Маузер пожал плечами. Солис покачал головой, видимо, посудив, что наблюдение за тем, как Трика свежуют, принесет Мие больше боли, чем личное участие в наказании. Но Аалея кивнула, и Паукогубица тоже согласилась, глядя на Мию темными глазами. Друзилла прижала пальцы к губам, задумчиво нахмурила лоб.

– Сковать их обоих, – наконец изрекла она.

Десницы провели Трика к статуе, сковали его запястья. Все это время Мия испепеляла его взглядом и качала головой. Юноша смотрел в ответ с напряженным бескровным лицом.

Парочка одновременно прошептала:

– Гребаный идиот!

– Гребаная идиотка!

Мия почувствовала, как с нее снимают рубашку. Затем девушку прижали к камню, холодившему кожу, на ее руках начали проступать мурашки. Оглянувшись через плечо, она увидела за собой Мариэль и Адоная. Ее страх начал перенасыщать Мистера Добряка. Пульс участился.

«Каково же тогда Трику?»

Юноша будто не мог отдышаться, сквозь стиснутые зубы быстро и с шумом втягивая воздух. Круглые глаза сосредоточились на черном камне, к которому его приковали. Мия натянула цепи, с трудом нащупала его руку и крепко сжала.

– Держись за меня, – прошептала она.

Трик сморгнул пот с глаз. Кивнул. А затем к ним со спины подошли Десницы и завязали повязки на глазах, перекрывая свет.

Мия ощутила, как Трик крепко сдавливает ей пальцы. И в точности поняла, о чем он думал. Четырнадцатилетний юноша. Привязанный к мачте у дома дедушки. Ожидающий в темноте, когда прилетит следующий камень. Следующая пощечина. Следующий плевок.

Выблядок. Сукин сын. Коффи.

– Мистер Добряк, – прошептала она.

– …Нет, Мия…

– Помоги ему.

– …Если я помогу ему, то кто поможет тебе?..

Мия почувствовала, как Десницы проверяют оковы на ее запястьях. Услышала удаляющиеся шаги. Трик так сильно сжимал ее пальцы, что это приносило боль.