Текст книги "Неночь"

– Мне жаль, Мия, – вздохнула Эш.

Рем сердито и недоверчиво на нее посмотрел.

– Он был у тебя все это время?! Ты могла покончить с этим в любой момент! Ах ты маленькая предательская…

– Ой, иди на хрен, богопоклонник, – прорычала Эш. – Я здесь не ради твоей славной республики, и мне срать на тебя и твоих людей. Если я хотела иметь туз в рукаве, это мое дело. И если ты не заметил, я только что спасла твою жалкую жизнь. Так что хватит блеять и прикончи наконец девчонку, которая пыталась тебя убить, а затем сходи да проверь, что остальное Духовенство по-прежнему под замком. Если только, конечно, ты и твоя банда идиотов не хотите случайно зарезать и их?

Хотя она была как минимум на голову ниже Рема, Эшлин смотрела на судью сверху вниз. Рыкнув, Рем поднял меч с пляшущим на лезвии пламенем и направился к Мие.

Мия ползла назад по грязи. Охваченная болью, она не могла даже встать. По ее жилам тек страх, стучало в висках, но больше всего девушку тревожило, что ее конец будет таким. Все те мили и годы… И ради чего, чтобы все закончилось здесь? Пока она лежит в пыли какой-то забытой дыры для испражнений и не может даже поднять свой клинок?

Вот так?

Зубы скрежетали. Глаза наполнялись ненавистными слезами.

Вот так?!

Свет ослеплял; куда бы она ни смотрела, взгляд все равно натыкался на Троицу. Мия видела лишь тусклые силуэты. Эшлин, стоящую перед ней с пламенным Светом в руке. Рема, нависающего за ней, с менее ярким огнем в кулаке. Раненого люмината, стонущего в пыли. Лорда Кассия, чей страх объединялся с ее.

«Никогда не отводи взгляд. Никогда не бойся».

Девушка покачала головой. Подняла взгляд на очертание Рема. Полная решимости посмотреть ему в глаза. Чтобы показать, что, как бы ей ни было больно, как бы сердце ни выдавало ее ложь…

– Я не боюсь тебя, – прошипела Мия.

Послышался тихий смешок. Свет послабее поднялся выше.

– Люминус инвикта, безбожница, – сказал Рем. – Я передам от тебя привет брату.

Слова поразили Мию сильнее, чем свет Троицы. Живот затопило холодом. Что он имел в виду? Йоннен мертв. Так сказала ее мать. В ту истинотьму, когда Мия сровняла Философский Камень с землей, стояла на ступеньках Гранд Базилики и пала перед этим же ублюдком, из-за этого же треклятого света. А затем плакала на зубчатых стенах – над местом, где умер ее отец. Меркурио сидел рядом с ней, когда она прошептала:

– Было так ярко. Слишком ярко.

Старик улыбнулся и похлопал ее по руке.

– Чем ярче свет, тем гуще тени.

Перед Мией стояла Эшлин, держа пылающую Троицу. Позади нее нависал Рем, подняв меч. А за ними обоими тянулась тень Мии, растянутая на песке и пересекающаяся с тенью судьи. Черная. Извивающаяся. Но при этом ужасном свете – темнее, чем когда-либо прежде.

Мия потянулась к ней. Зубы стиснуты. Глаза закрыты. Девушка нащупывала тьму снаружи и тьму внутри. И, сжав в кулаке стилет,

она шагнула

в свою тень

и вышла из тени судьи.

Его тело перекрывало свет Троицы, ослепляющее сияние очерчивало его громоздкий силуэт. И, замахнувшись клинком – клинком, который ее мать прижимала к горлу Скаевы, клинком, который Мистер Добряк подарил ей во мраке, клинком, который не раз спасал ей жизнь как прежде, так и теперь, – Мия вонзила его до рукояти в шею Рема.

Судья прижал руку к нанесенной ею ране, между пальцев брызнул фонтан крови. Мия попятилась, окрашенная алым. Свет по-прежнему опалял. Глаза прищурены. Волосы обрамляют лицо спутанными прядями. Девушка споткнулась и упала.

Рем попятился, меч выпал из его хватки и замерцал на песке. Теперь обе его руки прижимались к шее. Сквозь пальцы артериальными всплесками хлестала кровь. В глазах читалось осознание – она убила меня, о Боже, она убила меня, – сменяющееся гневом. Мужчина повернулся к Мие, протянув руки с согнутыми, как когти, пальцами. Кровь хлынула на свободу, стекая по бочкообразной груди, лицо с волчьими чертами быстро бледнело. Судья легиона люминатов сделал один неуверенный шаг, второй, третий. И упал на колени. Сосредоточив взгляд на девушке, которая отчаянно отползала от него по песку.

Рем издал булькающий звук, свет в его глазах медленно угасал. И, с тяжелым стуком, его труп повалился лицом в грязь, пока последние слабые удары сердца вымачивали землю алым. Как она всегда и мечтала. Как она всегда и хотела.

Мертв.

Эшлин не шевелилась, на ее лице застыл ужас. За спиной Мии собиралось все больше теней, ютясь около своих хозяев у двери гарнизонной башни.

Достопочтенная Мать.

Солис, опирающийся на ее плечо, – побитый и окровавленный.

Тишь – тихий, как могила, – с клинком в кулаке.

Аалея и Паукогубица, поддерживающие между собой Маузера.

Хоть они были ушибленными и ранеными, ни один из ассасинов не был даркином. Никого из них не пугала Троица в руке Эшлин. И, столкнувшись лицом к лицу с пятеркой самых выдающихся убийц в Итрейской республике, девушка поступила так, как поступил бы любой на ее месте – и в бездну жажду возмездия.

Эшлин развернулась и побежала.

Тишь и Духовенство поплелись прочь от башни – никто из них не был в том состоянии, чтобы отправляться в погоню за предательницей. Но как только Троица исчезла дальше по улице, Мия почувствовала, как боль убывает. Она перекатилась на живот, давясь от рвотных позывов. Затем повернулась и поползла к Кассию, царапая землю пальцами. Лорд Клинков свернулся калачиком и держался за грудь с искаженным лицом. Мия тихо забормотала, убрала его окровавленные руки и побледнела от представшего зрелища. Эклипс поскуливала, расхаживая туда-сюда, ее ушки были прижаты к голове. Черные клыки оскалились.

– …Глупое дитя, помоги ему!..

– Я…

– …ПОМОГИ ЕМУ!..

Кассий пытался заговорить. Но не мог даже дышать. Мужчина закашлялся, на его губах выступила липкая алая жидкость, и он крепко сжал руку Мии. Друзилла проковыляла к нему, другие члены Духовенства плотным кольцом окружили своего лорда.

– Вы не можете умереть, – взмолилась Мия. – Вы обещали дать мне ответы!

Кассий скривился от боли, каждый мускул его тела напрягся, спина выгнулась. Он сосредоточил взгляд на Мие, и ее пробрало до самых костей. Что-то первобытное; непреодолимая тяжесть, пронизывающий холод, жуткая, бесконечная ярость. Что-то за пределами голода и тошноты, которые она ощущала в его присутствии. Что-то похожее на тоску. Как расставание возлюбленных. Как ампутация. Как головоломка, ищущая свой последний элемент.

Ей хотелось столько всего спросить. Кто он. Кто она. Знал ли он что-нибудь о тьме в себе и тьме снаружи. Мия была так близка. Она так долго ждала! Вопросы перекатывались по небу, ожидая, когда она их выдохнет, но у девушки сперло дыхание. Кассий поднял багряную руку и прижал ладонь к щеке Мии. Размазывая свою кровь по ее коже. Та была еще теплой, легкие наполнились запахом соли и меди. Мужчина отметил одну щеку, другую, и наконец провел длинную линию вдоль ее губ и подбородка. Он помазал ее; прямо как сделал бы в Зале Надгробных Речей, будь у этого мгновения, этой сказки, другой конец.

Кассий посвятил Мию в Клинки.

А затем, сделав последний вдох, бесшумно, как всегда, Черный Принц ушел из жизни.

Забирая с собой ответы Мии.

Тенистая волчица остановилась и замерла. Подняв голову, наполнила воздух душераздирающим воем. А затем легла в грязь рядом с Кассием, пытаясь облизать его лицо языком, который не чувствовал вкусов. Трогая его руку лапой, которая не могла прикоснуться.

Мистер Добряк молча наблюдал за ней. У него не было глаз, которые могли бы наполниться сочувствием.

С залива дул штормовой ветер, холодный и жестокий. Потрепанные убийцы опустили головы. Мия взяла теплую руку Кассия, чувствуя, как холодеет его кожа.

И прошептала в ветер:

– Услышь меня, Ная. Услышь меня, Мать. Эта плоть – твой пир. Эта кровь – твое вино. Эта жизнь, ее конец, наше подношение тебе.

Вздох.

– Прими его в свои объятия.

Эпилог

Мечелом стоял в своем зале, наблюдая за волнами ливня в Фэрроу.

Уже пробило неночь, его город по большей части был безмолвным, его люди сидели у очагов, в то время как Трелен с Налипсой бушевали снаружи. Леди Океанов и Бурь в последнее время частенько ссорились. Зима выдалась жестокой, близняшки постоянно грызлись друг с другом. Оставалось надеяться, что это будет последняя крупная буря перед третьим рассветом – Мечелом уже видел желтое сияние Шииха за тучами на горизонте, а восход третьего солнца предвещал медленное наступление лета.

Честно говоря, он очень этого ждал. Зимы в Двейме были свирепее, чем где-либо еще в республике. С каждым годом мороз все сильнее бил по его дряблым костям. Он старел. Ему давно стоило бы уйти с должности бары Тридраков, но его дочери вышли замуж за пару идиотов, у которых мускулов было больше, чем мозгов. Мечелому претило дарить коралловую корону любому из зятей. Если бы Землестранница была здесь…

Но нет. Мысли о младшей дочери не приносили ничего хорошего.

То время ушло, и она вместе с ним.

Мечелом отвернулся от залива и поковылял по длинным каменным коридорам своих владений. По пути ему кланялись слуги, опуская взгляд в пол. Над стропилами послышались раскаты грома. Дойдя до своей комнаты, он закрыл дверь и посмотрел на пустую кровать. Думая о жестокости жизни, о том, что муж пережил жену и даже дочь. Старик снял с себя коралловую корону и отложил ее в сторону, кривя губы.

– В последнее время ты слишком тяжелая, – пробормотал он. – И слишком тяжелая на сегодняшний день.

Подняв графин из поющего двеймерского хрусталя, Мечелом дрожащими руками наполнил бокал. Со вздохом поднес его к губам. Посмотрев в окно, по которому барабанили капли, он подошел к ревущему очагу и вздохнул, когда тепло прогрело кости. Позади него танцевала тень, мерцая на плитке и мехах.

Мужчина нахмурился. Приоткрыл рот.

Внезапно он понял, что тень двигалась. Съеживалась и извивалась. Скользила по полу и отшатывалась назад, а затем – великая Трелен, он готов был поклясться! – потянулась к огню.

– Что, во имя Леди…

От страха лицо Мечелома побледнело, когда руки его тени задвигались по собственной воле. Потянулись к его горлу, словно желая задушить. Старый бара посмотрел на собственные руки, на бокал золотого вина, и, несмотря на тепло очага, его пробрал холод.

А затем началась боль.

Поначалу всего лишь легкая изжога в животе. Пустяк, будто он съел слишком много острого за ужином. Но чувство быстро расцветало, горело ярче, жарче, и старик скривился, хватаясь за живот. Ожидая, когда боль пройдет. Ожидая…

– Богиня, – ахнул он, падая на колени.

Боль обернулась огнем. Горячим, раскаленным. Мечелом согнулся пополам, хрустальный бокал выпал из руки и покатился по полу, пролитое золотое вино заблестело в сиянии огня. Его тень билась в припадке и дрожала, словно жила собственной жизнью. Лицо старика исказилось, внутренности медленно агонизировали. Он открыл рот, чтобы позвать слуг, своих людей. Что-то было не так.

Что-то было не так…

На его рот опустилась ладонь, заглушая крик. Глаза старика расширились, когда он услышал прохладный шепот. Почувствовал запах горелой гвоздики.

– Здравствуй, Мечелом.

Слова, рвущиеся из старика, приглушила чья-то рука, зажав ему рот. Внутренности бары полыхали.

– Я долго ждала случая, чтобы застать тебя одного, – сказал голос. – И пообщаться.

Женский, понял он. Девичий. Старик задергался, пытаясь сбросить руку, но она крепко держала, хватка сильная, как могильная кость. Его тень продолжала искривляться, изгибаться, будто он лежал на спине и тянулся к небу. И когда боль усилилась вдвое, он обнаружил себя именно за этим занятием, поднимая выпирающий живот вверх и глядя на силуэт над собой сквозь слезы боли в глазах.

Девчонка, как он и думал. Молочно-белая кожа, стройная фигура да губки бантиком. Из тьмы у ее ног появилось очертание. Плоское, как бумага, полупрозрачное и черное, как смерть. Хвост существа чуть ли не собственнически обвился вокруг лодыжки девушки. И хоть у него не было глаз, старик знал, что оно завороженно наблюдает за ним, как ребенок за кукольным представлением.

– Сейчас я уберу руку. Если только ты не планируешь закричать?

Старик застонал, когда пламя в его животе усилилось. Но затем сосредоточил на девчонке свой взгляд, полный ненависти. Кричать? Он – бара клана Тридраков. Да будь он проклят, если удостоит эту тощую пигалицу таким удовольствием…

Мечелом покачал головой. Девушка убрала руку. Присела рядом с ним.

– К… – выдавил он. – К-к…

– Кто? – спросила девушка.

Старик кивнул, подавив еще один стон боли.

– Боюсь, ты никогда не узнаешь моего имени, – ответила она. – Для меня подготовлена темная дорожка. Я слух. Шепот. Мысль, от которой все ублюдки этого мира просыпаются по неночам в холодном поту. А ты – ублюдок, Мечелом из клана Тридраков. Ублюдок, которого я не так давно поклялась убить тому, кто был мне дорог.

Лицо старика скривилось, пальцы расцарапывали живот. Его внутренности кипели, горели, будто внутри него бурлила кислота вперемешку с осколками стекла. Он помотал головой, попытался плюнуть, но вместо этого застонал. Девушка посмотрела на пролитое золотое вино. Огоньки пламени мерцали в ее черных глазах.

– Это «злоба», – сказала она, показывая на бокал. – Чистая доза. Яд уже проел дыру в твоем желудке. А за следующие несколько минут пережует и кишечник. И на протяжении следующих нескольких перемен твой живот будет кровоточить, вздуваться и гноиться. И в конце концов ты умрешь, Мечелом из клана Тридраков. Умрешь, как я ему и обещала.

Она улыбнулась.

– С криками на устах.

Рядом с девушкой возникло еще одно очертание. Еще одна тень, смотрящая на Мечелома своими не-глазами. Волчица, понял он. Рычащая голосом, который будто доносился из-под земли.

– …Слуги идут. Нам нужно уходить…

Девушка кивнула. Встала. За стариком наблюдали двое теней. За жизнью в его глазах. За всеми ошибками и правильными поступками. За всеми неудачами, победами и всем, что было между ними.

– Если увидишь его, проходя мимо Очага, передай Трику привет от меня.

Глаза Мечелома расширились.

Голос девушки был мягким, как тени.

– Передай, что я скучаю по нему.

Тьма пошла рябью, и старик остался один.

Его одиночество нарушали только его собственные крики.

Хор снова запел.

Призрачная мелодия уже вернулась к тому времени, как Мия и Духовенство перешли Пустыню Шепота вместе с Наив, Джессаминой и их поисковой группой. Недра горы истекли кровью, десятки Десниц и аколитов ныне лежали в безымянных могилах в Зале Надгробных Речей, наряду с лордом Кассием. Имена судьи Рема и центуриона Альберия были вырезаны в полу среди других жертв Церкви, и Мия получила немалое удовольствие, топчась по ним во время службы. Единственные могилы, которых они когда-либо удостоятся.

Достопочтенная Мать произнесла надгробную речь, чествуя павших во время защиты горы, восхваляя тех, кто спас Красную Церковь от катастрофы. Вокруг нее собралось торжественное и безмолвное Духовенство. Несколько Десниц, которые пережили бойню, затянули припев: их песнь истончилась за прошедшие перемены.

Все это время Мия смотрела на один из новых склепов. Просто еще одна плитка в стене, ничем не отличающаяся от остальных. Снаружи никак не обозначенная, внутри пустая – его тело так и не нашли. Но когда месса завершилась и остатки конгрегации ушли во мрак, девушка присела у плитки, достала клинок из могильной кости и вырезала четыре буквы в камне.

ТРИК.

А затем прижала пальцы к губам и коснулась ими могилы.

Вещатель был верен своему слову и вернулся в гору, как только там стало безопасно. Адонай с Мариэль вынырнули из бассейна. Сломанные пальцы ткачихи были в гипсе. Потребовались месяцы, чтобы они зажили и Мариэль вернулась к ткачеству. Но когда это произошло, ее первым заданием было выплатить долг Мие за спасение их с Адонаем жизни.

Она вернула Наив лицо.

Женщина стояла снаружи комнаты вещателя и ждала возвращения Мии с визита к баре клана Тридраков. После того как девушка смыла кровь в купальне, Наив тепло ее обняла и расцеловала в щеки. И, даже не обернувшись на комнату Адоная, повела Мию обратно в ее комнату. Наив по-прежнему носила ткань на лице – наверное, привыкнув после стольких лет его прятать; наверное, зная, как и Мия уяснила наконец, что важна не их внешность, а их поступки.

А возможно, ей просто нравилось так ходить.

Парочка остановилась у спальни Мии, и Наив с улыбкой открыла перед ней дверь. Комнаты в крыле Клинков были просторнее, более уединенными и окутанными вечной ночью. Кровать Мии была настолько велика, что в ней можно было потеряться. Но, честно говоря, она ненавидела на ней спать. Слишком уж легко было почувствовать себя одинокой. Но Кассий помазал ее перед всем Духовенством – несмотря на сомнения Друзиллы и Солиса, теперь Мия была Клинком. И останется здесь, пока Духовенство не переведет ее в часовню. Разумеется, Мия запросила часовню в Годсгрейве, но где она окажется в итоге – оставалось только гадать.

– Пока я не забыла…

Наив кивнула на ее прикроватную тумбочку. На ней лежал том в черном кожаном переплете, закрытый на серебряную застежку.

– Летописец просил тебе передать. Сказал, что ты поймешь, что она значит.

Сердце Мии подскочило в груди. Она снова поблагодарила Наив, закрыла за ней дверь и плюхнулась на кровать. В изголовье появился Мистер Добряк, у изножья – Эклипс. Две тени смотрели друг на друга своими не-глазами, в воздухе потрескивало недоверие. Мистер Добряк долго и упорно твердил Мие, что Эклипс с ней не место. Но после смерти лорда Кассия тенистая волчица выглядела полностью разбитой. Она переменами напролет бродила по недрам горы и выла от горя. Наконец, по просьбе Друзиллы, Мия нашла Эклипс и предложила присоединиться к ней, поскольку у нее больше не было спутника. Волчица долгое время молча на нее смотрела, и Мия думала, что она откажется. Но когда девушка опустила взгляд на тень у своих ног, то увидела, что та стала темнее.

Достаточно темной для троих.

Мия взяла книгу с тумбочки и уставилась на обложку. Тиснение на коже представляло собой странные символы, вызывающие боль в глазах. Открыв застежку, она увидела записку, написанную заковыристым почерком летописца. Шесть слов.

«Еще одна девушка со своей историей».

Мия пролистала страницы, хрустящие и мятые от возраста, и принялась изучать прекрасные иллюстрации. Человеческие силуэты с тенями разных зверей у ног. Волки и птицы. Гадюки и пауки. Другие существа – чудовищные и непристойные. Мия хмуро взглянула на странные символы, извивающиеся и меняющиеся на глазах.

– Мне не знаком этот алфавит.

– …Сомневаюсь, что в этом мире много людей, которые умеют на нем читать…

– Но ты можешь?

Мистер Добряк кивнул.

– …Не знаю как. Но буквы… говорят со мной…

Эклипс запрыгнула на кровать и села рядом с Мией. Мистер Добряк зашипел, и волчица зарычала в ответ, глядя на страницы в руках девушки.

– …Я тоже могу их прочесть…

– Как называется книга?

Не-кот прыгнул на плечо Мии и присмотрелся к странным расплывающимся символам.

– …«Голодный мрак»…

Мия провела пальцами по страницам. По теням, выведенным чернилами, и по корчащемуся, ползающему тексту. Возможно, это оно. Ответ на все вопросы. Кто она. Что она. Или же просто какая-то несуразица. Книга, которая умерла, так как и не должна была существовать; очередная безжизненная оболочка из библиотеки мертвых Наи.

– Вы прочтете ее для меня?

– …Ты уверена, что хочешь знать?..

– Как ты можешь такое спрашивать? Нам нужно понять, кто мы, Мистер Добряк.

– …Лично меня все и так устраивает…

– …Я прочту ее для тебя…

– …Возвращайся в свою конуру, дворняжка…

– …Осторожнее, маленький грималкин. Только у настоящих котов – девять жизней…

– …Она была моей до того, как стала твоей…

– …Если она и чья-то, то только своя…

Мия постучала по странице. Посмотрела на тени вокруг себя.

– Читайте.

Не-кот вздохнул. Устроился на ее плече и присмотрелся к меняющемуся тексту. Чернила были чернее черного и размывались и вихрились перед глазами Мии. Ее охватывало странное головокружение, если она смотрела на символы слишком долго, поэтому девушка сосредоточилась на иллюстрациях, прекрасных и чудовищных. Переворачивала страницу за страницей. Хвост не-кота вилял из стороны в сторону, хвост не-волчицы не двигался.

– …По большей части это какая-то ерунда. Болтовня безумцев…

– Должно же там быть хоть что-то!

– …Автора звали Клео. Она жила во времена до республики. Девушка рассказывает о своем детстве. Как ее выдали замуж за жестокого мужчину еще до того, как она расцвела. Тени были ее единственными друзьями…

– …В год, когда у нее впервые пошла кровь, наступила истинотьма, и когда к ней явился муж, она задушила его тьмой. Клео сбежала, чтобы путешествовать по Лиизу в поисках… кажется, это слово «правда»?..

– …Правда, да…

– …Тебя не спрашивали, дворняжка…

Эклипс зарычала, а Мия улыбнулась, гладя тенистую волчицу по загривку.

В остальных разделах книги были по большей части иллюстрации; смещающиеся черные узоры, женский силуэт с множеством разных теней. Страницы были полностью покрыты непонятными черными каракулями, как небо в истинотьму, только вместо звезд – белые промежутки между буквами.

– …Тут непонятно. Она говорит о материнской любви. Отцовских грехах. О ребенке внутри себя…

– Она была беременна?

– …Она определенно была безумна…

– Она нашла правду, которую искала?

Мистер Добряк переместился на второе плечо Мии и присмотрелся к странице.

– …Клео рассказывает, что чувствовала других таких, как она. Ее тянуло к ним, как паука к мухе…

Картинка женщины, закутанной в черное. Из ее пальцев разворачивались тени.

– …Она пишет о голоде…

Черная страница, покрытая сотнями ртов с острыми зубами.

– …Бесконечном голоде…

Размашистые мазки кистью, черные и буйные.

– …Ой, ужас…

– Что такое?

– …Она рассказывает о встречах с такими, как она. Теми, кто говорил с тьмой. О встречах и о том…

– …И о том?

Эклипс тихо и гортанно прорычала:

– …И о том, как она пожирала их…

– Бездна и кровь…

– …Многие стали одним… – зачитал Мистер Добряк, – …и станут снова; один под тремя, чтобы поднять четверых, освободить первого, ослепить второго и третьего. О Мать, чернейшая Мать, кем же я стала…

– Зубы Пасти.

– …Именно…

– Эклипс, что-нибудь из этого выглядит или звучит тебе знакомо? Эти иллюстрации? Эта история? Ты или Кассий когда-нибудь такое видели?

– …Мы никогда не смотрели…

– Никогда?

– …Кассий не задавал вопросов о своей природе. Ему было не важно, кто он, только то, что он кто-то…

Мия вздохнула. Помотала головой.

– Что с ней стало? с Клео?

– …Листай дальше…

Тени замолкли, когда Мия перевернула страницу. Там, на пергаменте, была карта известного мира. Страны Итрея, Лииз, Ваан и древний Ашках. Далеко в ашкахской Пустыне Шепота, около середины, окруженный движущимися силуэтами, которыми могли быть только песчаные кракены, был нарисован красными чернилами «Х».

– …Она говорит о путешествии…

– …«В поисках короны Луны»…

Мия моргнула.

– Луны?

– …Так тут написано…

Мия закусила губу. Перевернула страницу, и у нее перехватило дыхание.

– Посмотрите на это…

На странице снова изображалась карта известного мира, нарисованная той же рукой. Но на западном побережье Итреи отсутствовал залив, который питал город Годсгрейв. Вместо него там находилась суша – полуостров, выступающий в Море Безмолвия. И в сердце полуострова, где теперь расположился большой метрополис, снова был нарисован «Х» и расплывающиеся символы рядом, выведенные красными чернилами.

– Что там написано?

Мистер Добряк посмотрел на страницу.

– …«Сюда он упал»…

– Луна?

– …Предположительно…

Мия уставилась на карту.

На место, где должен был находиться Город мостов и костей.

Годсгрейв…

– Кто или что такое Луна? – спросила она.

Но тени не ответили.