Текст книги "Архетипическая психология"

Джеймс Хиллман
Архетипическая психология

Красота содействует справедливости

Данная публикация завершает цикл серии «Юнгианская психология» (4 тома), знакомящий русскоязычного читателя с основными работами (60 – 80-х годов XX в.) выдающегося американского психолога и аналитика Джеймса Хиллмана, признанного рядом специалистов Фрейдом XXI века. Напомню читателям, что ранее вышло три тома работ Хиллмана: «Самоубийство и душа», «Внутренний поиск», «Миф анализа». Это всего лишь часть созданного Хиллманом в те годы, но часть принципиально важная, так что главное, похоже, состоялось: труды «великого реформатора» глубинной психологии стали известны в России.

В предисловии к тому «Самоубийство и душа» приведена краткая биографическая справка о Хиллмане, здесь же я только коснусь основных вех его деятельности и некоторых принципиальных моментов его «архетипической психологии».

Общественная деятельность Джеймса Хиллмана длится уже более полувека. После окончания Тринити-колледж в Дублине он с 1955 г. начал вести частную психотерапевтическую практику. В 1959 г. он стал деканом Института Юнга в Цюрихе и оставался в этой должности до 1978 г. В 1960 г. опубликовал в Лондоне свою первую большую работу «Emotion: A Comprehensive Phenomenology of Theories and Their Meanings for Therapy» (переиздана в 1962, 1972, 1992, 1997 гг.). В 1969 г. защитил докторскую диссертацию в Цюрихском университете. Начиная с 1966 г. участвовал в ежегодных встречах в Эраносе (см. статьи об Эраносе в альманахе «Новая Весна». 1999. № 1) в качестве докладчика и за 23 года завершил 15 работ, составивших основу опубликованных затем книг и статей.

В 1970 г. Хиллман возглавил издательство «Spring» и стал вдохновителем интеллектуального движения в аналитическом сообществе, центром интересов которого были исследования, нацеленные на то, чтобы вывести психотерапию из ограниченных пределов консультационного кабинета. Состоявшееся «прощание» с царствовавшей в те годы медицинской моделью психического вовсе не означало расставания с индивидом, которому было указано, что перед ним «зеркало, а не окно», это означало включение в психотерапевтическую сферу самых разнообразных общественных «организмов» – семьи, улицы, города, планеты. Это была «архетипическая психология», психотерапия идей, а не только личностей в отличие от психоанализа и аналитической психологии, фокус которых был нацелен преимущественно на отдельную личность и на клинические аспекты анализа. Это направление психологической работы доказало свою оригинальность, состоятельность и плодотворность, о чем свидетельствуют многие ученые, практические психологи и психотерапевты, художники, литераторы, экологи, политологи, философы, которые используют идеи этого подхода в своей работе. Достаточно упомянуть о Фестивале архетипической психологии, организованном в 1992 г., на который съехалось свыше 500 участников и который продолжался шесть дней в Университете Нотр Дам в штате Индиана в США.

В 1978 г., после более чем 30-летнего пребывания в Европе, Хиллман возвращается в Америку, сначала в Даллас, где он основывает Гуманитарный институт культуры, а затем в 1984 г., в штат Коннектикут и целиком уходит в преподавательскую и издательскую деятельность, стремясь повернуть аналитическую психологию «лицом» к внешнему миру, уйти от индивидуальной «патологии» к общественной «норме».

Работая в Далласе, Хиллман концентрирует свое внимание на вопросах экологии и дизайна городской жизни, общественного образования и гражданского сознания.

Его интерес к художественной жизни Америки проявился в разработке ряда учебных программ в области арт-терапии и совместных семинаров (воркшопов) с хореографами по теме «Миф и движение», а также в многочисленных публикациях в художественных журналах. В те годы он представлял свои идеи о психологии души, эстетике и экологии в разных программах на телевидении, в частности, он провел цикл передач «Архитектура и воображение». В апреле 1995 г. Хиллман был отмечен Нью-Йоркским журналом «Times» за роль в деле «возвращения души» в американскую психологию. В 1996 г. он выпустил свой первый бестселлер «Кодекс души: В поисках характера и призвания».

Изыскательские работы Хиллмана отражают многообразие его интересов. В ранней работе 1964 г. «Самоубийство и душа» (М.: Когито-Центр, 2004) он вернул в психологию понятие «душа». Следуя за Ницше, Фрейдом и Юнгом, Хиллман воспроизвел природу различных психопатологий в их мифических рамках. Он значительно расширил наши представления о психотерапии, обосновав свой подход, главной метафорой которого является душа, на примере ренессансной модели психического (см. «Миф анализа»). Представляется, что «коллективная душа» россиян, взращенная на культурных дрожжах иудео-христианского мифа с мощной прививкой византийской модели мироустройства, вполне созвучна многим рассуждениям Хиллмана о взаимоотношениях религии и психологии, высказанным им в работе «Внутренний поиск». А в предлагаемой ниже работе, соименной всему движению, Хиллман пишет об этом так: «В отличие от “основных” психологий XX в., истоки которых находятся в северной Европе (немецкий язык и протестантско-еврейское монотеистическое мировоззрение), архетипическая психология берет начало на юге. Ни греческая цивилизация, ни эпоха Возрождения не развивали “психологии” как таковой. Слово “психология” и большинство современных психологических терминов не находили здесь активного употребления вплоть до XIX в. Признавая эти исторические факты, архетипическая психология строит свою работу на допсихологической географии, в которой культура образного мышления и жизненный стиль содержали в себе то, что на севере было сформулировано как “психология”. “Психология” составляет неотъемлемый атрибут постреформационной культуры, лишенной поэтической основы».

Добавлю, что в рамках архетипической теории Хиллмана получает свое оригинальное психологическое истолкование феномен культуры русской средневековой иконописи, в частности культура «образного мышления».

Основы архетипической психологии изложены Хиллманом в знаменитых лекциях Терри, которые были опубликованы в 1975 г. в книге под названием «Пересмотр психологии» (готовится русское издание): это персонификация, а не абстрактная концептуализация психических доминант; литературный, а не научный стиль изложения; политеистическая конфигурация психического, а не единая монотеистическая самость; смещение фокуса внимания с одного субъекта (страдающей личности) на психологию окружающей среды и культурного мира.

Не следует забывать, что хотя на создание архетипической психологии Хиллмана вдохновили идеи аналитической психологии Юнга, а в некоторой степени и психоанализа Фрейда, вместе с тем архетипическая психология отличается от этих направлений радикальным образом. Идеологический центр юнговской психологии концентрируется вокруг самости, вокруг ее динамики в образных воплощениях архетипических фигур и констелляций – Эго, анимы, анимуса, персоны, тени и др. Хиллман в своих работах «стаскивает» Эго с «папского балкона» и делает его соотносимым с другими субличностными компонентами живого, конкретного человека, наполняет его метафорическим измерением и фокусируется на самом психическом или на его констелляции, именуемой душой (в царстве психического можно оставаться бездушным; напротив, душевное, – всегда и психическое), и на архетипическом – глубиннейших структурах психического функционирования, базовых фантазиях, одушевляющих всю жизнь. Архетипическая психология – политеистическая психология (см. «Внутренний поиск», с. 155–178), стремящаяся распознать мириады фантазий и мифов – богов, полубогов, смертных, животных, камней, воды, города, которые формируют нашу психологическую жизнь и формируются ею. Эго в этом пантеоне – всего лишь одна, хотя и крайне важная, психологическая фантазия из множества других.

Современный культурный мир обязан Хиллману введением в психологический оборот и таких понятий, как «психическая экология» и «психологический урбанизм», вытекающих из его доктрины об anima mundi (душе мира и душе в мире) и необходимых при решении самых разных вопросов экологии души, семьи, города, архитектуры, городского планирования, общественных форм и структур и эстетического измерения психического.

Его работы стали сегодня частью культурной истории западной цивилизации и все более и более оказывают свое влияние на общественное сознание наших современников в самом широком спектре психологического знания. Имя Джеймса Хиллмана все чаще встречается не только на страницах международных профессиональных изданий, но и в массовых средствах информации разных стран Европы и Америки. Интернет содержит буквально десятки тысяч ссылок на его имя. В последнее время оно стало чаще появляться и на русских страницах всемирной паутины.

За свое творческое подвижничество и оригинальность идей Хиллман много раз завоевывал призы, награды и титулы, включая и Медаль Президента Итальянской Республики, врученную ему в октябре 2001 г. бывшим Президентом Советского Союза М. С. Горбачевым. Вот что, в частности, сказал Горбачев, объявляя о присужденной награде:

«Все последние десятилетия XX в. Джеймс Хиллман создавал новое видение психологии, при котором последняя могла бы осознать себя “главенствующей наукой”, изучающей не только психику человека, но и его “душу”, равно как и душу всего живущего, являющуюся средоточием мира.

Зарождение психоанализа в начале прошлого века совпало, по словам его создателя, с попыткой развенчать тогдашний миф о психическом и выразилось в трансформации метафизики в метапсихологию, о чем и говорится в «Психопатологии обыденной жизни», (книге, опубликованной Зигмундом Фрейдом в 1904 г.). Развитие психоаналитической мысли в XXI в. привело к новым размышлениям по поводу всех тех основанных на мифологии базовых мотивов психического, которые традиционный психоанализ уже давно развеял по всем «четырем ветрам».

Несмотря на почти вековое блуждание по пустынной местности, сегодня мы являемся свидетелями постепенной и неотвратимой консолидации сил, которые накапливаются и все более привносятся на алтарь глубинной психологии имагинативной активностью самого индивида, его творческой мобильностью. В отдельной скорлупе своей духовной жизни этот индивид все явственней осознает теперь ту огромную цену, которую ему пришлось заплатить критическому «сознательному» разуму с его истощенным психическим языком, лишенным корневой метафоры – бессознательного, из которого к тому же была изгнана душа. Речь идет о неомифическом восстании в аналитической психологии, которое было поднято в 70-е годы, организатором и вдохновителем его и был Джеймс Хиллман – самый впечатляющий теоретик и реформатор, создатель нового направления, именуемого архетипической психологией.

С его исключительной способностью к демонтажу исполненных самодовольства и интеллектуального чванства моноцентрических, персоналистических и нигилистических моделей редуктивистского западного знания, Хиллман подверг жесткой критике традиционные понятия психологии и психотерапии. Он по-новому обосновал классический ренессансный маршрут как на пути персонифицированной реанимации мира вещей и мест (топосов), так и в отношении к архетипическому миру мифа, – имагинативного, нарративного и богообразного измерения психического. Тем самым он вывернул наизнанку традиционную аналитическую технику и преобразовал ее в форму душевной психодрамы (драматизации), выведя за пределы субъективного эмпиризма изолированного индивидуального разыгрывания «мифа анализа». За выдающиеся заслуги, сделавшие его одним из великих преобразователей психологического направления в познании в период перехода между двумя эпохами итальянская нация чествует Джеймса Хиллмана этой наградой».

Вот, что ответил награжденный:

Справедливость и красота

Основы экологической психологии

«Огромное единодушие царит в мире бытия среди его различных форм (вне зависимости от их совещательных способностей и лингвистических навыков) в ощущении того, что эта планета – их дом и изначальный дом их предков – подверглась сегодня серьезной угрозе в плане своей жизнеспособности и жизнестойкости, и, соответственно, это непосредственная угроза и их существованию на Земле – может не дожить до следующего века.

Какую роль здесь в самом широком смысле играет наука психология, играет в прогрессе этого ускоряющегося процесса порчи планеты и ухудшения ее природного состояния, и что она может сделать в плане замедления этого прогресса или, лучше сказать, изменения его курса? Я глубоко убежден, что это единственный важнейший вопрос для сегодняшней психологии – психологии, которая все еще привлекает сотни тысяч, если не миллионы по всему миру ярких умов молодых студентов из университетских аудиторий, экспериментальных лабораторий и еще большее число людей всех возрастов, ищущих помощи в клиниках, консультационных центрах и частных консультационных кабинетах психотерапевтов всех мастей и направлений. Какое отношение может иметь психология к окружающей среде и может ли психология стать экологически эффективной?

Официальные свидетельства на этот счет выглядят не очень ободряющими. Нам следует признать, что психология, начавшаяся в немецких университетах, во французских приютах для умалишенных и венских консультационных кабинетах, с самого своего зарождения имела свищеватый вид. Она родилась с родовым дефектом, наследственным проклятием картезианского рационализма, который разделил мир на субъекты и объекты, на сознательный человеческий разум и мертвые материальные предметы. Действительный окружающий мир не был сферой деятельности психологии.

Сложносоставное слово психо-логос указывает, что психология есть изучение души, однако с самого зарождения этой дисциплины психическое всецело отводилось человеческому, помещалось внутрь человеческой кожи, и ему отказывалось в существовании где бы то ни было за пределами человеческого сообщества. Психическое не только отождествлялось с человеческой субъективностью и внутренностью, но в равной степени логос психического, методы его изучения, ограничивались научным методом и сводились к нему. Ранняя аксиома любой научной дисциплины гласила: «Все, что существует, существует в определенном количестве и поэтому может быть измерено». В этом плане, все, что не поддавалось измерению, лишалось права на существование и сам метод, применимый к картезианскому широкому миру материальных объектов, становился единственным методом, разрешенным при исследовании души. Ограниченная, таким образом, наукой о персонализованном индивидуальном субъекте психология в качестве постигаемой и практикуемой, поместила себя за пределы мирских проблем. Изолированная самоотражающим зеркалом своего мировоззрения, психология оказалась совершенно несоответствующей (иррелевантной) страданиям и боли того великого единодушия, о котором я упомянул в самом начале. И все муки, и страдания оказываются заключенными в личные психологические «проблемы», разрешить которые стремятся в отрыве от своего источника в безобразном, несправедливом, опасном и нездоровом мире. Экологический результат такого наследства носит двойственный характер. Во-первых, психология антропоцентрична. В большинстве соответствующих учебников и словарей при определении сознания, например, утверждается, что только люди обладают сознанием. Самость все еще воображается наподобие шишковидной железы, замкнутой на себе атомистической единицы, отдельного образования, ни по сути, ни по необходимости не принадлежащей общему. Планета воспринимается как чужеродное, в высшей степени безразличное ко всему живущему на ней место, куда по прихоти судьбы был заброшен человек и оставлен без внимания, обреченный на физическое угасание и моральное разложение. Во-вторых, психология центрирующаяся на человеке, воспитывает и поощряет создание образа планеты, которая неупорядоченна, бесчувственна, и которую надо покорять, подчинять, делать покорной и послушной воле человека. Вырывая человеческую душу из ее лона в душе мира (anima mundi), она превращает нашу планету – мать всех явлений – в труп, пригодный для измерения, экспериментального расчленения и каннибалистского поедания частей ее тела. Реки и скалы, цветы и рыба объявляются бездушными сами по себе и способными обрести свою ценность лишь путем человеческой оценки. На протяжении многих веков нашей истории и в большинстве других культур идея мировой души наделяет все явления значением и вполне вразумительным смыслом, наделяет природные явления их собственной индивидуальной сущностью. Глубина души наличествует не только и не столько в нас; она пребывает в собственной природе (в самом существе) планеты.

Ясно, что нам необходимо начинать снова. Нам нужны принципы, которые начинаются не в человеческом разуме, но которые даются ему вместе с миром. Нам необходимо представить экологическую психологию, которая берет свое начало не в одном лишь человеческом интересе, а в интересах планеты и в интересах всех живущих на ней существ, которым мы, люди, служим в равной степени, как и другие, со всеми способностями нашего разума, т. е. мы не роемся в своей философии, науке или теологии в поисках основополагающих принципов, и не взываем только к своему человеческому переживанию; скорее мы можем попытаться сформулировать эти принципы, уже действующие в масштабах космоса, на базе признания ценности всех его участников.

Я полагаю, что Справедливость и Красота являются такими сформулированными как всеобщие принципами, из которых и должна произрасти экологическая психология. Справедливость и Красота предлагают универсалии архетипической силы, потому что они рекуррентны (постоянно воспроизводятся) во времени и повсеместны, транскультуральны, чрезвычайно плодородны. Они заключают в себе насыщенное эмоциями, волнующее и символическое выражение и мгновенно распознаются в повседневной жизни – не только людьми. Справедливость и Красота являются теми универсалиями, на которых основываются культурные сообщества и человеческое достоинство, нацеленные на дальнейшее развитие. Без них любое существование делается отвратительным и жестоким. С ними психическое обретает себя в космосе с его определяющими ценностями, а психология становится изучением путей, на которых любое явление определяет свое место в мире.

Идея Справедливости едва ли представляется важной для такой психологии, в которой идею Справедливости можно было бы игнорировать. Однако Справедливость является принципом, управляющим жизнью общества и природного мира, и формулируется в качестве естественного закона. Греки рассматривали Справедливость (Фемиду), как и Гею, как великих земных богинь, которым должен был повиноваться сам Зевс. Справедливость является основательницей полиса, города, обеспечивая ему возможность гражданского единения и сплоченности, обеспечивая каждому подобающее ему место и предостерегая каждого от попыток нарушения пределов, определяемых законами и нормами.

Справедливость делает возможным, по сути, создание общества всех живущих на Земле существ, толерантных друг другу, в котором господствует кооперативное начало, которое основано не на взаимной выгоде и экономическом обмене, а на голом факте соучастного существования. В сопринадлежности всему живому мы оказываемся нужными и полезными, и справедливость господствует над всем и над каждым. Справедливость залегает настолько глубоко, ощущается настолько врожденно, что работает на инстинктивном уровне. Любые проступки или грехи тотчас же бросаются в глаза; несправедливость воняет и долго мучает и терзает. Чувство справедливости приходит с каждой новой душой; совсем крохотный малыш кричит: «Это не честно!»

Подобно этой врожденной реакции на несправедливость, существует и врожденная эстетическая реакция. Все живые существа представлены, прежде всего, друг другу эстетически, как видимые формы, текстуры, характеры, ткани, плоть, склад, фактура, запах, аромат, структуры, ритмы. Мир постигаем путем этих презентаций, разыгрываний, позволяющих всем существам распознавать друг друга. Старым латинским словом для обозначения демонстрации явления было osten-tatio – перевод с греческого слова «фантазия»: явления показывают себя как образы фантазии, давая импульс к воображению и запрашивая имагинативную ответную реакцию. Искусства, таким образом, являются первичной формой бытия в мире и, своего рода, ответной реакцией на подобные презентации. Красота и уродство (безобразие) проистекают не из личного вкуса, общественных норм или объективных правил формы, а задаются феноменальным космосом в его собственной презентации. Изначальный смысл слова «космос» – прилаживание, подгонка, настройка, монтаж, украшение, декорирование и гораздо ближе по смыслу нашему нынешнему слову «косметика», чем к пустому космосу бескрайнего газообразного пространства, в котором дрейфуют невесомые космонавты, не подчиняющиеся гравитации. И поскольку космос означает также нужный порядок, красота содействует справедливости.

Я полагаю, что эти принципы являются основополагающими для любых культур, где бы те ни располагались, поточу что они даны самим космосом, и как изначально данные они выступают в качестве экологических гарантов. Задача психологии – перестроить свое обучение и свою терапию с учетом этих экологических архетипий таким образом, чтобы огромный разнообразный мир и все живое в нем и на нем никогда не были упущены из вида, потому что Справедливость и Красота являются не просто гуманистическими, религиозными, научными или региональными категориями, они могут являться нам в самых разных формах, однако, превосходят всякую форму, как бы та ни заявляла о себе в плане наивысшей ценности, художественного вдохновения, достоинства и почитания и устойчивого побуждения к исправлению всякого безобразия и уродства, так как именно уродство и безобразие являются главными причинами страдания планеты, этого голубого шарика, окутанного ураганами, объятого вихрями и столь хрупкого на своем плаву в океане звезд».

Проект публикации основных сочинений Хиллмана осуществлялся в рамках издательской программы Информационного Центра психоаналитической культуры в Санкт-Петербурге. Хочу выразить благодарность своим коллегам-переводчикам, а также директору и сотрудникам издательства «Когито-Центр» за помощь в реализации этого проекта. Желаю всем приятного и внимательного чтения.

Валерий Зеленский

Санкт-Петербург,

январь 2006 г.