Текст книги "Царство костей"

Справа и слева на стенах висели львиные головы с угрожающе разинутыми пастями, обнажающими длинные желтоватые клыки. Оба зверя были обращены мордами к большому письменному столу между ними. С кресла за ним поднялся хозяин кабинета, облаченный в льняной костюм цвета хаки с черным галстуком, явно шитый на заказ. Темно-русые волосы его слегка серебрились на висках. А глаза оказались такими пронзительно-голубыми, что его можно было принять за постаревшего Криса Хемсворта[49]49
  Кристофер «Крис» Хемсворт (р. 1983) – австралийский актер, номинант на премию BAFTA. Наиболее известен по роли Тора в кинематографической вселенной «Марвел».


[Закрыть] в роли колониального магната.

– Добро пожаловать, доктор Жирар и доктор Джеймсон. Прошу садиться. Насколько я понимаю, у вас имеется какая-то новая информация касательно нарастающей кризисной ситуации в Конго.

Джеймсон быстро занял одно из кожаных кресел. Шарлотта последовала его примеру, хотя и более настороженно. Ее так и подмывало выразить решительный протест против их похищения и жестоких убийств, но еще и хотелось получить более подробные сведения касательно сложившейся ситуации, их похитителей и всего остального, так что она предпочла промолчать.

Ее немногословность немедленно вознаградилась.

– Я – Нолан де Костер, генеральный директор корпорации «Де Костер майнинг энд индастри».

Шарлотта сжалась, едва не поперхнувшись. Это имя сразу показалось ей знакомым, стоило Нгою его только упомянуть. Она бросила взгляд на Джеймсона, которому, похоже, оно ничего не говорило. Потом опять повернулась к магнату – миллиардеру, известному всему региону благодаря своему богатству и благотворительности. Он финансировал больницы, усилия по созданию заповедников, установил солнечные панели в бессчетном количестве деревень… И даже в числе прочих финансировал организацию, которая и пригласила сюда Шарлотту, – конголезское отделение «Врачей без границ». Де Костер был также известен своим блестящим умом и многочисленными инновациями в своей отрасли. Некоторые называли его Илоном Маском горного дела.

Она внимательно оглядела миллиардера, когда тот опять опустился в кресло. И в этот момент заметила старинную африканскую корону, укрепленную на стене и словно повисшую прямо у него над головой.

Де Костер махнул своей охране.

– Лейтенант Икон, вы можете идти. Дальше я сам за всем прослежу.

Шарлотта нисколько в этом не сомневалась. Вид у хозяина кабинета был подтянутый и атлетический. А еще она заметила край наплечной кобуры, выступающий под его костюмным пиджаком.

Икон коротко кивнул, развернулся на каблуках и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Нгой остался стоять между двумя креслами, плотно сжав губы в прямую линию и явно решительно настроенный присвоить себе лавры за то, что сумел вытянуть из Джеймсона.

Де Костер подался вперед, переведя взгляд с врача на Шарлотту и американца.

– Насколько я понимаю, вам каким-то образом удалось пробудить пациента после того, как он прошел через рефрактерную[50]50
  Рефрактерный период – период времени, в течение которого нервная и/или мышечная ткани находятся в состоянии полной невозбудимости или пониженной возбудимости.


[Закрыть] фазу этого заболевания и впал в кататоническое состояние.

Шарлотта продолжала хранить молчание, а Джеймсон, запинаясь, опять принялся все отрицать, по-прежнему утверждая, что порошок Воко был просто назальным ирритантом. Шарлотта еле сдерживалась, чтобы не закатить глаза, стараясь себя не выдать.

Но это ей не удалось.

Взгляд де Костера метнулся к ней.

– Но вы, доктор Жирар, так ведь не считаете?

Теперь наступил ее черед бороться с собственным голосом.

– Я… я не знаю, – наконец призналась она.

– О, а по-моему, все-таки знаете…

Хозяин кабинета опять встал и подошел к одному из книжных шкафов. Снял с полки какой-то артефакт и вернулся с ним за стол. Это оказалась большая шкатулка с затейливой резьбой, украшенная разноцветным геометрическим рисунком из раскрашенных зерен, слоновой кости, золота и мелких косточек.

Де Костер поставил ее на стол и положил сверху ладонь.

– Эта вещь датируется семнадцатым веком. Один из самых ранних образцов нгеди му нтей – священного ларца бакуба. Судя по вашему описанию, нечто подобное этот знахарь и принес в ваш лагерь.

Шарлотта ясно видела острый ум в проницательном взгляде мужчины. Не стоило об этом забывать – равно как и о том, что у де Костера глубокие корни в этом регионе и хорошие знания о нем.

И он продолжал это доказывать.

– Расцвет царства бакуба пришелся на колониальную эпоху. Эти люди во многом опередили свое время. Они славились своими вышивками по ткани из рафии[51]51
  Рафия – пальмовое волокно, широко применяющееся дли изготовления тканей и плетеных изделий.


[Закрыть] и утонченной резьбой по дереву и слоновой кости. Даже Пикассо обязан своему кубистскому периоду именно этим людям, вдохновившись образцами искусства бакуба на выставке в Париже, в тысяча девятьсот седьмом году[52]52
  Имеется в виду этнографическая выставка в парижском дворце Трокадеро, наделавшая в те времена немало шума.


[Закрыть]. И этот народ примечателен не только своими художественными талантами – они уже вовсю работали с железом и медью задолго до прибытия колонистов и работорговцев. Но, что более важно, бакуба также известны и своими целительскими традициями. Окружающие племена часто обращались к ним за этими знаниями.

Шарлотта вдруг пожалела, что не слышала про все это раньше. «Может, я уделила бы познаниям Воко больше внимания».

– Так что я не готов с ходу заключить, что принесенное в ваш лагерь этим шаманом было просто каким-то шарлатанским снадобьем. – Де Костер бросил укоризненный взгляд на Джеймсона. – Но как нам воспользоваться этим знанием? Вы сказали, что эликсира уже нет, но как насчет нгеди му нтей, ларца бакуба? Что с ним стало? Не исключено, что как раз в нем и скрывается ключ ко всему этому.

Джеймсон помотал головой.

– Ларца тоже нет. Его забрал мальчишка.

– Мальчишка?

– Подмастерье шамана, – пробурчала Шарлотта, прежде чем успела прикусить язык.

– А что же стало с ним и с ларцом?

Она представила себе неистовый ракетный обстрел деревни сразу после взлета вертолета. Не уцелело ни одно из строений. В ней поднялась ярость. Шарлотта бросила жесткий взгляд через стол, ее голос звучал испепеляюще.

– Ваши люди их уничтожили.

Не обращая внимания на ее гнев, де Костер опять опустил взгляд на ларец. Побарабанил по нему пальцами. Она почти слышала, как в голове у него щелкает калькулятор.

– Какая жалость… – наконец пробормотал хозяин кабинета, после чего откашлялся и посмотрел на них. – Как я уже говорил, я не готов игнорировать уроки истории, если мы собираемся разобраться с этой вспышкой. Пока нам это удастся, будет слишком много бесполезных смертей.

Шарлотта все силилась понять этого человека. Он вроде был и вправду озабочен, но она не могла сбросить со счетов, каким именно образом оказалась здесь, напротив него.

– Так каковы же ваши намерения? – с вызовом поинтересовалась Шарлотта. – Если вы столь решительно настроены найти способ лечения, то почему же держите свою деятельность в тайне и целых полтора месяца не разглашали свою осведомленность об этом заболевании?

– Потому что вы не прошли через то, через что прошел я, через что прошли все эти люди. Годы коррупционного правления, две войны, забравшие семь миллионов жизней… Я научился доверять лишь тем, кто находится прямо у меня под боком. Храня молчание, я продвинулся дальше, чем сотни международных организаций, ошивающихся здесь. ДРК – одна из беднейших стран мира, переполненная военизированными группировками и кровожадными полевыми командирами. Я давным-давно убедился, что любой прогресс здесь не обходится без кровопролития и железной руки.

Шарлотта встретила эту страстную речь с некоторой долей презрения. Она понимала, что миллиардер не говорит ей всей правды.

– Есть одно высказывание о Демократической Республике Конго, – продолжал он. – Может, вы и сами его слышали. «ДРК – это не демократия и не республика, но это определенно Конго». И я делаю то, что считаю лучшим для этого региона. И да: было бы непорядочно с моей стороны отрицать, что все это также идет на пользу и моей компании. Судьба обоих тесно связана между собой – этими дикими джунглями, жестокой историей этой страны, ее нынешним разбродом. И я намерен улучшить эту ситуацию.

Шарлотта скривилась.

– И неважно, сколько крови при этом прольется?

Джеймсон ожег ее взглядом, явно недовольный тем, что она откровенно провоцирует их похитителя.

Но де Костер оставался совершенно невозмутимым.

– Вся история Конго написана кровью, доктор Жирар. Бесконечные войны, племенной геноцид, так и не искорененное рабство… – Помолчав, он вздохнул. – Вы провели часть своего детства в Браззавиле, в соседней Республике Конго, насколько мне известно?

Шарлотта бросила на него хмурый взгляд, еще раз напомнив себе, что не стоит недооценивать ум и возможности этого человека.

– И что с того?

– Тогда, наверное, вы помните времена, когда здешние места не отличались такой жестокостью нравов. – Де Костер обвел взглядом своих пленников. – Недавно вы оба провели некоторое время в Кисангани, недалеко отсюда, – в городе удручающей бедности и разваливающейся инфраструктуры, переполненном нищими и ворами. И все же так было далеко не всегда. В первую половину двадцатого века это был символ гламура и яркой африканской экзотики. Этот чистенький, безопасный и ухоженный город привлекал членов европейских королевских семей и голливудских звезд. Здесь снимали «Африканскую королеву»[53]53
  «Африканская королева» – классическая военная мелодрама, снятая в 1951 г. режиссером Джоном Хьюстоном, главные роли в которой исполнили Хэмфри Богарт и Кэтрин Хепбёрн.


[Закрыть], и Хепбёрн с Богартом бродили по городским улицам после дневных съемок, долгими томными вечерами причащаясь к чарам этой африканской жемчужины.

Шарлотта попыталась соотнести этот образ со своим собственным обескураживающим опытом в Кисангани.

Де Костер тем временем продолжал:

– ДРК все сильней склоняется к анархии и раздорам, которыми знаменовалось окончание бельгийского правления в тысяча девятьсот шестидесятом году.

– Это упрощенческий взгляд на то, что тут произошло, – возразила Шарлотта. – Колониальное правление в Конго не обходилось без зверств и жестокостей. Когда этими землями владел король Леопольд, здесь были изуверски убиты миллионы людей.

– Конечно, я вовсе не хочу сказать, что колониальное правление является единственно верным решением. Но для любой надежды на светлое будущее этот регион нуждается в каком-то принципиально новом пути. Совершенно ясно, что после десятилетий непрекращающихся раздоров конголезцы не готовы к самоуправлению. Даже сейчас они лишь рады отдать все тут на откуп китайцам, которые будут эксплуатировать их почище короля Леопольда.

– Тогда в чем же решение?

– Оно очень простое – экономическое самоуправление. ДРК – это страна с необъятными природными ресурсами, практически безграничным неосвоенным богатством. Чтобы защитить свои интересы, этой стране требуется грамотный управленец, который поведет ее в нужном направлении, направит эту страну к новому будущему – где, как говорится, все лодки поднимутся с приливом[54]54
  Фраза Джона Ф. Кеннеди, произнесенная в 1963 г. и ставшая крылатой.


[Закрыть], где будут проведены все необходимые реформы, где ДРК станет образцом для всего континента.

Шарлотта откинулась в кресле, нисколько не сомневаясь в том, кто именно, по мнению де Костера, должен вести страну в эту новую эру. Она посмотрела на золотую корону, нависшую над головой у хозяина кабинета, когда тот опять уселся за стол.

Де Костер вновь положил ладонь на резной ларец.

– Что возвращает нас к утерянному нгеди му нтей и лекарству, которое может потенциально в нем содержаться, – лекарству, способному остановить гибель бессчетного количества людей.

Шарлотта не хотела помогать ему, но никак не могла выбросить из головы му´ку на лице Дисанки, когда та смотрела на свое пораженное болезнью дитя, на мольбу в ее глазах, когда она повернулась и посмотрела ей вслед. Весь континент нуждался в этом лекарстве, а особенно один совсем маленький мальчик.

– Что вы можете рассказать нам про этот якобы пропавший ларец бакуба? – спросил де Костер, обращаясь к обоим пленникам. – Как он выглядел? Какими знаками был отмечен?

Джеймсон пожал плечами.

– На крышке был вырезан портрет какого-то человека из колониальных времен. Внутри даже лежала его деревянная фигурка.

Де Костер выпрямился в кресле.

– Судя по всему, вы имеете в виду ндоп – изображение особы, облеченной властью.

Шарлотта поймала себя на том, что кивает, представив себе эбеновую фигурку с серебряными прожилками.

– Кто это был?

Шарлотта припомнила описание Фарайи. И воспроизвела его, хотя ответ не имел никакого смысла.

– Это был пастух.

– Пастух?.. – Де Костер явно недоумевал – а потом его глаза понимающе раскрылись. Откинувшись в кресле, он улыбнулся. – А-а, ну конечно же!

10

24 апреля, 7:30 по центральноафриканскому времени

Кисангани, Демократическая Республика Конго

– Чем знаменит этот преподобный Уильям Шеппард? – спросил Грей.

– Многие называют его черным Ливингстоном, – ответил Ндай с противоположной стороны лабораторного стола. – Он был миссионером здесь, в Конго, но также и исследователем. Шеппард даже открыл неизвестное географам озеро, которое впоследствии назвали его именем.

Грей присмотрелся к старому черно-белому фото высокого мужчины в белом костюме и белом же пробковом шлеме. Чернокожий пресвитерианский священнослужитель стоял посреди группы представителей какого-то африканского племени, которые держали в руках копья и высокие плетеные щиты. На заднем плане виднелись хижины деревни.

Грей сравнил лицо на фото с лицом на маске и с резной фигуркой, стоящей рядом с ней.

«Это явно один и тот же человек».

Незадолго до этого Такер с Кейном привели в лабораторию двоих местных – Ндая, экогвардейца КИОП, и какого-то парнишку лет двенадцати-тринадцати, которых Такер выудил из разлившейся реки Чопо. Пейнтер уже предупредил остальных, с кем им предстоит иметь дело.

Подмастерье шамана, Фарайи, принес с собой старинный деревянный футляр, который ему удалось сохранить в ходе всех происшествий в лагере. Это был нгеди му нтей, или же ларец бакуба, в котором хранилась деревянная фигурка, а также набор старых фотографий и сложенная географическая карта. Монк уже ушел из лаборатории, чтобы проконсультироваться с Пейнтером касательно последней, признав, что им нужны дополнительные специальные знания, чтобы разобраться в ней. Он прихватил с собой Ковальски, хотя здоровяк был больше озабочен тем, где бы раздобыть что-нибудь пожрать.

– Но какое отношение Уильям Шеппард может иметь к нынешней ситуации в Конго? – спросил Грей.

Ндай повернулся к Фарайи, который переминался с ноги на ногу, озираясь по сторонам и опасливо держась за спиной у бойца КИОП.

Такер накрыл ему плечо ладонью.

– Все нормально, Фарайи. Расскажи ему то же самое, что и мне. Ты нас всех чуть не угробил, пока добывал эту проклятую коробку.

Тот выпрямился – наверное, чтобы набраться сил от армейского рейнджера.

– Воко Бош, наш шаман… – Голос мальчишки осекся при упоминании бывшего наставника. Фарайи показал на ларец. – Он хранил его много лет. Получил от отца, а тот – от своего отца.

Взгляд его в отчаянии метнулся к полу.

– А теперь его получил ты, – приободрил его Такер.

Фарайи сглотнул, явно подвергая сомнению то, что достоин такого наследства. Потом опять поднял взгляд.

– Только шаманы знают про этот нгеди му нтей. Больше никто. – Он покачал головой. – Даже я знаю совсем немного. Только что он защищает от великого зла. Воко Бош кое-что рассказывал мне, но далеко не все.

Ндай объяснил:

– Там, в лагере, шаман достал оттуда какой-то порошок. Уверял, будто это защита от болезни. И продемонстрировал это на одном младенце в лагере – на том, которого вместе с матерью потом захватили те люди с вертолетом. Этот порошок даже оказал действие на муравьев, наводнивших лагерь. И, похоже, на бабуинов.

Услышав это, Лиза отошла от лабораторной вытяжки, где наблюдала за попытками Фрэнка и Бенджи взять образцы у муравьев.

– Странно, – сказала она, присоединяясь к ним. – Шаман сказал, что это лекарство?

Фарайи помотал головой.

– Нет, не тиба. Не лекарство. Утетези[55]55
  Utetezi – защита (суах.).


[Закрыть]…

Он поежился, явно не решаясь описать то, что имел в виду. Посмотрел на Ндая в поисках поддержки.

– Улинзи ва вируси?[56]56
  Ulinzi wa virusi – средство от вируса (суах.).


[Закрыть] – предположил тот.

Ответом ему стал хмурый взгляд мальчишки.

– Хапана. Нет. – Фарайи наморщился, а потом наконец пожал плечами, сдаваясь. – Один только Воко знал больше.

Ндай виновато посмотрел на Грея и Лизу.

– Что бы это ни было за вещество, оно каким-то образом связано с Уильямом Шеппардом. Этот человек горой стоял за бакуба – племя, которое в те времена вело крайне замкнутый и скрытный образ жизни. Вообще-то он был первым неафриканцем, который вошел с ними в контакт.

Грей перебрал в руках семь фото, пожелтевших по краям, выцветших и пострадавших от воды. На некоторых с обратной стороны обнаружились несколько рукописных строчек, на других – какие-то таинственные символы. Он разложил их на столе, смутно ощущая, что преподобный проложил маршрут к какой-то точке в джунглях, но точное местоположение ее почему-то зашифровал. На каждом из фото была указана дата, так что Грей принялся раскладывать их в хронологическом порядке.

На самом раннем – от октября 1894 года – было запечатлено зеркало залитой солнцем воды посреди густого леса. Перевернув снимок, Грей изучил рисунок, небрежно набросанный с обратной стороны. Изображал он, судя по всему, тот самый подпитываемый ручьем пруд, что и на фото, и какое-то стилизованное полосатое животное рядом с ним. Животное чем-то напоминало зебру, а прямо под ним было нацарапано слово «Atti».

Грею это ни о чем не говорило, но Фарайи ткнул пальцем в изображение полосатого зверя.

– Атти… Старое слово. Означает окапи.

Грей нахмурился.

Ндай объяснил:

– Окапи – это находящееся под угрозой исчезновения животное семейства жирафовых, обитающее в конголезских лесах. Некогда считалось, что это африканский единорог – больше миф, чем реальность. Когда-то этот вид был очень распространен в местных джунглях, но после веков охоты за их уникальными шкурами численность этих животных значительно сократилась. Теперь их можно встретить только в северо-восточной части Конго.

Потянув Ндая за рукав, Фарайи что-то быстро затараторил ему на своем родном языке. Обменявшись с ним несколькими словами, Ндай похлопал парнишку по плечу и растолковал:

– У бакуба есть племенные названия для многих мест в джунглях. Особенно для старых охотничьих территорий. Фарайи говорит, что есть место, куда окапи некогда приходили на водопой. Они там больше не собираются, но название осталось, поскольку передавалось его народом из поколения в поколение.

Грей уставился на рисунок.

«Уж не первая ли это путевая точка маршрута Шеппарда по джунглям? Но куда он направлялся и зачем?»

Повернувшись к Фарайи, он постучал пальцем по рисунку.

– А ты знаешь, где это место? Этот водопой?

Парнишка кивнул.

– А как насчет остальных символов? – Пирс перевернул несколько других фото.

– Может, нужно оказаться в первой точке, чтобы отыскать следующую? – предположил Такер. – Чтобы понять ключ к шифру.

Грей посмотрел на Фарайи.

– А может, надо принадлежать к народу бакуба, чтобы хоть что-то тут понять? У меня есть чувство, что Шеппард зашифровал этот маршрут так, чтобы по нему смог пройти только тот, кто хорошо знает эти леса и их историю.

– Но почему он держал его в такой тайне? – спросила Лиза.

– По тем временам это вполне имело смысл, – ответил Ндай. – Шеппард не доверял бельгийским колонистам и их местным союзникам, Заппо-Зап, – жестокой людоедской секте из народа басонге. Если что-то опасное – то, что бакуба считали злом – и было спрятано в джунглях, он наверняка хотел придержать такую информацию от бельгийцев, а если от этого имелась какая-то утетези – какая-то защита, – то предпочел сохранить знание о ней, оставив для бакуба дорожную карту, чтобы они были во всеоружии на случай, если эта опасность опять возникнет.

Грей кивнул.

– Не исключено, что вы правы.

– Но что это за зло? – спросила Лиза. – Это просто какая-то болезнь или что-то похуже?

Фарайи вдруг весь сжался и ахнул, отпрянув от стола. Парнишка в этот момент перебирал стопку фото и наконец добрался до последнего по времени снимка.

Грей подошел посмотреть, что именно заставило того так занервничать. Подобрал изрядно пожелтевшую карточку. На ней были изображены прогалина в лесу и пара увитых вьюнками колонн, стоящих по бокам от широкой вертикальной трещины в заросшем папоротником утесе. Крутой откос вздымался высоко в небо, вырисовываясь на нем своей зазубренной вершиной. Грей перевернул фото. С обратной стороны не оказалось ни символов, ни рисунков – только какие-то смазанные каракули. Написано было не чернилами, а, судя по характерному оттенку мазков, не исключено, что и кровью.

Они образовывали два слова.

Ндай прочитал их через плечо Грея и перевел написанное.

– Мфупа Уфалме… Это означает «костяная империя» – или, может, «царство костей».

Фарайи ткнул пальцем в фото, отступив еще на шаг.

– Плохое место. Алааниве. Проклятое. Все бакуба знают. Никогда не ходите туда.

Такер вздохнул.

– Ну, теперь-то мы знаем, что Шеппард туда все-таки дошел.

Грей кивнул.

– Остается вопрос – что именно он там обнаружил и как это сейчас нам поможет?

– Если вообще поможет… – добавила Лиза.

Грей вполне понимал скептический настрой коллеги, но с этим быстро распространяющимся заболеванием ничего нельзя было сбрасывать со счетов.

Он повернулся к мальчишке.

– Как ты посмотришь на то, чтобы отвести нас к этой первой точке? К водопою окапи?

Вид у Фарайи был испуганный, но он кивнул.

– Воко Бош… Он хотел бы, чтобы я помог.

– Мне тоже стоит пойти, – вмешался Ндай. – Вам может понадобиться кто-то, кто знает местных людей и вообще здешние края.

Благодарно кивнув, Грей повернулся к Лизе.

– Оставлю тебя и Монка здесь с доктором Уитакером – поможете ему в его изысканиях. Возьму с собой Ковальски. Как только мы получим подтверждение от конголезских военных, что все чисто, первым делом слетаем в тот ооновский лагерь. Выбросим Такера с Кейном и двинем к этому водопою.

План заключался в том, что рейнджер со своим мохнатым напарником будут охранять Бенджи, который согласился отправиться в лагерь и собрать образцы с трупов – как человеческих, так и бабуиньих, – а потом доставить их в лабораторию. Фрэнк хотел сам взять на себя эту задачу, но он был нужен здесь, чтобы обработать образцы, только что взятые у муравьев. Его подходы к идентификации вирусов были слишком уж уникальны. Только он понимал свою собственную технологию.

И все же оставалась одна деталь, которая по-прежнему ставила всех в тупик. Чтобы разобраться с ней, группе требовалась консультация специалиста, лучше разбирающегося в теме.

Пискнул электронный замок, отпирая дверь. В лабораторию быстро вошел Монк, за которым следовал Ковальски с завернутым в промасленную бумагу недоеденным сэндвичем в здоровенной лапище. С его появлением помещение заполнил запах специй и жареного мяса.

Ковальски поднял свой сэндвич, так закатив глаза, что они едва не вылезли из орбит.

– Народ, эта штука бьет яичный макмаффин по всем статьям… – пробубнил он с набитым ртом.

Кейн понюхал воздух, когда здоровяк проходил мимо, явно желая лично убедиться в справедливости подобной оценки.

Монк же попросту направился к остальным. Пристроил принадлежащий группе цифровой планшет на стол так, чтобы всем было видно.

– Я только что подключил нужного человека к видеоконференции. Пришлось повозиться.

И с этими словами разложил по столу последний фрагмент головоломки, который предстояло пристроить на место.

7:45

Такер сразу подбежал к остальным, когда Монк развернул карту, спрятанную в ларце бакуба. С экрана планшета на них смотрели два мужских лица.

Первое принадлежало Пейнтеру Кроу, директору «Сигмы», сидящему за письменным столом в своем кабинете. Другой участник сеанса связи склонялся над конторкой в какой-то библиотеке – по бокам от него возвышались книжные шкафы, уставленные пухлыми томами. Темноволосый незнакомец был одет во все черное с характерным белым воротничком.

При его виде Такер нахмурился. «Зачем «Сигме» понадобилась консультация священника?»

Грей наклонился ближе к экрану.

– Отец Бейли, как продвигается восстановление Кастель-Гандольфо?

Священник пожал плечами.

– С финансированием проблем нет. Если вы все будете держаться подальше отсюда, справимся даже раньше задуманного.

– Постараемся, – с ухмылкой отозвался Грей.

Такер бросил взгляд на остальных, которые вроде поняли, о чем идет речь.

«Я явно пропустил какое-то очередное злоключение «Сигмы»[57]57
  См. роман Дж. Роллинса «Последняя одиссея».


[Закрыть].

Лиза вкратце ввела рейнджера в курс дела, прошептав ему на ухо:

– Отец Бейли уже помогал нам в прошлом. Он работает в папском институте христианской археологии. Хотя его роль в католической церкви несколько, гм… более замысловатая.

Такер поднял ладонь.

– Можете не продолжать. Вы все и без того достаточно усложнили мне жизнь.

Грей опустил взгляд на карту, обращаясь к священнику.

– Что думаете насчет изображения, которое отправил вам директор Кроу?

Такер сместился, чтобы всем было лучше видно, о чем идет речь. Карта была явно старая, с надписями на латыни. Похоже, ее некогда вырвали из какой-то древней книги, а потом сложили и засунули на самое дно ларца бакуба.

Бейли поскреб пальцами воротничок, словно тот натер ему шею.

– Пришлось как следует покопаться в архиве Ватикана, чтобы определить ее принадлежность, но то, что сейчас находится перед вами, – это копия очень старой карты Африки, составленной в тысяча пятьсот шестьдесят четвертом году известным картографом Абрахамом Ортелием. Но любопытна даже не сама карта, а ее тематика.

– В каком это смысле? – спросил Грей.

– Надпись по-латыни в легенде карты гласит: «Presbiteri Johannis, sive, Abissinorum Imperii descriptio», что переводится как «Описание Абиссинии, или Империи пресвитера Иоанна».

Такер перевел взгляд на фото колонн в джунглях, припомнив, как Ндай перевел надпись на его обратной стороне – «Царство костей».

Грей высказал вслух то, о чем все уже наверняка задумались.

– Может, как раз это преподобный Шеппард и искал в джунглях? Эту империю пресвитера Иоанна?

Такер нахмурился.

– Ничего не понимаю… Что за пресвитер Иоанн?

Ответил ему Бейли:

– Был такой легендарный христианский царь, обладавший несметным богатством. Утверждалось, будто он один из потомков черного волхва, Бальтазара. Самые ранние истории помещают его в Азию, а позже в Африку, делая Иоанна первым христианским правителем континента. Его легенда выросла до таких масштабов, что в двенадцатом веке Папа Александр Третий отправил этому сказочному царю личное послание. Только вот тот, кто должен был доставить письмо – личный врач Папы, – бесследно исчез в джунглях, и больше его не видели.

Такер припомнил настойчивые слова Фарайи о том, что царство каким-то образом про`клято.

«Наверное, доктора Папы просто забыли посвятить его в такую маленькую подробность».

– Ответное письмо все же пришло много десятилетий спустя, – продолжал Бейли. – Подписанное пресвитером Иоанном, что в дальнейшем еще больше подогрело его легенду. А потом, в пятнадцатом веке, португальские исследователи, которые тоже искали этого мифического царя, отправили домой сообщение о некоей христианской империи, обнаруженной глубоко в джунглях. Они описали царский двор, роскошный многолюдный город и, в наибольших подробностях, – богатство этого потайного царства, которое, как они уверяли, было источником золота для храма царя Соломона.

Такер попытался представить себе такое место – эдакое африканское Шангри-Ла. Даже он слышал легенду о так и не обнаруженных копях царя Соломона. Исследователи веками пытались разыскать их, вплоть до нынешних дней, – убежденные, что эти полные драгоценного металла копи скрываются где-то в самой глубине джунглей.

– После запроса директора Кроу я копнул чуть глубже, – сказал Бейли. – История пресвитера Иоанна простирается далеко за пределы тайны утерянных сокровищ. В ней упоминается еще и Ковчег Завета, который, как многие до сих пор верят, надежно спрятан где-то на просторах Эфиопии. И столь же любопытна связь этой сказки с легендами об Источнике вечной молодости. В древних манускриптах утверждается, что эфиопы доживали до нескольких сотен лет – благодаря некоему озеру, в котором, стоит в него окунуться, ваша плоть сразу же обновится и засияет юностью. А если попить воды из него, то любые хвори спадут с вас и вы будете тридцать лет свободны от любых болезней.

Ковальски с набитым ртом пробурчал:

– Я тоже был бы не прочь окунуться в такое озерцо.

Лиза сочувственно тронула его за плечо.

Бейли тем временем продолжал:

– Согласно этим историям, свойства озера были поистине уникальны. В частности, ничто не могло удержаться на плаву на его поверхности – ни дерево, ни что-то еще. Согласно последним дошедшим до нас сведениям про пресвитера Иоанна, этого царя-попа Эфиопии, на тот момент ему было пятьсот шестьдесят два года от роду. А потом это царство вдруг погрузилось в молчание.

– В каком это смысле? – спросил Грей.

Бейли пожал плечами.

– Никто больше и слова не слышал про пресвитера Иоанна. К концу шестнадцатого века исследователи, рыщущие по Эфиопии, все-таки отыскали какого-то черного царя, но этот африканский правитель решительно отрицал любую связь с пресвитером Иоанном. И по мере того, как росли географические познания, легенда о христианском царе Африки все больше тускнела. К семнадцатому веку большинство уже относили эту историю к обычным мифам.

Такер бросил взгляд на раскинутые по столу фото.

– Кто-то явно считал по-другому…

– Или же, по крайней мере, свел две истории воедино, – добавила Лиза. – Легенду о практически бессмертном царе-священнике и слухи о про`клятой империи, скрытой в джунглях.

Монк хмуро опустил взгляд на карту.

– Хотя я не пойму, как эти истории могут быть связаны между собой. Территория Эфиопии – на другой стороне континента от Конго, далеко к востоку.

У Бейли и на это нашлось объяснение.

– Вам надо понять, что на протяжении столетий границы постоянно смещались, пока исследователи составляли и пересоставляли карты континента. Когда я занимался этим исследованием, то нашел вот эту карту Африки от тысяча семьсот десятого года, составленную одним английским картографом.

Священник открыл на экране еще одно окно.

– Как вы видите, – продолжал Бейли, – Эфиопия раскинулась здесь на всю ширину Конго. Так что если царство пресвитера Иоанна и впрямь существовало, то оно вполне могло располагаться в Центральной Африке.

Грей взял со стола последнее черно-белое фото и постучал пальцем по изображенным на нем колоннам.

– Тем не менее здесь явно что-то есть. Что может навести нас на мысли относительно происходящего сейчас.

Никто не стал с этим спорить.

Пейнтер на экране планшета откашлялся и поднял руку. Несколько секунд назад он совещался с кем-то за пределами кадра, а теперь вновь повернулся к камере.

– Последние сведения от Кэт, – объявил он. – Согласно ее разведывательным источникам, конголезские военные только что закончили осмотр ооновского лагеря для беженцев. Там мало что осталось, в основном дымящиеся развалины и разоренные шатры. Обнаружено несколько трупов в обносках военной формы с устаревшим оружием. Все указывает на то, что на лагерь напала какая-то партизанская группировка. Может, майи-майи[58]58
  Майи-майи – общее название вооруженных отрядов местного населения, действующих в Демократической Республике Конго. Большинство из них было образовано, чтобы противостоять вторжению конголезских повстанческих групп из Руанды, хотя многие отряды майи-майи преследовали исключительно личные интересы, промышляя грабежами и угоном скота.


[Закрыть], которые проявляют активность в этом регионе. Или СДС[59]59
  СДС (Союз демократических сил) – повстанческая террористическая группировка, изначально базировавшаяся на территории Уганды, но впоследствии расширившая зону действия и на ДРК.


[Закрыть]. Есть даже предположения, что это могла быть «Боко Харам»[60]60
  «Боко харам» – нигерийская террористическая исламистская организация.


[Закрыть], которая с недавних пор распространила свое влияние и на Конго.