Текст книги "Изумрудный лебедь"

Глава 18

Было уже около восьми часов утра, когда Гарет ушел. Миранда вернулась в свою спальню. Никто в доме не заметил ее отсутствия. До приезда короля Франции Харкорт должен был сделать одно дело.

Он без труда нашел мастерскую сапожника. Хозяин уже принялся за свою обычную работу: тачал сапоги. Гарет. пригнув голову, вошел в низкую, плохо освещенную комнатку.

Хозяин вскочил на ноги. Такие заказчики заходили к нему редко.

– Чем могу служить, милорд? – Он низко поклонился.

– У меня дело к вашим постояльцам.

Сапожник казался разочарованным, но поспешил к лестнице, которая вела на второй этаж.

– Я позову кого-нибудь. Не трудитесь подниматься наверх, милорд.

– Нет-нет, я сам поднимусь.

Гарет кивнул сапожнику и прошел мимо него. Постучал. Ответа не последовало. За дверью были слышны голоса и смех. Харкорт толкнул дверь. Сапожник помедлил. Потом тихонько поднялся по лестнице и остановился под дверью. Теперь он мог слышать все, что происходило в комнате.

Там было много людей. Они скатывали постели, наводили порядок в вещах, чинили инструменты, реквизит. Мама Гертруда, подоткнув нижнюю юбку, омывала свой богатырский торс в лохани с водой. С испуганным восклицанием она уронила кусок ткани, которым растирала тело.

– Господи помилуй! Лорд Харкорт! – Ее огромные груди подрагивали. Она выпрямилась. Лицо у нее стало озабоченным. – Что-нибудь с Мирандой, милорд?

– Нет, во всяком случае, полчаса назад с ней было все в порядке, – ответил он. – Простите меня за то, что нарушил ваш покой, но мне хотелось бы обсудить с вами одно важное дело.

– Это касается Миранды, верно? – спросил Рауль, ставя кружку на сундук и вытирая рот тыльной стороной ладони.

– Да уж как пить дать! – загремел Бертран.

– Где Миранда? – запищал Робби. – Она обещала вернуться. – Мальчик с трудом встал. – Она вернется, сэр?

Гарет понял, что разговор будет труднее, чем он ожидал. Люк смотрел на него недружелюбно. Молодой человек отложил в сторону обруч из конского волоса и потер руки.

– Я бы хотел поговорить с Бертраном и Гертрудой, – сказал Гарет.

Гертруда оправила нижнюю рубашку.

– Так вы говорите, с ней все в порядке? – Она внимательно смотрела на Харкорта.

Тот кивнул:

– У меня есть предложение…

– Мы не собираемся торговать девочкой и не хотим, чтобы она стала шлюхой… Прошу прощения, милорд, что говорю с вами так просто, но она мне как дочь и…

– Мадам! – Гарет поднял руку. – Уверяю вас, мое предложение совсем иного рода!

– Давайте-ка лучше пойдем в таверну, – предложил Бертран. – Идешь, мама?

Гертруда зашнуровала корсаж своего платья.

– Естественно, ничего нельзя обсуждать без меня, если дело касается нашей Миранды. Она мне все равно что дочь.

Она буквально сверлила Гарета взглядом.

Тот вежливо открыл перед ней дверь:

– После вас, мадам.

Гертруда гордо прошествовала мимо.

– А, ты здесь. Ушки на макушке! – крикнула она сапожнику, едва успевшему отскочить от двери и торопливо запрыгавшему вниз по ступенькам. Гертруда следовала за ним по пятам. – У тебя прямо чутье – обожаешь слушать, что тебя не касается!

Сапожник сел за рабочий стол и взялся за шило. К его глубочайшему сожалению, он не узнал ничего интересного.

В таверне «Золотые ключи» было в этот час пусто.

Гарет заказал бутылку мадеры. Они сели за столик в углу, где никто не мог их потревожить. Гертруда подозрительно изучала содержимое своей кружки. Такого дорогого вина ей пробовать не приходилось.

– Хотите отпраздновать нашу встречу, милорд?

– Да, в известном смысле. – Он достал кожаный кошель, положил его на стол. Потом поднес к губам свою кружку с вином.

– Что это? – Бертран ткнул пальцем в кошель.

– Это обещанные пятьдесят золотых.

Ответом ему было молчание. Бертран провел языком по губам. Мама Гертруда смотрела на графа неприветливо, если не сказать зло.

– И чего вы от нас хотите, милорд?

– Хочу, чтобы вы сегодня же покинули Лондон и отплыли во Францию, – ответил Гарет и снова хлебнул вина.

– Без Миранды? – спросила Гертруда, поворачиваясь к Бертрану. Тот уже положил руку на кошель. – Эй, Бертран, оставь! Это проклятые деньги.

Бертран кашлянул и взялся за кружку.

– Не все так просто, – ответил Гарет. – Мне придется рассказать вам одну историю.

Его гости слушали рассказ о Варфоломеевской ночи.

– Итак, – закончил свой рассказ Гарет, – вы и сами теперь видите, что для Миранды было бы лучше, если бы вы оставили все как есть.

– Да, – произнесла Гертруда. – Так, значит, та, другая девушка – ее сестра? – Мама покачала головой. – Они словно две горошины из одного стручка. Но вы ведь не сказали Миранде правды?

– Потому что я не знаю, как она ее примет, – признался Гарет. – А мне нужна помощь. Если мои планы осуществятся, я скажу ей. Я надеюсь, что к тому времени она настолько привыкнет жить, как благородная леди, что эта правда не станет для нее страшным ударом и потрясением. Но… – Он перегнулся через стол. – Вы должны понять: пока вы здесь, она не сможет привыкнуть к новой жизни.

– В словах милорда есть смысл, – сказал Бертран и снова прикрыл рукой кожаный кошель.

– Да, – согласилась Гертруда. – Но мы не можем уехать, не сказав ни слова Миранде.

– Она ведь считала прежде, что вы уехали во Францию без нее. Она думала, что вы оставили ее в Дувре, – напомнил Гарет. – Ее это опечалило. Но потом она свыклась с мыслью, что потеряла вас, и была спокойна, пока вы не появились снова. Она и теперь примет ваш отъезд спокойно.

– Это неправильно, – упрямо возразила Гертруда.

– Да ну же, мама, не спорь, – принялся урезонивать ее Бертран. – Подумай, женщина, пятьдесят золотых! Подумай!

– Я и думаю! – огрызнулась Гертруда. – Я не дура и понимаю, что это такое.

– Представьте, что это будет значить для Миранды, – настаивал Гарет. Его голос был мягким и вкрадчивым, но звучал достаточно убедительно. Он чувствовал, что почти выиграл. – Вы ведь не захотите стоять у нее на пути – если она вам дорога.

– Нет, не захотим, – согласилась Гертруда. – Но мы не можем уехать, не сказав ей ни слова.

– Клянусь, я открою ей правду, как только это станет возможным. Она сразу узнает, что вы ее не бросили.

– Вот они, золотые слова, мама. Лучше и не скажешь! – поддакнул Бертран, не выпуская кошеля с деньгами. Он уже потянул его к своему краю стола. – По-моему, это хорошая сделка, милорд. Насколько я разбираюсь в таких делах. – Он посмотрел на Гертруду: – Пойдем, женщина! От чувств на столе не появляется хлеб. Жизнь девочки теперь устроена. И нам немножко перепало.

Гарет ждал. Лицо его было непроницаемо, а нервы – как натянутые струны.

Согласие Бертрана ничего не значило против слова мамы Гертруды. Если она скажет, что не согласна, они уйдут и откажутся от денег, как бы соблазнительна ни была эта сделка.

– Вы скажете ей правду, милорд? Даете слово?

Гертруда теперь смотрела ему прямо в глаза.

Гарет положил руку на рукоять меча.

– Клянусь честью, мадам, я скажу ей правду.

Гертруда шумно вздохнула и опорожнила свою чашу с вином.

– Ладно, если это ради блага девочки, думаю, нам так и следует поступить.

Кожаный кошель скользнул с края стола в подставленную ладонь Бертрана. Сияя улыбкой, он поднялся с места:

– Славная сделка, милорд, ей-богу, славная!

Он протянул Гарету руку. Гарет пожал ее, потом поклонился Гертруде.

– Скажите ей, мы любим ее. Скажите, мы ее не бросили, – попросила Гертруда, по-видимому, не слишком успокоенная его заверениями.

Она кивнула и выплыла из таверны. Бертран следовал за ней по пятам.

Гарет сел на свое место. Попросил еще одну бутылку вина. Это дело было ему не в радость, и даже сознание, что он поступил правильно, не принесло успокоения.

Герцог Руасси – весьма пригожий мужчина. Так решила Миранда, глядя на него со своего наблюдательного поста – галереи в Большом зале Вестминстерского дворца. Их первая встреча часом раньше была полна формальностей, и потому у нее не было возможности рассмотреть его как следует. Теперь он беседовал с королевой, и Миранда хорошо разглядела его в профиль. Лицо у него было узкое, подбородок выдавался вперед, нос с горбинкой походил на орлиный клюв.

Профиль сурового человека, тем не менее показавшегося ей привлекательным. Она двинулась к лестнице в зал. Да, его нельзя было и сравнивать с окружавшими мужчинами – они ему и в подметки не годились.

Она приостановилась, оглядывая сверху пеструю толпу придворных. Глаза ее остановились на лорде Харкорте. Среди пестрой толпы в ярких одеяниях его костюм выделялся благородной скромностью: на нем были серый камзол и такие же штаны. Короткий алый шелковый плащ казался особенно ярким.

Миранда оглядела свое собственное платье из серебристой ткани, расшитое мелким жемчугом. Поверх него было надето верхнее платье из белого бархата. Ее коротко подстриженные волосы скрывала белая кружевная сетка, увенчанная и удерживаемая обручем, украшенным мелкими жемчужинами. Туалет этот вполне подходил для девицы, впервые представленной мужчине, которому надлежало стать ее мужем, подумала Миранда, иронически улыбаясь. Убедительная картина девственной скромности. Мод этот туалет очень бы пошел.

Она не сознавала, что улыбается, когда спускалась вниз по лестнице. Она не сознавала и того, что шаги ее были быстрыми, а на шеках рдел нежный румянец.

Двое мужчин, кланяясь, попятились от королевы, но, будто почувствовав приближение Миранды, обернулись.

– Она именно такая, как на портрете. Он ей не польстил, – тихо сказал Генрих. – И даже более того. Я не ожидал подобной живости. Художник, по-видимому, показал в своем портрете только серьезность ее натуры.

– Кисть не всесильна, – заметил Гарет. – Редко удается передать все особенности личности в одном портрете.

Гарет гадал, что так позабавило Миранду. Глаза ее сверкали, щеки раскраснелись. Уголки рта были чуть приподняты, будто она улыбалась какой-то тайной мысли. Неудивительно, что она уже пленила Генриха. Пока они смотрели на нее, трое молодых людей вились вокруг Миранды, претендуя на ее внимание и стараясь перещеголять друг друга. Отсюда не было слышно, что они ей говорили, но Миранде их внимание было явно приятно. Она смеялась, откидывая назад свою маленькую головку, и играла веером, то складывая, то раскрывая его, как прирожденная кокетка, привыкшая к восхищению.

– Надеюсь только, что леди не отвергнет брак с таким старым воякой, как я. Надеюсь, она не сочтет меня слишком отталкивающим, – сказал Генрих, поджимая губы. – Я не слишком галантный кавалер, Харкорт, а ваша воспитанница, как видно, привыкла к постоянному вниманию.

«Как вы ошибаетесь», – думал Гарет. Но он не мог сказать правды вслух. Вместо этого он просто покачал головой. По правде говоря, он был не меньше других удивлен тем, как непринужденно Миранда вела себя при дворе. Иногда она все же совершала промахи, но ей удавалось не привлекать к ним общего внимания, как и в тот раз, с туфлями. И пока все шло как по маслу. Общее мнение, установившееся при дворе, гласило, что юная кузина лорда Харкорта восхитительна и эксцентрична.

Однако леди Мэри не разделяла общего мнения. Сердце Гарета упало, когда он увидел, что его нареченная покинула кружок королевы. В последнее время Мэри казалась озабоченной, и все ее волнения, по-видимому, были вызваны воспитанницей Гарета. Она никогда не упускала возможности сказать что-нибудь неодобрительное о девушке, а возражения и оправдания Гарета находила не слишком убедительными.

Она приблизилась к Гарету и герцогу Руасси с заученной улыбкой на устах.

– Милорд герцог, – приветствовала она его, делая реверанс. – Ее величество просит вас завтра отобедать с ней. И разумеется, лорда Харкорта тоже.

Она взглянула на Гарета, и улыбка исчезла с ее лица.

– Прошу вас передать нашу благодарность ее величеству, – сказал Генрих с поклоном. – Но возможно, удастся убедить ее величество включить леди Мод в число приглашенных? У меня остается так мало времени на ухаживание… Было бы досадно потерять целый день.

Леди Мэри смотрела на него с ужасом. Никому до этого не приходило в голову указывать королеве, кого ей приглашать к столу.

– Не смотрите на нас так, мадам. Герцог шутит. – быстро нашелся Гарет, хлопая Генриха по плечу.

Генрих рассмеялся, но смех его прозвучал слишком поздно, чтобы быть убедительным. Темные глаза сердито сверкнули, когда он осознал свою ошибку.

– Да, – подтвердил он. – Это была всего лишь шутка. Но, по правде говоря, когда я вижу, что моя невеста крушит сердца направо и налево, думаю, мне лучше не терять времени, а то я могу опоздать.

– Леди Мод немного игрива, милорд герцог, – сказала леди Мэри медовым голосом, который был не в состоянии скрыть ее неприязни. – Молодые люди могут воспользоваться ее юностью и неопытностью, но следует надеяться, что воспитанница лорда Харкорта знает, в чем состоит ее долг. – Она бросила проницательный взгляд на Гарета.

– У вас есть основания в этом сомневаться, мадам? – спросил Гарет, поднимая брови. Тон его был холоден.

Мэри отвела глаза. Она терпеть не могла Мод, но даже на взгляд леди Мэри, вовсе не склонной восхищаться Мод, девушка была ослепительна. Леди Мэри видела, как леди Дюфор приблизилась к подопечной Гарета и увела ее от поклонников. Мод в своем серебристо-белом одеянии, с синими, как летнее небо, глазами и нежной кожей, с улыбкой на алых устах казалась прекрасным видением. Мэри сознавала, что ревнует, понимала, что этим низменным чувством продиктованы ее злые слова, и видела, что Гарету это не нравится. И все же не могла пересилить себя. Однако леди Мэри заставила себя улыбнуться, когда Имоджин и Мод приблизились к ней.

Леди Дюфор была бледнее обычного и казалась подавленной. Гарет знал, что ее мучает головная боль – расплата за тот ночной припадок. В последние месяцы Имоджин пыталась держать себя в руках, но иногда не могла справиться с собой.

– Леди Дюфор, – обратился к ней Генрих, – должен вас поздравить. У вас очаровательная воспитанница. – Генрих склонился над рукой дамы, но взгляд его был обращен к Миранде. – Она сокровище и своим блеском, вероятно, обязана вашим заботам.

Он не мог не заметить сияния, исходившего от девушки, как заметила это и Мэри. Но он заметил также ее юность и свежесть, ее нежность, и это ему нравилось все больше и больше. «Она пробует свою силу, – думал он, – парит на крыльях, купается в лучах всеобщего восхищения и прекрасно сознает свою привлекательность». А сам Генрих чувствовал себя грубым и неуклюжим, несмотря на роскошный костюм из шелка и бархата.

– Вы слишком любезны, ваша светлость, – слабо улыбнулась Имоджин.

Миранда присела в реверансе, прикрывая лицо веером и поглядывая из-под него на Руасси. Этому маленькому фокусу она научилась недавно и теперь вовсю им пользовалась. Пронзительные глаза герцога под густыми бровями блестели, а тонкие губы изогнулись в улыбке. Он задумчиво поглаживал свою ухоженную бороду. Руки у него были жесткие и загрубевшие, судя по всему, привычные к любому оружию. Почти против воли Миранда бросила взгляд на Гарета – его руки были изящные, белые. Она почувствовала, как все ее существо откликнулось на мгновенно пришедшее воспоминание о том, как эти руки ласкали ее тело со всей нежностью и деликатностью музыканта, играющего на драгоценном инструменте.

– Не согласитесь ли прогуляться со мной по залу, миледи? – спросил Генрих, предлагая Миранде руку. – Вы позволите, Харкорт? – И бровь его вопросительно поднялась.

– Безусловно.

Гарет взял Миранду за руку и подвел к королю Франции.

– А, я вижу, вы носите браслет, миледи! – Генрих взял ее руку и поднял, разглядывая браслет на свету. – Он вам идет.

– Благодарю, милорд. – Миранда сделала реверанс. – Это очень щедрый подарок, сэр.

– Вовсе нет, – отозвался король. – Он принадлежал вашей матери. И по праву вернулся к своей закон ной» владелице.

– Вы получили его от моего отца? – спросила Миранда, легонько дотрагиваясь до изумрудного лебедя.

– Да, – ответил Генрих, внезапно помрачнев. – Ваш отец был моим близким другом. Он очень дорожил этим браслетом после смерти вашей матери. На смертном ложе он отдал браслет мне, чтобы я никогда не забывал о той ночи… Для него эта вещица была символом всего утраченного. – Голос его упал до шепота: – Я должен отомстить за все.

Наступило молчание. Потом Генрих тряхнул головой, будто прогоняя мрачные воспоминания:

– Идемте, миледи, прогуляемся, и вы мне расскажете о себе.

Миранда бросила на Гарета лукавый взгляд поверх своего веера, но он старательно избегал смотреть на нее.

– Если вы предпочитаете говорить по-французски, сэр, я буду счастлива отвечать вам на этом языке, – отважилась предложить Миранда своему кавалеру.

– А, так вы говорите на моем языке? – Генрих был удивлен и обрадован.

– Довольно сносно, – ответила она уже по-французски. – Было ли благополучным ваше путешествие? В это время года Ла-Манш бывает бурным.

– А вам приходилось пересекать канал? – Его удивление уже переходило все границы. – Ваш опекун не говорил, что вы бывали на моей родине.

– Нет, милорд, не бывала, – ответила она торопливо. – Но я слышала разговоры об этом.

– Да, конечно, – ответил он. Однако она заметила, что он слегка нахмурился. – Вы с младенчества живете в Англии, а говорите на моем языке, как на родном.

– У меня был отличный учитель французского языка, – принялась сочинять Миранда. – Иногда мы с ним целыми днями говорили только по-французски. Лорд Харкорт настаивал на том, чтобы я бегло говорила на обоих языках.

– Да, он и сам говорит на обоих превосходно, – заметил Генрих.

Это было вполне резонным объяснением. И это ее умение было очень кстати. Знание языка поможет ей, когда она прибудет во Францию. Это польстит и его народу, и придворным.

– Но давайте будем говорить по-английски, пока я здесь. Это дань вежливости нашим хозяевам. К тому же мне полезно в нем попрактиковаться. – Он улыбнулся несколько смущенно и как бы извиняясь.

«Улыбка его необычайно привлекательна», – подумала Миранда. У нее было такое чувство, что он улыбался нечасто. В нем ощущалась сдержанная сила, и от этого улыбка его казалась особенно обаятельной. Понравится ли он Мод? Пока сказать это было невозможно.

– Давайте посмотрим, что там, – сказал Генрих, раздвигая гобелены, когда они приблизились к ним. – О, да здесь укромное местечко! Здесь мы можем побеседовать в тишине и покое.

Миранда смешалась:

– Но, милорд герцог, не сочтут ли меня нескромной?

– Мы получили благословение ее величества. Она не возражает против моего сватовства, – ответил он со смехом. – Не бойтесь – раз королева и ваш опекун улыбаются, вас не станут осуждать.

Он сделал движение, пропуская Миранду в просвет между гобеленами, и как бы невзначай обнял ее за талию.

Место, где они оказались, было альковом возле окна. Окно было занавешено тяжелыми драпировками, спасавшими от сквозняков. У стены, отделанной деревянными панелями, под самым окном стояла простая скамья.

– Как здесь душно! – Генрих подошел к окну и широко распахнул его. – Не могу долго обходиться без свежего воздуха. – Он повернулся к Миранде с извиняющейся улыбкой. – Я грубый, неотесанный солдат, миледи Мод. Не привык к семейной жизни. Мне вольнее дышится в шатре, чем под крышей дома.

– Право, милорд герцог, я и сама предпочитаю свежий воздух и свободу. Нет ничего… – Но тут, опомнившись, Миранда осеклась, потому что как раз собиралась живописать прелести ночевок под звездным небом прекрасными летними ночами.

– Что? – Он с интересом смотрел на нее, ожидая продолжения.

– Так приятно прогуливаться по саду, – сказала Миранда торопливо. – Но я полагаю, вы сочтете такое развлечение слишком домашним. Да, сэр?

– Однако вполне подходящим для благовоспитанной дамы, – ответил Генрих. Он сел на скамью и вынудил ее опуститься рядом. – Садитесь же поближе! А теперь скажите мне честно… Я вас устраиваю в качестве мужа? – Лицо его было очень серьезным.

– Милорд, я всегда послушна, – пробормотала она, стараясь не смотреть ему в глаза.

– Нет… нет… я спросил совсем не об этом. – Он говорил тихо и, как показалось Миранде, чуть печально. – Я не хочу, чтобы вы вступали в брак без любви. Мне нужна жена, которая охотно вступила бы в брак со мной, не думая об интересах политики.

Теперь глаза его затуманились гневом, а губы сжались в тонкую линию. «Да поможет Бог им всем, если этот человек докопается до правды!» – с трепетом подумала Миранда.

– Вы были прежде женаты, милорд? – спросила она и, когда он кивнул, добавила: – Я не знала.

– Мужчина, которому минуло тридцать восемь лет, моя дорогая, испытал в своей жизни практически все, что можно испытать, – ответил он, нетерпеливо пожимая плечами. Камзол обтягивал его очень плотно: казалось, одно резкое движение – и ткань лопнет. Под камзолом она заметила рубашку из грубого небеленого льна.

– Что-то не так, милорд? – спросила она с тревогой. У него был несчастный вид человека, попавшего в заросли крапивы.

– Этот чертов камзол слишком тесен, – пробормотал он. Потом, осознав, сколь неуместна подобная жалоба в его устах, ответил резким тоном: – Моя жена умерла.

Эта ложь легко слетела с его уст. Возможно, в эту минуту Маргарита предавалась бурной страсти с одним из своих многочисленных любовников. Но тем самым она хак бы давала ему право вести себя подобным образом. Маргарита вышла за него замуж против воли, только по приказу матери и брата, не зная, что стала приманкой и невольной причиной кровопролития в ночь Святого Варфоломея. Она спасла жизнь Генриху, хотя и не любила его и не хотела за него замуж, и в течение долгих лет они оставались добрыми друзьями. Но она с радостью освободилась бы от бремени их брака, как и он. И возможно, эта девушка даже понравилась бы ей, подумал он.

Эти скромно потупленные глазки и изъявления полной покорности были, по его мнению, игрой. Он наблюдал за ней, когда она думала, что на нее никто не смотрит. Она двигалась с необычайной грацией, а в ее синих, как небо, глазах сверкал воспламеняющий сердца огонь. Совсем уж невинная девушка не смогла бы разыгрывать кокетку с таким искусством, как она, и он догадывался, что опять стал пешкой в чьей-то игре. Право же, в ней было что-то, что понравилось бы Маргарите.

Он взял ее за руку, поиграл ее пальчиками. И почувствовал, как она вся сжалась и окаменела, хотя и не попыталась вырвать руку.

– Не надо меня бояться. – Он был не прочь поиграть в эти игры чуть дольше. Он поднес ее пальчики к губам.

Миранда попыталась отобрать руку. На свете существовал только один мужчина, на ласки которого она готова ответить, но это не герцог Руасси.

Генрих почувствовал укол в сердце. Он сжал ее пальчики крепче, а другой рукой коснулся ее шейки. Кожа на его пальце была огрубевшей и шершавой, и она невольно подняла руку, несмело протестуя против такой вольности. Но он не обратил на это внимания и провел пальцами вниз от шеи к нежной белой груди.

Его палец нырнул под вырез декольте и оказался в ложбинке между круглыми холмиками. Миранда дернулась, оттолкнув его руку.

– Милорд, вы не должны этого делать.

– Считаете, дорогая, что я слишком спешу? – рассмеялся он. – Но ведь это всего небольшой знак внимания. Мне отлично известно, что вы кокетка и такие игры доставляют вам удовольствие.

Он почувствовал, как жилка на ее шее под его пальцами забилась быстрее. Что это – испуг или страсть? Генрих надеялся, что второе.

– Но ведь мы только что познакомились, милорд, – ответила Миранда.

– Да, конечно. И за вами следует ухаживать и оказывать вам внимание, как всякой другой девице, – согласился Генрих с добродушным смехом. Но тотчас же снова помрачнел. Конечно, игры хороши, когда на них есть время. Но через три недели он должен быть во Франции, и за это время надо завоевать невесту. Ко времени отъезда он должен знать, что она с готовностью и по доброй воле выходит за него замуж.

– Вы отведете меня к леди Дюфор, сэр?

Никогда еще для Миранды общество Имоджин не было столь желанным.

– Сначала мне хотелось бы заручиться вашим согласием… получить доказательство вашей доброй воли.

На этот раз его пальцы крепко сжали ее подбородок, и он с силой приподнял ее лицо. Она видела его пронзительные темные глаза – проницательные, как глаза сокола. Они оказались совсем близко от нее. А его тонкие губы приблизились к ее рту. Миранда старалась усмирить свои чувства, покориться этому неизбежному поцелую, напоминая себе, что всего лишь играет роль. Она сейчас была Мод, застенчивая и робкая девственница, покорная своему опекуну, но отнюдь не питавшая отвращения к жениху, вовсе не противящаяся браку с ним.

Но когда его губы коснулись ее губ, она отпрянула.

– Прошу прощения, сэр… Я… я… не привыкла…

Генрих беспомощно смотрел на нее. Конечно, он слишком спешил, но, черт возьми, девушка знала, чего от нее ждут. Или все-таки она и вправду совсем неопытна в таких делах и никогда не целовалась?

– Очень хорошо, – сказал он, не пытаясь скрыть разочарование. – Пойдемте, я отведу вас к вашей покровительнице. У нас еще будет время узнать друг друга получше. – Он поднялся и предложил ей руку.

Гарет наблюдал за их исчезновением за гобеленами и, несмотря на отчаянные усилия сосредоточиться на разговорах, то возникавших, то умолкавших вокруг, думал только о том. что происходит сейчас между Мирандой и Генрихом.

– Боже мой, Гарет, ты рассеян, как влюбленный мальчишка! – раздался бас Брайена Росситера, который не имел обыкновения понижать его никогда и нигде. – Пойдем сыграем в карты!

– Кажется, твоей молодой кузине нравится герцог Руасси, – заметил Кип. – А королева не возражает против этого брака?

– Она вполне одобряет его.

Глаза Гарета снова были устремлены на гобелен. Генрих дал ясно понять, что у него мало времени на ухаживание. Он не был расположен долго улещивать свою невесту.

– Что же тебя беспокоит, дорогой друг? – спросил Брайен. – Девица готова выйти замуж, Руасси тоже не прочь на ней жениться. Значит, как мне кажется, все в порядке.

– Мод не привыкла к придворной жизни, – ответил Гарет.

Слова эти даже для него самого прозвучали неубедительно. Он извинился и двинулся прочь от них, чувствуя спиной пристальный взгляд Кипа.

Миранда появилась из-за гобеленов под руку с Генрихом. Гарету показалось, будто кто-то ударил его в грудь. Что они там делали? Чем занимались? Прикасался ли к ней Генрих? Нашептывал ли ей на ухо слова любви? Может быть, целовал ее? И какое дело было до всего этого ему, Гарету?

Миранда остановилась, оглядывая зал. И его взгляд будто притянул ее. Он ничего не мог с собой поделать. Связь, так внезапно возникшая между ними, была столь живой и столь сильной, что, казалось, имела плоть и ее можно было осязать, как будто они были соединены золотой нитью.

Гарет отвернулся и скрылся в толпе.