Текст книги "Окончание времени. Будущее человчества. Беседы Джидду Кришнамурти с Дэвидом Бомом"

Собеседник: Да, вы, кажется, подразумеваете именно общество, когда утверждаете, что не существует разделения и жизнь есть смерть, – какое значение имеет тогда человек, со всей его борьбой?..

Кр.: Никакого. Человек во тьме. Какой тут может быть смысл? Это все равно что бушевать в запертой камере. В этом все дело.

Б.: Смысл может появиться лишь тогда, когда тьма рассеется.

Кр.: Безусловно.

Собеседник: Единственный смысл – это рассеяние тьмы.

Кр.: О нет, нет!

Б.: Мы собираемся сказать, что существует что-то, помимо рассеяния тьмы?

Кр.: Я слушал очень внимательно все, что вы, человек, получивший прозрение, говорили. И вы рассеяли центр. Во тьме я мог выдумывать множество вещей, имеющих высокий смысл: что существует свет, существует Бог, красота, существует то или другое. Но это все еще сфера тьмы. Пойманный в комнате, полной тьмы, я могу придумать множество картин, но я хочу чего-то другого. Я хочу выяснить следующее: тот, кто получил прозрение и, таким образом, рассеял тьму, он обладает пониманием основы, которая есть движение вне времени. Является ли его ум этим движением?

Б.: Да, но он не является тотальностью. Ум есть это движение, но мы говорим, что движение есть материя, что движение есть ум.

Кр.: Да, верно.

Б.: И мы говорили, что основа, возможно, за пределами вселенского разума. Вы говорили ранее, что это движение, основа есть нечто большее, чем вселенский разум, большее, чем пустота.

Кр.: Мы говорили это, гораздо большее.

Б.: Гораздо большее. Но оно содержит… Это нужно прояснить. Мы говорим, что ум есть это движение.

Кр.: Да, ум есть это движение.

Б.: Мы не говорим, что это движение есть только ум?

Кр.: Нет, нет, нет.

Б.: Это тот момент, который мне хотелось бы уточнить.

Кр.: Ум есть это движение, ум как основа.

Б.: Но основа выходит за пределы ума, как вы говорили.

Кр.: Теперь минуту, что вы подразумеваете, когда говорите «за пределы ума»?

Б.: Я просто возвращаюсь к тому, что мы обсуждали несколько дней назад. Мы сказали, что есть пустота, вселенский ум, а затем, за пределами этого – основа.

Кр.: Можно ли сказать, что за пределами этого есть движение?

Б.: Да. Ум возникает из этого движения, как из основы, и возвращается в основу. Это то, что мы говорим.

Кр.: Да, верно. Ум возникает из этого движения.

Б.: И в этом движении исчезает.

Кр.: Верно. Его бытие – в этом движении.

Б.: Да, так же и материя.

Кр.: Совершенно верно. Итак, я вот что хочу понять: я тот человек, для которого существует конец и существует начало. А вы это прекращаете.

Б.: Да, конец и начало не являются чем-то основополагающим.

Кр.: Верно. Один из величайших страхов в жизни, которым является смерть, оказывается устраненным.

Б.: Да.

Кр.: Вы понимаете, что значит для человека, что не существует смерти? Это значит, что ум не старится – я говорю об обычном уме. Не знаю, удается ли мне ясно это выразить.

Б.: Не будем торопиться. Вы говорите, что ум не старится, ну а если старятся клетки мозга?

Кр.: Я сомневаюсь в этом.

Б.: Но как нам это узнать?

Кр.: На это указывают отсутствие конфликта, отсутствие напряженности, на это указывает также то, что нет становления, нет движения.

Б.: Это нечто такое, о чем трудно говорить с уверенностью.

Кр.: Разумеется. Это невозможно доказать.

Б.: Но с другой стороны, то, что мы сказали, насколько оно…

Кр.:…может быть логически обоснованно.

Б.: Оно логично, а также это можно ощущать. Но то, что вы утверждаете относительно клеток мозга, я не ощущаю. Может быть, это и так, это могло бы быть так.

Кр.: Я думаю, это именно так. Мне не хотелось бы это обсудить. Когда ум живет во тьме и находится в постоянном движении, происходит изнашивание, разрушение клеток мозга.

Б.: Мы можем сказать, что конфликт является причиной разрушения клеток мозга. Но кто-то может возразить, что даже и без конфликта они могли бы разрушаться, возможно, не так быстро. Если бы вы жили, скажем, сотни лет, то за это время клетки мозга разрушились бы независимо от ваших действий.

Кр.: Не торопитесь.

Б.: Я охотно соглашусь, что скорость разрушения клеток может быть уменьшена, если мы избавимся от конфликта.

Кр.: Разрушение может быть замедлено.

Б.: И возможно, значительно.

Кр.: Значительно. На девяносто процентов.

Б.: Это еще можно понять. Но если вы скажете, что на сто процентов, то трудно будет поверить.

Кр.: Девяносто процентов. Подождите. Возможно очень, очень большое замедление. И что это означает? Что происходит с умом, когда в нем нет конфликта? Каков этот ум, каково качество ума, в котором нет проблем? Предположим, что такой ум живет в чистой, незагрязненной атмосфере, получая правильное питание и так далее, почему он не может прожить двести лет?

Б.: Ну, это возможно, некоторые люди, которые дышали чистым воздухом и питались хорошей пищей, достигали ста пятидесяти лет.

Кр.: Но если бы у этих самых людей, которые жили по сто пятьдесят лет, не было противоречий, конфликта, они могли бы жить гораздо дольше.

Б.: Возможно, могли бы. Был такой случай, я читал об одном человеке в Англии, который жил сто пятьдесят лет, и это было зафиксировано. Им заинтересовались доктора. Они пригласили его в Лондон, угостили вином и обедом, а через несколько дней он умер.

Кр.: Бедняга!

Собеседник: Кришнаджи, обычно вы говорите, что все, что живет во времени, во времени и умирает.

Кр.: Да, но мозг, получивший прозрение, имеет измененные клетки.

Собеседник: Вы полагаете, что даже органический мозг перестает жить во времени?

Кр.: Нет, не вводите время. Мы говорим, что прозрение вызывает изменение в клетках мозга. А это означает, что клетки мозга не мыслят больше в терминах времени.

Собеседник: Психологического времени?

Кр.: Разумеется, это понятно.

Б.: Если клетки мозга больше не повреждаются, то они дольше будут оставаться в порядке и, возможно, разрушение будет происходить значительно медленнее. Мы могли бы увеличить предельный возраст со ста пятидесяти до двухсот лет, если бы обеспечили здоровый образ жизни на всех уровнях.

Кр.: Да, но все это звучит слишком банально.

Б.: Да, в этом нет большого смысла, просто интересная идея.

Кр.: Какая польза от того, что я проживу другую сотню лет?

Б.: Да, в том человеке, который прожил сто пятьдесят лет, не было больше ничего примечательного.

Кр.: Мы пытаемся выяснить следующее: какое воздействие это необыкновенное движение оказывает на мозг.

Б.: Да. Если мы говорим, что мозг в каком-то смысле непосредственно охвачен этим движением.

Кр.: Да, именно так.

Б.: Это внесло бы порядок в деятельность мозга. Но реально существует прямой поток, физический.

Кр.: Не только физический.

Б.: Также и ментальный.

Кр.: Да, и тот и другой. И это должно оказывать необыкновенное воздействие на мозг.

Собеседник: Вы говорили раньше об энергии. Не об обычной повседневной энергии, а…

Кр.: Мы сказали, что это движение есть тотальная энергия. И прозрение уловило, увидело это необыкновенное движение, это часть той энергии. Теперь я хочу немного спуститься на землю. Вот, я жил со страхом смерти, страхом не стать чем-то и прочее. И вдруг вижу, что не существует никакого разделения, и я осознаю все. Так что случилось с моим мозгом, вы следите?

Давайте кое-что себе уясним. Вы видите все не на уровне слов, но как поразительную реальность, как истину. Всем сердцем, всем своим умом вы воспринимаете это. Такое восприятие само по себе должно воздействовать на ваш мозг.

Б.: Да. Оно вносит порядок.

Кр.: Порядок не только в жизни…

Б.: Я имею в виду порядок в мозге.

Кр.: Да, в мозге.

Б.: Теперь о клетках мозга. Люди доказали, что под влиянием стресса клетки мозга начинают разрушаться. А когда в клетках вашего мозга порядок – это совсем другое дело.

Кр.: У меня такое ощущение, сэр, – не смейтесь, оно может быть ошибочным и может быть истинным, – я чувствую, что мозг никогда не утрачивает качество этого движения.

Б.: С тех пор, как получает его.

Кр.: Конечно. Я говорю о человеке, который прошел через все это.

Б.: То есть его мозг, видимо, это качество никогда не утрачивает.

Кр.: И следовательно, он больше не вовлекается во время.

Б.: Он больше не находится во власти времени. Мозг, о котором мы говорим, ни в каком смысле не эволюционировал, он просто запутался. Вы не можете сказать, что человеческий мозг эволюционировал в течение последних десяти тысяч лет. Мозг остался тем же самым. Наука, знание эволюционировали, но несколько тысяч лет назад люди воспринимали жизнь совершенно так же, как воспринимают ее теперь.

Кр.: Я хочу выяснить: в этой безмолвной пустоте, которую мы тщательно исследуем, остается ли мозг абсолютно неподвижным? Вы понимаете?

Б.: Не совсем.

Кр.: Неподвижным в том смысле, что там нет никакого движения.

Б.: Мы это обсуждали. Видите ли, в мозгу течет кровь.

Кр.: Об этом мы не говорим.

Б.: А какого рода движение мы обсуждаем?

Кр.: Я говорю о движении мысли, о движении любой реакции.

Б.: Да. Не бывает такого движения, в котором мозг мог бы двигаться независимо. Вы говорили, что существует движение целого, но мозг не устремляется в собственном направлении, как, например, мысль.

Кр.: Видите ли, мы устранили смерть, что представляет собой фактор огромной важности. И вот я спрашиваю, что такое мозг, ум, когда нет смерти? Вы следите? Он подвергся у нас хирургической операции.

Б.: Мы говорили, что в мозгу обычно присутствует понятие смерти как фон, и это беспрерывно разрушает мозг.

Кр.: Верно.

Б.: Потому что мозг предвидит смерть и старается ее остановить, отсрочить.

Кр.: Отсрочить собственный конец и так далее.

Б.: Он предвидит все это и думает, что должен остановить это, но не может.

Кр.: Не может.

Б.: Отсюда его проблемы.

Кр.: Постоянная борьба со смертью.

Б.: На заднем плане.

Кр.: И вот все это заканчивается. Какое это необыкновенное явление! Как оно влияет на мою жизнь, повседневную жизнь? Моя повседневная жизнь – агрессия, непрестанное становление, стремление к успеху – все это пришло к концу. Какая потрясающая вещь случилась!

Мы продолжим в субботу, но мы уже до многого дошли сегодня.

Б.: Говоря о повседневной жизни, можно рассмотреть тему сострадания.

Кр.: Конечно. Не является ли это движение состраданием?

Б.: Оно должно выходить за пределы сострадания.

Кр.: Вот именно. Поэтому очень важно быть внимательным.

Б.: Но сострадание может исходить из него.

Кр.: Конечно, если у вас его не было. Нам лучше прерваться на этом.

17 апреля 1980 г.

Охай, Калифорния

Возможно ли пробудить прозрение в другом?

Кришнамурти: Мы остановились на отсутствии движения.

Бом: Да.

Кр.: Человек шел путем становления, пока он не прозрел, не испытал этого ощущения пустоты, тишины и энергии, он отказался тогда почти от всего и вернулся к исходной точке, к основе. Какое воздействие оказывает теперь это прозрение на его повседневную жизнь? Каковы его отношения с обществом? Как относится он к войне, как воспринимает весь этот мир, который фактически живет и борется во тьме? Каковы его действия? Я бы сказал, как мы обсуждали на днях, что это не-движение.

Б.: Да. Мы говорили, что основа – это движение без разделения.

Кр.: Без разделения. Совершенно верно, я забыл об этом.

Б.: Представляется в каком-то смысле нелогичным употреблять выражение «не-движение», в то время как вы утверждаете, что основа есть движение.

Кр.: Да, основа есть движение. Верно, я забыл это. Могли бы вы сказать, что обычный, среднестатистический, образованный, опытный человек, со всей его посредственной деятельностью, пребывает в постоянном движении?

Б.: Конечно, это своего рода движение.

Кр.: Я имею в виду движение во времени.

Б.: Да.

Кр.: Движение становления. Но мы с вами говорили о человеке, который протоптал тропу (если я могу воспользоваться таким выражением) и пришел к данной точке. Каковы теперь его действия? Мы употребили слово «не-действие», «не-движение». Что это означает?

Б.: Это, как вы и сказали, означает не принимать участия в процессе становления.

Кр.: Разумеется, это очевидно. Если этот человек не будет принимать участия в этом процессе, то какова его роль? Не выражается ли она в полном не-действии? Я пока не знаю, как это лучше выразить словами.

Б.: Неясно, почему вы решили называть это не-действием. Мы могли бы считать это действием нового типа, не являющимся частью процесса становления.

Кр.: Это не становление.

Б.: Но оно, тем не менее, могло бы быть действием.

Кр.: Этот человек по-прежнему должен жить в нашем мире.

Б.: В каком-то смысле все, что бы вы ни делали, есть действие, но его действие совершенно особое, оно не стремится к иллюзорному процессу становления, не включается в него. Действие этого человека могло бы быть направлено на то, что лежит в основе такого иллюзорного процесса. Оно будет направлено таким же образом, как тот неверный поворот, постоянно возникающий из основы, как мы обсуждали на днях. Так?

Кр.: Да, конечно. Видите ли, различные религии описывают человека, который был спасен, который был просветлен, который достиг того или этого. Они его описывают очень подробно, особенно в индуистских религиозных книгах: как он выглядит, как он ходит, весь его образ жизни. Я думаю, это просто поэтическое описание чего-то, что…

Б.: Вы считаете, что это плод воображения?

Кр.: Я боюсь, многое тут идет от воображения. Но люди, с которыми я об этом говорил, не считают это воображением. Тот, кто описывал, точно это знал.

Б.: Как он мог это знать? Неясно.

Кр.: Я не хочу переходить на личности. Он сказал: «Ты есть То», – а я ответил: «Отвали». Что же это за тип человека? Как он живет в этом мире? На самом деле это очень интересный вопрос, если глубоко в него вникнуть. Существует состояние не-движения, состояние, которое мы обсуждали.

Б.: Вообще-то не совсем ясно, что вы имеете в виду под не-движением.

Кр.: Тут легко сбиться в поэтическое русло, но я стараюсь избежать этого. В поэтической трактовке это звучало бы так: он подобен одинокому дереву в поле. Никаких других деревьев нет, только это дерево, и какое бы название мы ему ни давали, оно там.

Б.: Но почему вы говорите «не-движение»?

Кр.: Это не-движение.

Б.: Дерево, конечно, стоит.

Кр.: Дерево живое, оно в движении. Я не это имею в виду.

Б.: Дерево в каком-то смысле движется, но по отношению к лугу оно стоит. Это тот образ, который мы видим.

Кр.: Представьте, что я пришел к вам, а вы уже прошли весь путь от начала до конца. Теперь вы в конце, в движении совершенно иного рода, которое вне времени и всего прочего.

Б.: Согласен.

Кр.: Вы в этом движении, вы есть оно. Я прихожу к вам и спрашиваю: «Каково это состояние ума? Каково состояние вашего ума, который прошел весь путь и завершил его, полностью вышел из тьмы? Что собой представляет такое состояние?»

Б.: Когда вы говорите, что это не-движение, не имеете в виду, что оно постоянно?

Кр.: Оно должно быть… Но что вы подразумеваете под словом «постоянно»?

Б.: Ну, у этого слова много значений, но…

Кр.: Непрерывность?

Б.: Нет, нет.

Кр.: Вы имеете в виду, что оно…

Б.:…статично?

Кр.: О нет!

Б.: Стоять твердо, как единое целое. Вот буквальное значение.

Кр.: Это оно?

Б.: Это образ, который ассоциируется с деревом в поле.

Кр.: Да, понимаю. Это слишком романтично, поэтично и, пожалуй, вводит в заблуждение. Прекрасный образ, но давайте от него уйдем. Каков этот ум? Каково качество ума, который движется от начала, следует путем становления и, основательно разобравшись в этом центре тьмы, устраняет его? Этот ум должен быть совершенно иным. И вот вопрос: что он делает или не делает в мире, который пребывает во тьме?

Б.: Такой ум ничего не делает, он не участвует в движении этого мира.

Кр.: Согласен.

Б.: И мы говорим, что в каком-то смысле он постоянен, он не фиксирован, но не движется.

Кр.: Статичен?

Б.: Нет, не статичен. Он постоянен, его постоянство в каком-то смысле также может быть движением. Присутствует постоянство, которое не просто статично, оно в то же самое время есть движение.

Кр.: Мы говорили, что это движение – не движение становления.

Б.: Да, это движение основы, которое полностью свободно.

Кр.: Что происходит с этим умом? Давайте посмотрим. В нем нет беспокойства, нет страха. Слова «сострадание» и «любовь» не передают этого. Верно?

Б.: Они могли бы прийти из основы.

Кр.: Такой ум – ничто, не-вещь, и, следовательно, он пуст, свободен от знания. Будет ли он всегда действовать в свете прозрения?

Б.: Он будет им пронизан, хотя и не всегда, но он должен обладать качеством прозрения.

Кр.: Да, это я и имею в виду.

Б.: Слово «всегда» вносит время.

Кр.: Уберем это слово.

Б.: Я воспользовался бы словом «постоянно».

Кр.: Да, постоянно, давайте примем это слово.

Б.: Оно лучше, но все же не достаточно хорошо.

Кр.: Ничего. Давайте использовать слово «постоянно». Ум действует постоянно в этом свете, в этой вспышке прозрения. Думаю, правильно. Что это означает в повседневной жизни? Как такому человеку заработать на жизнь?

Б.: Это уже другая проблема. Ему, наверное, пришлось бы изыскивать средства, чтобы жить.

Кр.: Чтобы жить. Тут надо сказать, что в условиях развитой цивилизации попрошайничать не позволяется.

Б.: Это нарушение закона. Нужно изыскивать средства к существованию.

Кр.: Итак, что ему делать? У него нет профессии, никаких специальных навыков, нет денег, чтобы что-то покупать.

Б.: А разве не может человек с таким умом достаточно зарабатывать, чтобы обеспечить необходимые жизненные потребности?

Кр.: Как?

Собеседник: Почему у него нет специальности, чтобы зарабатывать на жизнь?

Кр.: А почему у него должна быть специальность? Почему нужно иметь специальность, чтобы зарабатывать на жизнь? Вы считаете так, а другой спросит: «Почему я должен получать какую-то специальность?» Я просто это рассматриваю, исследую.

Б.: Предположим, вы должны о себе заботиться. Вам нужны для этого какие-то навыки. Например, вы сами по себе, в одиночестве где-нибудь в пещере, понимаете.

Кр.: О, я не хочу никакую пещеру!

Б.: Я знаю. Но кто бы это ни был, он должен где-то жить, и он нуждается в каких-то навыках, чтобы обеспечить себе пищу, которая ему необходима. Видите ли, если бы все отказались приобретать такие навыки, то человеческая раса погибла бы.

Кр.: Я так не считаю.

Б.: И что произошло бы тогда?

Кр.: Это то, к чему я подхожу.

Б.: Хорошо. Потому что на первый взгляд, если бы все сказали, что никакие навыки им не нужны…

Кр.: Навыки предполагают, как мы сказали, знание, от знания приходит опыт, и постепенно появляется умение. И это умение дает возможность зарабатывать на жизнь, бедную или богатую. Но этот человек говорит, что можно жить и зарабатывать на жизнь иначе. Мы привыкли к такому образу жизни, а он говорит: «Послушайте, это же совершенно неправильно».

Б.: Это зависит от того, что вы понимаете под умением. Предположим, например, ему нужно вести машину, это, наверное, требует какого-то умения. Ему может понадобиться водить машину.

Кр.: Да.

Б.: Собирается ли он делать это без умения?

Кр.: Мне следует осторожнее использовать слово «умение».

Б.: Да. «Умение» может иметь и дурной смысл – быть очень ловким в добывании денег.

Кр.: Этот человек не алчный, он не думает только о деньгах, не копит на будущее, у него нет страховки. Но он должен жить. Когда мы употребляем слово «умение» применительно к тому, чтобы вести машину…

Б.:…или быть плотником… Если бы все подобные навыки исчезли, жизнь стала бы невозможна.

Кр.: Это было бы крахом всей структуры.

Б.: Верно.

Кр.: Но разве мы считаем, что подобные навыки должны быть отвергнуты?

Б.: Это невозможно было бы допустить.

Кр.: Нет, конечно. Это было бы слишком глупо.

Б.: Но тогда эти люди научатся ловко добывать деньги у других людей!

Кр.: Вот оно! Точно! Как я, например.

Собеседник: Ваши навыки в этом недостаточно хороши!

Кр.: Пока что вроде бы достаточно.

Собеседник: Получается, что мы теперь провели разделение между жизнью и навыками, навыками и трудом, жизнью и зарабатыванием на жизнь?

Кр.: Так и есть. Я нуждаюсь в пище. Нуждаюсь в одежде, мне нужен кров.

Собеседник: Но должно ли тут быть разделение?

Кр.: Это не разделение, мне нужно это.

Собеседник: Да, но нынешнее общество так устроено, что в нем имеет место разделение между жизнью и трудом.

Кр.: Мы с этим уже разобрались. Мы говорим о человеке, который прошел через все это и вернулся обратно, в мир, говоря: «Вот я». Каковы его отношения с обществом, и что он должен делать? Связан ли он как-то с обществом?

Б.: В глубоком, фундаментальном смысле – нет, хотя поверхностные отношения с обществом у него должны быть.

Кр.: Хорошо. Внешний контакт с миром.

Б.: Он должен подчиняться законам, должен соблюдать правила дорожного движения.

Кр.: Непременно. Но я хочу выяснить, что должен он делать? Писать? Говорить? Это предполагает некие навыки.

Б.: Вы считаете, что такие навыки тоже не нужны? В них ведь нет никакого вреда?

Кр.: Я просто спрашиваю.

Б.: Как и в других подобных навыках, например, в плотничном деле.

Кр.: Да, это навык такого же рода. Но что он должен делать? Думаю, мы могли бы представить себе качество ума человека, который прошел через все это, от начала и до конца, все, о чем мы говорили в наших недавних беседах. Ум этого человека совершенно иной, и он в этом мире. Как он воспринимает этот мир? Представьте, что вы уже достигли и вернулись назад, а я – обыкновенный человек, который живет в этом мире. Каково ваше отношение ко мне? Очевидно, отношения никакого нет, потому что я живу в мире тьмы, а вы – нет. Наши отношения будут возможны, лишь когда я выйду из тьмы, когда с тьмой будет покончено.

Б.: Да.

Кр.: Тогда есть только это, никаких отношений нет. Но в этом случае между вами и мной существует разделение: я гляжу на вас глазами, привыкшими к тьме и разделению, а вы – нет. И все же вам нужен какой-то контакт, какое-то соприкосновение со мной, пусть поверхностное. Будет ли такой контакт состраданием? Но не тем состраданием, каково оно в моем представлении, когда я, например, говорю: «Вы не делаете то-то и то-то, значит, в вас нет сострадания». Из своей тьмы я не могу судить о том, что значит ваше сострадание. Верно?

Б.: Да, выходит, так.

Кр.: Мне совершенно неведомы ваша любовь, ваше сострадание, я знаю лишь свою любовь и свое сострадание. И каково в таком случае мое отношение к вам?

Б.: О ком мы сейчас говорим? Мне неясно, кого мы обсуждаем.

Кр.: Вы – Икс, тот, кто уже прошел через все это и вернулся назад.

Б.: А второй еще нет.

Кр.: Второй еще нет. И он спрашивает: «Кто вы? Вы так отличаетесь. Ваше видение жизни совершенно другое». И каково будет отношение второго к первому? Вот вопрос. Не знаю, ясно ли я это выражаю.

Б.: Да, понимаю. Каково отношение того, кто во тьме, к тому, кто уже через все прошел.

Кр.: До сих пор наш вопрос касался отношения первого ко второму, но, я думаю, мы неверно ставили вопрос. Каково будет отношение второго к первому? Я думаю, обычно бывает так, что второй или превращает Икс в объект поклонения, или его убивает, или же вообще игнорирует. Верно?

Б.: Да.

Кр.: Если Икс становится объектом поклонения, то все очень просто. Так появляются мирские святоши. Но это не является ответом на мой вопрос. Мой вопрос не только в том, как второй отнесется к первому, но и каково будет отношение первого ко второму? Икс говорит, настойчиво призывает: «Послушай, выйди из этой тьмы, во тьме нет решения, так что выходи». Не имеет значения, какими словами мы пользуемся: выйти из тьмы, рассеять ее, отбросить и так далее. А другой говорит: «Помоги мне, укажи мне путь», – и снова возвращается во тьму – вы следите? Итак, каково будет отношение второго к первому?

Б.: Я не вижу для второго никаких других вариантов, кроме тех, о которых вы упомянули, – поклоняться или сделать что-то еще.

Кр.: Убить или проигнорировать.

Б.: Ну а если у Икс есть сострадание, если сострадание действует через него…

Кр.: Да, Икс есть это. Он не назовет это даже состраданием.

Б.: Но мы называем это состраданием. Тогда Икс найдет путь, чтобы пробиться сквозь тьму.

Кр.: Подождите! Значит, Икс должен уничтожать тьму?

Б.: Выяснить, как пройти сквозь нее.

Кр.: И этим он зарабатывает на жизнь.

Б.: Ну, возможно.

Кр.: Нет, погодите. Я говорю серьезно.

Б.: Это зависит от того, пожелают ли люди платить ему за это.

Кр.: Не шутите. Серьезно.

Б.: Это возможно.

Кр.: Возможно. Икс – учитель. Икс – вне общества, вне тьмы. Икс не имеет никакого отношения к этой сфере тьмы, и он говорит людям, которые застряли во тьме: «Выходите». Что тут неправильно?

Б.: Ничего неправильного тут нет.

Кр.: Это его способ зарабатывать средства к жизни.

Б.: Это совершенно правильно до тех пор, пока это работает. Конечно, если бы появилось много таких людей, как Икс, то, возможно, настал бы предел.

Кр.: Нет, сэр. Что произошло бы, если бы было много подобных людей?

Б.: Интересный вопрос.

Кр.: Что произошло бы?

Б.: Я думаю, произошло бы нечто революционное.

Кр.: Вот как раз об этом я и говорю.

Б.: Все переменилось бы.

Кр.: Да. Если было бы много людей, подобных Икс, то они не были бы разобщены. В этом все дело, верно?

Б.: Я думаю, что если бы даже десять или пятнадцать подобных людей были вместе, они представили бы такую силу, какой никогда еще не знала наша история.

Кр.: Огромную силу. Верно.

Б.: Не думаю, что когда-либо случалось, чтобы десять человек были неразделимы.

Кр.: Это дело жизни Икс. Он считает это самым важным. Группа из десяти человек, подобных Икс, произведет революцию совершенно особого типа. Согласится ли общество с такой перспективой?

Б.: Они будут в высшей степени разумны и, конечно, найдут путь к реализации этого.

Кр.: Конечно, конечно.

Б.: Обществу придется согласиться, потому что эти люди будут достаточно разумны, чтобы не провоцировать общество, и общество не будет никак реагировать, пока не окажется слишком поздно.

Кр.: Совершенно верно. Вы говорите о том, что на самом деле происходит уже сейчас. И что же? Можно ли в таком случае сказать, что функция таких людей состоит в том, чтобы пробуждать обычных людей к той разумности, которая рассеет тьму? И это будет их способ жить?

Б.: Да.

Кр.: Тогда получается, что есть люди, которые находятся во тьме, которые ее культивируют и эксплуатируют других. И есть такие, как Икс, которые никого не эксплуатируют. Да. Кажется, что это очень просто, но не думаю, что на самом деле все так просто.

Б.: Верно.

Кр.: Является ли это единственной функцией Икс? Это как-то слишком просто.

Б.: Это на самом деле трудная функция, совсем не простая.

Кр.: Функция может быть сложная, но все это легко решается. А я хочу рассмотреть нечто более глубокое, чем просто функция.

Б.: Да, функции недостаточно.

Кр.: Вот именно. А что помимо функции он должен делать? Икс говорит с остальными, они слушают и постепенно начинают осознавать, что такое время и все остальное, и когда-нибудь, быть может, пробудятся и выйдут из тьмы. Но исчерпывает ли это все, что Икс делает в жизни?

Б.: Это может быть только результатом чего-то более глубокого.

Кр.: Более глубокого, результатом основы.

Б.: Да, основы.

Кр.: Но исчерпывается ли этим все, что он должен делать в этом мире? Только лишь учить людей выбираться из тьмы?

Б.: Это представляется, конечно, первейшей задачей на данный момент, ибо без этого все общество, рано или поздно, развалится. Но мне кажется, ему следует в каком-то глубинном смысле быть более изобретательным, более творческим.

Кр.: Что это означает?

Б.: Ну, это неясно.

Кр.: Предположим, Икс – это вы, и вы располагаете огромной сферой, в которой действуете, вы не просто обучаете меня, а обладаете этим необыкновенным движением вне времени. Это значит, что вы обладаете беспредельной энергией и делаете все, чтобы научить меня выйти из тьмы.

Б.: Это может быть лишь одной из сторон.

Кр.: А остальная часть?

Б.: Это я пытался передать, говоря о некоем творческом действии помимо учения.

Кр.: Да, помимо учения. Можно писать, можно проповедовать, можно исцелять, можно столько всего делать, но все это мне кажется каким-то тривиальным. Это как-то слишком мелко. У вас, у Икс, есть нечто невыразимое. Возможно ли, что я свожу вас до уровня своей мелочности? Нет, это невозможно. Моя ограниченность говорит: «Вы должны делать что-то. Вы должны проповедовать, писать, исцелять, делать что-то, чтобы помочь мне двигаться». Верно? Вы мало-помалу уступаете, но вы обладаете чем-то значительно большим, чем-то необъятным. Вы понимаете?

Б.: Да. И что из этого следует?

Кр.: Как эта необъятность воздействует на обычного человека?

Б.: На обычного?

Кр.: Воздействует ли на него нечто помимо тьмы?

Б.: Не имеете ли вы в виду, что существует некое более непосредственное воздействие?

Кр.: Или существует некое более непосредственное воздействие, или Икс делает что-то абсолютно другое, чтобы воздействовать на сознание человека.

Б.: Да, ясно. И что это могло бы быть?

Кр.: Дело в том, что Икс «не удовлетворен» одними лишь проповедями и разговорами. То необъятное, которое есть он, должно как-то воздействовать.

Б.: Вы употребляете слово «должно» в смысле ощущения потребности или необходимости делать это?

Кр.: Оно должно.

Б.: Оно должно в смысле необходимости. Верно? Но как оно может повлиять на человечество? Видите ли, когда вы так говорите, у людей может возникнуть мысль, что существует своего рода экстрасенсорный путь распространения этого воздействия.

Кр.: Это то, что я пытаюсь уловить.

Б.: Да.

Кр.: Это то, что я пытаюсь передать.

Б.: Не просто словами, но действиями или поступками.

Кр.: Отвлекитесь от деятельности. Это же так просто.

Б.: Я просто упоминаю это, чтобы уточнить, что это не оно.

Кр.: Это не оно.

Б.: Не только оно.

Кр.: Не только оно, потому что это необъятное должно…

Б.:…обязательно должно воздействовать? Вы говорите, что существует более непосредственное действие?

Кр.: Нет, не совсем. Ну ладно, допустим, у этой необъятности есть другая деятельность.

Б.: Другая деятельность, на других уровнях?

Кр.: Да, другая деятельность. В индуизме это трактуется как различные степени сознания.

Б.: Различные уровни действия.

Кр.: Все это также слишком малó. Как по-вашему?

Б.: Ну поскольку это сознание возникает из основы, его действие влияет на все человечество из основы.

Кр.: Да.

Б.: Видите ли, многие люди найдут это очень трудным для понимания.

Кр.: Меня не интересуют многие люди. Я хочу понять вас, Икс, и себя, того, кто слушает. Эта основа, эта необъятность не может быть ограничена таким ничтожным, таким малым делом. Так не может быть.

Б.: Основа включает в себя на физическом уровне всю Вселенную.

Кр.: Да, всю Вселенную. И свести все это к…

Б.:…к этим малым действиям.

Кр.: Это звучит так глупо.

Б.: Я думаю, тут возникает вопрос о значении человечества во Вселенной или в основе?