Текст книги "Почему маму всё достало"

Суббота, 16 июня

Сегодня вечером я иду на свидание. Поэтому сперва мне пришлось проявить олимпийское спокойствие в разговоре с Джейн, которая закатила истерику, потому что она сама собиралась на вечеринку, а если меня не будет, то кто же заберет ее оттуда? А ведь я ей обещала, что, как только мы переедем загород, я безоговорочно буду забирать ее отовсюду, откуда она только пожелает, а теперь я этого не делаю, и это нечестно, и пришлось напомнить ей, что она уже пятые выходные подряд тусуется на вечеринках, включая и те, когда она должна была быть на попечении Саймона, но она ныла и скулила, чтобы я забрала ее и всех ее подружек к нам домой ночевать, потому что Саймону становилось не по себе от одной мысли, что его холостяцкое гнездышко будет разорено пятнадцатилетними девицами, а если он откажется приютить эту пьяную орду у себя, то Джейн будет дуться на него всю оставшуюся жизнь, разрушенную им (в очередной раз), поэтому он с радостью согласился, чтобы она ехала ночевать со своими подружками ко мне домой.

Тогда Джейн стала торговаться, что, может, она все-таки пойдет на вечеринку и останется ночевать у кого-нибудь из своих подружек, что в принципе было бы нормально, учитывая, что другие родители задолжали мне несколько поездок за детьми и их ночевок, но я стала рушить ее жизнь дальше, говоря, что уж одну-то субботу можно сподобиться провести дома, потому что Питер еще недостаточно взрослый, чтобы оставаться одному на весь вечер, и уж не в тот вечер, когда мама идет на настоящее свидание, с настоящим мужчиной! Я уже вижу заголовок в Daily Mail: «13-летний мальчик не смог выбраться из горящего дома и погиб, пока его ГУЛЯЩАЯ МАТЬ таскалась по городу ради какого-то ХЕРА, потому что все бабы ШЛЮХИ!» – ну или что-то в этом роде.

Хотя я точно не знаю, от кого было бы больше пользы, если в мое отсутствие в доме начался пожар. Джейн номинально старшая и, возможно, более ответственная, но в кризисной ситуации она бесполезна, в то время как Питер более невозмутимый и собранный (хотя я иногда думаю, что эта концентрация у него не от большого ума, а потому что он не может думать больше одной мысли сразу, поэтому он сфокусирован либо на еде, либо на игре, а делать два дела он не способен), но здравого смысла у него так же мало, как и у его сестры.

Здесь ярость Джейн дошла до белого каления, потому что я злонамеренно разрушала ее жизнь своим нечеловеческим эгоизмом. Я не стала даже заикаться о свидании, а говорила что-то о «встрече с друзьями», потому что представляю, какую тираду она бы выдала, узнав настоящую причину: что отвратительно в моем возрасте бегать по свиданиям, и почему бы мне не заняться вязанием или вышивкой – занятиями, более приличествующими моему преклонному возрасту и приближающемуся Альцгеймеру. Но еще больше она огорчилась, когда узнала, что нужно приготовить ужин не только себе, но и брату, и затянула свою песню о засилье патриархата, я осадила тем, что если поручить это Питеру, то он просто сметет все продукты, какие только увидит, и даже не позаботится о том, чтобы хотя бы их помыть, а ей останется только помереть с голоду, так что если она действительно хочет поесть нормальную еду, то ей придется возиться самой. На это она мрачно проворчала что-то с упоминанием разбитого корыта и неполной семьи.

Конечно же, меня так и подмывало попросить Саймона забрать детей к себе, и соблазн был силен, потому что это было бы уроком Саймону и его двум пивасам, и всем тем нескончаемым коктейлям (эта сволочь на прошлой неделе запостила в инсте очередную фотку из какого-то миленького ресторана), и хотя часть меня желала поставить в известность Саймона, что я иду на свидание с настоящим мужчиной, но другая часть меня хотела подождать и посмотреть, куда зайдут отношения с Томом, чтобы не пришлось потом выкручиваться, если все пойдет наперекосяк, а Саймон ведь спросит, что и как, и мне придется сознаться, что и другому мужчине я тоже не приглянулась. Конечно, может случиться и так, что это Том мне не приглянется, тем не менее я бы не хотела посвящать Саймона в свои сердечные дела, пока там реально не будет о чем говорить. Может, потом я сама запощу что-нибудь романтичное в инстаграме, с бокалом шампанского в ванне, в роскошном отеле. Вот это будет реальным ответом на все саймоновские потуги выпендриться дорогущим салатом из модного ресторана.

И вот я наконец-то собралась. Переодевалась раз пятнадцать, пытаясь нащупать ту тонкую грань между «пойдет» и «грудь вываливается». Подобрать наряд оказалось намного труднее, чем я предполагала; вкупе с мандражом перед самим свиданием после бесконечных переодеваний я вспотела, волосы вздыбились, а времени на то, чтобы еще раз принять ванну уже не было. Пришлось пойти на компромисс и облиться дезодорантом и еще разок уложить волосы. Но я была очень довольна результатом. Топ с таким вырезом, что есть хороший намек на грудь, но без риска, что она вырвется на свободу. Джинсы сидят плотно, так что даже очень сексуально, но не настолько плотно, чтобы я не могла отдать должное ужину (если свидание не сложится, я хотя бы поем в свое удовольствие). Каблуки недостаточно высокие, чтобы ходить на цыпочках, но достаточно тонкие, чтобы воткнуть ему в глаз, если он все-таки захочет меня убить («Одинокая белая женщина» – хороший поучительный фильм). И даже волосы легли как надо, немного завивались, но совсем чуть-чуть, и я постаралась нанести тени двух оттенков и с помощью специальной кисточки сделала «блендинг», хотя весь мой труд в результате выглядел как одно сплошное бурое пятно, которое я решила принять за «дымчатый» эффект.

Я спустилась в гостиную, чтобы попрощаться с детьми. То есть с Джейн. Питера не было ни видно, ни слышно.

– Господи, ты что, в этом собираешься идти? – с ужасом в голосе промолвила Джейн.

– А что не так? – со страхом спросила я.

– Да ничего, – ответила Джейн. – Просто если тебе так нравится, то иди, конечно.

– А что не так? – запаниковала я. – Что, ужасно выгляжу? Толстая? Слишком молодежно? Обувь не подходит? Прическа дурацкая?

Джейн оглядела меня с ног до головы.

– Да нет, просто… ничего особенного! – все, что она смогла сказать.

– Ничего особенного? Да что это нахрен значит? Как ничего особенного? Этот топ стоил 89 фунтов! Это же Hobbs! Понятное дело, я купила его на распродаже за 23 фунта, но он же стоил когда-то восемьдесят девять! И это ничего особенного?

Ох ты ж господи, я выглядела «обычно»! Ничего особенного – это лучше или хуже, чем «как тетка»? Я же перемерила весь свой гардероб, и это был самый лучший вариант, а оказалось «ничего особенного». Том взглянет на меня и подумает: «Мдааа, ничего особенного» – и никогда больше не посмотрит на меня, а когда я умру, всеми брошенная, одинокая, даже мои собаки отвернутся от меня, потому что в моем трупе нет «ничего особенного», – и первый, кто найдет мое тело, подумает: «Господи, что она на себя напялила, получше ничего не могла найти?» У меня и до этого было полно забот, так теперь, оказывается, и одежда у меня обыкновенная, ничего особенного. Может, обыграть свой наряд каким-нибудь украшением? Эффектным? Да есть ли у меня эффектные украшения?

– Джейн, может, надеть какое-нибудь эффектное украшение?

Джейн пожала плечами.

– Не поможет. Украшениями теперь никого не удивишь.

Почему это? Концептуальные украшения сейчас в моде. Во всех журналах только о них и пишут: сделайте акцент на украшении или сделайте смелый выбор губной помады. Хотя молодежь сегодня уже и не знает, как выделиться.

– Может, другую помаду нанести? Что-нибудь вызывающе яркое и дерзкое?

– Вперед, давай, распиши свой рот как жопу бабуина.

Только этого мне не хватало, чтобы мой рот выглядел как задница бабуина. Раньше ходить на свидания было намного проще: единственной моей дилеммой был выбор оттенка блеска для губ – посветлее или потемнее, – потому что тебе и твоему парню было вообще без разницы, все равно он все съест в первые же полчаса.

– Да к черту все! Пойду как есть. Где твой брат?

– Мне откуда знать? Я за него не отвечаю.

– А ведь придется, хотя бы сегодня вечером.

Я подошла к лестнице, задрала голову и заорала «ПИТЕР!!!» Орать пришлось долго, наконец сверху донеслось недовольное «Чо?»

– Я ухожу.

– ОК.

– Пока.

В ответ тишина. Мне надо было поторопиться, иначе я бы пропустила автобус в город. Забежала в гостиную. Схватила сумочку.

– Мать? – позвала меня Джейн.

– Не сейчас, я тороплюсь, – отбрыкнулась я.

– А почему ты едешь на автобусе, а не на машине? Ты же терпеть не можешь автобус. Тебя же бесят все эти люди со всеми своими секреторными выделениями.

– Чтобы я могла выпить спокойно бокал вина за ужином и хоть немного расслабиться, дорогая моя.

– Необязательно пить, чтобы расслабиться, – не унималась Джейн.

– Ты абсолютно права, дорогуша. Поэтому на свою следующую вечеринку даже не думай брать с собой пивасик, хорошо? Без него можно прекрасно веселиться.

– Что? Нет, мать, я не об этом…

– ПОКА, дорогуша, я пошла, – твердо сказала я и вышла из дому, прежде чем Джейн успела добавить еще что-нибудь.

Едва успела на автобус. В салоне стояла такая вонь, которой позавидовал бы любой общественный туалет. Я старалась ни к чему не прикасаться, и это отвлекло меня от моих настойчивых опасений по поводу обыкновенности моего наряда. С другой стороны, у Джейн, как и у всей молодежи с ее максимализмом, есть только две оценки внешнего вида: «ничего особенного» и «перебор», две крайности. Не знаю, есть ли у них слово для описания идеального баланса, который находится где-то между «ничего особенного» и «перебор», наверняка должно быть, но я его не слышала, по крайней мере, Джейн ни разу ничего подобного ни в чей адрес не говорила.

Я добралась до ресторана без происшествий, ну кроме начавшего моросить дождика, но забежала в ресторан до того, как Вселенная успела испортить мне прическу, к тому же мое тело так нервничало и выделяло через потовые железы столько влаги, что никакой дождик не сравнился бы.

Вошла в ресторан, метрдотель осведомился, ожидают ли меня, и пока он вникал в мои объяснения, я сканировала зал в поисках Тома, увидела его, махнула рукой и запищала: «Ой, спасибо, спасибо, я его уже вижу, я сама пройду!» – и со всей своей сексуальностью продефилировала к нему, стараясь при этом не свалиться с каблуков. Потом был неловкий момент, когда он попытался по-европейски приобнять и поцеловать меня, только вот европейцы в этом мастера, а британцы пытаются, но выходит дерьмово – мы неуклюже бьемся головами и тычем губами в чужие уши и никогда не знаем, сколько должно быть поцелуев; так что, когда он предложил начать с коктейля (А МНЕ НАДО БЫЛО ВЫПИТЬ), я почувствовала себя более уверенно.

Вне офисных стен, в атмосферной подсветке ресторана (я однажды предложила ведьме Габриэле заменить резкие холодные лампочки на более теплые, уверяя, что при более выигрышном свете все станут работать лучше, на что Габриэла попросила не тратить ее время по пустякам, хотя никто толком и не знает, чем Габриэла занята целый день в офисе, по словам Дебби, та пребывает в анабиозе, свесившись с потолка вниз головой, пока Дебби разгребает все дела) Том выглядел еще более привлекательным, и мне оставалось надеяться, что эти же условия прибавили привлекательности и мне.

– Чем занималась весь день? – спросил Том.

Очевидно, сказать правду я не могла, потому что правдой было «стопятьсот раз загружала стиральную машинку; оттирала пол от собачьей блевотины, потому что один из детей забыл закрыть холодильник и собака съела все, до чего смогла добраться; не разрешала дочери сделать тату, хотя она и доказывала, что бить татухи на своем теле – это ее человеческое право на «самовыражение», а я отравляла ей жизнь и отрицала ее креатив; переписывалась с бывшим мужем, чтобы в очередной раз напомнить ему не доверять словам пятнадцатилетней девчонки, если она говорит, что мама разрешила сделать тату, потому что мама категорически против любых рисунков на теле; потом героически защищала остатки продуктов в холодильнике от рейдерских налетов тринадцатилетнего троглодита; еще раз отравила жизнь своей дочери, попросив ее покормить кур, а сама перемерила весь гардероб, чтобы в конце концов получить модный приговор от своей же дочери, что выгляжу я так себе, ничего особенного». Вместо этого я небрежно сказала: «Да так, отдыхала от забот. Читала книжку, победителя Букеровской премии. Весьма интересная. Ты не читал еще?» (Я не вру, я пытаюсь ее читать, все никак руки не доходят, оставалось надеяться, что Том ее тоже не читал, или же читал, и тогда я просто буду кивать головой и соглашаться с тем мнением, которое он выскажет по поводу этой книги, поэтому упоминание Букеровской премии было лишь поводом показать, какая я интеллектуалка.)

– Нет, я вообще-то мало читаю, – ответил он. Ох. Вот оно как. Это было хуже, чем если бы он спросил меня о моем мнении о какой-нибудь заумной интеллектуальной книге и ждал, что я выдам взвешенное и обдуманное заключение о прочитанном. Я просто не понимаю, как люди могут не читать. Я очень старалась не впадать в осуждение и даже пыталась найти какие-то оправдания для отсутствия у него интереса к чтению.

– А ты чем занимался сегодня? – спросила я.

– Утром вышел на пробежку, а днем ходил в спортзал, плавал и качал веса. Я готовлюсь к Айронмэну, – пояснил он.

– Ух ты! Звучит… интересно. А что такое Айронмэн?

Том пустился в объяснения. С подробностями. Скучнее рассказа я не слышала. Плывешь несколько миль, едешь долго на велосипеде – а потом бежишь марафон! Мне никогда не понять, зачем люди так издеваются над собой, а Тому, кажется, это даже нравилось.

Пока он описывал свой тренировочный режим подготовки к этому айронмэновскому троеборью, нам подали закуски (мне – брускетту, ему – карпаччо, а пармезан он есть не стал). Когда нам принесли основные блюда (мне – вкуснейшую нежнейшую пасту под сливочным соусом, ему – лосось на гриле, без соуса, и просто салат), я спросила, ждет ли он новый сезон «Игры престолов».

– Я мало смотрю телевизор, – ответил он. Блин. Не читает и не смотрит ТВ, даже «Игру престолов». Что за жизнь у человека, где нет места сиськам и драконам?

– А кино любишь? – попыталась я вновь.

Том слегка оживился.

– Да, люблю фильмы про Джеймса Бонда.

Фууффф.

– А другие фильмы?

– Нет. Только Бондиана.

– А хобби у тебя есть? – Ну должен же этот пень чем-то интересоваться! Может быть, руками мастерит что-нибудь или паровозики собирает? Или каждый вечер сидит как истукан и изучает свой пупок?

– Тренировки. Люблю тренироваться. На другое просто нет времени.

– Вау! Но ведь тренировки не могут отнимать так много времени, верно?

– Ну, я иду в спортзал сразу после работы на два-три часа, а когда я прихожу домой, то меня хватает только на то, чтобы приготовить какую-нибудь еду, потом я сразу ложусь спать, потому что мне вставать на пробежку в пять утра. И только на выходных я могу полностью отдаться тренировкам. А ты спортом занимаешься?

– Разве что вывожу собак на прогулку.

– О, а сколько у тебя собак? – спросил он вежливо.

– Две. И три курицы. А у тебя есть домашние животные? – Господи, наш разговор напоминал письма семиклассников едва знакомым сверстникам из Германии.

– Нет. Я не приветствую животных в доме. Считаю, это негигиенично.

– Понятно. Хотя знаешь, были исследования, которые показали, что у людей с домашними животными и со здоровьем дела лучше.

– Ммм, да я просто не терплю грязь и шерсть повсюду. Десерт будешь?

– Ммм, вообще-то я уже наелась. И немного устала. Может, попросим счет?

Я настояла на том, чтобы счет оплатить пополам. Это было справедливо: нас мало что объединяло и второго свидания точно не будет. Да и не так уж дорого он мне обошелся, поскольку выпил только маленький бокал красного вина, и то это было вообще «не в его стиле».

Он настоял на том, чтобы провести меня до автобусной остановки (от того, чтобы меня подвезти, я отказалась наотрез, потому что не могла бы вынести еще двадцать минут натянутого разговора о плюсах и минусах палеодиеты по сравнению с кетодиетой, что для меня вообще одно и то же). К счастью, автобус не заставил себя долго ждать.

– Спасибо за прекрасный вечер, – сказал Том на прощание.

– Тебе спасибо. До понедельника! – промурлыкала я и заскочила в автобус, вне себя от радости и облегчения, что он не стал бормотать бессмысленные фразы о том, что надо бы как-нибудь еще раз встретиться.

Так прошло мое свидание, первое за двадцать пять лет. Я попыталась напомнить себе, что «в моем возрасте» «выбирать не приходится» (звучит очень убедительно, когда говоришь это другим), а Том славный парень и даже не пялился на мою грудь, и уж тем более не заливал, что женщинам не пристало иметь политических взглядов или что Брексит – неплохая идея. Если верить сайтам знакомств и Daily Mail, я вообще должна быть благодарна, что на меня обратил внимание мужчина, хватать его обеими руками и не отпускать. А с чего бы это? Почему сорокалетние женщины должны быть благодарны за те крохи, что им перепадают с обильного шведского стола, где мужчины их же возраста могут выбирать себе кого старше восемнадцати? На женщину смотрят косо и осуждающе, если она появляется в компании с юношей, ила даже считают ее растлительницей малолетних, в то время как старперы в обнимку с двадцатидвухлетними девицами – это «естественно». Все, что я хочу, – это общество человека, интересы которого хотя бы отдаленно похожи на мои, с кем можно пошутить и посмеяться и который любит собак. Разве я многого прошу?

По дороге домой я много думала о несправедливости общественного мнения и, прямо как Джейн, клеймила общество за патриархальный строй (во всех проблемах в жизни Джейн виновата либо я, либо патриархальное общество, которое она намерена свергнуть единолично).

Джейн сидела в гостиной, поджидала меня и дулась.

– Где ты была? – набросилась она на меня.

– Ужинала с друзьями. Я же тебе говорила.

– Да не уж-то? С какими друзьями? Я думала, что ты пошла ужинать с Сэмом, или Колином, или Ханной, но Софи и Эмили сказали, что их предки дома сидят, так с кем ты ходила?

– С другом.

– У тебя нет других друзей.

– Есть! У меня полно других друзей.

– И кто же это?

– Кэти, например.

– Да ты вообще про Кэти не вспоминала с тех пор, как мы сюда переехали.

– Вовсе нет, вспоминала. Мы с ней кофе пили на прошлой неделе.

– Поэтому ты бы не стала с ней ужинать сегодня вечером, не так ли? Ты что, куда-то ходила с мужчиной?

– Ну да.

– Ты была на свидании? Ты что, совсем стыд потеряла?

– Мне нечего стыдиться. Я живу своею жизнью. Я могу ужинать с мужчиной.

– Нет, не можешь. Это отвратительно, бегать за МУЖИКАМИ в твоем возрасте! – заорала Джейн. – Это чудовищно! Что папа скажет, когда он узнает, что ты ходила куда-то с другим мужчиной?

– Ему какое дело? Мы с ним в разводе, – запротестовала я. – Другие же разводятся и живут с новыми партнерами. Так почему же мне нельзя?

– ПОТОМУ ЧТО У ТЕБЯ ВСЕ ПО-ДРУГОМУ! ПОТОМУ ЧТО ТЫ МОЯ МАТЬ! Тебе не полагается быть с другими мужчинами. Так нельзя. Это неправильно. Единственный мужчина, с которым ты можешь быть, – это папа.

Барри замаячил на лестнице, скуля от страха, потому что не выносил криков.

– Вот видишь, до чего ты Барри довела! – зашипела на меня Джейн. – Ты всех расстраиваешь в этом доме, а тебе наплевать. Только о себе и думаешь!

– Как бы не так! – вне себя от возмущения сказала я. – Я ходила на ужин с человеком, с которым вместе работаю. Это же не воспрещается. Это был просто ужин. Ничего романтичного не предполагалось, но мне же можно заводить новых друзей, мне же не воспрещается жить своей жизнью, и я даже могу завести себе нового партнера, если захочу. Мне что, всю оставшуюся жизнь быть монашкой и вам прислуживать? У тебя же есть бойфренд, так почему же мне нельзя?

– ОТКУДА ТЫ ЗНАЕШЬ? ТЫ ЧТО, СЛЕДИШЬ ЗА МНОЙ? КАК ТЫ СМЕЕШЬ СЛЕДИТЬ ЗА МНОЙ? ТЫ ВСЕ ПРИДУМЫВАЕШЬ, И ВООБЩЕ ЭТО НЕ ТВОЕ ДЕЛО!

– Минуточку, давай все-таки определимся – я твоя мать, я обязана приглядывать за тобой и оберегать тебя от неприятностей, и если у тебя появляется парень, то это не мое дело, а если у меня появляется бойфренд, то тебе есть до этого дело?

– Именно так! Ты моя мать, и тебе бойфренд не нужен, а в мою жизнь не суйся, даже не смей про Гарри ничего говорить. Ты меня НЕ ПОНИМАЕШЬ, тебе вообще НЕ ПОНЯТЬ, КАКОВО МНЕ ПРИХОДИТСЯ, и я тебя НЕНАВИЖУ! Я перееду жить к папе!

– Только попробуй! – заорала я в ответ.

Она в ярости побежала вверх по лестнице, схватила в охапку Барри и со всей злости захлопнула за собой дверь в свою комнату.

Я пошла на кухню, дрожащими руками откупорила бутылку вина и налила себе бокал. Ее угроза переехать жить к отцу была несерьезной. Эту карту она разыгрывала минимум раз в неделю, но ни разу не довела дело до конца – отчасти потому, что ее комнатушка у Саймона была слишком тесная, а футон, поначалу казавшийся таким крутым, оказался неровным и неудобным для сна, но в первую очередь потому, что Саймон не разрешал приводить Барри. Джейн сейчас – это шаровая молния из гормонов, мнимых и надуманных обид, и жить с ней – все равно что жить с монстром. Но это нормально для пятнадцатилетней девочки, которая болезненно переживает развод своих родителей.

Хотя, конечно же, она ошибается, когда думает, что я ее не понимаю. О, я прекрасно понимаю, но в истории человечества не было случая, чтобы родитель смог убедить своего ребенка, что: а) родители тоже проходили через пубертат, б) быть подростком несладко, потому что тебе кажется, что никто вокруг тебя не понимает, жизнь несправедлива и ты злишься на всех и вся, в) каждый подросток уверен, что больше никто на свете не проходил через такие испытания и что только им надлежит испытывать праведный гнев и безбрежную ярость от несправедливостей этого мира, г) в один прекрасный день эту ярость и гнев как рукой снимет, и им будет стыдно за то, какими придурками они были, д) стихи, которые они пишут, реально отстойные, а не духовные и провидческие, и опять-таки наступит тот прекрасный день, когда они с сильнейшим облегчением предадут свои вирши огню, чтобы никто в мире не прочитал их жалкий лепет.

Я строго сказала себе, что нельзя забывать, кто из нас двоих взрослый, а кто все еще ребенок, что нужно сочувствовать Джейн в этот трудный период жизни и стараться поддерживать ее, но не позволять ей накручивать меня и помнить, что все ее выпады в мой адрес на самом деле связаны не со мной и не с нашим разводом, а лишь с тем, что она подросток, который приноравливается жить в этом мире. Бог свидетель, как хреново мне было в ее возрасте, а сейчас, наверное, быть подростком в десятки раз сложнее, со всеми этими соцсетями, мессенджерами, лайками или их отсутствием под твоими постами и фотками в инсте, просмотрами твоих сторис, и, конечно, все парни сейчас подсели на порносайты и требуют от своих девчонок таких вещей, от которых в свое время даже видавшие виды редакторы порножурналов покраснели бы от стыда, так еще все эти требования выслать фотки сисек, что было немыслимо в наше время, когда самым распространенным советом в подростковых журналах было «попробуй поговорить об этом со взрослым, которому ты доверяешь, например со школьным врачом», от таких тупых советов мы сами ржали как ненормальные, только представьте себе на минутку, как я пойду советоваться со школьным врачом по поводу своих переживаний, что парень склоняет меня к сексу, или что у меня одна грудь больше другой (каждую неделю в журнале печатали по крайней мере один вопрос об асимметричной груди, что журнал считал совершенно нормальным, но пойди расскажи это школьному врачу), или что мы опасаемся, не лесбиянки ли мы, потому что нам было интересно целоваться с девочкой (и опять, эта проблема регулярно освещалась в колонке советов, с той же дежурной рекомендацией рассказать об этом школьному врачу). Наша школьная врачиха была ужасная стерва, которой доставляло удовольствие со всей дури втыкать в нас шприцы с вакциной от краснухи и туберкулеза, в остальное же время у нее таблетки парацетамола было не допроситься, свои запасы марли и пластырей она охраняла, как дракон свое золото, а на все наши просьбы дать таблетку от головной боли советовала попить воды, а если ушибся или порезался, то лучше ничего не бинтовать, потому что свежий воздух – лучшее лекарство и все наши боли надуманные. Изредка она вылезала из своей пещеры, держа в лапах несколько бинтов, и проводила урок первой помощи, на котором мы всегда видели одно и то же (как сделать петлю из марли и просунуть в эту петлю руку), а заканчивалось все ором, потому что кто-нибудь из детей (обычно Ханна или я) тратил все ее бинты, чтобы превратить одноклассника в мумию. От одной мысли обратиться к ней с вопросом о чем-нибудь таком у нас начиналась чесотка, а уж получить от нее дельный совет или хотя бы сочувствие вообще казалось нереальным…

Я все время тешу себя иллюзией, что, когда дети немного подрастут, мне будет с ними легче. Вот научатся ходить и говорить – не надо будет подтирать им попы, будут спать всю ночь, не просыпаясь каждые полчаса, вот тогда полегчает. Вот пойдут в школу – будут там проводить большую часть дня, станет легче. Вот еще подрастут немного – станут самостоятельнее, научатся контролировать свое время, не будут опаздывать на школьный автобус, смогут приготовить себе еду, к ним начнут относиться не как к детям, а как ко взрослым, вот тогда я #вздохнуполнойгрудью. Но что-то легче не становится. Они научились ходить, говорить, бегать, падать, биться головой и обдирать коленки, орать «ОТВАЛИ, МАМА!» посреди супермаркета – а ты прикладываешь лед на их ушибы, лепишь пластырь на их порезы и делаешь вид, что сама удивлена, где они научились таким плохим словам; а потом они идут в школу – и ты переживаешь, есть ли у них там друзья, как бы их там не обижали, и все ли в порядке с успеваемостью, и откуда у них опять взялись вши; а потом у них начинается переходный возраст – и они ненавидят тебя, но по-прежнему нуждаются в тебе, а ты все переживаешь, чтобы их никто не обидел и чтобы они не перебрали спиртного на вечеринках, и, может, надо было разрешить им взять с собой сидр и пить это слабоалкогольное пойло, чем они будут надираться чужим крепленым вином, а еще переживаешь, вдруг Джейн залетит, убеждаешь Питера не смотреть порнуху, хотя все равно он уже знает, что это и где это найти, и несмотря на это проводишь беседы об уважении к женщине, что «нет» значит «нет», и пытаешься в который раз оттащить его от компа, чтобы он пообщался с реальными людьми, а не с потенциальными психопатами-убийцами, которые только и думают, как растлить малолетнего в онлайне, с другой стороны, ты понимаешь, что его старшая сестра Джейн даст фору любому психопату своими ежедневными припадками ярости, и боишься уже за Джейн, как бы она куда не попала, и переживаешь за них двоих, вдруг они провалят экзамены, никуда не поступят после школы и пустятся бродяжничать по миру, а ты сиди и переживай за них, живы они или нет, и это только один из миллиона возможных сценариев, которые я прокручиваю у себя в голове бессонными ночами.

Интересно, перестану ли я когда-нибудь беспокоиться за них, ворчать на них, или, даже когда у них появятся свои дети, я все равно буду беспокоиться?

Бля, и тут я вспомнила, что в ресторане не сделала ни одной фотки для инстаграма, чтобы подразнить Саймона, с кем это я ходила в ресторан.