Текст книги "Почему маму всё достало"

Вторник, 11 сентября

С днем рождения меня! Я предельно ясно всем объявила, что не хочу никакой суеты по этому поводу, просто тихий семейный ужин с детьми, единственный раз, когда я готова выложить 12 фунтов за ужин с вином из M&S (точнее, два раза по 12 фунтов, потому что Питер может запросто съесть все один, и они с Джейн никогда бы не смогли поделить пудинг, зато мне достанется две бутылки хорошего вина, и его мне хватит не на один вечер, так что экономия на лицо, несмотря на то что 12 фунтов за ужин – это не 10 фунтов за ужин).

Хотя я немного расстроилась, что ни один из моих детенышей даже и не вспомнил о моем дне рождения, когда они выползли из своих нор сегодня утром. Я, конечно же, говорила, что не хочу никакой суеты, но разве трудно было хотя бы открытку подписать? Или коробку конфет подарить? Да черт возьми, просто хотя бы сказали: «С днем рождения, мам!» – и хоть бы чашку чая мне налили. Наконец я не выдержала и задорно прокурлыкала: «А вы ничего не забыли, деточки мои?», они глуповато на меня посмотрели, а потом Джейн сказала: «АХ ДА! Чуть не забыла, у меня же физра сегодня. Спасибо, что напомнила, мам». А Питер сказал: «Мам, у меня сегодня домоводство, надо принести продукты. Мне нужны панировочные сухари панко, соевое молоко и клубника, и еще что-то, ну я тебе список сброшу, ладно?»

Список был длинный и состоял из экзотических ингредиентов, которых у нас дома не было, поэтому пришлось заезжать в магазин по дороге к школьной остановке. К сожалению, в нашем сельском магазине не продают такую экзотику, а кулинарная лавка, которая может иметь в продаже такие изыски, не открывается раньше десяти утра, потому что ее владельцы-хипстеры не снисходят до презренной торговли, прежде чем не помедитируют за утренней йогой. Поэтому как Питер бы ни выпендривался, а пришлось ему нести в школу пачку обычных панировочных сухарей (все сухари одинаковые, поверь мне, дорогой, между ними нет никакой разницы!), пакет яблок, литровую пачку коровьего молока и все прочие заменители первоначальных изысканных ингредиентов, под мое шипение: «Знаешь что, милый, если бы ты мне пораньше сказал, я бы тебе купила все, что надо!»

Потом я поехала на работу, чертыхаясь на своих неблагодарных забывчивых отпрысков. Люди, которые страдают, оттого что никто не помнит об их дне рождения, никогда не вызывали у меня симпатий, потому что я более чем уверена: если хочешь, чтобы тебя поздравили с днем рождения, так напомни. Но ведь я же им НАПОМНИЛА. Вчера вечером я у них спросила, что они хотят выбрать из меню M&S на 12 фунтов, чтобы мы завтра ОТМЕТИЛИ МОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ, потому что завтра У МЕНЯ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ, и что я вижу сегодня утром – ничего! Мелкие паршивцы. Все эти годы я надувала шары, развешивала флажки и украшения, из кожи вон лезла, чтобы их день рождения был особым и запоминающимся, чтобы это был Их День, и как они мне отплатили? Пустым пшиком, вот как!

Понятно, что я устраивала им праздники не потому, что ожидала, что они в будущем отплатят мне тем же, – я делала это из любви – и тем не менее. Даже чашку чая не дождешься от них! И от Саймона ни сообщения, ни полслова, уж после двадцати шести днюх, которые мы провели вместе, мог хотя бы написать «С ДР!». Он же знает, как для меня важны дни рождения… Все время твердит, что хочет помочь, что я на него могу рассчитывать, – ну так напиши тогда «Поздравляю с днюхой!» – и все, больше от тебя ничего не надо, урод! Так что пока у меня только одно подтверджение, что сегодня Мой Особенный День, – подарочный ваучер на спа-процедуру от моей мамаши, на котором она написала, что мне нужна процедура омоложения, потому что, по ее мнению, я старею и мне нужна подтяжка лица, так что спасибо, мама, что напомнила мне о моем возрасте.

Когда я доехала на работу, проверила сообщения на телефоне, там было одно от Джессики: она поздравляла меня с днем рождения и писала, что так как в современном мире у нас всех и так слишком много вещей, то она решила не умножать сущности, а вместо этого купила козу для какой-то семьи в бедной стране из третьего мира от моего имени, и она вышлет мне ссылку на сайт Oxfam, где я могу полюбоваться на ту козу. Мне эта идея показалась милой, пока я не прошла по ссылке и увидела там фото не моей личной козы, а просто козы вообще, что было обломом. Я-то думала, что смогу год за годом наблюдать, как моя козочка растет и развивается, и я могла бы писать ей письма и посылать подарки на Рождество – хотя если подумать, какая судьба у этих коз в странах третьего мира, то, может, и хорошо, что у нас с ней не будет никакой связи, а то было бы неприятно узнать, что твои рождественские посылки не дошли до адресата, потому что адресат сам пошел на рождественское угощение. Тем не менее Джессика замечательно все придумала, утешала я себя. Но было бы еще замечательнее, если бы я могла хотя бы дать козе имя. Какие имена дают козам? Поразмыслив, я поняла, что единственный вариант, который у меня есть, – это Коза-Дереза. Хотя для той бедной помирающей с голода семьи не так уж важно, как зовут козу, а важно, дает ли она молоко.

Дебби отвечает и за дни рождения в офисе, поэтому все утро она была занята тем, что, не особо таясь, собирала подписи на поздравительной открытке, а потом все собрались вокруг торта и хором спели «С днем рожденья тебя!», как это полагается по традиции. Даже Габриэла соизволила принять участие, хотя по выражению ее лица и поджатым тонюсеньким губкам было видно, что она предпочла бы находиться где-нибудь в другом месте. Единственное, что меня утешает, когда я смотрю на бульдожью морду Габриэлы, сморщенную и искореженную вечным недовольством, как будто ее били ссаными тряпками (мой день рождения, могу выбирать такие выражения, какие хочу), так это то, что у нее будет столько носогубных складок и морщин, что мне с моими вредными привычками (типа курения с четырнадцати лет) за ней и не угнаться.

Как только все съели по куску торта и разбрелись по своим рабочим местам (от моего внимания не ускользнуло, что Майк, жадная скотина, вернулся и отрезал себе еще один ломоть торта. Что, моими шоколадками не наелся? Его бедная жена заглянула, небось, в ту забегаловку от голода и отчаяния, в надежде хоть что-нибудь съесть, а то дома эта прожорливая свинья все смела подчистую), я тоже пошла к себе в кабинет, прикрываясь конференц-коллом, который реально занял минут пять, а весь остаток дня я провела, подводя итоги моих достижений за сорок шесть лет жизни на этой земле.

Двое детей – из них могут получиться, а могут и не получиться разносторонне развитые, воспитанные, полезные члены общества – надежда есть, но окончательный вердикт выносить пока рано.

Две собаки, одна из которых определенно недоразвитая, невоспитанная и бесполезная тварь, к тому же демонстрирующая психопатические наклонности, а вторая очень, очень хочет стать полезным членом общества, но из-за своих лошадиных габаритов имеет обыкновение сеять разруху повсюду, куда бы ни сунулась. Бедолага Барри. Он так хочет всем понравиться.

Три никчемные зловредные курицы. Эти суссекские пеструшки могут болтать, я знаю. Слышала, как они там у себя в курятнике кудахчут без остановки, но стоит мне к ним приблизиться, так они затыкаются, отворачиваются и бормочут всякие гадости себе под клюв, точь-в-точь как противные девчонки из школьных группировок. Надо было всех троих назвать Хизер. Может, у них и судьба сложилась бы также – не раз хотела я оставить дверь курятника открытой и предоставить их судьбу на волю случая и бродячей лисицы, но: а) боюсь, что ответственные птичницы так не поступают, и б) я бы чувствовала себя плохо, если прямо или косвенно способствовала их неестественной кончине.

Один бывший муж. Давайте забудем про Саймона, задернем занавес. Не уверена, что его можно считать за достижение.

Довольно впечатляющая карьера, даже если она никогда не перевесит на чаше весов мой краткий момент славы, когда я разработала одно приложение и выручила за него довольно неплохие барыши несколько лет назад. Карьера все равно заслуживает большую и жирную галочку.

Обувь? Могу я засчитать свою обувь? Обуви у меня много. Мои дети когда-то были помешаны на одной странной американской детской передаче о близнецах, которых играл один актер, он же Бен из «Друзей», эти дети добирались до школы на лодке. Мне было невдомек, почему в школу именно так, – и жили они в гостинице опять-таки по причине, недоступной моему пониманию, и потом их отправили в еще более странную школу на круизном лайнере. Одна из учениц той школы была владелицей целой подводной лодки, которая повсюду следовала за круизным лайнером, и в подводной лодке та девочка хранила свою обувь. Так вот, моей обуви хватило бы на ту подводную лодку, так что свою коллекцию я определенно считаю за достижение. Подлодки у меня нет, да и если бы была, хранить там свою обувь я бы все равно не стала.

Любимые друзья. Тут у меня жирная галочка. Они мне как семья. Я их помещу туда же, где и Саймон, под грифом «Не подлежит обсуждению». Кроме Натальи, конечно, потому что непонятно, можно ли считать свою мачеху собственным достижением или нет. Хотя к черту условности. Наталья тоже считается.

Что еще? Дом? Да, дом я засчитываю. Я много работала, чтобы заработать на дом, и купила его на свои собственные деньги (в банке взяла самую малость). Машина? Машина считается? Полагаю, если подлодка с обувью – это достижение, то и машина – это вполне себе достижение, хотя сдается мне, что я цепляюсь за каждую соломинку, чтобы мой список выглядел внушительнее. Итак, что имеем в итоге: двое детей, две собаки, три курицы (которые меня ненавидят, но я их продолжаю держать, потому что я не монстр), пять друзей (Колин, Чарли, Ханна, Сэм, Кэти, но я не включила в список Тима, мужа Кэти, хоть он и добрый малый, но скучный, включать его в список было бы хорошо для числа, но по сути это было бы как с машиной) и мачеха.

Не очень-то много, если судить строго. Я не изменила мир, не изобрела лекарства от рака, не создала шедевр искусства, который останется в веках. На домах, где я жила, не повесят таблички с моим именем. Я сижу в офисе и покрикиваю на людей, чтобы те работали побыстрее, креативили больше товаров, которые будут напрочь забыты через год или два, оба моих чудесных ребенка в один прекрасный день решат, что моя ДНК должна остаться в будущих поколениях, но ведь так поступают дети миллионов других людей – в этом нет ничего потрясающего, кроме того, что сейчас все вокруг озабочены перенаселением, а я внесла в него свою лепту.

Когда я вернулась вечером домой, там не было никого, кроме собак, – Барри встретил меня в своей обычной истеричной манере «БОЖЕ МОЙ, Я БОЯЛСЯ, ЧТО НИКТО БОЛЬШЕ СЮДА НЕ ВЕРНЕТСЯ И Я ОСТАНУСЬ ОДИН НАВСЕГДА!», хотя выгульщик вернул их домой час назад, а что до Джаджи, так тот бросил на меня уничижающий взгляд, испортил воздух, пошел к дивану и занял мое любимое место. Что ж, хотя бы Барри рад меня видеть. Детей дома не было, я пыталась припомнить, было ли у них на сегодня запланировано что-то после школы, или они просто свалили к своим друзьям, не предупредив меня. Я написала им обоим сообщения с вопросом, ждать их к ужину или нет, потом побрела к курятнику, чтобы задать корма курочкам и закрыть их на ночь. Галина вцепилась в кисточку на моих когда-то стильных лоферах и попыталась ее заглотнуть. У меня мелькнуло нехорошее желание, чтобы она ею подавилась, хотя потом я все-таки вытащила кисточку из ее клюва и подумала, что надо бы не забыть пришить ее назад. Но Галина не унималась, она тянула за кожаный шнурок в свою сторону, а я – в свою. Тут она не выдержала и клюнула меня в руку.

Я проверила телефон, может, дети ответили на мое сообщение, или, может, Джек что-нибудь написал, я ему как-то намекала о приближающемся дне рождения, но ничего не было. Тут я совсем потеряла терпение и решила позвонить своим драгоценным деткам и – о, ужас! – поговорить с ними по телефону, но, конечно же, никто из них не ответил на звонок. Вот не понимаю я, как они могут проводить ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ привязанными к телефонам, смеяться, сидеть в снэпчате, делать селфи и еще бог знает что, но в момент, когда я использую телефон по прямому назначению, за которое я же ежемесячно плачу, чтобы позвонить им и узнать, где они / чем заняты и т. д. (ясно-понятно, что они ни за что не скажут, где они и чем заняты, потому что их старушке-матери необязательно это знать, только если им нужны деньги или чтобы я их подвезла куда-нибудь), – то от них нет никакого сигнала, глухо как в танке, а потом они просто отделываются от моих расспросов, что «не слышали» или что «связь пропала».

В результате, после тонны отправленных им сообщений я получила ответ от Джейн. Она прислала одну букву – «К».

«К». Это «К», которое они иногда присылают, сводит меня с ума. «К» – и все. Разве я многого прошу? После того, как я девять месяцев носила их под сердцем, а они, пройдя по родовым путям, не оставили там живого места, потом я подтирала им зады, а они срыгивали мне на грудь, я вытирала их слезы, когда они падали с велосипедов, я мазала их зеленкой, когда они обдирали себе коленки, я была бесплатным шофером и возила их повсюду, готовила и стирала на них, как служанка, – и ПОСЛЕ ВСЕГО ЭТОГО им лень два раза пальцем нажать на клавиатуру, чтобы отправить мне полное «ОК» в ответ?

Я открыла первую бутылку вина и решила не торопиться разогревать ужин. Какой смысл готовить что-то вкусненькое для себя одной? Понятно, что это не приготовление еды в полном смысле, поскольку шеф-повара из M&S сделали за меня всю работу; мне просто надо было разогреть кое-что в духовке или в микроволновке, и тем не менее даже это небольшое усилие казалось утомительным, особенно после недавней схватки с Галиной, в которой я чуть не потеряла палец. Потом я подумала, что можно на скорую руку сообразить какой-нибудь ужин на троих – меня и двух собак, – но когда я представила, какие миазмы будут выдавать ночью собаки после сибаса с травами и лимоном, то поняла, что это бы стало последним гвоздем в гроб под названием День Рождения, Которого Не Было. Вместо ужина я потащилась к дивану с пачкой «Доритос», бутылкой вина, уселась там с собаками и всплакнула. Я стараюсь изо всех сил быть Сильной Независимой Женщиной, которой никто не нужен, но сложно оставаться таковой, если все забыли про тебя в твой день рождения. Джаджи с годами ничуть не становится сентиментальнее и на плачущих женщин реагирует всегда одинаково – с отвращением сопит и отодвигается в сухое место, а бедняга Барри принял все на свой счет, думал, что я из-за него плачу, и потому притащил все свои игрушки и сел рядом, положив повинно голову мне на колени, отчего я заплакала еще горше и чуть не задохнулась, потому что его шерсть попала мне в рот. Жаль, что я не погасила свет, – сидеть в темноте и предаваться самоуничижению как-то убедительнее.

Я практически допила первую бутылку вина, как вдруг в замочной скважине заскрежетал ключ. Я поспешно вытерла слезы кухонным бумажным полотенцем, чтобы никто не застал меня в таком разобранном виде (сижу одна, рыдаю), – объяснять потом, что я плакала оттого, что все забыли про мой день рождения, было бы унизительно, жалкое зрелище, как будто пятилетней девочке не подарили Барби, которую она хотела, только это зрелище было бы еще более жалким, потому что сорокашестилетней женщине уже не подобает так реагировать на дни рождения или неудачные подарки, и ведь не объяснишь, что дело не в подарках, а в том, что никому за весь мой день рождения не было дела (хотя получать подарки тоже приятно).

Джейн открыла дверь в гостиную.

– Ах вот ты где, – сказала она. – Что у тебя с рукой?

– Это Галина. Чуть мне палец не откусила, – сказала я обиженно.

– Не преувеличивай, как она могла тебе палец откусить? Ты ее раздразнила чем-то? Она ведь очень нервная курица.

– Она тупая курица! – отрезала я. – Курицы не должны быть такими несдержанными. А она только и думает, как меня клюнуть куда-нибудь.

– Ой, ну ладно тебе. Пойдем на кухню?

– Не пойду.

– Почему?

– Потому что я не собираюсь ничего готовить. Потому что мне надоело, что ко мне относятся как к последней собаке. Потому что, если тебе недосуг позвонить мне и сказать, когда ты будешь дома и готовить ли мне ужин, то зачем я буду ради тебя из кожи вон лезть? И где твой брат до сих пор бродит, или он что, пал смертью храбрых на поле компьютерного сражения?

– Он на кухне, – ответила Джейн.

– Пусть он там не ждет, ужина не будет, – недовольно фыркнула я. – Он даже не почесался, чтобы ответить на мои сообщения, и сейчас даже не зашел и не поздоровался, так что «Доритос» ему не видать, как своих ушей, – здоровой рукой я прижала к груди пачку с чипсами.

– Хорошо, – ответила Джейн, – как хочешь. – И вышла.

«Ах ты ж паразитка, – подумала я. – Ты у меня сейчас получишь. Думаешь, можешь меня вот так раздраконить и спокойно уйти?» – Я хотела было пойти за ней на кухню, но потом решила остаться на месте, потому бежать за ней – это значит показать свою слабость, и потом после полбутылки вина без закуси (только несколько чипсов и кусочек торта в офисе), боюсь, моя тирада праведного гнева несколько пошатнулась бы, потому что я сама вряд ли смогла бы прямо держаться на ногах. Я уселась поглубже на диван, налила себе еще вина, чувство покинутости усилилось, потому что Барри оставил меня, чтобы последовать за своей любимой хозяйкой Джейн.

– Иди сюда, Джаджи, обними мамочку, – попросила я своего пса, но тот лишь взглянул на меня искоса и с отвращением столкнул на пол подушку.

Джейн просунула голову в дверь.

– Так, раз ты к нам не идешь, тогда мы идем к тебе, – сказала она сердито и распахнула настежь дверь. К моему удивлению и смущению, ведь я была уже поддатая, и лицо у меня распухло от слез жалости к самой себе, на пороге стояли Ханна с Чарли, Сэм с Колином, Кэти с Тимом, а также все их дети.

– С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ! – хором закричали они.

– Какого хрена?! – заорала я.

– Ты же не думала, что мы все забыли, а? – довольно сказал Питер.

– Думала, – зашмыгала я.

– Ага, значит, нам удалось устроить тебе сюрприз, и ты ни о чем таком не догадывалась! – торжественно провозгласил Питер.

– Не догадывалась, – сказала я, смахивая кусочки чипсов с груди. – Даже и не думала.

А потом, как я ни держалась, на меня вдруг что-то нашло, и я расплакалась, как ребенок. «Я думала, что все забыыылиии», – рыдая, протянула я.

– Ох, Эллен, – сказала Ханна. – Ну как ты могла такое подумать?

– Я выгляжу ужасно.

– Ты отлично выглядишь, – категорично ответила Ханна. – Да и вообще, здесь все свои, чего стесняться? Уже неважно, накрасила твоя подружка ресницы или нет, если ты тридцать лет подряд держишь ее за волосы, пока она блюет, потому что до нее не доходит, что самбука не всем заходит.

Это меня отрезвило.

– Тридцать лет, – в ужасе промолвила я. – Мы что, такие старые, что уже дружим тридцать лет?

– Если точно, то тридцать пять, – сказала Ханна. – Из них тридцать мы блюем по пьяни.

– Минуточку, – я постаралась ответить максимально достойно. – Я не блевала по пьяни по крайней мере с 2005 года! Так что попрошу считать меня леди!

– Еще какая леди, – заверил меня Сэм. – Так, а теперь будь леди, пойди наверх, приведи себя в порядок, вытряхни чипсы из лифчика и спускайся к нам. Мы сейчас накроем на стол, приготовим канапе, или «канапье», как ты их называешь, и намешаем коктейли.

– Божечки, как же я вас всех люблю. Простите меня, что я в вас сомневалась. Я ничего подобного не ожидала. Вы так все постарались. Коктейли, канапье – все, что я люблю.

– Я знаю, – улыбнулся Сэм. – Помню, когда я Колина с тобой знакомил, мы приготовили канапе, а ты весь вечер называла их «канапье», а потом, чтобы исправить свою ошибку, объясняла всем, что это ты прикалывалась, а на самом-то деле ты знала, что надо говорить «канапе».

– Я так до конца и не понял, что это за шутка такая была, – добавил Колин. – Но ты и меня заразила, так что я сейчас тоже называю их «канапье», а потом приходится объяснять, что это шутка такая. Канапе иль канапье, мы сегодня все напье…, особенно ты, после всего того, что произошло с тобой за этот год. Твои дети, кстати, очень сильно помогали нам все приготовить.

Тут я еще больше захлюпала носом и от рулона кухонных салфеток ничего не осталось, потому что от своих бестолковых деток, которые даже на пивоварне пива не найдут, я такого не ожидала.

– Ну хватит уже, Эллен, – пожурила меня Кэти. – Не у всех у нас здоровенные детины, которые могут всю ночь просидеть без родителей. Мне уже скоро укладывать спать моих девочек, а я еще рассчитывала на парочку коктейлей. Пока ты тут рыдаешь, коктейли выдохнутся, а канапье заветрятся.

Я собрала себя в кучу и потащилась наверх, чтобы вернуть себе до-Доритовский презентабельный вид.

– Мог бы и предупредить меня, что они все здесь, – попеняла я Джаджи, который сопроводил меня в комнату и устроился на кровати. На мое замечание Джаджи просто начхал и откинулся на подушках.

Когда я спустилась вниз, в дверь зазвонили. Я открыла, на пороге стоял Саймон.

– Привет, Эллен, – замявшись, сказал он. – Надеюсь, я не помешал, дети меня пригласили…

– Не помешал, – ответила я, а сама подумала: «Подарок бы от тебя не помешал».

– Знаешь, ну, это… прости, ну я как бы не один, она там в машине копается, сейчас подойдет.

– Да ладно? Ты что, ко мне на день рождения подружку свою привез? – холодно спросила я.

– Нет, хуже. Прости меня, пожалуйста, она сама увязалась за мной, это…

– Хеллоу, Эллен! – прозвучал до боли знакомый голос.

– Луиза! – закончила я фразу Саймона. Его больная на голову сестрица. Зашибись.

Луиза оттолкнула Саймона в сторону и заключила меня в свои несвежие объятья.

– Я так безумно рада, что смогла присоединиться к твоему празднованию, Эллен, – провозгласила она, не спуская с меня своего буравящего взгляда. – Чувствую, что я пришла как раз вовремя. Ты только посмотри на свои чакры. Они же все позакрывались.

– Луиза, – я слабо попыталась сопротивляться. Непотопляемая Луиза, у которой шестеро отпрысков и острый нюх на любого в радиусе сотни миль, на чьи уши можно присесть, Луиза, которая не может работать, потому что она Художник, и которая заявляет, что все, что ей не нравится (работать, стирать, растить собственных детей), – это пережитки прошлого и патриархат, с которым она, смелая феминистка, ведет непримиримую борьбу, а именно палец о палец не бьет, страдает херней, читает монологи вагины и живет за чужой счет.

– Ээммм, а дети твои где? – поинтересовалась я. – Изабель где?

– Я бросила Изабель! – заявила Луиза. – Ее идеологические установки не совпадают с моими. Она ожидала, что я буду убираться в нашей юрте, помогать на кухне и возиться с детьми, тогда как я пыталась писать свою книгу. Никогда я не подчинюсь вашим заскорузлым домостроевским канонам, ни мужским, ни женским. Поэтому между нами все кончено. Я покинула коммуну и купила автофургончик. Назвала его Гуннар Второй. Помнишь моего старого чудесного Гуннара Первого?

Я нехотя кивнула, припоминая, что у Луизы когда-то было ржавое ведро с болтами, в котором она передвигалась после того, как ушла от своего мужа, чьи принципы свободной любви были беспринципными, но ее отец сжалился над ней, отвез ее корыто на свалку, а взамен купил ей автофургон, чтобы его внуки были хоть в какой-то относительной безопасности на проезжей части.

– Ну так вот, я разъезжаю по стране на Гуннаре Втором, устраиваю поэтические чтения и пытаюсь пробудить в людях осознание, что их подавляют. У меня, как ни у кого другого, есть больше оснований говорить о подавлении, потому что меня пытались подавлять оба пола, понимаешь?

Феерично! Луиза с годами становится все больше и больше… Луизой. Донельзя избалованная, никем не подавляемая, я других таких капризных принцесс в жизни не встречала, она упомянула это самое подавление несколько раз, даже не успев войти в дом.

– А дети где? – напомнила я еще раз.

– Ах да, дети. Ну они так страдали в коммуне, что я отправила трех старших жить к их отцу. Бардо и его отвратительно богатая американка отправились восвояси в Чикаго, потому что ей не понравилось жить как мы, простые люди, в лесу, поэтому я отправила их с ними, чтобы они на собственном опыте увидели, что такое унылая потребительская жизнь, в оковах общества. К несчастью, капитализм их совратил и они отказались от всего того, чему я их учила. Цедрика засунули в какую-то американскую военную академию, потому что, по их мнению, он «необузданный». А он свободный духом, вот и все. Как я! Был свободный духом. Из него это, видимо, выбили, и ему нравится в академии. Позор на мою голову!

Учитывая, что за Цедриком тянулся шлейф правонарушений и он катился по наклонной прямиком в тюрьму, называть его «необузданным» было большим великодушием, так что такая метаморфоза была для всех хорошей новостью.

– Что до Ковентины, с ней всегда что-то не так. Она мне рассказывает, что проводит выходные в ТЦ и хочет найти работу, как только возраст позволит.

– Все пятнадцатилетние девчонки так говорят, – предположила я.

– А ЕЩЕ она хочет, чтобы я звала ее «Тина». Я назвала ее в честь древней богини, а она требует, чтобы ее называли просто «Тина»! – фыркнула Луиза. – А Ниссьен, он записался в школьную футбольную команду, хотя я его не раз просвещала на тему спортивных соревнований. Я так разочарована в своих детях, столько в них вложила, а они!

– А что же младшие? – поинтересовалась я, следуя за Луизой в холл, потому что она, не переставая болтать о своих детях (ни поздравления с днем рождения, ни вопроса, как у меня дела), оттеснила меня и вошла в дом.

– Где они сейчас? Иделиса, Борей, Ойлель, идите сюда! – закричала Луиза назад, в темноту открытой двери.

– Прости меня, – сказал Саймон. – Я не смог ее остановить. Обещаю, мы ненадолго.

– Она что, у тебя остановилась?

– Да, представляешь мой кошмар? Надеюсь, что скоро уедет.

– А ее дети до сих пор не приучены к горшку?

– Слава богу, на пол не ходят. Но с ними всегда надо быть начеку. Никогда не знаешь, на что они способны. Хорошая новость – она сегодня за рулем, я на этом настоял, так что пить она не будет, зато я бы не отказался. А вы еще не начали?

– Только собирались, – сказала я, и в этот момент из кухни вышла Ханна с коктейлем для меня, как и подобает заботливой подруге.

– А что это вы тут с Саймоном прячетесь? – спросила она.

– Привет, Ханна! – отозвался Саймон. – Эллен тут с Луизой здоровалась.

Ханна резко сдала назад, для беременной на поздних сроках она оказалась весьма маневренной.

– Луиза тут? – в ужасе прошептала она. – Какого хрена она здесь делает? Она же не притащила сюда весь свой выводок?

– Только половину, – успокоил ее Саймон. – Старшие дети включили мозги и отчалили к папочке, как меньшему из двух зол. Я ее скоро уведу, просто дети хотели, чтобы я сегодня приехал, а она вцепилась в меня мертвой хваткой.

– Хммм, – заворчала Ханна. – Боюсь, никаких канапье не хватит на Луизу с ее детишками.

– Не переживай, – мрачно заверил ее Саймон. – Она же веганша и не ест глютен, M&S для нее вообще агент глобализации, а канапье – символ прожорливости среднего класса и капитализма, так что она их в рот не возьмет. Кстати, почему мы называем их «канапье», а не «канапе», как все нормальные люди?

– Спроси у Эллен, – язвительно сказала Ханна. – Удивительно, как Луиза никогда не считала чужое дорогое спиртное символом прожорливого капитализма, да? Ладно, пойдемте уже. А то все тебя спрашивают, и подарки твои тебя заждались.

Луиза не стала дожидаться своей очереди, пока мои дорогие друзья одаривали меня своими буржуазно-элегантными подарками, она объявила во всеуслышание, что хочет преподнести мне свой дар, а именно книгу стихотворений под названием «Шейка (Матки)». Я собралась с духом. Луиза была непревзойденным жонглером-виртуозом: одной рукой дает, другой рукой отнимает – буквально. В последний раз, когда она «дарила» мне свою книгу, она тут же, не прерывая предложения, попросила меня за нее заплатить.

И сейчас она не подкачала. Она объявила, что от щедрот своих решила помочь мне, как такой же матери-одиночке, и дать мне возможность немного подзаработать, распространяя среди сестер по несчастью, задавленных патриархатом, ее прогрессивную «Шейку» (даже звучит больно), которую она предоставляет мне в количестве двухсот штук по одному фунту за книгу, что ниже ее рыночной цены, а я, в свою очередь, «вольна» перепродать этот шедевр друзьям и коллегам по любой цене, и «доход» от продаж она «согласна» поделить со мной по-сестрински.

Я вежливо отклонила ее щедрое предложение, сказав, что просто не могу себе позволить отжимать такие бесценные ресурсы, которые нужны ей самой в ее просветительской миссии, но она настаивала. Тут вмешался Саймон и твердо сказал, что пора ехать домой.

– Но я даже ничего еще не прочла из «Шейки»! – запротестовала Луиза. – У меня заготовлен специальный перформанс «Чаша крови», как раз по случаю дня рождения Эллен, про то, как надо предохраняться. Хотя в твоем возрасте, Эллен, тебе, наверное, уже и не надо об этом беспокоиться, да? Но для Джейн этот месседж о воздаянии богине плодородия своими месячными будет весьма поучительным и вдохновляющим.

Джейн чуть сквозь землю не провалилась.

– Похоже, Борей глотает канапье вместе со шпажками, – тактично перевел разговор Саймон, и Луиза с криком бросилась спасать своего отпрыска от бесовской пищи. Без дальнейших уговоров он вытолкал ее за дверь, хотя было слышно, как она громко протестовала: «Но, Саймон, ты даже не дал мне возможности спросить, может, кому из них интересна моя книга, и я бы им продала сама, раз Эллен не хочет ее распространять. Мне нужно вернуться и спросить, вдруг кому-то эта книга нужна».

Спустя некоторое время домой потянулись Кэти с Тимом, потому что их маленькие дочки Лили и Руби хоть и протестовали, но уже засыпали на ходу, остались Ханна с Чарли, Сэм с Колином и все наши недоросли, которых спать не загонишь. Ханна начала зевать.

– Давай я отвезу тебя домой, тебе спать пора, – предложил Чарли.

– Нет, я в порядке! – раскапризничалась Ханна. – Сегодня у Эллен день рождения и я буду сидеть допоздна.

В кухню забежали Джейн, Софи и Эмили.

– Мам, можно девочки останутся у нас ночевать? – попросила Джейн.

– А школа? – спросила я. – Форма, портфели, все дела?

– У них все с собой, – небрежно бросила Джейн.

– Ну, пусть ночуют, – ответила я, поняв, что все было спланировано заранее и без меня.

Питер неуклюже ввалился на кухню и с обидой в голосе стал ныть, что «Джейн разрешили оставить подружек на ночь, почему тогда его друзьям, Тоби и Лукасу, нельзя остаться?» И такое удивительное совпадение, что мальчики привезли с собой свои школьные рюкзаки и форму… да уж, оказывается, в организационных способностях моим детям не откажешь, они не только спланировали эту сюрприз-вечеринку, но и продумали афтепати для своих друзей, что мне оставалось делать? Заткнуться берушами и согласиться, а на утро проветрить дом и освежить воздух во всех помещениях. Может, настанет такой день рождения, который будет только для меня, а не для моих детей и их друзей? Страшно подумать, что я одна-то буду делать на свой день рождения?