Текст книги "Почему маму всё достало"

Август

Пятница, 3 августа

Еще один пятничный вечер проведен в машине в ожидании и молитвах, что в очередной толпе слоняющихся подростков покажется Джейн и компания, недостаточно пьяные, чтобы заляпать весь салон своей блевотиной / не под наркотой / не после перепиха / не беременные.

Вообще-то Джейн должна была сидеть дома на этих выходных, потому что она была наказана за безобразное поведение на похоронах дедушки / за нецензурные выражения перед бабушкой / за то, что напоила свою двоюродную сестру до тошноты, однако когда я дома устроила ей разбор полетов и она выдала очередную истерику, что «К НЕЙ НЕСПРАВЕДЛИВО ПРИДИРАЮТСЯ», нам удалось восстановить события и выяснить, что смешать водку с шампанским придумала все-таки Джейн, но водку туда притащила Персефона, выкрав спиртное у Джессики из бара.

– Вообще-то, на самом деле я очень сочувствую Персефоне, – призналась Джейн. – Тетя Джессика ничего не разрешает ей. Она даже не может поехать сама в кино на автобусе – тетя Джессика отвозит ее туда на машине, ждет, а потом забирает домой. Однажды Персефона пошла на вечеринку, но тетя Джессика узнала, что там будут мальчики, так она явилась туда и вытащила Персефону за шкирку. На ее фоне ты еще нормальная.

Радость от того, что я по сравнению с Джессикой еще нормальная мать, а также попытки Джейн манипулировать мной то слащавыми обещаниями, что она будет хорошо себя вести, то истериками, что я НЕ ДАЮ ЕЙ ЖИТЬ, потому что не пускаю на день рождения Тилли Райт (удивительно, в классе Джейн столько Тиллей, Миллей, Оливий, что отличать их можно только по фамилии, та же ситуация в классе Питера, где одни Оскары, Олли и Рубенсы), привели к тому, что я смилостивилась и разрешила ей пойти на этот день рождения с условием, что она там пробудет самое позднее до полпервого ночи. Это вызвало ожидаемую очередную вспышку гнева, что я не даю ей жить. Как ни странно, это не остановило ее от дальнейших попыток убедить меня разрешить всем ее подругам остаться у нас ночевать.

Есть что-то постапокалиптическое в том, как подростки разбредаются после своих гулянок, – до меня доносилась их убойная музыка, а сами они, как ходячие мертвецы, дергались под эти нечеловеческие звуки, слонялись из стороны в сторону, обжимались по углам, а некоторые орошали своей блевотиной окрестные клумбы – и боже, как они сквернословили! Я сама не прочь ввернуть иногда крепкое словцо. Мне приятно осознавать, что зачастую одного короткого, но емкого слова достаточно, чтобы выразить очень замысловатую мысль, но мои ругательства звучат просто невинно по сравнению с потоками сквернословия и матюгов, которые изрыгают пьяные подростки. Очень надеюсь, что Питер все-таки не ругается такими словами, когда меня нет рядом. То есть, конечно же, он ругается, но я, как и все матери, когда дело касается собственных детей, придерживаюсь страусиной политики, то есть это у других родителей дети распущенные, невоспитанные, ругаются как сапожники, тырят у предков водку, занимаются сексом, а уж МОИ-ТО детки совсем, совсем другие…

Когда мы сами были подростками, неужели мы тоже были такими дебоширами? Или не были? Понятное дело, что мы могли пропустить кружку-другую сидра и потом ржать как кони. Помню, как однажды предки Ребекки Филипс свалили на выходные, мы все пошли к ней домой, и Лиззи Эдвардс так налакалась «Малибу», что ее рвало во все стороны, а у Ребекки случилась истерика, потому что Лиззи уделала всю прихожую, которую мама Ребекки только что отремонтировала, так еще пьяная Ханна в приступе человеколюбия подставила свои руки, чтобы Лиззи не наблевала на новый ковролин, но от отвращения добавила еще и от себя, так что все следующее утро мы провели на карачках, отмывая шампунем пятна от «Малибу», водки, рома с колой на ковролине в прихожей. После этого случая никто из нас «Малибу» на дух не переносил. Или тот случай, когда я выпала из окна, потому что мне показалось, что я могу пробраться по карнизу до соседней комнаты, где Кэролайн Робертс, предположительно, сосалась с мальчиком, только я плохо оценила свои способности и свалилась, но, к счастью: а) упала я на газон, и б) я была пьяна в стельку и обошлось без переломов. А сколько раз мы заходили в ночные клубы и пабы по чужим документам, и сколько у нас было плохих парней, и на скольких столах танцевали, особенно в модных тогда боди, которые застегивались на мотне на кнопки, и на пьяную голову застегнуть их после туалета было проблематично, так что никто и не застегивал. Сейчас в модных журналах пишут, что боди возвращаются, а я как вспомню, так вздрогну. Вообще из моды 90-х можно было бы вернуть все, но только не боди. Мой мочевой пузырь уже не так крепок, чтобы еще и с кнопками мучиться.

Было уже поздно, и я подумала, что неплохо бы прикорнуть чуток, пока Джейн с подружками не объявятся. Все знают, что пока у тебя новорожденный младенец, спокойная ночь тебе только снится, но никто не говорит, как мало тебе удается поспать, когда у тебя дети-тинейджеры, а ведь тебе приходится дежурить по ночам, чтобы забрать их с вечеринки, а потом они вовсю храпят, а ты не можешь заснуть и думаешь, вдруг их пробило на храп неспроста, может, они под наркотой, под «легкой» наркотой, от которой бывают тяжелые последствия, и ходишь к ним проверять их дыхание, а утром просыпаешься ни свет ни заря, потому что как ты можешь спокойно спать, когда в соседней комнате лежбище дрыхнущих тинейджеров, которые и не думают просыпаться, хотя день уже почти закончился, и ты не выдерживаешь, заходишь в их смрадное логово, расталкиваешь их, приговаривая, что они проспали самое интересное и что им нужно обзавестись каким-нибудь хобби, а не дрыхнуть на боку целый день, и еще что-то говоришь, из-за чего твой отпрыск начинает тебя ненавидеть еще больше.

Вдруг из ниоткуда появилась Софи и заглянула в машину.

– Дратути, Эллен! – радостно сказала она. – Джейн с Эмили и Милли щас придут.

– Боже, Софи, – с сарказмом сказала я. – У тебя что на шее, засос?

– Вот блин, – покраснела Софи. – Папе только не говорите.

– Твой папа тоже был подростком, – напомнила я ей. – Я думаю, он в курсе, что такое засос.

– Да уж! – откликнулась Софи. – Но он теперь папа, так что опять заведется и начнет читать мне нотацию о самоуважении и достоинстве. Он как будто позабыл, что такое быть тинейджером.

– От меня он ничего не узнает, Софи, но тебе не кажется, что у него есть глаза?

– Ой, ничего страшного! – беспечно ответила Софи. – Я обмотаюсь шарфиком или водолазку надену, что-нибудь придумаю. Он ничего не заметит!

Я усмехнулась про себя, какая же Софи еще наивная, если думает, что Сэм не сможет сложить два и два и не увидит связи между ее возвращением с вечеринки обмотанной веселеньким шарфиком и вероятностью засоса на ее шее (надеюсь, больше нигде), оставленным каким-нибудь прыщавым парнем, с которым она гуляла всю ночь.

Тут объявились Джейн и Эмили, между ними торчала Милли, к моему изумлению, без них по бокам она бы не стояла на своих ногах.

– Ох ты ж господи! – воскликнула я.

– Привет, мам, Милли плохо, – объявила мне Джейн. – Кажись, это она съела что-то.

– Неужели, Шерлок, – пробухтела я, пока мы загружали позеленевшую Милли в машину.

– Стойте! – промычала Милли, высунула голову в дверь и поток чего-то отдающего кокосом полился у нее изо рта. О нет, только не это!

– Что она пила? – спросила я, с отвращением ощущая подступы тошноты у себя.

– Чуток «Малибу» глотнула! – защищала ее Джейн. Вот же ж блин! Опять запахло тухлым ковролином! И почему мне так везет по жизни на блюющих подростков?

Так началась самая тягомотная поездка в моей жизни. Состояние Милли стабилизировалось, и Джейн заверила меня, что у Милли внутри не осталось ничего, что могло бы проситься наружу, потому что они ее хорошенько вытрусили, прежде чем вести в машину, поэтому я в полной уверенности свернула на внутреннюю скоростную полосу.

Как только я прибавила газу, Милли из положения лежа поднялась в положение сидя.

– Меня щас стошнит! – промычала она.

– Нет! – закричала я. – Не смей! Думай о чем-нибудь другом, Милли!

– Прямо щас, – упорствовала Милли.

– У меня есть пакет! – радостно закричала я, одной рукой ища в бардачке пакет, а другой пытаясь рулить.

– Ооуу, мама, зачем ты копишь эти пакеты, – запереживала Джейн. – Они же так вредны для окружающей среды.

– Знаешь, дорогая, меня больше заботит окружающая меня машина, потому что Милли в ней сейчас сделает блю-систем, – отрезала я, передавая пакет назад к ним, на заднее сиденье.

– Что мне с этим делать? – заныла Джейн.

– Лови ее рвоту! – зарычала я. – Держи у рта и лови все, что вывалится оттуда.

– Я не могу, – захныкала Джейн. – Эмили, давай ты.

– Почему я? Ты же с ней рядом сидишь!

– Щас блевану!

– Мать вашу, держите перед ней мешок! – заорала я.

Софи повернулась назад с переднего сидения, схватила пакет, перегнулась через сиденье и натянула пакет прямо Милли на лицо.

– Боже мой, меня сейчас тоже стошнит, – застонала Джейн.

– Будешь третьей, – заныла Эмили.

– Держите себя в руках! – приказала я. – Эмили, твоя мать однажды своими голыми руками хватала рвоту на лету.

– Фуууу! – Эмили аж передернуло.

– Мне получше стало, – объявила Милли.

– Господи, пакет дырявый. Меня сейчас стошнит! – завопила Софи.

Так мы ехали в ночи, вонючий пакет валялся у нас под ногами, три девчонки по очереди грозились не держать в себе ничего из выпитого и съеденного, а одна слегка протрезвела, лезла обниматься и объяснялась своим подругам в любви.

Наконец мы добрались до дома Милли. К большому моему облегчению, в отличие от своих подружек, она не оставалась у меня на ночь, потому что ей предстояло на следующее утро лететь ранним рейсом с семьей на Канары, и она поклялась, что на вечеринке пить не будет. Пока мы выгружали Милли из машины, я никак не могла решить, кому я больше сочувствую: Милли, у которой завтра помимо прочих прелестей перелета будет еще и похмелье и которую наверняка посадят на короткий поводок за то, что напилась накануне отъезда, или ее бедной маме, которой рано утром надо собрать в дорогу всю семью, а у нее пятнадцатилетняя дочурка с похмелья едва соображает.

Когда мы попытались придать Милли вертикальное положение, стало ясно, что она нифига не протрезвела. Как только Джейн отпустила ее, Милли стала крениться к земле с пугающей скоростью.

– Черт возьми, лови ее! – шипела я, пока Милли неуклонно тянуло к земле.

– Ой, блин, держу! – некстати заржала Джейн, хватая Милли за руку и в самый последний момент не дав ей улечься на траве.

Мы с трудом установили Милли перед входной дверью, до этого выловив ее из кустарника, в котором она желала заночевать. Я позвонила в дверь, и на мгновение мне захотелось броситься наутек, как делают подростки, бросая своих пьяных товарищей на пороге и скрываясь от греха подальше, но я переборола эту минутную слабость, потому что в моем возрасте так поступать уже просто безответственно. Я просто подождала, пока грозная мама Милли откроет дверь, молча показала ей на Милли, которая уже устроилась на ночлег под дверью и даже накрылась ковриком. «А вот и Милли! Ее подружки утомили!» – продекламировала я и со всех ног побежала по дорожке назад к машине, прежде чем к маме Милли вернулся дар речи.

Когда я села назад в машину, Софи заметила: «Эллен, вы такая классная! Мой отец уже давно бы психанул».

– Ну, может, тебя это и удивит, но я когда-то тоже была молодой, – рассмеялась я, довольная, что меня назвали «классной». – Ты не поверишь, если я тебе расскажу, в какие передряги мы попадали, когда были в вашем возрасте… Не всегда я же была такой взрослой и разумной, и я тоже пила дешевый шмурдяк и таскалась не с теми парнями. Я тебе не рассказывала, как однажды вывалилась из окна?

Видали, как я лихо с молодежью! На одной волне. КЛАССНАЯ мать, ни дать ни взять!

– ГОСПОДИ БОЖЕ МОЙ, мать моя, ты себя слышишь? Перестань меня вгонять в краску! Меня сейчас стошнит от твоих рассказов про парней. Почему ты всегда меня позоришь? Ты специально портишь мне жизнь, да? Почему ты не такая, как все нормальные матери? ЗА ЧТО МНЕ ЭТО? – затянула свою волынку Джейн.

Черт бы вас побрал, тинейджеры. Сколько мне еще кататься на ваших изнуряющих американских горках между пиками любви и провалами ненависти?

С другой стороны, мне нравится, когда у меня ночуют Эмили и Софи, они всегда так милы, вежливы, обходительны и очаровательны, что даже не верится, потому что по рассказам Ханны и Сэма их дочери дома ведут себя как отвратительные гиены, и еще они ставят в пример Джейн, которая мила и приветлива, так что я уверена, что эти девчонки могут вести себя прилично с другими людьми, если захотят. Странно только, что со своими родителями они не считают нужным церемониться.

Как только мы приехали к нам домой, их тошноту как рукой сняло, что было приятно, но в них проснулась какая-то бешеная энергия, и они стали как угорелые носиться по всему дому. Завидую я этим девчонкам. У них вся жизнь впереди, со всеми надеждами на лучшее, обещаниями чего-то нового, ожиданиями чуда, без единой заботы или тревоги за кого-либо, кроме себя любимой. Им не надо ворочаться ночами и переживать, вдруг твое решение разрушило жизнь людей, которых ты любишь, или мучиться от мысли, что ты растратил напрасно свою жизнь, и сомневаться, есть ли у тебя еще время и шансы все-таки сделать то, что хочешь. Когда-то я тоже мечтала, что изменю мир, а теперь все скромнее, и я радуюсь тому, что удалось приобрести новую вешалку, и это для меня самое значительное событие за неделю, что обо мне подумала бы Я «пятнадцатилетняя»? Презирала бы я себя сейчас так же сильно, как Джейн (выходя из машины, Джейн официально заявила, что она не разрешает мне разговаривать с ее подругами ни сейчас, ни в будущем)? Или же она бы сокрушенно спросила меня: «Что же с тобой стало, Эллен?» Или она была бы поражена тем, как изменились мои волосы, из курчавых непослушных став гладкими и блестящими (утюжок для волос, дорогая моя Я, самое нужное изобретение XXI века).

Должно быть, здорово чувствовать свою неуязвимость, верить, что возможно все, чувствовать такую энергию и энтузиазм, что можешь не спать всю ночь, болтая про жизнь и свое будущее, потому что тебя переполняют чувства, эмоции, желания, мысли, слова (потом, конечно, можно весь этот мир похерить и дрыхнуть, как ленивец, целый день).

Может, мне стоит возродить бесстрашную девчонку Эллен, с кудряшками волос, с перламутровым блеском на губах, и пуститься флиртовать с Джеком? Я написала ему сообщение после смерти отца, рассказала, что произошло, и он ответил, что ему ужасно жаль, может ли он чем-нибудь помочь и т. п., потом он несколько раз спрашивал «как ты там», «если нужен, дай знать», но почему-то из нашей переписки пропал огонь. На самом деле, я полагаю, ему просто было неловко отправлять глупые шуточки или двусмысленные намеки человеку, который только что «понес невосполнимую утрату», а с моей стороны было так же неудобно отвечать на его вежливые послания какими-нибудь фривольными гифками, поэтому между нами все как-то сошло на нет. Но я решила, что скоро возьму быка за рога и предложу ему свидание и даже ни капли не выпью для храбрости, на трезвую голову приглашу! Эллен-соплячка гордилась бы мной, сегодняшней Эллен – сильной независимой женщиной.

Надеюсь, это сработает лучше, чем у Эллен-девчонки, когда она сделала первую попытку стать сильной и независимой. В то время мы с Ханной учились в школе для девочек и мальчиков в глаза не видели, кроме тех «друзей семьи», что приходили в гости, но они были отвратительны, со своими потными ладонями и тухлым запахом изо рта. И вот в школе проводили танцы, а нам с Ханной не с кем было идти на наши первые танцульки. Когда я пожаловалась папе, он отмахнулся от этой проблемы как от чего-то незначительного, сказав, что на дворе 90-е, черт бы их подрал, и нам парни не нужны, мы можем сами пойти и повеселиться. Ну мы и пошли. Только у нас двоих не было сопровождения, и мы просидели весь вечер, подпирая стенку, и на нас с пренебрежением посматривали популярные девочки, у которых были братья, подогнавшие им своих крутых и симпатичных приятелей. Нас с Ханной до сих пор корежит от воспоминаний, как мы вырядились в юбки из тафты, надушились с ног до головы Exclamation, который не скрывал запаха водки, налитой в банки из-под кока-колы, да и вообще, как вспомним мы с ней тот вечер, так вздрогнем. А когда я потом пожаловалась отцу на убитый вечер, он меня пытался утешить, сказав: «Не глупи, малышка. Кому хочется быть как все?» Я тогда думала, что я хочу быть как все. Это мне нужно, МНЕ! Но сейчас понимаю, что он был прав.

Девчонки все еще оживленно щебетали о чем-то своем, а я медленно проваливалась в сон и надеялась, что мне не приснится тот кошмар из шуршащих юбок диких расцветок и жакетов-болеро (вот ужас-то), но почему-то мне впервые в жизни не хотелось вставать, идти стучать им в дверь, просить замолчать и ложиться спать, не хотелось угрожать накормить их на завтрак кормом для птиц, хоть они и стрекотали, как сороки. Наверное, такая терпимость приходит с возрастом.

Четверг, 9 августа

Уррааа, наконец-то отпуск! Я подумывала отменить его, потому что только недавно похоронили отца и казалось бестактным и черствым с моей стороны ехать куда-то отдыхать, но: а) путевка уже была оплачена, б) Наталья настаивала, что отец бы хотел, чтобы я поехала в отпуск, в) дети уже совсем заждались и изнывали дома, г) я сама жаждала отдохнуть недельку от готовки, чтобы никто не сушил мне мозги, что в доме нечего есть (пусть теперь опустошают столы и буфеты ол-инклюзива), и от уборки, потому что я устала каждый вечер после работы видеть один и тот же кавардак, ведь дети не считают нужным мыть за собой посуду или выкидывать мусор, не говоря уж о том, чтобы, не дай бог, вынести мусорное ведро, д) будет большим облегчением сбежать от всех этих расспросов о том, «ну как я», с этим озабоченным выражением лица – я-то надеялась, что на работе смогу найти убежище от всех этих «как ты?», но в офисе было еще хуже: все считали своим долгом говорить шепотом и стряпать «понимающее» лицо каждый раз, когда я обращалась к ним по работе, а когда я устроила разнос Алану за то, что он накосячил и не успевает по графику, он поинтересовался, все ли со мной в порядке.

Ну хоть какое-то разнообразие в отношении, а то ведь до этого они считали, что я на них ору не потому, что они никчемные придурки, а потому что у меня ПМС. К моему удивлению, Дебби, чьей реакции я опасалась больше всего, оказалась вполне адекватной и просто принесла мне целую коробку шоколадных конфет, молча! Так что я жду не дождусь, когда не буду уже каждый день видеть всех этих людей. Понятное дело, в отпуске тоже будут люди, но я думаю, что они все будут заняты собой и тем, чтобы выпить и закусить ол-инклюзивно, иначе за что же они тогда платили такие деньги. Если уж на то пошло, я тоже буду есть и пить по полной программе, хотя придется отгонять Джейн от халявной выпивки, а испанских официантов – от самой Джейн, с Питером придется тоже быть настороже и напоминать ему, что неприлично так пялится на женщин, загорающих топлес, так что пусть он прикроет свои бесстыжие глаза, подотрет слюни или сходит в туалет и побудет там столько, сколько ему надо, чтобы прийти в себя…

В аэропорту роились бесчисленные раздраженные семейные улья, а также носились чемоданы без тормозов. Я ухмыльнулась про себя при виде одной утомленной донельзя мамаши, которая орала: «Да подожди же ты, козел!» вслед своему мужу, который был занят Важным Поиском Гейта, оставив позади жену с двумя детьми, сумками, чемоданами, бутылочками и такими нужными мягкими игрушками. Напомнила она мне те мои кошмарные дни. Отпуск уже можно было считать удачным, если мы умудрялись сесть в самолет без того, чтобы я не требовала у Саймона развода. Хотя и сейчас аэропорт не был для меня приятым местом: по моим ногам уже в шестой раз проехался чемоданом очередной ребенок, Джейн решила со мной не разговаривать, потому что я не купила ей еще одно бикини в аэропортовском Accessorize, а проголодавшийся Питер выцыганил у меня бутерброд из аэропортовского буфета, который обошелся мне в годовой бюджет Бельгии.

Мой план поскорее отделаться от людей хотя бы на неделю начал рушиться уже во время посадки – я отказалась платить за возможность выбирать места, поэтому нас троих разбросало по салону. Детям я сказала, что я не платила из принципа, хотя втайне рассчитывала, что хотя бы в полете от них отдохну и Джейн не будет клянчить у меня водку с колой, потому что мы в отпуске, а Питер не будет умирать с голоду только потому, что не заправился вовремя маленькой баночкой «Принглс» за 3,99 фунта. Вместо них моей соседкой стала Дорис. Дорис каждый год ездит на Тенерифе и всегда останавливается в одном и том же отеле, но в этот раз она не успела вовремя его забронировать и боялась, что придется жить в гостинице через дорогу, но все каким-то чудом урегулировалось, потому что кто-то в последний момент отменил бронь и она попала в «свой» отель, и она, несомненно, рекомендует именно это место, где утром подают настоящий английский завтрак, а еще она знает лучшие ирландские бары, а еще надо остерегаться кушать в уличных кафе, потому что там не моют овощи и кладут чеснок во все блюда.

– Угу, – вяло откликнулась я.

Потом Дорис поведала мне историю всей своей жизни (четверо детей, шесть внуков, два развода, на Пасху они с сестрой ездят на побережье в Уитби, в бинго она не любит играть, у самого младшего внука проблемы в школе, потому что там считают, что у него дислексия, но это не точно, один раз она ездила в Турцию, но больше она туда не поедет, потому что ничто не может сравниться с Тенерифе, от джина у нее понос, а водка заходит нормально, и по телеку один только футбол, а Netflix для нее загадка).

– А что у тебя, дорогуша? – спросила она. – Ты такая симпатичная, замужем? Дети есть?

Я пробурчала, что есть двое детей, не замужем.

– В разводе, что ли? – спросила она.

Я кивнула.

– Ну, типа разводимся. Расстались.

– Говнюк он был, да?

Я неопределенно пожала плечами.

– Тебе без него будет лучше, дорогуша, – твердо сказала Дорис. – Нам всем без них лучше. Пошли они. Мужики не нужны. У меня есть мои подружки, у меня есть мои коты, дети – мне для счастья больше ничего и не надо!

Разве не милая она, эта Дорис?