Текст книги "Почему маму всё достало"

Четверг, 12 июля

Боюсь, Питер и Джейн догадываются о Джеке. Не то чтобы мне было что скрывать. Мы много переписываемся (текстом, не секстом). Он шлет мне фотки своих собак. И мне это нравится, потому что: а) мне просто нравятся фоточки собачек, и б) это повод слать ему фотки Джаджи и Барри. Скорее, только фотки Джаджи. Барри я обожаю (хоть он и предатель, переметнулся к Джейн, и все еще растет как на дрожжах. Уж не знаю, кто быстрее меня разорит на еде, Питер или он), но вряд ли найдется такой человек, включая Джейн, кого Барри поразит своей фотогеничностью. Более того, он сейчас вымахал до таких размеров, что не влезает целиком в кадр, и чтобы заснять хоть часть его, надо отойти на двести метров, но при этом он выглядит еще более отталкивающе, поэтому я считаю, что Джеку стоит сначала познакомиться с Барри очно, увидеть его благородную чистую душу до того, как фотографии испортят первое впечатление. К счастью, фотогеничности Джаджи хватает на них двоих.

Мы так еще и не встретились после той вечеринки, но переписка очень интенсивная, обмен фотками собак поставлен на поток, большая часть из них забавные, какие-то просто ознакомительные, а некоторые, осмелюсь предположить, даже фривольные. Проблема в том, что каждый раз, когда я получаю сообщение от Джека и в это время рядом со мной в комнате находится кто-то из детей, я тут же начинаю краснеть и пытаюсь стереть с экрана полученное, хотя там нет ничего такого, чтобы смущаться и покрываться пятнами. Однако для детей этого достаточно, чтобы понять, что мама ведет себя странно и начать требовать объяснений, от кого сообщение и все такое. Пока что мне удается лавировать между двумя альтернативами: откровенно вру, что это Ханна или коллеги, или говорю, чтобы они не лезли не в свои дела, и напоминаю, как им самим не нравится, особенно Джейн после недавней размолвки с Саймоном (хотя ему отчасти удалось вернуть ее расположение с помощью пары кроссовок, без которых она отказывалась жить, так что они как-то помирились), когда я к ним пристаю с расспросами, от кого это приходят сообщения. Очевидно, для них это две разные ситуации: я, как мать, должна уважать их личное пространство, а они, как мои дети, имеют право знать все о своей матери.

Опасаюсь, что они объединятся и предпримут совместные контрдействия, пронюхав, что у мамы появился некий джентльмен. Несмотря на первоначальное сопротивление самой идее, что я могу встречаться с мужчиной или вообще любым существом мужского пола (будь то даже иллюзорный Человек-Мартини), они перешли к активным уговорам, чтобы я пошла на вечер быстрых свиданий, который устраивает родительский комитет для сбора средств в их школе. Вполне возможно, что сейчас столько родителей разведены или просто живут порознь, что родительскому комитету эта идея показалась вполне плодотворной. По-моему, это ужасная идея, но Питер и Джейн заладили, что мне непременно надо туда сходить, и добавляют интриги всякими туманными намеками вроде «знаешь, а отец Оскара Уотсона считает, что ты горячая штучка!»

Думаю, до них дошло, что рано или поздно я встречу человека, с которым у меня будут отношения, ну или хотя бы секс, поэтому они решили взять инициативу в свои руки и свести меня с тем, чью кандидатуру они хотя бы сами одобряют. Я вообще-то была уверена, что для них отец кого-то из школьных друзей будет последним из возможных претендентов, но, вероятно, они рассчитывают, что неловкость ситуации будет распространяться на все вовлеченные стороны, а потому все будут молчать, связанные круговой порукой, и это лучше, нежели обо мне будут ходить слухи, что я зажималась с кем-то на автобусной остановке (чего я никогда себе не позволю. Ну наверно. Зависит от мужчины. В молодости я никогда не любила обниматься на автобусной остановке, потому что там всегда воняет мочой, да и шансы пропустить автобус были весьма велики, что всегда печально).

Они все время нудели про эти быстрые свидания, и я наконец сдалась и согласилась пойти. В конце концов, чем я рискую? Помимо того, что мне придется заплатить десятку в виде взноса в школьный фонд, а взамен получить бокал теплого шардоне, такого кислого, что у меня от него будет изжога, и просидеть весь вечер, болтая ни о чем (чего я терпеть не могу) с другими родителями. Всего-то. Я всегда могу внести свежесть в разговор своими познаниями о строении лап у выдр. Если на то пошло, на Джека же это произвело впечатление. Может, найдется еще один фанат выдр. Может, мужчины по своей природе как автобусы – то ни одного целую вечность, а потом как поедут один за одним, и у меня, может, соберется целый автобусный парк из возможных кандидатов. Да, неплохо было бы, хотя, надо признать, маловероятно. Я рассчитывала, что смогу увильнуть от этого мероприятия, потому что в эти выходные они должны были оставаться у меня, и тогда Джейн не сможет пойти на свою вечеринку, потому что ей придется сидеть дома с Питером, но они оба в один голос заверили, что все под контролем, потому что они уже договорились с детьми Ханны и проведут вечер у них, и даже останутся там ночевать.

У меня были смутные сомнения и нехорошие предчувствия, что где-то там другие дети тоже обрабатывают своего несчастного отца, чтобы по их совместному дьявольскому плану свести нас. Ой, лучше буду думать о выдрах. Даже Питера спросила, что папа Оскара Уотсона думает о выдрах, но Питер вообще был не в курсе. Очень надеюсь, что они не сговорились с Фредди Доусоном свести меня с его отцом. Две минуты в компании мистера Доусона – и сразу становится ясно, откуда у Фредди такая… неудачная внешность. А еще он всем говорит, что жена сбежала от него с коммивояжером по имени Роджер, и я также знаю, что с тех пор от нее ни слуху, ни духу, а еще мистер Доусон переложил тротуарную плитку у себя во дворе, вскоре после того, как она «сбежала». Понятно, конечно, что это ничего не доказывает, но меня терзают смутные сомнения. А еще он все время пялится на грудь, когда с тобой разговаривает.

Пятница, 20 июля

Вот и наступил тот пресловутый вечер быстрых свиданий. Я могла бы и догадаться, что там что-то не чисто. Уж слишком обходительны были со мной мои дети. Джейн даже вызвалась сделать мне макияж и целую вечность наводила контуринг и рисовала мне брови. Эффект был приблизительно таким же, если бы я просто пальцами размазала тоналку, а к бровям и вовсе не прикасалась, хотя она очень старалась, и с ее стороны это было весьма любезно, поэтому, разумеется, я вижу, какая огромная разница между ее виртуозным владением кистью и моими простецкими приемами, и, конечно же, у нее все вышло намного лучше.

Потащилась я в сторону школы, всю дорогу думая, насколько было бы лучше устроиться на диване с бокалом совиньон блан, переписываясь с Джеком, которого весьма позабавило мое признание, что иду я на этот школьный вечер свиданий под давлением детей, но потом он смягчился, когда я пообещала ему не крутить роман с географом, – тут мне стало немного не по себе, потому что я не подозревала, что и учителя тоже могут быть приглашены.

К моему изумлению, школа была переполнена. Яблоку негде было упасть в толпе родителей-одиночек, жаждущих найти наконец свою любовь или хотя бы партнера для секса. На другом конце актового зала я заметила Идеальную Мамочку Идеальной Люси Аткинсон, но там было столько народу, что и не протолкнуться, а мне хотелось подойти к ней и спросить, пришла ли она под давлением Люси или же она реально надеялась кого-нибудь здесь подцепить. Я послушно выстояла очередь за бокалом дешевого пойла, взяла свой номерок, заполнила анкету, и адская карусель закружила меня в неистовом вихре. Среди первых нескольких кандидатов любителей выдр не оказалось, зато выяснилось, что не только мистер Доусон предпочитает разговаривать с твоей грудью, а не с тобой. А потом на место, предназначенное для претендентов, плюхнулся Саймон.

– А ты как здесь оказался? – зашипела я на него.

– Могу задать тебе тот же вопрос, – не замедлил с ответом он.

– Не думай, что мне так уж хотелось сюда приходить, – сердито бросила я ему. – Это все дети. Вынудили меня прийти сюда. Постоянно зудели и зудели, пока я не сдалась.

– И я тоже! – возмущенно воскликнул Саймон. – Они как с ума посходили, без конца только об этом и твердили, как попугаи повторяли, я уж было подумал, что ты им в еду какой-то птичий корм подсыпаешь.

Мы посмотрели друг на друга, и осознание происходящего медленно дошло до нас.

– Кажется, – вымолвил Саймон, – нас подставили!

– Ты думаешь, они рассчитывали, что если мы оба придем сюда и увидим, что больше никому не подходим, тогда до нас дойдет, что нам надо опять сойтись? – спросила я в панике.

Саймон мрачно кивнул.

– А я-то все не мог взять в толк, с чего это они мне сватали Идеальную Мамочку Идеальной Люси Аткинсон, – усмехнулся он.

– Да она тебя живьем проглотит, – ответила я. – А мне они втюхивали папочку Оскара Уотсона. Куда уж хуже этих свиданий вслепую – так, оказывается, они нам заготовили ловушку для родителей.

– Это так низко, да? – сказал Саймон. – Так, время у нас закончилось. Раз уж мы раскрыли их коварный заговор, то оставаться здесь дальше смысла нет. Может, пойдем куда-нибудь и выпьем нормально?

– Что, вместе с тобой? – спросила я. – Мы вдвоем? Типа в пабе?

– Ты проводишь слишком много времени с тинейджерами, – поморщился Саймон. – Да, типа в пабе. Просто пойдем в паб. А почему бы нет? Мы взрослые люди, и то, что мы разошлись, не исключает возможности пойти и выпить вместе по-дружески, разве нет? Разве тебя не привлекает идея выпить холодной водочки с мартини в приличном месте, где не воняет тушеной капустой, спортивной формой и подростковыми сексуальными фрустрациями?

– Ну если ты так себе это представляешь… – согласилась я. – В школах и правда стоит особый запах. И от него не сильно веет романтикой. Не уверена, что надо было устраивать подобное мероприятие в школьном актовом зале. Нужно быть оглушенным гормонами подростком, чтобы действительно пытаться найти партнера в таком вонючем месте.

Звонок прервал наш разговор.

– Пошли, – сказал Саймон. – Если будешь со мной любезна, могу даже купить тебе пачку чипсов.

– С солью и луком?

– Ага.

Ну мы и свалили оттуда и набрели на очень приличный бар, там Саймон угостил меня обещанным мартини с водкой, а я пыталась отогнать воспоминания о том последнем разе, когда мы с ним сидели в баре и он оглушил меня признанием, что уходит из семьи.

– Выглядишь хорошо, – сказал он. – Мне нравится твоя кофточка.

– Ой, – удивилась я. – Спасибо, только это моя старая кофта, – и это чистая правда. Я бы ни за что не надела новую кофту на школьный вечер.

– Ну как сама? А то мы вечно о детях да о детях.

– Потихоньку. Так как-то все. Работа, дом. Читаю вот книжку, Букеровскую.

– Боже мой, и я тоже. Что думаешь?

– Не знаю. Читаю и ничего не понимаю.

– Я тоже. А я боялся, что это я такой непонятливый. Может, в этом залог успеха – просто пиши всякую непонятную дичь, все постесняются признаться, что они ничего не поняли, и просто присудят тебе Букера.

– Вполне может быть.

– Может, и мне стоит попробовать? – хмыкнул Саймон. – Ведь я же в свои годы писал всякую поэтическую муть.

– Да уж, помню, – сухо ответила я.

– А что? Тебе же нравились мои стихи.

– Нет, мне нравился сам факт, что кто-то посвящает мне стихи. Сами же стихи были, слегка…

– Дерьмовенькие, – закончил Саймон. – Скажи уж честно. Стихи были дерьмовые, поверь мне, уж я-то знаю. Когда я съехал от вас, то среди вещей нашел коробку со своими стихами. Сжег их, избавил совесть от позора, что когда-то был таким претенциозным.

– Ну сочинение стихов очень соответствовало твоему стилю мятущегося художника, разве нет? Во всем твоем внешнем виде было что-то байроническое.

– Да брось, ты засмущала меня, – запротестовал Саймон. – Господи, о чем я только тогда думал?

– А мне нравилась твоя таинственная байроническая фаза, – возразила я. – Намного лучше, чем раздолбайские свитера и штаны автослесаря.

– Да, хоть кому-то тогда я нравился, – вздохнул Саймон.

– Ну ладно, что у тебя нового в жизни? Чем занимаешься?

– Да так, ничего особенного. Иногда после работы хожу с Джеффом выпить пива – но он все время таскает нас по пафосным барам, нормального пива там не найдешь. Потом я решил заняться спортом и начал ходить в горы с другим чуваком с работы, он реально от этого тащится, а я и забыл, что это так трудно.

Хммм. Таинственные фотки в инстаграме объясняются так просто? Пафосный пивной Джефф и горный друг-альпинист? А что же тогда за коктейли и всякие гламурные ужины?

– И все? – спросила я как можно небрежнее. – Не особенно весело.

– Я стал ходить в качалку.

– Ты же ненавидишь качалку.

– Да, но вспомнил я об этом только после того, как приобрел годовой абонемент. Были мысли начать готовиться к Айронмэну…

Я поперхнулась и закашлялась, как старый куряга.

– …А потом я узнал, что в него входит! Это же добровольное сумасшествие! Кому захочется в таком участвовать?

– Вот именно.

– Ах да, я же все еще хожу к Кристине.

– К Кристине?

– Ну да, к психотерапевту.

– К нашему психотерапевту? Зачем? Мы же развелись! Зачем тебе психотерапия семейных отношений?

– Она не только на семейных отношениях специализируется, – сдержанно ответил Саймон. – Она специалист широкого профиля. И мне очень помогает, реально.

Ага! Я так и знала, что эта сучка ему симпатизирует. Прямо нутром чуяла, что она на его стороне.

– И вообще-то, Кристина настоятельно советовала мне начать снова встречаться с женщинами.

– Вот сука!

– Что?

– Что? Ничего!

– Просто она сказала, чтобы я попробовал снова почувствовать, каково это – встречаться с другими женщинами, готов ли я к этому.

Я едва сдержалась, чтобы не бросить реплику, что уж он-то всегда готов, учитывая его полную готовность осмотреть все достопримечательности мисс Мадрид, и на полном серьезе задумалась, а не могу ли я подать жалобу на Кристину за ЯВНОЕ ПРИСТРАСТИЕ к клиенту. Вместо этой тирады я осторожно поинтересовалась:

– Ну и как?

– Честно сказать, не очень. Зарегился на нескольких сайтах… но там никто в реале не выглядит так же, как на фотографиях, и никто не слышал про Мис ван дер Роэ, даже если в профиле пишут, что интересуются архитектурой ХХ века, – с презрением ответил он.

– Ой, да, – сказала я, пытаясь выдать нотки сочувствия, но у меня не вышло. Очевидно, Саймон не зависает на таких простецких своднических сайтах, как я. Пожалуй, это даже к лучшему. Вот было бы позорище – встретиться в онлайне. Ну, образно говоря «встретиться».

– А одна сразу заявила, что хочет ребенка и ей нужен кто-нибудь, чтобы забеременеть…

– А ты хочешь еще детей?

– Ты что, сдурела? Нет, конечно! Но почему тогда не указывать это в своем профиле?

– Ты бы на нее клюнул, если бы она указала?

– Конечно нет!

– Вот поэтому и не указала.

– Другая всю ночь мурыжила меня своими кошками. Должен признаться, что выглядела она сама что надо, и у меня все поднялось, когда она спросила, не хочу ли я полюбоваться ее киской, но после часа любования разными позами, которые принимала перед камерой ее кошка Лохматка, все мои надежды, а также и ее чары куда-то развеялись…

Я невольно расхохоталась.

– И влетают мне эти свидания в кругленькие суммы, – продолжал он с негодованием. – Все они заказывают самые дорогие коктейли.

Я осушила свой дорогущий коктейль и покачала пустым бокалом у него перед носом.

– А чего же ты хотел, дорогой: чтобы кто-то согласился на вечер в твоей компании, придется платить. Еще налей, пожалуйста!

Пока Саймон был у бара, я раздумывала над его откровениями. Итак. Никакого улетного секса с двадцатитрехлетней эквилибристкой? Или он осторожничает и что-то не договаривает? Однако, если бы у вас был секс под куполом цирка, вы бы стали описывать свою жизнь как «довольно однообразную»? Может ли так случится, что несмотря на все его плюсы именно Саймон помрет в одиночестве, потому что у меня уже завелся бойфренд (по-любому, даже чисто теоретически, Джек засчитывается как бойфренд в нашем с Саймоном соревновании), и Я ВЕДУ В ЭТОЙ ИГРЕ?

И все равно это нечестно: он ходит на свидания без каких-либо лишних усилий, эти женщины сами кидаются на него на этих сайтах, в то время как я получаю дикпики, грубые комменты или просто откровенный игнор. Я решила, что как-нибудь упомяну исподволь в нашем разговоре Тома-Айронмэна, чтобы Саймон не задирал нос и не думал, что только он ходит по свиданиям, а уж мои варианты будут покрепче и побрутальнее, чем он сам. И мне вовсе не надо говорить, каким нудным чурбаном оказался Том на самом деле.

После очередного бокала Саймон предложил заказать что-нибудь поесть, а я уже так проголодалась, что согласилась с ним поужинать и выпить еще, а потом еще накатить бренди, точнее три стопочки бренди, а потом он предложил взять одно такси на двоих, и когда мы доехали ко мне, он предложил выпить на посошок, а мне так не хотелось одной заходить в темный, холодный, пустой дом (обиженные собаки не в счет). Поэтому он зашел в дом, и мы хлопнули виски, а я заговорила о Томе и его подготовке к Айронмэну, а Саймон весь так сник и загрустил, а потом поцеловал меня. И мне было так приятно от поцелуя, настоящего поцелуя, меня так долго не целовали, причем он целовал так, как нужно, как мне нравилось. Тут все как-то одно за другим пошло-поехало, и уже было не до поцелуев. Совсем не до поцелуев. Та большая пачка презервативов, которые я купила с намерением подарить Джейн и прочитать сопутствующую лекцию о безопасном сексе, когда у нее будет подходящее юморное настроение, пришлась очень кстати. Ну не вся пачка, разумеется. Саймону ведь уже сорок шесть. Но три раза пригодилась.

Он все еще здесь, вовсю храпит, а я лежу с открытыми глазами. Бренди, вино и мартини постепенно покидают мою кровеносную систему, а моя способность здраво оценивать ситуацию потихоньку возвращается, и тут я задаюсь вопросом, что за нахуй, о чем я только думала и какого хрена я вела себя как вавилонская блудница? Бля, какой же надо быть ДУРОЙ, чтобы напиться и переспать с бывшим мужем? Но где-то в глубине души я осознаю, как мне этого не хватало, и в то же время переживаю, а вдруг Саймон подумает, что мы опять вместе, и будет так неловко, а вавилонская блудница во мне не унимается и шепчет, что, может, поставить это на регулярную основу – встречаться по старой памяти, пока что-нибудь получше не обломится, потому что это было здорово. Но как быть с Джеком? Считается ли это за измену, если мы пока только переписывались? Может, надо сейчас растолкать Саймона и отправить его домой? Но, с другой стороны, утром у него всегда получалось сделать это по-быстрому, а потом пусть валит к себе домой? Может, это не будет считаться изменой Джеку, потому что мы с Саймоном занимались этим задолго до того, как я познакомилась с Джеком? Исходя из общего количества за все эти годы, что значит еще каких-нибудь три раза? Или четыре?.. господи…

Немного раздражало и то, что мы с Саймоном до какой-то степени пошли на поводу у детей и попали в подготовленную ими западню. Я не могу думать обо всем этом одновременно. Подумаю об этом завтра. Как Скарлетт О’Хара. Вот именно. Завтра. Не могу поверить, что я это сделала. Не верю, что я еще рассчитываю, как можно сделать это еще разок. Господи, как все запутанно! Это не должно повториться. Я вчера испытывала такое превосходство над Саймоном, а потом пошла и завалилась с ним в кровать, как ни в чем ни бывало. Может, разбудить его сейчас и прогнать? Будет ли это невежливо с моей стороны? Жаль, я не могу повернуть время вспять, чтобы этого не было.

Чувствую, как снаружи Джаджи буравит взглядом дверь. Он всегда негодовал, когда мы выставляли его за дверь во время секса, и Саймон никогда не вызывал у него уважения! А бедняга Барри ни о чем и не догадывается, он, наивный, и не попадал, наверное, в такой переплет!

Суббота, 21 июля

Когда я проснулась, Саймон все еще спал. Было так странно снова просыпаться рядом с ним – вроде так привычно и в то же время ужасно неловко. Какой протокол действий после того, как случайно переспала со своим бывшим мужем? Учитывая, что он присутствовал при родах и видел, как два человека вылезли из моего чрева, можно ли при нем пускать газы в кровати? Или нужно обнулиться и вернуться к тому моменту, когда вы считаетесь новыми партнерами, и поэтому ты сдерживаешься и не портишь при нем воздух, потому что ты еще как бы леди?

Потом мы встали и пошли готовить завтрак. Саймон был в восторге, что ему не придется пить растворимый Nescafé трехлетней давности, потому что из-за секретных вылазок Ханны ко мне на кофе я вложилась в хорошую зерновую арабику. Мы сидели на кухне за столом и болтали, и не было никакой неловкости в нашем разговоре, даже наоборот, было здорово общаться с человеком, а не с бессловесными собаками.

– Знаешь, – сказал Саймон, оглядывая мою кухню, – ее можно увеличить, причем превратить в большую кухню-столовую обойдется совсем недорого, а в кладовке можно установить душ. Так у вас будет больше места.

– Да, я знаю, – сказала я, и мое благодушие начало постепенно сходить на нет по мере того, как он стал опять вмешиваться в мою жизнь. – У меня был такой план. Просто нужно найти время, не говоря уж о деньгах.

– Я могу набросать для тебя планировку, – предложил он. – Если помнишь, я ведь архитектор. Зачем платить кому-то, если я могу сделать это бесплатно? И я могу подогнать тебе хороших строителей, у нас на работе есть проекты с ними.

– Зачем тебе это надо? – спросила я в замешательстве. – Это такая плата за секс? Не нужно этого делать.

– Вовсе нет! – воскликнул Саймон. – Я хочу это сделать, чтобы тебе было приятно и чтобы нашим детям было хорошо. Я все еще забочусь о вас, Эллен. Он положил свою ладонь на мою руку. Я промычала что-то невнятное, оттянула свою руку и тут же пошла пятнами, потому что на телефон пришло сообщение от Джека.

Надеюсь, ладошки у географа не потные;-) хх

– Кто это? – спросил Саймон. – И почему ты покраснела?

– Никто! – соврала я. – Какая-то страховая компания, опять хочет мне что-то предложить.

Телефон завибрировал, и на экране появился номер Натальи. Я подняла трубку, такое облегчение поменять тему разговора, хотя это я должна была позвонить отцу и Наталье. Но эта моя провинность не шла ни в какое сравнение с тем, что я ощущала себя падшей женщиной с пылающим клеймом алой буквы на груди, потому что получала сообщения от одного мужчины, в то время как завтракала с другим, который вообще не должен был находиться в этом месте в это время.

– Наталья! Привет! – радостно затрещала я в трубку. – Как вы там? Все собиралась позвонить.

Наталья издала странный звук, а потом тусклым голосом, совсем непохожим на ее обычно резкий тон, спросила: «Эллен, рядом с тобой кто-нибудь есть? Кроме детей?»

Вот блин. Как она догадалась? Она меня осуждает? Да нет, с чего бы это. Она сама замужем за исправившимся бабником, у которого в жизни женщин было больше, чем званых обедов. Ох ты ж господи, может быть, эти повадки у меня от моего отца?

– Эээ, Саймон вот недавно зашел, – осторожно ответила я.

– Хорошо, это хорошо, потому что я не хочу, чтобы ты одна была сейчас. Эллен, я в больнице. У твоего отца был удар. Врачи полагают, что это обширный инсульт и все очень серьезно. Тебе надо приехать сюда, Эллен.

– Папа? – в смятении я не могла ничего сказать. – Должно быть, это ошибка. Он поправится, он никогда в жизни не болел…

– Эллен, тебе надо приехать попрощаться, – мягко прервала меня Наталья.

Трубка выпала у меня из рук.

После этого я была как в тумане. Откуда-то доносились странные хлюпанья, оказалось, что это я издавала такие жуткие звуки. Саймон подхватил трубку и стал спрашивать у Натальи, в какой больнице, потом позвонил детям, отвез меня к Ханне забрать детей, как ни странно, они были наготове и выскочили оттуда прямиком в машину, а я не могла ни с кем разговаривать, даже Ханне ничего не сказала, и потом мы все очень долго ехали в больницу.

– Дедушка умирает? – с побледневшим лицом шепотом спросила Джейн.

Я открыла было рот, чтобы заверить ее, что конечно же нет, такого не случится, в больнице ему делают все, что нужно, но вместо этого разрыдалась.

Вмешался Саймон.

– Судя по тому, что сказала Наталья, скорее всего, так оно и есть, милая. Это очень печально. Вам всем надо сейчас собраться с духом: тебе, Питеру и маме.

Питер ничего не сказал, просто отвернулся и уставился в окно, прикусив нижнюю губу.

Мы приехали в больницу, Саймон высадил нас у входа, а сам отправился узнавать, где ему припарковать машину, потому что в современных больницах все так бесчеловечно устроено: если вам довелось приехать в больницу с какой бы то ни было целью, местная администрация и не подумает, что у вас и так достаточно причин волноваться, поэтому вы должны объехать весь больничный комплекс по улочке с односторонним движением, чтобы найти единственное свободное место на парковке в пяти километрах от самой больницы.

Мы с детьми в это время мчались вдоль бесконечного коридора, их так много и они такие длинные, выкрашенные в этот непонятный бежевый цвет, который можно встретить только в старых больницах. Не знаю, что более отталкивающе действует: эта бежевая краска на стенах старых викторианских зданий или резкий белый свет ламп в более современных пристройках.

Наталья сидела у постели отца. Увидев ее одинокую фигуру, я вдруг осознала, скольким она пожертвовала, чтобы быть с моим отцом, – она ведь намного моложе его, оставила свою семью и друзей в другой стране, чтобы посвятить жизнь человеку, который ей в отцы годился.

Когда мы вошли, она оглянулась и встала. Глаза у нее были красными от слез, а лицо смертельно бледным. «Какое банальное сравнение», – истерично пронеслось у меня в голове, когда я переводила взгляд с Натальи на отца, неподвижно лежавшего в кровати. Умирал-то ведь он, но его лицо не было мертвенно-бледным, а скорее, серовато-синюшным. Тут же в мозгу лихорадочно пронесся вопрос: а есть ли в магазине красок такой оттенок и как он может называться?

– Я оставлю вас с ним наедине, – хрипло сказала Наталья. Она уже все свои слезы выплакала и пыталась держаться перед нами.

– Нет, Наталья, – сказала я. – Не уходи. Конечно, мы хотим попрощаться, но ты не уходи, не надо тебе одной уходить. Подожди, сейчас Саймон придет. Он паркует машину, он придет, побудет с тобой.

Саймон зашел и спросил, хочет ли кто-нибудь чаю. Наталья грустно рассмеялась.

– Британцы. Чай. Вечно этот ваш чай. На все случаи жизни. Я бы водки выпила. Но давайте пить чай.

– Ты и правда хочешь водки? – спросил Саймон.

– У меня муж умирает. Он уже практически умер. Они поддерживают его, чтобы дети смогли попрощаться. Конечно, я бы выпила чего покрепче, а не этот ваш бесконечный дурацкий чай, который мне постоянно суют. Я уже захлебываюсь от этого чая, такой ужасный вкус. У нас в России чай лучше. А у вас это помои, а не чай, – гневно проговорила она.

– Это верно, – печально ответил Саймон. – У меня тут кое-что есть.

Он вынул из бокового кармана фляжку и протянул Наталье. Повернулся ко мне и извиняющимся тоном объяснил: «Пока ты одевалась, я налил сюда из твоих запасов, на случай, если кому будет плохо или еще что».

Наталья схватила фляжку и они вышли в коридор.

– Что надо делать? – спросила шепотом Джейн.

– Не знаю, милая, – шепотом ответила я. – Думаю, надо просто сказать ему, что мы его любим и будем по нему скучать. Говорят, что слух остается у человека до последнего.

– Как думаешь, он слышал, что Наталья хотела водки выпить? – подал голос Питер, впервые за все время, что прошло с тех пор, как мы забрали их от Ханны.

– Вполне возможно, – сказала я. – Даже если и слышал, то, наверно, посмеялся бы. Он всегда говорил, что терпеть не может женщин, у которых глаза на мокром месте и которые стенают, воют, слезы льют по поводу и без. Когда я была маленькой, он мне давал пять фунтов, чтобы я переставала плакать.

– Помнишь, папуля? – спросила я его, садясь рядом с ним на кровати.

И вдруг меня отпустило. То, что мне представлялось как драматическая сцена прощания у смертного одра, с театральным заламыванием рук, скрежетом зубов, причитаниями «О папа, МОЙ ПАПОЧКА!», вдруг исчезло, и все стало простым и понятным. Дети и я сидели вокруг него, держали его за руки, я рассказывала истории из своего детства, они вспоминали, что запомнили о дедушке из своего. Даже смеялись, когда вспоминали что-то дурацкое. Но я все еще не могла осознать, что сижу тут и прощаюсь с отцом. Мой папа, такой живой, бесконечной энергии человек, хулиган, ни разу не раскаявшийся ни за один свой проступок или измену, пил такие крепкие напитки, что подметки отваливались, папа, который откупался от слез дочки пятифунтовой монетой и который повторял, как мантру, что жизнь слишком коротка, чтобы не наслаждаться ею каждую минуту. Я вспомнила наш последний разговор, когда он сказал, что гордится, какая у него сильная дочь. Я поняла, что не могу подвести его сейчас. Он говорил, что у меня такой сильной характер от матери, но именно он внушил мне, что у меня сильный характер.

– Да, папа, – сказала я. – Не скажешь, что тебе есть о чем жалеть, что ты не сделал чего-то или хотя бы не попробовал сделать в этой жизни.

– Так сколько раз дедуля был женат? – спросил Питер.

– Эээ, четыре, – с трудом подсчитала я. – Может, пять, насколько я знаю.

– Считая бабулю и Наталью?

– Конечно, считая бабулю и Наталью. Он же не Генрих VIII, – раздраженно ответила я.

Я начала рассказывать им историю о том, как однажды у меня всю четверть по истории были одни пятерки, потому что отец без стыда и совести стал ухлестывать за нашей историчкой (старой девой) после одного из родительских собраний, но тут приехала Джессика и нарушила наш больничный покой.

– О папа, МОЙ ПАПОЧКА! – завыла она. – И как это ты опередила меня, Эллен? Где врачи? Мне надо с ними поговорить. НЕМЕДЛЕННО. И никаких интернов. Мне нужен главный врач, я не буду общаться с каким-то младшим медперсоналом. Нил. НИЛ!

Мой долготерпеливый зять появился в дверях.

– Спорю, Эллен даже не пришло в голову поговорить с врачами, иди и сейчас же приведи мне доктора. Нормального. Персефона, Гулливер! Подойдите к дедушке, попрощайтесь. Где эта женщина, на которой он женат? Не надо мне ничего сейчас говорить. Уж теперь, когда она добилась своего и доконала моего отца, не думает ли она, что ей даже не нужно здесь присутствовать? Я буду оспаривать завещание. И буду настаивать на вскрытии. Надо убедиться, что не было никаких сомнительных следов.