Текст книги "Почему маму всё достало"

Воскресенье, 30 сентября

Сегодня целый день Джейн бродит по дому в черном глухом свитере и с трагическим бледным лицом. Несколько раз я заставала ее пишущей что-то в записную книжку, что в сочетании с глухим черным свитером наводило на мысль, что она пытается писать стихи. Оставалось только надеяться, что ее попытки будут удачнее, чем поэтические эксперименты ее папаши и тетушки. За завтраком она также драматично заявила нам, что отрекается от мужчин навсегда.

Однако после обеда она залетела на кухню со страдальческим стоном.

– Мааааааам! – заныла она.

– Что? Что случилось? – в панике закричала я, собаки хором залаяли, на всякий случай, вдруг к нам ворвались грабители.

– Я пыталась заблокировать Гарри в инстаграме, а вместо этого нажала на его сторис и посмотрела их. Боже, сейчас он подумает, что я слежу за ним, а я же строила из себя снежную королеву, которой на него наплевать и для которой он перестал существовать, и ЧТО МНЕ ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ?

– В смысле? – спросила я в полном замешательстве.

– Сторис. СТОРИС, мама!

Мне это ничего не говорило.

– Когда вокруг фото горит красный кружок, это значит, что человек запостил сторис, но она доступна только 24 часа. Ну, это как в снэпчате, – попыталась объяснить Джейн.

– Да знаю я, что такое сторис, – пренебрежительно ответила я на ее объяснения. – В чем проблема-то?

– Да в том, что люди видят, кто смотрел их сторис, вы смотрите чужие сторис, только если вы хорошие друзья, или это твой парень, или человек тебе нравится, ну или если ты следишь за ним.

Господи. Откуда ж мне было знать про инстаграмовский этикет? В наши дни все эти ужасы «А я ему нравлюсь? / А может, не нравлюсь?» были мучением, но теперь все эти домыслы и догадки надо еще помножить на соцсети. Кто бы в наше время мог подумать, что один случайный клик на фотку мальчика – и все, твоя репутация запятнана и жизнь закончена? Но эти сторис, оказывается, могут подвести и меня, ведь теперь Найджел Слейтер подумает, что я без ума от него, тогда как я без ума от его дома. И его ужинов. И его сада. Хотя, наверно, я не в его вкусе.

Также было облегчением узнать, что Саймон еще не так сильно освоил инстаграм, чтобы постить там свои сторис, а то бы он давным-давно смекнул, что я не прочь последить за ним в инсте…

– Так что же мне теперь ДЕЛАТЬ, мам? – ныла Джейн.

– Не знаю. Ты можешь это отменить?

– Нет, конечно, в этом вся суть, мама! Боже, это просто невыносииимо, – застонала еще громче Джейн. – О господи, он мне что-то пишет. Спорю, он требует, чтобы я прекратила за ним следить. Может, мне вообще не открывать его сообщение? О боже, я должна знать, что он там мне написал.

Джейн прочитала сообщение и подняла на меня взгляд.

– Мам, он извиняется, пишет, что вел себя как урод и что вчера был не в себе, и просит дать ему еще один шанс. Что мне теперь делать?

– А ты сама чего хочешь?

Джейн подумала и потом начала бешено набирать текст.

– Получай! – сказала она удовлетворенно.

– Нууууу и что же ты написала? – попыталась я узнать.

– Я написала ему, чтобы шел на хуй, что у нас все кончено, и что я кидаю его в ЧС и удаляю его номер, потому что не хочу о нем больше слышать, и чтобы он знал, что у Тилли герпес.

– Правда?

– У нее на губе всегда болячка выскакивает. Это же герпес?

– Ну вообще-то да. Хотя это было низко с твоей стороны.

– Ничего подобного. Она не знала, что он меня бросил, и все равно с ним сосалась. Тоже мне, подруга называется. А он сделал мне больно, так что после этого пусть даже и не рассчитывает со мной помириться.

– Ну что же, правильно сделала, доченька.

Джейн заулыбалась.

– А еще Софи мне сказала, что после того, как я ушла, соседи Милли вызвали полицию, потому что музыка была слишком громкой, и Люка Эллисона везли домой в полицейской машине, потому что он ругался с соседями и называл их фашистскими свиньями, так что после всего этого никто и не вспомнит, что Гарри меня бросил, а после его сообщения получается, что это я его бросила, так что мы с ним квиты.

Ох, как же ветренны эти подростки и непостоянны в своих чувствах!

Если Сэм прав, что Саймон все еще питает надежды на наше примирение, и сейчас моя очередь его бросать, то будет ли это считаться, что мы с ним квиты?

Октябрь

Суббота, 6 октября

Наконец-то осень наступила! Я люблю осень, «пору плодоношенья и дождей», хотя ВВС своими ужасными документалками про Джона Китса загубило это прекрасное стихотворение. Листья желтеют, белки мечутся по своим беличьим делам (в нашем саду я белок что-то не вижу, вероятно, из-за охотничьих наклонностей Джаджи, и даже если не он их разогнал, то эти мерзкие курицы их распугали – я тут недавно прочитала, что эти курицы зимой не несутся, что было бы нормально, если бы они до этого соизволили снести хоть бы одно яичко! Я даже прошлась вокруг курятника, размышляя вслух, что, может быть, мы нарушим традицию и на это Рождество не станем запекать индейку, а запечем кого-нибудь другого, но эти тупые птицы намеков не понимают, только и умеют, что в курятнике гадить, а мне потом выносить), и нам всем надо готовиться к зимовке и думать, как дотянуть до весны.

Можно уже наконец сбросить с себя кисейные летние платьица, топы с открытыми плечами, короткие шортики и невесомые юбки, которые взлетают от самого слабенького ветерочка, и ты всегда боишься, что в следующий раз не успеешь придержать подол и все увидят твое белье, теперь можно надеть солидную обувь и безразмерные свитера, под которыми все твои складки и жировые отложения будут не так заметны. Замечательнее всего то, что до весны никто не увидит ни дюйма твоего тела, так что можно расслабиться и не брить ноги – хороший бонус, когда живешь одна, да и теплее от растительности на теле. Поменьше бритвы в разных местах и побольше толстых свитеров – и я бы могла, наверно, сэкономить на счетах за отопление, хотя это я размечталась, потому что мои глупенькие дети ходят по дому в футболках и стоит только задуть осеннему ветру, как они включают отопление на полную мощность, не обращая никакого внимания на мои крики отойти от термостата и надеть что-нибудь, – наверно, я уже окончательно и бесповоротно превратилась в настоящую взрослую тетю.

Каждую осень меня посещают видения, как я превращаюсь в чудесную розовощекую деревенскую хозяюшку, которая споро варит, стерилизует и закатывает в банки обильные дары щедрой природы, хотя я понятия не имею: а) что конкретно надо делать для стерилизации и консервации, и б) где взять время на то, чтобы варить, стерилизовать и консервировать. Боюсь, в детстве, когда я была наивна и впечатлительна, я слишком много раз читала книжку «Маленький домик в прериях».

Тем не менее у нас в саду растет яблоня, и я питала большие надежды, что в один прекрасный день мы с детьми будем собирать яблоки, а там, глядишь, и до моей осенней заготовки и консервации рукой подать, буду печь пироги с яблоками, варить яблочный джем и что там еще делают из яблок. Яблочную чатни? Есть такой рецепт? Несомненно, должен быть где-то рецепт.

Однако дети, как всегда, внесли коррективы и в мою жизнь, и в мои грандиозные осенние планы. В день сбора яблок они должны были резвиться и скакать в саду вокруг яблони, так что к вечеру их щечки разрумянились бы, как те наливные яблочки, которые они сами собрали и теперь с наслаждением ели, а сами дети были бы утомлены работой на свежем воздухе, но так #довольны, что этот день запомнился бы #навечно. Но этот день пошел под откос, как и все мои предыдущие славные проекты, в которые я безуспешно пыталась вовлечь своих деток в течение года, – они их превращали в полное и безоговорочное фиаско.

Каждый раз, когда я пыталась устроить с детьми душевную прогулку по осеннему парку, где мы бы сгребали и подбрасывали в воздух желтые листья, они натыкались на собачьи говняшки и подбрасывали их – однажды Джейн умудрилась так метко залепить какашкой в Питера, что та размазалась по всей его новой куртке, он ответил таким же прицельным огнем, они подрались и оба вывалялись в грязи, как поросята, а обе новые куртки были окончательно испорчены – все закончилось тем, что дети ревели, я была вне себя от ярости, так что просто чудом мы с Саймоном не развелись в тот же самый вечер, когда он пришел домой после своей Очень Важной и Трудной Работы и спросил у своей обмазанной дерьмом и залитой слезами семьи, хорошо ли мы провели день.

Так, это я отвлеклась, вернемся к сбору яблок. Понятно, что выманить детей из их зловонных логовищ на свежий воздух стоило мне больших трудов. Как бы я ни взывала к их совести, они затаились в своих берлогах и не показывали носа, но стоило сменить пароль к вайфаю, как тут же они выскочили оттуда, злые как черти, а новый пароль я им согласилась объявить только после того, как они помогут мне собрать яблоки.

Скажу без ложной скромности, я нарядилась для сбора урожая просто изумительно: на мне был уютнейший джемпер, офигенная вельветовая юбка и крутые ботинки. Мой образ можно было помещать прямиком в каталог Лоры Эшли, таким он был образцовым и выверенным (от стиля Фелисити Кендал я намеренно отказалась, потому что потом замучаешься выпутываться из комбинезона). Как я ни пыталась внушить детям все эти пятнадцать лет, что все в человеке должно быть прекрасно, до них эта мысль, видимо, так до сих пор и не дошла, потому что Джейн явилась в сад в пижаме, а Питер – в шортах. Шорты не вписывались в мое осеннее настроение, но Питер был непреклонен, как и Джейн, они оба выступили единым фронтом и заявили, что либо я принимаю их в таком виде, как есть, либо они возвращаются восвояси, а я могу собирать яблоки одна.

Много дискуссий вызвали паданцы, ибо мои драгоценные детки не собирались к ним притрагиваться, потому как там могли быть «черви или еще какое дерьмо», а когда я им сказала, что паданцы пойдут на варенье, дети были в шоке от перспективы есть то, что обоссали лисы и облизали улитки. После продолжительных переговоров они согласились собрать упавшие яблоки при условии, что те пойдут на корм курам. Как и следовало ожидать от этих подлых птиц, они даже и глазом не моргнули, когда я принесла им в курятник свежих розовых яблочек, и я еле сдержалась, чтобы не зарядить одной из них это яблоко куда подальше, может, это бы их хоть немного развеселило.

Потом дошло дело до яблок на дереве. Дерево оказалось довольно высоким, и я предложила воспользоваться приставной лестницей. Для детей было новостью, что у нас в хозяйстве есть такая вещица, они нехотя потащились в сарай и спустя какое-то время вернулись, утверждая, что нет там никакой лестницы. Пришлось идти туда вместе с ними и показывать, что висящее на стене лестницеподобное приспособление – это и есть искомая ЛЕСТНИЦА. Дети без зазрения совести заявили, что вообще в первый раз ее видят, на что я усилием воли заставила себя не реагировать и попросила вынести лестницу в сад. Вынося лестницу, они успешно разбили окно в сарае. Хорошо, что в сарае только одно окно и это сарай, а не теплица.

Наконец лестница установлена, и начались дебаты, кто же туда полезет. Джейн заявила, что не полезет, потому что боится высоты. «С каких это пор?» – поинтересовалась я, на что Джейн начала с энтузиазмом рассказывать длинную историю о том, как она всегда по жизни боялась высоты, и если этот факт ускользнул от меня, то это в очередной раз доказывает, что я – никудышная мать и люблю Питера больше, ибо если бы он боялся высоты, то я бы это наверняка запомнила, и потому к ней относятся несправедливо, и тут я была уже на грани жизни и смерти, и потому просто решила, что не надо Джейн лезть на дерево. В этот момент Питер выступил с заявлением, что если все считают, что он полезет на дерево, то все сильно ошибаются, ибо это очередная несправедливость по отношению к нему, поскольку в наших глазах его жизнь, очевидно, ни гроша не стоит, раз я, его мать, заставляю его рисковать своим здоровьем и карабкаться по шаткой лестнице, а вот Джейн, видите ли, не рискует своей драгоценной жизнью, и теперь ему понятно, что мы женщины заодно, и мне, его матери, видимо, все равно, если он упадет с дерева и разобьется насмерть, потому что мне, как женщине, Джейн ближе. Я не стала дожидаться, чем закончится его тирада и полезла по лестнице сама, и если повезет, я сорвусь и упаду, и покалечусь так, что буду долго лежать в больнице (но вылечусь и встану на ноги, конечно) и не буду выслушивать эти тупые препирательства моих демагогов о том, кого из них я больше люблю, потому что в тот самый момент я любила своих собак больше, чем своих детей.

Дети бродили под деревом, пока я сбрасывала вниз яблоки, целясь в пустую коробку от доставки Amazon (я хотела, чтобы там стояла плетеная корзина, но Джейн сказала, что это «уже слишком», и пришлось согласиться на коробку), я собрала все яблоки с тех веток, куда могла достать, и даже немного потрясла соседние ветки, но дальше я не доставала, поэтому решила залезть на саму яблоню.

Лазанье по деревьям – это мой конек. В детстве я очень ловко лазила по деревьям. Печально, что лазить по деревьям в сорок шесть лет намного труднее, чем в шесть, – нет уже той гибкости и резвости, которые очень и очень важны в этом деле. В общем, как нетрудно догадаться, я застряла. Когда тебе далеко за сорок и ты застряла на дереве, трудно сохранять достоинство и приличный вид, и не помогут ни уютный вязаный свитер, ни очаровательная вельветовая юбка. К тому же в юбке застрять на дереве проще простого, так что не советую, да и дети стали возмущаться, что им снизу видно мое белье. Как ни странно, мне было на это наплевать, потому что когда стоишь на хлипкой ветке, которая в любой момент может подломиться под твоим весом, и ты рискуешь жестко приземлиться, пролетев несколько десятков метров (ну даже если и три метра), то цвет твоих труселей тебя волнует меньше всего.

– Может, позвонить пожарным? – предложила Джейн.

– С ума сошла? – взвизгнула я. – Не хочу, чтобы еще кто-то это видел.

– А что же тогда нам делать? – недовольно начал бурчать Питер. – Тут вообще-то холодно, не май месяц.

– Потому что ты меня не послушал и вышел в шортах, – отмела я его жалобы. – Не знаю, что вам делать. Придумайте что-нибудь.

Джейн оторвалавась от экрана телефона:

– Мам? Можешь меня подвезти?

– Сама не видишь? – огрызнулась я.

– Мам, мне нужно ехать прямо сейчас. У меня свидание с Виллом Андерсоном.

– Что ты говоришь! И ты решила сейчас поделиться этим со мной? – поразилась я.

– А почему бы мне с матерью не поделиться? – резонно заметила она. – Ради бога, мать моя, просто сдвинь левую ногу на десять сантиметров влево и чуть вниз, а правую поставь чуть правее на пятнадцать сантиметров и спускайся вниз. Делов-то.

Могла бы и раньше меня направлять, подумала я, однако сам факт, что мне рассказали о свидании и не надо следить за дочерью в инсте, был таким окрыляющим, что я спустилась без проблем. А еще не надо просить Питера пустить меня с его аккаунта, потому что Джейн разблокировала меня, но при условии, что я нигде не буду ее отмечать.

– Можно меня тоже подбросить в гости к Тоби, это же по пути в город? – попросил Питер.

– А я надеялась, что мы все будем готовить пироги с яблоками, варить чатни и изображать семейную идиллию сегодня вечером, – обиженно сказала я.

– Да, здорово, конечно, только дедушка Тоби купил для него GTA-5, и Тоби сказал, что мы все можем приехать к нему поиграть.

– Питер! Но это же ужасная игра.

– Мам, а ничего, что я годами сижу за GTA-4? Мам, ну пожалуйста, там будут все мои друзья. Я могу там остаться ночевать, так что тебе не надо будет забирать меня оттуда вечером.

– Отлично, – сказала я. Джейн заявила, что доберется домой (это отстой, когда тебя мама забирает со свидания, а в город ее, конечно же, везти надо, но я должна высадить ее где-нибудь за углом, чтобы никто не видел). Что мне оставалось делать, идеальная сельская картинка рассеялась, пришлось писать Джеку, который, на удивление, не был на дежурстве и не оперировал очередного проглота-лабрадора, так что мы с ним договорились встретиться и пропустить по стаканчику, а то и по два. Я успела вернуться домой чуть раньше, чем Джейн приехала из города. Она умудрилась не пропустить последний автобус и пребывала в такой эйфории от свидания, что было видно за версту – у девочки новая «лябофь», ей было не до слегка подвыпившей мамы и не до исстрадавшихся взаперти псов…

Среда, 17 октября

Сегодня вечером мне надо было идти на родительское собрание к Джейн (скорее, мамское собрание, потому что Саймон опять был в очередной важной и неотложной командировке). Он практически никогда не посещал школьные собрания, так что я привыкла ходить туда одна. И мне на самом деле было очень интересно узнать, что там учителя скажут про Джейн, потому что она сама оставалась глуха к моим ежедневным увещеваниям в том, что этот год очень важен для нее, и что результаты выпускных экзаменов определят ее будущее, и, может быть, она уже начнет заниматься вместо того, чтобы чатиться с Софи или отчаливать на очередную вечеринку, с которой ее надо забирать в два часа ночи.

На все мои отчаянные просьбы сесть за учебу я слышу либо «мам, расслабься!», либо «все путем!» (понятия не имею, откуда она берет такие выражения), так что, с одной стороны, я ожидала, что учителя Джейн наконец поведают мне, что мой ребенок вундеркинд с потрясающими интеллектуальными способностями и нам незачем беспокоиться о таких мелочах, как выпускные экзамены, потому что ее уже ждет докторская степень по астрофизике (как минимум, я на это очень рассчитываю, если честно; Джессика, например, всегда открыто выражает свое негодование, что учителя до сих пор не разглядели в Персефоне и Гулливере те таланты и способности, которые в них заложила мать-природа и мать Джессика, и никак, нигде, никоим образом этого не отмечают). С другой стороны, я в равной степени ожидала и приговора от учителей, что Джейн завалит все экзамены, если она сейчас же не засядет за учебу и не будет безвылазно заниматься в своей комнате и день и ночь.

Родительское собрание в средней школе все еще смахивает на толкотню медведей в берлоге. Хорошо, что дети уже не в начальной школе и тебе больше не приходится сидеть на маленьком стульчике за низенькой партой, а твои колени не торчат у тебя за ушами, в то время как сама учительница сидела за нормальным столом и на большом стуле, и, наверно, для нее видеть родителей в таком приниженном положении было моральной компенсацией за то, что ей приходилось терпеть выходки их детей, их пердеж и скулеж в течение всего учебного года. С другой стороны, плохо, что тебе надо пробиваться ко всем учителям-предметникам через толпы таких же страждущих и агрессивно настроенных родителей, которым наплевать, что есть очередь и ты записывалась на прием к каждому учителю заранее, ведь им нужно «только спросить кое-что» у мистера Батлера, учителя математики, около кабинета которого уже развернулись родительские гладиаторские бои.

На индивидуальную беседу с каждым учителем отводится по пять минут, но мне, как всегда, везет, потому что передо мной обязательно оказывается какая-нибудь бешеная мамаша, которой бедный учитель вынужден минут двадцать втолковывать, почему ее Джонни нельзя приносить в класс горелку Бунзена и поджигать ее на уроке, и что вся школа была бы очень благодарна, если бы малыш Джонни перестал толкать своим одноклассникам клей на уроках английского. Иногда мне везет по-другому, и тогда я застреваю в очереди еще на полчаса, потому что мамаша зубрилки Либби без конца щебечет о талантах и способностях своей Либби и требует от учителей и школы, чтобы те давали такой пытливой ученице больше знаний, на что несчастный учитель отчаянно пытается вставить свои комментарии о том, что, определенно, Либби не глупа, но и особыми талантами не блещет.

Наши дети больше не играют на детских площадках, где родители успевают пообщаться, так что теперь наши встречи и разговоры происходят на родительских собраниях. Ханна беззастенчиво разыгрывала свою козырную карту беременной женщины и шла прямиком в начало очереди, где шантажировала родами, которые могут начаться в любую секунду, и сразу получала доступ к нужному учителю, так что ее обход учителей был завершен в рекордные 60 минут – Ханна не скрывала своего удовлетворения, хотя сейчас это единственное доступное ей удовольствие, потому что я могла накатить вина после этого адского марафона, а она должна соблюдать режим, по ее словам, вино гораздо приятнее, чем лезть без очереди. Бедняжка Ханна, эта беременность ей уже поперек горла. И ее нельзя винить, я помню, как мучительно долго тянутся последние недели и ты всем сердцем ждешь того момента, когда твое тело вскроют, чтобы суккуб наконец покинул его.

Я наткнулась на Идеальную Мамочку Идеальной Люси Аткинсон (по тому, как она на мой вопрос: «Какой экзамен выбрала Люси?», вздрогнув, ответила: «Слава богу, историю», сдается мне, что вечер быстрых свиданий для нее закончился географией), и мы с ней мило поболтали, пока ждали в длиннющей очереди к математику. «Мило поболтали» – не совсем точная фраза для описания нашего высокоинформативного разговора, потому как она сразу же спросила меня, переспала ли я уже с Саймоном после того, как мы с ним развелись. Когда я ответила утвердительно, она заявила, что это очень распространенное явление, на самом деле, все делают это по разным причинам. «Только не надейся, что таким способом сможешь его вернуть», – сказала она.

– Этого мне еще не хватало! – с жаром ответила я.

– Но это хороший способ мести, – продолжала делиться своей мудростью мама Люси. – Я даже погуглила, можно ли заразиться за деньги каким-нибудь ЗППП, чем-то безобидным для женщин, что легко лечится антибиотиками, но неприятным для мужчин, чтобы его член весь покрылся язвами и струпьями так, чтобы: а) ссать ему приходилось бы сквозь слезы и б) пришлось бы объясняться с Фионой. Но, к сожалению, такого в интернете не купишь – видимо, это единственное, чего в интернете не найдешь! Так что я просто сделала несколько селфи с ним, пока он спал в моей постели, в моей новой квартире, так что при случае смогу отправить Фионе фотки этого мудака. Послужит ему уроком! А что ты сделала, чтобы отомстить своему бывшему?

А я ничего такого для мести и не предпринимала, если только не считать того, что я дразню его, что у меня есть сарай, а у него нет. Странно, но я не хочу мстить, по крайней мере, сейчас. Я просто хочу жить своей жизнью. Я так и заявила маме Люси, на что она цокнула языком.

– Господи, Эллен, ты ведь даже и не пыталась, – пожурила она меня. – Мстить надо, во что бы то ни стало.

К счастью, в этот самый момент мама Оливии Джессоп закончила разговаривать с учителем и подошла моя очередь, но мне было трудно сконцентрироваться на том, что говорил математик, потому что у меня мысли крутились вокруг того, что сказала мама Люси, и я не могла понять, стала ли она менее идеальной из-за своего желания отомстить по полной своему бывшему, или же она еще больше приблизилась к идеалу.

В очереди к миссис Дженнингс, учительнице французского языка, ко мне подсел Сэм, и я была очень рада его видеть, в том числе и потому, что до этого я минут двадцать слушала, как мама Либби очень подробно рассказывала миссис Дженнингс про летние каникулаы в шато на Луаре и пыталась добиться от учительницы прогнозов, сможет ли Либби получить высший балл на выпускном экзамене по французскому (да, я знаю, что у всех выпускные экзамены, но Вы же можете нам помочь. У нее есть репетитор, но, может, нам нанять еще одного? Порекомендуйте кого-нибудь! Что значит, Вы не можете этого делать?). После бесконечного ожидания в очереди было таким благословением услышать от учителя, что у Джейн с французским все нормально и было бы еще лучше, если бы она проявляла больше прилежания и инициативы, такие отзывы о ней я слышала практически от всех ее учителей по всем предметам.

Сэм ткнул меня локтем.

– Сколько она там уже болтает?

– Минут двадцать.

– Черт бы ее побрал. О чем можно говорить двадцать минут?

– Они ездили на Луару – не в популярные туристические места, как все остальные, что вы, они поехали в самую что ни на есть аутентичную французскую глухомань – так она еще вошла в раж и стала перечислять все аутентичные французские деревеньки, в которых побывало ее семейство (прямо по списку, все деревни до одной перечислила. Еще хотела фотографии показать), а учительница, оказывается, там и не была, так она начала сомневаться в ее профпригодности и переживать за Либби, сдаст ли та с такой учительницей выпускные экзамены хотя бы на четверку, ведь они же провели все лето на этой гребанной Луаре, ну как вы не поймете. Теперь она перешла к вопросу о репетиторах, она ими мучает каждого учителя. Из-за нее я застряла в очереди на биологию. Слава богу, у меня остался только испанский, но я уверена, что она меня и там опередит, и я уже догадываюсь, что они всей семьей ездили в Барселону…

– Ха! – обрадовался Сэм. – А я уже покончил с испанским, мне осталась только математика, так что я ее обогнал. А ты как-то не очень стараешься все быстрее закончить, да?

– Ты на английском был?

– Нет.

– Вот и не хвастайся тогда, потому что тебе предстоит встать в очередь за мамой Люка Эллисона, смотрю, она только что заняла, так что удачи и терпения, тебе они понадобятся, пока ты будешь ждать и слушать, что Люк демонстрировал свое право на свободу слова, когда накарябал перманентным маркером на очень дорогой интерактивной доске «Нахуй полицию!».

– Блин, это надолго, – ответил Сэм. – Фиг с ними, ты сама как?

– Ммм… получше. Спасибо, что помог тогда с Джейн.

– Да ну, обращайся в любое время. У тебя реально все в порядке?

– Да… только вот Идеальная Мамочка Идеальной Люси Аткинсон считает, что я не дорабатываю, потому что не придумала ничего достаточно ужасного, чтобы отомстить Саймону за то, что он меня бросил. Как думаешь, может, мне ему в штаны какой-нибудь порошок насыпать? Чтобы он чесался?

– Нет, у Идеальной Мамочки Идеальной Люси Аткинсон свои тараканы в голове, это нужно ей, учитывая, каким образом ее муж от нее ушел и к кому он ушел. Отсутствие у тебя порывов мстить – очень здоровый знак. И говорят же, лучшая месть – это счастливая жизнь.

– Так и есть, я очень стараюсь найти счастье в жизни, но не для того, чтобы ему нос утереть, а для самой себя.

– Тогда у тебя все в порядке, дорогая.

– Правда? Спасибо! Ааа, смотри, она поднимается… она идет туда… черт бы тебя побрал, мама Холли Эллис пытается меня подрезать и залезть в мое время. Ни черта у тебя не выйдет, сучка, Я ТУТ СТОЯЛА! Ой. Нет, она опять села. Блин! Миссис Дженнингс видела, как я тут бесилась и закатывала глаза, ни дать ни взять незрелый подросток.

Джейн, что сидела неподалеку и хихикала с Софи над чем-то в ее телефоне, посмотрела на меня и промолвила со вздохом: «Мам, ну ПОЧЕМУ ты меня все время позоришь?»

Сэм заржал.

– Ха-ха-ха! А я ни разу за весь вечер не опозорил Софи.

– Неправда, пап. Ты рассказал отвратительный анекдот про отца мистеру Мэттьюсу, и ему пришлось засмеяться, хотя он ничего не понял, а ведь ему удается общаться со взрослыми только во время родительских собраний, – напомнила ему Софи.

– Она опять встала! Все, я пошла. Джейн, за мной, – я помчалась напролом и плюхнулась на еще теплый после мамы Либби стул, опередив эту дерзкую сволочную маму Холли, которая хотела пролезть без очереди. Блин, какой же горячий стул, аж неприятно.

Когда мы наконец прошли всех учителей (я ошиблась, Либби была в Севилье, а не в Барселоне), во мне не осталось ни малейшего желания жить, в ушах все еще стоял гул учительских голосов, рассказывающих о посредственных успехах наших отпрысков и выражающих надежды, что, может быть, они приложат чуть больше усилий, я потащилась к выходу, но тут меня поймал Сэм.

– Не забывай про нас. Если тебе надо будет с кем-нибудь поговорить, обращайся в любое время. Ты знаешь, где меня найти. Где нас найти, хорошо?

– Спасибо тебе.

Я чувствовала, что мне нужен большой бокал вина, чтобы прийти в себя. Джаджи осуждающе оглядел меня с ног до головы и напомнил, что на его родительские собрания меня никогда не вызывали и если бы я не заводила детей, а, как разумный человек, завела бы только собаку, то мне никогда в жизни не пришлось бы проходить через такие испытания. Он прав.