Текст книги "Почему маму всё достало"

Суббота, 23 июня

Господи, кто-нибудь, придумайте уже наконец способ управлять временем! Большую часть времени у меня не хватает времени ни на что. Я и так верчусь как белка в колесе, и вроде бы дети уезжают на выходные раз в две недели к Саймону, и мне не нужно их забирать, развозить или готовить им ужин, и в моем распоряжении целых сорок восемь часов (большая часть которых уходит на стирку), а ведь это уйма времени – и все равно я не успеваю закончить стирку или заняться саморазвитием; было бы лучше, если бы можно было распределить эти сорок восемь часов равномерно по всей неделе, чтобы каждый день я могла бы сделать что-нибудь еще из бесконечного списка моих дел.

Но, по крайней мере, в эту субботу я смогла сделать важную вещь – увидеться с папой сегодня за обедом, только с ним одним, потому что Наталья уехала в Россию навестить маму. Очень необычно встречаться с папой одной, без детей и без Натальи, и мы душевно пообщались, не отвлекаясь на детей и их перепалки, без ежеминутных напоминаний отложить в сторону телефоны и не меняя тему, если начинаешь говорить или шутить о том, что происходило в жизни папы до Натальи, потому что это было невежливо по отношению к ней.

– Ну как ты поживаешь, дорогая? – спросил папа.

– Хорошо, – бодро ответила я.

– Правда хорошо? Знаешь, я думаю, что ты очень смелая.

– Смелая? Я? Почему?

– Нелегко жить так, как ты сейчас пытаешься жить. Начать все сначала, строить свою собственную жизнь. Для этого нужна смелость, и я горжусь тобой.

– Тогда ты единственный, кто мною гордится. Маме за меня стыдно, они вместе с Джессикой считают, что я перегнула палку, когда начала бракоразводный процесс, по их мнению, мне надо было просто дать Саймону «перебеситься», а дети и вовсе считают, что я разрушила их жизни. По крайней мере, Джейн так считает. Она повторяет мне это раз пять на дню. Питер просто бурчит что-то и ест без конца, но иногда на него что-то находит и он лезет обниматься, так что, думаю, не так уж сильно я его бешу. Саймон? Понятия не имею, что там думает Саймон. Мы с ним говорим только о детях и больше ни о чем. Ну, «говорим» – это сильно сказано. Скорее, я его предупреждаю не разрешать Джейн делать пирсинг и татуировки и чтобы он проверял, прикрывает ли юбка ее пятую точку, когда она куда-нибудь собирается.

– И все же я уверен, что ты смелая. Я не был таким смелым. Мне надо было уйти от твоей матери давным-давно. Да и вообще не надо было мне на ней жениться. Просто так случилось. Все вокруг женились, и мы с ней как-то так сошлись, но мне не надо было доводить до этого, просто я слишком обращал внимание на то, что скажут люди. Даже когда она поймала меня на измене, я бы все равно сам от нее не ушел, она меня бросила. Твоя мать не самый приятный человек на свете, но, черт возьми, у нее очень сильный характер. Ты в нее пошла характером.

– Ничего подобного, – запротестовала я.

– Да, знаю, но у тебя такая же сила воли. И упрямая ты, как она. Поэтому, наверное, вы все время с ней бодались. У вас намного больше общего, чем вы обе готовы признать.

– Не такая я сильная, не такая уж и смелая, – печально сказала я.

– Да нет, ты сильная, вы обе очень сильные, просто тебе надо больше в себя верить. А я всегда в тебя верил, но еще у тебя есть верные друзья – просто не забывай про них и позволяй им помогать тебе, когда нужно. Расскажи, как там Ханна? Слышал, она ждет ребенка? Вот смелая женщина.

После обеда папа сказал: «Здесь недалеко, в одной галерее, идет выставка. Не хочешь посмотреть?»

– Не могу, – ответила я. – Надо бежать, обещала Джейн отвезти ее к парикмахеру, а Питера надо подбросить в гости к другу. Может, в следующий раз?

– Конечно, милая. Знаю, как ты зашиваешься с детьми. Еще раз повторю. Я горжусь тобой. Ну, хватит сентиментальничать. Давай, беги! Эх, молодежь, все время бежите куда-то. Давай, пока.

Приятно, когда тебя все еще причисляют к молодежи.

Суббота, 30 июня

Питер и Джейн у Саймона на этих выходных, Джейн все еще дуется на Саймона за то, что он не разрешает ей приводить кучу подружек на ночевку, а Саймон все еще не возьмет в толк, почему Джейн не может спать одна, без подружек. Я пыталась объяснить ему, что у подростков так принято, что они стадные животные и им неуютно поодиночке.

– Поэтому девушки ходят в туалет все вместе? – спросил он.

– Отчасти, – ответила я, – но скорее для того, чтобы обсудить мальчиков или в чрезвычайной ситуации позаимствовать тампон или косметику.

Саймон только покачал головой в недоумении и пробормотал, что ему никогда не понять женщин. У меня было наготове несколько колкостей, но я сдержалась и не пустила их в ход, просто решила быть выше этого, пока он пытался заставить детей сесть в машину и пропускал мимо ушей их вечный спор, кому сидеть впереди. Я же пыталась не сильно заморачиваться и не задавать вопросов, кому принадлежит вторая тень на фотографии, где он стоит на холме, куда он забрался на прошлой неделе и запостил тогда же (как фотограф он методично следует всем инстаграмовским клише).

Свободная от детей, я занялась кормежкой собак и все думала, как сильно вымахал Барри с тех пор, как я его забрала из приюта, он стал в три раза больше и ел за троих собак. Больше игнорировать этот факт было невозможно, несмотря на все заверения хозяйки приюта, что Барри на тот момент достиг своего окончательного размера, он все еще рос и, вероятно, будет расти и дальше. Меня слегка тревожит, до каких размеров может дорасти эта помесь коня и волка. А еще интересно, когда Джейн признает поражение и согласится, что ее кровать не вмещает их двоих. Питер уже смекнул, что Барри на сто процентов питомец Джейн, а потому стал требовать себе питона. Единственный плюс в его выборе – что кормить питона можно раз в неделю, с такой частотой справится и сам Питер. В остальном же это отвратительная идея, потому что никакого нахуй питона я в своем доме не потерплю. Он же может проглотить Джаджи. Или куриц. Стало очевидно, что дети напрочь охладели к курицам, и теперь это полностью моя забота, но, по крайней мере, у меня есть хорошее оправдание на будущее: если вдруг детям понадобится терапевтическая помощь, я имею полное право сказать, что я ее предоставляла в виде куриц, а они ею пренебрегли. Пришлось тащиться кормить куриц, а они в ответ окатили меня традиционными презрительными взглядами.

– Что? – вопрошала я. – Что уставились? Чего вам еще от меня надо? Я вас кормлю, убираю за вами ваш помет, ни разу не попрекнула отсутствием яиц, не даю Джаджи на вас покушаться, а вы хоть бы слово благодарности мне сказали. Разве я многого прошу? Вы что, языки проглотили? Мне вас долго уговаривать еще, чтобы вы хоть что-нибудь сказали? Каждый раз, как я к вам обращаюсь, вы меня или игнорите, или клюете за ноги. Вы онемели, что ли, от психологической травмы, что я с вами слишком мало разговариваю? Может, скажете, что я и ваши жизни разрушила, как мои дети любят мне напоминать? А?

Магги нахохлилась и отвернулась от меня.

– Только знаете что, голубушки, я-то слышу, как вы кудахчете между собой, пока меня нет, а стоит мне подойти к вам поближе, так вы сразу клюв на замок, прямо как те противные девчонки в школе. Вы – противные девчонки. Вот вы кто. Самые настоящие противные девчонки.

Вдруг до меня дошло, что: а) я разговариваю на полном серьезе с тремя равнодушными курицами и б) обвиняю куриц, что они намеренно плохо ко мне относятся. Поразмыслив немного, я решила, что пока не поздно, лучше мне пойти пообщаться с реальными людьми, с Колином и Сэмом, например.

У них я собиралась вести себя прилично. Я поехала к ним с прекрасным намерением не пить ничего крепче минеральной воды из солидарности с Ханной и вообще вести себя как ЗОЖник, которому, как часто любит мне напоминать Джейн, чтобы веселиться, не нужен алкоголь. Но вечер выдался таким томным, вино выглядело таким манящим, запотевшая бутылка – такой соблазнительной, что Ханна не выдержала и сама предложила: «Эллен, возьми и выпей, а за рулем поедешь завтра. Если мне нельзя пить, то пусть хоть кому-нибудь будет весело сегодня вечером!»

– Ну спасибо тебе за разрешение, – съязвил Колин, а Чарли уже в третий раз за вечер напомнил Ханне «не забывать про давление», на что Ханна вновь закатила глаза и бросила в рот очередную печеньку, а Чарли еще раз упомянул про уровень сахара в крови, на что Ханна в очередной раз заявила, что имбирное печенье помогает ей против тошноты, на что Чарли пытался увязать постоянное потребление имбирного печенья с тошнотой, на что Ханна отрезала, что когда Чарли забеременеет и у него начнутся запоры, отеки на ногах, а кожа покроется растяжками, вот тогда она послушает его советы, как управляться с беременностью – тут мне показалось, что бокал вина (или два) придется кстати, а вернуться завтра за машиной не так уж и сложно.

В дверь позвонили, и Сэм бросился открывать.

– Это Кэти с Тимом? – спросила я.

И точно, на пороге стояли Кэти и Тим, мои старые соседи, что жили через дорогу от прежнего Семейного Очага. И еще какой-то мужчина. Без пары.

– Это Джек! – объявил Сэм. – Джек, это Чарли (Чарли крепко тряхнул его руку в приветственном рукопожатии), а это Ханна (Ханна что-то промычала с набитым печеньками ртом). С Кэти и Тимом ты уже познакомился в дверях, Колина ты знаешь, а это Эллен, – закончил он представлять, и мне показалось, что на моем имени ему было сложно удержаться, чтобы не добавить «Та-дааам!», но он сдержался.

Господи, нет! Я-то думала, что могу рассчитывать на обычный расслабленный ужин в кругу друзей. Не предполагала, что они могли подстроить такое. На мне были мои старые джинсы-стрейч, я ведь собиралась поесть от души, потому что Колин готовит как бог. И еще я хотела немного поддать (ну да, кто бы поверил, что я не собиралась выпить сегодня вечером? Я прекрасно знаю, что моя сила воли замолкает, когда кто-нибудь предлагает розовое игристое. Да хоть какое. Даже джин) и поболтать с друзьями, со всеми, включая Кэти и Тима, которых не видела тысячу лет.

А теперь до меня дошло, что весь этот вечер был подстроен, и мне придется изображать из себя нормального человека, поддерживать серьезные разговоры, вести себя так, будто я в курсе, кто у нас министр иностранных дел, вспоминать названия всяких модных поп-групп, чтобы не сморозить чушь, если разговор зайдет о музыке, которую я слушаю (а прилично ли сейчас болтать о музыке? Я уж и не знаю, о чем сейчас прилично болтать, а о чем нет, никто со мной не вел таких светских бесед уже лет двадцать пять, не считая того ужаса, что случился у нас с Томом, когда ему было важно рассказать мне, сколько яиц он съедает в день). И все это будет происходить на глазах моих ближайших друзей, которые будут пристально наблюдать за нашими с Джеком брачными танцами, пока мы пьем и закидываем в клюв переоцененные оливки и недосоленные орешки. Да пошли они лесом, решила я. Не собираюсь я в этом участвовать. Никто меня не заставит. Несомненно, они будут оправдываться, что сделали это из лучших побуждений, но им меня не провести, меня не так просто облапошить. Я буду сама собой, и если этому прощелыге захочется узнать, что я думаю о… о…, ну не знаю, об Arctic Monkeys или что интересного случилось на Question Time вчера вечером, то я ему прямо выложу, что мечтала выйти замуж, когда вырасту, за Рика Эстли, а вечерами люблю смотреть «Модный приговор» и мне плевать, что он там себе намечтал в своем больном воображении.

– Джек ветеринар! – добавил Сэм. – А у Эллен две собаки и три курицы.

Джек попытался изобразить интерес. Я его понимаю, наверно, это очень утомительно, почти как быть врачом, когда на всяких светских мероприятиях каждый норовит показать тебе свою болячку или еще что-нибудь, или как мне приходится изображать заинтересованность, когда люди узнают, что я работаю в IT-компании, и тут же начинают жаловаться на Windows 10 и просить совета.

– Ух ты, – сказал Джек. – Эээ, ааа, какая порода?

Тут я слегка смягчилась, ведь он же интересуется моими любимцами.

– Бордер-терьер и какая-то дикая помесь волка с конем, – ответила я.

– Я обожаю бордер-терьеров, – ответил Джек. – Такие крепкие малыши, с удивительно сильным характером.

«Ну что за умный, знающий человек этот Джек!», – решила я. И глаза такие добрые. Красивые голубые глаза, с ореолом морщинок-смешинок. Внезапно мысль пронеслась в голове, что надо бы отлучиться в туалет, подправить макияж на глазах, да и губнушкой пройтись, и лифчик поправить… ох ты, он что-то еще там продолжает говорить.

– А что это за помесь волка с конем? – продолжал он разговор. – Не слышал о таких.

– Хахаха, я тоже до недавнего не слышала, – заливисто рассмеялась я. – Взяла из приюта. Меня там заверили, что это взрослая собака и что больше он расти не будет, но он только и делает, что растет. Мне кажется, он станет похож на гигантского Клиффорда, помните, была такая детская книжка про большую красную собаку, только у моего окрас серо-коричневый.

– У вас и свои животные, небось, есть, хихихи, – добавила я, кокетливо поправляя прическу.

– Два паттердейля, – ответил он.

– Хахаха, как мило.

– Да не совсем, – ответил он. – Они вообще-то психопаты. Но я их люблю, когда они спокойные и не терзают вещи. Хотя этим они заняты большую часть дня. Один из них укусил мою дочь за ногу, когда она приходила навестить меня в прошлый раз, только потому, что она села в кресло Бакстера.

– Хахаха, вообще-то правильно, – ответила я. – Джаджи на меня рычит, даже когда я пытаюсь сдвинуть его с моего места!

Вскоре мы перешли на детей (у Джека дочь, 19 лет, только поступила в университет, он в разводе с ее матерью уже девять лет), на работу, на общих друзей (он познакомился с Сэмом, когда тот привел своего стаффордшира к нему на прием, а потом оказалось, что они оба ходят в один и тот же теннисный клуб – у Сэма каждый год бывает приступ теннисной горячки после Уимблдона, играет как заведенный три-четыре недели, потом у него болит локоть и он бросает до следующего турнира, – они как-то разговорились, подружились, и Сэм его пригласил на ужин), как вдруг Колин внезапно обратился ко мне: «Эллен! Ты мне нужна на кухне, пойдем, поможешь!»

Как грубо, я только-только начала с Джеком находить точки соприкосновения.

– Что ты делаешь? – зашипел Колин на меня.

– А что такое? Просто разговариваю с Джеком.

– Нет, не просто. Ты машешь гривой и мотаешь головой, как заведенная. И что за глупые «хахаха» да «хихихи»?

– Я так флиртую, – с достоинством ответила я. – Все ваши сайты знакомств не работают, полагаю, поэтому вы пригласили Джека сюда, чтобы я могла воспользоваться возможностью, вот я это и делаю.

– Это не флирт, это кошмар какой-то. Ты выглядишь и ведешь себя как чокнутая. И глазами его так сверлишь, что аж мурашки бегут по коже.

– Это кокетливая стрельба глазами.

– Хватит стрелять. Это ужасно. Просто будь собой.

– А вдруг ему не понравится, если я буду собой?

– Ну тогда это его проблема, окей? Все остальное надо отставить, иначе он перепугается и убежит домой под благовидным предлогом еще до того, как мы начнем ужинать. Иди назад и веди себя нормально.

Я послушно вернулась и старательно держалась в рамках нормальности, хотя Колин несколько раз лягнул меня под столом, когда меня понесло на выдр и их противопоставленные большие пальцы, об их повадке спать, взявшись за лапки, и что у них есть особый кармашек, где они прячут свой любимый камешек, но Колину показалось, что не всем так нравятся выдры, как мне, поэтому он меня лягнул, а я была уверена, что Джек как ветеринар был потрясен моими обширными познаниями о выдрах. Возмутительно, сами решили свести меня с ним, и сами же шпыняют меня за каждое слово. Вино лилось рекой, закуска была великолепна, и, несмотря на едкие наводящие вопросы моих так называемых друзей, не доводилось ли мне участвовать в каких-либо высокоинтеллектуальных мероприятиях (они что, забыли с кем имеют дело?), разговор был легкий и забавный, а Джек не задавал никаких вопросов про политику, музыку или французское кино.

После пудинга на Ханну напала зевота и Чарли повез ее домой спать, а она даже ни разу не запротестовала.

– Ну, чем займемся? – праздно поинтересовался Колин, попивая кофе с бренди.

– Оооо! – воскликнула Кэти. – Давайте опять сыграем в ту интересную игру, как в прошлый раз. Дети сейчас с моей мамой, нам не надо торопиться домой, мы можем задержаться.

Джек выглядел слегка озадаченным, теряясь в догадках, что эта за «игра» такая. Я тоже слегка заволновалась, ибо Джек мне определенно понравился и я хотела оставить у него приятные впечатления о себе, и хоть я не дошла в своем желании до того, чтобы притворяться, как мне нравится Coldplay, идея Кэти сыграть в игру ставила на кон возможность приятно впечатлить Джека, хоть играла я в нее превосходно.

– Ты имеешь в виду «Карты против человечества»? – спросил Сэм.

– Да-да, в нее, – воскликнула Кэти. – Там надо на абстрактые вопросы давать самые отвратительные, но смешные ответы из тех, что есть на ваших карточках.

– Хахаха, точно, только мы в нее уже играли в тот раз, Кэти, – бойко затараторила я. – Давайте лучше в Скраббл?

– Скууууучнааааа! – протянула Кэти. – «Карты против человечества»!

– Викторину, может?

– Честно, Эллен, ты сегодня такая занудная, – фыркнула Кэти. И было поздно возражать, потому что Колин уже явился с коробкой карточек и бутылкой текилы. Ах ты ж сукин сын! Ну, есть шансы поразить Джека своей способностью поглощать текилу. Или же напоить его текилой до беспамятства, чтобы он вообще забыл, где находился в тот вечер…

Июль

Воскресенье, 1 июля

Я проснулась с гулким похмельем, в голове мелькали смутные воспоминания прошлой ночи, но свой ответ «Потому что меня трое клеили» на карточный вопрос «Почему я липну?» я помнила с омерзительной точностью, а ночью, после очередного шота текилы, он казался уморительным и остроумным.

Шатаясь, спустилась на первый этаж, чтобы выпустить собак на улицу по их собачьим делам. Запустив их обратно в дом, я под осуждение Джаджи и удивление Барри прошла по Тропе Позора, проложенной мной вчера по всему дому, проверяя, не разувалась ли я в такси, донесла ли до дома сумку/кошелек/телефон, закрыла ли дверь на замок, морщась и щурясь от болезненно-яркого дневного света, придерживая двумя руками свою тяжеленную голову, чтобы она не свалилась с плеч.

Все мои пожитки были на месте. Правда, я не сразу нашла туфлю и даже открыла входную дверь, чтобы посмотреть рядом с домом, но солнечный свет на улице был так неумолимо ярок, что долго смотреть на улицу я не могла, а вторая туфля оказалась на полке для шляп – либо я танцевала канкан, либо приняла туфлю за шляпу. Блииин! При мысли о канкане меня накрыло волной стыда, потому что я вспомнила, что не могла вчера уняться, пока не продемонстрировала всем соблазнительное и очень сомнительное движение под названием стрип-шпагат, в котором застряла наглухо, так что Колину пришлось вытаскивать меня из него руками и ногами. Телефон сдох, хотя я на автопилоте воткнула в него зарядку, а зарядку воткнуть в розетку уже не смогла, пришлось доводить дело до конца сейчас. Как только батарейка ожила, стали доноситься звуки приходящих шеренгами сообщений, что вполне ожидаемо после бурной ночи.

БИИП! – «Ну и как мы себя чувствуем сегодня?» – Отвали, Сэм, хреново!

БИИП! – «Когда мы уехали? На чем мы домой поехали?» – Кэти, я собрала весь свой эмпирический опыт в кулак, чтобы обувь свою отыскать. А ты тут спрашиваешь, каким образом вы домой попали. Ты не помнишь мой стрип-шпагат? Как думаешь, Джек был неприятно поражен или сражен наповал?

БИИП! – «Было круто! Чо думаешь о Джеке?» – Какого хрена ты принес текилу, ты же знаешь, как она на меня действует?

БИИП! – «Вы там чо, все лицом в салате? Как я вам завидую!» – Ничего, Ханна, не переживай! Как только освободишься от бремени, мы все обмоем твоего малыша и накидаемся до поросячьего визга!

БИИП! – «Привет, это Джек, мы вчера познакомились. Я прост хотел сказать…»

Ёкарный звездец! Что же я там вытворяла? Что я ему наговорила? Какими словами, может, обложила или даже нанесла телесные повреждения?

Пока закипал чайник, я старалась вникнуть в смысл незаконченного сообщения Джека и мучительно сдерживалась, чтобы не блевануть в раковину. Он думает, что я так вчера надралась, что не помню, кто был на вечеринке (небеспричинное предположение, резонно признала я, и еще одна горячая волна стыда накрыла меня при воспоминании о шпагате). Что он хотел сказать? Что я просто стыдобище и мне надо быть поскромнее? Или что ему понравились мои кульбиты и он хочет еще? Или что в моем возрасте надо бы аккуратнее со шпагатом? Или что я остроумная, очаровательная и изысканно флиртую и он влюбился по уши и не мыслит своей жизни без меня? Или после того, что случилось вчера ночью, он оформляет ограничительный ордер и теперь, если я приближусь к нему на сто метров, меня арестуют? Честно говоря, учитывая, сколько текилы было выпито вчера, вариантов развития событий было немерено!

Я прихлебывала потихонечку чаек с надеждой, что он плавно польется вниз, и мучительно гадала, что могло быть в оставшейся части сообщения Джека, как вдруг на пороге дома объявились мои дети.

– Вы что здесь потеряли? – спросила я в изумлении. – Вас не должно быть здесь до сегодняшнего вечера.

– У ОТЦА СПРОСИ, – крикнула Джейн, в ярости взбегая вверх по лестнице к очумевшему от радости Барри.

– Что? А где ваш отец? Питер, что произошло?

Питер уже с головой нырнул в холодильник, но на минуту вынырнул, чтобы сказать: «Джейн поругалась с папой и захотела вернуться домой, а я подумал, что неплохо бы заодно с ней вернуться, потому что у папы в холодильнике пусто, и еще мне нужно, чтобы ты написала объяснительную, почему я не сделал домашку по французскому».

– Это еще почему? Ты почему домашку не сделал?

В этот момент в дверях показался Саймон.

– Господи! – прошептал он. – А с тобой что случилось?

– Похмелья у женщины не видел? – ответила я как можно надменнее.

– Ах да, дети говорили, что ты собиралась в гости к Сэму и Колину вчера. Вижу, ты вдоволь повеселилась, пока я сидел с детьми, как нянька.

– Я повторю тебе в последний раз, самый распоследний раз, Саймон, – тихо сказала я (говорила я тихо только потому, что из-за похмелья не могла вынести громкого звука даже собственного голоса). – Со своими детьми ты не нянька. Это твои родные дети. Ты их отец, родитель ты их, вот ты кто!

– Боже мой, я же просто так сказал, – угрюмо ответил Саймон. – Какие мы все обидчивые! Тебе ничего не скажи, прямо как твоей дочери!

– Кстати о твоей дочери, что ты ей сделал, что она так расстроилась?

– Ничего я ей не делал, но нам с тобой надо о ней поговорить. Она переписывается с мальчиком, я поймал ее за этим занятием сегодня утром!

– С мальчиком, – повторила я. – Когда ты говоришь «переписывается с мальчиком», что ты имеешь в виду?

– Что я имею в виду? – глупым эхом отозвался Саймон.

– Текстом или секстом? Тут есть разница.

– Ага, пап, – хмыкнул Питер, откусывая добрую половину от большого куска чеддера. – Текстом – это просто треп, а секстом – это с грязными картинками.

– Я знаю, что это, – холодно отрезал Саймон.

– Знаешь? – переспросил Питер. – Точно знаешь?

– Хватит со мной пререкаться, – отрезал Саймон еще раз.

– Я не пререкаюсь, – заартачился Питер.

– Питер, не мог бы ты подняться к себе наверх и принести сюда всю свою стирку, а мы с папой поговорим и обсудим все в тишине? – предложила я, видя, как у Саймона набухают и начинают бешено пульсировать вены на лбу.

– Так, ну расскажи мне, что там у вас приключилось.

– Она все утро с кем-то переписывалась.

– Она не вставала с утра с кровати?

– Нет, но ее телефон постоянно пищал. И когда я зашел в ее комнату и сказал ей, чтобы она вставала, она хихикала в постели, а я краем глаза увидел, что сообщения были от парня. По имени Вилл.

– Вилл Андерсон?

– Откуда мне знать? Просто Вилл! А я ей сказал, что она еще слишком мала, чтобы переписываться с парнями, а она заявила, что это не мое дело, а я ей сказал: «Я ваш отец, юная леди, и если я говорю, что вам еще рано, значит, еще рано, и все!» – и тут она начала визжать и орать, что я ее подавляю, и что она может писать кому угодно, и что ее достала вся эта несправедливость, и что ее бесит ее жизнь, патриархат, и она требует вернуться домой, а я подумал, что ей будет лучше дома, потому что ты справляешься с такими истериками лучше, чем я.

– Отлично, – сказала я. – Премного благодарна. Просто вали все на меня, как обычно. Саймон, ради бога, очнись, ей пятнадцать! Если ее не запереть в женский монастырь, то в ее окружение будут попадать мальчики. И потом, у нее уже есть бойфренд, которого зовут Гарри.

– Что! У нее бойфренд? Она еще маленькая! Я ЗАПРЕЩАЮ!

– Ей пятнадцать! Пятнадцать, блять, лет! Вспомни, что ты вытворял, когда тебе было пятнадцать!

– ИМЕННО! – покраснев от ярости, заорал Саймон. – Именно поэтому я и не желаю, чтобы прыщавые гандоны вертелись рядом с моей дочерью. Я прекрасно представляю, что такое пятнадцатилетние пацаны, потому что сам был таким, и пусть они держатся подальше от Джейн, со своими сексуальными фантазиями и одержимостями. Я ЭТОГО НЕ ПОТЕРПЛЮ! У всех парней в этом возрасте ТОЛЬКО ОДНО НА УМЕ!

– Да, я знаю! – ответила я. – Я тоже была когда-то пятнадцатилетней девчонкой, не помнишь? И я знаю, чего хотят парни в этом возрасте, но ты не можешь оградить ее скафандром от внешнего мира. Придется доверять ей, ее решениям, полагаться на ее здравый смысл и принять как факт, что она взрослеет.

– А почему ты не сказала мне раньше, что у нее есть бойфренд? Почему она тебе говорит, а мне нет?

– Она мне ничего не говорила. Просто посмотри ее инстаграм, и тебе все станет ясно.

– Мне надо смотреть ее инстаграм?

– Ну да, по мне, так это лучший способ узнать, что там у них происходит. Ты что, на полном серьезе хочешь сказать, что разрешаешь ей прокалывать пупок, гулять до бог знает скольки и не следишь за ней в онлайне, чтобы знать, чем она там занимается? ОЧНИСЬ, Саймон, весь этот инстаграм именно для этого и существует. Следить за другими и пытаться выставить свою жизнь лучше, чем у других.

– Откуда мне это было знать? Я вообще понятия не имею, зачем я завел себе аккаунт в инстаграме.

– Полагаю, чтобы вести хронику своей новой крутой холостяцкой жизни, – язвительно вставила я.

Саймон рухнул со стоном в кресло.

– Да уж, конечно. С детьми без тебя тяжело справляться. Не думал, что так трудно будет. Вообще не пойму, что надо делать. И я не хочу, чтобы они взрослели. Особенно Джейн. Хочу, чтобы она всегда была моей маленькой девочкой. Не могу допустить, чтобы какой-нибудь дрыщ ее лапал. А уж про секс вообще молчу.

– Что же, жаль, что тебе так туго приходится с твоими собственными детьми. Это в очередной раз доказывает, что я у тебя была скорее за няньку, чем за женщину. Но, Саймон, это же наша Джейн. Я уверена, что она никому не позволит себя лапать, если только сама этого не захочет. Она у нас дерзкая девчонка, и все дети рано или поздно вырастают. Они вырастают из коротких штанишек и в конце концов дорастают до секса. И, пожалуйста, не говори так громко. Она тебя слышит.

Саймон издал еще один стон отчаяния и уронил голову на руки.

– Боже, дай мне сил, я с этим не справлюсь. Почему мы не можем запереть ее в монастыре или еще где-нибудь?!

– Ты сейчас лицемеришь, – сказала я. – Недалек тот день, когда Питер станет приставать к девчонкам, чтобы они показали ему свои сиськи или сделали минет. Подожди-ка!

Мой телефон пискнул.

Это было сообщение от Джека.

Извини, нажал нечаянно отправить! Штормит после вчерашнего;-) А потом телефон сдох, и я не мог найти зарядку. Итак, я хотел сказать, что очень рад был с тобой познакомиться и подумал, может, ты захочешь поужинать или выпить вместе как-нибудь?

ЙЕССССС! А Я ЕЩЕ МОГУ! И МНЕ НЕ ГРОЗИТ ПОМЕРЕТЬ В ОДИНОЧЕСТВЕ И ОБРЕЧЬ МОИХ СОБАК, КОТОРЫЕ ОБГЛОДАЮТ МОИ КОСТИ, НА МИЛОСТЬ ДОБРЫХ ЛЮДЕЙ ИЗ ПРИЮТА! Интересно, это он после стрип-шпагата на меня запал? Или потому что я так виртуозно флиртую? И вот еще что: ВЫКУСИ, Саймон! Очень скоро мой инстаграм превратится в волшебную романтическую страну. Прямо. Тебе. В рожу. Я нежно улыбнулась своим мыслям.

– Чему ты там лыбишься? – требовательно спросил Саймон.

– Да так, ничему, – небрежно ответила я.

Мы с Джеком, похоже, на одной волне. И приятно видеть, что с пунктуацией у него все в порядке, и пишет он полными словами, а не аббревиатурами и смайликами. Каким бы замечательным ни был мужчина во всех других отношениях, не думаю, что смогла бы влюбиться в того, кто шлет что-нибудь типа «го поужинать куда-нить?» Так, а что теперь делать? Какие правила этикета? Как скоро отвечать на предложение? Сколько надо выжидать? Это так же, как в реальной жизни, и если я сразу же отвечу, то он подумает, что я доступная? И что с того, если он подумает, что я доступная? Раньше мне было до лампочки, но это же было в 90-е, мы все были дерзкими пацанками, накидывались бурбоном и трахались направо и налево, и это было НОРМ, но сейчас у меня двое детей и, возможно, я должна подавать хороший пример. На секундочку я даже засомневалась, а не спросить ли у Джейн, сколько надо подождать перед ответом. Но потом подумала, что нет, у Джейн я совета по свиданиям спрашивать не буду, особенно потому что Джек мне понравился.

– Эллен? Эллен, ты меня слушаешь вообще? Я пытаюсь с тобой серьезно говорить о твоих детях, а ты стоишь и лыбишься как ненормальная.

– Наших детях. Они же не только мои.

– Ты меня не слушаешь.

– Ну что тут еще можно сказать? Они вырастут, нравится нам это или нет, а нам придется с этим смириться и по возможности получать удовольствие. Ты меня извини, но мне надо заняться своими делами.

– Что, и это все?

– А чего ты ждал?

– Ты что, не пойдешь и не скажешь Джейн, что ей нельзя встречаться с этим парнем?

– Даже не подумаю. Ибо это бесполезно. Если тебе надо, сам иди и все ей скажи.

– Ты никогда меня не поддерживаешь.

– Ты тоже, когда разрешил ей проткнуть пупок или гулять до трех утра, хотя знал, что я не разрешаю ей задерживаться до полвторого. Придется тебе с этим смириться и как-то жить дальше.

– Знаешь, ты усложняешь мне жизнь.

– Ну, Саймон, для меня это тоже не легкая прогулка в парке, – огрызнулась я, а сама подумала: «По крайней мере, я не старая высохшая недолюбленная карга, хахаха. У МЕНЯ УЖЕ ПРАКТИЧЕСКИ ЕСТЬ БОЙФРЕНД!»

Несмотря на убийственное похмелье, день был неплох, к тому же Саймон подвез меня, хоть он и фыркал и фукал, и мне не пришлось трястись в автобусе, когда я поехала за своей машиной, и еще Джейн, в отместку Саймону, стала со мной мягче, но я полагаю, что мне не стоит ей явно подпевать и обрушивать на Саймона ругательства, что он урод, который стремится к доминированию, тем не менее я с ней полностью солидарна.