Текст книги "Почему маму всё достало"

Суббота, 8 декабря

Сегодня все собрались у Ханны, потому что у нее приближался срок и мы хотели устроить вечеринку для будущей мамы, прежде чем она разрешится от бремени. Мы решили, что это будет чествование Ханны, а не будущего ребенка, да и Чарли уже скупил весь отдел для новорожденных в Mothercare и John Lewis, поэтому мы решили, что будем дарить подарки только Ханне. Сэм согласился предоставить свой дом для вечеринки, чему я была невероятно рада, потому что теперь мне не надо приводить свой дом в порядок ни до, ни после вечера. Мы позвали всех, кого Ханна могла вытерпеть, включая Джека, чью кандидатуру для моего сопровождения публично одобрили мои дети, нам были даны строгие инструкции не приносить никаких подарков для малыша, мы также воздержались от розовых и голубых капкейков, а вместо них заказали стильные канапье в M&S, хотя с напитками пришлось пойти на компромисс: чтобы вкусные алкогольные коктейли не спровоцировали Ханну на преждевременные роды, Колин намешал вкусные безалкогольные коктейли, которые почти не отличались от своих градусных собратьев.

Чарли был в курсе нашего плана, в его обязанности входило доставить ворчащую недовольную Ханну в дом Колина и Сэма, где мы ее уже ждали, и когда они приехали, мы распахнули настежь двери и заорали: «СЮРПРИЗ!», на что Ханна охнула и испуганно присела: «ГОСПОДИ, вы ДОБИВАЕТЕСЬ, чтобы я на пороге обмочилась?», чего, конечно же, ни у кого в мыслях не было.

Но она тут же сменила гнев на милость, когда узнала, что все подарки были для нее, а не для ребенка. Я всегда считала, что намного правильнее и заслуженнее дарить подарки маме, которая сначала девять месяцев вынашивает дитя, потом тужится и пыжится, чтобы его родить, а если самой не удается, то ее вскрывают и вытаскивают на свет божий младенца, но на этом ее мучения не кончаются, потому что маленький диктатор требует, чтобы его кормили и меняли грязные пеленки круглосуточно, и день и ночь. А ведь он еще ничего не сделал, чтобы заслужить подарок. Мамы – вот кто заслуживает все подарки на свете! В этом духе я и выступила на вечеринке.

– А как же папы? – пытался выступить в защиту отцов Сэм. – Разве мы не заслуживаем подарков?

– Сэм, – не выдержала тут Ханна, – если в один прекрасный день ты выдавишь из себя четырехкилограммовый ананас, я сама лично куплю тебе что ни пожелаешь. Покуда такого в природе не случалось, извини, подвинься, будем чествовать матерей. Пока твои гениталии не рассекали, чтобы извлечь оттуда плод любви, на подарки можешь не рассчитывать…

– Хммм, – хмыкнул Сэм в негодовании. – Как-то ты недооцениваешь важную роль отца в этом процессе.

– Да пошел ты! – воскликнула Ханна. – Я не о том, чья роль важнее, а о прекрасном чертовом подарке, чтобы отвлечься хоть на минутку от ужасной мысли, что скоро придется корчиться от боли каждый раз, когда надо сходить в туалет по-маленькому, потому что твою вагину ЧЕРЕЗ ШРЕДЕР пропустили и тебе надо поливать себе сверху из кувшина, пока мочишься, чтобы сознание не потерять от боли.

– Ладно, ладно, – содрогнувшись от представленного, быстро согласился Сэм. – Я не собираюсь соревноваться, кому хуже.

– Вот и не надо, – мрачно сказала Ханна. – Соревноваться будем, когда Минздрав утвердит новый стандарт родовспоможения, по которому, пока женщина рожает, ее партнеру трут его хрен на терке. Вот тогда и только тогда оба родителя, в равной степени пострадавшие от деторождения, с покалеченными промежностями будут вправе меряться своими ролями, вот тогда и ты сможешь рот открывать и жаловаться, как же трудно быть отцом новорожденного младенца, который вопит и гадит всю дорогу, не затыкаясь ни сверху, ни снизу.

– А мне нравится твоя идея, – поддержала я. Чарли слегка побледнел, поэтому я решила не усугублять и сменить тему.

– Ну что, Чарли, а ты приготовил подарок для Ханны, чтобы ей легче тужилось и рожалось? – задорно спросила я.

– Это ты про что? – непонимающе спросил Чарли.

– Это новое поветрие, из Америки занесло. Надо сказать, неплохая идея, лучшее, что мы у них переняли. Для матери твоего будущего ребенка ты должен приобрести что-нибудь большое, сверкающее и дорогое в качестве компенсации за ее поврежденные дамские прелести.

– В смысле? Типа плазменного телевизора? – озадаченно спросил Чарли.

– Нет, Чарли, – укоризненно ответила я. – Что-то типа бриллиантов.

– Бриллиантов?! – чуть не поперхнулся Чарли. – Но деторождение – это же абсолютно естественный процесс. Миллионы лет женщины только и делают, что рожают. С каких это пор мужчины обязаны дарить им за это бриллианты?

– Где-то с 2011 года, кажется.

– А Саймон дарил тебе бриллианты?

– Нет, он мне отсыпал мелочи и сказал, чтоб я купила себе батончик «Твикса» из ближайшего автомата и не дулась. Кстати, это одна из тех многочисленных причин, по которой мы с ним развелись.

– Понятно, но почему сразу бриллианты? – застонал Чарли.

– Ну, давай посмотрим на это с другой стороны, – предложила я. – Плюс в том, что Ханна уже не молодая резвая двадцатитрехлетняя козочка, которая еще лет двадцать будет рожать и рожать, а тебе придется дарить и дарить ей бриллианты.

– Ух ты ж, Эллен, спасибо тебе, родная! Я теперь совсем себя не ощущаю старородящей развалюхой, – поблагодарила меня Ханна.

– Ты же понимаешь, о чем я, – продолжала я. – У Ханны это почти наверняка последняя беременность…

– Что значит «почти наверняка»? – встряла Ханна. – Это моя последняя беременность, и точка. Я сама своими руками сделаю Чарли вазектомию, как пройдусь теркой ему по яйцам. Аххх! Оххх! – вдруг она обхватила свой живот руками и заохала.

– Ой, господи, ты что, уже рожаешь?

– Нет. Изжога. ПРОКЛЯТАЯ ИЗЖОГА! ДАЙТЕ МНЕ ГАВИСКОН, БЫСТРО!

Ханна опрокинула полбутылочки Гавискона так же быстро, как мы когда-то хлебали крепленое вино.

– Фууффф, отпустило немного.

– Видишь, как ей тяжело приходится, Чарли? – спросила я. – Купить ей бриллианты – это самое малое, что ты можешь для нее сейчас сделать. Глядишь, она и про терку забудет.

– Хорошо, я понял, – ответил Чарли.

– В белом золоте, пожалуйста, дорогой, – мило добавила Ханна. – Не в желтом, если ты не против. И еще, я хочу вас всех поблагодарить за то, что ради меня вы сегодня отказались от алкоголя. Это так благородно с вашей стороны. Эти так называемые коктейли пить можно, но они бы пошли куда лучше, если в них плеснуть водочки, так что, давайте, не смотрите на меня. Мне еще недельку доходить и все, я свободна. Мне тут надарили шампанского, три бутылки джина, бутылку ликера и бутылку текилы, так что я как только рожу, так сразу будет что выпить.

– Ну слава богу! – выдохнули облегченно все, а Колин тут же вынырнул с бутылкой водки и всем начислил.

Тут, посреди шума-гама явился Джек и при всех меня поцеловал, аж Ханна расчувствовалась: «Ой, как же это романтично! Помнишь, Чарли, когда мы были такими же?»

Джек извинился: «Прости, дорогая, опоздал, опять этот ЧЕРТОВ лабрадор».

– Что он съел на этот раз?

– Кастрюлю с луковым супом и коробку с пирожками. Что-то из этого вызвало у него диарею, – от этих подробностей вся моя романтичность улетучилась. Я начинаю подозревать, что хозяева этого лабрадора хотят от него избавиться, раз они умышленно оставляют такую подозрительную еду в таких количествах в доступных для пса местах…

Воскресенье, 9 декабря

Что ж, кажется, своей вечеринкой мы все-таки подтолкнули Ханну к решительным действиям – ночью я проснулась от смски Чарли: «Эдвард Чарльз Джонатан Каррхилл родился сегодня утром в 3:32, вес 3 кг 742 гр, мать и дитя чувствуют себя хорошо». Смска от Ханны была более лаконичной «Родила. Мальчик. Забыла, как же это хреново. Привези торт, выпить и не забудь ковш для подмывания».

Пока я собиралась среди ночи, оказалось, что Ханна потребовала, чтобы ее выписали из роддома и отправили домой, так что мои метания с тортом, выпивкой и ковшом для подмывания были ни к чему, вместо этого мы договорились, что приедем к ним на следующей неделе на смотрины малыша.

Вторник, 11 декабря

Когда я закончила работу, мы все поехали смотреть малыша – выходя из машины, Питер вдруг остановился, как будто его накрыла какая-то страшная мысль и шепотом спросил у меня: «Мам, а она же не вывалит перед нами свои сиськи?»

– Нет, Питер, – заверила я. – Ты ничего такого там не увидишь, не беспокойся.

– Фух, – выдохнул он с облегчением. – Я в том смысле, что я, конечно, ничего такого не имею в виду. Просто это же Ханна, будет неудобно смотреть на ее грудь.

Пришлось напомнить Питеру, что кормление грудью – это естественно и груди не только для секса и т. д. и т. п., на что оба ребенка попросили меня заткнуться и не говорить о сексе и грудях, потому что это «мегазашквар», так что мы просто молча пошли смотреть на прибавление в семье Ханны.

Малыш Эдвард был очень миленьким для новорожденного, у него даже были волосики, и он не был похож на маленького морщинистого Уинстона Черчилля, что характерно для большинства младенцев, он просто выглядел как нормальный малыш. Кроме своих детей, других малышей я не отличаю, они все одинаково страшненькие, более-менее. Видимо, так устроено природой, ты убеждена, что уж ты-то произвела на свет нечто богоподобное, в то время как у других появляются на свет неведомы зверушки, что у тебя самый что ни на есть правильный ребенок, а у других так, недоразумение. Хотя сейчас, когда я смотрю на младенческие фотографии моих драгоценных деточек, я с трудом могу отличить их от других таких же младенцев, потому что все они выглядят одинаково.

– Хочешь подержать его? – спросила Ханна.

– Не очень, – вежливо отклонила я ее предложение. – Всегда боюсь, что уроню чужого ребенка. Своих боялась уронить, а уж чужого и подавно, вдруг сломаю?

– А ты, Джейн? – спросила Ханна.

– Ммм, это, как бы, не знаю, – пролепетала Джейн. – Я ведь тоже могу уронить его.

– Ерунда, справишься, – сказала Ханна, резво всунув Эдварда в руки оторопевшей Джейн.

Джейн крепко ухватила Эдварда, уставилась ему в личико и даже начала гулить. Но звуки, которые она издавала, больше походили на хрип удушаемого человека.

– Оо, боже, господи, нет, кто-нибудь, помогите! – вдруг запищала она тоненьким голоском. – Он на меня рыгнул, и он, кажется, какает! Неееееет! Ой, заберите его от меня!

Ханна выхватила Эдварда из рук Джейн, прежде чем та бросила его на пол, и дала ей платочек, чтобы стереть детскую отрыжку.

– Ну, что думаешь о детях, Джейн? – весело спросила Ханна.

Джейн поморщилась.

– Я не в восторге.

– Ха! – воскликнула Ханна. – Не хочешь детей, принимай меры заранее.

Питер открыл было рот, чтобы блеснуть своей любимой присказкой о мерах предупреждения незапланированной беременности, но я успела пресечь его попытку: «Даже не СМЕЙ говорить такое, Питер!»

Джейн с Эмили ушли наверх, Питер и Лукас помчались играть в Xbox.

– Видишь, – удовлетворенно сказала Ханна, – как все просто! Не благодари! Небольшое извержение из Эдварда удержит нашу Джейн от беспорядочного секса с плохими парнями, и даже с хорошими не будет якшаться, пока не примет таблетку, не вставит спиральку и парня не загонит в три презерватива. Думаю, сдавать Эдварда в аренду родителям подростков. Могу Питера попросить поменять ему подгузник попозже, если ты не против. Понятно, что мальчики позже взрослеют, но никогда не рано внушить им ужас и боязнь перед божьей карой за незащищенный секс. Эдвард выполняет важную общественную работу, уж по крайней мере, нам не грозит стать бабушками в ближайшем обозримом будущем.

Признаю, что Ханна здесь попала в точку. Я прониклась теплыми чувствами к малышу Эдварду, но не настолько теплыми, чтобы взять его на руки.

Четверг, 12 декабря

Дети опять заставили меня сесть, чтобы поговорить со мной, – сдается мне, до них дошло, как я боюсь, когда они сговариваются и действуют сообща, потому что так им легче добиться от меня того, что им нужно. Сегодня они хотели поговорить о Саймоне.

– Мы тут подумали, будет нехорошо, если мы оставим папу одного на Рождество, – со вздохом начала Джейн.

– И нам будет не по себе, ведь так? Будем сидеть тут и переживать за него. Вдруг он споткнется и упадет, проломит себе голову, и никто ведь не узнает, так и будет лежать совсем один, разлагаться, и придется идентифицировать его личность по зубным коронкам, – продолжил Питер, у которого патологическая склонность каркать и готовиться к самому страшному исходу событий.

– А ты всегда очень много готовишь на Рождество, мам, чересчур много. И выбрасывать еду – это же безответственное отношение к будущему планеты и будущим поколениям, – добавила Джейн.

– Так, давайте вы оба перестанете давить мне на совесть и сразу перейдете к делу, – ответила я. – Ваша обеспокоенность потенциальной смертью отца от несчастного случая и озабоченность тем, что мои запеченные поросята способствуют таянию льдов, – это окольная попытка заставить меня пригласить его к нам на рождественский ужин?

– Ну, раз уж ты об этом заговорила, то было бы неплохо, – невинно заметила Джейн.

– Суперидея! Как это мы сами не догадались? – воскликнул Питер, изо всех сил изображая «я вообще был не в курсе и сам теперь удивляюсь», он всегда так делает, когда я вытаскиваю из холодильника пустую пачку из-под молока.

– Ладно, – сказала я.

Я отправила Саймону сообщение с формальным приглашением, а также с оговорками, что от него ожидается хорошее вино и нельзя жаловаться ни на что, включая время подачи ужина, даже если ужин будет запаздывать часа на два, запрещается сравнивать не в мою пользу начинку моих пирогов с тем, что готовит его мама, возражать против Правила Пяти Секунд, если что-то упало на пол, а я его подняла в течение пяти секунд и подала на стол, и когда у меня наступит мой Ежегодный Рождественский Коллапс, то он не имеет права закатывать глаза и говорить мне, что это всего-навсего жаркое на ужин и зачем было затевать всю эту суету из-за пары запеченных индеек, не употреблять слов «истеричка», «королева мелодрамы», от него требуется только подливать мне вина, пока я не успокоюсь, и смотреть, чтобы не подгорел картофель, пока я рыдаю и бьюсь в истерике оттого, что ТАК МНОГО на меня навалилось и я НЕ СПРАВЛЯЮСЬ СО ВСЕМ ЭТИМ!

Саймон ответил, что принимает приглашение и готов выполнить все требования, хотя я чуть было не аннулировала свое приглашение, когда увидела его ссылку на статью о Правиле Пяти Секунд, в которой говорилось, что нет такого правила, а по мне, это просто ересь, ибо все знают, что Правило Пяти Секунд существовало ВСЕГДА.

Понедельник, 24 декабря

У меня получилось. Черт побери, наконец-то у меня это получилось! После ПЯТНАДЦАТИ ЛЕТ ежегодных попыток провести волшебный Сочельник с детьми, когда я чищу картошку под рождественские песнопения по радио, потом мы все уютно устраиваемся на диване и смотрим «Эту прекрасную жизнь», потом они ковыляют в свои кроватки, сонные, взъерошенные и такие милые, а я крадусь на цыпочках в их комнатки и развешиваю рождественские чулки с подарками и смотрю на них, пока они спят, думаю, как сильно я их люблю, и вот сегодня у меня наконец получилось провести Сочельник как надо, когда мне не приходилось носиться как ужаленной, не присев ни на минутку, готовить гигантский Рождественский Ужин из бесчисленных блюд для неблагодарных членов моего семейства, переживать, хватит ли фольги для запекания, метаться из комнаты в комнату, качаясь от усталости и выпитой бутылки бейлиса, упаковывать дохулиард подарков, прятать эти самые подарки в детской, перебудив при этом самих детей, и упасть без задних ног в кровать в полчетвертого утра.

Конечно же, это не было так уж волшебно, как я всегда мечтала. Дети яростно воспротивились прослушиванию рождественских песнопений по радио: Питер говорил, что это оскорбляет его чувства атеиста, потому что его заставляют помимо воли слушать религиозные радиопередачи (он до сих пор не простил мне, что в начальной школе он, атеист, мог не оставаться на рождественские и пасхальные церковные службы, но я не писала его учительнице никаких объяснительных, потому что тогда мне надо было бы забирать его раньше времени из школы, вот такая я негодная мать).

Никто не соглашался слушать музыку, которую хотел слушать другой, Джейн назвала музыку Питера дебильной, а Питер сказал, что Джейн слушает слащавые глупости, на что я сказала им обоим, что их музыка просто какой-то жуткий скрип, а они оба заявили мне, что я слушаю отстой, поэтому мы чистили картошку в тишине, изредка прерываемой жалобами моих херувимов на мою несправедливость и отсутствие доверия к ним, потому что до сих пор я не разрешаю им помогать мне украшать елку и всегда делаю это сама, – этот вялотекущий спор длился у нас уже около недели. Пусть называют меня Елочным Нацистом, мне плевать. Это МОЕ дерево, и я его украшаю ПРАВИЛЬНО.

У меня даже голова закружилась от праздничного настроения и от того, что В СОЧЕЛЬНИК Я МОГУ присесть и даже посмотреть «Эту прекрасную жизнь», так что на минуту я потеряла бдительность и поддалась на уговоры Питера, что он уже большой мальчик, ему четырнадцать уже, так почему бы ему не выпить пива? От одной маленькой бутылочки Питер начал пускать бесконечные отрыжки и глупо хихикать – вряд ли его так унесло, скорее это он специально делал, чтобы действовать мне на нервы, в любом случае, он своего добился.

Джейн удалось развести меня на большой бокал бакарди с колой, который сделал ее еще более саркастичной, так что она сидела и отпускала колкие комментарии по ходу фильма, объявив в итоге, что фильм устаревший и тупой. Питер в знак согласия пустил еще одну отрыжку, и тут я потеряла нить сюжета и заорала на них, что это прекрасный фильм о надежде и о том, что даже маленькое усилие может привести к большим переменам, и если они сейчас же не заткнутся, то пусть проваливают нахрен отсюда. Они так и поступили, так что я осталась досматривать фильм одна, всхлипывая и утирая слезы в компании Джаджи и бутылки красного вина.

Несмотря на то что уже лет десять назад оба ребенка перестали верить в Санта-Клауса, они настаивали, чтобы я оставляла за порогом угощение, стакан виски для Санты (это Саймон предложил поменять молоко на виски) и морковку для Рудольфа. Чулки также не подвергались сомнению, хотя мне ясно дали понять, что их нужно вешать на первом этаже, а не заносить тайком в их комнаты, потому что это «стремно» и «жутко», тем более что они спят. Я пыталась спорить, что они не могут навязывать свои традиции, в то время как мои традиции ими отметаются, на что мне была высказана угроза, что если я буду настаивать, то они подопрут дверь изнутри стульями.

Наконец я отправила своих бесценных деточек спать, как они ни ворчали, что еще рано, и занялась упаковкой разных мелочей для их чулок, ибо все, что они хотели получить в подарок, – это деньги и подарочные сертификаты Amazon и iTunes. У Питера в чулке были подарки, на мой взгляд, очень даже клевые, я надеялась, что ему понравится, хотя, скорее всего, он на них и не взглянет, в чулке у Джейн была в основном косметика, которая стоила дороже моей. Елка выглядела как-то голо без больших коробок с подарками, поэтому я завернула подарки для Джаджи и Барри и для противных куриц и сложила их под елку тоже.

Вот и все. Я все сделала. Закончила приготовления. В 23:59! Пыталась я напомнить себе, что вообще-то мне в это время полагается разрываться от забот, выходить из себя, обливаться потом и что если в три утра у меня из волос не торчат обрывки скотча, то это не настоящий Сочельник, и все равно мне было хорошо. Я тяпнула виски из стакана Санты, откусила кусок пирога, разломила морковку и кинула кусочек Барри, чтобы на утро выглядело, как будто Рудольф похрумкал. Джаджи пришел в ярость оттого, что Барри что-то перепадает, а ему нет, поэтому он потребовал кусок морковки и себе, только потом вспомнил, что морковь он ненавидит, и потому с омерзением разбросал ошметки морковки везде, где можно.

– Спасибо, Джаджи, – сказала я. – И тебе Веселого Рождества!

Вторник, 25 декабря – день рождества

И опять, впервые за пятнадцать лет, я проснулась сама, никто не пытался раздирать мне веки и кричать прямо в ухо: «ПОДАРКИ! МЫ ХОТИМ ПОДАРКИ!» Последние пару лет у Джейн немного поубавилось рождественского пыла, но Питер даже в прошлом году утром рождественского дня был все еще полон энтузиазма и восторга. Однако в этом году они оба еще дрыхли, а я проснулась в приятное и вполне себе приличное время – в 9:30 утра. Даже Джаджи все еще храпел рядом со мной на подушке, выпуская свой тяжелый песий дух прямо мне в лицо, настырный пес, сколько ему не повторяй, что его место в ногах, он так не считает. К счастью, великан Барри ушел вчера спать в комнату Джейн, но сейчас, когда я выпускала Джаджи на прогулку, он к нему присоединился.

Я приняла ванну, затем облачилась в наряд, который глянцевые журналы рекомендуют для рождественского утра, – узкие джинсы, кашемировый свитер и милые ботики, было так приятно осознавать, что у тебя достаточно времени, чтобы привести себя в порядок перед приходом гостей, а не бегать в пижаме, как угорелая. У меня даже было время на макияж. Я развела огонь в камине, сняла свои прелестные ботиночки и надела резиновые веллингтоны, чтобы выйти на прогулку с собаками. У меня даже возникли заманчивые картинки в голове о том, как я с детьми и собаками весело шагаю по полям, но от моих попыток вытащить детей из постели они отбивались фразами в диапазоне от «Потом» и до «Мать, отвали», что совсем не добавляло праздничного настроения.

Вернувшись с прогулки, я обнаружила детей, развалившихся в художественном беспорядке по гостиной, что нарушало тщательно составленную мною рождественскую композицию, с елкой, подарками и пылающим камином.

– Явилась, наконец, – недовольно проворчал Питер. – Где тебя носило? Почему так долго?

– Так ведь вы же сами не хотели вставать, – перешла я в нападение.

– Какая разница? Давайте уже подарки открывать! – подала голос Джейн.

Они изобразили вежливую благодарность за дары, которые я им преподнесла. Питер очень сильно сдерживался, чтобы не умять всю гигантскую шоколадную плитку за один присест, вместо этого они стали терзать коробку шоколадных конфет, пока я раздавала собакам причитающиеся им подарки.

Джаджи, спец по рождественским упаковкам, в мгновение ока сорвал бумагу со своей коробки и был вне себя от радости, когда обнаружил внутри новую игрушку-свистульку, не надо говорить, что от нее не осталось ничего в тот же момент, потому что он безжалостно разгрыз ее, чтобы она не свистела.

Бедолага Барри никогда не получал рождественских подарков и не знал, что полагается делать, но ему на помощь пришел Джаджи, который уже расправился со своим подарком, как Джейн ни кричала и ни пыталась его отогнать, Джаджи выхватил у Барри из-под носа его коробку, содрал упаковку, достал игрушку и растерзал подарок Барри так же стремительно, как и свой, а потом спокойно удалился с видом «Не стоит благодарностей, обращайтесь!»

– Мать, твой паршивец становится просто невыносимым! – сказала Джейн. – Он стащил у бедняжки Барри его подарок и испортил его!

– Ну, ничего, Барри ведь все равно не понимает, что такое рождественский подарок, – пыталась я утешить Джейн.

– Все он прекрасно понимает, – возразила Джейн. – Можно подумать, один только Джаджи в курсе, что такое рождественские подарки?

– Да, ты права, – согласилась я.

– Ну вот и не надо намекать, что Джаджи умнее моего Барри. Пойдем, Барри, пойдем наверх, малыш, я тебе подарю свой подарок, а Джаджи ничего не получит.

Джейн с Барри ушли наверх, Питер уткнулся в iPad в своих новых наушниках, так что пришлось мне и Джаджи идти к курам и дарить им их подарки. Галина, Бланка и Магги посмотрели на меня презрительно, как обычно, и были, как всегда, не впечатлены своими новенькими качелями и кормушкой.

Как же супер-пупер круто, что на ужин нас будет только трое, я заказала все готовое из гастронома M&S. Хотя дети и пригласили на ужин Саймона, он нам не помешает, судя по тому, сколько всего я назаказывала, он нас не объест, и потому мои мрачные курицы, гадящие с презрением на новенькие качели, не могли испортить мне праздничного настроения, ведь мне нужно было только снять пленку с доставленной еды и разогреть ее в микроволновке.

Холодильник ломился от запасов, приготовленных поварами М&S, я не могла налюбоваться на все это изобилие и проверяла, не начал ли кто-нибудь уже подъедать из дорогой сырной нарезки. В этот момент на кухню пришли дети.

– Мам, – сказал Питер. – Не хочешь посмотреть с нами «Реальную любовь»?

– Рождественский фильм? Вы добровольно соглашаетесь посмотреть рождественский фильм и еще меня зовете?

– Ну мы подумали, что ты все равно будешь смотреть какой-нибудь фильм, так что решили опередить тебя и самим выбрать, что смотреть. «Реальная любовь» хотя бы в цвете, – ответила Джейн.

– Ну конечно, мои милые, – согласилась я, – это будет просто здорово. Давайте какую-нибудь снедь организуем?

– И коктейли? – с надеждой подхватила Джейн.

– И коктейли!

Мы втроем устроились на диване, накрывшись пледом, огонь в камине трещал, а у нас трещало за ушами, мы уже сточили коробку шоколадных конфет, упаковку соломки и пачку сырных шариков в виде футбольных мячей, которые бывают в продаже только под Рождество. Мои дети лежали рядом со мной и время от времени клали голову мне на плечо, волшебство, да и только! В конце фильма Джейн даже смахнула украдкой слезинку, может, это ей шампанское из коктейля в нос ударило, а может, это Барри пустил слезоточивый газ после того, как проглотил слишком много сырных мячей.

На финальных титрах объявился Саймон. Он попытался заикнуться, что уже пора бы накрывать ужин, а я даже ничего еще не приготовила (честно говоря, я не хотела даже и начинать возиться с ужином, потому что после всех этих шоколадок меня тошнило от одной мысли о еде).

Пока я пыталась сосредоточить свой взгляд и сделать лицо типа «Даже и не пытайся испортить нам Рождество, негодник», Джейн спокойно сказала: «Не переживай, пап, еды полно. С голоду не помрешь».

– Ага, пап, – поддержал Питер. – На, возьми сырный шарик. Упс, кончилось. Да ладно, не переживай, еды валом. Ужин сейчас накроем. Просто не обижай маму, окей?

Надо отдать ему должное, Саймон тут же перестал скрипеть и сказал: «А знаешь что? Если мы еще не садимся за стол, то давай тогда выйдем, прогуляемся, я видел, тут недалеко в деревне миленький паб еще открыт – может, прошвырнемся туда и пропустим по стаканчику?»

– А как же дети? – спросила я, утратив способность нормально соображать от самой идеи ВЫЙТИ в ПАБ в Рождество, это было настолько неотразимо, насколько невероятно.

– Ну, пусть тоже идут. Как вы, дети, согласны? – спросил Саймон.

– А вы мне купите сидр в пабе? – спросила Джейн.

– Нет, ты же несовершеннолетняя, они из-за тебя лишатся лицензии.

– Тогда я останусь дома.

– Я тоже останусь дома, – ответил Питер.

– Ну значит, только ты и я, – сказал Саймон.

– Так, дети. Питер, Джейн. Мы отлучимся на часок. А вы начинайте разогревать ужин, только не спалите тут все, не портите маме праздничную обстановку, – строго приказал им Саймон.

– Она нам даже не разрешила ни одно елочное украшение на свое дерево повесить, бережет свою праздничную обстановку от нас как не знаю от кого, – проворчала Джейн.

– Ну, хватит препираться, – ответил Саймон. – Может, в этом году ваша мама проведет Рождество без своего обычного Эпичного Коллапса?

– Ну, если мама не разразится потоком слез и ругательств, что никто ее не ценит, и не закроется в гараже с бутылкой бейлиса, тогда это будет не настоящее Рождество, – запротестовал Питер.

– Как бы то ни было, – подытожил Саймон, – я лично буду очень рад, если хотя бы в это Рождество ваша мать не будет пулять в меня пирогами, а потому делайте, как вам велят, пока я отведу вашу маму в паб.

Барменша осуждающе посмотрела на меня, когда я в очередной раз явилась туда с новым мужчиной, до этого в субботу вечером я была там с Джеком, как раз перед тем, как к нему на Рождество приехала дочь, а за неделю до этого я пила там с Колином. По ее взгляду можно было понять, что она принимает меня за гулящую женщину, промышляющую эскортом. Я приняла для себя решение, что в новом году не допущу в своей жизни никаких драматических поворотов и постараюсь больше общаться с деревенскими, подружусь с местными, буду впускать новых людей в свою жизнь и позволять им помогать мне вместо того, чтобы тянуть лямку одной, хотя мечты о горячем фермере на тракторе, который влюбится в меня без памяти, несколько поистерлись. Как только я войду в более тесный контакт с местным населением, я думаю, у меня будет возможность объяснить, что я «не последняя шлюха, просто с одним парнем я встречаюсь, другой – это мой бывший муж, а третий – просто хороший друг, вот и все». Может, среди местных найдется какая-нибудь птичница-знахарка, которая найдет путь к сердцам моих противных куриц и своими народными заговорами и древними ритуалами уговорит их нестись? Хотя вполне возможно, что местные меня не примут в свое сообщество из-за моих сомнительных моральных устоев и просто забьют меня камнями.

– О чем ты задумалась? – спросил Саймон. – Выглядишь так загадочно.

– Ни о чем, – быстро ответила я. – Совсем ни о чем. Просто хорошо здесь, да? Веселого Рождества!

– Веселого Рождества! Я предложил прийти в этот паб, потому что хотел поговорить с тобой без детей…

– Ой, звучит как-то тревожно. Саймон, не забывай, что у нас Рождество. Не порть мне чертов праздник, не говори ничего такого, что может его испортить.

– Дети сказали мне, что ты с кем-то встречаешься. Говорят, его зовут Джек. Так дети сказали.

– Ммм, ну да, да, так и есть.

– Я прост… Просто хотел пожелать тебе, как это говорится, «всего хорошего». Когда дети мне про него рассказали, я сперва офигел, а потом подумал, ну если он делает тебя счастливой, то пусть, лишь бы тебе было хорошо.

– Что же, спасибо! – ответила я. Такого я не ожидала. Я вообще не собиралась посвящать Саймона в свои отношения с Джеком, по крайней мере до тех пор, пока Саймон не начнет надоедать или что-то еще, но Саймон решил вести себя как взрослый. Прелесть в разводе с Саймоном именно в том, что я с ним в разводе, и так он мне нравится намного больше, чем когда я была за ним замужем. Конечно, у него бывают заскоки, но не так часто и густо, как во время нашего брака.

– Так это у вас с ним серьезно?

– Ой, я не знаю. Слишком рано что-то говорить. Ну, я еще даже не пернула в его присутствии.

– Это для тебя по-прежнему мера близости отношений?

– Так или иначе, какая разница?