Текст книги "Архивы Дрездена: Маленькое одолжение. Продажная шкура"

Глава 26

Увидев зияющее отверстие, оставленное Крошкой-бебекой в восточной стене Юнион-стейшн, Майкл застыл на месте.

– Боже милосердный! – выдохнул он. – Гарри, что здесь произошло?

– Небольшая проблема, – ответил я.

– Вы мне ничего не сказали.

– Вид у вас был занятый, – сказал я. – И потом, у вас уже имелась пара сотен нехороших парней, чтобы с ними справляться. – Я мотнул головой в сторону пролома. – А у меня всего один.

Майкл озадаченно покачал головой, и я заметил, как Люччо тоже косится на пролом с чем-то вроде легкой тревоги на лице.

– Но вы с ним справились? – спросил Майкл.

Люччо, склонив голову набок, посмотрела на Майкла, потом – пристально – на меня.

– Разумеется, – как можно более невозмутимо ответил я. Потом повернулся на пятках и свистнул. – Мыш!

Мокрый насквозь, но полный энтузиазма пес, громко шлепая лапами по залитому водой мраморному полу, вылетел из кассового зала и понесся к нам. Он затормозил с легким юзом, подняв волну, которая с верхом захлестнула мои башмаки. Архив с интересом посмотрела на Мыша и шагнула в его сторону – но дальше ее не пустил Кинкейд, положив руку ей на плечо.

Майкл посмотрел на девочку, потом на собаку и нахмурился.

– Есть, – произнес он, – еще одна проблема.

В кабине Майклова пикапа только три кресла.

Мы все промокли до костей, и времени высохнуть или переодеться до прибытия полиции у нас не оставалось. По дороге к гаражу я поймал на себе не слишком дружелюбные взгляды – после моего объяснения, что это я привел в действие систему пожаротушения. Полагаю, это не совсем справедливо, и, в конце концов, никто не может обвинить меня, что я не испытывал на себе последствий наравне с остальными.

Возможно, Архив и жутковатый ребенок вроде Билли Мамми из «Сумеречной зоны», но все же она ребенок. Поэтому то, что она поедет в кабине, никем не оспаривалось. Майкл собрался садиться за руль.

– Я не позволю ей сидеть там одной, – заявил Кинкейд.

– Да ладно вам, – возмутился я. – Он же, черт подери, Рыцарь Креста. Он не причинит ей вреда.

– Не имеет значения, – сказал Кинкейд. – А как насчет того, если кто-нибудь обстреляет ее по дороге? Он готов заслонить ее своим телом от пуль?

– Я… – начал Майкл.

– Еще как, черт вас побери, готов, – огрызнулся я.

– Гарри, – произнес умиротворяющим тоном Майкл. – Я был бы рад защищать ребенка. Но мне будет несколько затруднительно делать это и одновременно вести машину.

Мыш издал негромкий, встревоженный звук, и это привлекло мое внимание к тому, что Архив непривычно для себя тиха. Она стояла рядом с Кинкейдом, дрожа; глаза ее закатывались.

– Черт, – всполошился я. – Сажайте ее в кабину. Кинкейд, Майкл, поезжайте, живо!

Кинкейд схватил ее в охапку, и они с Майклом сели в кабину пикапа.

– В-ваш д-дом д-далеко отсюда, С-страж? – спросила меня Люччо.

Выглядела она неважно. Точнее, с учетом обстоятельств она выглядела неплохо. Однако при этом она промокла до нитки и изрядно замерзла – она опустилась обнять Мыша за шею, вроде как лаская его, а на деле вытираясь о его мех. Я-то видел, какова Люччо, командир корпуса Стражей Белого Совета, в бою, поэтому мое мнение о ней давно сформировалось. Глядя на женщину, которая, не моргнув глазом, встречалась один на один с учениками Кеммлера, которую я как-то видел стоявшей под шквальным огнем из автоматического оружия, чтобы защитить своих подопечных, – в общем, глядя на нее, я как-то обычно забываю, что роста в ней пять футов четыре дюйма, веса – сто тридцать или сто сорок фунтов, и все насквозь промокшее.

Именно такой она сейчас и была.

В самом эпицентре метели.

– Это недалеко, – ответил я. Потом приблизился к пассажирской двери пикапа. – Посадите ее на колени, – сказал я Кинкейду.

– Она пристегнута ремнем безопасности, – возразил Кинкейд. – Она и так под угрозой заболеть, постояв на морозе.

– Люччо весит ненамного больше, чем Ива, – заявил я ровным тоном. – И опасность схватить пневмонию грозит ей почти так же, как девочке. Поэтому вы сажаете Иву на колени и освобождаете место в кабине моей начальнице – как и подобает джентльмену.

Кинкейд все так же спокойно посмотрел на меня своими ледяными глазами.

– Или что?

– Я вооружен, – сказал я. – А вы нет.

Не меняя выражения лица, он посмотрел на меня, потом на мои руки. Одна из них оставалась в кармане пальто.

– Вы думаете, я поверю, что вы меня убьете?

– Если вы попытаетесь заставить меня выбирать между вами и Люччо, – ответил я с колкой улыбкой, – я совершенно не сомневаюсь, кому мне спеть гавайскую колыбельную.

Зубы его блеснули в неожиданной волчьей улыбке. Он подвинулся, пересадив замерзшую девочку себе на колени.

Когда я вернулся за Люччо, она держалась на ногах только потому, что Мыш сидел на морозе как вкопанный, поддерживая ее. Она вяло пробормотала какие-то возражения, даже пыталась сохранить командный тон, но, поскольку она произнесла это по-итальянски, я постановил, что ее мозг тоже замерз, и принял командование местными силами корпуса на себя, что было несложно, поскольку силы эти состояли из одного меня. Я сунул ее в кабину пикапа и пристегнул ремнем рядом с Кинкейдом. Он даже помог мне с этим – мои пальцы слишком закоченели, чтобы справиться с этим быстро.

– Гарри, – произнес Майкл.

Он повернулся назад, вытащил из-за спинки сиденья одеяло с электроподогревом и кинул его мне. Я поймал его и благодарно кивнул: холод уже начал подбираться к моему желудку.

Вот так мы с Мышом оказались в кузове пикапа – промокшие насквозь, посреди зимы, в разгар бурана. С желудка холод переполз мне на грудь, и я свернулся калачиком, поскольку ничего другого мне просто не оставалось делать. Прибегать к магии я не мог. Мой шар солнечного огня плохо сочетался бы с движущимся пикапом, особенно с учетом того, как меня трясло. Я хотел согреться, а не изжариться заживо.

– П-порой гал-галантность – отс-тстой, – буркнул я Мышу, стуча зубами.

Мой пес, чья пышная зимняя шуба мало помогала, поскольку тоже промокла, прижимался ко мне с такой же силой, как я – к нему под одеялом. В кабине пикапа тем временем делалось все теплее, судя по тому, как запотевало заднее окно. Я ощущал себя персонажем Диккенса. Я подумал, не объяснить ли это Мышу, хотя бы для того, чтобы занять время и мысли, но ему, бедолаге, и без Диккенса плохо приходилось. Поэтому мы провели поездку в жалком, сострадательном молчании. По идее, нам навстречу должны были бы мчаться, вспыхивая мигалками, полиция, пожарные и «скорые». Не знаю, я был слишком занят, развлекаясь непроизвольными ритмичными сокращениями всех мышц моего многострадального тела, чтобы обращать на это внимание.

Спустя тридцать секунд после начала поездки я исполнился уверенности, что вырублюсь и очнусь через пятьсот лет в будущем, но оказалось, что мне пришлось страдать всего каких-то жалких двадцать минут или около того, прежде чем Майкл затормозил перед моим домом.

Обе дверцы кабины распахнулись одновременно, и до меня донесся усталый, но властный голос Люччо.

– Доведите его до дверей, чтобы он смог дезактивировать обереги!

– Я в порядке, – сказал я, поднимаясь.

Правда, вслух у меня вышло что-то вроде «М-м-м-м-м-гх», и когда я сделал попытку встать, я едва не выпал из кузова. Меня подхватил Майкл, и Кинкейд быстро подскочил, чтобы помочь ему спустить меня на землю.

Я смутно ощутил, как рука Кинкейда скользнула мне в карман пальто и вынырнула обратно пустой.

– Вот сукин сын, – произнес он с ухмылкой. – Так я и знал.

Из кабины пикапа выбралась Люччо, неся на бедре и прижимая к себе одной рукой совершенно безвольную фигурку Архива. Руки и ноги у девочки болтались как тряпичные, рот приоткрылся во сне, щеки изрядно порозовели.

– Поднимайтесь, Дрезден! – скомандовала капитан Стражей. Голос ее звучал жестко, как всегда, но, хотя за время поездки она немного отогрелась, одежда оставалась почти такой же мокрой, и я видел, как она ежится на морозе. – Живее.

Я вяло шаркал ногами, пока не вспомнил, что их полагается переставлять поочередно. Это заметно ускорило наше продвижение. Мы подошли к двери, и кто-то сказал что-то насчет опасных оберегов.

Это не шутки, подумал я. У меня здесь такие обереги, что от вас разве что жирные пятна на асфальте останутся. Но это все ерунда: видели бы вы, на что способна Гард…

Люччо брякнула еще что-то про обереги, и я подумал, что вид у нее совсем замерзший. У меня дома есть камин, возле которого она могла бы, возможно, отогреться. Я дезактивировал-таки обереги и хотел отворить ей дверь, как и положено поступать с дамой, но проклятую железяку заклинило, и она отказывалась открываться до тех пор, пока Майкл, пробормотав что-то нелицеприятное насчет любительской работы, не двинул ее плечом.

Потом все как-то смешалось, только руки и ноги ужасно болели.

Я успел еще подумать: а все-таки классный у меня диван.

Мыш подышал мне в лицо, а потом едва не раздавил меня, уложив башку и верхнюю часть туловища поперек моего тела. Я подумал, не обругать ли его за это, но вместо этого просто уснул на своем замечательном диване.

Наступила темнота.

Я проснулся в комнате, освещенной только огнем в камине. Я согрелся, хотя пальцы рук и ног неприятно щипало. На теле ощущался некоторый вес, который на поверку оказался почти всеми имеющимися в доме одеялами. Глубокий, негромкий, ровный звук дыхания моего пса доносился с коврика перед диваном, и одна из моих рук, свесившись, зарылась в теплую, сухую шерсть у Мыша на спине.

Где-то рядом капала вода.

Люччо сидела на табуретке у камина, лицом к огню. На крючке над огнем висел чайник. Рядом с ней стоял таз с горячей водой. Пока я наблюдал, она окунула в таз полотенце и, перекинув его через плечо, протянула вниз по всей длине руки, повернувшись ко мне в профиль. Глаза ее были закрыты от удовольствия. Отблески огня играли на ее обнаженной по пояс спине, и мокрая кожа, под которой играли мускулы, блестела как слиток золота.

До сих пор эта мысль ни разу не приходила мне в голову.

Люччо была прекрасна.

О, она не напоминала девиц с глянцевых журнальных обложек, хотя при некоторой подготовке, подозреваю, разрыв мог бы сильно сократиться. Черты ее и раньше казались мне привлекательными, особенно рисунок ее губ с этими ямочками на щеках, контрастирующими с довольно жестким, почти мужественным подбородком. Ее темные глаза имели обыкновение вспыхивать, когда она сердилась или удивлялась, и ее каштановые волосы были длинными, вьющимися и блестящими. Она явно ухаживала за ними; но для традиционных, условных представлений о красоте в ее лице было слишком много силы.

Но красота-то заключается не только в этом. Она намного глубже.

В ней была какая-то невыразимая женственность, чрезвычайно влекущая, которая вдруг открылась мне в этот момент, – некая потрясающая смесь нежных изгибов, спокойной грации и гибкой силы. Как-то не совмещалось это у меня прежде с главой Корпуса Стражей. А может, еще важнее оказалось то, что я знал качества человека, одетого в эту кожу. Я знал Люччо не первый год, побывал с ней не в одной переделке и думал о ней как об одной из немногих Стражей-ветеранов, по отношению к кому я одновременно питал уважение и симпатию.

Она перебросила волосы на другое плечо и так же медленно вымыла влажным полотенцем освободившиеся плечо и руку, явно получая от этого нескрываемое удовольствие.

Если подумать, прошло уже довольно много времени с тех пор, когда я в последний раз видел обнаженные женские плечи и спину. В моей жизни подобные зрелища случаются гораздо реже, чем связанные с моей работой всякого рода кошмары. Конечно, даже среди кошмаров рано или поздно мелькает что-то из прекрасной мечты – хоть на мгновение, да мелькает. И, несмотря на неприятности, в которых я погряз по самые уши, в ту минуту, лежа под всеми этими одеялами, я видел нечто действительно прекрасное. Я даже пожалел, что у меня нет таланта запечатлеть это зрелище углем, тушью или маслом. Все, что я мог сделать, это впитывать глазами это простое зрелище: красивая женщина, купающаяся в свете камина.

Я пропустил момент, когда Люччо остановилась и повернула голову в мою сторону. Я просто вдруг заметил, что спокойный взгляд ее темных глаз обращен на меня. Я поперхнулся. Не знаю, какой реакции я ожидал от нее. Внезапной вспышки гнева, возможно, или едкой реплики, или, по крайней мере, румянца. Ничего такого Люччо не сделала. Она просто смотрела на меня в ответ, спокойная и прекрасная, прикрывая грудь одной рукой, а другой снова окуная полотенце в теплую воду.

– Извините, – пробормотал я наконец, опуская взгляд.

Как раз я-то, возможно, покраснел. Проклятье. Может, мне удалось бы выдать это за легкое обморожение, героически заработанное ради ее здоровья…

Она издала негромкий звук, слишком расслабленный, чтобы сойти за усмешку.

– Вас это раздражает?

– Нет, – поспешно откликнулся я. – Господи, нет, ничего подобного.

– Тогда зачем извиняться? – спросила она.

– Я… э… – Я неловко кашлянул. – Мне просто показалось, что девушка, выросшая во времена правления королевы Виктории, наверное, отличается некоторой консервативностью.

На этот раз Люччо издала озорной смешок.

– Виктория была англичанкой, – сказала она. – Я итальянка.

– А это многое меняет? – удивился я.

– Совсем немного, – ответила она. – В молодости, видите ли, я позировала нескольким художникам и скульпторам. – Она запрокинула голову и прополоскала горло. – М-м-м. Хотя, конечно, тогда я обитала в своем изначальном теле.

Верно. В том теле, что похитила у нее сумасшедшая ученица – или ученик – Кеммлера, чародей-некромант, оставив разум Люччо навеки запертым в другом теле – юном, крепком, красивом.

– Не думаю, чтобы то, в котором вы сейчас, намного уступало предыдущему.

Она открыла глаза и одарила меня улыбкой – очень по-девчоночьи довольной.

– Спасибо. Но я не хочу, чтобы вы меня неверно поняли. Я воспользовалась бы вашим душем после этого тухлого дождя, но на вашей кровати спит Архив, и Кинкейд запер дверь. Он тоже спит, и мне не хотелось бы, чтобы он вцепился мне в горло, не проснувшись. А вы спали, так что… – Она чуть пожала плечами.

Это движение сопровождалось интересными световыми эффектами на ее коже, и я вдруг порадовался, что на меня навалено столько одеял.

– Вы-то нормально себя чувствуете? – поинтересовалась Люччо.

– Жив пока, – ответил я.

– Очень галантно с вашей стороны укоротить Кинкейда вот так.

– Нет проблем. Он изрядная задница.

– Но весьма опасная, – заметила Люччо. – Я бы не согласилась ехать с ним, если бы не видела, как он проходил досмотр в Бостоне.

Она встала, бросила мочалку в таз и надела блузку, дав мне напоследок полюбоваться своим силуэтом на фоне каминного огня.

Я вздохнул. Момент миновал. Вернемся к делам.

– Вы-то почему ехали с ними? – спросил я.

– Везла их на переговоры, – ответила она.

– Переговоры?

– Архив связалась с Никодимусом Архлеоном по поводу наших обвинений. Он согласился встретиться с нами здесь, в Чикаго, чтобы обсудить этот вопрос. Вы являетесь инициирующей стороной в этом деле, и я прибыла, чтобы исполнять роль вашего секунданта.

Я уставился на нее:

– Вы? Мой секундант?

Она застегнула блузку, повернулась ко мне лицом и слабо улыбнулась.

– Долг превыше эго. Боюсь, из достаточно закаленных для этой роли Стражей немногие согласились бы на нее. Мне показалось, будет лучше, если вы поработаете со мной, а не с Морганом.

– Вот за это вам и платят большие баксы, капитан. За тонкое понимание межличностных отношений.

– За это, а еще за то, что я очень хорошо умею убивать всяких тварей, – кивнула Люччо. Она повернулась к камину и сняла с полки маленькую деревянную шкатулку Гард. – Дрезден…

– Адские погремушки! – выдохнул я, садясь. – Капитан, эта штука опасна. Поставьте ее на место. – Последнее слово я выпалил таким повелительным тоном, какой позволяю себе, только работая с Молли, а еще с некоторыми из тех, с кем общаюсь по Паранету.

Она застыла как вкопанная, удивленно приподняв бровь, но только на секунду. Потом осторожно поставила шкатулку обратно и отошла от полки.

– Ясно. Вы держали это в руках, когда мы втащили вас сюда. Вообще-то, вы не хотели выпускать это из рук.

– Ну, – сказал я, – нет.

– И это, насколько я понимаю, объясняет, что вы делали на вокзале.

– Ну, – сказал я, – да.

– Случайное совпадение, – предположила она.

Я покачал головой:

– По моему опыту, когда рядом Рыцарь Креста, таких вещей, как совпадение, не бывает.

Она нахмурилась:

– Прошло довольно много времени с тех пор, как я в последний раз исповедовалась. Если быть точной, где-то около столетия. Я не уверена, что Всевышний особенно благосклонен ко мне.

– Неисповедимы пути, – многозначительно произнес я.

Она рассмеялась:

– Я так понимаю, они уже использовали этот прием с вами прежде?

– Постоянно, – кивнул я.

– Хороший человек, – заметила она. – Повезло вам с другом.

Я нахмурился.

– Угу. Повезло, – тихо подтвердил я и покачал головой. – Когда состоятся переговоры?

– Завтра в полдень. – Она кивнула в сторону каминной полки. – Можете сказать, что там?

– Альтернативные ходы, – сказал я. – На случай провала переговоров.

– Не скрытничайте, Дрезден.

Я мотнул головой.

Она уперла руку в бедро:

– Почему?

– Дал слово.

Некоторое время она обдумывала это. Потом кивнула:

– Как хотите. Отдохните еще немного. Вам это необходимо.

Она подошла к моему мягкому креслу, устало опустилась в него и без лишних слов свернулась в нем калачиком, накрывшись одеялом. Не прошло и нескольких секунд, как она спала крепким сном.

Я подумал, не встать ли мне, чтобы проверить шкатулку Гард, а может, позвонить Майклу и Мёрфи, но внезапно все мои члены охватила такая жуткая усталость, что выполнить подобные планы показалось невероятно сложно. Поэтому я устроился под одеялами поудобнее и почувствовал, что засыпаю почти так же быстро.

Последнее, что я заметил, прежде чем вырубиться, это то, что под всеми этими одеялами я полностью раздет.

И вымыт.

Глава 27

– Все равно не понимаю, почему мне нельзя ехать, – заявила Молли, упрямо скрестив руки на груди.

– Помнишь, ты мне говорила, как терпеть не можешь, когда родители в ответ на твои вопросы начинают цитировать Писание? – спросил я ее.

– Угу.

– Так вот, я этого делать не буду. Потому что не настолько хорошо его знаю, чтобы правильно цитировать.

Она закатила глаза к потолку.

– В общем, там что-то говорится насчет того, что лучший способ побороть искушение – это избегать его.

– Ой, да ладно вам, – вздохнула Молли.

– Вообще-то, он прав, – подал голос Томас, возвращая мне плащ. – Нет, серьезно. Уж я-то знаю толк в соблазнах.

Молли искоса посмотрела на моего брата и слегка покраснела.

– Прекрати, – сказал я ему.

Томас пожал плечами:

– Ничего не могу поделать. Я голоден. Целых полчаса пришлось скакать с крыши на крышу, уворачиваясь от стаи психов ростом по три фута, вооруженных луками и стрелами.

– Эльфы, – пробормотал я. – Значит, команда Летних тоже подтянула резервы. Занятно. Вот я думаю, кто из них первым потянул на себя чашу весов.

– Всегда пожалуйста, – хмыкнул Томас.

– Эй! – возмутилась Молли. – Может, вернемся к теме разговора? Я умею держать себя в руках, Гарри. Это же вроде переговоры, а не драка.

Я вздохнул и повернулся к ней. Разговор наш происходил на кухне у Карпентеров; все остальные занимались делом в мастерской. Проведя вечер в качестве ложной мишени, Томас ошивался у входа в дом, чтобы вернуть мне посох и заговоренный плащ.

– Сама подумай, Кузнечик, с кем мы собираемся говорить.

– С Никодимусом. Главой динарианцев, – ответила она. – С человеком, который пытался убить моего отца и моего наставника, а еще сделал все, что в его силах, чтобы внедрить демона в голову моего маленького брата.

Я моргнул от неожиданности:

– Откуда ты знаешь о…

– Как обычно, подслушав маму с папой, – нетерпеливо отозвалась она. – Дело в том, что я не собираюсь поддаваться искушению и забирать одну из их монет, Гарри.

– Я говорю не о том, соблазнишься ты или нет, детка, – сказал я. – Я беспокоюсь насчет Никодимуса. С учетом всего происходящего я бы не стал размахивать дочерью Рыцаря Креста, тронутой темной магией, у него перед носом. Мы пытаемся избежать большой потасовки, а не искать поводов для новой.

Молли продолжала упрямо смотреть на меня.

– Эй, – сказал я. – А как насчет упражнений, что я задал тебе на дом?

Она посмотрела на меня так еще немного. Этому она училась у Черити, поэтому получалось у нее неплохо. Впрочем, я попадал под испепеляющий взгляд Черити не раз и не два, так что меня этим не проймешь. Молли молча повернулась и вышла из кухни.

Томас негромко фыркнул.

– Что? – спросил я.

– Ты действительно считаешь, что сможешь избежать драки?

– Я считаю, что не собираюсь преподносить им никого из семьи Майкла в качестве заложников, – ответил я. – Никодимус явно припас что-нибудь в рукаве. – Говоря, я проверил, хорошо ли спрятан маленький нож в кожаных ножнах в моем собственном рукаве. – Вопрос только в том, кто и где начнет потеху.

– Где вы встречаетесь?

– Этого не знаем ни мы, ни они. Кинкейд и Архив выбирают нейтральную точку. Они ушли от меня сегодня рано утром. Сказали, что позвонят. Только я сомневаюсь, что они сразу принялись за дело. Готов поспорить, Никодимус захочет получить что-то в обмен на Марконе. Вот тогда он и сделает свой ход.

– В момент обмена? – спросил Томас.

– Угу, – кивнул я. – Попытается заграбастать все пирожные.

– Ну-ну, – сказал Томас. – Кстати говоря, наигравшись в догонялки с этими убийцами-карликами, я зашел к тебе домой. Унюхал запах духов у двери и заглянул в южное окошко. – Он хитро улыбнулся мне. – Самое, черт подери, время, чувак.

Я хмуро уставился на него:

– Что?

Улыбка померкла.

– Ты хочешь сказать, ты так и не… О, голод мне в глотку, Гарри.

– Что ты видел?

– Я видел тебя – как ты разговаривал с женщиной, которая уже наполовину разделась для тебя, чувак.

– Да нет же, – вскинулся я. – Все совсем не так, Томас. Она просто приводила себя в порядок. – Я изложил ему краткую версию событий прошедшего вечера.

Томас бросил на меня выразительный взгляд. Потом осторожно постучал мне по лбу согнутым пальцем.

– Но-но! – возмутился я.

– Гарри, – обратился он ко мне как к маленькому. – Ты дрых несколько часов. У нее имелось в достатке времени, чтобы обмыться. Думаешь, она просидела просто так все это время, потому что недостаточно устала? Думаешь, она не подгадала этого так, чтобы ты ее увидел?

Я уже собрался ответить, но так и остался сидеть с открытым ртом.

– Если уж на то пошло, она запросто могла устроиться за спинкой дивана, где ты никак не увидел бы ее, если бы проснулся, – продолжал Томас. – Но не у огня, где она устроила то, что я принял за красивое представление для тебя.

– Я… я не думал, что она…

Он смерил меня взглядом:

– Ты даже не пошевелился.

– Она… Люччо – мой старший начальник, чувак. Мы… мы работаем вместе.

Томас закатил глаза:

– Это подход двадцать первого века, чувак. Она девушка девятнадцатого века. У нее иной взгляд на такие вещи, чем у тебя или у меня.

– Но я и не думал…

– Ни за что в это не поверю, – заявил Томас. – Скажи, ну скажи мне, что ты не такой тупица.

– Тупица? – возмутился я.

– Угу, – сокрушенно кивнул он. – Тупица. Одно дело, если она предлагала, а ты отказал ей потому, что у тебя есть повод не хотеть этого. А вот не понимать, что она имеет в виду, это просто срам какой-то.

– Но она не говорила…

Мой брат воздел руки к потолку:

– А что, скажи на милость, женщина должна делать? А, Гарри? Сорвать с себя одежды, наброситься на тебя и ерзать, крича «Возьми меня, детка!»? – Он покачал головой. – Все-таки порой ты непроходимый идиот.

– Я… – Я развел руками. – Она же просто уснула.

– Потому что она заботится о тебе, пень ты этакий. Она не хотела слишком давить на тебя, не хотела, чтобы ты чувствовал себя неловко, особенно учитывая, что она старше и опытнее тебя, да и выше по званию. Она не хотела, чтобы это сошло за принуждение. Поэтому она оставила тебе достаточно места, чтобы ты мог отказать ей, не роняя ни своего, ни ее достоинства. – Он снова закатил глаза. – Хоть иногда читай между строк, чувак.

– Я… – Я вздохнул. – Как-то ни разу еще не становился объектом интереса женщины на сто пятьдесят лет старше меня, – тупо произнес я.

– В общении с женщинами пытайся хоть иногда шевелить мозгами, а не своей, – он перебросил мне посох, – палкой.

Я поймал посох:

– Развелось вас тут, критиков.

Мой брат направился к выходу, прихватил по дороге яблоко из корзины на столе и оглянулся на меня через плечо:

– Зануда. Слава богу, Никодимус – мужчина.

Он вышел, а я остался раздраженно сидеть. Возможно, он был прав, но раздражения от этого меньше не становилось, даже наоборот.

Но в одном он был прав несомненно: на фоне огня Анастасия смотрелась совершенно потрясающе.

Гм.

Как-то до сих пор она не ассоциировалась у меня в мыслях со своим именем. Только с фамилией. Просто «Люччо», или «капитан», или «капитан Люччо». Если подумать, амурными играми она не занималась даже дольше, чем я. Возможно, вчера ночью ее тоже не переполняла уверенность в себе.

Ситуация, которую стоило бы обдумать.

Позже.

А пока куда актуальнее были интриги и неизбежное коварство, на которых и стоило сосредоточиться.

Я направился в мастерскую. День выдался яснее предыдущего, однако тучи на небе не рассеялись. Снегопад прекратился, хотя ветер сдувал достаточно снега с сугробов, так что особой разницы я не замечал. Взгляд в зеркало показал, что кончик моего носа, мочки ушей и скулы у меня обморозились. Вид они имели такой, словно пострадали от солнечного ожога. В сочетании с синяками под глазами они придавали мне, на мой взгляд, совершенно неотразимый вид.

Стоило ли удивляться, что Люччо, можно сказать, набросилась на меня с изголодавшейся страстью.

Чтоб тебя, Гарри, сосредоточься же. Опасность на носу.

Я отворил дверь мастерской как раз вовремя, чтобы услышать голос Майкла.

– Все равно не понимаю, почему мне нельзя ехать.

– Потому что мы пытаемся избежать драки, – спокойно отвечала Люччо, – а атмосфера нервозности и страха вряд ли содействует мирному обмену мнениями.

– Я их не боюсь, – возразил Майкл, скрестив руки на груди.

– Нет, – с легкой улыбкой подтвердила Люччо. – Но они вас боятся.

– В любом случае, – вмешалась Гард, – ни Церковь, ни Орден Креста не являются участниками договора. Не сочтите это за обиду, сэр Майкл, но это в буквальном смысле не ваше дело.

– Вы не знаете этих людей, – негромко произнес Майкл. – Не так, как я.

– Я знаю, – так же тихо возразил я. – По крайней мере, в отдельных аспектах.

Майкл повернулся и внимательно, испытующе посмотрел на меня.

– Вы тоже считаете, что я не должен вмешиваться?

Я не стал спешить с ответом. Гард наблюдала за мной, сидя на краешке раскладушки. Теперь она оделась и привела себя в порядок, и хотя вид у нее был не совсем здоровый, но уже далеко не тот, что накануне. Хендрикс снова сидел у верстака, только на этот раз он точил нож. Помешанные на оружии всегда возятся со своими игрушками. Мёрфи сидела напротив Хендрикса и чистила пистолет. Она старалась не слишком тревожить раненую руку, но при необходимости явно могла бы пользоваться ею. Саня угнездился в углу верстака и терпеливо смазывал каким-то составом кожаные ножны Эспераккиуса.

– Я не думаю, что они попытаются нанести удар именно там, – тихо произнес я и повернулся к Люччо. – Но я думаю, что было бы неглупо иметь пару Рыцарей где-нибудь поблизости – на случай, если я ошибаюсь.

Голова Люччо чуть дернулась назад.

– Нет смысла отказываться от страховки, – пояснил я ей. – В отличие от фэйри или Красной Коллегии, эти люди не играют по правилам. Я-то видел их в деле, капитан.

Она поджала губы, продолжая буравить меня взглядом.

– Как скажете, Страж, – произнесла она наконец. – Это ваш город.

– Я не давала на это согласия, – помрачнев, заявила Гард.

Она даже привстала с раскладушки.

– Да смиритесь с этим, блондиночка, – буркнул я. – Вы не в том положении, чтобы решать за других. В этом конкретном случае Белый Совет на вашей стороне, но только не начинайте думать, что мы на вас работаем. Или на вашего босса.

– Я тоже намерена присутствовать там, – тихо произнесла Мёрфи, не отрывая взгляда от своего пистолета. – Не где-нибудь поблизости. Там. Непосредственно.

В ответ почти все находившиеся в комнате хором сказали «нет» или что-нибудь в этом же роде. Исключение составили Хендрикс, который вообще немногословен, и я, потому что все равно знал, что из этого выйдет.

Пока все выражали свой протест, Мёрфи собрала пистолет и с особенно громким в наступившей тишине щелчком вставила в него обойму.

– Если вы, ребята, хотите втихую проворачивать свои заговоры и свои подпольные войны, – заявила она, – занимайтесь этим в Антарктиде или еще где-нибудь. Можете ехать с этим в Нью-Йорк или Бойсе, где это не будет меня касаться. Но вы не там, не там и не там. Вы, ребята, в Чикаго. И когда ситуация выходит из-под контроля, страдают люди, которых я поклялась защищать. – Мёрфи встала, и хотя она уступала ростом всем без исключения находившимся в комнате, смотрела она на всех вовсе не снизу вверх. – Я собираюсь находиться там в качестве наблюдателя – с вашего одобрения. Или мы можем сделать это по-другому. Выбор за вами, только помните: я знаю кучу копов, которых тошнит от всего этого сверхъестественного говна у них под носом.

Она спокойно, без вызова обвела взглядом комнату. Пистолета она со стола не убирала.

Я улыбнулся ей. Едва заметно, но улыбнулся.

Гард посмотрела на меня.

– Дрезден, – произнесла она.

Я пожал плечами и немного печально покачал головой:

– А что? Стоило нам дать им право голоса, и это совершенно вышло из-под контроля.

– Ну и свинья же ты, Гарри, – буркнула Мёрфи.

– Свинья, – согласился я. – Но свинья достаточно умная, чтобы смириться перед неизбежным. – Я повернулся к Гард. – Полагаю, у нее в этом деле совершенно законный интерес. Я ее поддерживаю.

– Страж, – предостерегающе произнесла Люччо. – На пару слов, пожалуйста.

Я подошел к ней.

– Она, возможно, не представляет себе, – тихо сказала мне Люччо, – какие неприятности могут ей грозить.

– Она представляет, – возразил я так же тихо. – Она повидала больше, чем большинство Стражей, капитан. И совершенно точно она прикрывала меня со спины столько раз, что заработала право самой решать за себя.

Несколько секунд Люччо, хмурясь, смотрела на меня, потом повернулась к Мёрфи.

– Сержант, – негромко сказала она. – Это может подвергнуть вас… скажем так, значительному риску. Вы уверены?

– А если бы это был ваш город? – спросила Мёрфи. – Ваша работа, ваш долг? Смогли бы вы стоять в стороне, зажав уши?