Текст книги "Жестокие игры"

– Как по мне, кто к кому подошел – это неважно, – пробормотал Джордан.

– Единственным моим желанием было убраться оттуда подальше, а она всячески пыталась заставить меня остаться.

– Каким образом? Что она делала? Рассказывай! – потребовал Джордан.

– Господи, не помню! Боже, Джордан, я пытаюсь! Я думаю об этом постоянно, у меня голова вот-вот лопнет. Я был там – и что? Это же не значит, что я ее изнасиловал. Я оттолкнул ее и убежал.

Джордан положил руки на стол.

– И во время этого прелестного общения уронил несколько капель семенной жидкости?

– Я не раздевался. Не знаю, что за сперму они обнаружили, но она не моя.

– Ты хотя бы понимаешь, насколько фантастическим покажется это заявление присяжным? Особенно если на потерпевшей обнаружена твоя кровь и частички твоей кожи?

– Мне все равно, – заявил Джек. – Это правда.

– Хорошо. Правда. – Джордан схватил бумаги, засунул их в папку и встал. – Сколько это будет правдой на этот раз, Джек?

И не оглядываясь вышел из комнаты свиданий.

Достопочтенная Алфея Джастис[xvi]  [xvi] По-английски букв, «правосудие, справедливость».


[Закрыть] любила редкости. Уникальные табакерки из Европы; китайский шелк; чернила, изготовленные из конского навоза. Она жила в стеклянном доме, который лучше бы смотрелся на побережье Лос-Анджелеса, а не в густых лесах Новой Англии; водила отреставрированный двухдверный «пасер» компании «Американ моторс» 1973 года выпуска и имела щенка, привезенного за тысячи километров из Белоруссии. Собак этой породы, по слухам, в мире насчитывалось всего тридцать особей. Она любила выделяться из толпы, ее это радовало. А поскольку Алфея была единственным темнокожим судьей главного суда первой инстанции, она не могла оставаться незамеченной.

Правосудие для маленькой девочки по фамилии Джастис стало самореализующимся пророчеством. Хотя никто из ее родных никогда не ходил в колледж, жизнь Алфеи сложилась согласно линиям на ладони. Занять место судьи для темнокожей женщины – мечта вдвойне несбыточная, но факт оставался фактом: Алфея Джастис являлась в Нью-Хэмпшире, с одной стороны, воплощением того, что все обладают равными возможностями, с другой – настоящим чудом.

Она была ростом метр восемьдесят пять без каблуков – и обычно в одних чулках шагала по коридорам окружного суда Кэрролла. Под этими черными мантиями, кто видит, надела она туфли или нет, а спросить никто бы не отважился. Адвокаты, входившие в зал суда, на подобное не решались, потому что знали: такая дерзость им с рук не сойдет. А женщин там, откуда выходила Алфея, не было, чтобы раскрыть ее секрет.

Ее новый секретарь, молодой мужчина, искренне верил, что если будет целовать ее в зад, то что-то получит взамен, – но что, Алфея и сама не понимала. Теплое местечко в окружной прокуратуре? Дополнительный перерыв, когда настанет его черед выступать с обвинением в суде, где она будет председательствовать? У него была привычка слишком много болтать и цитировать малоизвестные постановления суда из Черта-на-куличках, штат Айова, или других отдаленных населенных пунктов, как будто Алфее станет легче выносить приговор, если она будет знать такие мелочи. Единственное, что она ему пока доверяла, – это выгуливать своего огромного щенка в те дни, когда она часами просиживала в суде. Для того чтобы гулять с собакой, не нужно служить в управлении юстиции, но секретарь, тем не менее, считал это неожиданной удачей.

День не задался с самого утра. Ее белорусский риджбек написал перед раковиной в кухне. Она уже час как проснулась, но до сих пор не выпила кофе. И в довершение ко всему у нее начались месячные, что означало: обед ей сегодня заменит бутылка горячей воды и таблетка мидола.

– Марк, жду еще не больше десяти секунд, так что поторопись. Что ты принес? – спросила Алфея, поджав под себя босые ноги.

– Черный кофе, – ответил помощник, протягивая ей чашку. – Как вы любите. – И залился румянцем. – Я не хотел сказать ничего обидного.

Алфея взглянула на него поверх чашки.

– А в этом и не было ничего обидного, пока ты не заострил внимание на цвете.

– Простите.

Марк снова покраснел. Ох уж эти белые мальчики! Их лица – настоящая цветовая палитра.

Алфея решила не сердиться на него и сменить тему.

– Что у нас сегодня?

– Слушание ходатайств по делу «Штат Нью-Хэмпшир против Джека Сент-Брайда».

Она взяла протянутую папку.

– Дело об изнасиловании?

– Да. – Марк глубоко вздохнул. – Если вы заглянете в папку, то обнаружите результаты проведенного мною исследования и мои комментарии.

– На самом деле меня больше интересует, не подкатывались ли к тебе представители сторон с вопросами обо мне.

Опять смущение.

– Ну, Ваша честь, задали несколько вопросов…

– Защита или обвинение?

Марк не отрывал глаз от своих начищенных туфель.

– Оба, мадам.

Алфея Джастис улыбнулась – а случалось подобное крайне редко, – и ее лицо преобразилось, как долина, над которой взошло солнце. Она слышала об этом деле. Черт возьми, когда репортеры, словно пчелы у улья, роятся на ступенях здания суда, не знать об этом невозможно!

Она подумала о Мэтте Гулигане и Джордане Макфи – представителях сторон, которые через несколько часов предстанут перед ней, беззащитные перед большой, злой, черной стервой.

– Марк, – улыбнулась Алфея, – кажется, день обещает быть приятным.

Через час после слушания ходатайств по делу Сент-Брайда Джордан лежал на спине в лесу, наблюдая, как солнце перепрыгивает с ветки на ветку, словно радужная белка. Он чувствовал, как влага от земли проникает в его кожу, прямо через белую рубашку. Грязь пахла тленом, но Джордан решил, что, возможно, на его восприятие наложило отпечаток нынешнее настроение. Ему выпало омерзительное дело, дохлый номер, и подзащитный, который уперся и не желает никоим образом признавать свою вину. Джек Сент-Брайд не насиловал Джиллиан Дункан на этом самом месте, несмотря на тот факт, что у нее под ногтями обнаружена его кожа, а на рубашке – его кровь. Может быть, если бы Джордан полежал там подольше, пришельцы, которые, по всей видимости, прилетали, чтобы изнасиловать Джиллиан, вернулись бы и убили его из лазерного оружия, чтобы Джеку назначили другого бесталанного адвоката.

– Я так и думала, что найду тебя здесь.

Джордан искоса взглянул на непрошеную гостью.

– А-а, это ты, – мрачно произнес он.

– Полагаешь, Ланселоту оказывали подобный прием? – проворчала Селена.

– Значит, ты мой белый рыцарь?

– По крайней мере, пытаюсь им быть. Только от тебя помощи не видать.

Она обняла его и заставила сесть. Джордан почувствовал аромат мыла, пахнущего медом и какими-то цветами, – ее брусок уютно устроился рядом с его бруском цвета слоновой кости.

– От чего же ты меня спасаешь?

– От тебя самого, – ответила Селена. – От отчаяния. От корневой гнили. Сам выбирай, что тебе больше нравится. – Она задумчиво посмотрела на Джордана. – Похоже, слушание прошло отвратительно.

– Отвратительно? – засмеялся Джордан. – Я бы так не сказал. Полный провал. Эта судья только и искала повод ринуться в драку. Она отклонила мое ходатайство об изъятии из дела показаний Сент-Брайда о том, что он не встречался с Джиллиан Дункан в ту ночь. А ходатайство Гулигана о том, чтобы допустить в качестве доказательства предыдущую судимость Джека, удовлетворила.

– Я слышала, одно твое ходатайство все-таки удовлетворили.

– Да уж! – хмыкнул Джек. – Стандартное ходатайство о безотлагательном судебном разбирательстве, которое я подал неделю назад. Ходатайство, которое я подал до того, как узнал, что имею дело с подзащитным, который чаще, чем музыкальный автомат пластинки, меняет свои показания. – Джордан вздохнул. – Я тебе говорил, что пришли результаты анализов ДНК?

– И?

– На рубашке девушки – кровь Джека. У нее под ногтями – частички его кожи. На бедре обнаружена сперма, и хотя результаты не стопроцентные, но она может принадлежать ему.

– А может и кому-то другому.

– Да, а я тогда, черт побери, Джонни Кокран![xvii]  [xvii] Афроамериканец, один из адвокатов так называемой «сказочной упряжки», которые помогли О. Джей Симпсону избежать наказания.


[Закрыть]

Селена хмыкнула.

– Поверь мне, ты не вышел цветом кожи. К тому же Джонни не сложил бы руки и не позволил обвинению себя раздавить.

– Джонни не подписывался защищать такого, как Джек Сент-Брайд.

Селена обняла ствол дерева.

– Джордан, нельзя постоянно выигрывать.

– Спасибо, что напомнила, потому что такая мысль мне и в голову не могла прийти.

Он провел руками по шершавой коре дерева. Она напоминала возрастные пятна, которые, в свою очередь, напоминали Джордану о том, что он стареет. А что у него есть? И следующая мысль: Джеку Сент-Брайду сидеть в тюрьме лет до пятидесяти, и, может быть, он снова и снова будет кричать о том, что не совершал этого преступления.

Он повернулся к Селене.

– Чем ты занималась?

– Ты о чем?

– Кроме того, что уничтожала мои припасы и дышала воздухом из кондиционера, за работу которого плачу я. Ты нарыла что-нибудь по этому делу?

– Ничего. Эдди Пибоди до сих пор не вернулась, а она наша единственная надежда обелить Джека.

– Только если она захочет с ним разговаривать, – заметил Джордан. – Когда тебя арестовывают на глазах у подружки, существует опасность, что вашим отношениям конец. Что мы еще имеем?

Селена вздохнула.

– К кому бы я ни обратилась, все уверяют, что Джиллиан Дункан – чудесная девочка. Умная, добрая маленькая папочкина дочка. Прибавь к этому веру в вещественные доказательства… Знаешь, Джордан, здесь я мало что могу сделать. – Она сорвала пушистую головку одуванчика. – Смотри! Загадай желание.

– Одно? – спросил Джордан.

– Не жадничай!

Он закрыл глаза.

– Хочу, чтобы все было по-другому.

Селена затаила дыхание. Джордан подул на одуванчик, и его семена развеялись по ветру.

– Ты это о чем?

– Хочу, чтобы у меня была любая другая работа. Хочу, чтобы на рубашке Джиллиан не обнаружили кровь Джека Сент-Брайда.

Хочу, Чтобы мы, ты и я…

Джордан замолчал. Селена пристально посмотрела на него.

– Что – мы?

– Могли обнаружить доказательства, чтобы нашего подзащитного оправдали.

Селена отряхнула джинсы.

– Если мы будем продолжать торчать здесь, ничего не изменится. Пойдем.

Но Джордан остался на месте. Селена уже добралась до края лeca, когда поняла, что он не идет за ней. Она оглянулась, но Джордана не увидела.

– Ты идешь? – окликнула она. – Я уже буду на полпути домой, когда ты только из леса выйдешь.

Джордан, стоявший на поляне, обернулся на голос Селены.

«Я уже буду на полпути домой, когда ты только из леса выйдешь».

– Ты где? – крикнул он.

– Тебя жду.

Джордан поспешил по узкой тропинке, ведущей к кладбищу. Он считал шаги. Тридцать три, тридцать четыре, тридцать пять… И наконец, продравшись через кустарник, обнаружил раздосадованную Селену, которая нетерпеливо притопывала на месте.

– Пятьдесят один, – объявил Джордан.

– Нет, на самом деле мне тридцать восемь. Просто ты добавляешь мне седых волос. – Селена отвернулась. – Теперь мы можем идти?

– Нет. Селена, где мы?

Она уставилась на Джордана.

– Ты что, ударился головой о ветку?

– Тут Сакстон обнаружил Джиллиан. Она догнала здесь своих подруг. После изнасилования. Верно?

– Да. И что?

– Я слышал тебя. Когда ты окликнула меня, я тебя услышал.

Селена тут же подхватила его мысль.

– А кроме голоса что-нибудь слышно? Например, звуки борьбы?

– Не знаю. Жди здесь. – Он бросился назад в лес и принялся с шумом топтать ногами листья. – Слышно?

Селена прислушалась. Дневные звуки – щебетание птиц, гул автомобилей вдалеке – были громче, но она различала и еще что-то.

– Что-то слышно! – крикнула она в ответ. – Правда, еле-еле! – Она кинулась на полянку. – Похоже, это метрах в сорока, – сказалa она. – С расстояния в сорок метров много чего слышно.

– Да, – согласился Джордан, – и за время, пока преодолеешь это расстояние, мало что можно успеть. – Он принялся расстегивать брюки, и Селена сделала шаг назад. – Не льсти себе. Хочу кое-что проверить. Иди, но только медленно.

Селена недоверчиво взглянула на него.

– Что ты собираешься делать?

– Имитировать изнасилование.

Она опустила глаза на его руки.

– Себя самого?

– Имитировать, – повторил Джордан, – а не стимулировать.

Селена направилась к кладбищу. Она шла намного медленнее, чем двигалась бы девочка, особенно если она торопится домой, чтобы родители не обнаружили ее отсутствия. Один раз Селена остановилась, чтобы вытряхнуть из кроссовок камешек, второй раз – чтобы полюбоваться на жабу с черными глазами-бусинками. Наконец она достигла края леса.

– Дошла.

– Уже?

– Если бы я двигалась еще медленнее, то просто ползла бы по-пластунски.

– Восемьдесят семь секунд, – сообщил подошедший Джордан.

– Джиллиан утверждает, что изнасилование длилось пять минут. Однако она догнала подруг, когда те отошли всего на сорок метров.

– И если бы они шли настолько медленно…

– …то обязательно бы услышали звуки борьбы, – закончила за него Селена.

Джордан повернулся к ней.

– Если только, – заметил он, – эта борьба вообще была.

Июнь 2000 года
Сейлем-Фоллз,
Нью-Хэмпшир

Делайлу стошнило между наплывом посетителей в обед и ужином. Она села за маленький столик в кухне, намочила влажную салфетку и приложила ее ко лбу.

– Она вся горит, Рой, – сказала Дарла.

– Со мной все в порядке. Я просто терпеть не могу готовить чаудер из морских моллюсков, вот и все.

Рой скрестил руки на груди.

– Ты же готовила мясной рулет.

Покрасневшие, слезящиеся глаза Делайлы сфокусировались на Рое, и она выдавила из себя мученическую улыбку.

– Похоже, шеф, я заболела.

Он присел и посмотрел ей в глаза.

– Теперь я по-настоящему встревожился. Ди, которую я знаю, никогда в жизни не призналась бы, что больна.

Делайла положила гудящую голову на руки.

– Возможно, в другой раз у меня хватит сил, чтобы поспорить об этом.

– Ты подцепила один из этих летних вирусов, – сказала Дарла. И, глядя на Роя, добавила: – Надеюсь, ты не успела заразить никого из наших утренних посетителей.

Рой с сомнением посмотрел на тучную повариху.

– Я мог бы отвести ее к себе наверх…

– Не нужно, сюда заедет ее сын и заберет ее домой. Я звонила ему двадцать минут назад. – Дарла подмигнула Рою. – И что мы будем делать?

– Рой встанет у плиты вместо меня. Верно, Рой? – спросила Делайла. – Иначе закусочную придется закрыть. Эдди этого не переживет.

– Я не могу, – прошептал Рой. – И ты прекрасно знаешь почему.

Делайла пожала плечами.

– Иногда жизнь просто не оставляет нам выбора. И прямо сейчас она вручает тебе кухонную лопатку.

В эту минуту в кухню вошел сын Делайлы. Она поднялась и оперлась на руку сына-лесника, такого же высокого и некрасивого, как она сама.

– Придется вам обходиться без меня, – сказала она и ушла.

Рой взглянул на гладкую черную поверхность гриля. На самом деле готовить ему не придется, он просто закончит начатое Делайлой.

Он медленно и осторожно приблизился к столу, где готовилась еда, потрогал кромку разделочной доски, на которой вот уже более двадцати лет «вырезали» историю ножи. И стал ждать, что у него остановится сердце. Как остановилось у Маргарет.

«Рой, ты опять размечтался или все-таки приготовишь яичницу с ветчиной?»

Он снова слышит голос жены, которая смеется над тем, что он так долго жарит два яйца и укладывает их на кусок хлеба. Он видит, как она приподнимается, чтобы сунуть заказ в держатель. Чувствует, как болит ожог, который он получил, когда Маргарет подкралась сзади и поцеловала его, а он от неожиданности коснулся ладонью открытой вафельницы.

– Глаза боятся, а руки делают, – прошептал он известную пословицу.

– Рой!

У Дарлы в руках белый поварской халат, настолько старый, что ткань местами расползлась.

– Эдди говорила, что бережет его для вас.

Рой медленно взял халат и встряхнул. К его удивлению, халат подошел. А ему-то казалось, что он поправился размера на два. Дарла, глядя, как он застегивает пуговицы, улыбнулась.

– Ну чем не красавчик! – негромко восхитилась она. И закашлялась, как будто смутившись, что открыла свои чувства посторонним. – Какое сегодня фирменное блюдо? – быстро поинтересовалась она.

Рой взял деревянную ложку. Поначалу рука была напряжена, как у старого игрока большой лиги, который уже давно не брал в руки биту, потом несколько расслабилась.

– Какое пожелают! – решительно заявил он. – Можешь сказать посетителям, что я приготовлю все, что они захотят.

Эдди сидела в плетеном кресле напротив преподобного Марша и его дочери и пила чай со льдом.

– Благодарю, – сказала она, – чудесный чай.

Священник оказался костлявым мужчиной, у которого, словно нарост, выпирало на шее адамово яблоко. Его дочь целомудренно сложила руки на коленях и не отрывала глаз от пола. У Кэтрин Марш больше не было длинных шелковистых локонов, подтянутой фигуры и победоносной улыбки. Она похудела, футболка висела на ней, как на вешалке. На ней были мешковатые джинсы, волосы коротко острижены. Эдди внимательно смотрела на девушку, рисуя пальцем круги на запотевшем стакане. «Джек на самом деле тебя обидел?»

– Я чрезвычайно рад, что вы меня разыскали, – ответил священник. – Иногда мне кажется, что газеты настолько боятся касаться вопросов религии, что скорее склоняются к атеистическим воззрениям.

Эдди нашла их адрес в телефонной книге. Преподобный Эллидор Марш жил в Гоффисбороу, небольшой деревушке в пятидесяти километрах от Лойала. Эдди позвонила ему и представилась журналисткой, ведущей религиозную колонку в журнале, потому что понимала: он не станет приглашать ее к себе, чтобы поговорить об изнасиловании дочери.

– Я должна кое в чем признаться, – сказала она, ставя стакан с чаем на стол.

Преподобный улыбнулся и поправил свой белый воротничок.

– Я часто слышу подобные заявления, – пошутил он, – но формально я должен отослать вас дальше по дороге, к отцу Айви.

– Я не журналистка! – выпалила Эдди.

Кэтрин Марш впервые оторвала взгляд от пола, с тех пор, как по требованию отца, осталась присутствовать при их разговоре.

– Я здесь из-за Джека Сент-Брайда, – добавила Эдди.

Последующие события напоминали неожиданно поднявшийся северо-восточный ветер: преподобный Марш отбросил всякую любезность, и ее место заняла холодная ярость, настолько всепоглощающая, что, казалось, Эдди немедленно подвергнется адовым мукам.

– Не смейте при мне упоминать имя этого человека!

– Преподобный Марш…

– Вы понимаете, каково узнать, что твою дочь обесчестил человек, который годится ей в отцы? Человек, у которого абсолютно отсутствует понятие морали, поскольку он не видит ничего предосудительного в том, чтобы соблазнить невинную девушку!

– Папа…

– Нет! – прогремел Эллидор. – Ничего не желаю слышать, Кэтрин. Не желаю! Ты так же слаба, как и все женщины… так же слаба, как твоя мать… потому что поверила в то, что любишь его.

– Преподобный Марш, я просто хотела узнать…

– Хотите узнать о Джеке Сент-Брайде? Это расчетливый извращенец, который ввел мою дочь в искушение, заманил в ловушку и воспользовался ее наивностью, чтобы затащить к себе в постель. Он самый страшный грешник! Он из тех мужчин, которые низвергают ангелов с небес и тащат прямо в ад. Надеюсь, он сгорит в геенне огненной за то, что сделал с моим ребенком.

Лицо Кэтрин исказилось от нестерпимой боли или от воспоминаний. Эллидор решительно встал и потянул за собой дочь.

– Прошу вас, уходите! – бросил он и направился в дом.

У Эдди закружилась голова. Во время обличительной речи священника стало понятно, что Марш искренне верит, что его дочь обесчестили. А кто лучше знает ребенка, чем его родители? Это означает, что обвинение в сексуальных посягательствах на несовершеннолетнюю год назад в Лойале – правда. Произошло ужасное преступление, и виновен в нем Джек.

Он солгал ей о Кэтрин Марш. И, скорее всего, о Джиллиан Дункан тоже.

Тем не менее что-то заставило ее в последнюю минуту окликнуть девушку.

– Кэтрин!

Она обернулась. Священник продолжал держать дочь за руку.

– Так и было? – негромко спросила Эдди.

Кэтрин покосилась на отца, кивнула и дала увести себя в дом, раздавленная его гневом.

Ее поведение, которое было красноречивее всяких слов, отняло у Эдди последнюю надежду на невиновность Джека. В конце концов, она сама много лет назад оказалась на месте Кэтрин. Ее тоже изнасиловали. Об этом не хочет вспоминать ни одна женщина, но ужас настолько глубоко проникает в душу, что его просто невозможно забыть.

Сидеть прямо невозможно, голова такая тяжелая. Тяжелая, как луна, упавшая на землю. Тяжелая от мыслей о том, что ей наследует делать… о том, что она сейчас не может вспомнить.

Кто-то пытается ей помочь. Волосатые руки, словно присыпанные перцем… Эти руки тянутся к ней, хватают ее за грудь, когда она в очередной раз падает. Кто-то берет ее белую и гладкую руку и кладет на возбужденный член.

Будь благословенна!

Мэг села на кровати. Одеяло слетело на пол. Воспоминания нахлынули, как океан на полуостров Кейп-Код, куда они ездили отдыхать прошлым летом. Они бежали за ней, и, как она ни пыталась скрыться, им удалось схватить ее за ноги. Ее все глубже и глубже засасывало в песок.

Струя из брандспойта была настолько сильной, что облила с головы до ног босоногих девочек, столпившихся у «ренджровера». Визг плыл в летнем воздухе и опадал в мыльные лужи на подъездной аллее. Мэг отвернула струю от Челси и Уитни и направила ее на Джиллиан, которая завизжала и отпрыгнула в сторону.

– При таком раскладе, – заявил Чарли, сидя на веранде дома Дунканов, – тебе и до октября машину не вымоют. Похоже, они намылили друг друга, но никак не машину.

Амос только улыбнулся.

– Было бы это последнее огорчение. Посмотри на нее.

Джиллиан как раз обернулась. На ее лице играла улыбка, а волосы торчали, как иголки у дикобраза.

– С ними она ведет себя как прежняя Джилли.

– Знаю, Амос.

Чарли хотел еще что-то добавить, но в горле стоял ком. Сколько раз он сидел со своим старинным приятелем после дежурства, пил пиво, наблюдал, как играют их дети? Кто мог предположить, что эти девочки за одну ночь повзрослеют? Он поставил бутылку на подлокотник массивного деревянного кресла.

– Как она?

Амос глотнул из своей бутылки и поморщился.

– Она ходит к доктору Горовиц, иногда плачет, иногда злится, иногда хочет побыть одна. Ей до сих пор снятся кошмары.

– Боже мой!

– Да. – Амос взглянул на дочь. – Каждую ночь.

– Должно быть, и тебе нелегко? Приходится самому справляться.

– Я благодарю Господа, что Шарон не дожила до этого. Случившееся убило бы ее скорее рака. Боже, Чарли, я ее отец, я должен любить и защищать ее. Как я мог это допустить? – Он подул в горлышко бутылки, и она запела, как гобой. – Я бы все отдал, чтобы она опять была моей маленькой девочкой, – негромко сказал он.

Теперь брандспойт был у Джилли. Она смеялась и поливала подружек, пока они не промокли до нитки. В это мгновение она выглядела обыкновенной девочкой-подростком.

Чарли провел ногтем большого пальца по трещине толщиной в волос на зеленой краске кресла.

– Амос, ты никогда не задумывался над тем, что там, наверху, кто-то ведет счет… – прошептал он. – Ну, знаешь… получаешь по заслугам?

Амос нахмурился.

– Джиллиан не заслужила того, что с ней произошло.

– Нет, – не сводя с приятеля глаз, пробормотал Чарли, – речь не о Джиллиан.

Селена решила, что дело обстоит следующим образом: если девочка тайком от отца выбирается из дома, то, скорее всего, она скрывает от него не только это. А девочка, чей папа самый богатый человек в округе, скорее всего, в преддверии шестнадцатилетия иногда получает в подарок от этого самого папочки кредитную карту.

Хакерство – вещь противозаконная, но частные детективы знают, как обойти закон в случае нужды. Разумеется, прежде всего необходимо удостовериться, что злого адвоката не будет дома. Неплохо, если его сын тоже отправится на свидание. Шаг второй: припомнить все, чему научили годы розыскной работы, – например, что у среднестатистического человека пароли не такие мудреные, как должны быть. Селена предположила, что день рождения Джиллиан (один из вариантов) – ключ к ее счету в компании «Американ онлайн», и после третьей попытки вошла в систему. Сложнее оказалось проследить последние покупки, сделанные по Интернету. На Amazon.com и Reel.com Селену постигла неудача, но потом в итоге она обнаружила-таки магазинчик, торгующий компакт-дисками, где счет был выписан на имя Джиллиан Дункан. Еще десять минут ушло на то, чтобы взломать систему безопасности, и наконец Селена стала обладательницей номера карточки «Американ экспресс».

Она позвонила в отдел по работе с клиентами и назвала в качестве кодового вопроса девичью фамилию матери Амоса Дункана, которую нашла в общественных архивах.

– Слушаю, Джиллиан, – ответил представитель банка. – Чем могу помочь сегодня?

– В моих счетах неувязка. – Селена сделала вид, что ищет что-то. – Вот, двадцать пятого апреля двадцать пять долларов шестьдесят центов в «Гэп».

Поскольку Селена выдумала эту покупку, неудивительно, что сотрудник банка ее не нашел.

– Двадцать пятого апреля?

– Да.

– Двадцать пятого апреля у меня отмечено две покупки – на сорок семь долларов семьдесят пять центов в «Ведьминой лавке» и на десять долларов семьдесят центов в аптеке. В «Гэп» – ничего. Вы уверены, что это счет за апрель?

Селена быстро записывала услышанное в углу страницы газеты Джордана.

– Боже, я чувствую себя настоящей идиоткой! Это ведь с «Мастер-кард», – хихикнула она. – Надо же!

– Могу я еще чем-то вам помочь?

– Не сегодня. Простите за беспокойство, – добавила Селена и положила трубку.

Аптека, в которой потрачено десять баксов, – ничего примечательного. Возможно, купила лак для ногтей, шоколадный батончик и жевательную резинку. Или даже пачку презервативов.

«Ведьмина лавка» – настоящая загадка.

– Ведьмина, – повторила Селена, направляясь в комнату Томаса, где хранился большой толковый словарь, чтобы делать домашние задания.

Она просмотрела слова на букву «В», но ничего не нашла. «Врушка» – наверное, подошло бы Джиллиан Дункан, но Селена искала не это. Она готова была держать пари, что уже слышала это название раньше. Она вновь загрузила компьютер, на этот раз вошла под своим именем и запустила поиск.

«Ведьмина лавка», – набрала она.

И через секунду машина выдала первые пять ссылок из найденных 153 995 страниц.

«Языческие и викканские сайты. Верования и обряды. Как присоединиться к местному шабашу ведьм. Колдовство и подростки. Травы, микстуры и коренья».

Одно предложение бросилось Селене в глаза: «Почему мы боимся ведьм?» Теперь она вспомнила, где слышала это название.

– Итак, мисс Джиллиан, – пробормотала Селена, заходя на сайт с изображением котелка, в котором пузырилось какое-то черное варево, – во что это ты влипла?

Рука Томаса лежала на плече Челси Абрамс, и думал он о Британской империи. «Яков I, Карл I, Кромвель… Карл II, Яков II, Вильгельм и Мария». Самое скучное занятие – вспоминать английских королей. Спасибо занятиям по истории Европы – одному богу известно, что было бы, если бы он думал о нежной коже Челси, об исходящем от нее запахе. Он бы кончил прямо там, а потом пришлось бы терпеть унижения и объяснять появление мокрого пятна на брюках.

Она умела целоваться. Боже, еще как умела! Ее язык извивался у него во рту, танцевал и уходил назад, а он не мог поверить, что еще час назад не пробовал этой амброзии. Кто бы мог предположить, что у Томаса дойдет до поцелуев с девушкой, которая на два года старше его? Кто бы мог подумать, что эта девушка вообще согласится на свидание с ним?

Они сидели ниже открытых трибун на футбольном поле, где обычно, так уже повелось, сидели и целовались старшеклассники Сейлем-Фоллз. У Томаса даже не было водительского удостоверения. Челси сама заехала за ним. Они сходили в кино, потом попили кофе – за все платил Томас, как будто от этого оба могли забыть, что она старше его. Сейчас они сидели на стадионе обнявшись и не переставая изумляться ощущениям, которые возникают при прикосновении к другому человеку.

– Томас, – выдохнула она, – вот так.

Она подняла его руки к своей груди и расстегнула бюстгальтер.

«О боже! Анна и Георг I и II – да черт с ними, с Георгами, с Вильгельмом IV и Викторией…»

Внезапно Челси отстранилась. Неужели девушка может застесняться, когда уже наполовину разделась?

– Хочешь… хочешь, чтобы я остановился? – прохрипел Томас, хотя, если бы она ответила «да», он спрыгнул бы с ближайшей скалы.

– А ты?

В темноте он не видел ее глаз. Неужели она нервничает… или думает, что это он трусит?

– Челси, – абсолютно честно признался он, – я готов заниматься этим всю жизнь и еще три следующие.

В свете луны блеснула ее улыбка.

– Всего три? – прошептала она, и ее грудь, мягкая и белая, скользнула ему в ладони.

«Боже!»

Челси стянула с Томаса рубашку и прижалась к нему всем телом. В месте, где их кожа соприкасалась, обжигало огнем. Она легонько укусила его за ухо.

– Кто такие Георг и Елизавета?

– Хорошие друзья, – выдохнул Томас, опускаясь на спину.

Перед его глазами оказался медальон, висевший у Челси на груди. Он потянулся к нему.

– Оставь! – велела она.

Но медальон покачивался и ударил его по зубам как раз в тот момент, когда он надеялся коснуться чего-то более мягкого и розового. Томас придержал его.

– Красивый, – сказал он. – Еврейская звезда?

– Там шесть лучей. А здесь пять, – ответила Челси и добавила: – Тебе на самом деле хочется поговорить об этом прямо сейчас?

– Нет, я только хочу его снять.

– Нельзя.

– Я положу его к себе в карман. Клянусь, что не потеряю.

Он поцеловал ее в шею и принялся расстегивать медальон.

– Томас, прекрати! Я поклялась, что никогда его не сниму.

– Поклялась? Кому? Своему бывшему?

Она промолчала. Томас снова взглянул на маленький серебряный талисман у нее на груди. Он такого никогда не видел. Вероятно, это модный религиозный символ, какой-нибудь индийский эквивалент креста. Нельзя сказать, что Челси похожа на индианку…

Она пристально посмотрела на Томаса.

– Томас, я тебе нравлюсь?

Он затаил дыхание. Неужели все идет к тому, о чем он думает? Теперь даже все монархи Британской империи со времени ее основания не смогут ему помочь контролировать гормоны, если он на самом деле станет заниматься сексом с Челси.

Томас тяжело сглотнул и несколько раз кивнул.

– Если я рассажу тебе кое-что, о чем никогда никому не рассказывала, обещаешь хранить тайну?

Святые угодники! Она тоже девственница! Томас почувствовал, как кровь прилила к низу живота.

– Конечно, – хрипло прошептал он.

Челси подняла руку и провела ею по шее, груди, странному медальону.

– Я – язычница, – прошептала она и поцеловала Томаса.

В его голове забрезжило воспоминание.

– Язычница? – повторил Томас. – Как те парни из Стоунхенджа?

– То друиды. Язычники верят в Бога… и Богиню. А пентаграмма… эта звезда… означает пять стихий, которые мы прославляем, – Дух, Воздух, Воду, Огонь и Землю. – Она Серьезно смотрела на Томаса, ожидая, что он скажет. – Непонятно, да?