Текст книги "В плену подозрений"

– А что, следовало бы?

– Мне надо было задать тебе этот вопрос. В темноте всегда легче спрашивать. Особенно о по-настоящему важных вещах. Не хотелось бы, чтобы ты впал в раж и мы снова начали все эти крысиные гонки.

– Какое, черт побери, это может иметь отношение к...

– Ш-ш-ш, подожди, не надо, – тихо прошептала она, нежным движением прикасаясь пальцем к моим губам. – Знаешь, у меня для нас с тобой есть один сумасшедший план. Но тут, боюсь, ничего не выйдет. Слишком уж много здесь всего произошло. К сожалению, далеко не самого лучшего. Нам надо придумать что-нибудь другое, надо начать новую жизнь, чтобы попытаться вернуть себе все то, что мы потеряли. Давай куда-нибудь уедем, дорогой. Куда угодно! Как можно скорее. У нас есть деньги. Мы могли бы сесть на пароход или, скажем, взять моторную яхту и... и отправиться куда глаза глядят. Вслед за солнцем... – Она вдруг повернулась, положила голову мне на колени, подняла глаза вверх. – Давай сделаем это, Геван, давай! По-настоящему. Только ты и я, ну а все остальные пусть делают что хотят!

Ее слова звучали так убедительно, так здорово и так просто...

– И что, вот просто так взять и оставить все это? Судя по словам Мотлинга, в последнее время ты, похоже, проявляешь немалый интерес к делам нашей компании.

– Пустяки! Он специально заводит обо всем эти разговоры и вовлекает в них меня. Наверное, хочет утешить, только и всего. Так сказать, своего рода терапия, по Мотлингу. Чем, собственно, я могу им помочь? Да ничем. Впрочем, им это и не требуется. Мотлинг сам вполне способен прекрасно вести все дела компании без моей и даже твоей помощи, дорогой. Нам даже не потребуется приезжать сюда. Вообще!

Да уж, конечно: мы уплывем в синие моря-океаны и годика так это через два сможем с любовью вспоминать старину Кена, испытывать искреннюю признательность нашему доброму другу Стэнли за то, что он так здорово охраняет наши интересы и так эффективно приумножает наши законные дивиденды, в то время как мы путешествуем, как она образно выразилась, «вслед за солнцем», наслаждаемся жизнью в райских местах, останавливаемся в самых шикарных отелях, занимаемся любовью, много, возможно, даже слишком много пьем, но зато всегда в обществе состоятельных, милых, замечательных и, само собой разумеется, на редкость приятных людей. А затем, когда со временем секс и желанное предвкушение его постепенно начнут угасать, мы всегда сможем стимулировать это, найдя в очередном турне подходящую пару, которая будет слишком уязвима, чтобы болтать языком, и вернуть себе то, для чего, собственно, и болтались по миру, – удовольствие. Иными словами, будем продолжать смазывать трущиеся части нашего старого доброго механизма до тех пор, пока они не износятся до самого конца. До самого конца, когда починить их уже будет невозможно, когда санитары выпотрошат сам механизм, как пойманную форель, а у меня тоже, соответственно, аккуратно отрежут все, что положено. Затем нам понадобится корабль и покрупнее, и покомфортабельнее, и капитан, который должен управлять им для нас в любую погоду, пока мы, полностью довольные, сытые, загорелые, будем сидеть рядом друг с другом в шезлонгах где-нибудь на корме, совершенно не зная, о чем говорить, и, уж черт побери, точно давно не испытывая совершенно никаких желаний. Короче говоря, блаженство без конца. Вечное блаженство!

Похоже, Ники предвидела, что я собираюсь или могу сказать, поскольку вдруг резко встала со словами:

– Знаешь, мне почему-то здесь неспокойно, дорогой. Давай пойдем погуляем на свежем воздухе.

Мы молча, неторопливо ступали по мягкой свежей траве в темноте наступившего вечера. На небе уже высветились первые звезды. Ники вроде бы абсолютно естественным жестом нащупала мою левую руку, крепко сжала ее своей. Где-то далеко-далеко на южном горизонте мелькнули и тут же исчезли до странности – во всяком случае, так тогда казалось – ритмически чередующиеся кроваво-красно-белые проблески с башни сигнального авиамаяка. Мы шли вниз по лужайке мимо гаража, пристройки для прислуги, по красивой, ухоженной аллее к затейливому, хорошо продуманному рисунку молодых березок, относительно недавно посаженных у самой кромки леса. Затем остановились совсем недалеко от него.

– Господи, как же мне стыдно, – с искренней грустью признался я. – Очень стыдно!

– Мне тоже, дорогой! Поверь, мне тоже. Но ведь, кроме нас двоих, больше никто об этом не знает, разве нет? Кому мы причинили боль? Мертвому человеку? Понимаешь, нам стыдно не за то, что мы сделали. Мы слишком поторопили события, и теперь нам стыдно, потому что мы пошли против принятых правил приличия и не выдержали должного интервала. Сам по себе наш поступок не может быть постыдным. Таких более чем естественных желаний вообще никогда нельзя стыдиться. Все дело только в том, когда и при каких обстоятельствах они совершаются. Неужели неясно, дорогой? Мы в любом случае собираемся снова быть вместе. Ничто и никто не в состоянии помешать этому, и мы оба прекрасно это знаем. Я никогда, ни одну минуту не прекращала любить тебя, Геван, никогда не прекращала остро чувствовать, как мне тебя не хватало! Так что у нас нет никаких причин чего-либо стыдиться, дорогой.

– Господи, твои слова звучат так рассудительно, Ники. У тебя вообще прекрасный и на редкость удачный дар представлять все, что тебе требуется, очень убедительно и всегда в разумном свете.

– Раньше ты таким не был, Геван. Что случилось? Почему тебе обязательно надо к чему-нибудь цепляться, выискивать что-то плохое? Какой смысл? Просто старайся получать от жизни максимум удовольствия, только и всего. Не стоит так много думать, не стоит себя терзать. Зачем? Что это тебе даст?

Я издал звук, похожий на короткий смешок.

– Совсем недавно кое-кто посоветовал мне то же самое.

– Кто?

– Не имеет значения. Ты ее не знаешь.

Она пожала плечами, отвернулась от меня и подняла глаза вверх к ночному небу.

– Как я люблю тишину и спокойствие здесь! Сейчас мы с тобой только два человека во всем мире, и никого больше, дорогой. Только ты и я.

– Как изысканно.

Ники снова повернулась ко мне, положила обе руки на мои плечи.

– Ты все еще сердишься на меня, дорогой? Видит бог, после того как я совершила ту чудовищную глупость, в результате которой чуть не потеряла тебя навсегда, конечно же ты имеешь на это полное право. Но неужели я не заслуживаю хотя бы еще одного, всего одного последнего шанса постараться все исправить? Неужели ты откажешь мне в этом шансе? Пусть твоим сердцем управляет доброта, дорогой. Знаешь, враждебность – это что-то вроде дурной болезни. Которая, похоже, распространяется даже на Стэнли.

– Мотлинг?! Какое, черт побери, он имеет ко всему этому отношение?

– Я всего лишь пытаюсь открыть тебе глаза на твое собственное смятение, Геван, на то, что творится в твоей душе, – ответила она, плавно опуская руки на мои кисти. – Ты сразу же невзлюбил Стэнли, причем агрессивно и явно, и, пока я во всем не разобралась, меня это, признаюсь, очень и очень беспокоило. Понимаешь, он мне нравится как человек, и я полностью ему доверяю как управляющему. Теперь же мне ясно: просто ты оказался в плену волны неразумных, совершенно нерациональных эмоций, которая заставляет тебя любыми доступными способами бороться против него только для того, чтобы иметь возможность презирать меня еще больше.

– Побойся бога, Ники!

– Мне хотелось бы, чтобы ты был сам с собой честен, Геван. Только так мы сможем начать все правильно. Дорогой, второй шанс такая редкая возможность, что на нее не жалко никаких усилий и времени. Да, я причинила тебе страшную боль. Но ведь и себе тоже не меньше! Неужели ты не видишь? Эти четыре года были для меня такими же ужасными, как и для тебя. Поэтому вряд ли стоит пытаться продолжать меня наказывать даже такими вещами, как борьба против Стэнли. Он ведь на самом деле очень хороший управляющий, и, кроме того, у тебя лично против него ничего нет и не может быть.

– Слишком уж он приятный и благовидный. При этом умудрился выгнать много хороших, испытанных людей, и у меня возникают законные сомнения насчет его методов руководства. Но какое, черт побери, все это имеет отношение к нам?

– Самое непосредственное, поскольку ставит твое чисто эмоциональное неприятие на достаточно логическую основу.

Почувствовав мое слабое движение плечом, она освободила кисти моих рук. Я закурил сигарету. В мгновенном пламени спички увидел четкие черты ее овального лица, высокие скулы, большие глаза... Становилось заметно холоднее. Мы медленно пошли вверх по склону назад к дому. Дому, который мой брат построил для своей жены.

– Тебе придется мне кое-что объяснить, – сказал я. – Ведь мы говорим вроде о нас, и только нас, и вдруг, совсем как черт из табакерки, выпрыгивает этот Стэнли Мотлинг и проблема управления нашей компанией. Какая между всем этим может быть связь? Какая, черт побери, тебе разница, кто именно будет ею управлять – Мотлинг, или Грэнби, или Джо Сэнвич, или кто-нибудь другой? В чем, собственно, дело?

Ники шла низко опустив голову, почти не отрывая ног от травы.

– Дело в том, что мне хотелось бы сразу расставить все по своим местам, чтобы ты не воспринимал любое мое слово в ином свете, совсем не так, как я имела в виду.

– Не торопись. Подумай.

Последовало долгое молчание, затем она вздохнула, неожиданно остановилась, повернулась ко мне лицом:

– Может быть, мое объяснение покажется тебе слишком запутанным, может, даже слишком женским взглядом на все, что сейчас происходит, но я постараюсь объяснить мою точку зрения. Ну, во-первых, Стэнли Мотлинга пригласил управлять компанией не кто иной, как сам Кендал Дин. Можешь смеяться надо мной сколько хочешь, но у меня на самом деле имеются определенные моральные обязательства перед твоим братом, и я считаю моим прямым долгом их исполнять. Да, жизнь у нас с ним, к сожалению, не сложилась, и не он один в том виноват. Кен делал все, что было в его силах. Мы оба, каждый по-своему, старались сохранить нашу семью. Он был очень хорошим человеком. Ты знаешь это.

– Я не смеюсь.

– Спасибо, Геван. Хоть за это... Во-вторых, для нас с тобой совершенно неожиданно все, что здесь произошло и происходит, стало чем-то вроде испытания. Просто тебя здесь слишком долго не было, дорогой, и о Стэнли ты мало что знаешь. Практически вообще ничего. Поэтому и воюешь с ним, используя его как средство в борьбе со мной. Ну и чего мы с тобой достигнем, если в душе ты будешь продолжать пытаться меня унизить или уничтожить? На что будет похожа наша совместная жизнь? И, кроме того, Геван, есть еще одна вещь, может быть самая важная: я более, чем кто-либо другой, понимаю и, в отличие от всех других, принимаю близко к сердцу твое ощущение ответственности. Оно гнетет тебя. Ну, предположим, ты выкинешь Стэнли. Что дальше? Грэнби не справится, и ты прекрасно это понимаешь. Впрочем, равно как и он. Значит, тебе в любом случае придется оставаться здесь, чтобы помогать ему, значит, ты неизбежно будешь все больше и больше втягиваться во все это, значит, и мне тоже придется быть здесь хотя бы для того, чтобы быть вместе с тобой. Но, господи ты боже мой, ведь я хочу уехать отсюда! Навсегда и только с тобой! Пойми, именно здесь моя жизнь чуть не полетела под откос, Геван. Не думаю, чтобы я хоть день, хоть минуту, хоть когда-нибудь смогу здесь быть счастлива. А нам с тобой так нужно счастье! Так нужно! Ты же знаешь.

Я бросил взгляд на темный силуэт дома. В тот момент ничто в мире не казалось таким надежным и одновременно таким уязвимым. Интересно, что бы о ее аргументах сказал дядя Ал? И кстати, о мотивах тоже. Не знаю почему, но дом выглядел совсем как огромная, мрачно затаившаяся мышеловка, только и выжидающая, когда в нее попадется очередная жертва. Мой брат Кен сам ее построил и сам первый же в нее попался. Что-то в нем вдруг безжалостно сломалось, а что-то другое тайно и подло убило. Боже мой, все так неопределенно, все так неуловимо... Эта немыслимая, роковая женщина... Ведь, по сути дела, я ее никогда не знал и, впрочем, вряд ли когда-нибудь узнаю.

– Нет, не знаю, – неожиданно громким и хриплым после долгого молчания голосом ответил я. – Сначала мне надо во всем разобраться. Вернуться в город. Там у меня дела.

Честно говоря, я ожидал бурных возражений, просьб, категорических требований, что нам нужно все решить здесь и сейчас, но вместо всего этого Ники ласково похлопала меня по плечу и по-своему даже нежно прошептала:

– Дорогой, все случилось слишком быстро, слишком неожиданно, я знаю. Всего сразу не сделаешь. Так не бывает. Но ведь у нас есть время, любимый, нам хватит. Не сомневайся.

Мы подошли к моей машине. Я открыл дверцу и повернулся к Ники, чтобы попрощаться. Она оказалась намного ближе, чем я ожидал. Быстро прижалась ко мне, расстегнула пуговицы моего пиджака, просунула туда руки и крепко сцепила пальцы за моей спиной, упершись своими твердыми, требовательными грудями прямо в меня. Не желая стоять как дурак, с опущенными по бокам руками, я тоже обнял ее. Правда, только слегка, не прижимая, вроде как бы из вежливости, никак не обозначая четкого сигнала, что тоже хочу это делать.

– Каким же ужасным образом он от нас ушел, – невнятно пробормотала она.

Ее артикуляция уже начинала терять привычную четкость, голос приобретал знакомую глубину и хрипловатость, дыхание становилось все более и более прерывистым, тело постепенно обмякало...

– Разве мы не...

– Нам не нужны слова, Геван, – перебила она меня. – Неужели не видно? Тем более, что опасный поворот мы, слава богу, уже прошли. Теперь все стало намного проще. Ты же знаешь, голодные еду на вкус не пробуют, они ее сразу же пожирают. Набивают желудки, не тратя времени. Как можно быстрее. Иногда даже слишком быстро. Это зов природы, дорогой. Против него не устоишь. Тут уж ничего не поделаешь.

Ее горячее, жаркое дыхание обвивало мое горло, словно петля.

– Мы не должны были позволять, чтобы это случилось...

– Я знаю, знаю, знаю! Но оно случилось, оно уже есть, и почему бы теперь не взять от него все самое лучшее? Мы уже не умираем с голоду и можем позволить себе побыть гурманами. Давай зайдем внутрь, дорогой, и позволим себе настоящее удовольствие. Насладимся всеми запахами и ароматами. Не будем пожирать все сразу. Будем пробовать все по кусочку. Медленно, долго, со вкусом...

Она бормотала и бормотала, но тихое, монотонное журчание ее слов становилось все менее и менее разборчивым – будто совсем рядом протекал горный ручеек или кружил в воздухе большой рой пчел, – а тело начало медленно и ритмично пульсировать. В последнюю секунду, прежде чем окончательно потерять голову и на веки вечные провалиться в преисподнюю, я все-таки нашел в себе силы медленно, но решительно оторвать ее от себя. На расстояние вытянутой руки. В мерцающем свете ночных звезд было отчетливо видно, как она от неожиданности сначала растерянно поднесла сжатые кулачки к щекам, как бы пытаясь восстановить равновесие, а затем резко выпрямилась.

– Да, конечно же ты прав, дорогой. Абсолютно прав, – сказала она точно таким же тоном, каким договаривалась о чем-то совсем не важном по телефону.

– Не более одной вины за один раз.

– Полагаю, мне следовало бы чувствовать себя достойной презрения, но я почему-то этого не ощущаю. У тебя, Геван, потрясающая способность превращать меня в... в некую страстно дышащую вещь. Делать из меня бездушную, расчетливую секс-машину. Практически мгновенно, без какого-либо предупреждения. Это что, ублажает твое мужское эго?

– Спокойной ночи, Ники.

– С дружеским поцелуем, само собой разумеется, – отозвалась она и снова приблизилась почти вплотную.

Я нежно, но вежливо, скорее даже формально, поцеловал ее в щеку и сел в машину. Ники рассмеялась и назвала меня трусом. Затем с озорным выражением лица и какой-то загадочной улыбкой наклонилась к открытому окошку:

– Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что, стараясь полностью соблюдать принятые условности, ты обманываешь нас обоих. Потому что в следующий раз нам снова придется делать все спонтанно и яростно, а совсем не так, как мы хотим. Возвращайся поскорее или... или наберись смелости, прояви благородную слабость, непоследовательность и выходи из машины прямо сейчас. Я не буду над этим подсмеиваться, обещаю.

Она снова громко рассмеялась и отошла от машины. Когда я разворачивался, свет фар на секунду полностью осветил ее – гордую, сильную, уверенную в себе, улыбающуюся, – и эта улыбка, в которой, безусловно, была и доля какой-то скрытой, но тем не менее явной издевки, с тех пор навсегда запечатлелась в моей памяти.

Подъезжая к залитому желтыми огнями городу, я изо всех сил старался не думать о Ники и вообще не думать ни о чем. Десятилетним мальчиком я проводил лето на ферме моего дедушки. Помимо отдыха у нас с Кеном, естественно, были определенные обязанности. В этом вопросе дедушка никогда не шутил. На ферме все должны работать, даже дети. Так вот, у одной из свиней была поистине дьявольская способность не заходить с другими в загон, и, как только это хитрое, все понимающее животное выкидывало свой очередной номер, нам приходилось бросать все порученные нам дела, чтобы любым образом загнать ее туда. Иногда даже при помощи толстых палок. Тогда начинались маневры. Мы медленно, самыми разными способами оттесняли ее к загону, а потом один из нас, кто оказывался ближе, стремительно прыгал, открывал воротца и пихал ее внутрь, прежде чем остальные могли разбежаться в разные стороны. Трудная это была работенка. Малейшая ошибка – скажем, чуть больше свободного пространства справа, слева или посредине, между нами, – и она тут же стрелой пролетала мимо, заставляя нас начинать все сначала. И так каждый раз. Раз за разом. Практически каждый день. Мы тихо ее ненавидели и... уважали. За несгибаемый характер, за способность никогда не сдаваться.

То же самое чувство владело мной и сейчас, по дороге в сияющий огнями город. Будто я безуспешно пытаюсь загнать в загон нечто, а оно упорно не желало туда идти и всеми способами этому сопротивлялось.

И вдруг ему это удалось. Удалось снова вырваться на свободу. Странно, но факт. Вот так, сразу. Все мое страстное, неутолимое желание иметь Ники неожиданно нахлынуло на меня, словно бурный поток, затопило, восстановило более чем живую эротическую картину ее движущихся бедер, бешено покачивающихся упругих и вдруг набухших грудей, крепко сжимающих меня рук... Нет, все это было слишком, чтобы вести машину. Я усилием воли заставил себя свернуть на обочину и остановиться. Затем, не искушая судьбу, выключил мотор. С трудом преодолел в себе вполне естественное желание даже выбросить к чертовой матери ключ от зажигания, хотя так конечно же было бы куда надежнее. Безвольно опустил голову на руль, долго сидел, тупо покачивая ею из стороны в сторону, вспоминая ее обнаженное тело, откровенные сцены из нашей жизни, никогда не забываемые мелодии, сопровождавшие наши встречи...

Когда я наконец пришел в себя и снова завел мотор, то остро почувствовал, насколько же был близок к тому, чтобы вернуться к Ники. Слава богу, со временем, казалось, почти непреодолимое желание постепенно стало угасать. Я победил, но победил всего лишь в одной маленькой битве, как зрелый, взрослый человек, прекрасно понимая, что один эпизод победы над самим собой отнюдь не означает возможности последующих поражений. Причем, скорее всего, уже в самом ближайшем будущем. Значит, остается только одно: ждать и молить Бога дать мне силу достойно противостоять неизбежным и несущим в себе смертельную опасность атакам противника!

Мне совсем не хотелось становиться неким безвольным существом, в которое она вольно или невольно стремилась меня превратить, не хотелось приносить в жертву собственную гордость и впадать в пучину прекрасного, но слепого, тупого сексуального влечения. И вместе с тем если человек не в состоянии разумно, доказуемо оправдать свои поступки, если он стал невольной, самодостаточной жертвой случая, беспомощной соломинкой в бурлящей пучине совершенно новой, неизведанной планеты, то...

Да, моя аргументация была не более чем слабой попыткой оправдать себя и свои, увы, уже совершенные поступки. Вконец устав от бесплодных переживаний, я включил первую передачу и, набирая скорость, поехал в мой город.

Глава 11

Не успел я войти в вестибюль отеля, как из кресла встала и стремительно направилась ко мне Джоан Перри – серьезная, привлекательная, нет, даже красивая и... чем-то явно озабоченная.

– Мистер Дин, я вас ждала, чтобы...

– Мы не на работе, Перри.

Она слегка покраснела:

– Хорошо, тогда Геван.

– Ты сейчас какая-то взвинченная. Хочешь выпить?

Она понизила голос:

– Кое-кто очень хочет поговорить с вами, Геван. Эта девушка сейчас в супермаркете. Совсем рядом. Ждет. Если у вас найдется время, я приведу ее к вам в номер через несколько минут. Мы много звонили вам, но нам все время говорили, что вас нет и что никто не знает, когда вы будете.

Я сказал ей, что нисколько не возражаю и буду их ждать у себя в номере. Перри нервно улыбнулась и торопливо куда-то отошла. Буквально через несколько минут они действительно тихо постучали в дверь, и, когда вошли, я сразу понял, что совсем недавно где-то уже видел эту девушку. Но где? Затем вспомнил: когда мне выписывали специальный пропуск в кабинете капитана Корнинга, она сидела там в углу, за столиком машинистки.

Пышная блондинка в дешевеньком ярком платье, явно намеренно подчеркивающем ее выдающуюся грудь и бедра. Голливудский идеал восходящей старлетки с симпатичной мордашкой девочки-подростка: чуть вздернутый носик, пухлые, будто чем-то обиженные губки, чистый лобик, широко раскрытые ярко-голубые глазки... И хотя в тот момент она почему-то выглядела довольно испуганной и настороженной, судя по ее виду, легко можно было представить, что ей более свойственны другие, радостные состояния духа, такие, как бездумное хихиканье, девичья манерность, любовь, как сейчас принято говорить, к «приколам».

– Мистер Дин, позвольте представить вам Альму Брейди. Она работает в офисе полковника Долсона помощником бухгалтера и хочет вам кое-что сообщить.

– Знаешь, я прождала тебя чуть ли не целый час и уже собиралась домой, – почему-то обратилась блондинка не ко мне, а к Перри тонким, высоким, еще не окрепшим голосом. – Пока ждала, много думала обо всем этом и решила, что мне совсем не хочется ему что-либо сообщать. Вообще ничего!

Перри с горящими глазами резко шагнула к ней:

– Но ты же обещала мне, Альма! Обещала! Ты должна сказать ему!

– Минутку, минутку, – поспешно вмешался я. – Сначала сядьте обе и успокойтесь. А потом мы поговорим.

Чуть поколебавшись, Альма царственной походкой, не забывая при этом активно работать бедрами, подошла к стулу, села, неторопливо разгладила юбку, достала из сумочки сигарету. Я с готовностью поднес ей горящую спичку.

– Если не секрет, как вы познакомились, девушки?

– Нет, не секрет. Альма снимает комнату в здании рядом с моим домом, поэтому нам часто приходится вместе ждать автобус, так мы и подружились, – ответила Перри. – Она оформляет ваучеры, которые полковник Долсон направляет мистеру Грэнби в качестве платежек по контрактам типа издержки плюс фиксированная прибыль. Так вот...

– Мне не нужны проблемы, – детским голоском перебила ее Альма. – Совсем не нужны, поверьте.

– Так вот, поскольку в мои прямые обязанности входит документирование копий всех этих ваучеров, – терпеливо продолжила Перри, – я не могла не заметить, как много их поступает именно от полковника в виде платежек по контракту «Д-4-Д», поэтому где-то пару месяцев назад поинтересовалась у Альмы, скоро ли он собирается закончить покупки своих секретных материалов. Мне это надо было знать, так как я должна была заменить файлы на новые и, соответственно, переиндексировать их.

С упрямым видом, очевидно демонстративно изображая полнейшее равнодушие ко всему происходящему, капризно уставившаяся в окно Альма вдруг резко повернулась к Перри:

– Тебя совершенно не касалось, что он собирался или не собирался закупать!

– Да, не касалось, – мягко подтвердила Перри. – Не касалось до того, как мы сегодня побеседовали на работе. Теперь касается. Благодаря тебе, Альма.

– Сказать тебе или сказать ему – большая разница, Перри. Я не хочу влипать ни в какую историю. Я просто поделилась с тобой, и ничего больше.

Она снова отвернулась и уставилась в окно. Как ни странно, но выходящий из ее ноздрей сигаретный дым делал ее похожей на злобного, но вполне симпатичного дракончика. Перри бросила на меня вопросительный взгляд и пожала плечами. Я неторопливо подвинул свой стул поближе к Альме и сказал:

– Знаете, мне меньше всего хотелось бы втянуть вас в какую-либо неприятную историю, мисс Брейди. Более того, мне бы очень хотелось, чтобы вы мне поверили. Поверьте, простите за невольную тавтологию, поверьте, это стоит того.

– Тогда говорите, я вас слушаю.

– Благодарю вас. Так вот, официально к этой компании я в данный момент не имею никакого отношения, но, когда я был ее президентом, мисс Перри работала моим личным секретарем, и у меня не возникло причин сомневаться в правильности ее суждений. Если она считает, что вам следует мне о чем-то сообщить значит, у нее есть для этого серьезные основания, которым, не сомневаюсь, имеет прямой смысл последовать.

Альма, нахмурив чистый лобик, внимательно изучила кончик своей дымящейся сигареты, затем искоса посмотрела на меня:

– Она в любом случае все вам скажет.

– Думаю, да. Скорее всего, скажет. Но куда лучше, если скажете вы сами, и я обещаю вам сделать все возможное, что в моих силах, чтобы у вас ни в коем случае не возникло никаких проблем. Поверьте, никаких.

Колесики в ее милой головке, казалось, скрипели на всю комнату. Затем, выждав достойную паузу, она наконец глубоко вздохнула:

– Ну ладно. Будь по-вашему. Господи, как же мне все это надоело! Но ведь надо же хоть кому-нибудь довериться в этом противном, чертовом деле. Хотя вообще-то главное совсем не в этом, главное в том, что мне очень, очень хотелось бы, чтобы нашелся хоть кто-нибудь, ну хоть один человек, который схватил бы этого засранца Курта Долсона за руку и по-настоящему надрал ему задницу! Но только при одном условии – я тут ни при чем. Ни при чем, учтите! И чтоб без шуток. – Альма затравленно оглянулась вокруг. – Ладно, раз уж я решила все рассказать, то, пожалуй, стоит дополнить картину тем, о чем мне почему-то совсем не хотелось говорить тебе сегодня, Перри. – Она опустила глаза на свои стройные скрещенные ноги, чуть одернула вниз юбку, каким-то неведомым образом задравшуюся выше колен. – Он нашел и нанял меня в Вашингтоне с условием, что я выражу желание, чтобы меня перевели именно сюда. Скоро так оно и вышло. Я оказалась здесь в этом скучном, занудливом месте, тем более в канун Рождества. Ни друзей, ни веселья... Вообще никого. Он был ко мне очень добр, делал все, чтобы мне не было одиноко. Конечно же у него были свои соображения. Понятно какие. «Отцовская забота», ну и все такое... Ежу понятно, но я вставала в позу, так как мне было на самом деле очень тоскливо, и к тому же я знала: если уж дойдет до этого, то смогу разобраться со всем этим, не очень его расстраивая и не раня его мужскую гордость. Сразу после Рождества меня, само собой разумеется, повысили в должности и, кроме того, обещали повышать и дальше. Он сделал мне рождественский подарок, надо заметить совсем неплохой, и мне даже показалось, что он совсем не такой, каким кажется. Потом пригласил вместе отметить Новый год. Вдвоем. Только он и я. И никого больше. Тогда я выпила столько шампанского, что мне показалось: вот так, запросто, пойду к нему в номер и справлюсь, сделаю, что хочу. Так или иначе, но закончили мы все это с ним, естественно, в постели. Как же иначе? Больше такого, поверьте мне, уже не должно было повториться, но он был таким милым, продолжал делать мне подарки, никогда не напоминал о случившемся, и рано или поздно я подумала: да бог с ним, что сделано, то сделано, потерянного все равно уже не вернешь, ну и у нас начался «роман». Постельный. Не более того. Потом я ему надоела, он увлекся этой шлюшкой, которая поет в местном кабаке. Хильди, или как ее там... На меня у него уже больше просто не было времени. Вчера я попробовала поговорить с ним, но в ответ он напомнил мне об очередном повышении и вежливо попросил заткнуться. Вот так. Вот почему я хочу, очень хочу, чтобы его взяли за шкирку и выволокли на солнышко. Он самый настоящий засранец, и пусть ему не сойдет с рук то, что он сделал со мной – попользовался и выбросил, как ненужную половую тряпку, – и, может быть, с многими другими.

– Да, человеку в его положении вроде бы ни к чему оказываться в такой ситуации, мисс Брейди, – осторожно заметил я. – Но... но и сколь-либо законных оснований обвинять его в чем-нибудь пока нет.

Она пристально посмотрела мне прямо в глаза, прищурив свои, красивые, ярко-голубые, с появившимся в них вдруг странным блеском.

– Все, что вы пока выслушали, мой новый друг, было только «почему» и «зачем», но мы пока еще не дошли до главного – «как»!

Да, похоже, ее смышленность я явно недооценил. Эти ярко-голубые, совершенно глупые, наивные девчоночьи глаза видели намного больше, чем казалось!

– Вообще-то я попросила ее прийти сюда по другому вопросу, – заметила Перри.

– Мистер Дин, знаете, раз уж со мной такое случилось, я начала задумываться, сильно задумываться. И многое стало всплывать в памяти. Ну, скажем, когда мы с ним куда-нибудь вместе ходили, у него всегда были проблемы с деньгами, так как он любил шикануть и ему частенько приходилось занимать их у капитана Корнинга. Чаще всего в конце месяца, перед зарплатой. Но потом, это было в конце января – начале февраля, когда мы еще продолжали... так сказать, «дружить», положение заметно улучшилось. У него вдруг появилось много, очень много свободных денег. Он начал водить меня в лучшие рестораны, делать мне дорогие подарки. Вот эти часы, например.

Раньше меня это только радовало, но потом, после того как он перестал со мной встречаться, я задумалась, откуда у него вдруг появилось столько денег. Как с неба свалились! Когда я приехала сюда, Курт Долсон и мистер Мотлинг не очень-то между собой ладили, и Курт частенько отзывался о нем, мягко говоря, далеко не самым лучшим образом. Но затем, кажется где-то в конце января, они вдруг вроде как помирились, даже стали большими друзьями, и вот тогда-то у Курта начали появляться деньги. Все больше и больше...

Потом я вспомнила, как Перри спрашивала меня про эти ваучеры, хорошенько подумала, и мне в голову вдруг пришла догадка: уж не мухлюет ли Курт с ними? Я стала сравнивать наши заказы со счетами за поставки. Большинство из них подлежали оплате по контракту на условиях издержки плюс фиксированная прибыль. Что-то поступало вовремя, что-то с опозданием, а что-то не поступало вообще, хотя общие суммы счетов и платежей всегда полностью совпадали. Вплоть до цента. Что, с одной стороны, конечно, странно, а с другой – совсем нет. Ведь раз Курт одновременно и производит заказы, и ведет бухгалтерию, то что мешает ему сделать оплаченный заказ, а потом переадресовать его куда-нибудь в другое место? Я также вспомнила, что как раз в январе, то есть когда они с Мотлингом так неожиданно и так моментально подружились, ему вдруг дали разрешение на аренду пустого склада в городе, поскольку на заводе складских мощностей вроде бы уже не хватало. С чего бы вдруг? Я терпеливо продолжала все проверять, конечно только когда имела возможность, и наконец заметила один подозрительный счет, который выглядел не как оригинал, а скорее как не очень удачный дубликат. Выписанный на какую-то никому не известную контору с названием «Акме сапплайз». Она прямо здесь, в Арланде. Ривер-стрит, 56, совсем рядом с тем самым складом, который арендует полковник. Все бумаги от «Акме» подписываются человеком по имени Лефей. Мистер Дин, я уверена, абсолютно уверена: Курт делает вполне законные заказы, но затем переадресует поступающие товары в эту подставную контору и выписывает на нее дубликат заказа...