Текст книги "В плену подозрений"

Глава 15

Может, не стоило втягивать во все это Перри? Она-то здесь совсем ни при чем. Зачем ее подвергать такому чудовищному риску? Устав от бессмысленного ожидания, я решил подняться к себе в номер за плащом. Как мне показалось, мучительно долго ждал лифт. Наконец он подошел, дверь открылась... В нем оказался полковник Долсон, который был не в состоянии даже стоять на ногах: с одной стороны его держал за руки коренастый охранник, с другой – официант из бара.

– Вы же не должны были ни для кого останавливать лифт, – мрачно сказал официант молодому лифтеру.

– А вам следовало бы везти его в грузовом лифте, а не в пассажирском, – не менее мрачно ответил тот.

– Ладно, ладно, сынок, давай закрывай дверь, и поехали дальше.

Долсон, тупо уставившись в пол и непрерывно икая, что-то невнятно бормотал. Меня он даже не узнал. Вышли они на шестом этаже. Когда за ними закрылись двери, я спросил лифтера, далеко ли им его тащить.

– Нет, совсем рядом. В 611-й. Сразу за первым углом коридора. Подумать только, в таком состоянии – и в военном мундире! Мог бы и не позорить.

– И часто с ним такое случается?

– Честно говоря, в таком виде я полковника еще никогда не видел. Сейчас им надо будет его раздеть и положить в постель. Думаю, это будет совсем не сложно.

Когда я вошел к себе в номер, там громко звонил телефон, но поговорить со мной никто не захотел. Я закурил сигарету, думая, кто бы это мог быть, затем вдруг услышал осторожное постукивание ногтями в мою дверь. Не без смутного опасения открыл ее. В коридоре стояла Хильди. Она быстро вошла, плотно закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и, не дожидаясь моего вопроса, сказала:

– Похоже, нашего блистательного полковника что-то очень здорово огорошило.

– Да, я только что видел его в лифте.

– Значит, видели его состояние. Мягко говоря, не самое лучшее. Поскольку вы им активно интересовались, я решила поделиться с вами, что произошло. Сегодня полковник насел на меня со всей силой: «Пакуй чемодан, дорогая. Мы сегодня же отправляемся путешествовать в моей машине. Сначала Акапулько, затем Рио, Аргентина...» При этом он никак не мог поверить, что мой отказ окончателен. Когда уговоры не помогли, достал большую пачку наличных денег. Очень большую, Геван. Причем в самых крупных купюрах. Клянусь Господом Богом, мне никогда еще не приходилось видеть сразу так много денег. И знаете, на какие-то пять секунд у меня в душе шевельнулось сомнение – а может, все-таки с ним поехать? И при случае взять эти деньги? Может, в душе у меня есть что-то от воровки?

– Думаешь, он серьезно намерен уехать, Хильди?

– Да, серьезно. Так искусно притворяться у него просто не хватило бы ума. Когда трюк с деньгами тоже не сработал, он начал быстро напиваться, а затем сказал мне, что кое-кто предупредил его, что все уже готово, и что он не дурак и не собирается становиться живой мишенью. Кому-кому, а уж ему-то прекрасно известно, когда надо заканчивать и сматывать удочки. Хотя лично я, честно говоря, ничего не поняла. Что уже готово? Почему надо сматывать удочки? При чем здесь живая мишень?

– Сейчас он слишком пьян, чтобы даже самому дойти до машины, не говоря уж о том, чтобы куда-либо ехать, – сказал я.

– А знаете, наверное, во всем этом есть и часть моей вины, Геван. Полковник так настойчиво хотел узнать причину, почему я не хочу с ним никуда ехать, что я наконец не выдержала и сказала, что каждый раз, когда он прикасается ко мне, я чувствую себя совсем как в далеком детстве, когда Бадди Хиггинс, соседский мальчишка, незаметно подкрадывался и засовывал мне в купальник живого червяка.

– На самом деле?

– На самом деле. Он, конечно, здорово на меня разозлился, начал пить с удвоенной силой и очень скоро перестал членораздельно говорить. Только невнятно бормотал что-то. Может, для него это было и к лучшему. По крайней мере, не проговорился про своего маленького приятеля и про то, что его ждет.

– Что еще за маленький приятель?

Она бросила на меня быстрый взгляд, затем опустила его на свои часы:

– Мне пора идти, скоро мой выход. Геван, не могли бы вы сходить к нему? Ну хотя бы чтобы убедиться, что полковник не собирается выпрыгнуть из окна.

– А как мне попасть в его номер?

Она протянула мне ключ.

– Вот. Он заставил меня взять его, когда был еще не совсем пьян. Будьте хорошим мальчиком, Геван. А теперь извините, мне пора бежать.

– Отчет потребуется?

– Была бы признательна.

Проводив ее до лифта, я развернулся и направился прямо в противоположном направлении к запасному выходу. Спустился по лестнице на шестой этаж, нашел 611-й номер, постучал, не услышав ответа, открыл дверь ключом и тихо вошел внутрь. Когда я включил свет, лежавший на кровати, уже без ботинок и мундира, полковник даже не шелохнулся. Тщательный обыск номера мало что дал – только кольт 45-го калибра в ящике бюро, с наплечной кобурой на ремне и тремя запасными обоймами. Больше ничего, за что можно было бы зацепиться. Абсолютно ничего. Да, похоже, полковник был на редкость осторожным человеком. Ладно, тогда посмотрим, что у него в карманах. В верхних карманах рубашки армейские офицеры всегда носят маленькие черные записные книжечки. Так, вот она. Тоже мало что интересного. Даты и места деловых встреч, списки покупок, в самом конце женские имена: Джози, Анабелла, Альма, Джуди, Мойра, ну и так далее.

В начале каждого из имен стояла одна, две или три звездочки. Альма имела целых четыре. Я положил книжку на место, перевернул полковника на живот и из заднего кармана брюк достал его пухлый бумажник. Шестьдесят три доллара и несколько различных членских карточек. Похоже, большой любитель вступать в клубы и общества. Я вернул бумажник на место, и не успел снова накрыть полковника одеялом, как в двери вдруг раздался щелчок ключа, затем она резко открылась, и в комнату стремительно вошли Джо Гарленд и коренастый охранник.

– Какого черта ты здесь делаешь, Геви? – с удивлением произнес Джо.

– Подружка полковника попросила меня зайти к нему и лично убедиться, что с ним все в порядке.

– И как ты сюда попал?

– Подружка дала мне ключ. Вот он. Берите.

Джо взял его и передал охраннику.

– Отнеси его в регистратуру, Уилли, и оставь там на столе.

Охранник взял ключ, коротко кивнул и тут же вышел. Почему-то с очень нервным видом.

Джо закрыл дверь.

– Ну и как, с ним все в порядке?

– Вполне. За исключением, конечно, головной боли, которую он, скорее всего, испытает завтра утром.

Бросив взгляд на храпевшего вусмерть пьяного полковника, Джо вынул из кармана носовой платок, вытер почему-то вспотевший лоб.

– Знаешь, Геви, время от времени, хотя, слава богу, не так уж и часто, владельцам отелей приходится сталкиваться с самыми необычными явлениями. Причем далеко не всегда приятными. Понимаешь, Уилли очень хороший парень и очень хороший работник. Он решил, что полковнику будет приятно, если его френч к утру вычистят и отгладят. Но по дороге в нашу прачечную он нашел во внутреннем кармане толстый конверт с деньгами и сделал единственно правильную вещь – принес его мне. И слава богу, у него хватило ума их не пересчитывать. Знаешь, даже такие хорошие парни, как Уилли, могут иметь свою цену. Я отнес конверт к себе в кабинет и, прежде чем положить в сейф, начал их пересчитывать. Должен заметить, сумма оказалась внушительная. Слишком внушительная. Что, этим полковникам так много платят?

– Нет, Джо, не волнуйся, далеко не так много.

Он подошел к постели и снова внимательно посмотрел на храпящее тело.

– А знаешь, Геви, боюсь, этот полковник та еще птичка. Кстати, сегодня в четыре он должен был быть в полиции, давать показания насчет той девчушки, которая сиганула с моста. Тебе об этом что-нибудь известно?

– Да, я ее знал. А что, она хоть как-то упомянула Долсона в своей предсмертной записке?

– Нет. Просто их часто видели вместе. В клубах, ресторанах, ну и тому подобных местах. Только раньше, не в последнее время.

– Ну и как, интересно, у нашего полковника прошла встреча в полиции? Он там, случайно, не растерялся?

– Нет, нет, совсем нет. Мне все рассказали. У меня там свои контакты. Сам знаешь, репутация отеля важная штука, и без достоверной информации просто не обойтись. Приходится. Говорят, он вел себя по-мужски. Ничего не утаивал, не извивался как уж на сковородке. «Да, господа, я очень хорошо ее знал. Она была мне как дочь. Знаете, ей тогда было одиноко, ну и я, как мог, ее развлекал, водил по разным местам, чтобы она поскорее пообвыкла, пришла в себя. Так сказать, морально ее поддерживал».

– Их это устроило?

– Думаю, да. Впрочем, у них не было особого выбора. Да и в любом случае, не портить же ему карьеру только из-за того, что он ее бросил? Даже если именно так оно и было. Лично мне этот сукин сын нисколько не нравится, но здесь он был как важная декорация. До сегодняшнего вечера. Как думаешь, он скоро придет в себя?

– Вряд ли. Не раньше чем через несколько часов.

– Ты же знаешь, Геви, у меня с военными всегда полный контакт. Большинство из них нормальные ребята, но иногда попадаются и такие: нацепил звездочки на погоны и считает себя богом. В родном городе его не приняли бы даже в местный престижный клуб. А тут надел форму – и светский лев. Он лично знаком со всеми метрдотелями. С многими даже на дружеской ноге.

– Джо, сделай мне маленькое одолжение. Когда он проснется и поймет, что денег нет, то с дикими воплями тут же побежит к тебе. Будь другом, задержи его.

– Но как, Геви? Он тут же побежит в полицию!

– Может, и не побежит. Может, ему огласка меньше всего нужна, особенно для полиции. Придумай какую-нибудь благовидную причину. Ну, скажем, для большей сохранности ты отнес деньги в банк.

Джо быстро все сообразил.

– Думаешь, деньги могут быть не его?

– Могут.

– Конечно, мне бы очень хотелось задать тебе пару вопросов, Геви, но по твоим глазам сразу видно, что ты все равно ничего не скажешь. Ладно, считай – уговорил. Сделаю все, как просишь. А теперь давай пошли отсюда! Чем скорее, тем лучше.

Мы спустились на лифте вниз. Джо вышел в холле, а я проехал дальше вниз. На секунду остановился у открытых дверей ресторана, послушал, как Хильди поет одну из своих самых лучших песен «Вся твоя». Поймав ее взгляд, жестом показал, что все отлично. Она, улыбнувшись, признательно кивнула.

Я, спустившись еще на один уровень ниже, прошел по туннелю к автостоянке, нажал кнопку, терпеливо подождал, пока не подгонят мою арендованную машину. К заводу я подъехал довольно рано. Во всех окнах горел свет – вторая смена была в полном разгаре. Припарковавшись прямо перед главным входом, я выключил фары, откинулся на спинку сиденья и закурил сигарету. Может, хватит мне уже всех этих таинственных телодвижений? Может, стоит завтра же, не откладывая дела в долгий ящик, с самого утра съездить в местное отделение ФБР, поговорить с каким-нибудь начальником, рассказать ему все, что знаю, и пусть они дальше разбираются сами? Ну а если вдруг окажется, что это не совсем по их части, пусть тогда свяжутся с соответствующим подразделением. На завод пришлют команду квалифицированных аудиторов, которые детально проверят все счета и финансовые документы по этому сверхсекретному контракту «Д-4-Д». Деньги полковника в сейфе Джо вполне могут оказаться нечистыми, тогда пусть они и спросят, откуда у него столько наличных денег. Альма, правда, уже мертва, но ведь мы с Перри вполне можем под присягой подтвердить то, что она нам рассказала. Кроме того, Перри официально сообщит им о факте пропажи нескольких важных документов...

Я заканчивал уже третью сигарету подряд, когда из двери заводоуправления наконец-то показалась изящная фигурка Перри. Сошла со ступенек лестницы, на секунду остановилась, растерянно огляделась вокруг. Я включил фары и негромко бибикнул. Она торопливо перебежала через улицу. В тусклом освещении фонарей мне показалось, что она улыбается.

Мы проехали через центр города. Как ни странно, но мерно стучавший по стеклам и крыше машины апрельский дождь заметно успокаивал. Перри сидела поджав под себя ноги, полуобернувшись ко мне и, не перебивая, выслушала все, что я ей рассказал. Равно как и все, что подозревал. Остановившись на светофоре, я повернулся к ней. На ней не было шляпы, а слегка влажные волосы выглядели не только красивыми, но и на редкость привлекательными. Так и хотелось их потрогать...

– Геван, что вы имеете в виду, говоря, что дело не ограничивается только этим?

– Мне кажется, полковник всего лишь часть какой-то очень большой игры. Документы пропадают, девушка умирает, полковник собирается уехать... Странно все это, очень даже странно. Остается только какой-то анонимный, никому не известный человечек, «почтовый ящик». Ну и что дальше? Поймают нашего полковника, опозорят, разжалуют, посадят в тюрьму. Вместо него пришлют кого-нибудь другого. Рано или поздно, может, даже найдут этого Арманда Лефея. И что это изменит? Да ровным счетом ничего! Все равно что за неправильную парковку выписать штраф водителю машины, на которой только что ограбили банк! В деле завязаны Лестер Фитч, Ники и Стэнли Мотлинг, но мне совсем не ясно, как этот придурок Долсон может показать на них даже хотя бы для того, чтобы спасти свою шкуру.

– А что они могут от всего этого получить, Геван?

– Боюсь, это становится все более и более очевидным, Перри. Они могут получить полный, неограниченный доступ к сверхсекретному проекту «Д-4-Д», к его наиболее тщательно охраняемой части – сборке. А затем найти способ ловко и незаметно его саботировать. Впрочем, может, он у них уже и есть. Причем не один.

Проезжая мимо ярко освещенного торгового центра, я бросил взгляд на Перри. Она смотрела на меня с какой-то странной, почти сочувствующей улыбкой.

– В чем дело? – озадаченно спросил я.

– Да, собственно, ни в чем. Вот только, Геван, вам не кажется, что это уж слишком?

– Перри, эта чертова «холодная война» длилась так долго, что многие просто забыли, что она далеко не закончилась. Нам все это порядком надоело, мы обленились, нам не хочется даже думать об этом. Почему, Перри?

– Ну, наверное... наверное, потому, что мы понимаем: если кто-нибудь начнет что-нибудь, мы уничтожим друг друга, только и всего.

– Допустим. А теперь давай предположим, что, несмотря на Кубу, Конго, Северную Корею, ну и все остальное, они решили, что все-таки проигрывают «холодную войну». Как по-твоему, они сдадутся?

– Не знаю. А какого ответа вы от меня ждете?

– Хорошо. Тогда давай предположим, где-то полтора или два года назад они там, в Кремле, все-таки решили пойти на риск и развязать не «холодную», а самую настоящую «горячую» войну. Со всеми вытекающими последствиями. Что бы они тогда сделали? Прежде всего до максимума расширили бы свою шпионскую сеть.

Они уже делали это, ничего нового. Будут орать на весь мир о своем стремлении к миру, о невозможности масштабной ядерной войны, о своем искреннем желании наладить с нами экономическое и политическое сотрудничество, а сами будут шаг за шагом засылать к нам своих самых лучших агентов, вербовать их здесь, внедрять их в наши важнейшие научные, промышленные, политические и военные структуры. И терпеливо ждать результатов. А затем нанесут неожиданный удар и сделают все возможное, чтобы убедить историков, что все это только наша вина, что именно мы хотели войны. Только представь себе, сколько этих мотлингов, долсонов и всех прочих вдруг оказались востребованными! С чего бы это?

– Да, но что он или такие, как он, могут...

– Перри, к твоему сведению, «Д-4-Д» – это важнейшая часть системы наведения стратегических межконтинентальных ракет. Понимаешь? Они ведь делаются не только здесь. Возможно, даже имеются альтернативные варианты. Стэнли Мотлинг пока здесь, но ведь там вполне могут быть и другие, ему подобные.

– Что? Как? Каким образом?

– Очень просто. Для начала он медленно, одного за другим выдавливает лучших производственников. Поулсона, Фитца, Гэрроуэя и многих других. Заменяет их ни на что не способными тупицами и невеждами. И заговорщиками. Затем постепенно развращает Долсона деньгами, что оказывается совсем не трудным, поскольку полковник просто жалкая, мелкая и жадная фигура. Не более того, но на своем месте он очень и очень нужен. Мотлинг как бы невзначай дает ему понять, что неплохо было бы взять в аренду склад на стороне и при помощи в общем-то совсем несложных операций начать зарабатывать действительно хорошие деньги. Не компании, а себе! В свой собственный карман. Со временем Долсон, конечно, понял, что стал собственностью Мотлинга. Как уличная собачонка. Его используют на всю катушку. Не забывай, он ведь занимается контрактами, закупками и поставками. А это золотое дно. Чуть-чуть изменил спецификацию, объемы, условия, всего чуть-чуть, и ты в деле, ты вроде бы хозяин положения. Причем на международном уровне. Долсон имел прямую возможность направить часть секретных грузов куда-нибудь на мыс Канаверал или куда-то еще, где они проходят испытания, где проверяют, как они летают.

– Вы говорите так, будто все знаете.

– Перри, когда догадаешься о главном, то все остальное становится на удивление простым. Мой брат Кен был никудышным управляющим, но зато прекрасным инженером. И со временем, думаю, все понял. Поэтому его и убрали.

– Это ужасно, – чуть слышно прошептала она.

– Таким же образом они и до нас могут добраться. Другого выхода у них нет. Хоть это тебе понятно, Перри?

Разговаривая с ней, я вел машину настолько автоматически, что даже толком не знал, куда еду, поэтому все время приходилось замедлять скорость, чтобы свериться с дорожными указателями. Наконец впереди показалось что-то знакомое – уходившая вправо дорога, напомнившая мне тот самый короткий и удобный путь, которым мы в юности любили добираться до реки на пикники. Как правило, с достаточно доступными девушками, ящиком-другим пива и одеялами.

Свернув на дорогу, я спросил:

– Кстати, Перри, тебе это местечко знакомо? Ничего не напоминает?

– Если бы вы расстроили меня хоть чуть-чуть поменьше, я, возможно, тоже попыталась бы отделаться шуточкой в вашем духе. Например, поинтересовалась бы, за кого вы меня принимаете, но, боюсь, сейчас далеко не самое лучшее время для игривого настроения, вам не кажется, Геван?

Оставшиеся четыре мили до берега мы проехали в полном молчании. Там, на довольно большом расстоянии друг от друга, уже были припаркованы три машины. Все с потушенными огнями, все носом к медленно, но тем не менее величаво текущей воде. Остановившись, я прикурил две сигареты и протянул одну Перри, не без удовольствия отметив про себя, что она обладает не только замечательным даром уметь молчать, но и мудростью понимать, когда это требуется.

Сидя в полной тишине, я продолжал про себя рассуждать.

По иронии судьбы Лестер, использовав в разговоре со мной термин «саботаж», побудил меня подумать об этом слове совершенно в ином контексте. Когда мы по телефону беседовали с Мортом Брайсом о Мотлинге, я почему-то не стал затрагивать эту щекотливую тему. Уж слишком мы все боимся показаться подозрительными, нас ужасно страшит сама мысль о том, что в глазах других мы можем выглядеть просто нелепо и смешно.

Все вдруг стало на свои места, как только я начал думать о Мотлинге как о человеке, живущем в искривленных лучах своего внешнего успеха. Такого, как он, можно склонить к тяжелейшему преступлению, только когда ставки какой-то, может, даже не до конца понимаемой им игры взлетают до бесконечности. В свое время то же самое произошло с небезызвестным Клаусом Фуксом[2]2
  Фукс Клаус – известный физик-ядерщик немецкого происхождения, продавший ценнейшую секретную информацию Советскому Союзу, за что после разоблачения был сурово осужден.


[Закрыть].

Впрочем, мотивы Мотлинга вряд ли представляли для меня сейчас сколь-либо значимый интерес. Если моя основная догадка правильная, значит, что-то безнадежно и окончательно искорежило, извратило его душу уже много лет тому назад. А трубка, внешняя дружелюбность и костюм из твида с начесом – не более чем прикрытие его второй омерзительной натуры.

Конечно же Мотлинг получит в свое полное распоряжение всех высококвалифицированных специалистов, которые ему потребуются и которых он сможет использовать для достижения своих целей. Других же, вроде Фитча, Долсона и им подобных, можно просто развратить, завербовать, заставить покорно служить ему и ИХ делу. А поскольку, в силу своих интеллектуальных способностей и достигнутого в результате долгой целенаправленной деятельности положения, он для своих хозяев представляет исключительную важность, то те, само собой разумеется, не пожалеют ни средств, ни усилий, чтобы он всегда и во всем оставался безукоризненно чистеньким и вне всяких подозрений.

Внезапно меня охватило что-то вроде ужаса при осознании того, насколько тщательно был спланирован и почти полностью претворен в жизнь этот чудовищный план. Решение проникнуть в крупную промышленную корпорацию, которой управляли два холостых брата, задумали. По меньшей мере лет пять тому назад. Главным инструментом для этого должна была стать женщина. Красивая, умная, преданная делу, безжалостная и великолепно подготовленная для выполнения такого рода задания. Ее обеспечили новым именем – наверное, долго искали, пока не нашли подходящую и по возрасту, и по размерам девушку, не имеющую в Кливленде ни родственников, ни друзей. В результате настоящая Ники Уэбб лишилась и имени, и жизни, а я стал первой жертвой коварного и на редкость опытного вражеского агента в женском обличье.

В те времена мы с Кеном были по-настоящему отличной командой, а у нее было достаточно времени, чтобы изучить нас обоих изнутри. Возможно, придя в конце концов к расчетливому выводу, что я слишком силен, слишком способен и что со мной все может оказаться не так легко, она устроила мне тот самый сюрприз с моим якобы неожиданным приходом, предварительно, конечно, профессионально обольстив брата, как, впрочем, раньше обработала и меня самого. И хотя они не могли знать, что за этим может последовать (в том состоянии я ведь вполне мог убить одного из них или даже их обоих), требуемый результат все равно был достигнут. «Дин продактс» стала намного более уязвимой, и теперь можно было шаг за шагом начинать процесс выдавливания из нее наиболее способных управленцев высшего звена. И начал его не кто иной, как я сам, когда в гневе и отчаянии ушел оттуда. Когда же меня не стало, она тут же вышла замуж за Кена, медленно, но неотвратимо выпотрошила его, подготовила благодатную почву для официального появления Стэнли Мотлинга.

Но мой брат каким-то образом узнал обо всем этом, и им пришлось его убрать. Убедившись, что я совсем не превратился в такого уж пляжного бездельника и повесу, как ожидалось, они, не теряя времени, принялись за меня. Сначала пустили в ход Ники, затем попытались убить меня при помощи того огромного грузовика и теперь, когда ни то ни другое не сработало, наверное, в немалом смятении. Ведь я здорово расшевелил их муравьиную кучу: вынудил срочно свернуть мошенническую аферу Долсона, выкрасть секретные файлы и даже убить блондинистую подружку полковника... Но созданную ими систему эффективного саботажа и, очевидно, весьма ценное оборудование им надо сохранить любой ценой, любой! От этой мысли я невольно содрогнулся.

– Похоже, кто-то копает вам могилу, – нарушила долгое молчание Перри.

Мои глаза уже привыкли к темноте, нарушаемой только смутными бликами огней далекого города. Дождь прекратился. Она по-прежнему сидела полуобернувшись ко мне, поджав под себя ноги. Тускло-красное мерцание сигареты освещало нежные черты девичьего лица.

– Где бы ни была эта чертова могила, думаю, она давно уже меня поджидает, – задумчиво произнес я.

– Достойные умирают молодыми? – с нотками легкого удивления ответила она. – Так безопаснее?

Во вновь наступившей тишине я вдруг остро почувствовал, как же мне с ней спокойно и удобно. Не надо ничего из себя изображать, не надо производить впечатление, не надо спорить, придумывать ловкие ходы... Джоан хорошо меня знала, настолько хорошо, что я мог позволить себе редкую в наше время роскошь оставаться самим собой. Полностью и ничего на свете не опасаясь. Во внезапно возникшей между нами атмосфере тепла и легкости до меня вдруг дошло, что она существует для меня и в физическом виде тоже – живая, сексуально привлекательная девушка, по-настоящему красивая, изящная, на редкость сообразительная блондинка со светло-рыжими волосами, которая незаметно стала мне дорога задолго до того, как ко мне пришло реальное осознание этого теплого, радостного ощущения.

– Знаете, Геван, в самом начале вашего рассказа мне все это казалось чем-то диким и несуразным, – снова нарушила она приятное, но несколько затянувшееся молчание. – Серые и голубые глаза; оказывается, Ники совсем не Ники; какие-то анонимные заговорщики... На какое-то мгновение мне, простите, даже показалось, что вы сходите с ума. Но... но затем с каждой минутой все начало приобретать вполне реальные очертания. Кроме того, ваши слова заставили меня вдруг кое-что вспомнить, и это, безусловно, полностью вписывается в нарисованную вами картину.

– Интересно, что же?

– Я уже говорила вам, как мне стала ненавистна Ники, когда вы начали с ней встречаться. Знаете, мне тогда все время страстно хотелось, чтобы с ней случилось что-нибудь по-настоящему ужасное. Но... она была неуязвимой. Конечно же на работе мы много говорили о ней, обсуждали, оценивали. Она всегда была предельно вежливой, ровной и доброжелательной по отношению ко всем остальным девушкам, но при этом ни перед кем никогда не открывалась, никому не позволяла приблизиться к ней даже на дюйм. Иногда нам даже казалось, что про себя она даже смеется над нами. Ходило немало сплетен... ну, насчет того, как ей удалось получить работу. Это заставляло всех нас чувствовать себя вроде как бы неполноценными по сравнению с ней. Мы все чуть ли не физически ощущали в ней что-то необычное, странное. Будто она какая-то не совсем реальная, не из этого мира. Одна из наших девушек – ее звали Мари, – приблизительно ее возраста, тоже приехала сюда из Кливленда и настойчиво пыталась выпытать у Ники хоть что-нибудь о ее прошлом. А мы все время подзуживали ее продолжать и продолжать. Однако, несмотря на все ее попытки, Ники оставалась такой же безукоризненно вежливой и... уклончивой. Однажды Мари все-таки удалось зажать Ники в углу кладовки на втором этаже... Никто из нас никогда так и не узнал, что, собственно, между ними там произошло, но когда Мари наконец вернулась к своему рабочему столу, то вела себя так, будто ее до смерти напугали: белая как полотно, с заметно трясущимися руками, неуверенными движениями... В середине дня она без каких-либо видимых причин вдруг впала в истерику и, даже не отпросившись, ушла домой. Через два дня Мари, никому ничего не объясняя, подала заявление об увольнении. Нам она так ничего и не объяснила. Несмотря на все наши настойчивые расспросы, категорически отказывалась говорить о том, что же все-таки там, в кладовке, между ними произошло. После этого Ники стала нам казаться еще более зловещей. Узнав, что вы собираетесь на ней жениться, я всем сердцем почувствовала, что это будет страшной ошибкой. Страшной и трагической. Сама не знаю почему. Просто знала, что так и будет... Это ведь вписывается в то, что вы мне рассказали, правда же?

– Да, правда.

– Я так рада, что вы все-таки на ней не женились, Геван. Так рада, что между вами все тогда кончилось. Ники... то есть эта женщина похожа на какое-то хищное животное...

Мне вдруг вспомнилось белое пластиковое покрытие раскладывающегося шезлонга, ровная темная линия стройных тополей, как бы внимательно следящих за нами, запах неторопливо стекающего вниз жидкого крема для загара, ее ногти, впившиеся в мою спину... Эти неожиданно пришедшие воспоминания показались мне сейчас настолько нечестивыми, будто я только что во весь голос выкрикнул грязную непристойность в святую и благословенную тишину. И вместе с тем мое осознанное и окончательное переосмысление темной, подавляющей магии Ники было настолько полным, что я вдруг почувствовал себя выздоравливающим от тяжелой и страшной болезни. Будто безжалостный топор палача прошел мимо, отрубив прогнившее место, наконец-то очистив меня от вони, мерзости и грязи. Теперь, если, конечно, буду достаточно осторожен, я все-таки смогу прожить долгую и счастливую жизнь.

– Знаешь, я ведь толком ее никогда не знал.

– Наверное, как и ваш брат тоже.

– Скажи, ты будешь смеяться над проявлением полной трусости, Перри? Извини меня, черт побери, но «Перри» как-то совсем не звучит. Джоан было бы куда лучше.

– Джоан – это для своих, ну а Перри – для всех остальных. Мне будет только приятнее, если вы тоже будете называть меня Джоан... Так над чем мне следует посмеяться?

– Сначала я привез тебя сюда, на наше старое место любовных свиданий, а теперь хочу увезти в какой-нибудь мотель.

– Да, быстровато. Такого, честно говоря, я не предполагала. Интересно, за кого вы меня принимаете? Значит, найдем миленький уединенный мотель, хорошо проведем время, ну и все такое прочее, так?

– Нет, Джоан, не стоит так шутить. Поверь мне, не стоит. Дело совсем в другом. Мы уже достаточно далеко от города, но все равно поедем и дальше. К сожалению, я не герой. Заговорщики слишком сильны, умны и безжалостны. Они не знают пощады. Мы проедем еще несколько миль, остановимся, ты сможешь позвонить маме и успокоить ее, придумав какую-нибудь милую правдоподобную ложь, затем мы проедем еще несколько миль, действительно найдем миленький уединенный мотель и зароемся в нем, как в нору. В двух разных комнатах, если ты так захочешь. А рано утром первым делом сделаем оттуда несколько междугородных звонков людям, которые, надеюсь, все еще меня помнят и прислушаются к моим словам. А затем будем терпеливо ждать. Вернемся в город только после того, как федералы возьмут ситуацию под полный контроль.

Она понимающе кивнула, чуть помолчала и сделала еще одну глубокую затяжку, прежде чем начала говорить.

– Герои на редкость скучные люди, Геван. Во всяком случае, так мне всегда казалось. В одном таком я разочаровалась, когда мне было всего одиннадцать. Даже если во всех ваших догадках не более двадцати процентов правды, то и тогда имеет прямой смысл хотя бы на время куда-нибудь исчезнуть. Затаиться. Но затем вам предстоит сделать еще одну вещь. Важную вещь, Геван. Когда-то, в те незапамятные дни, мне приходилось исполнять немало ваших приказов и распоряжений. А теперь настало время и вам исполнить один мой приказ, одно мое распоряжение, сэр, всего только одно. Но выполнить. Честно и добросовестно, как это всегда делала я. У вас слишком долго не было повода гордиться самим собой. Вы не радуете сами себя. Вы давно уже разучились получать какие-либо по-настоящему настоящие, простите за невольную тавтологию, удовольствия. Поэтому вот что я вам приказываю: когда этот кошмар закончится, вы должны немедленно, повторяю, немедленно вернуться на работу, для которой вы созданы, и наконец-то перестать быть одиноким, всеми покинутым и скучающим от безделья пляжным мальчиком.