Текст книги "Племена Гора"

Глава 9. С ПРЕКРАСНОЙ ПРЕДАТЕЛЬНИЦЕЙ ЗИНОЙ ПОСТУПАЮТ ПО ОБЫЧАЮ ТАХАРИ

– Рабынь заковать в цепи, – приказал главарь одному из разбойников.

Затем он посмотрел на меня.

Разбойник принялся собирать по шатру разбросанные цепочки. Одну он притащил с улицы, она валялась в пыли там, где мой бросок остановил убегающую Алейну.

– На колени! – заревел разбойник. Одна из девушек тут же послушно опустилась на колени, вторая возмущенно вскинула голову. Я вспомнил, как она с самого начала не могла поверить, что на нее надели наручники.

Она вырвалась на середину шатра и гордо посмотрела на главаря шайки. Девушка стояла обнаженной, пыль покрывала ее ноги до самых бедер, по телу стекали грязные ручейки пота.

– Нет, Хассан! – крикнула она. – Ты разве забыл, что это я, Зина, за золотой диск тарна выдала тебе караван! Я рассказала о маршруте, охране и графике движения!

Подобные сведения, насколько я знал, держались в строжайшем секрете даже в самые спокойные времена.

Вторая девушка возмущенно закричала, но не решилась подняться с колен.

– В цепи ее, – распорядился Хассан, показав на стоящую на коленях.

Один из разбойников тут же нацепил на лодыжки девушки замки, соединенные цепью длиной в фут. Я услышал два тяжелых щелчка. Затем он развязал ей руки и сковал их специальными наручниками с цепью из трех звеньев.

– На солнце, – распорядился Хассан.

Двое разбойников тут же притащили тяжелый, прямоугольный кол длиной около четырех футов и около четырех дюймов в диаметре. Один из разбойников придерживал кол, а второй забил его в песок тяжелым молотком, оставив торчать не более двух дюймов. К этому концу кола прикрутили железное кольцо, к которому и приковали за ошейник рабыню. Длина цепи не превышала одного ярда. Таким образом, она не могла даже подняться с колен.

– Освободите меня, – потребовала вторая девушка, Зина.

– Освободите, – кивнул Хассан. Кто-то из разбойников развязал ее руки.

– И рассчитайтесь!

Повинуясь жесту Хассана, разбойник вытащил из небольшого сундучка золотой диск тарна и протянул его девушке.

– Дайте одежду! – произнесла она, схватив деньги.

– Нет, – сказал Хассан.

Она испуганно на него взглянула.

– Тебе заплатили, – пожал он плечами. – Уходи.

Она затравленно огляделась по сторонам. Затем посмотрела на диск тарна.

– Дайте воды.

– Нет, – отрезал Хассан.

– Я заплачу за воду – В голосе Зины звучал страх.

– Я не продаю воду, – ответил Хассан.

– Нет! – зарыдала она.

– Уходи, – повторил он.

– Я умру в пустыне. – В руках девушки блестел золотой диск. – Я же выдала вам караван!

– И мы с тобой рассчитались.

Она смотрела на лица разбойников, губы ее дрожали.

– Нет, – шептала она. – Нет!

Алейна сидела на коленях возле чайника, не осмеливаясь поднять глаза. Плечи ее дрожали, а груди призывно колыхались в разрезе рубашки. Обнаженная девушка бросилась к ней.

– Попроси за меня, – прошептала Зина.

– Я всего лишь рабыня, – сквозь слезы ответила Алейна.

– Заступись за меня! – умоляла Зина. Алейна в ужасе посмотрела на Хассана.

– Пощадите ее, господин! – пролепетала она. – Я прошу вас.

– Выйди из шатра, или тебя выпорют, – сказал Хассан. Алейна выскочила на солнце.

Девушка ползала по шатру, затравленно глядя в безжалостные лица разбойников. Затем, крепко сжимая в маленькой ладошке золотой диск, она вскочила на ноги.

– Ты не сделаешь этого, Хассан!

– Убирайся из лагеря, – сказал он.

– Я погибну в пустыне!

– Убирайся!

– Оставь меня в качестве рабыни!

– Разве ты не свободная женщина?

– Умоляю, Хассан, оставь меня как рабыню!

– Но ты же свободна.

– Нет! – разрыдалась она. – В глубине души я всегда была истинной рабыней. Я только делала вид, что свободна. Отстегай меня за это! Я не носила ни ошейника, ни клейма, но я настоящая рабыня! Я это скрывала!

– Когда же ты об этом догадалась? – поинтересовался Хассан.

– Когда изменилось мое тело, – ответила Зина, потупив взор.

Разбойники засмеялись.

Я посмотрел на девушку. Выглядела она соблазнительно. Не исключено, что из нее действительно выйдет неплохая рабыня.

– В цепи ее, – распорядился Хассан, показав на стоящую на коленях.

Один из разбойников тут же нацепил на лодыжки девушки замки, соединенные цепью длиной в фут. Я услышал два тяжелых щелчка. Затем он развязал ей руки и сковал их специальными наручниками с цепью из трех звеньев.

– На солнце, , – распорядился Хассан.

Двое разбойников тут же притащили тяжелый, прямоугольный кол длиной около четырех футов и около четырех дюймов в диаметре. Один из разбойников придерживал кол, а второй забил его в песок тяжелым молотком, оставив торчать не более двух дюймов. К этому концу кола прикрутили железное кольцо, к которому и приковали за ошейник рабыню. Длина цепи не превышала одного ярда. Таким образом, она не могла даже подняться с колен.

– Освободите меня, – потребовала вторая девушка, Зина.

– Освободите, – кивнул Хассан. Кто-то из разбойников развязал ее руки.

– И рассчитайтесь!

Повинуясь жесту Хассана, разбойник вытащил из небольшого сундучка золотой диск тарна и протянул его девушке.

– Дайте одежду! – произнесла она, схватив деньги.

– Нет, – сказал Хассан.

Она испуганно на него взглянула.

– Тебе заплатили, – пожал он плечами. – Уходи.

Она затравленно огляделась по сторонам. Затем посмотрела на диск тарна.

– Дайте воды.

– Нет, – отрезал Хассан.

– Я заплачу за воду. – В голосе Зины звучал страх.

– Я не продаю воду, – ответил Хассан.

– Нет! – зарыдала она.

– Уходи, – повторил он.

– Я умру в пустыне. – В руках девушки блестел золотой диск. – Я же выдала вам караван!

– И мы с тобой рассчитались.

Она смотрела на лица разбойников, губы ее дрожали.

– Нет, – шептала она. – Нет!

Алейна сидела на коленях возле чайника, не осмеливаясь поднять глаза. Плечи ее дрожали, а груди призывно колыхались в разрезе рубашки. Обнаженная девушка бросилась к ней.

– Попроси за меня, – прошептала Зина.

– Я всего лишь рабыня, – сквозь слезы ответила Алейна.

– Заступись за меня! – умоляла Зина. Алейна в ужасе посмотрела на Хассана.

– Пощадите ее, господин! – пролепетала она. – Я прошу вас.

– Выйди из шатра, или тебя выпорют, – сказал Хассан. Алейна выскочила на солнце.

Девушка ползала по шатру, затравленно глядя в безжалостные лица разбойников. Затем, крепко сжимая в маленькой ладошке золотой диск, она вскочила на ноги.

– Ты не сделаешь этого, Хассан!

– Убирайся из лагеря, – сказал он.

– Я погибну в пустыне!

– Убирайся!

– Оставь меня в качестве рабыни!

– Разве ты не свободная женщина?

– Умоляю, Хассан, оставь меня как рабыню!

– Но ты же свободна.

– Нет! – разрыдалась она. – В глубине души я всегда была истинной рабыней. Я только делала вид, что свободна. Отстегай меня за это! Я не носила ни ошейника, ни клейма, но я настоящая рабыня! Я это скрывала!

– Когда же ты об этом догадалась? – поинтересовался Хассан.

– Когда изменилось мое тело, – ответила Зина, потупив взор.

Разбойники засмеялись.

Я посмотрел на девушку. Выглядела она соблазнительно. Не исключено, что из нее действительно выйдет неплохая рабыня.

Она стояла перед Хассаном в свободной, расслабленной позе, чуть отставив в сторону левую ногу и вывернув бедра, демонстрируя ему свою прелесть.

– Я признаюсь тебе, Хассан, в том, в чем не признавалась никому. Я – рабыня.

– По закону ты свободна.

– Сердце главнее закона, – ответила девушка, цитируя тахарскую пословицу.

– Это верно, – согласился Хассан.

– Оставь меня у себя.

– Ты мне не нужна.

– Нет! – зарыдала она.

– Ты мне не нужна, – повторил он и повернулся к разбойникам. – Выведите свободную женщину за пределы лагеря.

Разбойник тут же схватил ее за руку.

– Я хочу продать себя, – зарыдала Зина.

Как свободная женщина она имела на это право, хотя отменить акт продажи уже не могла, поскольку автоматически становилась рабыней.

– Я продаю себя в рабство, – объявила девушка. Хассан кивнул разбойнику, и тот отошел в сторону.

– Ты понимаешь, что говоришь? – спросил он ее.

– Да.

– На колени, – приказал Хассан. – Что ты можешь предложить?

Она протянула золотой диск тарна.

Хассан внимательно посмотрел на деньги и ответил:

– Похоже, ты – настоящая рабыня, Зина.

– Да, Хассан, уверяю тебя, я настоящая рабыня.

– Здесь гораздо больше, чем ты стоишь.

– Возьми эти деньги, – взмолилась несчастная. – Пожалуйста, возьми!

Хассан улыбнулся.

Зина глубоко вздохнула и произнесла:

– Я продаю себя в рабство.

Хассан положил руку на ее ладонь. Она зажмурилась еше крепче, а когда открыла глаза, монета была уже у него. Продажа свершилась.

– Заковать рабыню в цепи, – распорядился Хассан. В ту же секунду девушку, которая еще недавно звалась Зиной, а теперь превратилась в безымянную скотину, швырнули на живот возле позорного столба. На нее тут же надели ошейник и приковали ее цепью к кольцу на столбе. На лодыжках и на кистях рук защелкнули тяжелые замки, причем сделали это следующим образом: человек Хассана поставил ее на колени и заковал руки снизу и сзади правой ноги. Несчастная повалилась на бок. Когда приходится сковывать одновременно и рабынь, и свободных женщин, как правило, делают некоторые различия. В данном случае руки свободной женщины были скованы перед ее телом, руки рабыни – под ее правой ногой. Замысел заключался в том, чтобы поставить рабыню в более стесненное положение и создать ей большие неудобства. Это своеобразная дань вежливости по отношению к свободной женщине, привилегия, которой она будет пользоваться до того момента, пока ее саму не продадут в рабство.

– Дайте свободной женщине плеть, – распорядился Хассан.

Девушка двумя руками ухватилась за плеть, скованная рабыня не могла защищаться.

Хассан бросил золотой диск тарна в кошелек.

– Алейна! – крикнул он, и она тут же заскочила в шатер и опустилась на колени.

– Дай еще чаю.

– Да, господин.

– Не боишься, что свободная забьет ее насмерть? – спросил я Хассана.

Со стороны столба уже доносились визги и удары плети.

– Нет, – ответил Хассан.

– Рабыня! Рабыня! Рабыня! – кричала свободная девушка, нещадно хлеща скованными руками беспомощную предательницу, еще недавно называвшуюся Зиной.

Как бадто ни было, спустя некоторое время он кивнул одному из своих людей, и тот, к великому негодованию свободной женщины, вырвал у нее плеть. Рабыня валялась в пыли и жалобно причитала:

– Пожалуйста, госпожа, умоляю вас.

– Алейна, – позвал Хассан.

– Да, господин.

– Собери ветки и навоз. Разведи огонь. Хорошо прогрей железо.

– Да, господин.

– Вечером будем клеймить рабыню, – сказал Хассан.

В Тахари клеймят раскаленным добела железом, которое прижимают к бедру девушки. На теле выжигают тахарскую букву «Кеф», первую букву в слове «кейджера», что на горианском означает «рабыня».

Тахарская письменность очень красива. Не существует различия между заглавными и строчными буквами, а также практически нет разницы между печатным шрифтом и курсивом. Тахарцы обожают выводить буковки. Те, кто пишет размашисто и неразборчиво, считаются отнюдь не занятыми или неаккуратными людьми, а глухими к прекрасному хамами. Так вот, для клеймения рабыни используют, как правило, первую печатную букву в слове «кейджера». Как печатная, так и прописная буква «Кеф» отдаленно напоминает цветок.

– Дайте свободной женщине воды, – распорядился Хассан. – Рабыня попьет после клеймения.

– Хорошо, Хассан, – отозвался разбойник.

– Рабыню поить после кайилов, – добавил главарь, обращаясь к Алейне.

– Слушаюсь, господин, – пролепетала девушка.

– Вы потеряете на этих женщинах, если заклеймите их до продажи, не так ли? – спросил я.

Хассан пожал плечами.

Многие любят покупать неклейменных девушек. Людям нравится самим обращать женщин в рабство. Соответственно работорговцы охотнее скупают свободных девушек, нежели уже побывавших в рабстве. С другой стороны, рабыни не нуждаются в такой охране, как свободные, их гораздо реже пытаются освободить. С рабынями вообще проще. Переходя от одного хозяина к другому, они просто меняют ошейник.

В изолированных от всего мира городах на севере пустыни раздетых соблазнительных рабынь по молчаливому соглашению выставляют на мосты, соединяющие многочисленные цилиндрические башни. Свободным женщинам туда доступа нет. Желающие испытать свою удаль юнцы пытаются захватить дразнящие пленительные живые призы. Между тем никому не придет в голову рисковать жизнью ради свободной женщины, которая после того, как ее разденут, может принести сплошное разочарование. Если уж напрягаться, то, по крайней мере, зная, что в результате получишь натасканное на наслаждение животное, девчонку, которая будет возбуждаться от каждого прикосновения и униженно молить о том, чтобы ей предоставили возможность удовлетворить мужчину всеми доступными ей способами. Частично подобные соглашения принимаются для защиты свободных женщин, которые в обычной жизни редко становятся добычей противника, разве что после падения всего города. Свободных женщин мужчины уважают. Они бьются и рискуют жизнью исключительно из-за рабынь.

– Как свободная женщина, – улыбнулся Хассан, – она не принесет мне никакой прибыли. – Свободную я бы лучше выгнал в пустыню. А так хоть что-то выручу. К тому же она будет продаваться со свежим клеймом.

– Это верно, – согласился я.

– Я уже не говорю о том, – расхохотался Хассан, – что мне доставит огромное удовольствие ее заклеймить.

– Значит, ты и есть Хассан-бандит?

– Он самый, – кивнул разбойник пустыни. – Давай выпьем еще чаю.

Глава 10. ХАССАН ПОКИДАЕТ ОАЗИС ДВУХ ЯТАГАНОВ

Вдали от дорог и караванных путей лежит оазис Двух Ятаганов. Там живет племя бакахсов, которые вот уже более двухсот лет, после поражения в Шелковой войне 8110 К. А., являются вассалами каваров. Шелковая война велась за контроль над караванными путями, за право сбора огромных податей с купцов и путешественников. Именно тогда торианский шелк стал необычайно популярен среди обитателей Тахари. Его повезли еще дальше на север, в Тор, Касру и Ар.

Времена, когда разбойники налетали на бредущие по пустыне караваны, почти миновали. Теперь разбойники предпочитают контролировать источники воды и колодцы, мимо которых караваны проходят в обязательном пррядке. В оазисах паши взымают с караванов налог на охрану. Как правило, данью облагаются караваны длиной более чем в пятьдесят кайилов. Эти деньги идут якобы на содержание войск, которые должны, во всяком случае номинально, патрулировать пустыню. Если покопаться в генеалогии большинства современных пашей, то окажется, что предки их правили миром с ятаганом в руке, восседая на красных кожаных седлах кайилов. Формы меняются, содержание остается прежним: справедливость и закон зависят от воли мужчин и остроты стали.

Была уже поздняя ночь, когда перед нами предстал освещенный серебряным светом трех лун оазис Двух Ятаганов.

Из полумрака, бряцая оружием, к нам кинулись какие-то тени.

– Это Хассан, – произнес чей-то голос.

– Предосторожность еще никому не мешала, – проворчал кто-то в ответ.

– Тал, – сказал Хассан привставшему на стременах купцу.

– У нас есть вода, – откликнулся тот, приветствуя бандита.

Хассан тоже привстал на стременах, оглядывая пальмы, стены из красной глины, дома, многие из которых имели куполообразную форму, и сады.

– Есть что-нибудь для меня? – поинтересовался купец.

– Да, – ответил Хассан, откидываясь в седле. Рядом с его кайилом стояла сгорбившаяся, изможденная девушка. Это была Зина. Только сейчас она носила данное ей при рождении имя как имя рабыни. Так, чтобы лишний раз ее унизить, решил Хассан-бандит. Ее подруга по несчастью, которую звали Тафа, путешествовала привязанной к кайилу одного из разбойников. С внутренней стороны бедра обеих девушек стерлись до крови, коричнево-красные потертости тянулись до самых колен. На левом бедре одной из них красовалось недавно вытравленное тахарское клеймо. Остальные разбойники вели под уздцы груженных награбленным добром кайилов.

В оазисах, подобных Двум Ятаганам, слепленные из глины и грязи домишки стоят по много лет. В этих местах годами не выпадает ни капли осадков.

Когда же дождь наконец случается, это, как правило, настоящий потоп, превращающий все вокруг в непроходимое болото. За дождями следует нашествие пробудившихся от спячки песчаных мух, буквально изгрызающих людей и кайилов. Вообще летающие насекомые встречаются исключительно вблизи оазисов. Ползучие насекомые и насекомые-хищники могут обитать далеко от воды. Задит – это маленькая птичка с коричневыми перышками и острым клювом. Она питается насекомыми. Когда песчаные мухи одолевают кайилов, задит проводит на животном по несколько часов, выклевывая из шкуры мух и их личинок. Таким образом кайил избавляется от паразитов, но приобретает крошечные ранки, которые могут загноиться и превратиться в болезненные нарывы. Погонщики лечат эту беду вытяжкой из навоза кайилов.

– Шесть дней назад, – сообщил купец, – аретаи из Девяти Колодцев совершили налет на оазис Песчаного Слина.

Сообщение меня удивило.

Я огляделся. В лунном свете было видно, что кайилы идут через сад. В предназначенных для охраны оазиса стенах зияли огромные проломы. Я насчитал одиннадцать срубленных финиковых пальм. Стволы валялись в пыли, листья засохли и покоробились, плоды недозрели. Финиковой пальме требуется несколько лет, чтобы достичь плодоносного возраста.

– Они ворвались сюда прошлой ночью, – сказал купец. – Нам удалось их отогнать.

– Аретаи – паршивые слины, – прошипел Хассан.

Меня удивило, что его, бандита, могут всерьез волновать такие вещи.

– Они засыпали колодец, – сказал купец. Некоторое время все молчали.

Затем Хассан мрачно произнес:

– Не шути так.

– Я не шучу, – ответил купец.

– Аретаи – паршивые слины, но они живут в Тахари.

– Колодец засыпан, – повторил купец. – Хочешь посмотреть?

– Нет, – прошептал Хассан.

– Мы пытаемся извлечь песок и камни.

Лицо Хассана стало белым как мел.

Живущему в Тахари человеку трудно представить, что можно разрушить источник с водой. Более гнусного преступления просто не существует. Такое не совершают даже во время войны. Через несколько дней весть о том, что люди из племени аретаев засыпали или попытались разрушить колодец в Двух Ятаганах, достигнет самых глухих уголков пустыни. Совершенное против подчиненных каварам бакахсов злодеяние вызовет полномасштабный военный конфликт.

– Мы уже разослали гонцов, – сказал купец.

Это означало воинский сбор разбросанных по оазисам и стоянкам кочевников племен. Начиналась война. Аретаи засыпали колодец.

– На дела это влиять не должно, – произнес купец, ощупывая рукой тело Зины.

– Вы уверены, что это были аретаи? – спросил я.

– Абсолютно, – уверенно ответил купец. – Они этого не скрывали.

– На чем основана ваша уверенность? – настаивал я.

– А сам ты из какого племени?

– Это Хаким из Тора, – ответил за меня Хассан. – Я за него ручаюсь.

– Окантовка агала была как у аретаев. И рисунок на седле. Не говоря о том, что при атаке они кричали:

– За Девять Колодцев и Сулеймана!

– Понятно, – пробормотал я.

– Если аретаи хотят войны до разрушения колодцев, они ее получат, – заявил купец.

– Мне надо уехать до рассвета, – сказал Хассан.

– Конечно, – откликнулся купец. – Что мы имеем? Одна свободная и одна рабыня. – Он обернулся к двум помощникам. – Вьючных кайилов отвести на мой двор, тюки разобрать.

Слуги кинулись исполнять приказание.

– Интересно, Хассан, что это за рабыня, если ты решил привязать ее к своему седлу?

Хассан только пожал плечами.

– И клеймо на ней свежее.

– Это верно, – кивнул Хассан.

– Не сомневаюсь, ты сам прижег ее железом, – осклабился купец.

– Сам, – ответил Хассан.

– Прекрасная работа, – похвалил купец. – У тебя твердая рука.

Девушка захныкала.

– Я заклеймил многих женщин, – сказал Хассан.

– И великолепно заклеймил, – восхищенно покачал головой купец, изобразив руками в воздухе изгибы тела девушки. – Она жива?

– Потрогай и увидишь, – предложил Хассан.

Девушка дернулась, цепи натянулись. Зажмурив глаза и стиснув зубы, она испустила отчаянный крик и замотала головой.

– Жива, – осклабился купец.

Невольниц обычно отвозили на продажу в оазис. Примерно за час до начала аукциона их начинали стимулировать.

Купец подошел к Тафе, свободной женщине. Она беспомощно задергалась в веревках, стягивающих ее соблазнительное тело.

– Ты свободная?

– Да! Да! – выкрикнула она сквозь рыдания.

– А мечешься как рабыня, – заметил купец. Она негодующе застонала.

– Заводите, – бросил купец, обращаясь к Хассану и его помощнику. – Мы поставим их в оценочный круг, и я назову цену.

С этими словами купец въехал в ворота. Следом за ним на кайилах во двор заехали Хассан, люди купца, разбойники и я.

Рыдающую Тафу утащили из круга, поставили на колени и приковали за левую руку к вкрученному в стену кольцу.

– Нет! – завизжала обнаженная Зина, когда ее бесцеремонно вытолкали для осмотра. Испуганная и злая, она скорчилась в середине малинового круга диаметром в семь футов.

Все равно рабыня смотрелась великолепно. Я представил в оценочном кругу Веллу, бывшую мисс Элизабет Кардуэл из города Нью-Йорка, Земля, предавшую Царствующих Жрецов.

Загорелый помощник купца оглушительно щелкнул кнутом, и девушка испуганно съежилась. Кожаное кнутовище, конечно, не задело ее тела. Удар был чисто показательным. Ее и не ударят, если она не разочарует собравшихся мужчин.

– Встань! – приказал купец. – Запрокинь голову! Руки за голову! Прогнись назад! Еще! Еще! Нормально. – Купец повернулся к нам. Затем резким и грубым голосом он дал девушке еще несколько команд.

Я с удовольствием наблюдал, как она со слезами на глазах торопливо выполняет его распоряжения. За четыре ена он прогнал ее через серию упражнений, которыми должна владеть каждая рабыня. При этом она невольно продемонстрировала нам всю прелесть своего тела.

– Руки на бедра! Изобрази из себя бесстыжую девку! Руки за спину! Руки перед собой, как будто их связали! Руки на горло! Там, где ошейник! Пальцы на рот! Падай на пол! На колени! Голову вниз! Голову вверх! Прогнись! Глубже! Покатайся по полу! Так, теперь на спине! Правую ногу вверх! Теперь согни! Левую вверх и согни! Ладони на полу, левая нога вытянута! Ладони на полу! Рассердись! Испугайся! А теперь изобрази возбуждение! Улыбка!

Он распоряжался с отстраненностью врача, проводящего медицинское обследование. Только в этом случае предметом изучения была женская привлекательность и способность рабыни возбудить мужчину. Снова щелкнул бич. Девушка испуганно сжалась.

– Хассан? – сказал купец.

– Хорошо, хорошо, – отозвался Хассан и поднялся на край платформы.

– Ползи к его ногам, – приказал купец.

Девушка поползла.

– На животе!

У самых ног Хассана девушка замерла и прижалась губами к его туфлям.

– Оставь меня себе, Хассан, – взмолилась она.

– Губы, – приказал он.

Она молниеносно вскочила и приблизила свои губы к его. Хассан попытался распробовать вкус ее рта.

– Не продавай меня, Хассан, – рыдала она.

Разбойник оттолкнул ее в центр мраморного круга и повернулся к купцу:

– Сколько она стоит?

– Поскольку она всего лишь рабыня, я дам тебе за нее серебряный тарск.

– Хассан! – завизжала девушка.

– По рукам, – сказал Хассан, и рабыню продали.

– Нет, Хассан! – не унималась девушка.

– А за свободную я тебе даю два золотых диска тарна, – сказал купец.

– Договорились, – кивнул Хассан.

– Хассан! – вопила рабыня.

– Увести! – распорядился торговец.

На левую руку Зины тут же накинули наручники и приковали ее лицом к стене. Она продолжала 9тчаянно выкрикивать:

– Хассан! Хассан!

Хассан принял деньги, и купец сказал:

– В следующей комнате мы рассмотрим остальной товар.

– Хорошо, – ответил разбойник и вышел из зала, не обращая внимания на рыдающую предательницу. Он был из Тахари.

– Еще, хозяева? – спросила девушка, стоя на коленях у низкого столика темного дерева. На ней была высокая блузка из красного шелка на одном крючке, стягивающие лодыжки прозрачные шальвары из красного же шелка, два золотых браслета на левой щиколотке и ошейник.

– Нет, Йиза, ты свободна, – ответил купец.

– Хорошо, господин – Она потупила взгляд, грациозно поднялась на ноги, взяла поднос с черным вином и разными сортами сахара и, пятясь, вышла из комнаты.

Движения девушки были легки и грациозны. Ее разбудили, не разрешили набросить чадру и велели приготовить и подать черное вино. Все было исполнено, лишь в уголках ее глаз застыли остатки сна, и один раз, стоя на коленях, она отвернула голову и зевнула, как кошка. Рот ее выглядел очаровательно тяжелым, как у всех утомленных красавиц, но держалась она прямо и грациозно, и только расслабленная, томная походка едва заметно выдавала усталость. В дверях последний раз мелькнула ее одежда, и девушка исчезла. Я представил, как она тут же натянет на себя простенькую простынку из репса, подогнет колени и уснет на соломе в камере, дверь которой обязательно плотно закроет.

Я не упомянул, что из комнаты девушка выскользнула по специальной дорожке. В частных жилищах состоятельных людей в Тахари комнаты устилают дорогими коврами. Чтобы не портить ковры, ходить стараются по специально проложенным дорожкам, выстланным грубым материалом. Дети, женщины, слуги и рабы пользуются дорожками в обязательном порядке. В отсутствие гостей мужчины тоже стараются ходить по ним.

– Уничтожение колодца, – произнес купец, – неслыханное уголовное преступление.

Ни я, ни Хассан не ответили. Он сказал истину. Незадолго перед этим купец сводил нас к колодцу. Его действительно засыпали. Возможно, отремонтировать колодец так и не удастся. При свете факелов рабочие вытаскивали на веревках мешки с камнями и песком. Хассан стиснул кулаки. После этого мы вернулись в дом торговца выпить черного вина. До рассвета оставалось два ана.

За все награбленное добро, включая живой товар, Хас-сан получил одиннадцать дисков тарна Ара и четыре – Турий. Каждому из своих девяти сообщников он швырнул по диску Ара. Остальное главарь оставил себе. Золотой диск тарна города Ара – это больше годовой заработной платы среднего рабочего. Большинство бедняков Гора никогда не держали его в руках. Разбойники ожидали снаружи, рядом томились кайилы.

– Но самое странное, – сказал торговец, подавшись вперед и буравя нас взглядом, – это то, что предводительствовала аретаями женщина!

– Женщина? – опешил Хассан.

– Да, – подтвердил купец.

– Вы уже разослали гонцов войны? – спросил Хассан.

– Всем оазисам каваров и подчиненным им племенам.

– Пытались ли вы вести переговоры?

– С кем? С людьми, убившими воду? – возмутился купец. – Конечно нет!

– Какое решение принял Гарун, верховный паша каваров?

– Кто может сказать, где находится Гарун? – Купец театрально развел руками.

– А его визирь Барам, шейх Безхада?

– Гонцы войны отправились во все стороны.

– Ладно, – кивнул Хассан.

– Племена собираются, – сказал купец. – Скоро запылает вся пустыня. »

– Я устал, – сказал Хассан, – и я не думаю, что будет умно появляться в Двух Ятаганах при свете дня.

– Хассад-паша знает, что в оазис прибыли разбойники, – улыбнулся купец. – Это выгодно для нашей экономики. Сюда не часто заворачивают караваны.

– Официально ему об этом ничего не известно, – возразил Хассан. – Я не хочу, чтобы он по требованию возмущенных горожан послал сотню воинов патрулировать пустыню. Наша встреча вызовет обоюдную неловкость. Что, по-твоему, нам тогда следует делать?

– Может быть, проехать мимо с дикими криками?

– Возможно, – улыбнулся Хассан.

– А может, вам придется убить друг друга.

– Не исключено.

– Ночью, – заверил его торговец, – вам всегда рады в оазисе Двух Ятаганов.

– Ночью нам рады, а днем нас ловят, – проворчал Хассан.

– Мы – сложные люди, – развел руками купец.

– Хотел бы я, чтобы в других оазисах жили такие же сложные люди, – сказал Хассан. – Во многих местах спят и видят, когда моя голова окажется на копье.

– Жители Двух Ятаганов не виноваты, что в других местах живут неотесанные хамы.

– Кому же ты продаешь купленные у меня товары? – поинтересовался Хассан.

– Неотесанным хамам, – рассмеялся купец.

– А они знают об их происхождении?

– Конечно.

– Ладно, – сказал Хассан. – Скоро светает. Нам пора в путь.

Он поднялся на ноги, несколько тяжеловато, поскольку долго сидел со скрещенными ногами. Я тоже встал.

– Да не опустеют ваши бурдюки. Пусть у вас всегда будет вода, – сказал купец.

– Да не опустеют твои бурдюки. Пусть у тебя всегда будет вода, – ответили мы.

В этот предрассветный час на камни выпадает роса. Хассан, его люди и я нащупали стремена и сели в седла.

– Хассан, – сказал я. – Да?

– Купец сказал, что шесть дней назад аретаи из Девяти Колодцев напали на оазис Песчаного Слина?

– Да.

– Шесть дней назад воины Девяти Колодцев находились вблизи своего оазиса, так как ловили бежавшего из тюрьмы преступника, который якобы пытался убить Сулейман-пашу.

– И он убежал? – улыбнулся Хассан.

– Похоже на то. Так вот, если шесть дней назад они были в своем оазисе, они никак не могли напасть на оазис Песчаного Слина.

– Никак, – произнес Хассан.

– Мне кажется, – сказал я, – что воинов Девяти Колодцев не было и здесь.

– Сюда не просто добраться, – заметил Хассан. – Этот оазис находится в стороне от караванных путей.

– Где, по-твоему, они могли сбросить награбленное в Песчаном Слине?

– Могли зарыть в пустыне.

– Но почему Два Ятагана? – не успокаивался я. – Это крошечный оазис, и живут здесь даже не кавары.

– Не знаю, – ответил Хассан.

– Сулейман, паша Девяти Колодцев, лежит во дворце в критическом состоянии. Вряд ли аретаи станут рыскать в такое время по другим оазисам.

– Не самое удачное время, – согласился Хассан.

– Между тем у них была аретайская одежда, седельные украшения, и они кричали что-то про Девять Колодцев.

– Мы тоже могли бы проделать такое, – улыбнулся Хассан.

Я промолчал.

– Странно, – сказал Хассан, – что они кричали «За Девять Колодцев и Сулеймана!».

– Почему? – спросил я.

– Потому что имена вождей не используются в боевых кличах аретаев, да и других Племен тоже. Важен не человек, но племя, не часть, но целое. Насколько я помню, их боевой клич гласит: «Аретаи победят!»

– Занятно, – пробормотал я. – А какой клич у каваров?

– Похожий. Они кричат: «Кавары, вперед!»

– Выходит, – подытожил я, – что аретаи не нападали на оазис Двух Ятаганов?

– Аретаи на Два Ятагана не нападали, – кивнул Хассан.

– Ты уверен?

– Засыпан колодец, – сказал Хассан. – Аретаи – сли-ны, но я уважаю их как врагов. Они хорошие бойцы, настоящие мужчины пустыни. Они не могут засыпать колодец. Они живут в Тахари.

– Тогда кто же, – спросил я, – напал на оазис Песчаного Слина и на Два Ятагана?

– Мне и самому интересно это узнать, – ответил Хассан.

– И мне интересно.

– Если в пустыне начнется настоящая война, – сказал Хассан, – здесь прекратится всяческое движение. Торговля исчезнет, ни один странник не рискнет выехать в путь, потому что его тут же убьют.