Текст книги "Цена счастья"

Глава 12

Сэр Уильям сказал лишь: «Успокойся, успокойся, тебе не о чем плакать». Его не очень-то взволновали внезапные слезы дочери. На взгляд лорда Клейпола, женщины всегда плакали по причинам, неизвестным сильному полу. Но его поразила новость, которую Фанни сообщила ему. Сначала сэр Уильям был склонен отнестись к этой новости так же неодобрительно, как и к известию о помолвке собственной дочери, если бы таковая произошла. Однако Фанни, быстро вытерев слезы, смогла переубедить отца. На него не произвела большого впечатления трогательная история семилетней любви, рассказанная дочерью.

– Все это красивые слова, – отмахнулся сэр Уильям. – Возможно, его чувства и в самом деле были столь романтичны, хотя я в этом сильно сомневаюсь. Майор мог думать, что ему не нравятся другие женщины, но вот что я скажу – если за семь лет он не нашел никакой пташки, которая бы утешила его, значит, этот Киркби обыкновенный простофиля. Нет, дорогая дочка, что-то здесь не так! Что касается леди Серены, то привязанность к нему не помешала ведь ей обручиться с Ротерхэмом. Однако тот факт, что ваш майор получил наследство, меняет суть дела. Правда, это не значит, что семейство Карлоу отнесется благосклонно к выбору Серены. Но это уже не мое дело!

Фанни чувствовала себя виноватой в том, что создала у отца впечатление, будто Гектор обладает огромным имением и солидным состоянием. Теперь она искренне надеялась, что он не будет чересчур дотошно расспрашивать ее на сей счет. Он действительно спросил, в какой части страны находится поместье майора, но своевременное появление Либстера с вином и стаканами на большом серебряном подносе дало ей возможность ответить короткой фразой: «В Кенте, папа». Внимание сэра Уильяма было отвлечено, он наполнил свой стакан шерри, приятно удивился его качеству и в течение нескольких минут интересовался больше тем, где оно было куплено, а не размерами и местоположением имения Киркби.

Обсудив с отцом своей хозяйки достоинства таких вин, как «Бристольское молоко», «Олорозо» и «Манзакилья», Либстер удалился. Сэр Уильям снова наполнил свой стакан, но теперь он уже ощущал расположение ко всему свету. Он похвалил дворецкого дочери и утомил Фанни воспоминаниями о том, как во времена его молодости все пили «Горную малагу», сколько он платил за бочку ее в восьмидесятые годы и что в нынешние годы всеобщего упадка это вино мало кому предлагают.

Наконец он затронул тему помолвки Серены. Чем больше лорд Клейпол размышлял об этой идее, тем больше она ему нравилась – ведь если бы Серена вышла замуж к концу года, Агнесса могла бы приехать к Фанни и погостить у нее подольше.

– Это в том случае, если твоя сестра сама не выйдет замуж в этом сезоне. И хотя мама делает для этого все возможное, скажу тебе, дочка, без утайки: я не очень-то надеюсь на успех. Агнесса совсем не привлекает мужчин. Жаль, что ты не можешь передать ей хоть частичку твоей красоты! Правда, на мой взгляд, красота женщины не в лице, а в уме. И обходительный разговор может помочь Агнессе заполучить респектабельного мужа лучше, чем целый бушель клубники, намазанной на ее физиономию. Твоя мать полна решимости улучшить цвет лица Агнессы – говорят, ягоды клубники делают чудеса! Надеюсь, они помогут ей, хотя пока, мне кажется, это просто перевод хорошего продукта. А вот Питти – совсем другое дело. Девочка похожа на тебя, когда ты была в ее возрасте, и, как считает мама, легко выскочит замуж.

Сэр Уильям продолжал высказываться в этом духе еще несколько минут. Он был так доволен своим планом подкинуть Фанни дурнушку сестру, что даже не заметил у дочери очевидное отсутствие энтузиазма на этот счет. За третьим стаканом шерри отец снова вернулся к помолвке Серены, на этот раз он предупредил дочь, чтобы та не позволяла майору Киркби быть слишком настойчивым в своих ухаживаниях.

– Не надо давать повода для сплетен, если помолвка не будет оглашена до осени. Ставлю десять к одному: до ее семьи дойдет, что какой-то мужчина увивается за леди Сереной. На твоем месте, Фанни, я бы разрешил людям наносить вам визиты, – прошло ведь больше полугода со дня смерти Спенборо. И хотя я не хочу, чтобы ты сняла траур или выезжала в свет, думаю, не будет ничего предосудительного, если вы станете принимать в своем доме – очень скромно, конечно! – избранный круг людей. Ты можешь устроить ужин или пригласить их поиграть в карты. Без сомнения, в Бате есть немало джентльменов, которые были бы не прочь поухаживать за твоей падчерицей, так как она красавица, да к тому же еще и богатая наследница. Полагаю, не стоит опасаться того, что Ротерхэм будет вставлять палки в колеса.

– Мы не знаем, как он отнесется к этому, папа. Но не в его власти помешать женитьбе.

– Не в его власти? Власть кошелька – достаточная власть.

– Только не для Серены и майора Киркби.

– Ну и дураки! Впрочем, это не мое дело. Меня беспокоит лишь то, чтобы о них больше не сплетничали, и потому я вовлекаю тебя в это предприятие. Хорошо бы, если этого молодого человека можно было удалить из Бата. Но, думаю, он на это не пойдет. Неплохо было бы также сделать его визиты сюда менее заметными. А этого можно достичь, разрешив и другим людям посещать вас.

– Я согласна, если ты считаешь это необходимым, – покорно откликнулась Фанни. – Наверное, было бы неплохо, если бы я стала понемногу выезжать из дома. Как раз об этом я разговаривала с мистером Киркби, когда ты появился. Знаешь, здесь с нами очень любезны и все время просят меня и Серену посетить лекции или концерты. Скоро состоится концерт в Нижних залах, который я бы хотела послушать. Мистер Гайнетт рассказал мне о нем вчера и пообещал, что если мы пойдем на него, он обеспечит нам места в закрытой ложе. Ты считаешь, мы с Сереной сможем пойти туда? Майор Киркби думает, что это вполне прилично, но даже если бы он так не считал, я не вижу в этом ничего предосудительного.

– Совершенно ничего предосудительного! – заверил дочь сэр Уильям. – Концерты – это же не балы! Уж если ваш майор хочет сопровождать вас, прихватите с собой еще несколько джентльменов. Вы, наверное, знакомы с кем-нибудь?

– О да, – неуверенно проговорила Фанни.

– Ты можешь пригласить старину Хенди! – добродушно рассмеялся отец.

– Да, разумеется. Только мне кажется, что ему совсем не нравится мистер Киркби.

– Генерал ревнует к майору, это точно! Думает, что ему перебежит дорогу красивый и честный молодой человек! – развеселился сэр Уильям, явно забывший о недавней нелестной характеристике, которую сам дал Гектору.

Если Фанни и сомневалась, что план ее отца будет осуществлен, она ни словом не обмолвилась об этом. Ее больше волновало, как Серена воспримет новость о том, что ее секрет раскрыт. Однако та, вернувшись домой посвежевшей после того, как прошагала семь миль в обществе такого же энергичного своего знакомого, приняла это очень хорошо и только попросила Фанни убедить отца не рассказывать о ее помолвке никому, кроме своей жены.

К ужину она сошла вниз в платье сизовато-серого цвета с черными лентами и выглядела такой красивой, что сэр Уильям был очарован ею. Зная, что это понравится Фанни, Серена изо всех сил старалась развлечь его и преуспела в этом настолько, что когда отец Фанни взялся за канделябр, чтобы отправиться спать, то заявил, что никогда в жизни не проводил более приятного вечера. В его собственном доме никто не радовал лорда Клейпола ни оживленной беседой, ни просьбами вспомнить анекдоты его юности. Вообще-то ему не понравилось бы, если бы какая-нибудь из дочерей разговаривала на манер Серены, и, конечно, сэр Уильям никогда не стал бы играть с дочерьми в пикет на грошовый выигрыш – проиграл бы он или выиграл, результат для него не имел значения.

Отец Фанни был так доволен проведенным вечером, что решил остаться в Бате еще на одну ночь. Он заявил дочери, что не будет вреда, если майора Киркби увидят в его обществе, поэтому он отправится с обеими леди в галерею и на прогулку. Фанни не была уверена, что появление ее отца в обществе майора рассеет подозрения сплетниц в галерее. Но так как она привыкла считать мнение других людей более надежным, нежели свое собственное, и все еще относилась к отцу с большим почтением, то не стала возражать ему. Было еще неизвестно, явится ли Гектор в галерею, – в последнее время майор не часто появлялся там, потому что более привычными для него стали ежедневные верховые прогулки вдвоем с Сереной.

Однако тот, желая узнать у Фанни, как долго пробудет ее отец в Бате, явился-таки в галерею и был ошарашен, когда сэр Уильям крепко пожал ему руку и приветствовал его так, будто перед ним стоял его любимый племянник. Как показалось Фанни, отец вел себя вполне сносно. Он обнаружил в галерее несколько своих старых знакомых и каждому из них сумел внушить, что майор Киркби – старый верный друг сэра Уильяма – по его личной просьбе уделяет внимание леди Серене и ее падчерице.

Гектор быстро подхватил эту игру, и этим настолько понравился лорду Клейполу, что он начал уже считать майора весьма неплохим человеком и пригласил его отужинать с ним вечерком на Лаура-Плейс и сыграть потом два-три роббера в вист. Фанни – посредственный игрок в карты – и не подумала возражать, ибо была рада тому, что убедила Серену не знакомить отца с миссис Флур.

За ужином сэр Уильям продолжать выражать свое одобрение майору и повару Фанни, при этом особую его похвалу заслужили испанские оладьи с яблоками. Портвейн был также неплох, и отец Фанни уселся за карточный столик в отличном расположении духа. Оно, впрочем, продлилось недолго, потому что в партнеры ему досталась дочь. И если он был самым искусным игроком из всех четверых, Фанни абсолютно не умела играть.

После первого роббера она почти плакала – так язвительно критиковал отец все ее оплошности. Но, к счастью, во втором роббере ее партнером оказался майор. Когда Фанни с нервным смешком заметила, что его можно пожалеть, Гектор лишь ободряюще улыбнулся. После этого она собралась с духом и в результате заиграла гораздо лучше. Сэр Уильям продолжал указывать на ее ошибки, но так как сейчас они были ему на руку, тон его был снисходительным и не очень пугал Фанни. Майор же постоянно подбадривал ее всяческими одобрительными репликами, находил убедительное объяснение ее оплошностям, а когда игра закончилась их поражением, произнес:

– Леди Спенборо, а не бросить ли нам вызов этим первоклассным игрокам? Давайте-ка возьмем у них реванш!

Вдова с готовностью согласилась и, так как Серена была более опытным игроком, сэр Уильям тоже не стал протестовать. Серена была так благодарна Гектору за то, что тот защищал Фанни от наскоков отца, что даже позволила при расставании поцеловать себя в губы, что делала крайне редко. При этом она растроганно заметила:

– Вы самый добрый на свете человек, Гектор. Спасибо вам!

На следующее утро сэр Уильям уехал в Лондон. Его дочь старалась следовать его наставлениям. Серена, к своему собственному удивлению, одобрила их. Поэтому один весьма почтенный и соответственно очень скучный джентльмен из числа их знакомых был приглашен сопровождать обеих женщин на концерт, а Фанни написала вежливые записки нескольким людям, пригласив их на небольшие вечерние приемы. Жизнь стала более разнообразной, ее оживляли утренние визиты и редкие званые ужины. Женщины совершили несколько поездок по историческим местам в окрестностях Бата. И если теперь майор ехал верхом позади их ландо, его сопровождали другие джентльмены.

В Бате не представляло труда найти четвертого партнера для вечерних приемов, единственная трудность заключалась в том, чтобы решить, кто следующий должен удостоиться приглашения. Все неженатые джентльмены, которые неделями ломали себе голову в попытках познакомиться с самой красивой женщиной города, прослышав, что обе леди принимают визитеров, теперь рыскали по Бату в поисках общего знакомого, который мог бы наконец-то представить их леди Серене. Один или два из них увлеклись Фанни, однако они оказались в меньшинстве – число воздыхателей ее падчерицы было неизмеримо больше, и все они вели себя так пылко и страстно, что Фанни даже испугалась, как бы это не огорчило майора Киркби. Но того, похоже, только забавляло все это, и, когда кто-нибудь из поклонников ухитрялся увести Серену от мачехи, чтобы показать красивый пейзаж или провести ее на самый верх разрушенной башни, Гектор даже не пытался следовать за ними, а шел рядом с Фанни, ничем не выдавая своей досады.

Фанни, не способная на легкий флирт, в котором ее падчерица была непревзойденным экспертом, была огорчена и пыталась протестовать. Но Серена лишь смеялась в ответ и говорила, что следует совету сэра Уильяма.

– Кумушки в Бате теперь скажут, что я не привязана ни к кому и ужасно ветрена! – заметила она.

Фанни оставалось только надеяться, что майор не разделяет это мнение. Однажды, когда Серена стала явно поощрять ухаживания молодого мистера Нантвича, вдова сказала Гектору, что в его избраннице очень много живости.

– В ее окружении, – добавила Фанни, стараясь придать своему голосу беспечность, – такая… такая живость вполне естественна. Но обычно это не означает отсутствие тонкости или… или непостоянство.

Майор покосился на ее встревоженное лицо с легкой улыбкой.

– Я не ревную, уверяю вас, – произнес он.

– Нет, разумеется. Я убеждена, что вам незачем ревновать.

Гектор посмотрел на Серену и ее поклонника.

– Если все эти романтические обожатели тешат себя мыслью, что у нее есть иные намерения, помимо желания развлечь себя небольшим флиртом, тогда они просто дураки, – негромко проговорил он. – Не скрою, мне это ее занятие не нравится, хотя в нем и нет особого вреда, когда женщина так искушена в нем, как она.

Фанни показалось, что она уловила нотку сдержанности в его голосе, и пробормотала что-то о веселом нраве и открытости девушки. Гектор согласился. А ей пришла в голову мысль добавить, что, одаряя своей благосклонностью нескольких мужчин, Серена водит за нос тех, кто подозревает ее в привязанности к одному человеку.

– Леди Спенборо, вы пытаетесь обмануть меня, или она обманывает вас? Она прекрасно проводит время. Не стоит так уж волноваться! Не хотите ли прогуляться по лесу? Могу я предложить вам руку?

Фанни понимала, что ее долг – сопровождать свою падчерицу. Но, так как в этом случае майор был бы вынужден снова услышать – несмотря на то, что он изо всех сил храбрился, – слова, которые могли ранить его чувства, Фанни уступила своему тайному желанию. Для нее ничто не могло быть более приятным, чем прогулка с майором Киркби!

Он замедлил свой шаг, чтобы приспособиться к ее походке, заботливо переводил вдову через малейшие препятствия, предупреждал ее о мокрых местах и все время выбирал для нее тропинку поровнее. Они беседовали очень тепло, и вскоре Фанни забыла о своей застенчивости, а Гектор нашел в ней такого доброжелательного слушателя, что через какое-то время уже посвятил вдову почти во все детали своей военной карьеры. В ответ Фанни рассказала все о своем доме и семье, в том числе о том, как она боится, что ее сестру Агнессу пришлют жить вместе с ней. Майор Киркби понял, какие чувства леди Спенборо испытывала по этому поводу, и, хотя она неизменно говорила о своей матери с уважением и ни разу не упомянула о своем браке, ему не потребовалось много времени, чтобы понять, почему она приняла предложение человека, годившегося ей в отцы. Однако эти свои догадки он оставил при себе.

Ничто не нарушало гармонии этих летних дней до того июньского утра, когда Фанни, открыв единственную интересовавшую ее страницу «Морнинг пост», обнаружила потрясающую новость. Она только что прочла Серене сообщение о болезни принцессы Шарлотты и собиралась обсудить с той вероятную причину этого недомогания, как вдруг ее взгляд наткнулся на другую заметку. Фанни ахнула и невольно вскрикнула:

– Боже милосердный! Нет, это невозможно!

– Что там такое? – поинтересовалась Серена, расставлявшая розы в вазе.

– Ротерхэм! – с трудом выговорила Фанни.

– Ротерхэм? – резко обернулась Серена. – Что с ним случилось? – встревоженно спросила она. – Он что, тоже заболел? Фанни, он не умер?

– Нет… Нет… Он помолвлен.

– Помолвлен!

– Да. Невероятно! С Эмили Лейлхэм!

– Это неправда!

– Вероятно, правда, раз это здесь напечатано. Твое удивление понятно. Бедный ребенок! О, какая же отвратительная, гнусная женщина эта Лейлхэм! «Была достигнута договоренность, – написано здесь, и я знаю, кто устроил это, – о браке между Айво Спенсером Бэррэсфордом, маркизом Ротерхэмом, и Эмили Мери, старшей дочерью сэра Уильяма Лейлхэма Барта». Видишь, здесь не может быть ошибки. Господи, никогда еще я не была так огорчена!

Фанни оторвала взгляд от газеты и взглянула на Серену, оцепенело застывшую посреди комнаты с двумя розами в руке. Щеки у той побелели, а в глазах читался ужас.

– Что я наделала! – странным охрипшим голосом произнесла Серена. – О Боже, что же я наделала!

– Дорогая, но ты ни в чем не виновата. Он встретил эту девочку в моем доме, а не в твоем. Я и собственной-то вины не чувствую, потому что, видит Бог, не приглашала леди Лейлхэм к себе в тот роковой день. А судя по тому, что мы знаем о тех ужасных методах, с помощью которых она пробивалась в высший свет, Ротерхэм мог встретить ее дочь где угодно, не только у меня в доме. Хотя, конечно, в другом месте не было бы такой обстановки – все мы в тот день сидели за одним столом и беседовали без всяких условностей. Если б я знала, к чему это приведет, то лучше предпочла бы быть невежливой с леди Лейлхэм, чем пустить ее в столовую. – Фанни заметила, что Серена уставилась на нее неподвижным отсутствующим взглядом, а по ее пальцу струится кровь. – Ты уколола руку шипами! Осторожно, не запачкай платье, дорогая.

Ее слова, похоже, привели девушку в чувство. Она вздрогнула и посмотрела на руку, потом разжала пальцы, сжимавшие колючие стебли роз. Положила цветы на стол и спокойно произнесла:

– Да, уколола. Как глупо. Пожалуйста, Фанни, займись цветами. Я пойду вымою руки.

Серена быстрым шагом вышла из комнаты и какое-то время отсутствовала. Вернувшись, она сказала, что ей пришлось сшивать разорванные складки на оборке платья. Фанни, знавшая, что та в жизни не сделала ни единого стежка иголкой, могла бы удивиться такому невиданному происшествию, не будь она поглощена известием о помолвке Ротерхэма. Поэтому она лишь произнесла рассеянно:

– Как некстати! Ты что, отослала свою горничную? Знаешь, чем больше я размышляю об этом, тем больше укрепляюсь в мысли, что леди Лейлхэм задумала это уже в тот день, когда ворвалась к нам.

– Вполне вероятно. Она способна на многое, – беспечным голосом сказала Серена.

– Никогда бы не подумала, что такая девушка, как Эмили, может занять его воображение.

– Никогда нельзя предугадать, что может привлечь мужчину.

– Да, верно. Но она ведь такая же глупенькая, как и я, а мне казалось, что он просто презирает глупых женщин. Вспомни, с каким сарказмом и пренебрежением разговаривает Ротерхэм, когда кто-нибудь, на его взгляд, несет вздор. Его, похоже, забавляли наивные вещи, которые она изрекала, хотя тогда я решила, что он просто поддразнивает девочку, причем не очень добро.

– Я тоже так полагала, но кажется, мы обе ошибались.

– Получается, что так! А тут еще этот бал в Куэнбери! Вот почему он повез на него своих воспитанников. Хотя тон, каким Ротерхэм говорил об Эмили в тот вечер, когда вы поссорились из-за того, что он танцевал только с ней… Как же он мог так себя вести, если чувствовал к ней хоть малейшую симпатию? Помнишь, он еще рассказывал нам, как не мог вытянуть из малышки ничего, кроме «да» и «нет»? Как, не добившись от нее ни одной естественной фразы, был вынужден уйти?

– Очень хорошо помню. Помню и свои слова, сказанные в тот вечер. Я и сейчас считаю, что ее поведение могло уязвить Айво, и то, что начиналось как простая забава, переросло в серьезное увлечение. Ведь до сих пор, уверена, все ходили перед ним на цыпочках. Я восхищаюсь Эмили, однако не думаю, что она способна укротить противного маркиза.

– О, Серена, я уверена, что она и не помышляет об этом! Он ведь ей не нравился. Более того, девочка просто боялась Ротерхэма! Вот почему эта новость кажется мне такой ужасной.

– Ну, если он любит Эмили, то ей нечего бояться. – В голосе Серены чувствовалось напряжение.

– Если любит… Нет, я не могу в это поверить.

– Ты можешь во многое не верить, но это уж вещь неоспоримая. Ничто другое не могло заставить Айво сделать ей предложение. У Эмили нет ни знатности, ни состояния – одно только хорошенькое личико и простодушие котенка.

– Тогда он просто увлечен ею, а это хуже всего – ведь скоро Ротерхэм излечится от своего увлечения, тогда она быстро ему надоест и от этого будет только мучиться.

– Ты рисуешь ее будущее в довольно мрачных тонах.

– Да, потому что знаю, какой жестокий у него характер и как он бесчувственен. Я уж не говорю о его самонадеянности и заносчивости. К тому же я знаю, что девочку втянула в это дело ее отвратительная мать.

Серена пожала плечами:

– А ты-то что так кипятишься? В конце концов, это тебя не касается.

– Правильно, не касается. Но если бы ты знала, что это значит, когда молодую девушку вынуждают выйти замуж за человека вдвое старше ее, ты бы… – Фанни замолчала, смутившись от собственных слов. Щеки у нее запылали, она была явно напугана и поспешно произнесла: – Извини меня! Я совсем не хотела… Я бы ни за что на свете… Не понимаю, как это сорвалось у меня с языка.

– Тебе совсем не нужно извиняться. Ваш брак с отцом всегда казался мне чудовищным, и я искренне жалела тебя.

– Нет, не говори так! Твой папа… Не существовало человека более доброго и внимательного, чем он. Ты не должна думать, что я хотела сравнить его с Ротерхэмом.

– Я и не думаю. Ну же, Фанни, не плачь. Все это грустно, но ты не должна из-за этого расстраиваться. Какое нам дело до проблем Эмили?

Вдова вытерла слезы:

– Ну как ты можешь быть такой бесчувственной! Эту помолвку следует предотвратить.

– Предотвратить? Это невозможно. Выбрось эту мысль из головы, Фанни. Помолвка объявлена, и все должно следовать своим чередом.

Девушка говорила так сурово, что Фанни испугалась.

– Но, Серена! Ты-то в свое время думала иначе! – вырвалось у нее.

– Да, думала. И именно поэтому помолвка не должна быть разорвана. И не будет разорвана – об этом уж позаботится эта Лейлхэм. – Серена помолчала мгновение, а потом продолжила: – Что ж, мне нужно успеть послать ему мои поздравления. И лучше сделать это немедленно.

– Серена, мне, наверное, тоже следует их поздравить. Но прости, ничто на свете не заставит меня поздравлять ее или его с событием, о котором я глубоко сожалею! – с необычной для нее горячностью воскликнула Фанни.

Но ее падчерица уже уселась за письменный стол.

– В этом нет необходимости, – сказала она, не поворачивая головы. – Я напишу от твоего имени все, что требуется в подобных случаях.

– Вот уж не надо!

Ее раздражительное замечание осталось без ответа, но через некоторое время Серена сказала:

– В конце концов, для меня все складывается вполне удачно. Лучшего момента для объявления, которое мне нужно сделать, просто не найти. Ротерхэм, пожалуй, будет слишком поглощен своими проблемами, чтобы придраться к моей помолвке.

– Верно! – немного оживилась Фанни. Воцарилось долгое молчание, нарушаемое лишь скрипом пера. Вдова, сидевшая у окна, подперев рукой подбородок, погрузилась в свои невеселые мысли. Вдруг ее внимание привлекло старое ландо, появившееся внизу как раз под окном. Она вскрикнула:

– Серена, это миссис Флур! Наверное, явилась, чтобы сообщить тебе новости. Боже милосердный, ну и вид у нее в этой шляпе! Ой, дорогая, ее высаживает из кареты какой-то джентльмен, сейчас это ландо опрокинется под ее весом! Поторопись, Серена. Может, мне приказать Либстеру объявить ей, что мы обе уехали?

– Нет, конечно. Зачем? – Серена стряхнула с письма песок и открыла маленький ящичек, в котором Фанни хранила сургуч.

– Ох, я просто не знаю… Лучше бы она сюда не приезжала. Ума не приложу, что мне ей говорить.

– Ерунда! Ты скажешь все, что нужно.

– Может быть, она не сможет забраться сюда по лестнице? – нервно хихикнула Фанни.

Но миссис Флур оказалась способной на такой подвиг, хотя у нее ушло на это много времени. С помощью перил и сильной руки мистера Горинга она вскарабкалась наверх – запыхавшаяся, но торжествующая – и остановилась перевести дыхание. Увидев, что Либстер готов распахнуть двери в гостиную, она остановила его, просто вцепившись тому в рукав. Оскорбленный дворецкий высокомерно на нее взглянул и ледяным тоном произнес: «Мадам?»

– Уф! – с натугой выдохнула миссис Флур. – Погоди! Ты запихиваешь меня внутрь, как селедку в бочку.

– Одну минуточку, если не возражаете, – вмешался мистер Горинг, которого ничуть не смутили ни странное поведение его старой знакомой, ни явное негодование дворецкого. Он забрал веер из рук миссис Флур, раскрыл и стал быстро махать им перед ее лицом.

– Спасибо, Нед, – тут же отреагировала она. – Господи, жара просто убийственная!

Сделав вывод, что теперь гостья готова к встрече с его хозяйкой, Либстер открыл двери и объявил тоном человека, вынужденного воздерживаться от комментариев:

– Миссис Флур и мистер Горинг, миледи!

Фанни пошла к ним навстречу, протянув руку:

– Как поживаете? Рада, что вы навестили меня, мадам. Не присядете ли? Либстер, пожалуйста, принесите вина.

Дворецкий с достоинством поклонился и направился к двери. Но так как походка у него была степенная, ему удалось услышать слова миссис Флур:

– Моя милая красоточка! Ваш дворецкий из кожи вон лез, пытаясь убедить меня, что вас нет дома. Я не осуждаю его за это. Я так и сказала ему: «Сударь, не беспокойтесь! Ее светлость сразу же меня примет, уж поверьте мне!» Он поверил. И вот я здесь. Я привезла с собой мистера Горинга на тот случай, если меня хватит тепловой удар, – такое со мной уже случалось, как раз посреди Южного парада. Все так переполошились, будто в город цирк приехал! Нед, поклонись леди Спенборо!

Мистер Горинг, который в это время пожимал руку Серене, явно не обиделся на этот повелительный тон и тут же повернулся, чтобы поздороваться с хозяйкой дома. Фанни вежливо приветствовала его, но не успела протянуть ему руку, так как миссис Флур завладела ее вниманием:

– Если вы видели утреннюю газету, мэм, тогда вам должно быть понятно, почему я здесь.

– Разумеется. Очень… очень интересная новость, мадам. Уверена, она вас чрезвычайно обрадовала.

– Что ж, – ответила миссис Флур, – слов нет, выйти замуж за маркиза приятно – они ведь под ногами не валяются. И было бы странно, если б я не раздулась от удовольствия настолько, что вот-вот корсет лопнет! Если жених нравится Эмме, я рада, что он маркиз. Если не нравится – то будь он хоть сто раз маркизом, я все равно стану говорить, что моей внучке будет лучше с простым человеком, который придется ей по душе.

– Мы должны предположить, что он ей нравится, – улыбнулась Серена.

– Прошу прощения, милочка, но мы не должны предполагать ничего такого, – возразила миссис Флур. – Вы, Серена, мою дочь знаете. Уверена, что и ее светлость тоже знает. Меньше всего ее волнует, что там по душе или не по душе бедной малышке Эмме. И это сущая правда, хотя мне и тошно говорить такое о своей собственной плоти и крови.

Фанни не знала, как реагировать на эту откровенную речь. К счастью, именно в этот миг в комнату вошел Либстер, и она предложила гостям освежающие напитки, уклонившись тем самым от ответа.

– Вы, мадам, разумеется, получили от них письмо? – спросила Серена.

– Да. Сьюки написала мне, но Эмма не из тех, кто любит писать письма. Даже если бы она и черкнула мне пару строк, я бы не узнала из них больше, чем знаю сейчас, потому что Проул заставила ее вызубрить набор посланий из «Полного руководства по написанию писем» и запретила употреблять любые другие пособия. Ну а Сьюки, естественно, на седьмом небе от радости! Вообще-то можно подумать, что моя дочь сама втюрилась в бесценного маркиза – она так расхваливает его, что, если бы даже половина написанного ею оказалась правдой, я бы решила, что этот Ротерхэм – ангел небесный. А так как Нед, который оказался рядом, когда Роджер принес газету, смог рассказать мне, что маркиз – прославленный охотник, я и подумала, что мне следует приехать прямо к вам, леди Серена. «Попомни мои слова, – сказала я, – ее светлость знает об этом типе все!» И не стесняйтесь говорить в присутствии Неда, дорогая. Считайте, что он вроде как мой сын. Правда, к сожалению, это не так. Более того, Нед хорошо знаком с Эммой – проводил с нею много времени, пока малышка жила у меня. Он ходил с нами на балы, в театры и всякие другие места…

Серена взглянула на Горинга, однако по выражению его лица ничего нельзя было понять.

– Да, лорд Ротерхэм хорошо известен в спортивном мире, – сказала Фанни бесцветным голосом.

Мистер Горинг, созерцавший вино в своем стакане, поднял голову и пристально посмотрел на нее.

– Начнем с того, что мне не очень-то по душе, что я о нем услышала, – с сомнением в голосе произнесла миссис Флур. – Если маркиз – наездник, значит, обязательно играет на скачках. А у меня на шее уже есть один игрок, и второго такого не надо.

Фанни так ошеломило предположение миссис Флур, что Ротерхэм сядет ей на шею, что она просто оторопела. Серена же только рассмеялась добродушно:

– Не волнуйтесь, мадам. У лорда Ротерхэма огромное состояние, и он больше привержен боксу и охоте, нежели азартным играм.

– Приятно слышать, дорогуша. Конечно, мне не нравится бокс – вульгарное занятие, и, по-моему, маркизу негоже заниматься таким спортом. И тем не менее Нед говорит, что этот бокс нынче в моде у знатных кавалеров, ну а потом не станет же Ротерхэм водить Эмму в залы для бокса. Хотя, если он считает, что заставит мою внучку ездить с ним на охоту, это тоже напрасно! Малышка ведь до смерти перепугается.

– Надеюсь, мадам, маркиз знает о том, что… что она не разделяет этих его увлечений.

– Если нет, то обязательно узнает при первом же случае, когда увидит, сколько слез она прольет оттого, что кошка поймала мышонка, – ответила миссис Флур. Она бросила сверлящий взгляд на Серену. – Итак, рассказывайте, милочка! Сколько ему лет?

– Тридцать восемь, – спокойно ответила девушка.

– Тридцать восемь! Боже, да он же больше чем на двадцать лет ее старше! – ужаснулась бабушка Эммы.

– Верно. Но по крайней мере он не косоглаз, – слегка улыбнулась Серена.

– А если не косоглаз, то почему, хотелось бы мне знать, его никто не подцепил много лет назад? – язвительно спросила миссис Флур. – У него с головой-то все в порядке?