Текст книги "Грешный любовник"

– А я буду, – ответил Дав.

Он выглядел безупречно элегантно. Щетину он сбрил, а темные волосы скрывал новый парик. Видимо, пока она спорила с Таннером Бринком и донимала упрямого цыгана мольбами, Дав успел заехать куда-то, чтобы принять ванну, побриться и переодеться в чистое. Впрочем, камзол и туфли его также валялись в стороне. На его вышитом жилете красовались, словно смеясь над ее тревогами, алые райские птицы, шитые по шелку цвета слоновой кости. Он также взмахнул шпагой.

– Только если полагаете смерть игрой, – заметил герцог. Дав поклонился.

– Дуэль во всяком случае является игрой, ваша милость, так как все преимущества на вашей стороне.

– Тем хуже для вас, сэр! Мне удастся полюбоваться на ваш малодушный страх, прежде чем вы умрете.

И, как змея кидается на жертву, герцог ринулся вперед, метясь прямо в горло.

Дав парировал удар и отскочил, а герцог принялся его теснить и погнал по всему залу. Топот. Звяканье. Дрожь. Топот босых ног, звяканье стали о сталь, и все время герцог наступает и гонит противника, а Дав отступает под его бешеным напором.

«Он совершенно уверен, что если вы будете драться на шпагах, то он убьет вас». «...Он меня просто зарежет как скотину. И сомневаться нечего».

Дав, конечно, моложе и в хорошей форме. Он явно умелый фехтовальщик. Клинок его двигался и изящно, и соразмерно, и при каждом новом выпаде Ившира сталь Дава парировала его удар. Однако Ившир учился у французских и итальянских мастеров. Жилистый, сильный, он фехтовал блистательно. И в горящих глазах его читалась смерть.

Она ничего не могла поделать. Она, как еще одно рельефное украшение на потолке зала, безмолвно взирала на поединок. Любое вмешательство со стороны означало бы для Дава смерть. Она добралась сюда слишком поздно. И теперь оставалось только смотреть.

Снова и снова Ившир загонял Дава в безвыходную позицию, затем круто разворачивался, отходил и не спеша начинал новую атаку. Сильный, стремительный, умелый, Дав только отбивал и парировал, и медленно отступал назад.

Вдруг Ившир вскинул шпагу, оставив грудь незащищенной. Клинок Дава замер в воздухе, как парящий в небе ястреб. Герцог отошел.

– Если вы стараетесь сохранить мне жизнь, мистер Давенби, вы совершаете ошибку. Если я не умру от вашего клинка, то вы наверняка погибнете от моего.

Дав, тяжело дыша, опустил свою шпагу.

– К несчастью для меня, ваша милость, я не хочу убивать вас.

– Однако вы зарезали моего брата без малейших сожалений. – Ившир тоже глотал воздух ртом, на лбу его выступила испарина.

– Хотя рука, сразившая вашего брата, принадлежала не мне, я действительно хотел его убить.

По телу Ившира прошла судорога, словно от боли. Дыхание его со свистом вырывалось сквозь зубы.

– Но вы отказались встретиться с ним лицом к лицу.

– Если бы лорд Эдвард не пал от руки мужа дамы, которую он незадолго перед тем пытался убить, я бы встретился с ним по всем правилам дуэльного кодекса. Я не говорю «на поле чести», потому что ваш брат не знал, что такое честь...

Блеснула сталь. Дав отскочил, отчаянно парируя удары противника.

– Вы намеренно разорили моего брата! Топот. Звяканье. Дрожь.

– Да.

– И устроили так, что он подвергся унижениям и пошел прямо в лапы своих убийц!

Удар отражен. Отступление. Поворот.

– Именно так.

– Тогда попробуйте-ка пожить часик или около того только с одной рукой, мистер Давенби!

И, налетев белым вихрем, герцог нанес удар. Дав отшатнулся, стал крениться назад, на его левом плече показалась кровь.

– Первая кровь за вами, ваша милость, – констатировал он.

– И вторая... – Тут герцог кольнул снова, и на тыльной стороне запястья Дава появился длинный порез. – А может, вы желаете посмотреть в лицо смерти только одним глазом, сэр?

– Увы, оба глаза мне понадобятся для того, чтобы не давать вам скучать, пока вы сами не устанете от своей забавы.

Дав сделал выпад. Герцог отскочил. На предплечье его появилась кровь.

– Ха! – воскликнул Ившир, бросив взгляд на свою рану. И усмехнулся: – Так, значит, вы всё-таки будете сражаться!

Мужчины теперь бились друг с другом, окровавленные, полуослепшие от заливавшего глаза пота. Даже если бы Дав захотел, он никогда бы не смог победить герцога – слишком искусно тот владел шпагой. Однако он продолжал отбивать и парировать удары, уклоняться и блокировать. Темп все замедлялся и замедлялся, противники сражались уже изнемогая.

Наконец герцог опустил шпагу и встал полусогнувшись, ловя воздух ртом. Дав отошел в сторону – лезвие шпаги вибрировало под его пальцами, как струна арфы. Он остановился и посмотрел себе под ноги, еще одна рана кровоточила у него на бедре.

Ившир вытер пот и кровь с лица. Он тоже получил новую царапину – на щеке.

– Будьте вы прокляты! – выговорил наконец он. – Будьте вы прокляты! Я не могу одолеть вас, сэр!

– Я получил несколько ран, ваша милость. Вы же отделались парой царапин. Вы победили. Я согласен признать вашу победу.

– Но вы еще живы!

– Если бы у меня осталось хоть сколько-то сил, я бы вручил вам мою шпагу и раскланялся, как подобает джентльмену.

Герцог откинул голову и засмеялся.

– То есть я получил бы один из ваших убийственных поклонов, которые сражают дам наповал?

Дав откинул свою шпагу. Лезвие загремело по полу.

– Да, один из тех убийственных поклонов, которым научил меня ваш брат, ваша милость. Никто не умел наносить обиду с таким апломбом, как он. Я готов поговорить о нем, если вы согласитесь слушать.

Ившир вытащил носовой платок и приложил к царапине на лице.

– Если бы вы сражались не так храбро, я избавил бы вас от неприятной необходимости пройти через руки палача, вот и все.

– А, – Дав. – мы переходим к другой теме?

– Да. – Герцог отошел к стоявшему у стены буфету и, налив себе бренди, осушил стакан одним глотком. – Вы довольно энергично использовали печатный станок последнее время.

– Верно. В Лондоне огромный спрос на шаловливые историйки, которые я издаю в своей печатне.

– Вы о своей эротической продукции? Я слыхал, что она весьма утонченна.

– Стараюсь как могу.

Герцог повернулся и пристально посмотрел на него.

– Будет очень жаль лишить Англию столь одаренной особы, сэр. Но имеются свидетельства, что последнее время вы предавались далеко не столь безобидным занятиям.

Дав уселся на пол, вытянул ноги и принял самый непринужденный вид.

– Итак, мой небольшой опыт с огнем и водой оказался не столь уж успешным?

– Осталось вполне достаточное количество листовок, для того чтобы уличить вас в государственной измене, сэр.

– Листовок, которых я не печатал, хотя вам, разумеется, это и так известно.

– Да, известно. Но вам никогда не удастся доказать мою причастность.

– Даже если бы я мог доказать, что вы причастны, улики-то остаются, и прескверные улики. И кому-то придется на основании таких улик отправиться на виселицу.

Все еще держа пустой стакан в руке, Ившир повалился в одно из кресел, стоявших возле камина.

– Капитан отряда уже передал листовки своему начальству. Теперь дело никак не замять. И кому-то, как вы изволили выразиться, придется отправиться на виселицу.

– Как неудачно, – сокрушенно покачал головой Дав. – Лучше бы вы меня пронзили вашей шпагой в ходе поединка. И смерть чище, и публичности меньше.

– Я хотел предать вас смерти сам, – развел руками герцог, – исключительно ради Сильвии.

– Хотя идея втянуть ее в эту историю ваша?

– Я и сам весьма горько сожалею о ней, сэр, почему и полагал своим долгом собственной рукой отправить вас в мир иной. Кто, черт возьми, учил вас фехтовать?

Дав поднял глаза и посмотрел герцогу прямо в лицо. Теперь в его выражении не осталось и тени веселья.

– Лорд Эдвард Вейн, ваша милость. Ваш брат научил меня практически всему.

Сильвия, оторвавшись от окна, вжалась в уголок и закрыла ладонями лицо, тут только заметив, что оно совершенно мокрое. Неужели она плакала, сама того не замечая?

– Учитывая сложившиеся обстоятельства, – заговорил Ившир, – могли бы вы назвать мне хотя бы одну вескую причину, по которой мне не следовало бы способствовать тому, чтобы предать вас суду за государственную измену, признать виновным и повесить?

– Нет, – ответил Дав. – Не могу.

– Зато я могу, – раздался в зале женский голос. Сильвия рванулась назад и заглянула в зал.

Мег, леди Грэнхем, вся в белом атласе и бриллиантах, стояла в дверях зала, похожая на богиню зимы. Волосы напудрены, лицо бело как мел, хотя щеки и губы чуть тронуты румянами.

– Я могу, – повторила Мег. – Но прежде, мой дорогой Ившир, следовало бы восстановить силы. – Она принялась стягивать перчатки. Пальцы ее дрожали. – Мужчины так склонны сразу же прибегать к грубой силе, а ведь, проведя несколько минут в рассудительной беседе за вином, можно прояснить все, и с гораздо большей деликатностью.

Ившир, не сводя с нее глаз, молча поклонился.

Мег ответила реверансом со всей возможной элегантностью.

– Не будете ли вы также настолько любезны, чтобы найти для мистера Давенби свежую рубашку, герцог, чтобы скрыть последствия тех животных чувств, которые обуяли вас обоих? В данный момент вид его так же оскорбляет взор, как и ваш. – Веер в ее руке раскрылся. – В голубой гостиной. Через десять минут, мистер Давенби.

Дав, уже поднявшийся на ноги, поклонился.

Мег, шурша атласными юбками, вышла из зала, увлекая мужчин за собой.

В конце галерейки находилась дверца, ведущая внутрь дома, и сразу за ней начиналась крутая лесенка. Сильвия сбежала по ступенькам вниз. Сердце ее так и норовило выскочить из груди и взмыть в небо подобно жаворонку. Леди Грэнхем, разумеется, одержит победу над Ивширом, и Даву дадут бежать. А если у Мег не получится, то она сама вмешается в спор. Когда-то герцог любил ее. Она напомнит ему о всех одолжениях, всех услугах, за которые Ившир остался перед ней в долгу, и тем спасет жизнь Даву.

Добежав до конца лестницы, она вышла в коридор. Две горничные торопливо прошли мимо, держа в руках чистое белье. Сильвия нырнула за лакированный шкафчик. Если ее в костюме Джорджа поймают в доме, то запросто отправят в Ньюгейтскую тюрьму, где и повесят, как воровку. Ни один слуга не сочтет нужным допускать столь неприглядно одетого посетителя, неизвестно как вторгшегося в дом к герцогу.

Горничные скрылись. Сильвия тихонько двинулась по коридору в противоположном направлении. Хотя ей доводилось бывать в кабинете герцога и спальне, местонахождение голубой гостиной было ей неизвестно. Надо полагать, она на первом этаже, где-то неподалеку от бального зала, где проходила дуэль.

Коридор сменялся коридором. Покои все умножались. В огромном доме царила тишина, многие комнаты не отапливались. Некоторые пустовали. В других стояли или дремали на стульях лакеи, так что ей приходилось возвращаться и идти окольным путем, через комнаты, в которых она уже побывала. Сердце ее билось все тревожнее. Планировка обычного городского дома, вроде дома Дава, не внушала, как правило, сложности. Дворец Ивширов, наоборот, представлял собой настоящий лабиринт. Ей оставалось только положиться на удачу.

Наконец она услышала где-то внизу голоса. Она пошла на звук и наткнулась на хоры, вернее, балкончик для музыкантов, и затаилась там.

– Да, – говорил голос Дава. – Мне очень жаль, ваша милость.

С отчаянно бьющимся сердцем Сильвия подошла к ажурной стенке балкончика и взглянула вниз.

Дав в элегантном иссиня-сером камзоле, которого она никогда прежде не видела, стоял возле окна, заложив руки за спину, и смотрел на улицу. Раны его, надо полагать, перевязали, белье он надел свежее. Лица его она не видела. Ившир сидел возле камина и выглядел больным. Кожа была белой как гипс. Царапина на щеке краснела тоненькой яркой полоской.

– Боже, сэр! – Голос герцога прозвучал тонко, как если бы он напрягал его до последней степени и вот-вот должен сорвать. – Мне тоже жаль.

Леди Грэнхем ходила между двумя мужчинами, нервно открывая и закрывая свой веер. На ее нарумяненных щеках виднелись тоненькие дорожки, как если бы она плакала.

– У меня есть доказательства, – произнесла она. – Вы не должны сомневаться.

– Я не сомневаюсь, – проговорил Ившир.

Наступило тягостное молчание. Мег повернулась и посмотрела на него. Она выглядела прекрасно, но казалась очень хрупкой. «Я почти вижу лицо той старой дамы, которой в один прекрасный день стану. Это лицо лежит как тень...»

– Во всем, что произошло, виновата одна я, – призналась она. – Но вы понимаете меня, герцог?

– Право, мадам, – вмешался Дав. – Если бы его милость не нанял Сильвию, чтобы она завлекла меня, то подобные обстоятельства никогда бы не вышли на свет.

– Но теперь их вытащили на свет, – вздохнул герцог, – и мне придется признать свою ошибку. Мой маленький братишка... И я еще думал, что люблю его. И ради любви к нему едва не затравил вас, сэр. Я даже попытался погубить вас с помощью поддельных улик.

– Уже не важно, – ответил Дав. – Вы же не знали всего. Что бы ни говорила Мег, а брата вашего смерть настигла из-за меня. Я ведь тогда тоже решил вершить правосудие собственной рукой, как и вы сейчас.

Герцог свел ладони домиком и держал их перед глазами.

– Итак, ввиду того, что в мои намерения более не входит – ради Мег и по причине того, о чем она мне сейчас рассказала, – погубить вас, мистер Давенби, то что же прикажете предпринять в связи с листовками, обнаруженными в вашей книгопечатне? Я не в состоянии замять дело.

– Мы вполне можем выиграть дело в суде, упирая на то, что я не имею никакого отношения к деятельности Тома Хенли, – объяснил Дав.

Ившир уронил руки на колени.

– Однако вину придется свалить на кого-нибудь, – заметила Мег. – Никто не поверит, что мошенник Том Хенли действовал в одиночку. Наверняка о деле уже доложено королю. Боже, Ившир! Ну зачем вам понадобилось загонять всех нас в такое ужасное положение!

– Если бы вы сумели заставить себя довериться мне и поведать всю историю раньше, мадам... Мег отвернулась, щеки ее вспыхнули.

– И так ранить вас в самое сердце?

– Для меня лучше узнать правду, какой бы горькой она ни была, чем продолжать так несправедливо преследовать Роберта Давенби.

– Нет никакой необходимости, – заявил Дав, – чтобы факты, о которых говорилось сейчас, вышли за пределы комнаты. Что касается истории с книгопечатней, то нам нужно состряпать правдоподобную историю про то, как нам удалось вовремя раскрыть гнусный заговор коварных негодяев и предотвратить последствия их действий. Мне не хотелось бы втягивать сюда леди Грэнхем.

Ившир засмеялся резким смехом.

– А не то вы все же зарежете меня на дуэли, а, сэр? Дав отвернулся от окна. Глаза его смотрели холодно, как если бы душа его впитала сквозь стекло бесцветную суровость зимы. Лицо его побелело.

– Нет, ваша милость. Даже если б я и захотел, у меня на это не хватит умения.

Герцог поднялся на ноги. Он казался таким хрупким, словно сделан из стекла.

– Возможно, мы никогда не сможем стать с вами друзьями, сэр, но, дабы как-то компенсировать вред, который нанес вам Том Хенли по моему наущению, я согласен подтвердить любую выдумку, которую вы решите рассказать властям.

Дав подошел и пожал протянутую руку герцога.

– Благодарю вас, ваша милость.

– Но из-за фальшивых листовок власти будут настроены крайне кровожадно. И если не отвести от Дава все подозрения, то они вполне могут его повесить, – озабоченно предупредила Мег.

– И еще как, мадам! – ответил Дав. – А так как теперь мне есть для чего жить, то, мне кажется, следует назначить кого-то другого на роль государственного изменника. Кого-то, кто склонен к опрометчивым и безрассудным поступкам...

– Неужели вы взвалите обвинение в государственной измене на ни в чем не повинного человека? – прервал его герцог.

– А почему бы и нет? – Дав улыбнулся. – К счастью, у нас уже есть идеальный козел отпущения.

– Кто? – спросила Мег.

Дав взял ее руку, склонился и поцеловал пальцы, высказав своим жестом и любовь, и уважение, и что-то вроде прочувствованной благодарности. Сильвия смотрела на них и чувствовала, что сердце ее подпрыгивает, что сердце ее уязвимо...

– Единственное лицо во всей истории, которым можно легко пожертвовать, – заключил Дав, – это мистер Джордж Уайт.

Глава 16

Негромко насвистывая, Дав возвращался в пекарню Мэтью Финча верхом на лошади, которую он сегодня утром позаимствовал у Мег. Все его мышцы ныли от усталости. Камердинер Ившира промыл его раны, наложил швы и аккуратно забинтовал, однако болели они дьявольски. Он едва не лишился сегодня жизни: одна ошибка, одно неловкое движение, и Ившир пронзил бы его шпагой.

Все текло, с крыш капало. Началась оттепель.

Ему вспомнились слова песенки, которую он насвистывал: «Увы, любимый, отчего... Ведь я давно уже твоя и не смогу влюбиться вновь...»

Он потерял довольно много крови и потому чувствовал некоторую легкость в голове, однако ему удалось придумать способ разрешить все проблемы, отравлявшие жизнь.

Его веселое настроение пропало без следа, едва он узнал, что Сильвии в пекарне нет.

– Она уехала с цыганом, даже не позавтракав, – сообщил африканец. – И ни он, ни она с тех пор не возвращались.

– Куда, черт возьми, он повез ее?

Мэтью Финч улыбнулся.

– Все мы, мужчины, настоящие дикари, когда дело доходит до женщины, которая создана для нас. Я не знаю куда.

Лихорадочно соображая, Дав направился к своему дому. Бросил поводья мальчишке-конюху, и тут услышал тихое ржание Абдиэля. Жеребец стоял уже оседланный и взнузданный.

– Как, черт возьми, это понимать?! – Дав. – Почему Абдиэль стоит оседланный?

Конюх потянул себя за вихор.

– Извините, сэр, но мистер Уайт сказал, что ему нужно выехать на Абдиэле и что у него на то имеется ваше разрешение.

Дав помчался в дом и распахнул дверь кабинета. Там ее не было. Прыгая через две ступеньки, он взлетел наверх. Ее комната оказалась пуста. Легкий шум заставил его повернуться. Она как раз открывала дверь его спальни, и на плече ее висели седельные сумки.

Глаза ее широко раскрылись – лазурит на слоновой кости. Вся кровь отхлынула от ее лица.

– Боже! – воскликнула она. – Право, жаль мешать вам в осуществлении планов, которые вы имеете на мой счет, но я уезжаю.

Дав с колотящимся сердцем подошел к ней.

– Каких планов?

Она отступила. Вновь в обличье мальчика, она словно обезумела от гнева и от горя.

– Полагаю, вы еще не успели уведомить власти? Спорить могу, что Ившир замолвил за меня словечко и, надо думать, привел тот довод, что, сбежав, я смогу послужить нисколько не худшим козлом отпущения, чем будучи схвачена? Или же он отверг ваш план и предложил что-то свое? Вы-то предадите меня с радостью. А герцог, думаю, нет.

– Какие планы?!

Она вздернула подбородок.

– С помощью Таннера Бринка, действовавшего, должна признать, без особой охоты, я последовала вслед за вами в Ившир-Хаус. Я узнала, что, по вашему мнению, из меня выйдет убедительный государственный изменник. Ты выиграл, Дав, и я уезжаю.

– Если ты уедешь, значит, я проиграл.

– Я тоже!

– Я не позволю тебе уехать!

– Ты не позволишь мне? Он захлопнул дверь.

– По крайней мере не так!

Она отступила еще на несколько шагов.

– Я твердо решила, что позаимствую Абдиэля, чтобы добраться до побережья, но я не воровка и отошлю его обратно. А теперь, сэр, не будете ли вы так любезны, чтобы посторониться?

– Нет.

Седельные сумки упали на ковер, и она схватила его парадную шпагу со стола. Угол ее рта дернулся, словно от мучительной боли.

– Подарок Мег. Мне очень неприятно, но и его придется позаимствовать тоже. Прошу вас, сэр, посторониться!

– Сильвия, мы должны поговорить! Шпага со свистом вылетела из ножен.

– Вы полагаете, что у меня недостанет ни духа, ни умения убить вас? Может, и недостанет. Но у меня есть клинок. А у вас нет. Отойдите, мистер Давенби, и дайте мне пройти.

Она подняла шпагу и направила ее кончик прямо ему в сердце.

– Какое-то безумие, – выдохнул он. – Я не предавал тебя.

– «К счастью, во всей этой истории имеется лицо, которым можно легко пожертвовать, – это мистер Джордж Уайт».

– И ты сразу же истолковала мои слова в самую худшую сторону?

– А как, черт возьми, я могла их еще истолковать? Я пряталась, как Полоний, хотя и не за гобеленом, и, так же как и он, получила удар в сердце. Увы, в придачу ко всему прочему я еще и позабыла позавтракать. Вероятно, огорчение, которое я испытала, услышав, что именно вы планируете для меня, подорвало мои силы окончательно. И я, как слабая женщина, упала в обморок и ударилась головой о стену. Когда я пришла в себя, никого уже не было в голубой гостиной. Я сочла, что с моей стороны будет только благоразумно покинуть страну, прежде чем меня арестуют.

С чего же начать? Раны горели и ныли. Усталость одолевала его.

– Слова, которые ты подслушала, обращались к Ивширу! Герцог никогда не согласился бы на план, который мог бы повредить тебе. Ты сама знаешь!

Она подошла ближе. Острие шпаги теперь зависло у самого его горла.

– Да, я знаю. А вот знал ли ты? Был ли ты уверен в его несогласии?

Если он сделает слишком резкое движение, то сам наткнется на острие.

– Да. Совершенно уверен.

– Потому что догадался, что Ившир был моим любовником? – Рука ее задрожала. Блики так и заплясали на предательском лезвии. – А если б он и до сих пор оставался моим любовником, как бы ты реагировал?

Словно вытягивая слова изнутри, он медленно произнес:

– Но ты так не делала, Сильвия.

– Нет. Я отдалась тебе глупо, безраздельно. Я даже влюбилась в тебя, когда единственным мужчиной, который заслуживал моего доверия, оказался герцог.

– Да, – ответил Дав. – Я знаю.

– Однако ты, не посоветовавшись со мной, вынудил герцога согласиться пожертвовать Джорджем Уайтом. – Она сморгнула застилавшую глаза влагу. – И ты продолжал лгать мне и тогда, когда я уже начала говорить тебе правду.

– Да, – подтвердил он. – Я не мог иначе. – Он не знал, как достучаться до нее, как заставить ее понять. – Но постель говорила свою правду, Сильвия...

– Право, сэр! – Слезы брызнули – ледяные ручьи горя. – Все то дивное волшебство? Да, но телу так легко обмануть душу! А страсть сама по себе не более чем темница из золота.

Ему хотелось поцеловать ее, взять за подбородок, прижаться губами к ее губам, заставить ее вспомнить все, что соединяло их.

– Нашу страсть нельзя назвать темницей...

– Не надо мне больше лгать! Дай мне пройти! У нас нет будущего.

– Я отказываюсь верить тебе.

– Придется поверить!

Рука ее напряглась и ткнула шпагой, целясь прямо в сердце.

Несмотря на всю усталость, тело его среагировало как пружина. Он отступил, пнул шпагу ногой и обезоружил ее, ощутив вкус подлинного отчаяния.

Она кинулась на пол за откатившимся клинком, но он поймал ее и потащил в противоположный конец комнаты. Она отбивалась как могла, кусалась и лягалась. Один удар пришелся ему по щеке. Другой как раз по порезу на бедре. Зубы ее сомкнулись на его запястье. Только когда плечи ее уперлись в столбик изножья кровати, он выпустил ее и отошел.

Тяжело дыша, она вскинула руки и вцепилась в синие занавеси балдахина.

– Так мы впервые встретились, – подытожила она с наигранной храбростью, – так же все и закончится.

В голове у него шумело. Он с трудом, качаясь как пьяный, подошел к окну.

– Выбор за тобой, – согласился он. – Но сначала, умоляю, выслушай меня.

– Выбор? Когда ты предоставлял мне выбор? Я опять должна стать твоей пленницей? Однако я больше не сопротивляюсь, сэр. Я не кричу и не взываю о помощи. Вы будете привязывать меня к своей кровати, сэр?

Он сжал кулаки, прислонился лбом к холодному стеклу.

– Мы уже с тобой пробовали, – подтвердил он. – Ничего не получилось.

– Тут ты ошибаешься, потому что очень даже получилось, в том-то и заключается наша трагедия. – Она опустила руки и отошла к камину. – Где Берта? Ее уже не было здесь, когда я вернулась. Вот еще одна невинная жертва нашего безумия. Несмотря на то что у нее гроша нет за душой, она собрала свои вещи и сбежала. Или же и Берта тоже обманывала меня? – Она резко повернулась к нему и вопросительно посмотрела на него. – Ты знаешь? Скажи!

– Так ты желаешь знать правду? Все время Берта относила герцогу донесения.

– Да, конечно, я же ее и посылала.

– Она относила свои собственные донесения, Сильвия. Она вскинула подбородок.

– Что, черт возьми, ты хочешь сказать? Прекрасная, любимая, преданная Сильвия! Но теперь он не мог ни спасти ее, ни пощадить.

– Берта последнее время плела свои собственные интриги. Она приносила донесения, в которых отражала лживые россказни обо мне, о нас, и передавала их лакею герцога на Шепардс-маркет, а впоследствии и прямо Ивширу. Ей хорошо заплатили.

– Берта? Но почему?

– Я не знаю почему! Вот ты говорила тут про выбор. Ты страстно желаешь стать хозяйкой своей судьбы. Так, может, и Берта хотела того же. Может, ей не нравилось, что на нее не обращают внимания, может, она ревновала. Может, возненавидела меня за то, что я отверг ее той ночью. Может, просто не могла вынести, что ты привязываешься ко мне все сильнее. Я не знаю.

– Нет. – Голос ее надломился. – Ившир ничего не говорил мне.

– Его милость не хотел, чтобы ты знала, что твоя горничная действует за твоей спиной. Он хотел пощадить твои чувства. Как полные идиоты, мы все хотели пощадить твои чувства. Так что мы все лгали тебе: и герцог, и Берта, и я.

Изо всех сил стараясь сохранить достоинство, она села и вытянула ноги вперед.

– Что она говорила герцогу?

– Все, что могло еще больше разжечь его ненависть ко мне. Ее россказни ложились бальзамом на его слух, и он щедро вознаградил ее за них. Под конец Берта сообщила герцогу, что я изнасиловал ее. Вот тогда-то, не находя себе места из-за тревоги за тебя и чувства вины, он нарушил свой собственный кодекс чести и заплатил Тому Хенли, чтобы тот состряпал свои миленькие мятежнические листовки. Ради тебя. Чтобы вырвать тебя из объятий гнусного насильника.

– Как лестно, что привязанность ко мне герцога настолько велика, что он оказался способным на совершенно несвойственный ему поступок! – заверила она. – Я не буду притворяться, что поверила, будто ты изнасиловал Берту. У нее свои причины бояться и недолюбливать мужчин.

– Так же, как и у тебя?

– Да, если хочешь. Но все равно – ты не посоветовался со мной и не принял мои интересы во внимание...

– Я только и делал, что принимал твои интересы во внимание. А посоветоваться я не мог, потому что понятия не имел, как пойдут дела в Ившир-Хаусе. Я знал только одно: что бы ни случилось, герцог защитит тебя.

Она подняла на него глаза.

– Однако случилось вот что: я попыталась убить вас. Теперь я совершенно спокойна, так, может, вы позволите мне покинуть вас, сэр?

– Нет, – ответил он.

Сил у него, похоже, совсем не осталось. Голову его окутывал туман, и даже говорил он с трудом.

– Я в ловушке, – констатировал Дав. – И не могу придумать, как выбраться из нее.

– Если ты станешь утверждать, что и правда доверяешь мне, то почему ты отправился в Ившир-Хаус, не посвятив прежде в свои планы меня, почему меня вывели за скобки? Однако если ты признаешь, что мы не можем доверять друг другу, то что нам, черт возьми, остается? Я-то думала, что влюбилась, даже не просто влюбилась, а безумно влюбилась. Я впервые слепо доверилась мужчине. Я ослабила свою оборону, стала уязвимой. А затем ты использовал меня, как какой-то винтик в своей машине, даже не посвящая в суть своих махинаций, и продолжал при этом твердить и мне и себе, что любишь меня. Он прикрыл глаза.

– Но что мне делать, Сильвия? Как нам воссоздать то, что, как мне казалось, мы нашли с тобой вдвоем?

– Не важно. Мы с тобой не можем доверять друг другу, и не доверяем, и никогда не доверяли. Я агент герцога, и была им всегда. Остаешься ты по-прежнему его врагом или нет, но мне тебе предложить нечего. Позволь мне уйти, Дав. Я и так почти лишилась мужества.

– Нет. – Он встал, подхватил шпагу и положил на скамейку под окном. – Когда ты ела в последний раз?

Она подняла на него недоверчивый взгляд. Веки ее все еще оставались красными.

– Ела?

– Ты же не позавтракала сегодня в пекарне у Мэтью Финча. Я самым галантным образом провожу тебя в столовую. Мы позавтракаем. Ты выслушаешь меня. А потом поступишь так, как тебе угодно.

Она молча посмотрела на него.

– Хорошо, – качнула она головой. – Учитывая, что альтернатива – провести остаток дней здесь взаперти, на привязи, как какая-нибудь коза.

– Козел, – поправил он. – Козел отпущения. Но сначала я должен попросить тебя сменить нелепый, хотя и очаровательный мужской наряд на одно из платьев, присланных для тебя Мег.

– Зачем?

– Затем, что мистера Джорджа Уайта – человека, который не существует и никогда не существовал, но про которого очень удобно сказать, что он бежал во Францию, – действительно придется принести в жертву.

– Так что же будет дальше со мной? – полюбопытствовала Сильвия.

– Джордж исчезает. Сильвия Джорджиана, графиня Монтеврэ, которая, как обещал герцог, будет иметь отныне собственный годовой доход, появляется на сцене, живая, невредимая и ни у кого не вызывающая подозрений, дабы занять подобающее место в лондонском обществе.

– Право! – недоумевала она. – Я слепну от таких блистательных замыслов. Какая жалость, что никто не удосужился посоветоваться со мной, хотя я не настолько глупа, чтобы возражать. К тому же спешу вас уверить, что, какое бы место в лондонском обществе ни вздумалось занять графине Монтеврэ, мистеру Роберту Синклеру Давенби рядом места не найдется.

Он посмотрел на нее. Между ними лежал тот самый ковер, на котором они вместе предавались восторгам страсти.

– А ты не думаешь, что такая потеря окажется для меня непереносимой?

– И для меня тоже, – кивнула она, и в глазах ее сверкнула решимость. – Ты найдешь себе другую любовницу, а мне что же – быть при вас придворным шутом?

– Когда я сегодня утром отправлялся в Ившир-Хаус, я твердо решил, что, если останусь в живых, попрошу тебя стать моей женой. Таким образом, мадам, в шутах-то оказался я. Так что пойдемте, ради Бога, скорее позавтракаем!

Дав ожидал ее, стоя возле камина столовой.

Сильвия пробежалась пальцами по глянцевитой юбке одного из платьев Мег – голубого дневного платья с широким подолом и нижней юбкой светлого шелка, отделанной кружевами. В груди ее бился панический ужас, тот глубокий, отчаянный ужас, который почти неотличим от желания.

Дав также вымылся и переоделся. На его широких плечах сидел теперь его собственный скромный угольно-серый камзол. Как только она встретилась с ним взглядом, томление хлынуло водопадом из ее сердца, и потому она решила держаться с вызовом. В противном случае она пропадет совсем, да и его утянет за собой в пучину.

– Когда я вижу тебя в таком наряде, – признался он, – у меня дух захватывает.

– То же могу сказать и о себе. В корсете, да еще в расстроенных чувствах, свободно дышать не так-то просто.