Текст книги "Грешный любовник"

– Надеюсь, не ради дальнейшего уничтожения моего личного имущества.

За открытыми просторами Сент-Джеймсского парка луна заливала опаловым светом Букингемский дворец. Дымки вились над его печными трубами и сливались с редеющим туманом. Обрывки плясовой мелодии доносились от прямоугольного пруда, который разрезал парк посередине. На другой стороне ледяного прямоугольника, под сенью нескольких деревьев, располагались импровизированные шатры. Рядом стояли, опустив головы, привязанные пони. Конское дыхание таяло маленькими облачками пара. Какие-то люди плясали возле входа в шатры. Другие стояли кучкой у поваленного ствола дерева, наяривая на своих скрипках.

– Что ж, всегда кто-нибудь на скрипке играет, когда огонь пылает, – заметила «Джордж».

Все мужчины и мальчики скользили взад и вперед по замерзшей поверхности канала. Один юноша вдруг упал на спину во весь рост. Другой свалился, пытаясь объехать своего поверженного товарища. Приблудный пес выбежал на лед, чуть не налетел на упавших и, скользя лапами, врезался в сугроб на краю пруда. Пес благополучно выбрался из сугроба и, вскочив на ноги, стал отряхиваться, так что снег летел с его шкуры во все стороны, а потом залаял.

Дав погнал Абдиэля, взяв курс прямехонько на кавардак.

– Разве мы не едем домой? – спросила «Джордж».

– Нет, сэр, мы сейчас нанесем визит одному цыгану, который чертовски любит соваться не в свое дело.

– А, – отозвалась она и прижалась щекой к его плечу. – Значит, цыгану? А я-то думал, там Нерон костры жжет.

Он засмеялся и остановил Абдиэля возле дерева.

– Нет. Костры жжет Таннер Бринк. Ты в Лондоне, а не в Риме. Слезай-ка.

Она разомкнула руки и подняла голову. Он схватил ее за руку и спустил на снег.

– Что ж, – проговорила она. – Абдиэль все-таки не встал на дыбы.

– В отличие от вас, сэр, я умею управлять лошадью.

– И собой управлять вы тоже умеете? И, зардевшись ярким румянцем, как если бы немедленно пожалела о сказанном, она отошла прочь.

Дав спрыгнул на землю. Он провел ладонью по шее Абдиэля, затем коснулся пальцами нежной морды. Лошадь ласково дохнула ему в ладонь. «Джордж» подошла к костру и, протянув руки, стала греться возле него. Она казалась такой же хрупкой, как иней на ветке дерева.

– Скоро еще похолодает, – раздался голос Таннера Бринка.

– А, мистер Бринк! Мне давно известно, что вы не имеете привычки объяснять свои поступки, с тех самых пор как впервые явились некоему мальчишке, заблудившемуся на вересковых склонах горы Лонскэйл-Фел. Поэтому можете отправляться к дьяволу, сэр!

– Вы и парнишкой уже подавали большие надежды, и выбрались бы тогда сами, даже если б я и не очутился поблизости. – Цыган засмеялся и прислонился плечом к стволу дерева. – Вы хотите узнать, почему я отвел вашего секретаря в Сент-Джонс?

– Наверно, на вас нашел вдруг такой стих? Я вам плачу вовсе не за то, чтобы вы развлекались, вмешиваясь в мою личную жизнь, мистер Бринк.

Таннер ухмыльнулся.

– Нет, мы же старые друзья, вы и я. Вы платите мне за информацию. Зачем же задаваться ненужными вопросами о способах, которыми я ее добываю?

– Порой я задаюсь вопросом, в здравом ли я уме, если решаюсь вообще иметь дело с вами, сэр, но продолжайте же. Взгляд цыгана обратился к кострам. У одного из них виднелась фигурка молодого человека, греющего тонкие ладони у огня.

– Неплохой способ для юношей скоротать холодную ночь, – заметил Таннер. – И ни одной юбки поблизости.

– Хотя проститутки, может, и залавливают клиентов на окраинах парка, но дамы, как правило, не выходят ночью, чтоб повеселиться на льду вместе с лондонским сбродом.

Таннер Бринк потер свой нос.

– Так что перед нами загадка.

Дав ждал. «Джордж» смотрела на конькобежцев, заложив руки за спину, и в линии ее плеч, четко видимой на фоне снега, чувствовался вызов.

– Мистер Джордж Уайт – женщина, – сообщил Таннер Бринк.

Дав потянулся к своему кошельку. Во рту у него пересохло. К великой своей досаде, он чувствовал, что сердце его забилось так сильно, что какой-то момент он не мог найти пальцами собственный кошелек.

– Как вы выяснили? Цыган пожал плечами.

– Какая разница? Я знаю о ней все. Она заблудилась.

– Заблудилась?

– У меня родичи повсюду. Во Франции. В Англии. В Италии. Нам безразлично, в какой стране жить. Мы можем разузнать все, что вы пожелаете узнать. Она не опасна. Она заблудилась. Так что перед нами загадка.

– А я думал, вы, цыгане, любите загадки.

– И вы еще считаете нас хитрым народом, сэр? Загадка-то не в том, почему женщина притворяется мужчиной. Загадка в том, почему один мужчина, который так любит женщин, до сих пор не разоблачил ее обмана...

– Вот уж эту-то загадку предоставьте разгадывать мне, мистер Бринк.

Цыган сунул в карман заработанное, засмеялся и сыграл несколько тактов знакомой песенки «Увы, любимый, отчего отвергнул ты мою любовь...».

– Она заблудилась, – снова повторил Таннер Бринк. – Вы думаете, мы, цыгане, не любим разгадывать загадки? Да мы, можно сказать, родились в лабиринте! – Тут в руке его появилась монетка, как казалось, прямо из воздуха, и немедленно пропала снова. – Желаете узнать историю ее жизни? Вот вам история ее жизни...

Она достаточно незамысловатая, и слова цыгана полностью подтверждали рассказ «Джорджа»: бегство из Франции, путешествие в Англию на судне контрабандистов, которые ее и ограбили, случайная встреча с леди Шарлоттой в какой-то гостинице.

Детство, проведенное в Италии, за которым последовал, после того как она осталась сиротой, поспешный брак с каким-то малопримечательным юристом, вскоре оставившим ее вдовой без копейки денег. С изрядным мужеством она бралась за все, что удавалось получить. Она работала гувернанткой, а не секретарем, компаньонкой путешествующей дамы, а не курьером. Она даже ненадолго сумела возродить антикварную лавку своих родителей. Довольно суровое прошлое, жизнь без особых преимуществ на обочине большого света.

– На кого она работает сейчас, мистер Бринк? – спросил Дав.

Тень неуверенности пробежала по смуглому лицу, впрочем, возможно, ему просто показалось. Он пожал плечами.

– Ни на кого, только на вас, – ответил цыган. – Перед нами загадка, и отгадать ее нетрудно: во время войны, которая только-только заканчивается, ей безопаснее путешествовать, переодевшись мальчиком.

– Так почему же ваш пони сбросил ее как раз возле Сент-Джонса?

– Просто маленькая шутка. – Таннер подмигнул ему. – Отчего не пошутить? Ведь что так, что эдак, она все равно уже заблудилась.

Заблудилась. Она сама себя загнала в ловушку со своим маскарадом и, вне всякого сомнения, боялась, что он сделает с ней что-нибудь, если раскроет ее обман. Он улыбнулся.

А прочие странности ее поведения? Кто знает? Но не обнаружилось никаких свидетельств, что она движима мотивом личной мести или же вообще представляет собой опасность. Никаких свидетельств. Только темное, неясное подозрение, да еще чутье, которое еще ни разу не подводило его прежде.

– Позаботьтесь-ка об Абдиэле, мистер Бринк, – попросил Дав. – Юная леди сейчас познает еще одну чисто мужскую радость.

Глава 7

Заскрипел снег. Сильвия подняла глаза. Дав направлялся к ней, держа в одной руке какие-то кожаные ремешки с железками и деревяшками. Свет от костра скользнул по его лицу, так что глубокие тени залегли в складках. Сердце ее упало, словно ринувшийся на добычу коршун.

– Садись, – указал он ей на поваленное дерево.

Она сунула обе руки в карманы с таким видом, словно руки ее никогда и не касались его тела.

– Зачем? Новый способ взыскать с меня что-то в счет уплаты моего ужасного долга?

Он начал расстегивать пряжки. Металл звякал в его руках.

– Боже мой, нет! Исключительно для отдохновения. Я только что заплатил Таннеру Бринку небольшое состояние за прокат. Ну же, сэр, присядьте, иначе их невозможно прикрепить.

– На мой взгляд, ваши штуки выглядят как орудие пытки.

Он поднял на нее глаза и улыбнулся.

– Кататься-то на коньках ты умеешь?

– Нет, не очень-то. – Она засмеялась и села. – Совсем не умею!

– Чем же ты, черт возьми, занимался в детстве, а? Все мальчишки катаются на коньках – пусть даже на деревяшках, прикрепленных к башмакам.

– Но не я. В Италии, где я вырос, плоховато со льдом.

– Слабая отговорка. Всякий молодой человек у меня на службе должен уметь пристойным образом передвигаться на коньках по замерзшему пруду.

Он опустился на одно колено и схватил ее левую туфлю. Сильвия стала смотреть на его склоненную голову. Он поставил ее ногу себе на колено, а пальцы его обхватили ее щиколотку. Она закусила губу, чтобы он не заметил проявления ее чувственности.

«Но я ведь не молодой человек. Я женщина. Я знаю, что такое желание и что такое быть желанной. Право, сэр, я в отчаянии от того, что столь сильно желаю вас...»

– Но вам-то зачем возиться со мной, сэр? Если по вашему настоянию я все же должен отважиться выйти на лед, то уж, верно, сам смогу как-нибудь эти штуки нацепить.

– Но ты же, будучи юношей, возросшим в теплице, не знаешь, как их следует цеплять. Ты все перепутаешь самым безобразным образом и сломаешь ногу на льду.

Самым что ни на есть будничным и безличным образом он стал прилаживать к ее подошве конек. Волна чувственного восторга захлестнула ее. Ах, только бы он не отпускал руку! Самое легкое прикосновение его пальцев оставляло след, подобный ожогу.

– Вы думаете, я могу сломать только одну ногу? Он возился с ремешками и пряжками.

– Право, сэр! От секретаря с двумя сломанными ногами не будет уж совсем никакой пользы.

– Может, я всего-навсего сломаю запястье. – Она отчаянно цеплялась за шершавую кору, в которую упиралась ладонями. – Или два запястья?

– Только попробуй – я тебя так вздую! Хорошим крепким прутом. Разложу на письменном столе у себя в кабинете и вздую.

Румянец ее стал багровым, хотя она и понимала, что он шутит.

– Я вам не английский школьник!

– Ну конечно, нет. Английский школьник умел бы кататься на коньках.

Действуя ловко и умело, он застегнул все пряжки и ремешки и вставил маленький штырек в каблук ее туфли. Один конек прилажен. Он бесцеремонно сбросил ее ногу на снег.

– Пожалуйте вторую ногу, сэр, – сказал он. Сильвия протянула правую ногу, стараясь, чтобы он не заметил, как неровно она дышит, как жжет ее пламя чувственности. Он проворно приладил второй конек, затем уселся рядом с ней.

Она терла свои лодыжки, пытаясь изгнать из них воспоминание о его прикосновениях, а он между тем пристегнул коньки и себе, быстро и умело. Затем встал.

– Ну вот, – произнес он. – Теперь – на лед!

Жар собрался у нее где-то под ложечкой. Ее глаза видели его одного. Если б она только протянула руку, то могла бы коснуться его руки, прочувствовать манящую крепость его пальцев.

Дав шагнул один на замерзшую поверхность канала. И сразу же оказался далеко. Он легко скользил по льду, отталкиваясь поочередно то одной, то другой ногой. Приблудный пес сразу же кинулся вслед за ним. Сильвия смотрела на мужчину и собаку. Тоска сжимала ее сердце. Если бы она не согласилась на затею с переодеванием в мужское платье, если бы она просто завлекла его, как ей случалось завлекать мужчин в Париже, в Вене...

Однако впервые в жизни она бы не смогла соблазнить мужчину бесчестно.

Дав наклонился зачерпнуть рукой снега. Когда пес заскользил возле самых его ног и принялся тявкать, он слепил снежок и бросил в него. Пес умчался. Дав развернулся, сделав маленький круг, и, наклоняясь вперед, покатил обратно. Пес же исчез в тумане на дальнем конце канала.

– Как, сэр? – воскликнул он. – Вы даже еще и не попытались встать?

– Я все думаю о вашей обещанной взбучке, сэр, – ответила она. – По-моему, не стоит мне рисковать. Что, если я сломаю обе ноги и оба запястья?

– Тогда я скормлю никчемный обрубок, в который ты превратишься, вот этой дворняге. Пошли! – Он подставил ей руку. – Цепляйся за мой рукав.

Четверо мужчин постарше прокатили мимо. Мужчины ехали парами, держась под руки, как участники церковной процессии. На дальнем конце канала мальчишки, уцепившись за фалды курточек друг друга, катили, визжа от радости, неровной цепью.

– Никого рядом нет, и некому стать свидетелем твоего унижения, – сообщил Дав. – И если ты даже не попробуешь, я все равно тебя выпорю.

Она схватилась за его рукав и встала. Пользуясь его поддержкой, она сумела выйти на лед.

– А что, если я свалюсь и ничего себе не сломаю?

– Пять ударов розгой по мягкому месту за каждое падение, мистер Уайт, – прогремел Дав. – Нагну на свой стол как школяра, фалды на уши, штаны...

Ее ноги вдруг выскользнули из-под нее. Она отчаянно вцепилась в его камзол, но рука его уже лежала на ее спине и поддерживала.

– Если ты умеешь ходить, то умеешь и кататься на коньках, – проговорил он. – Вот так: сначала одной ногой, затем другой.

Сильвия попыталась двигаться как он, повторяя движение за движением. Дав катил себе и катил вперед, надежно держа ее рядом, и наконец она поняла, как держать равновесие. Раз... два. Раз... два.

– А все же не удастся вам, – заговорила она, задыхаясь, – меня выпороть. Ведь я никак не могу свалиться, когда вы меня так поддерживаете, верно?

Он взглянул на нее сверху вниз.

– Посмотрим, посмотрим. Готов совершить небольшой поворот? Направо, например?

Ноги ее стали отчаянно расползаться, когда он начал поворачивать ее по небольшой дуге. Коньки заносило, ноги не слушались, но он поддерживал ее, пока она снова не почувствовала себя твердо на льду.

– Вот сейчас вы едва не получили свой шанс, – вымолвила она.

– Какой шанс?

– Испробовать вашу розгу на моем заду. Его губы придвинулись к самому ее уху:

– Увы, ни разу в жизни я не порол слуг. Зачем же начинать сейчас? Давайте же кататься, сэр, как два послушных пони в упряжке.

Перед ними расстилался серый лед, исчерченный белыми следами коньков, похожими на детские-каракули. Деревья высились безмолвными группами. Снег сверкал сквозь светящийся туман, словно припорошенный крошечными бриллиантами. Мягкое, медлительное скольжение сквозь морозную ночь таило в себе захватывающее очарование.

Она теперь спокойно относилась к тому, что рука Дава обнимает ее за талию, а ее собственная ладонь сжимает запястье его другой руки. Кровь теплым веселым потоком бежала по жилам. Бледное сияние лунного света делало воздух опьяняющим.

– Тут все так... сказочно, будто удалось заглянуть одним глазком в таинственную страну фей, – заметила она.

– То есть туда, куда мы, бедные смертные, попадаем обычно в заколдованном состоянии? – На морозном воздухе щеки его раскраснелись, глаза казались бездонными.

– Я-то точно нахожусь под действием какого-то волшебства, – заверила она, – иначе бы я растянулся на льду давным-давно.

– Нет, у тебя природный дар, – похвалил Дав. Как ни смешно, но ей стало приятно от его слов.

– Я тут ни при чем. Получается только потому, что вы очень облегчаете мне задачу.

– Чепуха, – ответил он. – Ты тут при всем. Смотри сам! Тоска сжала ее сердце, когда рука его соскользнула с ее талии, но, не нарушая ритма движения и не отпуская ее ни на мгновение, рука спустилась по ее рукаву и крепко взяла за руку, ладонь к ладони.

– Что до меня, – продолжал он, – мои мотивы абсолютно эгоистичные: никогда в жизни я еще не испытывал такого веселья!

Так и сияя от радостного возбуждения, он завернул ее по еще одной небольшой дуге. Сильвия благополучно въехала в поворот, чувствуя тепло его ладони в своей руке, пальцы которой надежно переплетались с его пальцами.

«Никогда в жизни я еще не испытывал такого веселья!» И она тоже! Самое настоящее счастье рвалось из ее души. И радость ее была чистой радостью ребенка.

– Главное здесь – равновесие, как в танцах, – объяснял он.

– Не одно только равновесие, еще гармония...

Неожиданно раздался громкий лай. Бродячий пес выскочил из тумана. И клубком снега, шерсти и виляющего хвоста полетел прямехонько на них. Дав попытался откатить Сильвию в сторону, но пес уже находился в прыжке. Сильвия неловко пыталась совладать с разъезжающимися ногами. Но когда собачье тело со всей силы ударило ее под колени, пальцы Дава выскользнули из ее руки.

Она качнулась слишком сильно назад, а затем, взмахнув руками, повалилась вперед, носом в сугроб, окаймлявший канал.

Она только успела мельком увидеть лицо Дава, сиявшее нескрываемым весельем, как пес кинулся в ноги и ему. Коньки выскользнули из-под него, он крутанулся, широко раскинув руки, и упал на спину, приземлившись в сугроб рядом с Сильвией. Пес же, словно испугавшись, что сумел поднять такую кутерьму, с лаем умчался прочь.

– Ты все-таки упал, просто вверх тормашками полетел, – смеялся Дав. – Придется мне все-таки тебя выдрать.

Она приподнялась на локте.

– Так ведь и вы упали тоже!

Дав перевернулся на спину и так лежал рядом с ней, ухмыляясь во весь рот, безмятежный, довольный, веселый, и поглядывал на нее снизу вверх.

– Это не считается.

– Почему же?

– Потому что я здесь устанавливаю правила, сэр. Ты что-то начал говорить?

– Я что-то начал говорить? – спросила она. – Когда?

– Как раз перед тем, как пес сбил нас с ног, ты начал говорить что-то. Кажется, о гармонии?

– Да? Боже! Я забыл!

Сожаление тенью прошло по его лицу, но тут же он снова зашелся хохотом.

Сильвия смотрела на него. В горле у нее стоял ком. Она имела в своей жизни много любовников. И почему близкие отношения всегда заставляют мужчин и женщин держаться настороженно, провоцируя их манипулировать друг другом? Почемустакой неизбежностью они, проснувшись утром, всегда понимают, что, в сущности, спали с незнакомым человеком? Никогда бы Дав не взял такого беззаботного, открытого, товарищеского тона, имея дело с любовницей, так как отношения с существом другого пола неизбежно налагают некоторые ограничения.

Однако если бы она предстала перед ним женщиной, она бы уже познала запах, гладкость, блистательность его тела. Она неловко поднялась на ноги и принялась стряхивать снег с рук и ног. Дав лежал и смотрел на снежинки, летевшие с ее одежды. Скрытность вновь набежала на нее как туча. И слова, которые он уже решил произнести, замерли у него на губах и остались невысказанными.

«Я знаю, мадам, я знаю вашу смехотворную и очаровательную тайну. Неужели вы не понимаете, что я давно соблазняю вас по мере моих скромных сил? Почему бы вам не признаться, что вы женщина, и не порадоваться преимуществам, которые это сулит?»

Но момент упущен.

– Ну, все цело, – констатировала она с наигранной мальчишеской бравадой. – Руки, ноги, все на месте.

Она сделала, покачиваясь, несколько шагов и внезапно села снова.

Дав перекатился, зачерпнул целую охапку снега и вывалил ей на голову.

– Великолепно, – усмехнулся он. – Итак, ты умеешь кататься по льду на четвереньках. Давай наперегонки?

Ее смех и вопли полетели ему вдогонку.

Таннера Бринка у костров уже не было. Какой-то цыганенок держал Абдиэля под уздцы. Дав снял коньки, сунул мальчишке монету и запрыгнул в седло. Через несколько минут он уже перемахнул на другую сторону канала. «Джордж» шла навстречу ему по снегу, коньки ее болтались в руке.

Несмотря на мужскую одежду, она выглядела прелестно: губы пылали, глаза сияли. Она остановилась и улыбнулась ему.

– Я гораздо тверже стою на ногах без ваших легкомысленных железок, – вымолвила она, – хоть и не привыкла ходить в мокрых чулках.

– Ну тогда поехали домой и высушим их. Оставь коньки здесь. Я уже заплатил мальчишке, который придет и заберет их.

Он протянул ей руку. Она поколебалась только секунду, затем бросила на снег клубок ремешков и железяк и вложила свою ладонь в его. Он забросил ее на круп за собой. Желание побежало по жилам Дава жарко и сладостно.

Он ссадил ее без особых церемоний прямо в слякоть, заливавшую булыжники двора. Сонная и взъерошенная, она еле стояла на ногах. Парик и шляпа чуть съехали набок, а губы припухли, как если бы он только что поцеловал ее.

Нервы его звенели. Кровь в жилах пела на разные голоса, выдавая горячечные арпеджио. Дьявол все побери, как же ему хотелось поцеловать ее! Она ухмыльнулась, как мальчишка, отмочила какую-то глупую шутку и пошла в дом.

Абдиэль нервно бил копытом. Не так уж еще поздно, и вполне можно разбудить конюха, но Дав сам ввел своего коня в стойло. Тихо насвистывая, снял с жеребца седло и уздечку и принялся чистить его. Несмотря на нагловатый, ехидный тон, которого она держалась, глаза ее ясно говорили, что она тянется к нему и сердцем, и телом, и душой.

Точно так же, как и он.

Таннер Бринк раскрыл все безобидные секреты ее прошлого. Она ни в чем не повинна и ничего не знает. Если не считать того, что «Джордж» скрывает свой пол, она сама невинность. Или самый хитрый противник из всех когда-либо противостоявших ему, хитрый настолько, что сумел одурачить или склонить на свою сторону цыгана. Женщина, ставшая его секретарем, являла собой очаровательнейшую из проблем.

И она хотела его так же сильно, как и он ее.

Дав, оставив Абдиэля, в задумчивости поднимался по лестнице. Чего он обыкновенно ожидал от женщин? Восхищения, ухаживаний, легкого флирта, но всегда и возможности благополучно вернуться в постель Мег, чтобы, как Абдиэль, наконец спокойно расслабиться в своем стойле?..

Он остановился возле двери своей спальни. Положив руку на щеколду, он задумался, впустила бы она его к себе в комнату, если бы он постучал.

Не искушая судьбу, он открыл свою дверь и встал как вкопанный. Пламя одинокой свечи высвечивало обнаженное женское плечо, многообещающую улыбку, пряди распущенных женских волос.

Женщина лежала в его постели, поджидая его, обнаженная.

Он почувствовал стеснение в паху. Кровь вскипела в его жилах. Однако гнев его вспыхнул еще быстрее, и голосом, резким, как удар хлыста, он рявкнул:

– Что за бес в тебя вселился, что ты такие штуки выделываешь, а?!

Герцог Ившир задумчиво смотрел на огонь, сведя ладони перед собой. Шитье его шлафрока поблескивало. Сильвия изрядно продрогла, так как ей пришлось проторчать какое-то время на балконе его спальни, осторожно постукивая в стекло камешком. И хотя она подняла герцога с постели, сейчас, в кабинете, куда он провел ее, он выглядел безупречно, складки шлафрока лежали идеально ровно, а ночной колпак аккуратно обрамлял его длинное лицо.

– Не могу выразить, какое облегчение я испытала, когда поняла, что застала вас одного, ваша милость, – проговорила она.

– Облегчение для вас не является тем же для меня, человека менее целомудренного, – ответил герцог довольно сухо. – Всякий мужчина предпочитает, чтобы кто-нибудь делил с ним постель.

Она засмеялась, подбросила угля на решетку, помешала кочергой, чтобы разгоралось.

– Какими ловкими мне теперь кажутся мои руки! – Она растопырила пальцы. – Кто бы мог подумать, что не так давно их пальцы украшались кольцами – пусть даже и с поддельными камешками?

– Надеюсь, Давенби такая мысль в голову не придет. – Ившир откинулся в своем кресле. – Вы подвергаете себя слишком большому риску, являясь ко мне. Его шпионы...

Сильвия бросила взгляд на часы, стоявшие на каминной полке.

– Посреди ночи-то? Боже! Да никто и не подозревает, что я вышла из дома.

– А ваш хозяин?

– Он давным-давно в своей постели – один, как и вы. Похоже, самые завидные лондонские холостяки спят в одиночестве гораздо чаще, чем можно предполагать. Он возил меня кататься на коньках в Сент-Джеймсский парк. Никогда в жизни я не получала большего удовольствия. И, возможно, он какое-то мгновение веселился не меньше меня. Мы резвились на замерзшем канале вместе с несколькими другими непоседливыми молодыми людьми и одним перевозбужденным псом. Пока он чистил свою лошадь, я выбралась из дома через крышу.

– Через крышу?

Откровенно бравируя, Сильвия прислонилась плечом к облицовке камина.

– Да. Веселое занятие. Пока я не ввязалась в затеянную вами историю с переодеванием, я даже не подозревала, как много я упустила из-за того, что девочка. Известно ли вам, что мальчишки имеют обыкновение бегать, и визжать, и кататься на льду как совершеннейшие идиоты? Ну разумеется, известно. Вы же сами были когда-то мальчишкой!

– Будучи старшим сыном герцога, я наслаждался свободой не совсем в том объеме, что слоняющиеся по улицам сорванцы...

– Но я-то вышивала по канве, ваша милость. По канве! Он засмеялся.

– Вы сумели научиться и другим вещам. Она усмехнулась.

– Да, но не кататься на коньках и не лазать по крышам.

– Это не игра, Сильвия. – Герцог сжал рукой свой подбородок. – Я получаю твои донесения, как мы и договорились. Ты не должна являться сюда лично – через крышу ли, другим ли каким путем.

– Да. Я пришла сообщить вам, что для меня миссия закончена.

Он пронзил ее взглядом.

– Что? Ты думаешь, он заподозрил тебя?

– Нет! Если он пошлет своих агентов на континент, то узнает только о безупречном и обыкновенном прошломДжорджа Уайта, весьма заурядного молодого человека. Даже если б он и открыл, что я женщина, его шпионы не смогли бы узнать ничего.

– Тогда почему?

Она оттолкнулась от камина и принялась расхаживать по комнате.

– Вы знали меня еще в Вене. Знали меня и раньше, в Париже, когда я все еще была замужем за графом Монтеврэ...

– Вы самое прелестное создание из всех, кого мне доводилось видеть, – заметил герцог.

– И потому вы оказались тут как тут, чтобы подобрать обломки кораблекрушения после смерти Монтеврэ. Я вам благодарна. Я благодарна, что вы предоставили мне возможность зарабатывать себе на жизнь, не выходя снова замуж.

Тиканье часов казалось очень отчетливым в наступившей тишине.

– Я не мог жениться на тебе... Сильвия улыбнулась.

– Чтобы человек, который должен стать герцогом, и вдруг женился на разоренной, безвестной вдове без гроша в кармане? Нет, конечно, вы не могли жениться. С трудом могу себе представить, как вы вообще могли всерьез о таком думать.

– Я думал, – оповестил он, – когда впервые увидел тебя.

– Только потому, что вам незадолго до того разбила сердце какая-то дама здесь, в Англии. Боже, муж имеет полную власть над телом своей жены, над ее личностью, ее деньгами и ее детьми. Вы вернули мне возможность называть мою жизнь моей собственной. Я бы и не согласилась ни на что другое.

– Тогда зачем же бросать миссию на полдороге?

– Потому что за все прошедшие с того времени годы я только изредка имела возможность проявить такие простые качества, как заботливость и великодушие, и никогда не могла наслаждаться ни настоящей дружбой, ни подлинной страстью. Однако я так увлекалась самой игрой, что почти ничего не замечала. А сейчас заметила.

– Почему ты вдруг сейчас решила, что тебе необходимо нечто большее?

– Не знаю. Знаю только, что вы натравили меня на человека, который по-настоящему знает толк в таких вещах...

У него побелели костяшки пальцев. Кресло с грохотом повалилось назад, и Ившир вскочил на ноги.

– Давенби?!

Она поспешила высказаться:

– Я не верю, что Давенби убил вашего брата. А даже если и убил по какой-то несчастной случайности, я не верю, что он намеренно разорил его. У Дава есть тайны, верно. У кого же нет тайн? И он определенно именно таков, каким вы описали его во всех остальных отношениях. За исключением одного: теперь, прожив с ним под одной крышей некоторое время, я не верю, что он – воплощенное зло.

– Он и тебя обморочил! – прошипел он наконец.

– Вы ошибаетесь, ваша милость.

Ившир схватил часы с каминной полки и швырнул их об пол. Стекло разбилось, и позолоченные стрелки рассыпались по ковру. Он круто обернулся к ней.

– Я не ошибаюсь! Господи, спаси и сохрани нас! Неужели ты и вправду думала, что дьявол покажется тебе чернее при более близком с ним знакомстве?

На ребре ладони, сжатой в кулак, алел порез. Не решившись заговорить, Сильвия только молча протянула свой носовой платок. Герцог взял платок и обернул им пораненную руку.

– Напротив, мадам, в том-то и заключается опасность авантюры, что дьявол покажется вам столь соблазнительным, что вы влюбитесь в него и станете клясться всеми святыми, что он сущий архангел. Я предупреждал вас!

Сильвия упрямо не отводила взгляд от его лица, хотя ее и потрясла до глубины души сила его ненависти.

– Я не влюблена. Но если даже и так, разве всякий его добрый поступок все равно свидетельствует о развращенности?..

Герцог подошел к своему столу. Со щелчком отпер ящик стола.

– Боже мой! У меня довольно доказательств, если ты желаешь доказательств, Сильвия. – Он стал вынимать связку за связкой бумаги. Он набросал целую груду, а затем вернулся к камину и уставился на погубленные часы. – Ты ведь знаешь его почерк?

– Да, конечно.

– Тогда прочти документы. – Подбородок герцога дернулся словно от боли. – Да, прочтите их, мадам! А потом уж говорите, что я ошибаюсь!

Она села за письменный стол и принялась читать, заставляя себя вникать в смысл ужасных слов, вероломных предложений. Документы жгли ей руки. Письма к брату Ившира, лорду Эдварду Вейну, в которых обещались несказанные богатства. Весьма запутанный план нового предприятия, связанного с торговлей русской пушниной!

Страница за страницей обличающих документов.

И все, несомненно, написаны почерком Дава.

Те самые густые черные чернила, которыми писались душераздирающие послания к Мег, колонки цифр в гроссбухах, говорившие о силе и очаровании писавшего. Его обещания представляли собой всего лишь хитросплетения фальсифицированных капиталовложений, гарантирующих разорение. И каждый этап тщательно, злонамеренно и с большой изобретательностью спланирован. На глазах у лорда Эдварда его грандиозное богатство растаяло без следа.

Дав использовал весь свой блестящий ум для того, чтобы разорить младшего брата Ившира и самому выйти сухим из воды. Ее одолела страшная слабость, как если бы она надышалась каких-то ядовитых испарений.

– Но почему? – Голос ее сорвался. – Почему он так сделал?

– Ревность, зависть, благосклонность дамы, которой добивались оба, – кто знает? Давенби – никто, человек без роду без племени. Мой брат был светочем лондонского общества. Однажды Эдвард сказал мне, что никогда в жизни он не встречал такого обаятельного человека, как Давенби...

– Обаятельного? – По спине у нее пробежала дрожь. – Да в него влюбляются с первого взгляда!

Герцог поднял циферблат.

– Боже! Что за нелепый спектакль я разыграл! Разбил мой любимый хронометр!

– По-моему, нам обоим не помешало бы выпить.

К ее изумлению, Ившир сам подошел к буфету и налил бренди в два стакана. Один стакан он вложил ей в руку, содержимое же другого тут же выпил.

– Я жалею, что пришлось показать тебе документы. Я хотел, чтобы ты поверила мне на слово. Глупо с моей стороны.

– Вовсе нет. После стольких лет совместной работы глупо сомневаться в ваших словах. Герцог принялся широкими шагами мерить ковер.

– Роберт Давенби явился в Лондон как комета, и Эдварду показалось, что в нем таятся громадные возможности. Он говорил о нем так, словно Давенби затмевал звезды.