Текст книги "600 школьных сочинений"

Эпическое повествование в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» часто прерывается взволнованными монологами автора – лирическими отступлениями, в которых он восторгается бескрайними полями и степями своей родины, деревнями и селами, бесконечными дорогами и бойкими тройками.

«Русь, Русь! …Какая же непостижимая, тайная сила влечет к тебе? Почему слышится и раздается немолчно в ушах твоя тоскливая, несущаяся по всех длине и ширине твоей, от моря до моря, песня? Что зовет, и рыдает, и хватает за сердце?» Этой силой была искренняя любовь к Родине и народу, а вместе с тем и ощущение их грядущего величия.

Звала и хватала русская песня за сердце великого художника, потому что в ней слышались не только тоска, но и «живой и бойкий русский ум». Бедной и отсталой была Россия, но Гоголь мечтал о другой, перед которой, «косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».

Писатель верил в будущее России, в творческие силы народа. Об этом говорят его проникновенные слова: «Здесь ли, тебе ли родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца? Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему».

Не раз возникает в повествовании тема дороги, которая органически связывается писателем с темой России, с раздумьями автора о своем труде и призвании, с сожаленьями, надеждами.

Дорога, пробудившая творческие силы Гоголя, была психологической потребностью художника, давая ему необходимые впечатления, настраивая на высокопоэтический лад: «Какое странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове дорога!» Образ дороги был тесно связан с общей идеей поэмы, служил символом движения, стремления вперед по пути нравственного совершенствования.

Обращение к Руси было выражением сильнейшего, действенного патриотизма Гоголя. Но с особой поэтической силой и выразительностью образ родины возникает к конце первого тома, в знаменитом лирическом уподоблении России «птице-тройке», несущейся навстречу вольной, счастливой жизни.

Финал поэмы преисполнен глубокого смысла и символического значения: «птица-тройка» воплощает собой могучие, неисчерпаемые силы России, олицетворяет сущность русского национального характера.

Правда, идеал будущего для писателя был не совсем ясен, поэтому образ «птицы-тройки» романтически определял мечту Гоголя об этой жизни.

Писатель не знает, куда несется Русь-тройка. И поэтому в эпическое повествование, в подробный рассказ о России «мертвых душ» вливается романтическая струя.

Это и тоска по идеалу, и состояние творческого вдохновения, и восторженное созерцание природы, и влюбленность в прекрасное, и грустные, наполненные лиризмом воспоминания о прошедшей юности: «Прежде, давно, в лета моей юности, в лета невозвратно мелькнувшего моего детства, мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту…» Воспоминания грустны потому, что Гоголь любил юность, энергичную и кипучую, но она уже минула.

От нее остался тот оптимизм, который ощущаешь, читая творения писателя.

Но вдумчивый читатель наверняка поймет, что заключительный эпизод первого тома «Мертвых душ» несет в себе яркую картину возможного будущего России. «Птица-тройка», запряженная Чичиковым, несется по дорогам, олицетворяя новый этап на пути развития нашей родины.

Можно сказать, что дорога является для России чем-то новым и неизведанным, открывая каждый раз нескончаемый простор для мыслей и чувств.

Действительно, автор делает акцент на том, что дороги в России, конечно, разные, и куда они приведут, до конца неизвестно. Но в этом и таится главный смысл. Только тот, кто будет верить в лучшее, стремиться вперед и не оглядываться назад, обязательно достигнет желаемой цели.

Город, построенный вопреки всем законам природы, по воле одного только человека, город, созданный за небывало короткий срок, словно в сказке, город, ставший воплощением различных человеческих противоречий, символом извечной борьбы благополучия с нищетой, великолепия с уродством – таким Петербург предстает перед нами в произведениях А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, большого числа писателей так называемой натуральной школы. Оценка Петербурга всегда была неоднозначна: ненависть и любовь сплетались воедино. В Петербурге осуществлялись честолюбивые мечты. Но, с другой стороны, здесь приходилось терпеть унижение и нужду; город будто засасывал людей в болото – болото пошлости, глупости, показной роскоши, за который нередко скрывалась крайняя нищета, и центром этого болота, сердцем Петербурга был знаменитый Невский проспект.

Петербург предстает перед читателем не просто как вторая столица, грандиозный мегаполис с великолепными дворцами, прекрасными улицами и Невой, «одетой в гранит», а как оживший великан, обладающий своим лицом, своим характером, своими особенными привычками и капризами.

И люди, в течение дня сотнями проходящие по Невскому проспекту, также являются носителями самых разнообразных характеров. «Создатель! Какие странные характеры встречаются на Невском проспекте!» Но, несмотря на огромное количество народа, проходящего в любое время по проспекту, все же меж ними не создается ощущения общности, целостности. Единственное, что объединяет их, – место встречи, Невский проспект. Как будто «какой-то демон искрошил весь мир на множество разных кусков и все эти куски без смысла, без толку смешал вместе».

И вот из этой людской мешанины встают перед читателем двое: поручик Пирогов и «молодой человек во фраке и плаще» – Пискарев. Первый хорошо ориентируется в современной ему действительности, он прекрасно знаком с «рулеткой» величественного города: риск, вечный риск, и если ты готов пойти на него, то Петербург – жестокий и беспощадный, но в то же время способный помочь осуществлению самых сокровенных, самые безнадежных, самых нелепых мечтаний – станет твоим.

Поручик идет на риск и оказывается в проигрыше, но для него в этом нет ничего необычного, а тем более трагичного. Он без особого труда справляется с охватившим его «гневом и негодованием», причем происходит это не без влияния Невского проспекта. А вот другой персонаж – герой в плаще и фраке – следует примеру своего друга и, так же как он, проигрывает. Однако для него – одинокого и чужого в северной столице – этот проигрыш становится роковым. «Застенчивый, робкий, но в душе своей носивший искры чувства, готовые при случае превратиться в пламя», художник Пискарев доверяет Невскому проспекту всю свою жизнь, в то время как Пирогов, рискуя вроде бы всем, не теряет ничего. Для него это игра, а для Пискарева – жизнь. Тонко чувствующий мир человек не может в один день сделаться черствым и грубым, перестать верить миру, позабыть о разочаровании, которое принес ему знаменитый проспект.

Параллельно ведущийся рассказ о двух героях, противоположных по характеру и судьбе, помогает читателю лучше понять противоречивость самого Невского проспекта. Комичная ситуация, в которую попал поручик Пирогов, противопоставляется трагичности судьбы бедняги Пискарева. Точно так же и комичная пошлость утреннего проспекта сочетается с вечерней, трагической пошлостью, с обманом, ведь «он лжет во всякое время, этот Невский проспект, но более всего тогда, когда ночь сгущенною массою наляжет на него».

Автор пишет: «В самом деле, никогда жалость так сильно не овладевает нами, как при виде красоты, тронутой тлетворным дыханием разврата». Для художника встреча с Невским проспектом, с его обитателями стала причиной краха всех надежд, она буквально опустошила его душу. Не видеть красоты мира – значит, не хотеть жить, а когда красота на твоих глазах превращается ни во что, невольно задаешься вопросом: если это все – мираж и призрак, то что же тогда реально? И реальным остается Невский проспект с его вечной загадкой и вечным обманом.

Хлестаков – не просто лжец; характерной для него чертой, по выражению Н. В. Гоголя, было стремление «сыграть роль чином выше своего собственного». Хлестаков – жалкое, ничего не представляющее собой существо, решившее возвысить себя в глазах окружающих до небывалой высоты. Отсюда вдохновение, с каким пускает он пыль в глаза благоговейно внимающим ему простофилям. И чем больший трепет вызывают его восторженные импровизации (сначала провинциальные чиновники просто любезничают, затем, при упоминании министра, «с робостию встают со своих стульев», постепенно начинают «трястись от страха» и наконец пугаются до такой степени, что не могут вымолвить ни слова), тем сильнее разыгрывается его воображение (от описания заслуг на литературном поприще Хлестаков приходит к упоминанию государя и государственного совета).

Начинает казаться, что Хлестаков сам верит созданной им лжи. А как же иначе? Ведь созданный им миф о жизни блестящего молодого человека, богатого и уважаемого министрами, так соблазнителен, так красив. И если бы не скучная и пошлая действительность, которая нет-нет да и покажет себя из-под сказочно красивой декорации (Хлестаков оговаривается о своей работе переписчиком, о том, что живет он на четвертом этаже, едва ли не на чердаке, о своей кухарке Маврушке и т. д.), то ложь петербургского чиновника-неудачника была бы складной и чуть ли не правдоподобной.

Главная задача Хлестакова – казаться выше того, кем он является в действительности, его цель – скрыть от глаз окружающих представителей городской власти собственную несостоятельность – финансовую и социальную. И ложь становится для него единственным способом выполнения этой задачи. И по реакции городничего и его приятелей на ложь подвыпившего хвастунишки можно судить о том, что цель Хлестакова достигнута практически полностью.

По мнению многих исследователей, именно указанная черта характера Хлестакова (т. е. его стремление придать себе как можно больше веса) делает этот образ нарицательным обозначением всего николаевского режима, отличавшегося стремлением за парадной пышностью скрыть внутреннюю гнилость, продажность, ничтожество (недаром основной характеристикой городничего является его желание придать благообразие утопающему в грязи провинциальному городку – вымести улицу, ведущую к трактиру.

Хлестаков – не просто лжец, он еще и проходимец, наглец (вспомним сцену, в которой он придирается к принесенному в долг обеду). В отличие от Ноздрева, Хлестаков не позволяет себе завираться окончательно, то есть нести явную околесицу. Однако обоих героев-лжецов объединяет невольное высказывание в процессе вранья своих сокровенных желаний.

Ноздрев грезит о сказочных лошадях и псах, тематика его лжи – военно-купеческая; Хлестаков хотел бы видеть себя богатым, уважаемым и наделенным небывалой властью: например, принимающим в халате министров, выписывающим из Парижа чудесные бульоны и супы, одним надменным взглядом уничтожающим целое полчище чиновничьих крыс.

Отсюда вывод: с одной стороны, Хлестакова заставляет быть лжецом современная ему действительность; с другой – осознание собственной ничтожности, пошлости, ненужности, неприкаянности. Он беден, жалок, зависим во всем либо от своего отца, либо от начальства; более того, его одолевают пороки, одним из которых является пристрастие к вину и карточной игре. Что делать такому человеку, как ему скрыть от окружающих свою ничтожность?

Самым легким способом является ложь. К ней и прибегает гоголевский герой, ставший нарицательным образом хвастовства и лживости при крайнем внутреннем ничтожестве.

«Ради Бога, дайте нам русских характеров, нас самих, дайте нам наших плутов, наших чудаков! На сцену их! На смех всем!» – восклицал Гоголь незадолго до создания своей замечательной комедии. И ему одному из первых удалось вывести на страницы отечественной литературы и сцену «плута» и «чудака», осмеяв его с присущей писателю оригинальностью и добродушием.

Для русской литературы весьма характерной является традиция выражать в названии произведения его основную мысль. Название произведения выступает в таком случае не только в презентативном качестве, но и наталкивает читателя на определенное восприятие авторской мысли.

Поэма Н. В. Гоголя «Мертвые души» не является исключением, поскольку ее название выражает основную идею всего произведения, в нем сконцентрирован глубокий смысл, отражающий авторский замысел первого тома поэмы.

Н. В. Гоголь показывает, что Россия находится в кризисе, что души людей окаменели, умерли. Художественный мир «Мертвых душ» разделяется на две части: мир реальный, где главным действующим лицом является Чичиков и уездный бомонд, и идеальный мир лирических отступлений, в котором главный герой – сам Н. В. Гоголь.

Большинство героев, выведенных на страницах поэмы (Манилов, Собакевич, Ноздрев, Коробочка), – типичные представители реального мира. Автор все время подчеркивает черствость и бездушие своих героев. У Собакевича «совсем не было души, или она у него была, но вовсе не там, где следует, а, как у бессмертного Кощея, где-то за горами и закрыта такою толстою скорлупою, что все, что ни ворочалось на дне, не произвело решительно никакого потрясения на поверхности».

В реальном мире поэмы «мертвая» душа – это обычное явление. Душа для этих людей – лишь то, что отличает живого человека от мертвого. Так, после смерти прокурора все догадались о том, что у него «была точно душа», лишь когда от него осталось «одно только бездушное тело».

В идеальном же мире существует лишь живая душа автора-повествователя да истинно живые души русского народа. Так, в одном из лирических отступлений оживают души крестьян, когда Чичиков, читая список умерших, воскрешает их в своем воображении. Эти живые души крестьян-богатырей из идеального мира Гоголь противопоставляет реальным живым крестьянам, совершенно глупым и слабым, как, например, дядя Митяй и дядя Миняй.

Однако и в реальном мире «Мертвых душ» есть два героя, у которых душа еще жива, это – Чичиков и Плюшкин. Их образы разительно отличаются от всех остальных. Недаром Гоголь выделяет в структуре поэмы главу с Плюшкиным, располагая ее ровно посередине. Да и структура самой главы иная: глава начинается и заканчивается лирическими отступлениями, чего ни разу не было при описании других помещиков. Этот художественный прием показывает читателю, что данная глава действительно важна.

Не менее значим и событийный ряд этой главы: когда Чичиков приезжал к другим помещикам, желая приобрести у них мертвые души, «сделки» происходили по одному «сценарию»: Чичиков смотрел дом, потом покупал крестьян, обедал и уезжал. Но у Плюшкина эта однообразная цепочка покупок прерывается. Гоголь разворачивает перед читателем историю жизни Плюшкина, желая показать, как же так получилось, что он дошел до такого состояния, что душа его почти окаменела.

Постепенно, от каждого удара судьбы его душа затвердевала. Но умерла ли его душа до конца? Скорее, нет. Так, при упоминании имени его товарища на лице Плюшкина «скользнул какой-то теплый луч, выразилось не чувство, а какое-то бледное отражение чувства». Описывая внешность Плюшкина, Гоголь упоминает его «живые» глаза. В шестой главе содержится подробное описание сада Плюшкина, заросшего, запущенного, но все-таки живого. Сад – это своеобразная метафора души Плюшкина. И после отъезда Чичикова только один Плюшкин произносит обличительный монолог.

Вторым героем реального мира, имеющим живую душу, является Чичиков. Имя Чичикова – Павел, а это, если вспомнить, имя апостола, пережившего душевный переворот. Так и Чичиков во втором томе поэмы должен был бы стать духовным «апостолом» и возрождать «мертвые» души людей, наставляя их на путь истинный. И уже в первом томе на это есть намек, поскольку Гоголь вкладывает в уста Чичикова монолог-размышление о «былых богатырях» и тем самым как бы возвращает этих крестьян к жизни.

Полной противоположностью этого реального мира является идеальный мир «Мертвых душ», который предстает перед читателями в лирических отступлениях и авторских комментариях. В этом идеальном мире нет и не может быть мертвых душ, так как там нет «маниловых», собакевичей, прокуроров. Для мира лирических отступлений душа бессмертна, так как она является воплощением божественного начала человека.

«Мертвые души» не случайно названы автором поэмой. Несмотря на то, что это произведение написано в прозе, в нем нередко встречаются разнообразные поэтические приемы, в том числе и многочисленные лирические отступления.

Этот прием универсален, у разных авторов он служит для выполнения разных задач. Так, например, у А. С. Пушкина в романе «Евгений Онегин» через лирические отступления создается образ самого автора, участвующего в повествовании.

Н. В. Гоголь использует этот прием по-другому. Здесь прослеживается широчайший диапазон настроений автора. Восхищение меткостью русского слова и бойкостью русского ума сменяется грустными размышлениями о юности и зрелости. В лирических отступлениях, наиболее мелодичных, действительно лиричных частях поэмы, у него проходит тема, одна из самых важных во всей русской литературе – тема России. Самое известное такое отступление – отрывок, приведенный в одиннадцатой главе первого тома. В этом отрывке Гоголь создал образ птицы-тройки, в котором воплотил свои представления о России. Гоголь смотрит на Россию взором эпического писателя, понимающего призрачность, пошлость жизни изображенных им людей. За пустотой и неподвижностью «небокоптителей» автор способен рассмотреть «всю громадно несущуюся жизнь», будущее вихревое движение России.

Тройка появилась в повествовании в самом начале главы, еще не как птица, но уже как намек на будущий образ. Восторги Чичикова «у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!» прерываются пронесшейся «как призрак» и моментально исчезнувшей «с громом и пылью» тройкой. Этот эпизод наводит автора на размышления о дороге: «какое странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога!» Такой прием – соединение в нескольких строчках России, тройки и дороги – используется писателем для того, чтобы наиболее полно раскрыть в дальнейшем образ птицы-тройки, объединяющий эти три понятия.

Действительно, широка Русь: «как точки, как значки, неприметно торчат среди равнин невысокие твои города» и дороги, дороги, сплошные дороги. Но не только из-за этого объединяются в душе и творчестве Гоголя эти две темы. Для него Россия – постоянно развивающаяся, несущаяся вдаль, «вдохновенная богом», самая лучшая страна в мире. «Косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства». И дорога выступает символом этого движения вперед. Две важнейшие темы размышлений – тема России и тема дороги – сливаются в этом лирическом отступлении. «Русь-тройка», «вся вдохновенная богом», предстает в нем как видение автора, который стремится понять смысл ее движения.

При создании образа птицы-тройки не остается без внимания и ее создатель – «ярославский расторопный мужик». В этом «ярославском» мужике, смастерившем тройку, видится обычный русский человек, которому птица-тройка – Россия – обязана своим существованием. Таким образом, в этом лирическом отступлении подводится итог еще одной теме, затронутой в поэме – теме русского крестьянства: «Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему?»

Эта тема проходит сквозь все главы «Мертвых душ» и завершается восторженным, восхищенным обращением к России, которая видится ему как «бойкая, необгонимая» птица-тройка. Находясь далеко, Н. В. Гоголь постоянно мыслями возвращался к родной земле, понимал ее и чувствовал, как никто другой, ее загадочность: «Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа». Образ России, созданный в этом отступлении, и риторический вопрос автора, обращенный к ней, перекликаются с пушкинским образом России – «гордого коня», созданным в «Медном всаднике», и с риторическим вопросом: «А в сем коне какой огонь! Куда ты скачешь, гордый конь? И где опустишь ты копыта?» И Пушкин и Гоголь страстно желали понять смысл и цель исторического движения России. И в «Медном всаднике», и в «Мертвых душах» художественным итогом размышлений писателей стал образ неудержимо мчащейся страны, устремленной в будущее, не повинующейся своим «седокам»: грозному Петру, который «Россию поднял на дыбы», остановив ее стихийное движение, и «небокоптителям», чья неподвижность резко контрастирует с «наводящим ужас движением» страны.