Текст книги "Феникс и ковер"

Все взобрались на то, что осталось от ковра. Места было мало. Джейн пришлось усесться Антее на колени.

– Домой! – сказал Сирил, и тут же они почувствовали лёгкий сквознячок, которым тянуло из-под двери детской.

Все четверо с облегчением вздохнули. И тут же заговорили все разом, обсуждая выпавшее на их долю удивительное приключение.

Первой опомнилась Антея. Она страшно побледнела.

– А папа и мама! – закричала она. – Ой, какой ужас! Они же думают, что мы превратились в угольки! Собирайтесь! Пошли их искать!

– Мы только разминёмся с ними, – возразил Сирил.

– Ну, тогда иди ты один, – сказала Антея. – Или пойду я. Только сначала умойся. А то мама решит, что ты и вправду превратился в уголёк. Ох, хоть нам бы никогда не знать этого Феникса!

– Замолчи, – цыкнул на неё Роберт. – Без толку ругать ни в чём не повинную птицу. У него натура такая, и он ничего с этим не может поделать. Пожалуй, я… тоже умоюсь…

Кстати, с тех пор как они ступили на ковёр, Феникса никто не видел. И никто не дал себе труд заметить, что он исчез.

Сирил уже натягивал на себя пальто, чтобы отправиться на поиски родителей, хоть это и обозначало бы искать иголку в стогу сена. Но тут послышалось, как папин ключ ворочается в замке. Все кинулись в холл.

– Вы живы? – кричала мама. – Вы все живы? – Она опустилась на колени прямо на линолеум в холле и пыталась поцеловать сразу четверых влажных от умывания ребятишек.

– А как вы догадались, что мы дома? – спросил Сирил потом, когда все немного поуспокоились.

– Всё было довольно странно, – сказал папа. – Мы услышали, что Гаррик горит, и, ясное дело, тут же бросились туда. Нас не пустили внутрь, но пожарный сказал, что в театре ни души не осталось. И вдруг я услышал голос, который говорил мне прямо на ухо: «Сирил, Роберт, Антея и Джейн», и кто-то прикоснулся к моему плечу. Это был какой-то огромный жёлтый голубь. Он отлетел от меня на какое-то расстояние, а потом я услышал другим ухом: «Они дома, они невредимы». И пусть меня повесят, если это говорил не тот самый жёлтый голубь. И мама сказала…

– Я сказала, что это всё проговорила птица. Это вовсе не был голубь. На самом деле это был оранжевый какаду. Он ведь сказал правду – вы целы и невредимы!

Глаза у мамы наполнились слезами, и папа сказал, что самое лучшее для неё – это лечь в постель. И все тоже отправились спать.

Роберт ночью имел беседу с Фениксом. Он сказал ему, что он думает по поводу устроенного пожара.

– Да ладно, – сказал Феникс. – Не расстраивайся. Ты что, не знал, что огонь мне подчиняется? И оставь печаль. Я, как мои жрецы с Ломбард-стрит, умею восстанавливать здания из пепла. Будь добр, открой окно. – И он вылетел наружу.

На следующий день в газетах писали, что, против ожидания, огонь не разрушил здание театра. А на самом деле ничего в театре и не сгорело, потому что Феникс трудился всю ночь, приводя здание театра в порядок. Большая часть служащих, а также некоторые актёры пришли к выводу, что они на какое-то время попросту сошли с ума.

Глава двенадцатая
Конец конца

– Яйцо, тосты, чай, молоко, чашка с блюдечком, чайная ложечка, ножик, масло. Ну, кажется, всё, – приговаривала Антея, собирая на поднос завтрак для мамы.

Она потихонечку, чтобы не споткнуться, поднялась к маме в спальню и поставила поднос на стул. Потом бесшумно раздвинула занавески на окне.

– Тебе лучше, мамочка? – спросила она ласковым голосом. – Я принесла тебе завтрак. И я всё накрыла салфеточкой с клеверными листочками, которые я вышила для тебя.

– Спасибо, доченька, – отозвалась мама сонным голосом.

Антея отлично знала, что надо сделать, если у мамы болит голова и она не встаёт к завтраку. Она налила в мисочку немного тёплой воды, добавила туда одеколончику и, смочив этой душистой водой мягкое полотенце, обтёрла маме лицо и руки. После этого мама смогла уже подумать о завтраке.

– А что моя дорогая девочка такая печальная? – спросила она, когда окончательно стряхнула сон и пригляделась к Антее.

– Меня так огорчает, что тебе нездоровится, – сказала Антея. – Этот ужасный вчерашний пожар так разволновал тебя. Папа сказал, что ты так сильно испугалась. И у нас у всех такое чувство, точно мы в этом виноваты. Я не знаю, как сказать…

– Ни в чём вы не виноваты, лапушка, – перебила её мама. – Какая тут может быть ваша вина?

– Это-то я как раз и не могу объяснить, у меня нет твоего или папиного подо… подозрительного ума…

Мама рассмеялась.

– Ты хотела сказать – пронзительного? Не волнуйся. Мне очень скоро станет легче. И ничего не выдумывай. Пойди лучше скажи кухарке, чтобы она не приставала ко мне с вопросами, что сегодня готовить. Закажи ей ленч на свой вкус.

Антея тихонько, как мышка, вышла из комнаты и осторожненько закрыла за собой дверь. После этого она тут же направилась на кухню и заказала пару жареных индеек, большой сливовый пудинг, творожный кекс и изюм с миндалём на десерт.

Кухарка велела ей идти куда подальше, а на ленч была надоевшая всем рубленая баранина и манный пудинг. При этом к рубленой баранине полагались греночки, которых на этот раз не было, а манный пудинг подгорел и поэтому горчил.

Когда Антея вернулась в детскую, она нашла всех остальных в довольно мрачном настроении, в котором она находилась и сама. Всем было ясно, что дни волшебного ковра сочтены. Он имел такой изношенный вид, что можно было пересчитать все уцелевшие ворсинки.

– Мама собирается выкинуть ковёр, как только почувствует себя лучше, и подыщет для нас подходящую кокосовую циновку, – сказала Антея. – Подумать только! Для нас – и циновку! Когда мы побывали под настоящими кокосовыми пальмами на острове, где не бывает коклюша.

– Остров, – сказал Ягнёнок. – Я люблю, когда разноцветный песочек и искорки на водичке.

Они долго не могли понять, запомнил ли Ягнёнок хоть что-нибудь, когда побывал на острове. Оказалось, что запомнил.

– Да-а, – протянул Сирил. – Никаких больше увлекательных путешествий – это уж совершенно точно.

Всё это время Феникс спал в шкафу, в котором, как известно, хранились никому не нужные останки поломанных игрушек и проживали таракашки.

– Что-то я заспался, – сказал он, выходя из шкафа и позёвывая.

– Канареечка говорит, – захлопал в ладошки Ягнёнок. – Показать маме. – Он стал вырываться из объятий Антеи.

– Мама спит, – поторопилась остановить его Джейн. – Давай лучше поиграем с тобой в диких зверей в клетке. Мы же всегда так играем под столом.

Но бедный Ягнёнок столько раз увязал ногами, руками и даже головой в дырках ковра, что на этот раз пришлось стол отодвинуть к окну. Ковёр остался лежать, не прикрытый столом, во всей своей неприглядности.

– Ах, – сказал Феникс, – ничто в этом мире не вечно.

– Да, – согласился с ним Роберт. – Всё когда-нибудь кончается, и это очень печально.

– Ну, конец иногда означает покой, – заметил Феникс. – И если покой в скором времени не наступит для вашего ковра, то он изорвётся в лоскутики.

– Да, – вздохнул Сирил, слегка тронув ковёр концом ботинка.

Оставшиеся цветные ворсинки привлекли внимание Ягнёнка. Он шлёпнулся на четвереньки, вполз на ковёр и стал выдёргивать разноцветные ни точки.

– Агеди-дагеди-гагеди, – бормотал он. – Дагеди-аг-аг-аг!

И не успели все даже глазом моргнуть (а если бы успели, то это всё равно никому бы не помогло), как середина пола оголилась, обнажив прожжённую некогда дыру посреди линолеума. Волшебный ковёр исчез, а вместе с ним исчез и Ягнёнок.

Всех охватил ужас. Ягнёночек, их маленький братик, – одинёшенек, неизвестно куда унесён ковром, полным опасных дыр!

Джейн расплакалась, а на Антею точно напал столбняк.

– Это, наверное, сон, – проговорила она наконец.

– Священник тоже так говорил, – отрезал Роберт. – Никакой это не сон.

– Но ведь Ягнёнок не высказывал никаких желаний, – заметил Сирил. – Он просто болтал на своём тарабарском языке.

– Ковёр понимает все языки, – сказал Феникс. – Даже и тарабарский, хотя я о таком языке никогда не слыхал.

– Ты считаешь, – сказала Антея, – что «агеди-даг» что-то значило?

– Всякая речь что-нибудь да значит, – отозвался Феникс. – Безусловно, она что-то значила для младенца и то же самое значила для ковра.

– Но что, что Ягнёнок имел в виду?

К сожалению, я никогда не изучал тарабарский язык, – сказал Феникс.

Джейн громко всхлипывала, остальные молчали.

– Вы хотите его вернуть? – поинтересовался Феникс.

– Конечно, хотим! – закричали все в один голос.

– Не доставляет ли он слишком много хлопот, подумайте над этим.

– Нет! Нет! Пусть он вернётся! Пусть!

– Ну, в таком разе, – сказал Феникс, качнув своим золотым плюмажем на золотой головке, – откройте окошко, я посмотрю, что мне удастся предпринять.

Сирил распахнул окно, и Феникс вылетел наружу.

– Хоть бы мама подольше поспала, – вздыхала Антея. – А вдруг она проснётся и потребует к себе Ягнёнка?! А если Элиза его хватится? Перестань реветь, Джейн, от этого нет никакого толку. Что? Я сама плачу? Да не плачу я!

Сирил и Роберт не плакали. Мужчинам плакать не полагается. Но ситуация была настолько ужасной, что им было нелегко держаться как положено настоящим мужчинам.

И в этот ужасный трагический момент послышался колокольчик из маминой спальни.

Все затаили дыхание. Антея, взяв себя в руки, вытерла слезы. Она огляделась вокруг и увидела кочергу возле камина. Она протянула её Сирилу.

– Ударь меня как следует по руке. Я должна иметь объяснение для мамы, почему я плакала. – Сирил сначала ударил легонько.

– Сильнее, – скомандовала она.

Сирил, в ужасе от самого себя, ударил даже ещё сильнее, чем намеревался. Антея вскрикнула.

– О, Пантерочка, прости, мне очень жаль, я не хотел сделать тебе больно, – воскликнул он в отчаянии и отшвырнул от себя кочергу.

– Всё в… порядке, – прошептала Антея, хватаясь за ушибленное место, которое враз покраснело.

– Роберт, скройся где-нибудь, – сказала она, приходя в себя. – Я скажу маме, что ты с Ягнёнком ушёл гулять. Давай поторапливайся. – Мамин колокольчик зазвенел снова.

– О, Элиза даже и не подумала зайти к маме! Я пошла.

Сердце её стучало так сильно, когда она поднималась по лестнице. Мама, конечно, заметит, что она плакала. А Ягнёнок… Но нет, не надо думать про Ягнёнка, а то опять зареву, подумала она. Она осторожно открыла дверь.

– Ты звала, мамочка?

– Милая, Ягнёнок… – начала было мама.

Антея уже приготовилась сказать, что его взял на прогулку Роберт, как мама продолжила:

– Ягнёнок сначала был такой паинька, а потом сдёрнул дорожку с туалетного столика, и всё полетело на пол – и кремы, и щётки, и расчёски, и одеколон. А теперь он где-то затаился и, скорее всего, шкодит. Поищи его, пожалуйста, и присмотри за ним, потому что если я встану, у меня может закружиться голова.

– Так он был здесь?!

– Конечно, здесь, – нетерпеливо откликнулась мама. – Где же ему ещё быть?

Антея заглянула под кровать.

– Нет, сейчас его здесь нет.

Но по разбросанным туалетным принадлежностям и валяющейся на полу дорожке становилось ясно, что он здесь недавно был.

– Ну, значит, уполз куда-то, – сказала мама. – Пригляди за ним, будь умницей, а я ещё посплю. Иначе я совсем буду развалиной к папиному приходу.

Антея закрыла дверь мягко и осторожно. Затем ураганом понеслась в детскую, крича:

– Он, должно быть, пожелал оказаться у мамы в комнате. Он там недавно был! Агедидаг…

Странное это слово замерло у неё на губах. На полу лежал ковёр, а на ковре в окружении братьев и сестры восседал Ягнёнок. Он измазал всю свою рожицу вазелином и фиалковым кремом для рук, но был легко узнаваем, несмотря на такой грим.

– Ты права, – сказал оказавшийся в той же комнате Феникс. – «Агеди-даг» на тарабарском языке обозначает «Я хочу быть там, где моя мама». И преданный ковёр это правильно понял.

– Но каким образом, – спрашивала Антея, хватая братца в свои объятия, – каким образом он сюда попал?

– А я слетал к Саммиэду, – сказал Феникс, – и пожелал, чтобы малыш снова оказался среди вас. И мое желание тут же исполнилось.

– Сирил, Роберт! – скомандовала Антея братьям. – Сейчас же скатайте ковёр и засуньте его в шкаф, к таракашкам. Кто его знает, какое «агеди-даг» скажет он в следующий раз и что оно будет означать.

– Надеюсь, таракашки не будут загадывать никаких желаний, – заметил Сирил.

* * *

Через два дня мама почувствовала себя много лучше и вечером кокосовую циновку доставили из магазина.

– Мне не нравится этот ковёр, – сказал Феникс. – Какой-то он грубый и негнучий. Моим золотым ногам больно на него ступать.

– Ничего не поделаешь, – сказал Сирил, – нашим «золотым ногам» придётся к нему привыкать.

– Значит, этот ковёр восполняет отсутствие того ковра?

– Да, – сказал Роберт, – если ты хочешь сказать, что его постелили вместо того.

– А как же тот? Волшебный?

– Завтра как раз придёт старьёвщик и заберёт его.

Феникс взлетел на своё любимое место – на спинку кресла.

– Слушайте меня! – воскликнул он. – Не плачьте! Не рыдайте! Я не стану постепенно готовить вас к новости, которую должен вам сообщить. Настало время, когда я должен вас покинуть. Нет, не испускайте тяжёлых вздохов. Все встречи всегда оканчиваются расставаниями. Я ослаб. Я нуждаюсь в отдыхе. После стольких событий этого последнего месяца я хочу отдохнуть. И прощаясь с вами, я хочу попросить вас об одном одолжении.

– Конечно, мы сделаем всё что можем, – горячо откликнулся Роберт.

– Я прошу отдать мне реликвию, предназначенную старьёвщику.

– Да? – засомневалась Антея. – А как же мама? Она может рассердиться.

– Я не раз рисковал ради вас гораздо большим, – заметил Феникс.

– В самом деле, – сказал Роберт. – Мы тоже рискнём.

Феникс радостно распушил свои золотые перья.

– Вы об этом не пожалеете, дорогие мои друзья, – сказал он. – Быстро расстелите ковёр и оставьте меня одного. Но только сначала разведите хороший огонь. И пока я буду погружён в свершение обрядов, предваряющих мой уход, позаботьтесь, пожалуйста, о покупке благовонной древесины и различных снадобий для воскурений.

Ребята достали из шкафа и расстелили на полу то, что осталось от ковра. Затем они как следует загрузили камин углём и вышли, затворив за собой дверь.

– Одному из нас надо бы остаться у двери и посторожить на всякий случай, – сказал Роберт. – А остальным надо сходить в магазин за благовониями. Надо купить всё самое лучшее, сейчас не время экономить деньги.

Все решили, что Роберт, как наиболее любимый Фениксом, должен возложить на себя эту миссию и пойти выбрать всё, что он найдёт нужным для погребального костра.

Они оставили Сирила стоять наподобие римского стражника, возле двери, за которой Феникс готовился к великим переменам.

– Пошли сначала в канцелярские товары. Купим свинцовые карандаши, их грифели вставлены в кедровую древесину, а она очень душистая.

А ещё они купили шкатулочку, сделанную из сандалового дерева.

– Потому что я точно знаю, какой замечательный у сандалового дерева запах, – сказала Антея. В лавке у зеленщика они купили все пряности, названия которых смогли вспомнить: и похожую на ракушки шелуху мускатного ореха, и гвоздику, напоминающую маленькие тупые гвоздочки, душистый перец, сушёный имбирь, и тоненькие ломкие палочки корицы. Потом они зашли в аптеку и прикупили там камфору, лавандовое масло и маленький мешочек для ароматизации белья под названием «Пармская фиалка».

Когда они вернулись домой, то обнаружили, что Сирил всё ещё стоит на часах. Они постучались в дверь, и золотой голосок сказал им: «Входите!».

На полу был распростёрт ковёр, вернее, что от него оставалось, а на ковре красовалось яйцо, совсем такое, из какого некогда вылупился Феникс.

Феникс ходил вокруг, гордый и счастливый.

– Видели?! – вскричал он, как только дети вошли. – Я снёс его. Самое красивое яйцо за всю мою долгую жизнь!

Дети с ним согласились, что яйцо действительно прекрасно.

Все свои покупки они развернули и разложили на столе. Когда их предъявили Фениксу, он пришёл в настоящий восторг.

– Никогда у меня ещё не было такого роскошного огненного погребения, – сказал он. Но вы не пожалеете о том, что для меня сделали. А сейчас спешно напишите записку: «Отправляйся к Саммиэду и попроси его выполнить последнее желание Феникса. И тут же возвращайся».

Роберт, который хотел показаться вежливым, написал так: «Пожалуйста, слетай к Саммиэду и, будь так добр, попроси его исполнить последнее желание Феникса. И возвращайся как можно быстрее».

Записку прикололи к ковру, который и исчез и вернулся, пожалуй, в течение всего одной минуты.

А огонь в камине всё разгорался. Постепенно на него были возложены все специи и благовония. Некоторые из них действительно пускали дивный запах, а другие пахли, можно сказать, что и так себе. Особенно «Пармская фиалка». Золотая птица семь раз облетела комнату и поместила себя в самом сердце огня.

– Прощайте, прощайте, прощайте! – Голос Феникса звучал как бы издали и вскоре замер.

Да, я совсем забыла сказать, прежде чем ковёр слетал к Саммиэду, он выполнил ещё одну миссию. Фениксу хотелось покоя. К ковру была прикреплена записка, в которой Феникс просил его унести яйцо в такое место, где на него никто не наткнётся следующие две тысячи лет.

* * *

– Интересно, куда это вы подевали ковёр? – спросила мама на следующее утро.

– Мы отдали его тому, кто очень нас об этом просил, – сказала Джейн. – Его имя начинается на Ф.

Все остальные предупреждающе на нее зашикали.

– Да он и двух пенсов не стоил, – сказала мама.

– Тот, чьё имя начиналось на Ф, сказал, что мы об этом не пожалеем.

– Подумать только, – покачала головой мама.

Но случилось так, что вечером в дом принесли посылку, адресованную всем детям – поимённо. Элиза, конечно, тут же забыла, какая фирма доставила посылку. Посылку тут же вскрыли. Это был большой деревянный ящик, крышку с которого пришлось отдирать с помощью молотка и кухонной кочерги.

Длинные гвозди вылезали с визгом, а доски скрипели, когда их отдирали, так плотно они были пригнаны к стенкам. Под досками обнаружилась красивая обёрточная бумага с нанесённым на неё красно-синим китайским орнаментом, а под ней – чего только не было! Всё, всё, чего дети могли пожелать!

Ну, конечно, исключительно такого размера, чтобы могло поместиться в ящике. Ясное дело, что не автомобиль, не аэроплан и не велосипед. Но всё остальное там было. Всё, о чём они долгое время мечтали, что очень хотели бы иметь. Игрушки, настольные игры, и книжки, и шоколадки, и засахаренные вишни, и коробочки с красками, и фотоаппараты, и все те подарки, какие они хотели подарить папе с мамой и Ягнёнку, но на что у них никогда не было денег. На дне ящика лежало золотое перо. Никто не заметил его, его увидел только Роберт. Он быстро спрятал его у себя на груди. Но когда он разделся, чтобы лечь спать, перо уже исчезло.

К прекрасной меховой шубке, о которой мама всегда мечтала, была прикреплена записочка: «В благодарность за подаренный ковёр. Ф.».

Мама и папа долго оставались в полнейшем недоумении. Они решили, что тот человек, который выпросил у ребят ковёр и чью внешность они решительно не были способны описать, – это какой-то ненормальный миллионер, которому нравится разыгрывать старьёвщика. Но ребятам было известно совсем другое.

Они знали, что могучий Саммиэд выполнил последнее желание Феникса и что этот потрясающий ящик, полный несказанных сокровищ, обозначал самый, самый, самый конец – и Феникса, и ковра.