Текст книги "Царь-Сторож"
Автор книги: Эдуард Русаков
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
– Проблема серьезная, но разрешимая, – произнес Сева абсолютно серьезным тоном.
– Так, может, подскажешь, где выход?
– А вы скоро сами догадаетесь, – и улыбается так загадочно, лунатик чертов. – Я ведь ваш должник…
– Когда догадаюсь-то? Мне же деньги срочно нужны!
– Долго ждать не придется… Я же вам сказал – догадаетесь сами. Это уж точно не бином Ньютона.
Связался черт с младенцем
Когда я проснулся, чердак был пуст, все бичи расползлись кто куда. Только Сева, свернувшись клубочком, посапывал возле горячей трубы.
– Эй, лунатик, вставай, – разбудил я его. – Пора на работу.
– Да, сейчас… – Он сладко зевнул, потянулся. При утреннем свете, взъерошенный и бледный, он казался особенно жалким и беззащитным. Как воробышек, выпавший из гнезда.
– Айда за мной! – приказал я.
Мы покинули гостеприимный чердак и во дворе соседнего дома умылись холодной водой из колонки. Причесались, пригладились. Доели остатки вчерашнего батона.
– А теперь – на биржу, – и я подмигнул приунывшему Севе. – Выше голову, ковбой! Все будет о`кей!
– Ду ю спик инглиш? – криво улыбнулся он.
– А хули ж… Ну, шире шаг!
И мы направились на так называемую "биржу" – всем известное в городе место, где по утрам собирались бичи, алкаши и безработные, среди которых, кстати, попадались и вполне приличные люди, случайно оказавшиеся на обочине житейской дороги. Собственно, никакой биржи там не было – просто часть тротуара, пятачок на углу улиц Маркса и Парижской Коммуны.
Мы явно припоздали – толпа желающих подработать уже поредела, многих прибрали заказчики.
Подъехал громадный сиреневый джип, из которого высунулся лысый дядька:
– Нужны двое – вагон разгружать!
– Сколько дашь? – спросил я.
– По штуке на брата.
– А с чем вагон?
– ДВП.
– Не, это не для нас… – отказался я.
– Бери нас, мы согласны! – подскочили два трясущихся с похмелья бича.
– Да вы сдохнете там, а мне за вас отвечать, – мужик сплюнул и с отвращением оглядел претендентов. – Работнички, вашу мать… Нет уж, лучше я прямо на вокзале кого найду…
И уехал.
– Что же вы отказались? – упрекнул меня Сева. – Думаете, я бы не справился?
– Зачем нам грыжу наживать? – хмыкнул я. – Не суетись, работа нас сама найдет.
И я оказался прав. Подкатил зеленый "жигуль", за рулем которого сидела дамочка лет сорока – румяная, в кожаном пальто, с сигаретой в зубах. Бичи кинулись к ней, но тетка сразу от них отмахнулась и поманила меня пальцем.
– Работа легкая, – сказала она. – На даче огород вскопать. Дам триста.
– Я не один, – и я кивнул на Севу.
– Больше трехсот не дам, – уперлась тетка. – Ну, покормлю еще.
– А мне денег не надо, – сказал Сева, лучезарно улыбаясь. – Я бесплатно поработаю.
– Ишь ты, тимуровец, – и она прищурилась. – Что-то мне твоя личность знакома… – И спросила меня: – Он тебе кто?
– Племянник. А что?
– Да так… Вроде, видела где-то мальца…
– Своих детей, небось, нету? – подмигнул я сочувственно. – Вот чужие-то и мерещатся.
– Ты шибко тут не дерзи, – нахмурилась тетка. – А то мужу пожалуюсь.
– Что ж твой муж огород не вскопает? Люди вон уж картошку давно посадили.
– А я своего муженька берегу. Он мне для других дел нужен.
– Ну-ну.
Так, с разговорчиками, и доехали до ее дачи.
Дача как дача. Не шикарная, но и не развалюха. Деревянная, правда, но фундамент каменный, два этажа, мезонин, веранда. И участок приличный, огород, клумбы, беседка. Хозяйка (звали ее Тамарой) вынесла нам из сарайчика две лопаты – работайте, господа. А сама ушла на кухню и стала греметь там кастрюлями.
– Ну что, Сева, – говорю пацану, – вызываю тебя на соцсоревнование. Эта грядка моя, та – твоя. Кто первым вскопает свою грядку, тот получит приз.
– Какой приз?
– Секрет. Ты хоть раз в жизни брал в руки лопату?
– Не-а, – признался он честно. – Но вызов ваш принимаю. Только вы покажите, как надо вскапывать.
– Смотри и учись!
Минут через пять он уже ловко управлялся с лопатой, аж раскраснелся весь. Но куда ему до меня! Закончив вскапывать свою грядку, я воткнул лопату в рыхлую землю.
– Я победил! – говорю. – Значит, приз – мне…
Оглянулся на дом – хозяйки не видно, не слышно.
– Ты вот что, брат, копай, не отвлекайся, – говорю, – а мне с Тамарой Батьковной надо кое-что обсудить…
– О`кей, – улыбается Сева. – Вы свой приз заработали.
Смотрю в его серые плутовские глаза – и понимаю, что этот лунатик и впрямь меня видит насквозь. Погрозил ему пальцем, а сам – на крыльцо. Дверь приоткрыл – и шасть на кухню. Тамара там возится, порядок наводит, обед готовит, меня не замечает.
– Ку-ку, – говорю ей прямо в затылок.
Она аж вскрикнула, испугалась, потом замахнулась на меня тряпкой.
– Ты чего? – говорит.
– Дай водицы испить, – говорю, улыбаясь нагло. – На стакан-то воды я, наверно, уже заработал.
– Вон минералка, – кивает на большую пластмассовую бутыль.
– Лучше б квасу, конечно, да ладно уж…
Взял я кружку, налил "кожановской", жадно выпил.
– Дай и мне, – говорит Тамара.
Дал и ей. Пьет и смотрит на меня. Не мигает. Поставила кружку, отдышалась. А я на нее любуюсь. Хорош бабец. Кровь с молоком, на щеках румянец, глазки как вишенки.
– Чего уставился? – улыбнулась Тамара. – На чужой каравай рот не разевай.
– А попробовать – можно? Хоть кусочек – а?
– Попробуй, если зубы крепкие.
Ну, я и не стал ждать повторного приглашения – приобнял бабенку, прижал к себе. Затрепетала. Видно, муж-то ее не только грядки вскапывать не умеет. Значит, тем более, надо утешить красавицу.
– Где тут койка? – шепчу.
– А без койки не можешь?
– Могу и без койки. Р-рота, кругом! – разворачиваю ее и задираю подол.
– А пацан? – ворохнулась Тамара. – Вдруг зайдет?
– Не зайдет, – говорю. – Он хорошо воспитан. Не то что мы с тобой…
– Где-то я его все же видела…
– Помолчи, – говорю строго. – Не ломай кайф.
И в ближайшие пятнадцать минут она исправно молчала, только ойкала да постанывала.
А потом я вернулся на огород, где в гордом одиночестве по-стахановски трудился Сева. Приказал ему: "Вольно, салага!" – и в быстром темпе вскопал все оставшиеся грядки.
А потом Тамара накормила нас борщом с тушенкой, выставила и бутылку "посольской", а Севе – "фанту", а потом заплатила нам за работу аж тыщу рэ.
– Ты не ошиблась? – говорю, пересчитывая сотенные купюры. – А то я парень честный, мне лишнего не надо.
– Заработал, – и смеется, стерва, – а если такой честный, то отстегни пацану хоть стольник.
– Мне деньги не нужны, – говорит Сева.
– Как же ты будешь жить – без денег?
– А меня Дим Димыч прокормит, – и кивает на меня, шельмец.
– Ладно, хватит болтать, – говорю. – Нам пора нах хаус, Тамарочка.
– Поедем вместе, – говорит. – Меня тоже муж дома ждет.
И поехали.
А когда расставались, в городе, на перекрестке, неподалеку от ее дома, Тамара еще раз глянула на Севу:
– Убей бог, не могу вспомнить – где я тебя, малый, видела…
– Вероятно, во сне? – предположил Сева. – Это называется "дежавю"… У меня такое тоже случалось…
И вышел вслед за мной из душного жигуленка.
– Ладно, удачи вам, – сказала Тамара. – Спасибо за ударный труд.
– Тебе спасибо, – и я подмигнул ей. – Может, еще и встретимся. Вскопать там чего, иль чего посеять…
– Может быть, – кивнула она и нажала на газ. – Ну, пока!
– Хороша бабенка, – говорю и вздыхаю, провожая ее плотоядным взглядом.
– Хороша, но опасна, – без улыбки заметил Сева.
– С чего ты взял?
– А вы разве сами это не поняли?
– Да что ты можешь вообще понимать в женщинах! Ты, малявка!
– Им нельзя доверять, – сказал он тихо. – Все они – предательницы.
– Откуда ты это знаешь?!
– По их глазам…
И мальчик огляделся вокруг, и я тоже, как зачарованный, последовал за его взглядом. Мы стояли на оживленном перекрестке, мимо нас, со всех четырех сторон, туда-сюда, проходили разные женщины, молодые и старые, хмурые и улыбающиеся, самые разные женщины, с самыми разными глазами – синими, карими, зелеными… и в каждом взгляде, в каждом зрачке, в каждой радужной оболочке таилась измена…
Сцена у фонтана
– Мне надо кой-кому позвонить, – сказал я Севе. – Подожди меня здесь.
– Будьте осторожны, Дим Димыч, – сказал Сева.
Из автомата я позвонил жене.
– Митя, это ты?! – вскрикнула она. – Ты где?
– Я в твоем сердце, дорогая. Где же мне быть еще?
– Куда ты пропал? От кого ты прячешься?
– А ты спроси своего нового спутника жизни, моего старого верного друга… Это он объявил на меня охоту! Только зря он хлопочет! Меня ему не поймать! И тебя я у него отниму – так и передай!
– Ты сошел с ума! – закричала жена. – Приезжай, и я вас помирю. Приезжай немедленно!
– Нас может примирить только смерть…
– Это глупо! Глупо!
– Ладно, все. Конец связи. – И я бросил трубку, потому что мне вдруг показалось, что в трубку дышит кто-то посторонний.
– Зря вы звонили, – сказал озабоченный Сева, когда я вышел из будки.
– Ты еще будешь меня учить! – И я щелкнул мальчишку по носу. – Лучше ответь – хочешь мороженого?
– Хочу! – обрадовался Сева и захлопал в ладоши. – В шоколадной глазури!
Как легко угодить ребенку, даже если он вундеркинд. Купи мороженого – и он твой.
Мы уселись с ним на скамейке возле большого фонтана, я – с банкой пива, Сева – с мороженым. В бассейне фонтана резвились ребятишки, Сева с завистью смотрел на них.
Доев мороженое, он вдруг скинул кросовки, перепрыгнул бордюр и тоже стал плескаться в бассейне, по колени в воде. Ну совсем как маленький! Впрочем, он ведь и был – пацан, мальчишка, сбежавший от родительской осточертевшей опеки. Потому и сбежал, что не хотел взрослеть раньше времени, хотел удержаться в детстве, которое у него отнимали премудрые папа с мамой. Он же просто хочет играть! Он еще не наигрался, замороченный и замученный учителями и репетиторами, конкурсами и олимпиадами… Да и правда – зачем и куда спешить? Что хорошего тут, в этой взрослой жизни?
– Дим Димыч, миленький, не сердитесь! – И хохочет, и плещется вместе с другими такими же пацанами. – Я немножко еще поиграю!
Я согласно махнул рукой – ладно, мол, шут с тобой.
– Только сильно не мокни! – кричу. – А то простудишься! Май – не лето!
А он уже с кем-то мячом перекидывается, брызжется, скачет, хохочет. И вдруг – замер. Резко повернулся ко мне.
– Осторожно, Дим Димыч!
Что такое?
Сева отчаянно махал мне рукой и куда-то показывал.
Я глянул в ту сторону – на скамейке справа напротив, рядом с фонтаном, сидел мужчина в расстегнутом светлом плаще. Он улыбался, смотрел на меня, а в его руке был зажат… пистолет. Я замер, как кролик перед удавом.
– Не надо!! – завопил Сева, схватил подвернувшийся резиновый мяч и кинул в этого мужчину. Тот выронил пистолет, чертыхнулся, отпнул мяч в сторону. В ту же секунду Сева был возле меня.
– Бежим! – крикнул он. – К автобусу!.. Скорее!
Схватил меня за руку, потянул за собой. Мы успели вскочить в автобус, и дверка за нами захлопнулась. Я огляделся – тот мужчина в светлом плаще так и сидел, как ни в чем не бывало. Так же, вроде, и улыбался. И никто, казалось, ничего не заметил. А может, ничего и не было?.. Может, нам все это лишь померещилось?
Сева плакал, до боли вцепившись мокрыми пальцами в мою руку.
– Ну все, все, – говорю, прижимая его к себе, – кончай хныкать.
– Я за… за… забыл там свои кросовки, – сказал Сева, всхлипывая.
– Ерунда, купим новые. Меня вот другое смущает – как он нас выследил?
– Очень просто, – сказал Сева. – Я ведь просил – не звонить…
– Значит, ты думаешь – они нас по телефонному звонку вычислили?
– Конечно!
– Фантастика… Из-за каких-то вшивых денег – и столько хлопот… Один киллер – дороже стоит!
– Вас хотят убить не только из-за денег, – прошептал Сева. – Ваш бывший друг хочет убить вас из-за вашей жены. Чтобы вы не мешали им жить спокойно.
– Ты так думаешь? – удивился я.
– А вы сами разве думаете иначе?
Дни и ночи
Несколько дней мы жили на заработанные деньги. Купили Севе недорогие кросовки, посетили парикмахерскую и баню, привели себя в божеский вид. Ночевали все там же, на том же чердаке, между теплой трубой и слуховым окном. И каждую ночь Сева выходил на крышу, где подолгу глазел на звезды и, бормоча, сочинял стихи, а может, просто сам с собой разговаривал. И я иногда присоединялся к нему, выкуривал сигаретку, и мы болтали о том, о сем, в основном, о будущей нашей жизни. Я планировал уехать в другой город и начать там новое дело, а Сева, оказывается, мечтал – когда подрастет и станет богатым – построить за городом, в лесу, на берегу реки, базу отдыха для беспризорных детей. Вот такой он, оказывается, был Макаренко и Сухомлинский, этот самый ангел-лунатик.
Деньги скоро кончились, и пришлось нам снова отправляться на заработки.
Бой-баба
На углу Парижской Коммуны и Маркса, как обычно, толпились такие же безработные бедолаги, как мы. Долго ждать не пришлось – из подкатившего жигуленка нас окликнула Тамара.
– Наконец-то, – сказала она, распахивая дверцу машины. – А я вас тут третий день высматриваю. Думала уж – уехали куда из города.
– А зачем ты нас искала?
– Ну… может, я по тебе соскучилась? – и стрельнула глазами-вишенками, баба-стерва-пройдоха.
– Ладно, ври уж, – хмыкнул я недоверчиво. – Скажи прямо – опять батраки потребовались? Картошку, небось, сажать?
– Угадал! Поехали?
Приезжаем на дачу, достает она из подполья два мешка зернового картофеля – сажайте, мол. Заплачу, не обижу. Когда Сева в сторону отошел, я ей на ухо шепчу:
– Может, сперва перепихнемся? Вместо производственной гимнастики – а?
– Не гони лошадей, успеешь. Поработай часок, а потом приходи. Я пока еды сготовлю.
И ушла в свой терем, а мы с мальцом принялись сажать картошку.
Только Сева вдруг говорит:
– Что-то у меня, Дим Димыч, предчувствие нехорошее…
– В каком смысле?
– А вы гляньте – чем она там занимается? Только тихо…
– О'кей, – говорю.
Поднялся тихонечко на крыльцо, разулся – и в носочках, на цыпочках, как мышка, скользнул за дверь. В кухне – нету. Приоткрыл дверь в комнату – и слышу: Тамара с кем-то по сотовому телефону базарит. Я прислушался, затаив дыхание.
– …побыстрее только! Они в огороде, картошку сажают – вы их тепленькими и возьмете. Только чтоб без обмана – денежки, как обещали. Вознаграждение – только мне. А иначе… Да ваш это сын, ваш! Я его сразу узнала, только не сразу сообразила… Собственными глазами по ящику видела, и в газете – ну точно он!.. Приезжайте с ментами, чтобы все по закону, и свои документы не забудьте прихватить… Ну, давайте, а я их тут пока подзадержу… Ой!
Это она ойкнула, увидев меня в зеркале. Я быстро шагнул к ней, вырвал из рук трубку, выключил, спрятал к себе в карман. Потом повалил ее лицом на кровать, навалился сзади.
– Ну зачем так грубо, – прохрипела Тамара. – Я и так бы дала… Да больно же!
Я связал ей руки за спиной ее же колготками, болтавшимися на спинке кровати. Потом снял свой брючный ремень и связал ее покрепче, чтоб уж наверняка.
– Так-то лучше, – говорю. – Лежи и не рыпайся. Приедут те, кому ты настучала – они тебя и освободят.
– Дурак, – прошипела Тамара, – ну, хочешь, поделим деньги на двоих?
– Не люблю делиться, – говорю. – Где ключ от машины?
– Не скажу!
– Ну и ладно. Я так заведу, без ключа…
– Ворюга! Шакал! – завопила Тамара. – По тебе тюрьма плачет!
– А по тебе – бордель, – и я заткнул ей рот подвернувшейся под руку шелковой косынкой. – Ладно, шибко не переживай. Мы только до города доедем, а там я твою тачку брошу. На углу Декабристов и Маркса. Так ментам и скажешь… Ну, пока!
И я вышел на крыльцо, где меня уже поджидал встревоженный Сева.
– Ничего, малыш, не пугайся, – сказал я ему. – Садимся в тачку – и рвем когти. Как поют эти розовые девочки: "Нас не догонят!"
Он побледнел, но ничего не сказал. И через минуту мы уже мчались по шоссе к городу.
– Машину надо будет вернуть, – тихо сказал вдруг Сева.
– Так точно, товарищ начальник, – кивнул я. – Вернем непременно.
– Мы же не воры? – И он вопросительно посмотрел на меня.
– Мы честные бичи, – сказал я. – Век свободы не видать! Гадом буду! Зуб даю! Мы не воры, Севушка. Мы бродяги-романтики.
И тут он улыбнулся. Беззащитной детской улыбкой. Видно, шутка моя ему понравилась.
Как я и пообещал Тамаре, жигуль мы оставили на углу Маркса и Декабристов, а оттуда направились пешочком в свое убежище, в свое логово, в свою берлогу. На свой родимый чердак.
Что почем
Когда Сева крепко уснул, свернувшись калачиком и прижавшись спиной к трубе, я выбрался через слуховое окно на крышу и оттуда позвонил по мобильнику своей бывшей жене. Но попал на ее нынешнего супруга, моего друга детства, моего беспощадного палача.
– Рад слышать твой голос, Митя, – сказал он в ответ на мое "алло". – Где ты сейчас?
– Далеко. У меня нет времени на болтовню. Сколько я тебе должен?
– Десять штук баксов, ты же знаешь.
– Было пять.
– Набежали проценты. Ты же все знаешь, Дим Димыч, мы именно так договаривались.
– Хорошо. Завтра утром я тебе верну весь долг.
– Почему не сейчас?
– Я сказал – завтра. В девять утра. И, прошу тебя, не отлавливай меня ночью, дай дожить до утра. Деньги все равно не со мной, в надежном месте. Без меня ты их не найдешь.
Я тебе их прямо в твой офис принесу, на блюдечке с золотой каемочкой. А потом – исчезну из города. Навсегда.
– Вот это правильно. Давно бы так. Ладно. Поверю в последний раз. До утра спи спокойно. Но если обманешь…
– Не обману, – перебил я его. – И скажи ты нашей жене, чтоб не дышала так громко в трубку. Я исчезну из вашей жизни, клянусь. Пока!
Вслед за тем я позвонил родителям Севы (телефон у меня был давно переписан с газетного объявления).
– Извините, что беспокою так поздно, – сказал я, услышав женский голос. – Вы – мать Севы?
– Да… – И тут же встрепенулась: – Вы кто? Кто? Где Сева?!
– С ним все в порядке. Сколько вы мне за него дадите?
– Мы же давали объявление… пять тысяч долларов…
– Мне нужно десять тысяч. Уж извините, но мои обстоятельства требуют… Короче, гоните десять штук – и забирайте сына.
– Десять?… подождите, сейчас, я посоветуюсь с мужем… – Дальше последовал шепот, торопливые с кем-то переговоры, и вдруг из трубки меня оглушил властный мужской бас: – Я согласен! Да, да, мы согласны! Пусть будет десять! Где Сева?
– С ним все в порядке, он жив-здоров.
– Дайте ему трубку!
– Он спит… Уж поверьте мне на слово. К тому же, десять тысяч для вас не такие большие деньги. Я наводил справки, вы могли бы пожертвовать и куда большей суммой, тем более – за вундеркинда… Слушайте меня внимательно. Приезжайте завтра утром, ровно в семь, к польскому костелу, что по улице Декабристов… и никаких ментов! И чтобы окна в машине были прозрачные! Если вздумаете меня обмануть – пострадает ваш сын. Мне терять в этой жизни нечего. Вы меня поняли?
– Да… я понял… – глухо ответил издалека отец Севы. – Ровно в семь я приеду. Один. С деньгами.
Спрятав мобильник в карман, я повернулся к слуховому окну. И увидел в проеме окна бледного Севу, который смотрел на меня как-то грустно и обреченно. Неужели он слышал?
– Ты чего не спишь? – говорю.
– Сон приснился страшный, – прошептал Сева. – Будто папа с мамой меня домой забирают… Открываю глаза – а вас нет рядом…
Нет, не слышал он ничего.
– Да я просто покурить вышел, – говорю. – Иди, спи. Завтра нам рано вставать, дел много…
– Я чего-то боюсь, – произнес он дрожащим голосом.
– Пошли спать, малыш, – и я обнял его, и Сева прижался ко мне доверчивым теплым телом.
Утро
Все прошло как по маслу. Ровно в семь мы вышли с Севой из подъезда, я осторожно огляделся вокруг – никого. Польский костел был рядом. Там уже стоял серебристый мерседес, из которого выскочил отец Севы и бросился к сыну. Видный такой папаша, на висках седина, в шикарном костюме, при галстуке, в темных очках. Схватил Севу за плечо рукой с золотым перстнем, другой рукой сунул мне пакет с деньгами.
Я не спеша пересчитал. Без обмана – десять тысяч баксов.
– Все правильно, – говорю. – Желаю семейного счастья.
И помахал рукой Севе, который смотрел на меня сквозь стекло тоскливыми серыми глазами.
– Извини, пацан, – сказал я ему, хотя мальчик навряд ли мог меня слышать. – Я не мог поступить иначе. У меня просто не было другого выхода. Не я ведь придумал этот подлый мир…
Отец Севы тихо выругался, сплюнул, не сказал мне ни слова, даже не посмотрел на меня, сел в машину – и рванул с места.
А через два часа я вручил эти проклятые деньги бывшему другу, взял с него расписку, которую он не очень охотно, но дал, а на прощанье даже вяло протянул мне руку.
– Ты же еще вчера хотел меня убить, – сказал я, глядя на протянутую руку и не собираясь ее пожимать.
– Ну… кто старое помянет… Мы ведь были когда-то друзьями!
– Не помню, – сказал я. – Полная амнезия.
Он вздохнул, улыбнулся, пожал плечами. Мол, что с дурака возьмешь.
– Что передать Маше? – спросил он как бы участливо.
– А кто такая Маша?
Он рассмеялся.
И я покинул его роскошную контору.
Что ж, наконец-то, я снова могу вздохнуть свободно. Наконец-то, мне больше не надо скрываться и прятаться.
И я никому ничего не должен. Правда, мне негде жить, у меня ни гроша. Но ведь я же могу начать с нуля новую жизнь, и ничто мне не помешает. Ну, а Сева – что ж… буду надеяться, что он меня когда-нибудь простит… В конце концов, я же доброе дело сделал – вернул сына любящим родителям. Уж они-то, наверное, лучше знают, как ему жить. Подрастет – сам поймет, что они были правы. И еще скажет мне, подлецу, спасибо.
И снова ночь
Я проснулся будто от толчка. Огромная луна как бельмо мертвеца таращилась на меня через слуховое окно. Я зажмурился, отвернулся, попытался снова заснуть, и не мог. Нашел в кармане сигаретный «бычок», закурил и вылез на крышу. Огляделся – и обомлел.
На самом краю крыши, весь облитый лунным светом, стоял мой ангел-лунатик. Запрокинув голову, он смотрел на небо, на звезды – и беззвучно шевелил губами.
– Севка, ты? – воскликнул я изумленно. – Как ты здесь оказался?
Сева медленно повернул ко мне бледное лицо, чуть улыбнулся.
– Очень просто, – сказал он. – Соскучился – и пришел…
– Соскучился?! Но ведь я же… я предал тебя… я тебя продал – ты хоть знаешь это?
– Конечно, знаю. – Он опустил глаза, словно стесняясь смотреть на меня. – Я с самого начала знал, что все именно этим кончится.
– Знал?.. с самого начала?.. Так зачем же тогда… зачем ты опять – ко мне? Зачем я тебе?
– Я на вас не в обиде… вы – человек слабый… И потом, у вас же и впрямь не было другого выхода. А мне больше некуда идти. Мама с папой меня совершенно не понимают. Они, кстати, думали, что вы меня похитили и удерживали силой… А я… а у меня… У меня же никого нет, кроме вас…
– Что? – прошептал я. – Повтори – что ты сказал?
Но он молчал, он лишь смотрел на меня и улыбался.
И вот тут я не выдержал – и заплакал.
– Прости, прости…
– Ну что вы, ей-богу, как маленький… – Он подошел ко мне близко-близко, взял меня за руки своими ручонками. – Ну, Дим Димыч, ну, успокойтесь… Что поделаешь, раз уж мы с вами такие невезучие. Вы – плохой бизнесмен, я – вундеркинд никудышный… Что нам делать, бичам-романтикам, куда податься? А домой я ни за что не вернусь! Пусть хоть в клетку меня сажают – я вырвусь! Хоть цепями пускай закуют – я все равно убегу!.. – Он насупил брови, задумался. – А может, нам с вами, Дим Димыч, куда-нибудь вместе уехать?..
– Да, конечно, мы обязательно отсюда уедем, – сказал я, вытирая постыдные слезы. – Мы уедем с тобой в другой город. И там начнем новую жизнь. Мы будем работать, учиться и помогать друг другу, и я не стану заставлять тебя участвовать в этих дурацких олимпиадах и конкурсах… А если захочешь – мы вместе построим ту самую загородную дачу для беспризорных детей… помнишь, ты как-то мне говорил, что мечтаешь об этом? Помнишь? Ну а потом, когда сам захочешь – ты помиришься со своими родителями – и они тебя поймут и простят… ведь правда же, правда?
Он молча кивнул, он жадно слушал и смотрел на меня, не мигая.
– И я тебя больше никогда не предам и не выдам… – бормотал я, захлебываясь. – Только ты уж прости меня, Севушка…
– Я уже простил. Я с самого начала простил.
Он смотрел на меня, улыбаясь.
И я только сейчас, глядя на эту его улыбку, догадался, понял, прозрел, что та первая наша встреча была неслучайной – он был послан, скорее всего, затем, чтобы дать мне последний шанс на спасение, и я буду последним ничтожеством, если не воспользуюсь этим шансом…
Ночь. Луна. Нежный май на исходе. Сладкий воздух дышит черемухой. Веет свежестью от Енисея. И так хочется верить, что не все еще в этой жизни потеряно, и можно еще многое наверстать, исправить, а то и начать заново. Особенно если ты не один.
Ведь не приснился же мне, не пригрезился этот мальчик?..
Весна 2002 года,
Красноярск
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.