Текст книги "Каллиграф"

– Конечно, знаю. На кухне. Идем со мной.

Помимо всех моих прочих проблем, мне еще не хватало, чтобы Уильям не вовремя встревал в разговор. Мне было совершенно необходимо узнать, что сказала ему Мадлен насчет свидания. Категорически необходимо. Причем как можно скорее.

В кухне – длинной комнате, вытянутой вдоль задней стены дома – ряды бутылок громоздились повсюду, занимая все горизонтальные поверхности, если не считать места, где стояли использованные тарелки с объедками, которые занимали целый стол, а также несколько полок. На кухне все были лысыми. На мгновение мне показалось, что мы по ошибке попали на собрание бильярдных шаров. Примерно десяток мужчин – все, кроме одного или двух, либо были тщательно выбриты à la mode, либо самой природой были избавлены от такой необходимости. По большей части, они стояли кружками, прислонившись кто к буфету, кто к стенам. Среди них можно было заметить и несколько женщин – трагические минареты красоты среди кривоватых куполов. Самая живописная группа – кучка из трех поразительно высоких курносых индивидов – собралась возле холодильника, словно охраняя главные врата к источнику напитков. Судя по всему, они пытались общими усилиями соблазнить рыжеволосую девицу, стоявшую в центре маленькой компании.

Фил продемонстрировал свою неотразимую улыбку:

– Дэйв, Стив, Майк и…

– Энджи, – фыркнула девица.

Еще одна улыбка. У Фила отличные зубы, отметил я про себя.

– Дэйв, Стив, Майк и Энджи, это Джаспер и…

– Уильям! Очень рад с вами со всеми познакомиться. – Все трое чуть заметно напряглись, словно нервные яйца, которые услышали дискуссию о размерах планируемого омлета. Но Уильям только начинал. – И вы все занимаетесь политикой? Я сам занимаюсь свининой. Ну, правильнее будет сказать, свиньями. Собственно говоря, беконом. Приезжаю в Лондон только на выходные. Так счастлив вырваться из всей этой грязи! Сейчас, конечно, не лучшее время для свиней – а все эти забитые овцы и сожженные коровы – просто кошмар!

Таков был необычный способ Уильяма вести себя на скучных вечеринках; сообщить как можноьбольшему числу людей столько вранья, сколько он сможет изобрести. Насколько я могу судить, он руководствуется при этом скорее философскими (или даже художественными), чем социальными принципами: своего рода акт саботажа в форме театрализации жизни. В частности, он наслаждается, подкалывая мужчин, которые бреют головы. Как-то раз он объяснил мне причины такого поведения: поскольку нас больше не вызывают на ринг сражаться со львами, физическая сила мужчин уже не так важна, но их социальное положение – в том числе и шарм – Уильям убежден в этом – по-прежнему каким-то загадочным образом связан с шевелюрой. Таким образом, утратив волосы, лысые батальоны современных британцев последовательно отказываются (что следует считать и самоотрицанием) от харизмы и остроты ума. Вместо этого они пользуются оружием из мужского арсенала, которое больше подходят к их лысине: искренность, туповатость, прямота и скептицизм. Они берут на себя роль общественных борцов с загадочным. Таким способом – по версии Уильяма – они пытаются выдать за добродетель и свои лысые головы, и не менее плешивые разговоры, считая себя пятой колонной эмоциональных любителей откровенности, правдорубов, этаких честных и бесхитростных парней. Но больше всего Уильяма раздражает их манера считать самих себя честнее своих приятелей, потому-то его так и тянет к ним, когда он в настроении ниспровергать столпы.

Когда на свет извлекли пиво, Майк (или это был Дэйв?) наконец ответил на вопрос Уильяма:

– Я пишу для журнала.

Уильям приподнял бутылку, как бы в знак того, что по этому поводу следует выпить.

– А вы, парни?

– Телевидение, – заявили они.

Лицо Уильяма озарилось восторгом.

– О, невероятно – медиа!

Я больше не мог ждать. Я осторожно развернулся к Филу и тихо, с огромным трудом удерживая внутри бушевавшие эмоции, спросил его:

– Так что сказала Мадлен?

– О чем?

– О том, чтобы зайти сюда сегодня вечером.

Крутой и небрежно уверенный в себе, он открыл свою бутылку с пивом.

– А, ты об этом. Она сказала, что, может быть, подойдет попозже. Она навещает сестру или кого-то еще, а после этого вроде бы будет свободна.

– Отлично, – я сглотнул. – Как давно вы знакомы?

– Да не так уж долго – мы встретились на одной вечеринке в Польском клубе. Что-то в связи с тем, что они хотят поскорее вступить в ЕС, или как-то так. А она написала статью насчет того, почему Краков можно назвать новой Прагой. И они ей тоже послали приглашение. Там я ее и подцепил. Уболтал. Сам знаешь, как это бывает.

Я мрачно кивнул.

К полуночи, проведя кошмарный час наверху, среди светских журналистов – преторианской гвардии скуки Ноттинг-хилла, – я впал в отчаяние. Я осознал, что отныне я не смогу жить без Фила. Тоска и гнев пропитали мою душу, как дым от пожарища. Мне необходим был руководитель. Я обнаружил, что брожу по дому, отчаянно разыскивая Фила. О, как я хотел снова оказаться рядом с ним. Когда она придет, о, мудрый Филипп? Или она уже пришла? Мне остаться? Что мне сказать? Покажи мне, Фил, как ты это делаешь. О, покажи мне, как ты это делаешь, Фил. Я тоже хочу стать Правильным Парнем. Давай будем друзьями. Я. Ты. Товарищи.

Вечеринка наконец вырвалась за рамки первоначальной умеренности и сдержанности и хотя и не достигла еще истинной, грозной дикости, уже бились бутылки, бокалы разлетались вдребезги на полированному полу. Прибывали денежные ребята, а с ними появился кокаин и уроды-кокаинисты. Политическая лестница стала скользкой от разлитой по ней лести. Бильярдные шары становились все более и более агрессивно посредственными. Кто-то сказал, что где-то на первом этаже есть диджей. Но я торопливо продвигался сквозь толпу: Джаспер Смиренный в поисках Филиппа Великого.

Наконец я оказался в гостиной: длинное, нелепо устроенное пространство, ориентированное поперек дома, с аркой, разделяющей комнату пополам, – там, где когда-то была перегородка. Здесь оказалось чуть спокойнее, гостиная была на три четверти заполнена людьми: некоторые сидели на полу вокруг пепельниц (наверное, именно так первобытные люди собирались вокруг костра), другие стояли группами или сидели за обеденным столом, скручивая папиросную бумагу, а третьи опирались на спинки стульев, образующих полукруг, в центре которого находились сухие цветы в причудливой вазе.

Но где же Фил? Мой взгляд остановился на высокой женщине, стоявшей в дальнем углу у окна Я смутно припоминал ее – она писала о моде для ряда изданий, с ней дружил Уильям. Она носила очки. В данный момент она разговаривала с низкорослым мужчиной, тоже в очках. Он, в свою очередь, как раз передавал Филу CD. A Фил открыл черную сумку на липучке и извлек из нее небольшой футляр, в котором… лежали очки.

Внезапно я осознал весь ужас происходящего: все в этой комнате носили очки. Боже мой. Что происходит? Весь молодой Лондон неожиданно ослеп? Наверное, это все от мастурбации. Вот бедняги. Подумайте только, какая паника, должно быть, охватила их, когда они поняли, что ужасная болезнь поразила их всех одновременно, как миксоматоз поражает летучих мышей. Они, должно быть, как один, брели наугад в поисках магазинов оптики, чтобы проверить зрение. Боже, какая трагедия. Потом их за руку ведут к псевдоклиническому свету изумрудов и мрамора консультационного центра, и они обдумывают каждый шаг, потому что все вокруг стало туманным и расплывчатым. Теперь, когда они осознали свою болезнь, им всем придется пройти через одинаковые страшные процедуры, примеряя оправы разной формы от Джиорджио, или Джованни, или Джанкарло, пока (по-прежнему все, как один) они не осознают (с бьющимися сердцами), что единственный способ покончить с этим ужасным состоянием, это стать как можно более похожим на… Бадди Холли.[85]85
  Актер-комик.


[Закрыть] Кошмарная неделя жизни на ощупь в ожидании подходящих линз, и бабах! – круто и чудовищно интеллектуально.

– О, еще раз привет, Фил, – небрежно сказал я.

– Привет, Джаспер, приятель, как дела? – Он читал обложку диска с дотошностью юриста. – Кэтрин – это Джаспер, Джаспер – Алекс.

Игнорируя мое появление, Алекс продолжал:

– …это именно то, что тебе нужно, он точно твой человек. Давай, ты ведь сам смеялся, разве нет?

– Неплохо, – слабым голосом ответил я Филу.

– Ты прав, Алекс, он классный. Проверь это, – Фил протянул диск Кэтрин.

Я решился снова заговорить:

– Эй, Фил… Я уже собираюсь уходить, потому что… завтра я улетаю. Мадлен пока не появлялась? Я только хотел попрощаться. Поблагодарить ее за тот вечер.

Он взглянул на меня – чуть приподняв брови:

– Она не ответила на мое сообщение, так что понятия не имею, что с ней и как.

Пожалуй, его очки не были такими, как у Бадди – а также у Кэтрин и Алекса; в этой оправе он скорее напоминал дизайнера из рекламы автомобилей.

Я чувствовал себя совершенно потерянным. По венам моим струилось чилийское мерло, медленно растворявшее внутренности. Я опасался, что сердце может рухнуть вниз, на бедерные кости, как тяжелое пианино пробивает пол во время пожара.

– И что это за диск? – поинтересовался я.

Фил рылся в кармане в поисках мобильного телефона:

– Ах, это… просто несколько мелодий, наш приятель записал.

Ненавижу слово «мелодии».

Тут же встрял Алекс:

– Давай, Фил. Эта хрень занимает четвертое то в хит-парадах. Это крутая штука, приятель. Новый Моби, – он вдруг обернулся ко мне: – благодаря Филу у этого проекта есть имя.

– Ты должен настаивать на авторском проценте, – улыбнулась Кэтрин, передавая ему обратно диск.

– Хотел бы я на это рассчитывать, – Фил задумчиво потирал подбородок.

Кэтрин стала расспрашивать Алекса о какой-то гимнастике.

Фил убрал диск в свой рюкзак с одной лямкой. И вот он – долгожданный конец. Отвратительная, уродливая правда вышла наружу, срывая остатки моих иллюзий и самообманов. Мне придется смириться с этим, другого выбора нет: Фил отличный парень, с Филом все в порядке. Фил просто молодец. Может, я не носил очки, в которых не нуждался, и у меня не было козлиной бородки, но тем не менее – это я был проигравшим, а не Фил. Мадлен права, что влюбилась в него. Как только мне могла прийти в голову другая мысль? Конечно, она любила его. Когда-то давно я ошибся в расчетах, в самом важном жизненном уравнении, и моя судьба утратила равновесие, опасно накренилась. Весь остальной мир давным-давно понял, что я из себя представляю. Но понадобилась встреча с Филом, чтобы у меня самого открылись глаза. Я – неудачник, пожизненный неудачник, посвятивший есю жизнь бесплодной критике. Все, что мне теперь оставалось, – наблюдать и подражать другим, на большее я не способен.

– Отличный телефон, – заметил я уныло. – Гдеты его купил?

– Да, он крутой, – Фил постучал пальцем по экрану. – Никаких сообщений нет, – он взглянул на меня: – С тобой все в порядке, приятель?

Я кивнул.

– Как вы там с Рейчел тогда ночью?

– Я трахал ее, пока у нее из носа кровь не пошла. Глаза Фила расширились от изумления.

Я теперь говорил очень тихо – скорее даже шептал или хрипел:

– А вы?

– Хорошо, – улыбнулся он. Он не мог сдержаться. – Дома я не ночевал.

Уильям в одиночестве курил на лужайке перед домом.

– Что ты делаешь, Джаспер? Почему ты вылезаешь из окна? Ты что, обидел какого-нибудь несчастного молодого человека?

Я нервно огляделся:

– Я иду домой, Уилл; я чувствую себя отвратительно. Всю свою жизнь я все делал не так.

– В самом деле? В таком случае, думаю, тебе действительно стоит вернуться домой. Только, пожалуйста, постарайся поспать. А я…

– Ты не видел ее, правда? Она так и не пришла? Я не хочу сталкиваться с ней; я должен вырваться. Я думал, она… Фил сказал, что она может прийти.

– Нет, я не заметил ее прибытия. Но, с другой стороны, я ведь понятия не имею, как она выглядит. – Уильям выпустил изо рта колечко дыма. – Тебе, правда, лучше пойти в постель, Джаспер, ты помимо всего прочего, упился просто в хлам.

– Если бы ты ее увидел, ты бы сразу понял, что это она.

– Я не смотрел на дверь. В любом случае, не думаю, что она придет. Как я уже тебе говорил, я побеседовал с Филиппом – не беспокойся, я был само благоразумие – и оказалось, что все не так плохо, как ты боялся. – Я попытался перебить его, но он остановил меня. – Они едва знакомы. Встречались только три раза. Он спал в ее квартире, но вряд ли там имел место секс. Я, конечно, не уверен… но думаю, что он бы похвастался, – он улыбнулся. – Так что, полагаю, мы все еше в игре. Кстати, я пригласил Филиппа на наш небольшой пикник, – Уильям снова поднял руку, чтобы не дать мне вмешаться. – А завтра ты должен пригласить ее.

Я был слишком усталым и пьяным, чтобы заходить еще дальше в тупик его глупости.

– Ты собираешься домой? Что ты, вообще, делаешь?

– Я просто дышу свежим воздухом. Затем я намерен вернуться на вечеринку, чтобы причинять страдания и наслаждаться этим.

– Фил – отличный парень, – сказал я. – И не забывай об этом.

И я поплелся на улицу ловить такси.

17. С добрым утром

 
До дней любви чем были мы с тобой?
Нас будто от груди не отлучали.[86]86
  Перевод Б. Томашевского.


[Закрыть]
 

Лежа на спине, где-то слева от меня, Дон говорил за всех:

– Уилл, я должен сказать, что ничего лучшего я на пикниках не ел и вряд ли буду есть, – он прищелкнул языком. – Ради этого стоило лететь назад в Лондон. Я думаю, этот пикник даже побьет по экстравагантности вечеринку на твое девятнадцатилетие.

– M мм, в два раза лучше, – заметила Кэл, жена Дона. – Теперь мы вернемся домой счастливыми.

– Было очень здорово, Уилл, – добавила Сэм, сестра Натали.

– Да. Твое здоровье, Уилл, – сказал Фил, потянувшись за газетой.

Я был готов присоединить свою благодарность к словам других, но Уильям заставил замолчать благодарный хор.

– Даже не думайте благодарить, – сказал он. – Это было сплошное удовольствие. Не каждый день в Англии выдается шанс три часа есть, сидя на траве, чтобы дождь не испортил весь замысел. Я так рад, что погода не испортилась, а вы все сумели найти для меня время. Нет ничего хуже, чем затеять импровизированный пикник и вдруг обнаружить, что обедать придется в одиночестве. И под дождем. – Он тоже лег, положив голову на колени Натали. – И есть еще кое-что. Который час, кто-нибудь знает?

– Ровно половина шестого, – ответил Фил.

– И все еще чертовски жарко. Это просто смехотворно. Что ж, думаю, всем нам было совершенно необходимо немного поваляться на солнышке. И у нас осталось еще шампанское в честь моего дня рождения.

Он потянулся за подушкой и сунул ее себе под спину.

Натали поглаживала его волосы.

– Как получилось, что ты не пригласил меня на свое девятнадцатилетие?

– По одной простой причине: мы в то время еще не были знакомы, – отозвался Уильям.

– Нет, были.

– Серьезно?

– Да.

Из всех собравшихся только мы с Доном знали, что на самом деле день рождения у Уильяма был в сентябре. Я включился в разговор:

– На дне рождения Уильяма не было женщин. Тогда Уильям еще пытался стать геем, чтобы не подвести свою семью. Правда, Уилл? Это было еще до того, как ты признал свое поражение.

– Да, пожалуй, так. Ужасный этап моей жизни.

– Лично я рада, что ты превратился в такую звезду, – пробормотала полусонная Сэм.

Мимо пробежала собака, она мчалась вниз по холму, вероятно в поисках чего-то потерянного.

– Что случится, если мы все заснем и кто-то придет и возьмет коробку-холодильник с вином? – поинтересовалась Кэл.

– А мы назначим стражу, – Уилл поднял голову. – Натали?

– Даже не надейся.

Вдруг заговорила Мадлен:

– Зато я вполне проснулась. Я присмотрю за продуктами.

– Спасибо, Мадлен, – с чувством произнес Уильям. – Это очень благородно с твоей стороны.

Я лежал на спине, прислушиваясь к легкому ветерку, шелестевшему в кронах деревьев. Общее настроение умиротворения и благодарности было более чем уместно: Уильям провел этот пикник как первоклассный капельмейстер. Если бы я не был сосредоточен на других проблемах, я тоже был бы к этому моменту без сил и без чувств из-за обилия великолепной еды. Но для меня самая трудная часть операции только начиналась, и я вовсе не собирался засыпать в самый неподходящий момент.

Была суббота, 15 июня, прошло семь дней с той вечеринки в Ноттинг-хилл, и мы вплотную подошли к самому длинному дню года. С утра Уильям захватил нас с Мадлен, приехав вместе с Натали и Сэм на нелепом старом «ягуаре», который только что купил его отец. Строгие указания, данные Уильямом, гласили: он должен забрать нас вместе, в моей квартире в 12.27. Это его распоряжение я честно передал Мадлен. Тем временем Фил играл в футбол все утро так что я вызвался встретить его (тоже идея Уильяма) на станции метро Хэмпстед. Дон и Кэл должны были прибыть своим ходом и ждать нас в северной части парка.

Мы с Мадлен поговорили в воскресенье, после вечеринки. И ошибаетесь: я ей не звонил, это она позвонила мне.

Я был уже в гораздо лучшей форме: конечно, в безутешном горе и глубокой депрессии, но уже способный еще раз сесть за игровой стол и испытать рулетку судьбы.

Она, с другой стороны, едва справлялась с эмоциями:

– Привет. Джаспер, это Мадлен. Послушай, я чувствую себя такой виноватой, ужасно виноватой из-за концерта. О боже. Это была полная катастрофа. Одна моя подруга сломала руку, пытаясь запрыгнуть в автобус на Оксфорд-стрит, и мне пришлось везти ее в травматологию, и мы проторчали там до девяти часов вечера. Мне ужасно жаль. Я пыталась позвонить тебе, но телефон не отвечал, и я не знала номер твоего мобильника. К тому времени, когда я смогла бы добраться до Шепердс Буш, все равно было бы уже слишком поздно. Не знаю, как еще у тебя прощения просить. Я звонила вчера, но ты, наверное, куда-то ушел. Долго ты ждал?

– Ну, я дал тебе времени до девяти, а потом решил, что у тебя что-то случилось. И тогда отправился к Уиллу. Нет проблем. На самом деле, я собирался позвонить тебе сегодня – убедиться, что все в порядке.

– Да, все отлично.

– Прости, я сам виноват, что до сих пор не завел мобильник.

– Я рада, что ты не стал долго ждать. Как неловко вышло.

Конечно, теперь, когда мы лежали на траве, на расстоянии нескольких километров от метро Хэмпстед-Хит, я отлично сознавал, что понятия не имею, врала она или нет. По здравом размышлении я решил, что нет; ее оправдания звучали недостаточно убедительно; большинство лжецов врут слишком искусно, а правда проста и говорит сама за себя.

Так я рассуждал, наблюдая за тем, как плывут по небу облака, то сливаясь, то разбегаясь в стороны, как новые острова, рожденные в результате дрейфа континентов. И хотя никто из нас не давал себе труда сесть и убедиться, что он все еще где-то здесь, Лондон раскинулся вокруг нас, расползаясь щупальцами улиц, сталкиваясь, устремляясь в различных направлениях: кобальтово-синий купол на западе, река, Колесо Обозрения, и бесконечное болото на юге, и вздымающийся башнями восток, вяло мерцающий в лучах летнего солнца.

Прошло сорок пять минут, прежде чем Уильям поднялся с колен Натали и начал рыться в коробках с продуктами. Я сел. Сэм спала. Дон и Кэл дремали. Фил лежал на боку, все еще читая газету и потягивая пиво из одной из купленной им бутылок. Натали лежала на спине, нацепив солнечные очки. Мадлен пошевелилась. Я повернулся, чтобы лучше видеть ее.

Она сидела чуть в стороне, за деревьями, так чтобы оставаться полностью закрытой от все еще жаркого солнца. Она наклонилась вперед, курила и читала журнал. Ее волосы из-за солнца казались гораздо светлее.

– И где маленький холодильник? – мягко спросил Уильям, разговаривая скорее сам с собой, чем с кем-то из нас. Он проверил корзины, одну за другой, затем открыл обе большие коробки и покопался в них.

– Как он выглядит? – уточнила Кэл, тоже поднимаясь с травы.

– Синяя коробка. Небольшая, – Уильям растерянно оглядывал ворох сумок, корзин и пакетов.

– Угощайтесь пивом, – предложил Фил, по-прежнему опираясь на локоть. Обращался он ко мне, но имел в виду всех.

– Нет, не хочу, спасибо, – ответил я. – Я поберегу себя для холодильника Уильяма.

– Я его не вижу, – заметила Кэл.

– Его здесь нет, – Уильям хмурился. – Если только коробка не накрыта каким-нибудь одеялом или еще чем-то.

– Что вы ищете? – заинтересовалась происходящим Мадлен; она встала и подошла к нам.

Уильям выглядел озадаченным.

– Небольшая синяя коробка. В ней две бутылки шампанского.

– Я не спала и могу вас заверить: никто ее не украл, – сообщила Мадлен.

Натали тоже села, сдвинула темные очки на лоб:

– Может, ты оставил коробку в машине? Ты точно не поставил ее на заднее сиденье? Ведь багажник был битком забит.

– Ты думаешь?

– Я не помню. Это вполне возможно.

– Машина была забита всякой всячиной. Ты правда считаешь, что я мог поставить коробку сзади?

Натали пожала плечами:

– Вполне мог. Я, честное слово, не помню.

– Я допускаю, – Уильям колебался. – Ну, кто-нибудь может сходить туда и проверить. Мадлен, ты выглядишь бодрее всех – ты не сходишь к машине?

Мадлен улыбнулась:

– Нет проблем. Мне не помешает небольшая разминка. И я готова на все ради шампанского.

– Ты помнишь, где это? – уточнил Уильям.

Кэл тоже села.

Фил перелистнул страницу.

– Нет, не уверена.

– У тебя есть с собой телефон? Это на северо-западной парковке… иди прямо туда, а потом…

– Боюсь, дорогу искать я не умею. Я ведь журналист-путешественник, – Мадлен положила ладонь на затылок и задумчиво прищурилась. – И телефон я сегодня дома оставила. Надо идти прямо по тропе вдоль тех деревьев или…

– Знаешь, Джаспер, ты бы лучше сходил с ней, – развернулся ко мне Уильям. – Ты как смотришь на прогулку? Натали, может, ты…

– Я схожу, – спокойно прервал его я. – Без проблем.

Фил поднял голову.

Уильям вытащил ключи.

– Два комплекта для одной машины на одной связке. Полный идиотизм. Но моему отцу нравится держать все вещи в одном месте, – он отцепил один комплект ключей и протянул его мне: – Не выпейте все на обратном пути.

О, поверьте мне: Хэмпстед-Хит – настоящий лабиринт, африканские джунгли. Имея самые честные намерения, люди, незнакомые с многократно пересекающимися тропами, длинными прудами, невероятным количеством одинаковых холмов, с неотличимыми друг от друга лесистыми долинами, постоянными развилками, двойными петлями, перекрестками и слияниями дорожек, редкими ограждениями и мостами, просто не могут не заблудиться. В самом деле, сомневаюсь, что даже убеленным сединами ветеранам этого странного места хотя бы в половине случаев точно известно, где именно они находятся. А люди, вышедшие на пробежку, бегут вовсе не для того, чтобы поддерживать себя в отличной форме; они бегут, потому что заблудились, потому что отчаялись найти дорогу назад, к той точке, с которой началась их прогулка, – они бегают туда-сюда, туда-сюда, все больше нервничая, все больше паникуя… Короче говоря, я пытаюсь сказать следующее: это могло случиться с каждым. Особенно если два человека углубились в разговор и не смотрят, куда идут.

Конечно же, мы нашли дорогу назад, к машине – уложились минут за двадцать пять, не больше. И холодильник действительно был в машине: терпеливо дожидался нас на полу, перед задними сиденьями автомобиля. Мы рассчитывали на столь же благополучное возвращение к компании, следуя (клянусь!) тем самым путем, по которому только что пришли. Должно быть, все дело было в деревьях, около одной из хитрых развилок с пятью разветвляющимися тропами, именно там мы сделали ошибку.

– Вон туда, – сказал я, чуть приподнимая коробку, чтобы указать направление, о котором говорил. – Боже, все еще стоит такая жара. Кто бы мог подумать, что Англия такая жаркая страна.

– А мне нравится, – Мадлен двинулась вперед, пропуская молодую семью с ребенком в легкой коляске. Она собрала волосы кверху и закрепила их заколкой, на задней стороне ее шеи виднелись капельки пота. – Меня ужасно раздражает, что все в этой стране удивляются погоде. Знаешь, дважды в год, каждый год все восклицают: «О мой бог! Идет снег! Кто бы мог подумать, что станет так холодно зимой! Снег!» или «О мой бог! Так жарко и солнечно сегодня – вы можете в это поверить? Причем такое именно в июне! Потрясающе!» – Она обернулась, чтобы подождать меня, и мы бок о бок пошли через рощу к следующей развилке. – Это выглядит как-то не так, – заметила она.

– Пожалуй, ты права. Думаю, нам надо вернуться к тому холму и с возвышенности оглядеться, чтобы найти правильную дорогу.

И мы отправились на небольшой холм.

К тому времени, когда мы нашли наше прежнее место прошло, наверное, не меньше полутора часов, и там уже никого не было. Ни малейшего признака наших друзей. Я был сконфужен. У Мадлен не было часов, но она решила, что должно быть около половины седьмого. Она сидела, опираясь спиной о дерево примерно там, где раньше лежали Дон и Кал.

– Похоже, они все слиняли и бросили нас, – она достала сигарету и закурила. – И что мы теперь будем делать?

– Черт. Наверное, мы бродили дольше, чем нам казалось. Ты захватила с собой телефон? – Конечно, я и сам знал ответ на этот вопрос.

– Нет, я оставила его дома. Он стоит на подзарядке.

– Ну что же, ты можешь остаться здесь с коробкой, а я схожу поищу их – на случай, если они только что ушли или перебрались на соседнюю лужайку. Я уверен, что они не могли совсем бросить нас. – Я поставил коробку с шампанским на землю и пошел обратно по прежней тропе.

Когда я вернулся, Мадлен держала в руках записку. – Это лежало на траве, – сообщила она.

«Дж и М,

понятия не имеем, куда вы двое запропастились.… Нам с Сэм нужно возвращаться в город, у нас вечером дела, так что мы все пошли к машине. Уилл в ярости – думает, что ты заранее задумал стянуть его выпивку. Фил просит M позвонить ему попозже насчет завтрашнего дня. Д и К едут с нами сегодня вечером, так что, если вы захотите, присоединяйтесь… Возможно, мы встретим вас на пути к машине – в таком случае вы это не прочитаете.

Натали».

Нечего и говорить, что мы не наткнулись на них по дороге. Судя по всему, было уже около половины десятого, когда мы сели в автобус номер 49 на станции метро Уорвик-авеню. Кроме нас в нем никого не было.

Солнце еще не покинуло небо, но уже закатилось за дома, и облака деловито меняли окраску, обретая вечерние цвета: розовый и персиковый.

Машина притормозила, и Мадлен перебежала дорогу, не дожидаясь меня, затем остановилась на другой стороне, перед церковью, чтобы прикурить очередную сигарету. Я подождал, пока машина проедет, а потом подошел к ней. Выше колен, несмотря на загар, кожа у нее немного обгорела – там, где лучам удалось воспользоваться ее привычкой сидеть ногу за ногу в летнем платье, приподнимавшемся при этом движении.

Я испытал приступ слабости. Я с трудом справился с искушением прямо в этот момент подойти к ней и честно сообщить, что у меня на уме, чтобы сразу узнать, что меня ожидает. «Все это может стать твоим», – нашептывает дьявол, когда мы жаждем и голодаем, взбираясь на скалистые уступы пустынных равнин нашего сознания. Но другая, более мудрая часть меня уже слышала ее банальный ответ: «О, Джаспер, как мило, что ты так говоришь, но мне бы не хотелось разрушать нашу дружбу, и мне не кажется, что это правильно, – кроме того, я кое с кем встречаюсь, но слушай, я не хочу, чтобы ты подумал, что не нравишься мне, потому что ты мне очень нравишься – как друг…»

Так что я сдержался.

Тем не менее, даже без чрезмерной откровенности, я собирался как следует испытать свою удачу.

– Хочешь пойти домой и поискать телефон Фила? – спросил я. – Или, может, мне удастся заинтересовать тебя бутылочкой с чем-то там, которая лежит в этом чертовом холодильнике?

Высоко удерживая сигарету, она потерла лоб тыльной стороной запястья.

– Он достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе самостоятельно. Давай выпьем – если ты уверен, что Уильям не будет возражать.

– Он мне и слова не скажет.

Мы свернули за угол, на улицу Формоза с Бристоль Гарденс. И моя рука лежала у нее на талии.

– Очень симпатичная квартира. – Она стояла спиной к раковине и смотрела, как я набираю телефонный номер.

– Думаешь? Жалко только, что нет нормальной кухни. Меня раздражает само слово «кухонька».

– Мне нравится это ощущение. Жить в мансарде. И столько дерева – очень красиво. Только, наверное, надоедает каждый день бегать по лестнице. Ничего, если я закурю?

– Конечно… О, черт, у него автоответчик, – я набрал рабочий номер Уильяма. Меньше всего мне хотелось с ним разговаривать. Я дождался, пока закончится запись, предлагающая мне оставить сообщение после сигнала. – Уильям, это я. Не знаю, где тебя черти носят и куда вы все исчезли, но не в этом дело; я вернулся домой и собираюсь выпить твое шампанское. Извини.Созвонимся в ближайшее время. – Я быстро повесил трубку. – Пепельница там, на столе, в другой комнате. Можешь пройти туда. Я собираюсь открыть холодильник и посмотреть, что там внутри.

Она улыбнулась и выпрямилась:

– Мне можно остаться до конца бутылки?

– Если будешь хорошо себя вести и не станешь прохаживаться по поводу моего музыкального вкуса или чего-то еще, то я, так уж и быть, разрешу тебе остаться.

– Это очень мило с твоей стороны, Джаспер. – Она закурила и отправилась на поиски пепельницы.

Боже мой! «Поистине, – подумал я, – каприз – это многоголовый монстр». Вероятно, Уильям был, в конце концов, прав насчет того, что Фил не спал с ней. Или, может, Мадлен наслаждается, играя со всеми, кто ей попадается на пути. Ну что же, отлично: пусть она выпьет и уходит, захватив с собой свое тело; или выпьет и остается. Но, сказал я про себя, вам надо быть настороже, Мисс Бельмонт, потому что теперь вы у меня в доме, и я уже делал подобное раньше, причем намного чаще, чем вы. Я вынул из шкафа два бокала-флейты для шампанского, проверил на свет, не осталось ли на них следов от мытья. Они были безупречны. Я отставил их в сторону, рядом с пачкой ее сигарет.

Из другой комнаты донесся ее голос:

– У тебя отсюда открывается прекрасный вид на сад.

Я осторожно вынул шампанское из коробки-холодильника. Это был «Кристалл» 1982 года. На Уильяма в выборе напитков можно было положиться, он знал, как выручить друга. Оно все еще было довольно холодным.

– Эй, – позвала она. – Ты можешь буквально заглядывать ко мне в окна. Вон там мое патио.

С бутылкой и бокалами в руках, я вошел в гостиную:

– Знаешь, я очень рад, что нам не придется делить это шампанское с остальной компанией.

Она обернулась с улыбкой – сексуальной, – подумал я, – не провоцирующей, не соблазнительной, уж точно не мучительной и не откровенно манящей, а именно так – сексуальной. Очень трудно достичь этого, и редко кому это удается. Не похоже ни на кого из девушек, которых я встречал раньше.

– Можно я поставлю музыку?

Я кивнул:

– Да, посмотри сама. Выбирай, что тебе нравится.