Электронная библиотека » Эдвард Докс » » онлайн чтение - страница 17

Текст книги "Каллиграф"


  • Текст добавлен: 31 января 2014, 02:48


Автор книги: Эдвард Докс


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Шрифт:
- 100% +
19. Растущая любовь
 
Любовь, я мыслил прежде, неподвластна
Законам естества;
А нынче вижу ясно:
Она растет…[95]95
  Перевод Г. Кружкова.


[Закрыть]

 

Я не хочу, чтобы у вас сложилось представление, что к Мадлен хоть в какой-то степени прикоснулись мягкие пальцы психоза. Вовсе нет. Она была здравомыслящей и рассудительной, естественной как пара бокалов вечером в пятницу из рассказа Дороти Паркер.[96]96
  Американская писательница, автор коротких рассказов и популярных интеллектуальных острот.


[Закрыть]
Но чтобы пофлиртовать минутку с доктором Фрейдом, наиболее изощренным и интеллектуальным извращенцем в истории человечества, я скажу, что ее личность, ее система убеждений и, конечно, прошлое и настоящее ее семьи могли бы стать предметом блестящего исследования. Какие выводы мог бы, например, сделать бородатый, вечно полный энтузиазма Зигмунд на основании ее идеи пойти в галерею современного искусства Тейт?

Да, вернемся назад. Ее предложение, bien entendu [97]97
  Внимательно выслушанное (фр.).


[Закрыть]
и вовремя высказанное (на верхней площадке туристического автобуса, когда мы ели изумительно вкусные сэндвичи с копченым лососем), оказалось частью нашей программы «Знакомство с Лондоном».

Каким несчастным дураком я был: ведь сначала меня больше всего волновали вовсе не призраки Люси или Сесиль, блуждавшие по галерее, а скорее идиотская проблема – много или мало мне следует знать о ней. И хотя некоторые экспозиции в галерее должны были смениться, я понимал, что многие остаются на прежних местах, там же, где они были в марте, и в силу этого я с легкостью мог бы – если бы у меня возникло такое желание – продемонстрировать свою осведомленность в области современного искусства. С другой стороны, воспоминания об экскурсии по каналам все еще были слишком живы… и по некоторым причинам я не испытывал желания выглядеть таким же болваном. Вместо этого, когда мы свернули на Трафальгарскую площадь, я принял решение рассказать ей правду, что я в прошлый раз посещал галерею на свой день рождения с «некоторыми друзьями».

После этого заявления, думаю, ее следующего вопроса избежать было никак нельзя.

И в ответ на него я немедленно дал свои разъяснения:

– Я ходил туда с Уильямом, Натали и своей тогдашней девушкой.

Она улыбнулась, возможно, несколько злорадно, наклонилась ко мне и воскликнула:

– Тогдашней девушкой?! Прошло всего четыре месяца или чуть больше, Джаспер. Нет нужды делать подобные акценты. Если ты, конечно, не считаешь себя виноватым передо мной, перед ней или еще перед кем-то. Ты чувствуешь себя виноватым? Как ее звали?

– Люси.

– Ну, когда-нибудь ты расскажешь мне о ней.


Теперь мы сидели вместе в просторном кафе на верхнем этаже галереи Тейт. Выбрав самообслуживание (вместо того чтобы терпеливо ждать тысячу лет), я только что вернулся к нашему столику и принес жидковатый и безвкусный «дарджилинг» для себя и темный, густой, как сироп, эспрессо для Мадлен. Она была погружена в чтение путеводителя по галерее. Я тихо сел рядом и принялся уговаривать свой изнуренный чай покинуть промозглую и душную тюрьму пакетика.

Снаружи брел домой летний вечер, покачиваясь, как исполнительница танца живота, возвращающаяся к своему яркому, алому шатру в верховьях реки. Некоторое время я наблюдал, как греются на солнышке силуэты вечернего Лондона. Затем я обернулся и посмотрел на других посетителей галереи, но не обнаружил ничего интересного или красивого, так что вскоре мой взгляд вернулся к лицу Мадлен. Я попытался прочитать ее мысли по тому, как менялись ее черты. Брови слегка нахмурились, лоб пересекла тонкая морщинка.

– Некоторые названия просто безобразные, – пробормотала она не то мне, не то сама себе.

– Дешевый трюк модернистов, – высказал я свое предположение. – Игра с самой работой и ее названием – агрессивный диссонанс, робкая ирония или тяжеловесный буквализм – они думают, так будет казаться, что в работе больше глубины и многозначности.

Она нетерпеливо взглянула на меня: да, мы все это знаем, Джаспер, спасибо, а затем снова погрузилась в чтение.

Я заметил, что в ее компании все чаще и чаще прямо говорил то, что думал, – пожалуй, лучшее слово для этого – «честность». Я переключил внимание на ее губы и погрузился в короткий спор с самим собой о том, строятся ли наилучшие отношения на основе эмоциональной прозрачности, взаимной откровенности или на основе некоей избирательной слепоты, взаимной недоговоренности. Но по мере того, как я развивал эту мысль и перед моим внутренним взором начинал вырисовываться лозунг: «Малодушие Откровенности и Отвага Молчания», – Мадлен закончила читать путеводитель.

– Отстой, – она вернулась к одной из последних страниц. – Ну, сам посуди, Джаспер: «Отцовство № 15: Лес», «Протухший теле-обед: 10 сентября», «К Богу, кем бы Она ни была». Разве эти названия не полное дерьмо?

– Это все Мейси Блейк?

– Ага, – она взяла очередную сигарету. – Мейси Блейк, – Мадлен присвистнула, – на фотографии выглядит не слабо. – Она внимательно разглядывала портрет художницы. – Как она тебе – если бы представился шанс?

– Ты же меня знаешь: если она симпатична, я тут же пересплю с ней. Она американка?

Мадлен улыбнулась:

– Да, американка. – Не обращая внимания на то, что кафе было для некурящих, она зажгла сигарету. – Знаешь, трудно сказать, заслуживает ли такой тип женщин восхищения. Очевидно, что она полна весьма – судя по названиям и по самим работам. Но с другой стороны, мужчины здесь точно такие же; по крайней мере, она заставляет посмотреть на нечто иное, чем обычное мужское дерьмо, и… Боже, ну что в этом хорошего? Я теряюсь, когда пытаюсь понять, что хорошего в женском искусстве. Кстати, тут сказано, что она родилась в Бостоне, и это внушает мне некоторые подозрения…

Она погрузилась в чтение того, что, вероятно, предлагалось в качестве биографии художницы. Я видел, как ее взгляд скользит по строкам. Затем, автоматически, не глядя, она протянула руку и насыпала соль в чашку эспрессо, видимо, считая, что это сахар. Само по себе это было понятно: из крышечки постмодернистской солонки торчала маленькая серебряная трубочка, точь-в-точь как на сахарницах в дешевых кафе и кофе-барах. Я хотел было помешать ей выпить соленый кофе, но – не знаю почему – был заворожен моментом и тупо смотрел, как она подносит чашку к губам, делает глоток… и даже не морщится. Она просто проглотила весь кофе одним махом, По ее лицу не было заметно неудовольствия, вызванного необычным вкусом, – никакого желания выплюнуть, никаких содроганий, никаких охов и ахов, ни один мускул не дрогнул. И это серьезно обеспокоило меня.

Она спокойно подняла глаза и вслух прочитала одно из названий еще раз:

– Итак, «К Богу, кем бы Она ни была». А как ты, Джаспер, ты веришь в Бога?

Самый нелепый вопрос, который только можно придумать.

– Нет, – ответил я, изображая наигранное изумление, – не вполне. А почему ты спрашиваешь?

– Не вполне. Что это значит?

– Ты действительно хочешь знать?

– Конечно. Я действительно хочу знать. Почему ты все время переспрашиваешь? И вообще, в чем дело?

– Ты только что выпила кофе с солью.

– Я знаю. Почему ты не сказал мне, что я насыпала соль? Ты ведь смотрел на меня.

– Потому что… – найти ответ оказалось непросто. – Наверное, я хотел увидеть твою реакцию.

– Ну, что же, ты ее увидел. – Она стряхнула пепел в блюдце. – Итак: ты веришь в Бога?

– Ну, если ты хочешь знать…

– Я хочу знать. Иначе зачем я бы стала задавать вопрос.

– Извини, – я пожал плечами. – Это типично английское недоверие к серьезным вопросам; это у меня в крови. – И снова я сказал правду – раз уж начал, уже не остановишься. Пожалуй, это ненамного лучше лжи.

Она ждала от меня продолжения.

– Ну, пожалуй, я считаю Бога всего лишь вымыслом, плодом человеческого воображения. Но я также думаю, что это самый важный и вдохновляющий вымысел. Вымысел, без которого все мы были бы потеряны в мире. Вымысел, без которого нам оставалось бы лишь произносить виртуозные банальности – в лучшем случае, а в худшем – и гораздо более вероятном – жалкое падение в пламя ненасытной жадности, вульгарности и беспросветного эгоизма – иначе говоря, в ад. Я думаю, что каждое новое поколение людей, или, по крайней мере, верховные жрецы, осознавали необходимость вымысла. И еще я думаю, что наша проблема состоит как раз в том, что мы ее не осознаем. Убивая Бога, мы разрушили самое впечатляющее, жизнеутверждающее и возвышенное творение человеческого разума. Если хочешь, мы совершили акт коллективной лоботомии над самими собой. Потому что искусство, существовавшее до лоботомии, – Бах или да Винчи, например, – несравненно лучше и глубже, чем вся эта чепуха времен после лоботомии, которую можно увидеть здесь, – я откинулся на спинку стула и допил чай. – Вот так. И что скажешь?

– Очень живенько.

– Я оттачивал этот монолог на протяжении долгих лет. А что ты? Раз уж мы заговорили на эту тему.

– Бог меня утомляет. Но я буду рада расплатиться и пойти посмотреть на собрание феминистского надувательства, изготовленного Мейси Блейк, прежде чем мы отсюда уйдем. Хочешь прогуляться со мной? Я чувствую, что должна сделать это. Это может оказаться забавным.


У меня возникла та же идея – но раньше или позже, чем у нее, я никогда не узнаю. Для законченного сенсуалиста (каким я склонен себя считать) каждое место является потенциальным фоном для любовного акта. Новая обстановка. Новая акустика. Новая система ограничений. И, пусть не обижается на меня мисс Блейк – как сказал бы Рой Младший, но «Отцовство № 15: Лес» было, без сомнения, создано – и выставлено – для того, чтобы создать в галерее современного искусства Тейт подходящее пространство для приватного общения публики. Никакой другой причины для создания этого объекта не могло существовать – так же как и у кураторов не было иной причины устанавливать его здесь. С определенной точки зрения, вся работа в целом воспринималась как одна гигантская перчатка сексуального вызова. (В этом, собственно, нет ничего плохого: в конце концов, вся планета Земля не что иное, как одна гигантская перчатка сексуального вызова.)

Лес занимал часть большой комнаты. Он состоял из тридцати или сорока высоких деревянных статуй, большинство из которых были толщиной с обычное садовое дерево, высотой от 4 до 7 метров. Они были расставлены в художественном беспорядке и склонялись под самыми безумными углами: возникало впечатление, что зритель видит лес без веток и листвы, непосредственно после жуткого землетрясения. Все статуи изображали мужчин – гротескных и деформированных, искривленных и лишенных конечностей – но лица были определенно мужскими, а скрюченные гениталии, вероятно, должны были символизировать их отцовство. Вся конструкция была огорожена стыдливым тонким белым канатом.

– И что ты думаешь? – поинтересовалась Мадлен.

Я обратил внимание на то, что она взяла меня за руку.

– Не знаю. Но у меня ведь не было отца.

– Я не об этом. Что ты думаешь?

– Нас могут поймать, – ответил я слишком быстро, и тут же скосил глаза, чтобы убедиться в том, что Мадлен действительно предлагает именно то, о чем я подумал.

Так оно и было. Ее глаза смеялись.

– Тогда мы скажем, что тоже хотели сделать публичное заявление. И это не менее правдиво, чем все остальное.

Она действительно моя вторая половина.

Мы перешагнули через белый канат и быстро прошли в самый широкий просвет между статуями. Но два шага вглубь – и проход оказался прегражден; торопливо, но осторожно, мы проскользнули направо и налево, а затем поднырнули под наклонный ствол и почти проползли под ним. Инсталляция уходила вглубь гораздо дальше, чем я ожидал. А внутри было намного темнее, чем можно было вообразить: самые высокие статуи опасно кренились – мы находились теперь прямо под ними.

– Они все испортили, – прошептала Мадлен. – Нужно быть внутри, чтобы почувствовать себя как в лесу. А снаружи это не работает.

– Если один из этих деревянных мужиков упадет, нам придется несладко, – выдохнул я. – «Раздавленные Отцовством № 15».

Мадлен добралась до задней стены. Мы сделали несколько шагов в сторону, пока не нашли местечко, которое не было видно из галереи.

Она скинула туфли, наклонилась, чтобы снять трусики, намотала их на кулак и засунула в карман моего пиджака. Затем, глядя на меня широко раскрытыми глазами, она притянула меня к себе.

Из-за статуй я слышал чей-то голос:

– Je les ai vus, il y avait un homme et une femme, ils ont disparu [98]98
  Я их видел, здесь были мужчина и женщина, они исчезли (фр.)


[Закрыть]
.

Хотя мы несколько раз говорили по телефону я не видел Уильяма около двух месяцев. Однажды вечером, через несколько дней после посещения галереи Тейт, когда Мадлен ушла к сестре, я вдруг понял что свободен, и решил позвонить ему. Но великого человека не было дома, а его мобильник оказался отключен. На всякий случай я решил проверить «Ле Фромаж».

– Я не совсем уверен, что мистер Лейси здесь сэр; могу ли я… принять для него сообщение? – Хотя в «Ле Фромаж» мало кто из персонала был старше тридцати пяти лет, все они говорили как пятидесятилетние актеры, играющие двадцатилетних клерков из пьесы семидесятилетнего Ноэля Коуарда.[99]99
  Английский драматург, популярный в 1970 – 1980-х годах.


[Закрыть]

– Да, пожалуйста, – откликнулся я. – Не могли бы вы попросить его перезвонить мистеру Джексону? Я должен быть у него в списке людей, с которыми его можно соединять, – Джаспер Джексон. Скажите ему, что я дома и что дело весьма срочное.

– О, – голос внезапно изменился, опустившись на пару регистров вниз. – Это Джаспер?

– Да.

– Привет, Джаспер, это Эрик.

– Привет, Эрик. Как поживаешь?

– Нормально. Более или менее. Все еще не курю. Для меня это просто чудо. Но набрал вес.

– Плаваешь?

– Нет, бросил, – он вздохнул. – Не могу заниматься бегом из-за больного колена, не могу плавать из-за хлорки в бассейне, а про велосипед в моем состоянии и говорить не приходится. Думаю, я обречен превратиться в одного из тех, кто жалуется на природные особенности телосложения.

– А как танцы?

– Ты имеешь в виду диско?

– Танцевальный зал, диско, сальса, что угодно. Это отличный способ оставаться подтянутым, кроме того, встречаешься с людьми, кроме того, всем нравится человек, умеющий танцевать. Вообрази, как круто ты будешь выглядеть на свадьбах. Все парни будут локтями друг друга расталкивать, чтобы пробиться к тебе.

– Слушай, Джаспер, а это неплохая идея. Полагаю, танцевальные классы есть в «Слоне»; я видел объявление об этом в метро. Интересно, сколько это стоит? Завтра попробую все разузнать.

– Отлично. – Я решил, что можно вежливо вернуться к своей теме: – Так Уильям у вас?

– Да… собственно говоря, он наверху с друзьями. Я поднимусь и позову его. Не сомневайся: он тебе перезвонит.

– Это было бы здорово. Спасибо.

– Пока.

Я повесил трубку.

Минуты через четыре – как раз, когда я выковыривал шесть упрямых кубиков льда из формочки, – зазвонил телефон.

– Джексон, надеюсь, что это по-настоящему срочное дело. У меня был в самом разгаре роббер с высокими ставками, а это дурной тон – покидать стол в середине игры, тем более на такой стадии.

– Извини, Уилл, я не знал, что в «Ле Фромаж» разрешено играть в карты. Разве это не противозаконно, или правила изменились?

– Да, они не изменились. Но иногда здесь делают исключение для бриджа, при условии, если все делают вид, что играют не на деньги.

– Понятно. Эээ… слушай, Уилл, ты можешь подождать буквально одну секунду. Я как раз делал себе напиток и…

– О, Бога ради, Джаспер.

– Ну, раз уж ты все-таки вышел из-за стола именно в этот момент игры, значит, это было не так уж неудобно.

Пауза. Потом пьяница в нем победил все остальные его ипостаси, и наконец он спросил предельно серьезным тоном:

– И что там у тебя?

– Коктейль «Лонг-Айленд айс ти».

– Тогда продолжай. Занимайся своими делами и не беспокойся обо мне. Я подожду тебя и пофлиртую с Эриком. Такое ощущение, что это не ты первым позвонил мне и чего-то хотел.

– Две секунды, – я отложил трубку и вернулся на кухню, чтобы закончить приготовление коктейля. Через полминуты я снова был у телефона. Я немного побренчал кусочками льда в бокале у самой трубки, отхлебнул как следует и медленно, с наслаждением сделал глоток. После этого я издал громкий и удовлетворенный вздох человека, у которого в полном разгаре очень счастливый роман и который, оставшись ненадолго в одиночестве, мечтает восстановить давно утерянные дружеские связи.

– Итак, Уильям, дорогой мой друг, что ты делаешь сегодня вечером?

– Я уже сказал тебе; играю в бридж, тупица.

– С кем?

– Ну, с двумя парнями в нелепых костюмах – я познакомился с ними тут как-то вечерком, они утверждают, что пишут мыльные оперы, а еще здесь Дональд. Он прибыл из Нью-Йорка специально, чтобы стать моим партнером по бриджу. Мы вот-вот надерем их на шестьсот фунтов, если, конечно, Дональду повезет с четверкой червей.

– Дон вернулся?

– Естественно. Он в городе уже три дня, и ты бы знал об этом, если бы хоть раз оторвал свою бессовестную задницу от дивана и пошел повидаться с друзьями.

Я проигнорировал выпад со стороны Уильяма и сделал еще один, не такой громкий глоток.

– И что у тебя там?

– Что у меня где?

– В руках.

– В данный момент – Эрик. – Он вздохнул. – На самом деле все не так уж здорово. У меня двойка, две пятерки, еще какая-то мелочь, проблема с восьмерками, дама, совершенно бесполезный валет бубен и десятка. Но у меня весь вечер были ужасные карты. Не то чтобы совсем неудачные. Я неплохо играю болваном, и у меня есть четверка червей, – Уильям прокашлялся. – Слушай, давай короче: что тебе надо, Джаспер? Мне действительно пора возвращаться за стол. Ты хочешь мне что-то сказать или мне можно идти?

– Да, конечно: могу я к вам заглянуть?

– Само собой, старик… Мы все будем в восторге. После этого роббера, насколько я могу судить, мы закончим игру, так что посидим все вместе, поболтаем о том, о сем. Будь другом, появляйся. Кстати, не означает ли внезапное возобновление общения, что ты готов снова начать выходить в свет?

– Я этого не говорил.

Черт. Потому что, если уж об этом зашла речь, не хочешь ли сходить со своим лучшим другом на бал Ассоциации лаун-тенниса на следующих выходных? У меня есть билеты. Ручаюсь, там опять будет полно всяких идиотов, но уж такова Англия. Знаю, немного странно идти туда с партнерами, но, по-моему, самое главное, что нам всем этого хочется: тебе, мне, Мадлен и Натали. Смирись с реальностью – какой бы невероятной она ни казалась.

– Это заманчивое приглашение, Уилл.

– Обдумай все хорошенько. До скорого.

Сорок утомительных минут выматывающего нервы путешествия на лондонском общественном транспорте, и вот я наконец стою у стойки.

– Привет, Эрик, – я заговорил жизнерадостно, но чуть торопливо. – Вот и я.

Эрик улыбнулся, потом надул губы и снова улыбнулся – очевидно, никак не мог выбрать самое привлекательное выражение.

– Привет, Джаспер. Подожди секунду, меня вызывают по телефону. Пожалуйста, распишись в журнале, – он нажал на кнопку настольного телефона. – О, я думаю, это будет пользоваться огромной популярностью, мистер Джимбел, сэр. Честное слово.

Эрик развернул регистрационную книгу, а потом наклонился, чтобы посмотреть, как я ставлю свою подпись. Прикрыв рукой трубку, он прошептал мне:

– Мне ужасно нравится смотреть, как ты пишешь. Это так возбуждающе.

Я положил ручку на стол.

– Спасибо, мистер Джимбел. Я знаю, что это не просто. Сейчас так много людей, склонных поступать совершенно неправильно. Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы все поняли. До свидания, – Эрик нажал другую кнопку, чтобы отключить связь. – Я тебя так давно не видел, Джаспер. Что с тобой случилось? Ты уезжал или это… любовь? – Он изобразил пародию на легкий обморок.

– После Уильяма не может быть иной любви, Эрик. Только воспоминания и бесконечные серые будни.

Он рассмеялся, а затем сделал большие глаза – отличное подражание Мэрилин Монро:

– Он чудесный?

– Да. Только не пытайся выйти за него замуж. Иначе он немедленно прекратит все сексуальные отношения.

В главном баре было на удивление тихо: два немолодых человека в черном и сером потягивали минеральную воду с видом людей, желающих привлечь внимание к своей воздержанности – прозрачный намек на то, какими дикими они могут стать, когда ослабят самоконтроль; группа девушек, переусердствовавших с искусственным загаром, и какое-то рептилиеобразное существо в поддельных очках в стиле Бадди Холли, которое я, кажется, должен был узнать. Ни малейших признаков Уильяма или Дона. Я вскарабкался по крутой боковой лестнице на четвертый этаж и проверил маленькие комнатки. Еще несколько ископаемых. Наконец я нашел свою компанию, уединившуюся в мирном алькове, в дальнем конце верхнего бара-галереи.

Уильям встал, как всегда предельно вежливый:

– Привет, Джаспер, рад, что ты откопал нас, это весьма благородно с твоей стороны. Садись. Боюсь ты уже не застал Робби и Уэста, наших приятелей из шоу-бизнеса. Завтра какая-то очередная церемония вручения телепремий, и они могли говорить только о том, как Вергилий соперничает с Гомером в новых телевизионных версиях.

– Привет, Дон, – я решил проигнорировать Уильяма, который выглядел более безумным, чем обычно, – или счастливым, или еще каким-то. – Как дела? – Я сел. – Я думал, ты останешься в Нью-Йорке до конца года.

– Я прилетел ненадолго. Что-то вроде продленного мини-отпуска. Это сейчас очень популярно. Особенно с девчонками. Завтра днем свадьба матери Кэл, – Он воздел очи горе. – Номер три.

Уильям все еще стоял.

– Итак… надо выпить? – Он испытующе взглянул на меня. – Нет, прошу тебя, Дональд, не трогайся с места – я все сам сделаю. Это разумно, ведь я – единственный член клуба, значит, только меня и будут обслуживать. Как насчет сладкого Лонг Айленд айс ти?

– Ради всего святого, Уильям, просто закажи мне пива, – Дон улыбался. – Слава Богу, что ты пришел. Джаспер. Я тут проторчал с ним целый вечер.

– Мне тоже доводилось переживать такое.

– Пиво?

– Да.

– Мммм, – Уильям исчез.

– Вы победили?

– Мы их разгромили наголову.

– Хорошие карты?

– Парочка, – Дон прикусил губу. – Но по большей части приходилось как-то компенсировать неудачную торговлю этого жопорожца и заботиться о том, чтобы он все время был болваном.

– Он был настолько ужасен?

– Полное дерьмо. Каждая раздача для него – как новая игра. Правда, у него есть внутренняя скромность, и иногда это приводило к неожиданным и приятным сюрпризам, когда он наконец раскрывал карты.

Уильям вернулся, насвистывая на манер недавно преуспевшего протагониста из комедии студии «Илинг».[100]100
  Лондонская киностудия, специализировалась на черных интеллектуальных комедиях.


[Закрыть]

– Я оставил в баре свою долю выигрыша, и денег у меня на счету куры не клюют, – так что я решил, что мы устроим праздник.

– И что будем праздновать? – поинтересовался Дон.

– Ага-га, мой добрый Дональд, так знай же: юный Джаспер достиг некоторого успеха с Мадлен – девой с золотыми волосами и стройными бронзовыми конечностями, на которые взирал ты зелеными и завистливыми глазами в Хэмпстед-Хит, пока он не затеял эту аферу с ключами.

Дон обернулся ко мне и поднял брови как раз тот момент, когда к нам подошел бармен с тремя бутылками пива и тремя бокалами чего-то еще.

Уильям продолжал:

– Благодарю тебя, Отто. Полагаю, для шерри не бывает неподходящего времени дня. – Уильям взял бокал для себя, а второй протянул Дону. Я взял свой бокал с подноса. Уильям наконец сел. – Следовательно, мы должны провозгласить тост в ознаменование поразительного достижения Джаспера – почти два месяца моногамии. – Он в упор посмотрел на меня с самым суровым видом. – Я надеюсь, что ты не… Я был оскорблен. Я покачал головой. Отто ретировался.

– Ты переспал с ней? – уточнил Дон.

– Да, в тот же день, вечером. Наконец-то. И это напоминает мне, Уилл, что я должен тебе бутылку…

– Забудь.

– Она отличная, – улыбнулся Дон.

– Это было после пикника, – добавил я.

– Ну, со стороны Уилла потребовались немалые усилия. Он надеялся на то, что между вами что-нибудь произойдет. И чертовски вовремя, после всего этого безобразия, – Дон взглянул на меня с легкой озабоченностью. – Уилл говорит, до того ты малость расклеился.

– Вроде того.

– А теперь снова в форме?

– Ага, – последовала продолжительная пауза, в ходе которой мы все дегустировали напитки.

– Итак, и что же дальше? – нарушил молчание Дон. – Что она из себя представляет? Какой она человек? А вы…

– Иногда она бывает немного странной, но в целом она мне нравится, – я поежился. Почему, подумал я, такого рода разговоры всегда раздражают меня? – Знаешь, все хорошо. Мы вместе. По большей части она живет у меня.

– Живет у тебя? – Дон был искренне поражен.

Уильям состроил гримасу, как ведущий шоу «Любовь с первого взгляда», специализирующийся на инсинуациях и намеках.

– Она живет у него.

– Да. В ее новой квартире все разгромлено – на ремонт столько времени уходит – и она ненадолго переехала ко мне… Но на самом деле она живет буквально в том же квартале – мы потому и встретились – так что разницы особой нет.

Опять Уильям:

– Она переехала к нему.

Дон сделал еще один, большой глоток шерри.

– Так она все время у тебя? Черт побери. Джаспер, вот уж не думал, что ты на такое способен. И ты действительно перестал ходить на сторону?

– Да. Я ничего такого не делаю. Но это меня совсем не парит… в любом случае, она часто уезжает – пишет о путешествиях и…

– Пишет о путешествиях, – повторил за мной Уильям.

– Я хочу сказать: все не так уж плохо. У меня есть собственное пространство.

– У него есть собственное пространство, – Уильям допил шерри.

– Уильям, не будешь ли ты так любезен пойти в попу? – огрызнулся я.

Уильям широко улыбнулся:

– Говорю тебе, Дональд, это ужасно. Джаспер никуда не ходил несколько недель – они забились в нору, как два похотливых кролика. А когда не трахаются, могу побиться об заклад, явно замышляют что-то против нас. Он не звонит, не пишет…

Дон тоже заулыбался:

– А как идут дела с рукописью – скоро конец?

– Готово примерно три четверти. Бог знает, что случится, когда я закончу этот заказ, – я скривился. – Возможно, умру от голода, если агент не найдет мне еще парочку американских миллионеров.

– Ну, остается только позавидовать, – Дон покрутил бокал. – Если бы я не был уже счастливо женат, я бы умолял тебя познакомить меня с ее сестрами. Если они хотя бы отдаленно на нее похожи, это просто черт знает что такое.

– У нее только одна сестра. Я ее не видел. Так что ничем не могу помочь.

Уильям заговорил более нормальным тоном:

– Значит, ты говоришь, она немного странная? Мне она показалась совершенно нормальной. В тот единственный раз, когда я ее видел, естественно.

– Она немного странная.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Уильям.

– Понимаете, она… как бы это сказать… немного злая, но в то же время веселая и восторженная одновременно. Злая не в смысле вредная, вспыльчивая или резкая – только я чувствую, что у нее внутри есть какая-то злость.

– Злость внутри, – Уильям приподнял брови.

– Прости, это звучит как цитата из книги «Сам себе психолог». Ноя имею в виду, что она очень враждебно настроена по отношению к некоторым вещам, и в то же самое время – странным образом – полностью принимает их. За и против одновременно… То есть она…

– Очень милая и совершенно ужасная, – подвел итог Дон.

– Да. Спасибо, Дон.

– Что ж… таковы женщины, – Дон покачал головой. – Ну и дела.

– Я не знаю, Дон. Настроение может быстро меняться, но не может ведь быть два настроения сразу – не могут они накладываться друг на друга, сосуществовать. Она вроде бы ненавидит какие-то вещи – скажем, песню или книгу, или меня, или что-то другое – и в то же время наслаждается этим. Это какое-то извращение.

– Ты хочешь сказать, она ненавидит мужчин и любит мужчин? – Интерпретация Уильяма была и поверхностной, и глубокой. – Она любит ненавидеть их, и она ненавидит любить их?

– Что-то вроде того.

– Семья? – спросил Уильям.

– Какое это вообще может иметь отношение к тому, о чем я говорю? – отмахнулся я, испытывая легкое раздражение.

Уильям вздохнул:

– Потому что существуют только два способа жить: либо каждое твое дыхание, каждый шаг являются сознательным отрицанием жизни и мнений твоих родителей, либо все это – сплошное повторение их пути. Ключ к пониманию человека в том, каким курсом он следует.

– Не работает в случае с сиротами. – Я допил шерри.

– Нет. К сожалению, сироты безнадежно испорчены, и их реакции непредсказуемы. – Уильям покосился на нетронутую бутылку пива, стоявшую перед Доном. – Но в целом это так: женщины пытаются спать с теми, кто может заменить им отцов, что можно считать их наименее приятным свойством; а мужчины пытаются спать с теми, кто может заменить им матерей, что наиболее приятно в них.

– По-моему, – вмешался Дон, – ты убежден, что все мужчины в глубине души геи.

– Ты говоришь о полиморфных извращениях. Что ж, возможно, так и есть, – признал Уильям. – Очень может быть.

– В таком случае, все мы пытаемся переспать с собственными отцами?

– Еще одна неплохая идея. Однако жизнь – не математика, и ее уравнения не всегда сходятся, Дональд.

– На самом деле жизнь, вероятно, и есть математика, – Дон щелкнул языком. – И вся беда в том, что мы никак не можем это понять.

– Нет, – Уильям покачал головой. – На этот счету меня полная ясность. Жизнь, это, в сущности, серия непоправимых ошибок, которые в один прекрасный день стирают все содержимое твоего жесткого диска А потом, боюсь, что бы ты ни делал и кем бы ни был, некий злонамеренный незнакомец с дурным запахом изо рта вторгается в твою жизнь и отключает компьютер – после этого, боюсь, все потеряно навсегда.

– Спасибо тебе за это, Уильям, – я отхлебнул пива. – Отец Мадлен дипломат. Может быть, он занимается тем же, чем и ты, Дон, я не уверен. Его фамилия Бельмонт. Работает он, насколько я знаю, в Париже. Стало быть, это, наверное, французское бюро или как там вы, ребята, его называете. Ты мог встречаться с ним на посольских приемах. Ее мать давно умерла. Есть одна сестра, как я уже говорил.

Уильям, который вел себя гораздо более чудно, чем обычно, с самого момента моего прихода, теперь произнес целый монолог:

– Вот здесь я должен вмешаться и заявить, что то, что между нами сейчас происходит, в определенных кругах называют мужским разговором о женщинах. О пташках, если хотите. Как вы оба знаете, я не выношу штампов, в какой бы форме они ни преподносились, так что на данном этапе я предложил бы вам употреблять в отношении всех наших уважаемых партнеров – жен, подружек и прочих – местоимение «он», – Уильям поднял руку, словно хотел прервать так и не прозвучавшие возражения. – При этом мы сможем избежать пошлости и – возможно, это удивит вас – сумеем стать намного откровеннее друг с другом.

– Не могу решить, у кого из вас двоих более серьезные проблемы, – Дон печально покачал головой и наконец взялся за пиво.

– Я должен начать, – Уильям прочистил горло. – Я думаю о том, чтобы спать с Натали, но боюсь, что если я сделаю это, мне придется на нем жениться. Однако это, возможно, не является проблемой, так как я хочу жениться на нем. Вот, теперь я все сказал.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации