Текст книги "Полная история рыцарских орденов"

Так закончилась история Ордена тамплиеров на Святой Земле; история могущества и поражений, гордости и слез, подвигов и позора. Государство крестоносцев в Палестине перестало существовать. «Тайному рыцарству Христову и Храма Соломона» пришлось, как и госпитальерам, навсегда покинуть эти места. Оба ордена обосновались на острове Кипр. А еще через несколько лет их пути разошлись. Госпитальеры, как мы уже знаем, покинув Кипр, завоевали Родос, а тамплиеры, сохранив на острове и земли, и замки, перебрались в Париж.

Пятница, 13-е

Накануне этого рокового дня французский король Филипп Красивый спал плохо. «Прискорбное дело, горестное дело, отвратительное дело, гнусное преступление, отвратительное злодеяние, омерзительный поступок, ужасный позор, нечеловеческий проступок достиг нашего слуха благодаря чистосердечию многих лиц, ввергнув нас в великое оцепенение и заставив трепетать от ужаса…» Уже давно подписаны секретные эдикты – о том, что на территории Франции в одночасье должны были быть арестованы все тамплиеры. Вскрыть приказы предписывалось в ночь на 13 октября. «Мы, которые поставлены Богом на страже справедливости и свободы, зрело обсудив с прелатами и баронами и другими советниками, приказали арестовать всех членов Ордена в нашем королевстве; всех, без исключения, предать суду церкви, а их движимое и недвижимое имущество конфисковать и передать в наши руки…»

Ненавистные монахи, во владении которых находятся капиталы, большие, чем у правителей Франции и Англии, вместе взятых. И он должен, унижаясь, просить в долг у «бедных рыцарей Христовых»! Их сокровища, накопленные за полтора столетия, он сумел оценить сполна, когда год назад в Париже вспыхнул бунт. Не знакомые стены Лувра стали его защитой – король вынужден был укрыться в Тампле, резиденции храмовников. Еще одно унижение, которое он не в силах забыть…

Но более всего его манило золото. Нужда в деньгах была постоянной – в конце концов, того требовали интересы Франции, границы которой раздвигали регулярные войны. Подати росли, а на Парижском монетном дворе в глубокой тайне обтачивали монеты, чтобы из опилок чеканить новые. Из сотни монет выходило на десяток больше, но и этого решительно не хватало. Приходилось влезать в долги – благо королевское звание позволяло расплачиваться с кредиторами весьма своеобразно. В 1297 году ломбардцы Альбуццо и Гвиди одолжили королю 200 тысяч ливров. Денег он так и не вернул, а банкиры были брошены в темницу. Чуть позже, взяв кредит у еврейских ростовщиков, Его Величество издал указ об изгнании евреев из Франции с полной конфискацией всего движимого и недвижимого имущества…

Но Орден храмовников, монарший долг которому достиг, в конце концов, астрономической цифры, казался неуязвимым. Не слишком приятно оказаться в положении Генриха III Английского, который в 1252 году попытался оказать давление на братьев-рыцарей. «Вы, тамплиеры, – сказал король, – имеете столько свобод, что это наполняет вас гордыней и наглостью. То, что вам было так неосмотрительно дано, должно быть продуманным образом отобрано». Ответ Великого магистра звучал в ушах Филиппа так явственно, словно он сам присутствовал при разговоре: «Пока ты будешь справедлив, ты будешь царствовать; но если ты нарушишь справедливость, ты перестанешь быть королем!»

Быть справедливым – значит почитать тамплиеров. Такое положение складывалось десятилетиями и казалось аксиомой. Именно этот порог никак не мог переступить Филипп по прозвищу Красивый. С самого момента основания Орден был овеян ореолом священного ужаса. Какую Тайну он хранит, и что является причиной его непревзойденного могущества? А вдруг среди сокровищ Тампля есть нечто особенное, что способно превратить его в величайшего из монархов? Долго король не решался задуть свечу, вновь и вновь мысленно возвращался к тому дню, когда тамплиеры вошли в Париж…

Та к же точно не спали члены капитула тамплиеров накануне своего Великого Возвращения. Одно дело – далекий Восток, законы которого давно стали им близки и понятны, другое – французский двор, с его интригами и коварством. Да лучше десять раз схлестнуться в честном бою с полчищем сарацин, чем терпеть самодурство возлюбленного монарха! А в его нечистых замыслах никто не сомневался. Только что король с легкостью расправился с могущественным покровителем Ордена папой Бонифацием VIII. За что? А вот за что. Филипп приказал обложить налогом церковные земли Франции – разумеется, в свою пользу. Папа воспротивился, полагая, что единственное место, куда должны поступать данные подати, – Рим. Тогда король просто-напросто запретил вывозить из страны золото и серебро, и папа перестал получать деньги из Франции…

В ответ на это Бонифаций VIII издал знаменитую буллу «Unam Sanctam»: есть единая святая католическая церковь, которая имеет лишь одно тело и одну главу – Христа и его наместника на земле – Петра и преемников последнего на папском престоле. «Духовная власть передана человеку, но она не человеческая, а божеская, и кто не повинуется ей, противится воле Господней и подлежит принудительному спасению…»

Судя по всему, Филипп Красивый, отнюдь не желал быть принудительно спасенным. Государственный совет Франции обвинил Бонифация VIII в том, что он противозаконно занимает папский престол, и призвал церковный собор осудить его как еретика и преступника.

По поручению Филиппа Красивого его ближайший советник Гийом де Ногаре отправился в Италию и, проникнув в папскую резиденцию, собственноручно влепил понтифику пощечину. Поговаривали, что это была месть Ногаре за свое неудачное посольство в Рим – когда в ответ на нечаянную дерзость папа кинул в его адрес уничижительную реплику… Впрочем, даже самая сильная ненависть вряд ли послужила бы оправданием оскорбления Святого престола – да преклонных лет Бонифаций спустя месяц умер, в весьма подходящий момент. Вскоре, как и полагалось, в Соборе Святого Петра в Риме собрался конклав кардиналов, чтобы избрать нового папу.

Лихорадочные поиски кандидата продолжались одиннадцать месяцев. В итоге, по настоянию короля, был избран никому не известный гасконский прелат Бертран де Го. Поистине пути Господни неисповедимы – его мать, Ида де Бланшфор, происходила из семьи того самого Великого магистра Ордена, что повелел когда-то перекопать гору в окрестностях Ренн-ле-Шато… Судя по всему, «голос крови» дремал в Бертране. Еще до того, как он стал папой Климентом V, Филипп получил от него бумагу, в которой тот обязался помочь монарху навсегда избавиться от ненавистного Ордена. Поистине, владей храмовники мистическими знаниями, каковые приписывала им молва, вряд ли Жак де Моле решил бы перенести резиденцию именно в Париж…

До рассвета не расходились тамплиеры. Сценарий торжественного шествия продумывался до мелочей, каждую из которых храмовники стремились наполнить особенным смыслом. Их появление должно было стать грандиозной и символической картиной – нечто подобное испытали люди, когда перед ними явился Христос…

Когда рыцари вошли в город, солнце уже клонилось к закату. Тысячи парижан, высыпав на улицы, смотрели на Жака де Моле в белом плаще с красным клиновидным крестом. Несмотря на свои шестьдесят с лишним лет, глава Ордена твердо держался в роскошном восточном седле. За ним следовали шестьдесят рыцарей – членов капитула. Шествие продолжали те, кто еще не был удостоен столь высоких степеней, – у них на поясе были белые шарфы. Дорогое вооружение, изготовленное лучшими мастерами Европы и Востока, сияло в лучах заходящего солнца. Рыцари ехали молча, бесстрастно глядя перед собой. Подковы мерно цокали по булыжникам мостовых, и ни одна лошадь не нарушила общего ритма.

Дюжие мулы тащили повозки с дубовыми сундуками, окованными железом. Их сопровождали рабы-эфиопы. В сундуках лежало золото – сто пятьдесят тысяч флоринов. А серебра было столько, что его везли прямо в кожаных тюках. Завершали процессию убранные в черные попоны лошади, которые тянули траурный катафалк с просмоленным гробом, рыцарским шлемом и щитом с родовым гербом графов де Боже. Вместе с казной Великий магистр перевозил и прах своего предшественника. Он был в Акре, когда погиб великий Гийом, – все случилось именно так, как засвидетельствовали орденские хроники, которые он, кажется, выучил уже наизусть… «Магистра ордена Храма случайно настигла стрела, когда он поднимал свою левую руку и на ней не было щита, только дротик в правой руке, и стрела сия ударила ему под мышку, и тростник вошел в его тело… И когда он почуял, что ранен смертельно, он стал уходить, а подумали, что он уходит добровольно, чтобы спасти себя и свое знамя… и побежали перед ним, и тогда вся его свита последовала за ним. И поскольку он отходил, добрых двадцать крестоносцев с Долины Сполето подошли к нему и сказали: «Ах, Бога ради, сир, не уходите, ибо город скоро будет потерян». И он ответил им громко, чтобы каждый слыхал: «Сеньоры, я не могу, ибо я мертв, видите удар…»

Братья погребли своего магистра перед алтарем. Вторично предав его земле в крипте Тампля, новый глава Ордена намеревался, когда придет время, лечь с ним рядом под массивными каменными плитами подземной церкви…

Пожалуй, ни один Великий магистр Ордена тамплиеров не вызывал столько споров, сколько его последний руководитель Жак де Моле. Ученые до сих пор ломают копья о камни парижской мостовой в том месте, где стоял когда-то Тампль. Жака называют ничтожным – и восхищаются твердостью его духа. Пишут о том, что он предстал перед комиссией как «бедный, неграмотный рыцарь» – и обожествляют как мученика. Каким же он был на самом деле – двадцать второй и последний Великий магистр великого Ордена?

Сын сельского аристократа из Бургундии, Жак де Моле долгие годы провел в Святой Земле – командором Храма в Акре. Не известно доподлинно, принимал ли он участие в ее обороне от мусульман, но, если да, то оказался в числе немногих уцелевших рыцарей, сумевших после гибели Гийома де Боже морем бежать на Кипр. Возможно, именно ему было поручено высшим орденским руководством ответственнейшее дело спасения казны. Под пологом ночи одиннадцать храмовников погрузили на парусное суденышко сокровищницу Ордена Храма, а также все ценное, что хранилось в его архиве, – и взяли курс на остров Афродиты. Как знать – быть может, эта блестяще проведенная операция (ведь осада еще шла) и послужила тому, что в 1293 году де Моле был избран Великим магистром.

Оказавшись на Кипре, де Моле воспылал решимостью во что бы то ни стало сделать его базой для нового Крестового похода. В необходимости отвоевать Святую Землю у мусульман он не сомневался ни на минуту. Вербовке наемных рыцарей в помощь поредевшему орденскому войску благоприятствовала спасенная из осажденной Акры казна. Сам Жак отплыл в Европу, надеясь заручиться поддержкой ее венценосных правителей, а также папы. Увы, дальше туманных обещаний дело не шло – идея Крестовых походов стремительно теряла популярность…

Тогда де Моле принимает решение атаковать побережье Святой Земли собственными силами – оно было необходимо ему как плацдарм для последующего наступления в глубь захваченных «неверными» Сирии и Палестины. 20 июня 1300 года рыцари напали на мощную вражескую крепость Тортозу. Увы, их союзники-иоанниты оказались не слишком расторопны – и эффект внезапности был утрачен. Потери среди осаждающих оказались столь велики, что, в конце концов, госпитальеры, отказавшись от продолжения борьбы, развернули паруса в сторону Кипра. Тамплиеры же овладели островком Антарадос вблизи Тортозы – и начали готовиться к очередной осаде… Отсюда, с Антарадоса, они станут два года вести войну против магометанских кораблей. Лишь когда противник, зажав Антарадос в кольцо, поставит его гарнизон перед угрозой голодной смерти, он будет вынужден капитулировать… Сарацины клялись сохранить всем жизнь – но обещания не сдержали. Пятьсот наемников были убиты, а немногих уцелевших рыцарей доставили в цепях в Каир. Они, как и многие их братья, до и после, окончили свои дни в темнице, отказавшись отречься от Христа…

Но и это не поколебало решимости Великого магистра. В Париж он привез подробный, сохранившийся до наших дней план организации нового Крестового похода, надеясь найти здесь поддержку. С этой решимостью он въехал в Тампль.

Тампль принадлежал Ордену уже несколько десятков лет – неприступная крепость в сердце Парижа. Стены сложены из огромных глыб, семь башен окружены глубоким рвом. Могучий донжон высотой равнялся двенадцатиэтажному дому, а толщина его стен была не меньше восьми метров. Эта главная башня, стоявшая особняком, являлась резиденцией Великого магистра. Подъемный мост вел с крыши казарм прямо к воротам, сооруженным высоко над землей, – сейчас они хранятся в Винсенском замке. Сложная система рычагов и блоков позволяла в считанные мгновения поднять мост, закрыть дубовые ворота и захлопнуть могучие железные решетки. Глава Ордена жил в сводчатом зале. А под башней, в святая святых, на нескольких ярусах подземелья (сейчас там платформы станции метро Пари-тампль) хранилась казна Ордена, о размерах которой знали только великий казначей да сам Великий магистр. Последний, по преданию, как-то и показал сокровищницу королю…

Рядом с донжоном находилось место заседаний капитула – церковь с окнами-бойницами. В ее восточной части, за алтарем, окруженным статуями святых, стояла длинная дубовая скамья, похожая на подкову. На ней располагались члены совета во главе с магистром. Тайну того, что они обсуждали, хранили толстые мрачные стены.

Двор Тампля напоминал настоящий город. В нем было все – дома, служебные помещения, конюшни, даже маленький садик, в котором росли лекарственные травы. Посреди крепостного двора раскинулся плац для упражнений. В замке вполне могло укрыться целое рыцарское войско. Даже две колокольни у входа были похожи на крепостные башни, способные, казалось, выдержать любую осаду.

…Сам Филипп встречал Жака де Моле. Король величайшей державы встречал главу самого могущественного рыцарского Ордена. Отчаявшийся должник встречал своего кредитора. И, приветствуя рыцарей Храма, король Франции уже предполагал, чем окончится эта встреча…

Очень скоро Великому магистру станет известно о клеветнических слухах, порочащих доброе имя Ордена перед лицом самого папы. Ему и адресует свое возмущение Жак де Моле, требуя восстановить справедливость. Пусть будет назначено немедленное расследование, ведь обвинения не только беспочвенны, но и абсурдны! Папа обещает разобраться во всем – но сделать этого не успеет. События начнут развиваться так стремительно, как это обычно бывает лишь в телесериалах, когда за один час проигрывается вся последующая жизнь героев…

Десятого октября 1307 года Жак де Моле будет приглашен королем Филиппом на церемонию похорон недавно умершей королевской свояченицы. Великого магистра примут с большими почестями – ему даже окажут высокую честь, позволив нести балдахин над гробом покойной. А в ночь на пятницу 13-е в Тампль ворвутся вооруженные королевские стражники. Великий магистр и еще сто пятьдесят рыцарей не окажут им никакого сопротивления. В тот же день в разных частях страны будет схвачено еще более шестисот членов братства Соломонова Храма.

Как повествует хроника, «…под стенами орденского замка разыгралось разнузданное языческое празднество, напоминающее праздник шутов в Рождественскую ночь, когда после мессы толпа мужчин и женщин всех сословий врывается в собор и предается там блуду и пьянству. Именно так случилось и вчера: как только разнесся слух, что вооруженный отряд проник в резиденцию Ордена, парижане бросились в замок, чтобы принять участие в кощунстве. Людям хотелось отомстить тамплиерам за их суровость и спесь. Толпа пускалась в погоню за теми, кто пытался бежать, ловила их, избивала и жалких, истерзанных вручала королевским прево. Из погребов выкатили бочки, и вино полилось рекой. Кухни были разграблены. Всю ночь народ пировал при свете факелов, и на следующее утро, несмотря на дождь, люди теснились вокруг костров, разведенных под открытым небом. Пьяницы храпели на голой земле; публичные девки, надев на себя белые рыцарские плащи, отплясывали непристойные танцы, а увешанные серьгами цыганки били в тамбурины…

Крики и смех были слышны в самом сердце замка, в подземельях большой башни, но туда они доносились приглушенно и неясно. Сержантов и братьев-служителей согнали в большую сводчатую залу, а сановников и рыцарей разместили в одиночных камерах. Со вчерашнего дня они не получали пищи, и никто не пришел к ним, никто не объяснил причин внезапного ареста и незаконного заключения. Время от времени они слышали шаги в переходах, звон оружия, скрип замка, порой вдалеке – голос одного из братьев, горячо спорящего с теми, кто его уводил. И снова наступала тишина, нарушаемая лишь далеким гомоном праздника да глухими ударами колокола, отсчитывающего часы…»

Проклятие Великого магистра

…Людовик XVI понимал: ему суждено умереть во имя Франции. Он осознал это, когда здесь, в Тампле, куда была заключена королевская семья, его впервые назвали новым именем – Луи Капет. Именно Капет, а не Бурбон – в память его далеких предков Капетингов, представитель которых, Филипп Красивый, заживо сжег тамплиеров и их магистра Жака де Моле…

Теперь принять мученическую смерть предстояло ему, Людовику. Века спустя снова громогласно зазвучало проклятье Великого магистра, произнесенное им в адском огне… «Да будут прокляты наши мучители и все их ненавистное семя! Я вернусь за вами!..» Эти роковые слова вновь и вновь звучали в ушах. Страшные картины казни вставали перед глазами. В комнате с ним был охранник – королевская семья встречалась лишь за краткой трапезой. Королю, правда, разрешили давать уроки маленькому дофину, но и при этом всегда присутствовал грубый надсмотрщик…

С ними в Тампль были препровождены несколько верных слуг. Однажды король, услышав крики толпы, выглянул в окно и в ужасе отшатнулся – воздетая на пике, перед ним качалась голова придворной дамы, красавицы маркизы де Ламбаль… А тот, кто держал кровавое древко, пронзительно выкрикивал угрозы в адрес Марии-Антуанетты.

Вскоре окна и вовсе закрыли железными ставнями. Прогулку вдоль крепостных стен тоже запретили. Что оставалось ему? Молиться. Людовик проводил перед распятием по нескольку часов. Именно в это время он пишет свое завещание: «…Я умираю в лоне нашей Святой Матери Церкви Католической, Апостольской и Римской, я верую во все ее Таинства и Святыни. Я прошу Господа простить мне все мои грехи… Я молю Бога быть особенно милосердным к моей жене, детям и сестре, которые так долго страдают вместе со мной… Я заявляю перед лицом Всемогущего Бога, что я не совершал ни одного из тех преступлений, в которых меня обвиняют…»

«Я не совершал ни одного из тех преступлений, в которых меня обвиняют…» За несколько столетий до того, как был предан гильотине последний французский монарх, эти слова несчетное количество раз произносили брошенные в застенки рыцари-храмовники. Произносили громко и гордо, глядя прямо в лицо своим мучителям; или шептали, еле шевеля заскорузлыми от крови губами, отведав всех мерзостей средневековой инквизиции. Во Франции, в отличие от Англии, пытка была вполне официальным орудием следствия, освященным церковью: еще в 1252 году папа Иннокентий IV разрешил ее к применению в процессах по делу еретиков. А тамплиеров обвиняли именно в ереси…

«…Во-первых, хотя сами тамплиеры и заявляют, что их Орден был учрежден с одобрения Святого Престола, они, принимая новых братьев в упомянутый Орден, а также некоторое время спустя, заставляли неофитов выполнять нижеследующее.

А именно: каждый из них во время вступления в Орден, или же некоторое время спустя, или же при первой представившейся возможности, отрекался от Иисуса Христа, иногда от Святого распятия, иногда от Бога-Сына, а иногда от Бога-Отца, а иногда от Пресвятой Девы Марии и всех святых, направляемый и наставляемый теми, кто принимал его в Орден…

А также, что приоры говорили неофитам и учили их, что Христос, или иногда Иисус, или же иногда Христос распятый не есть истинный Бог.

А также, что они говорили вступавшим, что Он был распят не ради спасения рода человеческого, но за грехи свои.

А также, что они говорили, будто ни принимающие, ни принимаемые не имеют надежды получить спасение через Господа нашего…

А также, что они заставляли тех, кого принимали, плевать на Святой крест, или же на его изображение в книге, или же на статую распятого Христа…

А также, что порой принимавшие сами мочились на крест, и попирали его ногами, и заставляли других мочиться на него, а несколько раз они делали это в Страстную пятницу.

А также, что они поклонялись некоему коту, (который) порой появлялся перед ними во время их собраний.

А также, что во время приема в упомянутый Орден или вскоре после этого неофитов или тех братьев, которые принимали их в Орден, целовали в губы, в пупок или же в обнаженный живот, а также в ягодицы. А также, что иногда (целовали) в половой член…

А также, что они проводили прием в Орден тайно.

А также, что из-за этого ужасные подозрения долгое время витали вокруг упомянутого Ордена.

А также, что они говорили братьям, которых принимали в Орден, что те могут вступать в греховную связь друг с другом.

А также, что так они поступают согласно уставу.

А также, что в каждой провинции у них были свои идолы, а именно головы, и некоторые имели по три лица, а некоторые одно, а у некоторых внутри был человеческий череп.

А также, что они поклонялись этим идолам или этому идолу, особенно на общих собраниях братства. А также, что они (их) почитали. А также, что (они почитали их) как Господа…

А также, что они говорили, будто эта голова может спасти их. А также, что (она может) сделать их богатыми. А также, что она дала им все богатство, каким обладает Орден. А также, что она заставляет деревья цвести. А также, что (она заставляет) землю приносить плоды. А также, что они окружали или касались тонкой веревкой головы вышеупомянутых идолов, а потом эту веревку носили на себе поверх рубахи или же на голом теле.

А также, что они делали это из почтения перед идолом. А также, что им велено было носить эти веревки на себе согласно их уставу и не снимать даже ночью…

А также, что тех, кто не желал исполнять упомянутое выше во время своего вступления в Орден или некоторое время спустя, убивали или сажали в тюрьму.

А также, что их заставляли клясться, что они никому не расскажут о вышеупомянутом.

А также, что (это делалось) под угрозой наказания – смертной казни или тюремного заключения.

А также, что Великий магистр, досмотрщики, приоры и магистры указанного ордена, имея такую власть, жестоко наказывали (тех), кто не соблюдал или не желал соблюдать указанный способ приема и не делал всего вышеперечисленного, если им об этом доносили…»

Заговор против тамплиеров готовился не один год. Шпионы, вступавшие в Орден под видом преданных рыцарей, следили за каждым шагом своих мнимых братьев и собирали любую информацию, которая могла бы их опорочить. Разумеется, Орден был не без греха. Соперничество, злоупотребление властью, воровство – ничто человеческое не было чуждо рыцарям-монахам. Случалось, высокопоставленные тамплиеры помогали вступлению своих родственников в Орден. Но – по утверждению Барбары Фрейл, благодаря которой миру явился знаменитый Шинонский список, «ни один из этих фактов, достаточно обычных для любого военного и даже религиозного орденов, не мог свидетельствовать против них на процессе. Суть дела заключалась в юридическом иммунитете, который был у тамплиеров и освобождал их от власти мирской и даже церковной юрисдикции: это было оружие защиты, дарованное папством, дабы укрыть такой богатый и могущественный орден от зависти его врагов. Те м не менее, у этого щита неприкосновенности было слабое место.

В начале XIII века религия катаров была широко распространена во Франции и северной Италии, включая в себя даже большое количество клириков. В 1230 году эта ситуация привела папу Гонория III к наделению из ряда вон выходящей властью инквизитора Тусция, распространяющейся и на свободные от неё ордена (тамплиеры, госпитальеры, цистерцианцы), если было хоть малейшее подозрение в ереси. После этого это право было забыто, и папство никогда не думало отменять иммунитет, так что в начале XIV века он всё ещё действовал. Тамплиеры были неприкасаемыми, за исключением данного случая, так что королевские юристы должны были предпринять все усилия для того, чтобы укрепить подозрения в ереси. Они должны были собрать информацию о внутренней жизни Ордена, дабы выбрать и вычленить из контекста элементы, которые они могли бы представить как преступления против религии; тогда они могли бы собрать их все вместе, дабы создать картину еретических верований, достаточного ясных и к тому же достоверных…»

Ересь – дело церковного суда, и Филипп действовал как бы не по своей воле – он лишь исполнял просьбу своего исповедника инквизитора Франции доминиканца Гийома Парижского. Процесс, продолжавшийся семь лет, привлек к себе внимание не только всей Европы, но и мусульманского Востока. Даже там это судилище назвали «страшным». А великий Данте сравнил суд над тамплиерами с судом над Христом, назвав Филиппа «новейшим Пилатом»…

Многие старались оправдаться. Попирание креста толковали как ритуальное повторение библейского сюжета о том, как апостол Петр отрекся от Спасителя. Говорили даже, что это было проверкой послушания старшим. «Анализируя признания тамплиеров на судебном разбирательстве, возможно выделить то, что Климент V и его советники точно поняли: странный обряд принятия в Орден был всего лишь ритуалом, традицией, бывшей обычной (с вариациями) в каждой военной группе со времён ранней античности, – пишет Барбара Фрейн. – Обязательный экзамен, который каждый тамплиер должен был сдать (puncta), странная традиция (modus ordinis nostri), которая должна была показать новому брату насилие, которое пережили братья, когда были захвачены сарацинами, когда их заставляли отрекаться от Христа и плевать на крест. Основной целью этого экзамена было укрепить душу нового адепта, и он принял очень реалистичную форму. К этой первой части был добавлен ещё один экзамен, который должен был научить новичка полному послушанию и уважению, которое он должен был питать к старшим, целуя приора, который принимал его, в низ спины, в пупок и, в конце концов, в губы. Мы знаем, что приоры кое-что поменяли в этой схеме: частенько защищали своих родственников, избавляя их от наименее приятной части puncta, или же разыгрывали представление, как шуточное, подсмеиваясь над новичком. Со временем добавление стало достаточно грубым и иногда даже искажённым: поэтому Моле убеждал руководителей Ордена искоренить это прежде, чем оно навредило Ордену. Он был прав, Ногаре и другие, которые прикладывали усилия, чтобы обвинить тамплиеров в ереси, не могли и мечтать о большем…»

«Испанский сапог» французской инквизиции оказался слишком груб. Уж е через несколько дней все арестованные покаялись в том, в чем их обвинили. Каждый согласился с тем, что, отрекшись от Христа, поклонялся таинственной голове, а также кошке, то ли рыжей, то ли белой, то ли, как водится, черной… Правда, далеко лишь немногие признали, что вступали друг с другом в особые отношения. Однако следствию хватило и того, что, по словам большинства, рыцари при приеме в Орден целовали зад посвящавших их командоров. Тамплиеры-священники утверждали, что именно поэтому во время мессы не произносили положенных слов: ведь Бог непременно покарал бы их за совершение таинства в состоянии смертного греха…

Были и совсем курьезные признания. Один из свидетелей заявил, что его родственник по имени Гуго де Маршан после вступления в Орден заказал себе кольцо с надписью «Sigillum Hugonis perditi» – «Кольцо Гуго Пропащего». А тоска, в которую он после этого впал, якобы свидетельствует о том, что, став рыцарем, молодой человек продал душу дьяволу.

Но решающими стали показания де Моле, данные 24 октября 1307 года. «Коварство врага рода человеческого… привело тамплиеров к столь слепому падению, что с давних пор те, кого принимали в Орден, отрекались от Иисуса Христа, подвергая опасности свои души, плевали на крест, который им показывали, и по этому же поводу совершали некоторые другие чудовищные вещи… Вот уже сорок два года как я был принят в Боне… Брат Умбер (де Пейро) принес латунный крест, на котором было изображено Распятие, и приказал мне отречься от Христа, чей образ находился передо мной. Не по своей воле я сделал это. Потом тот, кто принимал меня, заставил меня плюнуть на крест, но я плюнул на землю… только один раз».

То же самое, по его словам, заставляли делать и всех остальных… Днем позже Великого магистра вынудили повторить показания перед собранием богословов и профессоров Парижского университета. К ним обратился король со знаменитыми семью вопросами по делу тамплиеров, предложив дать свое независимое заключение. Вот что мы читаем в ответе на запрос: «Установлено, что вышеназванный магистр сначала добровольно признался в своих грехах инквизитору… в присутствии многих добропорядочных людей; что затем, подумав в течение нескольких дней, в присутствии того же инквизитора, многих священников и Парижского университета, плача, он исповедовался в своем грехе и грехах своего Ордена, произнеся речь публично… Плача от стыда человеческого, однажды он попросил подвергнуть его пытке, чтобы его братья не могли сказать, что он добровольно явился причиной их гибели…»

Если следовать этому документу – Великого магистра не только не пытали, но даже отказывали ему в этой «любезности», когда он о ней просил. Совсем иного мнения придерживался автор знаменитого «Плача по тамплиерам», который разошелся в те дни по Парижу. «Достопочтенным докторам и ученым мужам Парижского Университета, радоваться…» – иронизировал чудом оставшийся на свободе аноним – собрат поверженных рыцарей. Он поклялся во что бы то ни стало обелить в глазах палачей тех, кто, «…опоясанный добродетелью Божьей, был уничтожен пытками и оставлен умирать, живым лишь наполовину. Как сильнейшие из воинов, Братья Храма всегда придерживались слов правды, говоря, что обещали при вступлении в Орден соблюдать четыре обета, а именно: послушания, целомудрия, бедности, защиты учения о непорочном зачатии Девы Марии и клялись, что положат они все силы свои на служение Святой Земле. Их принимали благодарственным поцелуем мира; сами они принимали крест Божий вместе с облачением, обычаями, традициями и уставом от Римской церкви и Святых отцов, и были научены придерживаться их твёрдо…