Текст книги "Полная история рыцарских орденов"

Санта Барбара

…Много лет назад хаузкомтур прусского города Эльбинга, носивший труднопроизносимое имя Тиле Дацигер фон Лорих, заказал себе диптих с изображением Святой Варвары. И, любуясь на творение замечательных мастеров, всякий раз проникался уверенностью в том, что теперь-то уж непременно попадет в царствие небесное. Столь почитаемая им Святая изображена на складной иконе дважды. На внутренней стороне правой створки – рыцарь, поклоняющийся Богоматери с Младенцем. Его сопровождает целый сонм Святых – Варвара, Катерина, Маргарита, Доротея, а также апостолы Петр и Павел.

На внешней створке воин вновь преклоняет колена перед Богоматерью. Только теперь рядом с ними одна лишь Святая Варвара. Перед ее светлым ликом и совершал свои ратные подвиги владелец иконы. А она вела его и хранила… Лишь когда комтур отойдет в мир иной, походный алтарь передадут в орденскую казну. Теперь им сможет любоваться сам гроссмейстер. Но защитница рыцарей Варвара не сумеет защитить самое себя. После Грюнвальдской битвы 1410 года священный складень как обычный трофей захватят поляки…

Как известно, рыцари всегда поклонялись Прекрасной Даме. Но кто мог стать таковой для воинов-монахов? Разумеется, лишь та, кто не облачена грешной плотью. К женщинам земным братья испытывали не слишком много почтения. Из уст в уста ходила поговорка, советовавшая крестьянину, у которого есть дочери, хорошенько запирать двери при их появлении… Иное дело – недостижимый идеал, вдохновляющий и манящий. Он заставлял сердца суровых тевтонцев биться быстрее – в конце концов, даже закованные в железо, они оставались мужчинами. Вот почему в свои небесные покровители они принимают лишь женщин. Исключение составил разве что Георгий-Победоносец – видимо, его сверкающие доспехи не могли оставить рыцарей равнодушными.

Разумеется, Прекрасной Дамой «номер один» для них была Дева Мария. Но ее равно почитали и братья из других Орденов. Та к в жизнь тевтонцев входят другие Девы – и первой в их череде стоит Святая Варвара.

Сложно сказать, почему именно ее выбрали для поклонения тевтонцы. «Штатные обязанности» Святой напрямую никак не связаны с их похождениями в северных землях. В Житии, составленном одним из братьев-священников, говорится, что ее «призывают против непогоды или молнии». Конечно, климат в Пруссии не идеален, и дожди здесь не редкость, но вряд ли именно это стало причиной культа. А это был самый настоящий культ – наряду с упомянутым уже «Житием…», Святой Варваре была посвящена и целая глава в «Хронике земли Прусской» некоего Петра из Дусбурга, и даже поэма, которую сочинил будущий великий магистр Лютер фон Брауншвейг. Младший из шести сыновей герцога Альбрехта Великого, он единственным из них вступил в Тевтонский Орден – два других его брата примкнули к госпитальерам и тамплиерам. Начав с простого ризничиго, обходительный и благородный Лютер сделал поистине блестящую карьеру – а его литературный дар был под стать организаторским и военным талантам. К сожалению, большинство его сочинений утеряно – до нас дошла лишь история о Святой Варваре. История несчастной девушки была необыкновенно трогательна. Красавица жила на территории современной Сирии в IV веке. Жестокий отец заточил девушку в темницу, чтобы сохранить нетронутой ее добродетель, и лишь изредка выпускал на волю. Но этого было достаточно для того, чтобы неверная дочь увлеклась христианством. Ее приговорили к смертной казни, и разгневанный родитель лично отсек ей голову. Непростым путем эта голова попала в польское Поморье, где и хранилась в замке Святополка – Сартовице. Во время штурма княжеская резиденция была захвачена – а вместе с ней и герма Святой Варвары. Кстати, к этому эпизоду был причастен и дед Лютера фон Брауншвейга.

«…В самом деле, в то ужасное опустошительное время в земле Кульмской и Прусской был некий маршал, по имени Теодорих Бернсхейм, – читаем в «Хрониках земли Прусской». – Человек весьма религиозный и рассудительный, он на тайном совете требовал, что названной землей никоим образом не смогут владеть дольше, если не завоюют замок Сартовице, в котором был указанный князь, ибо он был для братьев и других христиан наибольшим вредом. Маршал же поделился своей тайной совета среди других четырех братьев. Неким тайным решением тщательно обсудили, как в указанный замок тайным образом в ночное время, если будет на то Господня воля, со своими вторгнуться и разрушить, быстро готовились к тому, чтобы в ночь блаженной Варвары совершить неожиданную атаку… Уповая на Господа и некоторым образом воодушевленные небесами, той ночью блаженной Варвары в многообещающем деле преуспели, не зная ничего о ее реликвиях, были ли они в этом замке или каком-нибудь другом месте. Наставшей ночью перед праздником блаженной Варвары названный маршал со своими братьями, а также взяв с собой двадцать четыре мирских мужа, чьих сердец коснулся Бог, в эту самую ночь Варвары еще задолго до восхода при великой поддержке проникли в замок, когда все спали. Когда обитатели замка очнулись, число которых было L (пятьдесят), все мужи, опытные во всех видах оружия, жестко вторглись в ряды… Сражались они до третьего часа дня. Тогда бог всемогущий пожелал своим мученикам воздать, даровал победу братьям, чтобы всех, кто был в замке, они убили, кроме тех, кого схватили, и других, кто смогли убежать из погибающего замка, захватив замок со всем его имуществом. И пока из-за сокровищ тут и там прочесывали замок, беглецы и домочадцы покинули его…

Рыцари достигли какой-то закрытой подземной кладовой, в которой незамедлительно обнаружили среди прочего некий ларец, прекрасно сделанный, покрытый железом и дважды запечатанный печатью Святополка. Алчно открыв его, обнаружили в нем в окружении серебряных пластинок голову блаженной Варвары со свежими шрамами и небольшой надписью в следующих словах: «Это – голова блаженнейшей Варвары девы и мученицы». Притом голову братья с огромной радостью приняли, воспевая Богу, блаженной вечно девственной Марии и блаженной Варваре за такой дар и такую победу, в которой они нуждались.

Услышав и увидев это, некая благородная женщина (матрона), бывшая среди пленников этого замка, сказала маршалу и остальным: «Действительно радоваться и веселиться вы в силах, ибо теперь ваше желание исполнено, и не вашими заслугами, как вы верите, но божьим промыслом и помощью блаженной Варвары, что вам, насколько я могу судить, помогла любезно». Ее они спросили: «Откуда знаешь это?» Она ответила: «Я была особенно благочестива к блаженной Варваре, чью ныне голову вы держите. Вот почему этой ночью я явственно видела во сне, что она сама подходила будто ко мне и затем отступала от меня. Приходя один раз и второй, наконец, появившись передо мной в третий раз, сказала: «Здравствуй, избранная моя подруга, ныне отправляюсь послушать мессу в кульмском граде». И так близко ко мне подошла, что, проснувшись, я упала с постели, на которой я лежала, и, поднявшись с земли, в дрожи, последовала за ней до гостевой спальни, что было очевидно, желая саму за руку схватить и держаться, она тот час же перед моими глазами исчезла. В тот же момент я вышла из комнаты и увидела вас и стала громко кричать и звать: «Сын, плохо ты оберегал нас и замок, вот – тевтонцы, враги наши, которые нас захватили».

Итак, братья, услышав это, еще больше поблагодарили бога, укрепляя замок оружием и стражей, принятая указанная дарованная добыча, в качестве святой головы, прямо к городу Кульмскому ободренные они дошли милосердно. Чьи горожане с уставными и мирскими клириками, встречавшие их, почтительно приняли голову блаженной Варвары, ее в Кульме, что ныне зовется старым замком с набожной радостью. В нём вплоть до сегодняшнего дня, среди верных приближенных, под надежной охраной под почетным долгом неизменно находится, постоянно сверкая новыми и необычными чудесами…»

Как видно из хроники, братья ничего не знали о хранящихся в замке святых мощах. Потому в их обретении они видели некий знак «свыше» – что-то вроде награды «за проявленные мужество и героизм». Именно здесь, под стенами Сартовице, мученица Варвара и стала их любимой святой. Ее благосклонность к рыцарям была очевидна. Чем иначе объяснить, что именно после взятия замка произошел коренной перелом в войне? И герма со всевозможными почестями была переправлена в Пруссию. В 1413 году, путешествуя в тех краях, знатный «пилигрим» из Европы Жильбер де Лянуа, отметил особое почитание места, где хранились мощи…

И еще одна история о Святой Варваре.

…Три аббата-цистерцианца направлялись на генеральный капитул. Их путь проходил через лесную чащу. Сумрачно и страшно было монахам, казалось, за каждым деревом таится опасность… Шли они быстро, стараясь как можно быстрее миновать лес. Но вдруг один из аббатов, Иоанн, услышал, как его кто-то зовет. Братья свернули на голос – никого. И тут они вновь услышали жалобные мольбы. Опустили глаза – перед ними лежала окровавленная отрубленная голова. В ужасе замерли святые братья – не иначе как дьявольские козни! Но голова объяснила, что отсек ее острый меч разбойников. И, так как смерть наступила без исповеди и причастия, грехи не позволили бы душе попасть на небеса. Только благодаря заступничеству Святой Варвары, которую всю жизнь почитал бывший обладатель головы, ему было разрешено дождаться исповеди… Монахи причастили беднягу. Душа его в образе белой голубки отправилась прямиком в царствие небесное… А Варвара по-прежнему опекает тех, кому суждена внезапная смерть – на поле брани или от руки предателя.

Что ж – подобный конец был не редкостью среди тевтонцев.

«…А братья со своими людьми ушли в мире…»

С недавнего времени на «лобном месте» Калининграда, рядом с областной Думой, высится трехтонный валун диаметром полтора метра. Нашли его в Чкаловском лесу местные историки-краеведы. Говорят, что был он заложен при строительстве Кенигсберга в основание орденского замка. В прошлом веке замок был разрушен – восстановить его планируют только сейчас. После того как в самом сердце города вырастут крепостные стены, реликвию возвратят на прежнее место. А пока стоит он «нерукотворным памятником» тому, кому предписывают честь основания города, – чешскому королю Оттокару Пшемыслу II. Это его герб – корона и крест – глубоко впечатан в шероховатую поверхность древнего камня…

Отряд под предводительством Оттокара ворвался в Самбию огненным вихрем. Да и могло ли быть по-другому, если за меч взялся внучатый племянник самого Фридриха Барбароссы? Кстати, у двадцатипятилетнего короля Богемии борода была не хуже, чем у деда, и так же горела на солнце жарким пламенем. И в битве он был не менее горяч. Подобно стопудовому тарану, теснил он пруссов, загоняя их все дальше и дальше, в глубь лесов и болот. Там, где останавливался со своим войском грозный монарх, вырастали замки. Первым стал Меденау – земляной вал, окруженный частоколом. И по сей день кажется, будто пятнадцатиметровую насыпь возвели вчера… Следом появился Варген – единственное сохранившееся деревянное тевтонское укрепление. Варгенау – так пруссы называли ручей неподалеку – был перекрыт плотиной. Искусственное озеро надежно предохраняло замок от вражеских поползновений. Несколько лет назад искатели водолазы-любители спускались на дно обмелевшего теперь водоема. Говорят, под водой вдоль плотины стоят четыре военных немецких грузовика, сброшенных в воду во время отступления. А вот рыцарских сокровищ нет и в помине.

Если судить по размерам крепости, в ней зимовали не меньше пяти тысяч рыцарей разом. Набирались сил после лихих боев, а чтобы согреться, жгли окрестные прусские поселенья, да потешались, глядя на то, как мечутся на снегу насмерть перепуганные самбы… Перезимовали – и ушли навсегда, никогда больше так и не посетив основанную ими крепость… Но, как это случается в истории, трагедия нередко оборачивается фарсом. Много веков спустя в Варгене организуют «Ярмарку дураков» – «Наренмаркт». В середине XIX века толпы кенигсбергцев станут приходить сюда, чтобы, накупив разноцветных свистулек и трещоток, отправиться пешком в город, оглашая окрестности развеселыми звуками…

История возникновения самого Кенигсберга необычна. В 1255 году король Оттокар с братьями-рыцарями захватил прусское городище Твангсте над Прегелем. Через него по реке проходил Великий Янтарный путь. Чистые и светлые воды Прегеля издревле несли в себе какую-то тайну. Древние греки полагали, что именно он есть не что иное, как Кронус – река времени и забвения… По прусскому преданию, здесь утонула жена племянника Верховного жреца, которому тот отдал священные земли у Хроно и Халибо – то бишь у Балтийского моря. Несчастную звали Преголла – отсюда и пошла название Прегель. А до этого река называлась Скара – «изогнутая». Потом пруссы нарекли ее «Претора» – «бездна». То ли потому, что она была глубока, как море – кое-где глубина достигает двадцати двух метров – то ли оттого, что не понимали, куда она все-таки течет: то ли в небеса, то ли в пропасть…

Рядом с Твангсте крестоносцы возвели деревянный замок. Когда-то давно, в пустынях Сирии, Тевтонский орден владел крепостью Монт Рояль – Королевская гора. Увы, в ходе войны с «неверными» форпост был навсегда утерян. Новую крепость тоже нарекли Королевской горой. Только звучало это на немецкий манер – Кенигсберг. Утверждают, что сам Оттокар указал место, где надо заложить первый камень. Указал – и отбыл на родину. Через пять лет после основания Кенигсберга за разгром венгров и половцев он получит прозвище Железный. Государство Железного Короля станет сильнейшим в Европе, а сам он едва не сядет на престол Священной Римской империи – да будет предательски убит… Но нам нет сейчас дела до бесславной кончины Оттокара. Нам интересно другое – будущую столицу Пруссии и самый западный город России заложил славянский король.

Годы спустя деревянная крепость превратилась в грозный замок с башней, что, по свидетельству очевидцев, застила солнце. Здесь выбирали гроссмейстеров, короновали королей, встречали русских царей и французских солдат – кого «за здравие», а кого и «за упокой». Под защитой крепких стен росли города. Сначала появился Альштадт. Клеточки на плане города заполнялись быстро. Каждая из них – новый двор. Заштрихована последняя клетка на плане – город построен. Тут на улицах появлялся всадник с длинным копьем наперевес. От основания до острия – расстояние между домами; заденет копье стену – придется хозяину ее ломать или платить штраф…

В 1300-м в деревянном соборе отслужили первую мессу. Ландмайстер Конрад фон Тирберг вручил альтштадцам грамоту об основании города, долгие годы служившую им Конституцией. И, едва смолкли праздничные трубы, рядом был заложен Лёбенихт. Он расположился далеко от реки, поэтому его жителям волей-неволей пришлось заниматься ремеслами и возделывать землю. В «городе мастеров» появились первые гильдии солодильщиков, сапожников, кузнецов, землепашцев… Возник даже союз нищих – заплатив налог, они могли спокойно просить милостыню.

Укрепления Лебенихта были невысоки – младший брат могущественного Альштадта. Но – «бог любит троицу», и в 1327 году возник третий город. Его называли то Прегельмюнде, то Нойштадт – однако в историю он вошел под именем Кнайпхоф, по названию острова, на котором появился. Кнайпхов был настоящим купеческим поселением. Папа Александр IV еще в XIII веке предоставил торговые привилегии Ордену, и новый город тут же вошел в торговый Ганзейский союз. В одночасье был построен порт со складами – ластади, оборудованными по последнему слову средневековой механики. Склады стоят и по сей день. Древесина, смола, хмель, сало, соль, оленьи и медвежьи шкуры – Пруссии было чем удивить соседей. Одна только Россия потребляла пятую часть всей селедки, добываемой в здешних водах. А из России сюда везли лен, пеньку, древесину – любому товару расторопные прусские купцы находили применение.

Собственной церкви в городе не было, и набожные жители вскоре затеяли строительство Кафедрального собора. Его посвятили Деве Марии и Святому Адальберту, первому крестителю Пруссии, которого язычники принесли в жертву своим божествам. Через пятьдесят лет храм распахнет двери для первых прихожан. Не такой уж долгий срок, если учесть, сколько времени возводились в те годы церкви и в более богатых городах. Собор простоит невредимым до 1944 года…

В XVII веке полноводная и неспокойная речка затопила остров Кнайпхоф, да так, что в Кафедральном соборе воды было по щиколотку. Чтобы стихийные бедствия не докучали горожанам и они всегда имели чистую питьевую воду, в 1382 году крестоносцы начали строить Ландграбен – «кривые канавы». Это сооружение даже сегодня поражает воображение.

Вначале для него были использованы русла рек и ручьев. Потом тевтонцы стали расширять систему каналов, доведя ее протяженность до нескольких сотен километров. Самым старым участком является водная артерия, отходящая от пруда Школьный – бывший Мюльфельдетайх. Вода текла прямиком в Кенигсберг. Она была настолько чистой, что ее можно было пить прямо из русла, не опасаясь за здоровье.

Двенадцатикилометровый канал Виррграбен («крутые канавы») также снабжал столицу Пруссии питьевой водой. Сегодня воду в реке Голубая, которая прежде звалась Виррграбеном, можно назвать голубой с большой натяжкой. Сложно сказать, какова она на вкус – ведь для этого надо решиться ее попробовать. А сырая вода в сегодняшнем Калининграде едва ли соответствует санитарным нормам.

Между прочим, система каналов была нужна тевтонцам не только для питья, но и для водного сообщения между крепостями. Не зря их обычно строили около воды. А чтобы в замке не было сырости, рыцари даже организовали специальное «управление мелиорации». Каждое поселение обязано было следить за чистотой близлежащих водоемов. Если надсмотрщики Ордена замечали, что кто-то сливал в воду нечистоты, карали по всей строгости. На провинившиеся поселки налагали солидные штрафы, а отдельных «браконьеров» могли и плетьми наказать… Любопытно, что, когда в XVII веке строительство каналов подходило к концу, работами, которые начинали братья-монахи, руководила женщина по имени Луиза Катарина Трухзес. С тех пор север Пруссии стал доступен для речного судоходства. Невероятно, но факт – система безотказно функционирует уже более шестисот лет! Кенигсберг-Калининград снабжается водой по руслам, прорытым еще крестоносцами, – правда, теперь жители исправно кипятят некогда кристально чистую воду.

Несколько веков три города развивались самостоятельно: у каждого свой совет, свой приход, свои школы и торговля. И все-таки наступил момент, когда отношения между ними стали настолько тесными, что оставалось только законодательно оформить союз. В 1724 году три города были официально объединены в один. Он получил название, придуманное еще королем Оттокаром, – Кенигсберг. По столь торжественному случаю была выпущена бронзовая медаль. На ней четыре изображения: молодой человек с мечом в руках – могучий Альштадт, женщина в бусах – роскошный Кнайпхоф, бородатый старик с морковкой – плодородный Лёбенихт. Четвертый персонаж – маленький мальчик с камнем в руке – символизировал окраину Кёнигсберга – Закхайм, где жили только пьяницы и хулиганы.

В том же году, когда возник объединенный Кенигсберг, в семье Кантов на свет появится мальчик. Будущего отца немецкой классической философии крестят Иммануилом в Кафедральном соборе Девы Марии. В шестнадцать лет Кант поступит в кенигсбергский университет – на какой факультет, до сих пор тайна для его биографов…

Но то будет уже в восемнадцатом, просвещенном веке. А в веке тринадцатом жители этих мест и не помышляли о том, что когда-нибудь их потомки будут гордиться своим городом как центром наук и изящных искусств. Ими владели совсем иные чувства. Главным из них оставалась ненависть. Кровавой поступью продолжали марш по прусской земле тевтонцы. Не желали склонять голову свободолюбивые самбы. 20 сентября 1260 года вспыхнуло Великое восстание. Как огонь по сухому вереску, распространилось оно на все прусские земли. Плечом к плечу встали против завоевателей Самбия, Земландия, Эрмландия, Погезания, Бартия… Одна Померания оставалась верна Ордену. Полыхали немецкие усадьбы, церкви, замки. Держались лишь стратегические форпосты немцев – Торн, Кёнигсберг, Кульм, Бальга. Судя по всему, пруссы оказались неплохими учениками. Не раз они торжествовали победу над братьями-рыцарями: 22 января 1261 года – под Кёнигсбергом, 13 июля 1263-го – при Лебау… Помимо сорока рыцарей и несчетного количества пехотинцев-кнехтов в этом бою сложил голову сам вицемагистр Гельмерих…

Дивонис Локис, Ауктума, Гландас, Глапас – о бесстрашных вождях повстанцев ходили легенды. Но настоящим «Спартаком» стал Геркус Мантас из Натангии.

Генрих Монте Натангенский, как его обычно называют, получил воспитание в Магдебурге. Та м он и крестился – но зов предков оказался слишком силен. Генрих вернулся к языческой вере. Отринув религиозные взгляды крестоносцев, он, тем не менее, перенял от них много практических знаний. Как выстраивать боевой порядок, как мастерить осадные орудия – вся тактика и стратегия рыцарей была ему знакома. Его «лесные братья» часто возводили неподалеку от неприятельских укреплений временные деревянные крепости, блокируя пути, по которым шли обозы с продовольствием. Цель была одна – взять неприятеля измором. Иногда, правда, немецким гарнизоном удавалось выйти из окружения. Пруссы преследовали беглецов с поистине звериной жестокостью. Так, при попытке прорваться пали почти все защитники Крейцбурга. «…Братья с дружиной своей после многих славных битв, совершенных здесь, когда у них кончились припасы, незаметно ночью ушли из замка, – читаем в «Хрониках земли Прусской». – Когда это узнали пруссы, они погнались за ними и всех, кроме двух братьев, предали мечу…»

А вот гарнизону крепости Визенбург улыбнулась удача. «Этот замок осаждался пруссами почти три года, и поставили они три камнемета, которыми ежедневно штурмовали замок. Наконец братья, быстро похитив один из них, доставили в замок и долго им оборонялись. Вскоре после, когда у них иссякли припасы, братья со своими оруженосцами, покинув замок, незаметно ушли, в год от Рождества Христова 1263, держа путь в княжество Мазовию. Когда об этом стало известно, Диван, бывший тогда вождем бартов, погнавшись за ними со многими оруженосцами, не мог настигнуть их, ибо их уже усталые кони отказались идти; он, взяв с собой тринадцать человек на более быстрых конях, повел их за собой, и когда они приблизились, то нашли братьев, уже обессилевших от голода и не в силах сражаться от усталости, и он мощным ударом обрушился на них и в первой схватке убил троих. Прочие, обороняясь, тяжело ранили упомянутого Дивана, и тогда он прекратил битву, а братья со своими людьми ушли в мире».

Число преследователей – чертова дюжина – не столько символично, сколько показательно. В те годы количество защитников крепостей, как, впрочем, и нападающих, нередко исчислялось десятками. Маленькие сражения большой войны, в которой, впрочем, и слезы, и кровь были вполне настоящими…

Четыре года удерживали замок защитники Бартенштейна. «Во время осады в замке Бартенштейн было четыреста братьев и прочих оруженосцев, а пруссы соорудили три укрепления вокруг замка, в которых постоянно находилось тысяча триста отменных воинов. Но в упомянутом замке Бартенштейн был один человек по имени Милигедо, который был таким смелым, что, убив его, пруссы сочли бы, что убили половину осажденных. Посему они совещались, как бы хитростью заманить и убить его, и, измышляя разные хитрые способы, они начали следующим образом. Устроив сперва засады, они послали одного человека, доблестного воина, на посрамление военной силы осажденных, как Голиафа – полков сыновей Израиля. Он воскликнул громким голосом, сказав: «Если есть кто-нибудь в замке, кто дерзнет вступить в поединок со мной, пусть выходит!» Услышав это, Милигедо, испросив разрешения братьев и получив его, вышел и погнался за ним. Но, когда он увидел, что, выйдя из засады, появилось огромное полчище врагов, он, убив того, бежал в лес и тайными путями вернулся в замок Бартенштейн. Не раз и так, и этак подступались они к нему, так что, в конце концов, обманув, убили его… От смерти этой была великая радость в народе прусском и, напротив, великая скорбь охватила братьев. Но чтобы обратить их радость в скорбь и печаль, братья повесили на виселице, поставленной у ворот замка, тридцать прусских заложников, которых они держали в плену. Отчего случилось, что, когда пруссы увидели сыновей и сородичей своих повешенными, заплакали и они тоже горьким плачем…»

На исходе четвертого года в крепости закончились припасы. Перед тем, как покинуть ее, осажденные несколько дней не показывались на стенах. Пруссы, решив, что рыцарей уже нет в Бартенштейне, приблизились к замку. И тут на них обрушился такой град стрел и камней, что все поле в мгновение ока было покрыто убитыми… «Наконец после бесконечных стычек и битв один благочестивый брат воззвал к Богу, чтобы он явил ему, что надлежит делать при таких обстоятельствах. Глас небесный ответил ему: «Иуда и Иерусалим! Не бойтесь и не ужасайтесь. Завтра выступите, и Господь будет с вами; будьте стойкими; вы увидите, что помощь Господа с вами». Услышав это, на другой день братья, разделившись и разделив дружину свою на две части (одна из них пошла в замок Кёнигсберг, другая – в Эльбинг) и захватив святые мощи и оставив в замке одного брата, старого, дряхлого и слепого, который не мог идти с ними, ушли. А этот брат, что остался в замке, как обычно, каждый канонический час подавал колоколом сигнал. Наконец, когда он не мог долее скрываться, враги подобрались к замку и, когда увидели, что никто не сопротивляется им, вошли и, убив брата и сохранив для себя замок, вели из него многие сражения с братьями».

В эти же годы отряд наместника Тевтонского ордена Дитриха Лиделау предпринял поход к восточным рубежам Пруссии. Го д за годом крестоносцы оттесняли ненавистных язычников туда, где темнели непроходимые леса, сохранившиеся с Ледникового периода. Рыцари захватили прусскую крепость Саминис Вике – «Каменное жилище», но, под натиском ополчения, грудью вставшего на защиту своих земель, вынуждены были отступить…

В следующий раз крестоносцы появятся здесь только через полвека. И десять лет будут безуспешно пытаться закрепиться в этих местах. Даже строительство крепости не прекратит постоянных набегов литовцев на земли, которые Орден считал своими. Деревянный Инстербург перестроят в камне – но литовцев и это нисколько не смутит. В 1369-м их князь Кейстутис напал на Инстербург столь внезапно, что стражники едва успели поднять мост… Еще через шесть лет сын Кейстутиса воинственный Свидригайло все же спалил Инстербург. Восстановив крепость, тевтонцы сделают ее совершенно неприступной…

Именно здесь, в Инстербурге, была уничтожена последняя в Пруссии ведьма – так гласит древняя сага. В ней рассказывается о девочке-сироте по имени Верона, которую взяла на воспитание семья местного кузнеца. Со временем малышка превратилась в красивую девушку, мимо которой не мог спокойно пройти ни один мужчина. Немало разрушилось крепких семей, и неизвестно, что бы ожидало город – да старейшины решили расправиться с Вероной. Они прорубили лед на реке и утопили коварную деву в проруби. С тех пор она стала появляться в крепости каждую ночь – и уводить по одному молодому мужчине. Утром несчастного находили повешенным на окраине города… На этом сага обрывается – но, судя по всему, какой-то способ избавиться от напасти был все-таки найден.

…Одна за другой крепости оказывались в руках повстанцев. К счастью для тевтонцев, портовые Мемель, Бальга, Эльбинг, Торн и Кульм по-прежнему держались. Особенно тяжелой была осада Кенигсберга. Чтобы отрезать его от моря, пруссы навели мост на реке Прегеле, «…а на каждом конце моста – прочное укрепление наподобие башни, и так можно было бы отбирать все, что ни отправлялось по реке в замок Кёнигсберг. Когда братья в упомянутом замке, уже полумертвые от голода, узнали об этом, они, предпочтя погибнуть в сражении, чем так жалко умереть от голода, отправились во всеоружии на судах, и, когда приблизились к месту и уже встали на якоря, подул сильный ветер и быстро понес их к мосту, что было сделано провидением Божиим, и, подойдя к мосту, они обнаружили на нем в укреплениях по концам его много вооруженных людей; находившиеся на мосту и в укреплениях оказывали им мужественный отпор; и завязалась между ними такая жестокая битва, какой никогда не было видано в этом веке между немногими бойцами. Наконец послал им Бог помощь и защиту свыше, чему, несомненно, следует верить, ибо человеческой силе было почти невозможно противостоять такому множеству, так что, когда враги бежали, братья до основания разрушили и уничтожили мост и укрепления. В этом сражении некий брат Гевехард, выходец из Саксонии, преследуя некоторых бежавших пруссов, одному из них одним ударом меча отсек голову; а тот, раненный этим ударом, не упал тут же на землю, но без головы пробежал с остальными еще небольшое расстояние и лишь потом упал. Братья и прочие видевшие чрезмерно удивились этому, уверяя, что никогда еще такого не видывали…»

Главы «Хроники земли Прусской» похожи на кадры старого кинофильма. И пленка выцвела, и звук не тот – а мы все равно следим, завороженные, как из глубины веков встают непримиримые враги, тевтонцы и пруссы…

Об авторе хроники известно немного. Из его послания Великому магистру Вернеру фон Орзельну, предваряющего книгу, известно, что был Петр из Дусбурга орденским священником. Все остальное – лишь домыслы да предположения. Никто не знает, как он вступил в Орден; как оказался в Пруссии; в каком монастыре жил. Не исключено, что местом его пребывания был Кенигсберг. Во всяком случае, в грамоте от 26 декабря 1327 года комтур города Готфрид фон Хеймберг, подтверждая получение шестисот марок от епископа Самбии Иоганна, среди свидетелей называет священников Петра и Гюнтера. Исследователи полагают, что первый вполне мог быть автором знаменитой летописи.

Другие историки полагают, что Петр создавал свой труд в Мариенбурге, в резиденции Великого магистра, на суд которого он и отдал свое сочинение. Судя по всему, ему была предоставлена возможность рыться в нескончаемых архивах Ордена, откуда и перекочевали на страницы героической летописи описания битв и осад, щедро сдобренные средневековой мистикой и чудесами. «Труд, завещанный от Бога», был завершен в 1326 году.