Текст книги "Полная история рыцарских орденов"

Но творцы великого беззакония закрыли уши свои, как гадюки, от правды, которую не могли они понять, и исказили её, скрутив в клубок, как скручиваются в клубок ядовитые змеи; потому что были они введены в заблуждение горящей ненавистью своей и ослеплены дикой алчностью своей. Они надеялись обогатить монахов своих и приближённых за счёт других, хотели откормиться на имуществе тамплиеров. Та к что приказали они, чтобы тамплиеров, говорящих правду, люто пытали, столько времени, сколько потребуется. Чтобы они либо умерли от наказания, либо были вынуждены умолчать правду и лгать, что они отрицали Бога. Более того, если они не говорили этих вещей не только до, но и после пытки, их всегда держали в тёмных тюремных камерах, на хлебе печали и воде скорби, в ужасающем холоде в зимнее время, на голой земле, без соломы или какого-либо покрывала. В середине ночи, дабы увеличить страх их, сегодня одного, потом другого, переводили их из камеры в камеру. Тех, кто умер в пытках, они тайно хоронили в хлеву или в саду. А любого, кто, побеждённый пытками, утверждал ложь, уводили в комнаты наверх, обеспечивая всем необходимым, лишь бы придерживались они этой лжи. Их постоянно предупреждали угрозами, либо грубыми либо льстивыми словами. Более того, некий монах – правда, скорее, одержимый – непрерывно вбегает в комнаты в любой час дня или ночи, искушая братьев и распространяя предупреждения о том, что случится с ними. И если обнаруживает он, что кто-либо раскаивается в сказанной лжи, он тут же посылает их обратно на вышеуказанные мучения и нужду.

Что тут ещё сказать? Что язык человека не сможет описать наказания, огорчения, унижения, насмешки и крайние меры пыток, пережитые этими невинными за три месяца, прошедших со времени их ареста. Денно и нощно рыдания и вздохи не прекращались в камерах, так же как не прекращались крики и скрежет зубовный во время пыток. Удивительно ли, что они скажут то, что захочет пытающий их, потому что правда убьет их, а ложь освободит от смерти? Защита правды – это обязанность целиком и полностью Божья, точно не человеческая; а многие показали истинно божественную храбрость. Они, измученные такими ужасами и бедствиями, упорствовали, придерживаясь чистой правды, несмотря на то, что пытка остановилась бы, если бы они солгали. Однако, что до остальных, которые были испуганными и робкими, неудивительно, что они говорили все эти вещи только от ужаса, так как наказание одного вселяет страх во всех…»

Факт остается фактом: там, где пытки были запрещены – в Кастилии, Португалии, Ломбардии, тамплиеры ни в чем не признались. В Арагоне, где пытать все-таки разрешили, признательных показаний тоже не добились. Правда, скорее всего, не очень-то и старались – ведь сам король Яго II заявил, что Орден уже тем заслужил снисхождения, что отважно сражался с арабами в Испании. В ноябре 1307 года некий генуэзец Христиан Спинола писал Яго II: «Папа и король делают это, дабы отобрать их деньги и организовать один Орден из госпитальеров, тамплиеров и прочих братств, над каковым Орденом король намеревается и желает поставить правителем одного из своих сыновей». Судя по всему, Его Величество вполне разделял этот взгляд, равно как и другие европейские монархи. Так, в мае 1311-го собор в Трире оправдал сорок немецких тамплиеров, морально осудив архиепископа Магдебургского, начавшего процесс. На берегах Туманного Альбиона тоже поначалу все складывалось весьма благоприятно. Король Эдуард II искренне полагал, что обвинения «слишком уж невероятны». Правда, магистр Англии Вильгельм де Ла Мор бы арестован, но ему в тюрьме даже платили пенсию и предоставили шестерых слуг из числа товарищей по вере. Инквизицию чопорные британцы считали орудием иноземной власти. Но допрос без пыток – все одно как пиво без водки – не давал желаемого результата. Тогда в дело вмешался папа. Двадцать третьего декабря 1310 года Климент V в послании Эдуарду Английскому обещал последнему вечную милость Божию, если тот передаст английских тамплиеров французскому суду. Эдуард пошел на другую уступку: разрешил пытать тамплиеров. И что же? Они тут же начали каяться в ереси. Только магистр Англии, так ни в чем и не признавшись, умер в Тауэре…

Верил ли папа обвинениям против тамплиеров? Трудно сказать. Но одно его возмущало точно – светская власть (в первую очередь, Филипп Красивый) вмешивается в дело, подведомственное Церкви. Он пишет гневное письмо королю и, не дождавшись ответа, посылает во Францию двух кардиналов – дабы они вплотную занялись рассмотрением дела и взяли в управление собственность тамплиеров (король, впрочем, никакой собственности им не отдал, заявив, что сначала нужно завершить процесс). Но папа не успокоился и вскоре издал буллу Pastoralis praeeminentiae – приказ правителям всех христианских стран передать собственность храмовников в управление своим представителям.

Король Франции был возмущен. Папа, который сел на Святой Престол только благодаря ему, в открытую пытается взять верх! Да это просто недопустимо!..

Против Климента V развернулась настоящая кампания. Анонимные памфлеты, нападки богословов Сорбонны, недвусмысленные намеки на то, что он поощряет еретиков… Все это до боли напоминало травлю его предшественника Бонифация VIII, память которого Его Преосвященство продолжал отстаивать, упорно отказываясь снять отлучение с Гийома де Ногаре. А 4 апреля, в пику королю, папа издал буллу Alma mater – о переносе на год собора, которому предстояло судить Орден.

Весна поселила в истерзанных сердцах тамплиеров надежду. Наконец-то начала работать независимая церковная комиссия, возглавляемая архиепископом Нарбоннским. Пытки прекратились. Если в 1307 году лишь пятнадцать рыцарей из шестисот, пройдя все круги ада, не признали своей вины, то сейчас еще полтысячи заключенных заявили, что оговорили себя. Тамплиеры в один голос говорили, что не отрекались от Христа, а лишь слышали о каком-то секретном уставе Ордена, по которому следует отрекаться. Что сами не занимались мужеложством – просто до них доходили слухи, что такое случалось… Разумеется, это не означает, что их новые показания тут же принимались на веру. Вот лишь один пример юридического казуса тех лет. Инквизиция позволяла обвиняемому назвать своих врагов – и, если свидетель обвинения оказывался в их числе, его показания считались недействительными. Рыцарь Ронсар де Гизи на допросе перечислил нескольких членов Ордена, которые, по его мнению, вполне могли оговорить товарищей. Среди прочих был упомянут командор замка Монфокон Эски де Флоран. Он и впрямь был главным доносчиком, о чем было прекрасно известно комиссии. Сохранилось письмо королю, в котором он напоминал, что должен получить из конфискованного имущества тамплиеров тысячу ливров годовой ренты и еще три тысячи наличными. Те м не менее, вопреки закону, показания де Флорана были «подшиты» к делу.

Было очевидно – обойтись без квалифицированных защитников тамплиерам сложно. Комиссия милостиво позволила им выбрать таковых из своей среды. Правда, юристы утверждали, что это не вполне законно, ибо судят Орден в целом, и адвокатов, по его уставу, должен назначать Великий магистр, который сам находится в заключении. Этот тупик юристы-тамплиеры успешно преодолели: они заявили, что официально не берут на себя функции адвокатов, но не станут отказываться, если члены комиссии попросят их заявить жалобу или поучаствовать в допросах…

Среди девятерых защитников выделялись двое: Жан де Монреаль и Пьер де Болонья, прокуратор Ордена. Окончил ли последний знаменитый университет в Болонье – история умалчивает, но королевским юристам он спуску не давал. Де Монреаль во главу угла защиты поставил моральный аспект – мол, тамплиеры героически гибли во время обороны Палестины (число павших за два столетия было исчислено им в двадцать тысяч человек). Уже за одно это они заслуживают снисхождения. Де Болонья оперировал правовыми категориями. Он решительно требовал освободить всех арестованных, чтобы избавить их от давления, утверждал, что пытки лишили братьев «свободы ума и воли». Пожаловался на то, что с заключенных берут плату за свечи и стирку, а также по два су за то, что расковывают перед допросами, и столько же – за то, что после них заклепывают кандалы. Заявил отвод участию в процессе отлученного де Ногаре и прочих заинтересованных лиц, заявив, что дело тамплиера вправе рассматривать только папа. В качестве подтверждения был приведен случай, когда Бонифаций VIII лично судил одного из братьев, исключенного из Ордена, – и, пересмотрев приговор Великого магистра, наложил на виновного епитимью. В течение одного года и одного дня тот должен был есть на полу, как животное, – и за это получит прощение.

Защищал Орден и сам Великий магистр Жак де Моле. На одном из допросов он произнес настоящую речь, напомнив, что богослужение в орденских церквах велось куда пышнее, чем в любом соборе, – так должно ли обвинять храмовников в неуважении к мессе? Упомянул он и о том, что Орден постоянно раздавал милостыню. Присутствовавший на допросе Ногаре заметил: что милостыня, если веры нет! О какой вере может вообще идти речь, если предшественник Моле приносил клятву верности султану Саладдину? Моле парировал – столь многие крепости крестоносцев находились на арабской земле, что без определенных договоренностей с неверными их тут же уничтожили бы. Нет, не изменяли вере доблестные воины Христовы – когда тот же Саладдин, взяв замок Сафед, потребовал от них принять ислам – все восемьдесят рыцарей были обезглавлены за отказ…

Помните старый анекдот? Пункт первый – начальник всегда прав. Пункт второй – если он не прав, смотри пункт первый. Никакие вполне доказательные аргументы не принимались в расчет теми, кто априори считал рыцарей Храма виновными. Королевский юрист, экс-клирик, магистр богословия Жан де Пуйи писал, что, даже если тамплиеры невиновны в том, в чем признались, то, во-первых, они виновны в чем-то другом (ибо вовсе безгрешных нет). А во-вторых, равно как нет доказательств виновности, нет и доказательств невиновности. И, в-третьих – если освободить тамплиеров, подозрительный Орден навсегда останется источником соблазна для правоверных христиан. Вывод напрашивался сам собой – если тамплиеры отказываются от признаний в еретичестве, стало быть, они и есть воинствующие еретики. А стало быть, подлежат незамедлительному сожжению…

Сказано – сделано. Король Филипп обратился к архиепископу Сансскому Филиппу де Мариньи, в чью епархию входил Париж, с предложением начать немедленный суд над тамплиерами. Не над Орденом – пускай его судит собор, а над его отдельными членами. Восьмого мая арестованные, прослышав об этом, заявили коллективный протест папской комиссии. Та не решилась открыто конфликтовать с королем. Тамплиеров известили, что комиссия не правомочна оценивать решения архиепископа Сансского. И, спустя какие-то четыре дня, 12 мая 1310 года, в Париже были сожжены первые пятьдесят четыре заключенных.

Собор освободил от казни лишь тех, кто признал свою вину и отказался от защиты. Те х же, кто упорствовал, отстаивая свою невиновность, и после 12 мая продолжали предавать огню. Таковых, впрочем, становилось все меньше – почти двести из тех, кто остался в живых, опять оговорили себя. Известие о том, что собратьев сожгли «без суда и следствия», подействовало на ветеранов Крестовых походов сильнее всяких пыток…

Папа Климент V вновь был поставлен перед выбором: либо осудить короля за проявленную жестокость, либо осудить тамплиеров. На одной чаше гигантских весов – Помазанник Божий и веками накопленная вера в колдунов и черную магию; на другой – давно потерявшее былое величие общественное объединение, средний возраст в котором составлял сорок два года. После потери Палестины молодежь уже не стремилась во что бы то ни стало облачиться в белый плащ. Большинство «узников совести» вовсе не были надменными феодалами. Протоколы допросов рисуют их нам: пастух, пахарь, мельник, плотник… Борьба за этих людей могла оказаться не только бесполезной (ведь у папы не было армии, которая освободила бы рыцарей из тюрем), но и непрестижной. И мудрый папа предпочел сторону короля…

16 октября 1311 года открылся Вьенский собор – тот самый, который был отложен на год. Оставшиеся на свободе рыцари Храма тоже получили приглашение, хотя никто всерьез не ждал, что они появятся. Каково же было изумление святых отцов, когда перед ними предстало семеро рядовых тамплиеров, заявляя, что готовы защищать Орден!.. Выступить им так и не разрешили – под каким-то формальным предлогом. Зато на суде вновь ораторствовал Жак де Моле. Когда ему зачитали его собственные показания, он с возмущением отказался их признать. По мнению обвиняемого, того, кто исказил его слова, следовало бы разрубить надвое, как с клеветниками поступают сарацины. Он заявил, что весь процесс – одно сплошное грязное измышление, а он готов свидетельствовать перед Богом и людьми: тамплиеры – добрые христиане. Что до него самого – всем прекрасно известно, что ожидает тех, кто отрекается от вырванных у них под пыткой лжепризнаний. Пятьдесят четыре рыцаря, отказавшихся от своих показаний, уже обратились в пепел… Те м не менее, де Моле заявил: он скорее умрет, чем еще раз осквернит Орден подтверждением лживого обвинения. Магистра поддержал и великий прецептор Нормандии Жоффруа де Шарни.

Ошарашенные судьи объявили о переносе судебного заседания. Но этого не случилось. Двадцатого марта в город прибыл Филипп в сопровождении вооруженной свиты. Не пройдет и двух суток, как папа подпишет буллу Vo x in excelso, ликвидировавшую Орден, ненавистный французскому королю. «Мы… запрещаем Орден тамплиеров, его устав, одежды и название… Мы полностью запрещаем его. Любой, кто с этого времени называет себя его именем, или носит его одежды, или ведет себя как тамплиер, несет отлучение. Кроме того, мы конфискуем все имущество и земли Ордена. Мы строго запрещаем всем, любому государству, вмешиваться в вопрос Ордена тамплиеров. Мы запрещаем любое действие относительно них, которое нанесло бы ущерб нашему решению… Да будет так».

То т же собор снял, наконец, церковное отлучение с Гийома де Ногаре.

…Старинное французское сказание гласит, что каждый год в ночь на 18 марта на месте сожжения тамплиеров появляется призрак Жака де Моле. Седобородый рыцарь громадного роста, в белом плаще с кроваво-красным крестом, трижды восклицает громовым голосом: «Кто хочет защитить Храм?» И, не услышав ответа, безмолвно растворяется во тьме…

Совсем не таким Великий магистр Ордена тамплиеров в последний раз шествовал по Парижу. Босиком, в колпаке из желтого льна, на котором грубо намалеваны черти и языки пламени. Вместо блестящих оруженосцев перед ним шагала сотня угольщиков, рядом – двенадцать священников в белых одеяниях и доминиканцы в черных капюшонах, скрывающих лица.

На островке Жаво уже разложен костер. Огромная толпа ждет начала зловещего действа. Среди тех, кто прибыл смотреть на казнь, – французский король Филипп IV Красивый. Все свершилось между королевским садом и храмом августинцев – тех самых, в подражание которым был основан Орден. Жак де Моле обратился с последней просьбой – привязать его лицом к Собору Парижской Богоматери: «чтобы до последнего мгновения своей земной жизни обращать свои взоры и молитвы к Пресвятой Матери своего Спасителя…»

Осужденных сжигали, не удушив, с особой жестокостью. Взметнулись вверх языки пламени – слово огненные руки, воздетые к серому парижскому небу. Повалил густой едкий дым. Над безмолвной толпой пронеслись последние слова Великого магистра. То были проклятия – королю Франции Филиппу, папе римскому Клименту V и Гийому де Ногаре. «Не пройдет и года, как я призову вас на суд Божий! Да будет проклят ваш род до тринадцатого колена!» Проклятие оказалось пророческим. Ровно через месяц Климента V свел в могилу приступ дизентерии. Еще месяц спустя скончался Ногаре. А уже на исходе назначенного срока в замке Фонтенбло, после удачной охоты, неожиданно умер король Филипп, всегда отличавшийся отменным здоровьем. Слова Жака де Моле не обошли и потомство короля. В течение нескольких лет умерли все наследники Филиппа Красивого: три его сына и внук. Ветвь Капетингов оборвалась, а Франция едва не захлебнулась в крови затяжных междоусобных войн….

О роковом проклятии Великого магистра вспоминал несколько веков спустя и Людовик XVI, мучительно ожидая казни в застенках Тампля… А когда опустился нож гильотины, палач, оросив руку монаршей кровью, еле слышно прошептал:

– Жак де Моле, теперь ты отомщен!

Говорят, он состоял в тайном Ордене тамплиеров.

Мертвая голова

…«Несчастный сержант из Монпеза повинился в поклонении „бафометову обличию“, создавшему самый черный миф тамплиерского обвинения, – читаем у Марион Мелвиль. – Сержант говорил на языке ок (южнофранцузском) и хотел сказать о „магометанском изображении“; в итоге получилась чепуха, тогда как „Бафомет“ является всего лишь провансальской деформацией имени пророка Магомета…»

Да, таинственный идол тамплиеров в процессе допросов будет принимать все более и более фантастические формы: голова человека, безбородого или бородатого (борода – черная или седая), молодого или старого, с курчавыми темными или прямыми светлыми волосами. Из чего она сделана – из дерева, кости, золота, серебра? Многие утверждали, что голова была покрыта настоящей человеческой кожей. Бафомет двулик, как Янус, – а то и четырехлик – и глаза его светятся, подобно карбункулам. Он то ли стоит на четвереньках, то ли сидит; и тело его – то ли тело человека, то ли кошки, то ли ворона или свиньи. Картина, достойная фильма ужасов, – в потайной комнате, освещенной лишь слабым пламенем свечи, собрались рыцари. Из кованого сундука извлекается человеческая голова. В священном ужасе члены этой «тайной вечери» начинают бормотать арабские слова, которые звучат все громче и громче, эхом отдаваясь под гулкими сводами…

Всплывали и еще более зловещие подробности – рыцари обмазывали своего идола жиром, вытопленным из зажаренных младенцев. После этого к магической голове, прикладывали веревки, и, когда они впитывали в себя ее злую силу, ими перевязывали одежду…

О, лингвистические парадоксы! Среди исследователей бытует мнение, что Бафомет – перевернутая анаграмма фразы «Templi Omnium Hominum Pacis Abbas» («Отец Храма Всеобщего Мира среди Людей»). Несмотря на столь жизнеутверждающее название, этот образ всегда был особенно популярен у дьяволопоклонников. В книге «Дьявол в XIX веке» доктор Батайль описывает сатанинский культ Бафомета в сектах Китая и Индии. А церковь Сатаны Антона Лавея, основанная в Сан-Франциско в 1966 году, сделала своим символом именно его изображение – козлиная голова, вписанная в перевернутую пентаграмму… Его так и называют – Черный Козел, Козел Иуды или Козел Мендеса, памятуя о древнеегипетском боге Амоне, жившем в Мендесском храме. Ему юные египтянки приносили в жертву свою девственность. Судя по всему, Бафомет и впрямь похож на козла; во всяком случае, таким его увидел несостоявшийся монах, но вполне успешный маг Элифас Леви, живший намного позже тамплиеров. Крылатый андрогин с человеческим туловищем, женской грудью, фаллосом, рогами и копытами мрачно взирает на нас со странной гравюры.

По поводу происхождения самого слова до сих пор нет единого мнения. Кто-то по-прежнему усматривает в нем искаженное имя Магомета. Что ж – проведя столько лет на Востоке, тамплиеры просто не могли избежать его влияния. Известны их контакты с исмайлитами, и особенно – со сторонниками суфизма, которых было немало не только в Святой Земле, но и в мусульманской части Испании. Caput Mortum – символ алхимии, мертвая голова… Наверняка, рыцари Храма Соломона слышали суфийскую легенду о мученике Хусейне ибн Мансуре Аль-Халлае, умершем в 922 году. Воинствующие ортодоксы Ислама бросили Хусейна в тюрьму, требуя раскрыть суть его мистического союза с Богом. После девяти лет страданий Халлай был четвертован, а его тело кремировано. Однако сохранилась запись матери халифа о том, что ей удалось сохранить голову Халлайа. Вполне возможно, некоторые из тамплиеров были участниками суфийских обрядов, посвященных смерти Халлайя…

Впрочем, прямых доказательств данному факту нет, и в исследовании загадочного черепа всякий изощряется, во что горазд. Для кого-то его прообразом стал таинственный галльский «котел воскресения», куда в сумерках опускали павших воинов, а на заре они выходили оттуда живыми… Хозяином котла был великий Бран. Смертельно раненный ядовитым дротиком, он повелел семерым своим товарищам отрубить ему голову и отвезли ее на Белый Холм в Лондоне. Далее, пророчествовал он, им предстоит долгое путешествие – и все это время его голова станет веселиться с ними, словно она и не отделялась от тела. На ней не появится ни малейших следов тления – но в назначенный день в их замке сама собой отворится дверь, ведущая в сторону Корнуолла. Тогда воины должны что есть духу скакать в Лондон, чтобы предать голову земле…

Этому предсказанию не суждено было сбыться. Однажды Хейлин, сын Гвина, уподобившись Ивану-Царевичу, который из любопытства сжег шкурку волшебной лягушки, распахнул запретную дверь. Колдовские чары тут же слетели, словно и не было этих семи лет. Друзья поспешили в Лондон и опустили истлевшую голову в могилу на Тауэр Хилл, обратив ликом к Франции, чтобы их бывший господин мог первым заметить приближение захватчиков… Много лет спустя ее выкопал король Артур – «ибо он почитал ниже своего достоинства удерживать власть над островом силой оружия, а не доблестью и благородством». Голова Брана, тем не менее, почиталась как талисман – и многие из ее способностей позже станут приписываться таинственным идолам рыцарей Храма.

По другой теории, Бафомет превращается в голову Гуго де Пайена, первого Великого магистра. В книге «Голова Бога» доктор Кит Лаидлер выдвигает совсем уже сногсшибательную версию – якобы голова Христа была отделена от тела после распятия на кресте и попала в руки тамплиеров. Якобы, она и была захоронена в той самой Росслинской часовне в Шотландии, где снимался знаменитый «Код Да Винчи». В конце концов, слово „Голгофа“ по древнеиудейски как раз и означает «мертвая голова»…

Но образ загадочного Бафомета не был бы полон без «cherchez la femme». Ищите женщину – и, судя по докладам Инквизиции, ее нашли. Среди конфискованного в Тампле имущества был обнаружен реликварий в форме дамской головы. Внутри лежала «большая голова из позолоченного серебра, очень красивого, с женским лицом; внутри две черепные кости, завернутые и зашитые в полотно из белого льна, покрытого другим полотном, красного цвета; на него нашит ярлычок с надписью: CAPUT LVIII m».

Красивая и грустная история! Давным-давно сто десять девственниц совершали паломничество в Рим. На них напали разбойники – и убили всех до единой. Церковь причислила их к лику святых. Кто знает – а вдруг таинственный артефакт под инвентарным номером CAPUT LVIII m когда-то был прелестной головой одной из этих несчастных? Те м более что буква «m» так напоминает астрологический символ Девы…

Есть и еще одна легенда, которую приписывают тамплиерам. Некий рыцарь, сеньор де Сидон, любил знатную даму – но его прелестница умерла. В ночь после похорон безумец проник в склеп и удовлетворил свое желание с бездыханным телом. И тогда откуда-то сверху, из тьмы донесся голос, приказывающий ему прийти сюда вновь девять месяцев спустя… Рыцарь повиновался, и в назначенное время меж больших берцовых костей скелета нашел голову. «Не расставайся с ней никогда, – произнес тот же голос. – Она даст тебе все, что ты пожелаешь». Рыцарь унес голову с собой. Она стала его ангелом-хранителем и помогала ему творить чудеса, пока не сделалась собственностью Ордена…

В романе «Код Да Винчи» слово «Бафомет» благодаря древнееврейскому шифру превращается в имя София. Героиню романа, как известно, зовут Софи Невё, а с греческого София переводится как «мудрость». «Baphe metioeis» – «крещение мудростью». Это скрытое значение было впервые обнародовано еще исследователем Свитков Мертвого моря Хью Шенфелдом. Шифр, который станет всем известен по бестселлеру Брауна, помог ученому при работе над таинственной находкой.

Поистине причудливы перипетии истории! По странному стечению обстоятельств именно в храме Святой Софии в Константинополе хранилась некогда Святая Плащаница – саван, в четыре с лишним метра длиной и более метра шириной, запечатлевший отпечаток некоей головы. Драгоценная реликвия, в которую, по преданию, обернули тело Христа перед тем, как положить его во гроб, выставлялась для поклонения на Страстной Неделе. «Похоронные Ризы Господни. Они из полотна и еще благоухают помазанием», – писал некогда Никола Мазарит.

В 1204 году Константинополь был разгромлен крестоносцами. Плащаница бесследно исчезла. Как свидетельствует летописец IV Крестового похода Робер де Клари: «И среди других был монастырь, известный под именем Пресвятой Девы Марии Влахернской, где хранилась Плащаница, которой наш Господь был обернут. Каждую пятницу эта Плащаница была выносима и поднималась для поклонения так хорошо, что было возможно видеть Лик нашего Господа. И никто, будь то грек или франк, дальше не знал, что случилось с этой Плащаницей после разгрома и расхищения города».

Она вновь появится на свет Божий лишь в XIV веке. Каким образом оказалась она во французском городе Лире у графа Жофрэ де Шарни, доподлинно не знает никто – во всяком случае, сам де Шарни никак не мог этого объяснить (или не хотел этого делать). Но, так или иначе, в 1353 году граф публично объявил о том, что священная реликвия у него, и передал Плащаницу в приход местной церкви. Почти столетие спустя его внучка Маргарита де Шарни продаст ее герцогу Савойскому. В 1578-м столица Савойи переедет в Турин. С той поры и по сей день святыня хранится в специальном ковчеге в соборе Джованни Батиста в Турине, и ее «новейшая» история расписана чуть ли не по дням.

Один вопрос до сих пор остается открытым – где Плащаница могла скрываться сто пятьдесят лет, до того как объявилась у графа де Шарни?

Многие историки утверждают: все это время она хранилась у потомков тамплиеров. И тому есть немало подтверждений. Сам основатель Ордена состоял в родстве с руководителем Крестового похода, во время которого был разрушен Константинополь… А глава приората Нормандии, казненный Филиппом Красивым, носил то же самое имя, что и первый официальный обладатель Плащаницы, – его звали Жофрэ де Шарни…

И тут опять на сцену выходит Бафомет. По одному из описаний, полученных в ходе допросов, у идола тамплиеров была рыжая борода. Изображение на Туринской Плащанице имеет бурый оттенок – как след от утюга на простыне. Так, может, эта нарисованная «голова» и была тем самым идолом, за служение которому десятки рыцарей приняли мученическую смерть? Уже в наше время, в 1951-м, в Лондоне при реставрации здания, когда-то принадлежавшего тамплиерам, под слоем штукатурки на потолке нашли доску с изображением лика, похожего на образ с Плащаницы.

Служила ли эта доска крышкой деревянного ковчега, в котором тамплиеры хранили свою реликвию? Был ли рыцарь Жофрэ де Шарни родственником графа Жофрэ де Шарни? Если ответить на последний вопрос утвердительно, становится понятным, почему Жофрэ «второй» затруднялся объяснить тайну появления у него Плащаницы. И полвека спустя после казни храмовники продолжали оставаться вне закона…

Есть и другая теория. Некоторые исследователи полагают, что на саване изображен отнюдь не Иисус Христос – а Жак де Моле. Во всяком случае, все приметы вполне соответствуют: удлиненный нос, волосы, разделенные пробором, густая борода. В пользу данной версии говорит и солидная длина Плащаницы – де Моле был изрядно высокого роста. Правда, у человека, который смотрит на нас с льняного прямоугольника, волосы куда длиннее плеч – а устав Ордена это категорически запрещал. Что ж, этому тоже можно найти объяснение – в застенках Великого магистра вряд ли часто посещал цирюльник.

Но самым серьезным аргументом явилась проведенная в 1989 году экспертиза. Вот что гласит заключение: «Экспертиза показала, что Туринская плащаница датируется между 1260 и 1380 годами, то есть можно почти с уверенностью говорить, что это образ Жака де Моле». По еще одному стечению обстоятельств, церковь обнародовала результаты экспертизы 13 октября. Именно в этот роковой день были арестованы все тамплиеры.

….Ну а в камере, где томился последний Великий магистр, найдут выцарапанный на стене рисунок – огромный сверкающий карбункул. Тот самый, что, по преданию, выпал из короны Люцифера при его низвержении с неба. Пятнадцатый аркан Таро, карта Диавола, имя которому – Бафомет…