Текст книги "Жемчужина прощения"

Максим закатил глаза, вспомнив ярко накрашенную женщину, годящуюся ему в матери, которая откровенно с ним флиртовала, пока он прояснял, за кого из актуальных любовников в очередной раз выйти замуж. Он бы ни за что не стал ей помогать, если бы не был сражен ее ангелоподобной одиннадцатилетней младшей дочерью, непонятно как появившейся на свет в этом серпентарии. Фактически он выбирал не только самого адекватного супруга для клиентки, но и отчима, который не превратит жизнь девочки в ад.

– Я не отказываюсь, но дай мне еще немного времени. У меня тут одна интересная история разворачивается, в которой очень хочется разобраться. В связи с чем вопрос: не знаешь ли ты некую Ларису? – он показал приятелю номер телефона.

Дэнчик, попивая пиво и тяжело вздыхая, минут пять копался в смартфоне. Затем уверенно помотал головой и застонал.

– Хорошо, тогда не знаком ли ты с неким Арсением Адамади?

– А зачем он тебе, хочешь привет от тети Вари передать? – усмехнулся тот.

– При чем тут она?

– Это же ее бывший муж.

Реальность в голове Максима покачнулась и медленно начала валиться набок.

– И что ты можешь рассказать про этого ублюдка?

– Ой, что-то не нравится мне выражение лица, с которым ты об этом спрашиваешь…

– Почему?

– Потому что я бы не хотел с ним ссориться!

– А со мной? – сверкнул глазами Максим.

– И с тобой бы не хотел. Но, если честно, с ним больше!

– Крупная птица, значит?

– С моей высоты – особенно. Проглотит и не подавится. Он темный со стажем. У такого поди столько боеприпасов, что я, пожалуй, не знаю, о ком ты вообще меня спрашиваешь!

– Да перестань, ты серьезно ничего мне не расскажешь?!

– Ну… Только то, что и так не секрет. Он в основном гипнозом работает. В наших кругах славится тем, что нет для него нерешаемых задач. При этом берет деньги с клиентов только по наступлении результата, то есть очень уверенный в своих силах мужик. Сам я его не видел, но, знаешь, и не хочется. С тетей Варей, говорят, они давно не в ладах, так что хочешь грязи – иди к ней, если вы подружились. Слу-ушай! У меня есть идея! – воскликнул Дэнчик, отодвигая почти опустевший бокал; тот с неприятным шумом проехался по цветной мозаике, покрывающей стол, и колдун поморщился. – Я занимаюсь теми, кто оказывает услуги для обычных людей, но есть же и те, кто оказывает услуги для таких, как мы. Попробую поискать среди них твою Ларису.

По спине у Максима пробежали странные холодные мурашки предчувствия.

* * *

Проявившаяся Катерина, высокая и статная, сначала повисла в пространстве, чуть паря над полом и одной ногой «провалившись» в кровать, на которой полулежал Максим. Эта картина напоминала неприятный сбой в компьютерной игре, и парень дал колдунье доступ, позволив увидеть комнату его глазами. Девушка тут же по-кошачьи растянулась рядом.

– Рада видеть тебя снова, галчонок. Чего понадобилось?

– Тот поцелуй, что ты мне показала, – он же ненастоящий, верно? В смысле того, что это не мои нити следствий.

– С чего ты взял? – отпрянула девушка и недовольно сложила руки на груди.

– С того, что в нитях как прошлого, так и будущего ты видишь все, что происходит с человеком, со стороны, а не его глазами.

– У кого как! – отрезала колдушка, встала с кровати и начала прогуливаться по комнате, изучая ее.

– У всех одинаково. Я же получил доступ к опыту твоей матери – и склонен ему доверять. Я бы даже поверил, что ты настолько искусна, что мгновенно сфабриковала эту сцену в голове, стоило мне показать образ девушки, – да только ты предупредила о ее появлении еще до нашего знакомства.

– Ну ладно… – усмехнулась Катерина, разглядывая картину на стене: летний ливень заставлял играть бликами узкую реку и горбатый мост над ней. – Я действительно видела эту девушку в твоих нитях следствий, а дальше просто фантазировала. Надо же как-то развлекаться…

– Значит, никакого «тройничка» у нас не будет? – лукаво сощурился Максим.

– Я только за, светленький. И, как ты можешь догадаться, чем чаще мы к этой теме возвращаемся, тем больше таких ниточек появляется в будущем, даже если изначально их и не было.

– Вот, значит, как переписывать чужое будущее?!

– И так тоже, – подмигнула призрачная гостья.

– Какую дуальность ты тогда выбрала?

– Пройдешь ты лабиринт или нет.

– И что еще видела?

– Чего там только не было, если честно. От тихой жизни до влияния на судьбы человеческие.

– И как же я, интересно, на них повлияю?

– А я почем знаю?! Там толпы людей то рыдали от счастья, утопая в белом свете, словно в раю, то в огне горели заживо, как в аду.

– Не слишком ли много пафоса для такого, как я? – развеселился Максим.

– Тебе виднее. В подробности не вдавалась. Я не любитель такого кино. У меня другие вкусы.

Катерина отодвинула штору и выглянула в окно. Увы, для нее за подоконником простиралась абсолютная пустота: парень отправил ей лишь образ комнаты, не больше.

– Я хочу, чтобы ты посмотрела сейчас еще одну дуальность и показала мне все, что увидишь.

Колдунья вернулась и уселась рядом. Серо-зеленые глаза горели хитростью и любопытством, будто затевалась веселая игра.

– Какой будет вопрос, галчонок?

– Помогу ли я Ганне в решении ее проблем или нет?

Колдунья откинулась назад, и ее кудри разметались по темно-серому покрывалу.

– Слишком широко, – нахмурилась девушка, уставившись в потолок. – Там, похоже, целый пучок проблем!

– Смогу ли я найти то, что спрятала в ней ее бабушка?

Катерина вздрогнула всем телом, и улыбка начала постепенно сползать с румяного лица. Максим повернулся и ладонью закрыл ей глаза. В то же мгновение калейдоскоп нитей будущего атаковал его.

Первым перед ними возник длинный, бесконечный строй давно умерших людей: сцепивших руки мужчин и женщин, детей и стариков. Он тянулся из прошлого к колдуну, и каждый в строю склонял с почтением голову.

Словно прорастая корнями сквозь их фигуры, проступило следующее видение: Ганна и Максим бежали по лесу, увязая в снегу. Казалось, кто-то гонится за ними. С серого неба валились крупные белые хлопья. Лицо колдуна искажал ужас. Грудь девушки, бежавшей чуть впереди, будто взорвалась, капли крови разлетелись во все стороны на пушистые сугробы. Снега дикого леса начали сливаться в бескрайнее светящееся пространство, проглатывая фигуры беглецов.

Когда все вокруг стало белым, словно чистый лист, в него непонятно откуда упали те же двое. Максим и его новая знакомая зависли в воздухе, держась за руки. Волосы и края одежды парили, словно в воде. Лицо Ганны блестело от слез. Она прижимала к груди руку, и через тонкие пальцы сочился ослепительный свет. Этот свет зачаровывал и проникал в самое сердце. В нем читалось нечто неуловимое и прекрасное, растворяющее страх, боль и любое напряжение. Как прикосновение любящих материнских рук к плачущему младенцу… Колдуну захотелось утонуть в этом свете, потерять в нем себя без остатка, но двухмерная картинка начала таять – и пропускать их в новый вариант нитей следствий.

Катерина вскрикнула, увидев, как Максима со всех сторон атаковали десятки темных уродливых сущностей. Многорукие тени с длинными крокодильими пастями, шипастыми хвостами и мощными звериными лапами драли его тело. Парень еле сам сдержал крик, глядя на окровавленные куски плоти, разлетающиеся по грязной, исписанной маркерами лестничной клетке незнакомого панельного дома.

Колдунья усилием воли рванулась в следующий вариант событий – и они снова увидели Ганну. Только теперь тот же самый ослепительный свет стекал по ее щекам слезами, капая с подбородка, и сочился из прижатых к груди пальцев. Внизу, под ней, стояли сотни людей разного пола, возраста и профессий. Те, на кого упали горящие слезы девушки, поднимали лица – и эти лица наполнялись умиротворением и теплом. Кто-то смотрел вверх с благодарностью, кто-то начинал смеяться или плакать, а кто-то закрывал глаза и застывал неподвижно, обратив все внимание внутрь себя…

Но эта завораживающая картина резко провалилась в другую, тошнотворную сцену: Максим лежал в собственной ванне, непрозрачная из-за крови вода заполнила ее доверху и залила пол до самого порога…

И, словно утренняя заря в конце темной ночи, через мертвую неподвижность последнего эпизода проступило сияющее счастьем лицо Ганны. Она просто шла по улице и улыбалась, будто знает удивительный секрет, и прохожие невольно оборачивались ей вслед.

Колдун открыл глаза. Его сердце колотилось так, что, казалось, от этого грохота должны дрожать стекла. Катерина, тяжело дыша, лежала рядом, ее лицо отражало ужас. Она молчала, но связь между ними была сейчас достаточно сильной, чтобы Максим чувствовал каждый оттенок ее переживаний. Девушка до крика боялась смотреть вторую часть дуальности и в то же время искренне надеялась, что в ней не будет столь ужасных картин. Это неравнодушие к его судьбе тронуло Максима, и он, погладив колдунью по лицу, тихо попросил продолжить и смотреть до конца, что бы там ни было. Неожиданно Катерина зажмурилась и крепко обняла его. И они вместе провалились вниз, будто под землю, но через мгновение этого полета уже чудилось, что их, наоборот, несет вверх. С перегрузками, как на скоростном лифте. А мимо проносились новые картины будущего.

Максим стоял за спиной Ганны на чьих-то похоронах. Девушка – худая, измотанная и абсолютно потерянная – утопала в слезах. Собравшихся было немного. Моросящий дождь превращал островки свежего снега в грязь.

В следующей нити он снова видел ее, но еле живую, опутанную множеством договоров и облепленную пиявками настолько, что уже вряд ли кто-то мог справиться с таким набором. Лицо Ганны было серым и заметно постаревшим. Но даже не это кольнуло его. Он не раз видел подобный взгляд у тех, кто долго боролся и сдался. Отчаяние бывает разным. Иногда оно острое, как нож. А иногда бескрайнее, как гниль, выгрызающая плод изнутри. И именно это болезненное опустошение колдун читал на некогда сиявшем жизнью лице.

На контрасте следующая влетевшая в сознание картина заставила обоих вздрогнуть. Языки бушующего океана пламени пожирали сотни кричащих людей. Они метались и тонули в этом огне. Катерина застонала, нет, скорее завыла. Но видения продолжались.

На смену убивающему пламени пришло видение, в котором незнакомый молодой человек с черными, как уголь, глазами, склонился над столом. Он внимательно изучал что-то, вертя в руке погрызенный карандаш. Его лицо хмурилось то ли от злости, то ли от напряжения.

И тут, перетекая в новую нить следствий, перед ними предстал тот самый колдун из памяти Ганны – начальник ее матери. Конечно, его появление не стало неожиданностью, темный не упустил бы своего в этой истории. Однако злость из-за подтвердившихся опасений ужалила Максима настолько сильно, что он даже не сразу почувствовал, как при появлении темного Катерину пробрал озноб. По образам пошла рябь, похожая на телевизионные помехи, только эта дрожь ощущалась физически. Как страх, как обида, как желание убежать.

– Кто это? – спросил он сквозь сжатые зубы.

Мгновение Катерина мешкала.

– Говори! – буквально рявкнул Максим, хотя прекрасно знал ответ.

– Мой отец! – выкрикнула колдунья, и ее голос, звонкий, но с истеричной хрипотцой, ударил ему по ушам, буквально заталкивая вглубь чуть отдалившегося видения.

Арсений Адамади сжимал в кулаке тот же удивительный свет, которым сияли слезы Ганны в предыдущих видениях. Его буквально распирало от этого горящего нектара, тот пробивался сквозь поры кожи, ноздри и уголки губ. За спиной бывшего мужа Варвары Ивановны собралась целая свита колдунов. Мужчины и женщины с жадными взглядами тянули к этому сиянию свои пальцы.

А потом видения зациклились. Смертоносный огонь сменялся похищенным светом и снова уступал место огню. Снова и снова, ускоряясь, до тех пор, пока Максим не закричал. Его «Не-ет!!!» разорвало видения и будто встряхнуло всю комнату. Катерина подскочила и, закрыв лицо руками, вся сгорбилась и сжалась.

Тишина постепенно помогла им обоим прийти в себя. Первым заговорил молодой человек:

– Легкий выбор. Легкий, потому что выбора нет… Катерина, ты ничего не хочешь мне рассказать о своем отце?

Серо-зеленые глаза колдуньи, полные страха и смятения, впились в собеседника.

– Нет! – швырнула она ему в лицо и тут же исчезла.

Максим знал, что сможет бесконечно вытаскивать ее на диалог, но сейчас им обоим требовалось время, чтобы пережить увиденное. Шлейф чувств растаявшей гостьи все еще висел в пространстве, подобно запаху от пронесенного по комнате блюда с едой. Колдун ощущал, насколько Катерина напугана, причем не только появлением отца и тем, какими жуткими красками расписано будущее ее случайного любовника. Но еще он отчетливо улавливал сожаление и стыд колдуньи перед Ганной – абсолютно незнакомой ей девушкой!

* * *

Ветка кустовой розы с плотными, пухлыми бутонами жгла пальцы. Казалось, этот невинный жест заставит его как бы обнажиться, и Максим не мог с уверенностью ответить самому себе, почему. То ли он сам еще не понимал, какие намерения выражает этим подарком, то ли хрупкий и нежный цветок казался слишком нелепым по сравнению с мясорубкой, в которую они вот-вот запрыгнут, держась за руки. Колдун до сих пор понятия не имел, как объяснить то, что он видел. Что шансов пройти по шаткому мостику, не рухнув в адское пекло, ничтожно мало. И конечно, Максим никогда никому не скажет, что был еще один вариант, в котором он просто не помогает Ганне и живет свою жизнь, как прежде. Хотя «как прежде» уже точно не получилось бы. А теперь, что бы ни происходило с ними дальше, парень будет рад, если та, кому он несет эту розу, просто улыбнется…

Ганна открыла дверь. Почему-то он совсем не ожидал увидеть ее в платье, пусть и совершенно простом. По запылавшим от его взгляда щекам гость догадался, что для нее этот наряд тоже непривычен. Возможно даже, девушка ругает себя за этот выбор – и совершенно зря…

Тонкие пальчики приняли розу и распахнули перед ним дверь в квартиру.

Колдун тут же приметил хвост неприятной жучки, торчащий из комнаты до самой кухни. А еще – еле уловимое зеленоватое мерцание призрачной плесени, указывающее на депрессивное состояние хозяйки дома. Впрочем, плесень довольно свежая, не успела разрастись.

– Что?! – забывая и про розу, и про платье, с легким волнением спросила Ганна, проследив за взглядом гостя, который вместо того, чтобы изучать обстановку квартиры, уставился в пустоту над кухонным столом.

– Позволь угадаю. В этой комнате ты вообще не любишь проводить время, – парень показал на закрытые двери. – И за кухонным столом ты наверняка никогда не ешь.

– И как вы это поняли, Холмс? – шутливо спросила девушка, не скрывая удивления.

– Соседи наверняка ссорятся сильно. От таких кормятся всякие вредные твари, вроде этой синей змейки. Только вот жить она предпочитает в тишине и одиночестве. Поэтому выбирает местечки, где люди бывают нечасто, и потом начинает цапать хозяев, когда те пытаются заявить свои законные права на территорию.

– Что значит «цапать»?!

– Ну, стрекают своими лапками, и человеку становится то холодно, то неуютно, то жутко… да что угодно. Воздействуют на нервную систему, чтобы вытравливать, как тараканов.

– А они страшные? – поежилась Ганна.

– Ну… Когда только начинаешь видеть этих существ, то складывается впечатление, что попал в какой-то фантастический хоррор. А со временем воспринимаешь просто как часть животного мира с обычной борьбой за жизнь, еду и среду обитания.

– И они повсюду? – ужаснулась хозяйка квартиры.

Парень кивнул и усмехнулся:

– Что, уже не очень хочется становиться колдуньей? Позволишь, я у тебя немного приберусь?

На самом деле синяя змейка занимала в личном топе Максима по красоте жучек почетное четвертое место. Длинное гибкое тело выстилали лепесткообразные чешуйки. Только они не плотно прилегали одна к другой, а торчали во все стороны, словно мокрая шерсть. Каждые полметра из-под них пробивались колышущиеся нити «лапок». Ими змейка и касалась людей, словно гладила или обмахивала веером.

Ганна пошла ставить цветок в вазу, на всякий случай обойдя кухонный стол по большой дуге, а колдун достал из сумки простой карандаш, грани которого были испещрены мелкими символами, и начал писать крошечные буквы прямо на дверном косяке. Для него законченные пиктограммы вспыхивали красным. Существо же при их появлении вздрагивало всем призрачным телом и медленно поворачивалось в сторону возмутителя спокойствия. Оставив такие же знаки на стене кухни и соседней комнаты, парень попросил у завороженно наблюдающей за ним девушки миску с водой, размешал в ней кое-какие эфирные масла из «дежурного» набора, всегда лежавшего в сумке. А потом продолжил писать тем же карандашом, только на поверхности воды.

– Я бы не отказался немного перекусить, – решил он занять чем-нибудь хозяйку, ибо терпеть не мог работать под наблюдением любопытных глаз. И пока девушка суетилась на кухне, залил полученную смесь в крошечный пульверизатор. С этим оружием и отправился выгонять жучку. Змейка, уже изрядно ослабевшая от противоположных по энергии знаков, но и изрядно раздраженная ими, встретила колдуна целой цепочкой разрядов. Однако когда знаешь, отчего тебя кидает то в дрожь, то тошноту, то в панику, вполне реально не принимать происходящее за чистую монету. По сути, борьба заключалась в том, чтобы конструировать определенные образы и вместе с водой наносить их на пространство комнаты. Ядовитые для змейки вибрации довольно быстро заставили тварюшку сдаться и скрыться в квартире сверху. Покрывшиеся энергетической плесенью поверхности он обработал из того же пульверизатора, только отправляя немного иные смысловые конструкции. После чего, вполне довольный собой, вернулся в кухню, где уже аппетитно пахло едой и Ганна, снова собрав волосы в небрежный пучок, нарезала свежие овощи в миску.

– Победа? – неуверенно уточнила она.

– Конечно, – ответил Максим, усаживаясь за стол.

Все эти обряды с окуриванием помещений и святой водой появились не на пустом месте. У разных существ – разные представления о счастье. Что для одних яд и отходы – для других лакомство. Соответственно, перенастраивая информационные поля в пространстве, несложно сделать его непригодным для полярно настроенных тварей.

Пока они ужинали, девушка с интересом расспрашивала гостя о невидимом зверинце. Но, несмотря на приятную беседу и вкусную еду, напряжение висело в воздухе свинцовой тучей.

Ганна поставила чайник, подошла к окну и какое-то время молча смотрела в темную декабрьскую ночь.

– Знаешь, – сказала она, – а ты мне сегодня снился. Выведывал все, будто сам потерял память. Встревоженный и… нежный…

На последнем слове она споткнулась от неловкости момента, но именно оно заставило Максима на мгновение испытать ту самую волнующую невесомость, когда объект симпатии намекает на взаимность. Парень встал у нее за спиной и провел кончиками пальцев по хрупким плечам.

– Я правда очень беспокоюсь за тебя…

– Такое чувство, что твое тело и голова говорят на разных языках… – еле уловимо усмехнулась Ганна и чуть наклонила голову в его сторону.

– Мне нравится, как ты смущаешься по мелочам, а в важном смотришь в суть, – заключил колдун и развернул девушку к себе лицом.

На мгновение он утонул в сладком волнении Ганны, которое распространялось вокруг при каждом ударе ее сердца. Оно проникало под кожу, словно избирательная анестезия, заставлявшая не чувствовать ничего, кроме тех нескольких сантиметров, где его пальцы касались ее плеч. Он должен был целовать ее сейчас, а не рассказывать о том, что им предстоит пройти вместе. Что им неизбежно придется маневрировать между болью и смертью. Своей и чужой. Будто пройти босиком по минному полю. Наткнувшись на совершенно неуместную в этой ситуации боль в смотрящих на нее карих глазах, девушка вздрогнула и отвернулась.

– Говори… – прошептала она. – Что тебя мучает?

– Я солгу, если скажу, что видел наше будущее. Скорее я видел последствия принятого мною решения – помочь разгадать загадку твоей бабушки. И теперь я знаю, что эта тайна касается не только тебя. И даже не только твоей семьи. От того, помогу ли я тебе получить наследство, зависят жизни сотни людей в прошлом и будущем…

Ганна вздрогнула всем телом и снова подняла на собеседника наполнившиеся страхом глаза.

– …И это не предложение и не просьба, а призыв к действию, потому что я понятия не имею, сколько у нас времени, прежде чем ужасные картины, которые я видел, начнут становиться реальностью. Прости, что мне приходится быть почтальоном, доставившим…

Она подняла руку и прижала кончики пальцев к его губам, останавливая слова. Высвободилась. Открыла дверцу шкафа, достала оттуда бокал для вина и вопросительно посмотрела на гостя.

– Возьму такси, наливай, что бы у тебя там ни было… – ответил парень и вернулся на место. – И еще… Я видел приятеля твоей матери. Твои опасения не беспочвенны – он правда имеет свои интересы в этой игре. И меня воротит, когда я вспоминаю его маниакально-довольную рожу.

Ганна глубоко вдохнула и на пару мгновений застыла, закрыв глаза. Потом шумно выдохнула и, ничего не комментируя, решительно налила вина.

Но стоило им сделать всего по паре глотков, экран лежащего на столе телефона вспыхнул. Появившееся на нем имя «Лариса» заставило девушку вздрогнуть: ей показалось, что воздух в кухне стал холоднее и гуще.

– Погоди минуту, – остановил ее колдун и прочертил вокруг Ганны мысленную линию, которую сам называл «липкой лентой». На ней оставался любой след от взаимодействия на тонком плане. Опытный колдун эту ленту почувствует и лишний раз не полезет. А если рискнет, то потом его можно будет отследить, все тонкости заклинания рассмотреть, даже обратное воздействие запустить, если очень постараться. Полностью закрыв свое присутствие, Максим вложил в руку хозяйке телефон и включил громкую связь.

– Здравствуйте, Ганна, – раздался очень спокойный и уверенный голос. – Вы меня помните?

Колдун наклонился к самому уху девушки и еле слышно произнес:

– «Да».

Та послушно повторила. Произошла короткая пауза.

– Вы – помните – о нашей – встрече? – женщина говорила медленно, отделяя одно слово от другого. Похоже, каждый сейчас пытался понять, что знает другой, и не раскрыть себя.

– Да, – снова неоднозначно ответила Ганна и получила в ответ очередную паузу.

– И? – наконец спросила Лариса. И чуть тронула своим вниманием липкое кольцо заклинания, но не пересекла.

– «Давайте встретимся завтра в кофейне на Чистых прудах», – диктовал Максим, изо всех сил борясь с соблазном посмотреть, кто она такая. – «Допустим, в полдень. Я сброшу вам адрес».

– Вы точно помните, с кем говорите? – переспросила загадочная женщина, и можно было поспорить, что в холодном голосе проскочила нервная нотка.

– Мы говорили о моей бабушке, – включилась в игру Ганна.

– Верно, – подтвердила Лариса, но с еще более явно читающимся сомнением.

Однако на встречу согласилась.

Повесив трубку, девушка растерянно подняла глаза на своего гостя.

– Не бойся, я пойду с тобой завтра. И у меня еще есть немного времени, чтобы придумать, как нам узнать у нее побольше и защитить тебя при этом.

Пока они допивали вино, Ганна почти все время молчала, погруженная в себя. Иногда что-то коротко спрашивала, но ответы как будто слушала невнимательно. Парень даже подумал, что, возможно, лучше оставить ее одну, хотя по полю такого желания не читалось. Поэтому он просто находился рядом.

– Дедушка с бабушкой познакомились на фронте, – сказала она наконец с прежней включенностью, будто проснулась. – Я знаю, что сохранились какие-то их письма друг другу. Возможно, среди них могло затесаться и письмо сестре. Или бабушка что-то рассказывала о ней. Но, пожалуй, это единственное, что у нас осталось. Секретность вообще отбивает привычку рассказывать что бы то ни было. И войну вспоминать никто не любил. А для бабушки вся жизнь была сплошной войной и чередой смертей. Еще шестнадцатилетней девчонкой она работала в госпитале, куда свозили раненых в русско-финской войне. Потери в ней были строго засекречены, и бабушка оказалась полностью отрезана от семьи. Персонал больницы жил на территории, никого не выпускали. А потом началась Великая Отечественная война, и ее сразу оттуда отправили на фронт работать на «поездах жизни». Так до самого конца она и промоталась на этих составах. Но и после победы для нее не наступило мирное время. Дед был военным не по призыву, а по профессии. Поэтому его с молодой женой отправили на территорию западной Украины, где продолжалась борьба с остатками сопротивления советской власти. Так что мой отец родился и рос под пулями. Люди, живущие в таких условиях, говорят мало и на мир смотрят иначе.

– А потом еще работа в абортарии… – заключил Максим. – Интересные у твоей бабушки были отношения со смертью…

– Но ведь наследство не ее, а двоюродной сестры… Бабушка же не была колдуньей.

– Не была, но всем существом чую, что это одна история. И как нам добыть эти письма?

– Придется снова ехать в Нижний Новгород и пытаться их выкрасть. Я знаю, что они существуют, но никогда их не видела. Только с учетом моих нынешних отношений с матерью это непростая задача.

Максим откинулся на спинку стула и задумался. Он мог многое, некоторый доступный ему инструментарий позволял выходить как за пределы закона, так и за пределы работы светлых. И если первое он готов был принять, хоть и неохотно, то на принятие второго требовалось время. Время, которого у него, вероятно, не было.

– Разберемся… – ответил он, не давая себе слишком много думать.

Колдун понимал, что вляпывается в историю, последствия которой, возможно, переломают всю его удобную жизнь, и пока ум не прорисовал и не оценил подробности, на душе было не слишком гадко. Он знал, что потеряет бо́льшую часть работы. Конфликты между сильными колдунами могут пошатнуть всю хрупкую систему в их сообществе. Посредники на всякий случай тут же забудут о существовании виновника. А уж о том, что самих участников столкновения будут поджидать ловушки на каждом шагу и яд во всех бокалах, и говорить нечего. Меньше всего он хотел этого. На самом деле Максим даже плохо представлял себе, насколько глубока нора, в которую он падает… и только это, пожалуй, придавало ему решимости.

Допив вино, он начал прощаться. Ему еще предстояло придумать, как обвести вокруг пальца Ларису, а голова наотрез отказывалась соображать.

– Максим, – вдруг с особенным волнением окликнула его Ганна. – Я все пытаюсь найти какой-то предлог, чтобы ты остался… Мне страшно! Будет ли это достаточным предлогом? – Она выбежала за ним босиком к лифту. – Я не знаю, почему ты помогаешь мне, но ты словно единственный кусок суши в огромном море, где я не достаю до дна…

Он посмотрел на бетонный пол лестничной клетки, подхватил ее и приподнял так, что их лица оказались друг напротив друга. Он тоже боялся. Но было в этой истории и что-то сильнее страха. Парень легко коснулся губами ее губ.

– Такой ответ подойдет? – прошептал он, улыбаясь.

Максим не помнил, когда последний раз так долго и с удовольствием целовался.

И пускай эта переполненная нежностью ночь была похожа на пир во время чумы – они пировали!

Рассвет не торопил их, но все же нужно было отдаться сну, и оба, не размыкая объятий, провалились в приятную дрему. Она, обволакивая, уносила их все дальше от предстоящих трудностей, неизвестности, страхов и сомнений…

Вдруг девушка подскочила и закричала. Колдун привстал тоже, вглядываясь в темноту. Ганна судорожно расталкивала пальцами воздух перед собой, а ногами боролась со складками одеяла. Казалось, она отбивается от кого-то невидимого, но почему этот кто-то оставался невидимым и для Максима?!

Колдун выкрикнул в темноту обнаруживающую формулу, но высокая, сутулая тень появилась лишь на мгновение и снова исчезла. Девушка захрипела, будто ей перестало хватать воздуха. В то же мгновение из груди парня вырвался горин. Его органы чувств отличались от человеческих. Они улавливали не столько визуальные формы, сколько энергетический след. Горин фиксировал, что над кроватью нависает нечто мощное и нечеловечески холодное. Максим не был профессионалом в плане боевых, агрессивных жучек, но стоило зубам горина сомкнуться на вцепившейся в шею Ганны лапе, он примерно понял, с чем имеет дело. Какой-то колдун изловил сильнейшее существо, подсадил ему особую пиявку в качестве пульта управления, а потом воплотил частично, чтобы даже на физическом уровне эта тварь способна была воздействовать на человека. Сейчас этот гад сидит себе дома в тапках и мысленно пытается задушить невидимыми лапами ни в чем не повинную девушку… Под ураган этого осознавания когти горина резанули по брюху призрачного существа, а изо рта Максима вырвался нечеловеческий рык. Ледяная жучка начала разворачиваться, будто в недоумении, и этого замешательства хватило, чтобы колдун успел еще раз хватануть по протянутой лапе так, что она надломилась. Ганна, плача, поползла по кровати куда-то назад.

Существо, проступающее в темноте все отчетливее, заревело. Точнее, звука оно не издало, но от вибраций зазвенели стекла и немного заложило уши. Вторая лапа жучки ударила Максима с другой стороны, и он свалился набок, будто его хорошенько пнули.

Колдун еще плохо разделял, где его тело, а где чудовища, живущего в нем, поэтому прыжок они совершили вместе. Горин вцепился зубами в шею незваному гостю, и все трое повалились на пол. Острыми когтями горин рвал энергетический след ледяной тени, и она опять беззвучно взвыла. На этот раз уши заложило настолько, что Максим перестал слышать крик и плач девушки. Воплощенная жучка пыталась его отбросить или ударить головой о мебель, но, на счастье, ничего опаснее ножки письменного стола в досягаемости не было. Между тем существо стремительно слабело, и колдун почувствовал, что может отдать вошедшему в раж горину контроль в борьбе, а сам полез сознанием по незримому темному шнуру, тянувшемуся от затылка ледяной твари к хозяину. Образ еще не начал прорисовываться, но тот, кто управлял незримым чудовищем, понял, что происходит, и связь между ним и истерзанной горином жучкой начала стремительно истончаться и разваливаться, будто прогнивая. Существо, оставшееся без контроля, еле способное двигаться, начало вырываться – и Максим, заставляя себя успокоиться, позволил ему уползти куда-то за окно.

Парень лежал на полу и тяжело дышал. Остатки жгучего гнева горина расплывались по его телу, делая его тяжелым и уставшим. Перепуганная и заплаканная Ганна выбралась откуда-то, где, похоже, пыталась спрятаться, и медленно подошла. Он повернулся в ее сторону. Хотел улыбнуться, но не был уверен, что это не будет похоже на звериный оскал.