Текст книги "Жемчужина прощения"

– Почему ничего не слышно?

– Не знаю, – признался колдун. – Какая-то неестественная преграда. Может быть, работа Ларисы…

– Думаешь, это могут быть те, кому помогла бабушка Ганна?

В ответ Максим только пожал плечами.

Некоторое время он еще, хмурясь, смотрел на этих людей, а потом решительно повернулся к следующему сектору.

– Кто ты? – спросил Максим еще крепкую, хоть и весьма сутулую старушку.

Только в этот момент стало очевидно, что по глубоким морщинам усталого смуглого лица бегут и бегут слезы. Помутневшие от возраста глаза отражали силуэты черных ветвей на фоне пасмурного неба и оттого казались пугающими отверстиями с рваными краями.

– Ты же хороший, как тебе такое в голову пришло, – причитала та, не слыша их. – Кто надоумил? Жил бы здесь сынок спокойно, горя бы не знали… А теперь только слезами умываться…

– Эта с нами говорить не будет, – заключил колдун. – Она просто кусочек чьего-то воспоминания. Или своего собственного. Но как бы то ни было, это все каким-то образом связано с тем, что мы ищем.

Они еще какое-то время слушали убитую горем старушку, пока та, набрав почти полную корзину, не закашлялась и не начала вытирать лицо рукавом. А потом пошла куда-то за пределы призрачного отсека, оставив зрителей наедине с шумящим на ветру садом.

Стоило колдуну развернуться к Ксении Львовне, как к его ногам вытянулась узкая лесенка. Развернулась, словно ковровая дорожка, и Ганна отчетливо почувствовала, что ее здесь ждали. И ждали давно. Мысленный импульс мгновенно оставил позади десятка три ступеней – и они оказались в той же квартире, куда Максим с Катериной приходили во сне, только еще не претерпевшей изменений с течением времени: старые обои, густо покрытые сложным рисунком, полированная мебель, хрусталь на стеклянных полках и фарфоровая статуэтка на кружевной салфетке в центре обеденного стола. Женщина же, ожидающая их, была сильно старше той, что улыбалась с черно-белой фотографии, однако назвать ее старухой не поворачивался язык. Сухонькая, невысокая, она все еще имела хорошую осанку, а спускающаяся на плечо седая коса удивляла толщиной. Лишь до мучительности глубокая усталость на лице выдавала истинный возраст и то, что женщина эта на закате жизни сильно болела.

– Я ждала тебя! Мы все так долго ждали тебя! – с теплой улыбкой произнесла Ксения Львовна, но у Ганны возникло ощущение, что бабушка не ей говорит это, а как будто репетирует перед зеркалом. – Она попросила меня не забирать их с собой.

– Кто она? – удивленно спросила Ганна губами Максима – и не смогла определить, был это ее вопрос, колдуна или они задали его вместе.

– Моя сестра. Она просила не забирать с собой подаренные ею бусы. Ганна просила подарить их моей внучке. Но та была слишком мала.

– Она выросла, – на сей раз зазвучал лишь голос Максима, и образ Ксении Львовны от этого стал четче.

– Это хорошо! – кивнула она. – Нельзя было доверить их ребенку.

– Почему? – спросил тот и словно выпустил в ее сторону щупальца одному ему понятных ментальных инструментов.

– Та была слишком мала, – повторила бабушка ровно с той же интонацией.

– Почему нельзя было доверить их ребенку? – словно вылезая вперед, переспросила Ганна.

– Та была слишком мала.

Происходящее походило на видеозапись, которую снова и снова проигрывают с одного и того же места.

– Где они? – вмешался Максим, и Ксения Львовна снова будто ожила.

– Я не забрала их, а спрятала. Пойдем, – пожилая дама поманила за собой.

Они пошли в ту комнату, где сейчас располагалась родительская спальня, и бабушка указала на цветок в массивном горшке, стоящий в углу возле балконной двери.

– В нем? – буквально простонала Ганна, понимая, что этого цветка уже давным-давно нет.

Ксения Львовна неоднозначно помотала головой из стороны в сторону, и комната начала таять.

Оставался последний залитый странным светом сектор. Внимание Максима снова создало быстрое движение, похожее на полет, от которого по телу Ганны промчался приятный холодок. Однако, приблизившись вплотную, они наткнулись на что-то вроде плотного стекла, отделяющего их от содержимого сектора. Внутри ничего не происходило. Молодой человек даже постучал по прозрачной перегородке, и гостившая в его сердце девушка готова была поклясться, что слышала глухой звук этих ударов. Ничего.

– Какая-то незнакомая мне защита, – объяснил колдун и прижал ладони к твердой поверхности.

Ганна почувствовала, как ее спутник меняет внутри себя какие-то малопонятные ей настройки, будто подыскивает правильную радиоволну, а потом отправляет по ней некий импульс. Вот он остановился на чем-то – и эта вибрация ощущалась хоть и непривычной, но захватывающе важной, будто девушка всю жизнь искала нечто подобное. Если раньше колдун взаимодействовал с видениями скорее через усилие, проникая в них своим вниманием, то сейчас процесс казался обратным. Максим опустошил свой ум, делая его гостеприимным сосудом для любой информации. Безоценочно. Без представлений и фильтров. Открылся всему сущему, став пустотой. И эта пустота затягивала. Ганна увидела совершенно новую для нее суть пустоты: та бесконечно стремилась наполниться, становясь потенциалом… всего. От этого открытия у девушки перехватило дыхание и, кажется, она то ли негромко вскрикнула, то ли просто резко и глубоко вздохнула. В тот же миг Ганна всем своим существом ощутила те самые внутренние глаза. Даже не глаза… или не только они, просто какие-то еще органы чувств, существующие параллельно с органами зрения, слуха и еще чем-то, для чего нет названия. Яркая вспышка узнавания, словно сверкнувшая и тут же лопнувшая от слишком сильного напряжения лампочка, пробрала ее до костей. Теперь Ганна ясно ощущала эту онемевшую из-за долгого неиспользования часть себя. Это ощущение настолько потрясало, что вряд ли она была способна не то что принимать решения, а вообще понимать происходящее.

– Что? – с подозрением спросил молодой человек. И, словно вдохнув в свою внутреннюю пустоту ее состояние, жестко исторг девушку из своего сердца.

Ганна вскрикнула и упала назад, на спинку стула. Люди за соседним столиком подозрительно обернулись. Девушка тяжело дышала и пыталась справиться с сильнейшим головокружением, чтобы ее не вырвало прямо здесь. Максим взял ее за руку и попросил у официанта воды.

– Всё, на сегодня достаточно, – пробормотал он и начал вызывать такси.

* * *

– Что это был за мужчина? Ну, чей голос я слышала, когда ты говорил с умершими? О чем он тебя просил? – поинтересовалась Ганна.

Максим сидел на полу, оперевшись спиной на кровать, занимавшую основную часть их небольшого номера. Протянув руку, он нащупал наполовину пустую бутылку вина, сделал глубокий глоток и передал ее девушке. Она лежала на спине, чуть свесив голову с края кровати так, чтобы уложить ее Максиму на плечо. Если бы кто-то попросил молодого человека описать, за что ему нравится Ганна, то одним из пунктов обязательно была бы ее способность находить подобные милые и нетривиальные способы физического контакта.

– Один из тех, против кого боролась твоя бабушка.

– Думаю, она боролась только со смертью, – возразила девушка.

Чтобы выпить вина, ей пришлось чуть подняться, но она ловко справилась с задачей, не пролив ни капли, и, вернув бутылку вниз, заняла прежнюю позицию. Можно подумать, Максим проводил время с молодой циркачкой, а не «офисным воротничком»…

– Да нет, врагов у нее было достаточно, и оружие в руках она держала столь же уверенно, как и бинты. Но этот ублюдок был особенный. Он влюбился в нее, должен был расстрелять, но отпустил.

– Тогда за что ты на него злишься?

– Ее отпустил, а многих нет. За такие преступления, какие он совершал, можно заработать проклятие по роду, и его родственница – совсем девчонка – сейчас под угрозой получить такую же судьбу, как у его юных жертв. – Парень почувствовал, как его спутница вздрогнула, понимая, о чем речь. Из-за спины, словно острым холодным сквозняком, потянуло переживаемым ею ощущением несправедливости. И он добавил: – Люди не просто так в родах с проклятиями рождаются, искупают что-то свое.

– То есть ты сейчас знаешь, с кем и когда произойдет нечто ужасное?! – Ганна приподнялась с его плеча.

– Только очень примерно. Что ее зовут Нина Савенко. Учится эта девочка в шестом «бэ» саратовской школы номер пять. И что несчастье может настигнуть ее в любой день ближайших трех лет. Он просил меня найти ее мать и уговорить не выпускать свою дочь из дома. Во-первых, как ты считаешь, куда она меня пошлет?! А во-вторых, даже если представить, что мне поверят, как будет переживать трехлетнюю изоляцию девочка, не способная осознать ее причин?! Переложил, скотина, камень со своего сердца на мое. Но сейчас нам достаточно одной истории, Ганна. Разберемся с одним наследством, подумаем над другим.

Девушка понимающе вздохнула и вернула голову ему на плечо. Максим слушал, как где-то на улице, несмотря на холод и позднее время, смеялись люди и лаяла собака. За стенкой работал чей-то телевизор. Шли часы, миллионы живых людей жили свои жизни, полные трудных вопросов и прекрасных моментов. Океаны дуальностей, ведущих к новым историям. Каждый хотел быть счастливым и избежать страдания. И каждый, как и они, не знал, к чему приведет следующий шаг.

– А как у тебя это произошло? Как ты стал колдуном? – вывела его из задумчивости Ганна, явно до того и сама блуждавшая по извилистым тропинкам мыслей.

– Меня открыл какой-то бухой «добродетель» в баре. Не вдаваясь в подробности того, что делает и зачем мне вообще это нужно. Разрешения не спрашивал, как и не отягощал себя дальнейшим обучением. Когда открываешь там, внутри, глаза, то жизнь меняется раз и навсегда. И дело ведь не в том, что ты получаешь какую-то суперсилу, а в остальном обычный человек. Может быть, помнишь, как у Пелевина: «…мир перестал меня стесняться – и показал мне свой срам. Даже не срам, а все свои бесчисленные срамы…» Готов поспорить, он знает, о чем говорит! Это правда. Возможности, сила – в первую очередь ответственность, а во-вторую – тяжелая ноша, которая навсегда к тебе приросла. Я думал, что сошел с ума. Видел то, чего не видели другие. В мире не осталось места, где можно было спрятаться или просто побыть в тишине. Город наполнился чудовищами, часть из которых я раньше наивно считал обычными людьми. Помню, как вышел из бара в полной уверенности, что у меня началась белая горячка, и решил пойти домой пешком, чтобы проветриться. Плохая была идея. В помойках копались столь мерзкие твари, что когда одна из них посмотрела на меня с интересом, я чуть не освободил кишочки. Пара прохожих несли на затылках личинки инопланетян. В ушах звучали незнакомые голоса, а лестничная клетка обросла светящимся в темноте кустарником. Представила? Я видел страшный сон и никак не мог проснуться. Куда вообще можно пойти со всем этим?

– В дурдом… – отозвалась Ганна.

– А мне туда очень не хотелось. Но когда на третий день по дороге из магазина одна из призрачных тварей погналась за мной, я был готов сдаться куда угодно. Благо в моей семье особенно не скрывали, что бабушка у нас необычная. Ее считали знахаркой или травницей, хотя она и гадала, и дождь могла вызвать, и даже приказывать животным. Много чего. Ее мастерство было моей последней надеждой. Представляешь, как я был удивлен, когда она мне все рассказала. Хотя да, ты как раз представляешь, – усмехнулся Максим. – Я провел у нее с месяц, потом все летние каникулы. Это было интереснее любых компьютерных игр и тусовок. Бабушка мне и раньше нравилась. Она встречала любые проблемы с невозмутимостью кирпича, цинизмом хирурга и мудростью философа. Конечно, если проблемы у тебя, то это не всегда весело, зато эффективно.

– Сдается мне, что этому ты тоже у нее научился, – улыбнулась девушка.

– Я старался, но учителя не превзошел. Если бы она была жива, я бы первым делом повел тебя к ней в гости.

Пожалуй, сейчас впервые за долгое время молодой человек чувствовал, как все внутри него расслабляется и он просто растворяется в тихом приятном вечере, в доверии и спокойной радости, которыми наполнена беседа. В желании узнать что-то не потому, что нужно, а потому, что соприкоснуться прошлым приятно. Им хотелось близости на всех уровнях. Это висело в воздухе, ощущалось на кончиках пальцев, звучало в тембре голосов. Но двое не спешили, наслаждаясь каждым мгновением их общей истории…

– Однако бабушка все же в основном была травницей. Не очень сильная колдунья с уклоном в силы природы. А мне они как раз давались со средненьким успехом. И тем не менее за пару лет я полностью освоил то, что она умела, и чему-то еще научился сам. Пришлось искать других учителей. Собственно, я до сих пор не останавливаюсь и останавливаться не планирую.

– А как родители к этому отнеслись?

– Они не знают. Для них я болел и бабушка меня лечила. Конечно, они в курсе, что я перенял у нее все знахарские знания, но все же считают, что я психолог, а не колдун.

– Почему?

– Не знаю. Многие профессии накладывают слишком сильный отпечаток на личность человека. Допустим… – Максим снова передал бутылку девушке, и та заметила, что вино стремительно убывает. – Если ты будешь знать, что некто работает проституткой или наркоторговцем, сможешь общаться с ними так же, как и с бухгалтером или журналистом? Или все-таки будет какой-то осадочек от социальных концепций?

Ганна представила и поняла, что хоть существование проституции никак на ее жизнь и не влияет и точно не портит, но, действительно, разница будет. И наверняка существуют подобные нюансы и в отношении к колдунам.

– Всё, конечно, вопрос закона и популяризации. Не то чтобы экстрасенсорика была вне закона, но как минимум люди боятся того, чего не могут понять и контролировать, – продолжил свою мысль парень. – Так что я, в общем-то, привык прикидываться нормальным.

– А друзья? Женщина?

– А почему с ними должна быть какая-то другая история?

– Ну как же?! – девушка наконец перевернулась и теперь на его плече лежал ее острый подбородок. – Это же близкие люди, которые примут тебя таким, какой ты есть!

– Ты ж моя идеалистка… – усмехнулся Максим, делая акцент на последнем слове, но для Ганны, конечно, в этой фразе померкло все после слова «моя». – Знаешь, может, так и должно быть, но у меня почему-то иначе. У меня вообще не много друзей, но даже тем, кого я таковыми считаю, рассказывать все не хочется.

– А мне?

Вопрос собеседницы застал его врасплох. И задан он был явно не в шутку.

– Не уверен… – честно ответил колдун после небольшой паузы. – Но, как видишь, я делаю некоторые попытки.

– Значит, нет никого, от кого бы у тебя совсем-совсем не было секретов?

– Нет, – сначала ответил он. – Хотя, подожди, есть одна колдунья, которую мне пришлось полностью пропустить через себя, чтобы научиться всему, что она умеет. Это был обоюдный процесс. Но это явно не та степень близости, которую ты имеешь в виду. И давай немного сменим тему, пока мой внутренний интроверт не начал обороняться.

– Кажется, он уже начал, – отозвалась девушка и обняла его за шею. – Ну а клиенты твои? Они-то понимают, к кому и зачем идут? Или тоже думают, что ты психолог?

– Кто как, – ответил он и провел пальцами по ее руке. – Многие знают. Однако их представления всегда субъективны и лишь частично соответствуют реальности. Но эти люди не составляют мой круг общения, я не пускаю их в свою жизнь, поэтому я для них инструмент, они для меня работа. Даже если я всем сердцем переживаю за результат.

– С чем обычно люди к тебе приходят?

– Да со всем подряд. У всех есть свои представления о том, что нужно для счастья или, наоборот, не нужно. И, к сожалению, эти представления не всегда приводят их к чему-то хорошему. Моя работа довольно часто заключается в том, чтобы показать людям истинную картину вещей, причины, которые привели их в ту точку, в которой они страдают, и предложить варианты, которые помогут повернуть ситуацию к лучшему. Причем не всегда к тому лучшему, которое они себе представляли на момент начала консультации.

– Разве не этим же занимается психолог?

– Цель одна, разница лишь в инструментах. Я использую и те, и другие.

– Ну хорошо… А где ты берешь этих клиентов?

– Ты так подробно расспрашиваешь, будто сама планируешь сменить работу! – усмехнулся Максим и допил остатки вина.

– Я думаю, что ты никому не рассказываешь в том числе потому, что опасаешься такого шквала вопросов. А их не может не быть, ведь это жутко интересно! Расскажи!

– Ну, как и в любой сфере, у нас есть свои агенты и каталоги. Плюс часто колдуны выбирают довольно узкий профиль и направляют клиентов друг к другу. Но это только половина пришедших. Вторая половина – это всегда совет друга. Если делаешь свою работу хорошо, то люди получают чудо. А чудеса не забываются. О них рассказывают всю жизнь и вспоминают, когда снова становится трудно.

– Не поспоришь. Всего, что произошло со мной за последнюю неделю, я точно не забуду.

– А нам с тобой еще чудесить и чудесить… Поэтому, пока еще не очень поздно, позвони родителям и напросись завтра в гости снова. И скажи, что хочешь познакомить их со своим молодым человеком.

Ганна аж отпрянула.

– С тобой?

– А есть еще варианты? – лукаво уточнил Максим.

Девушка сползла на пол, уселась напротив и, положив руки ему на плечи, уставилась в лицо так, чтобы тот не смог отвернуться.

– А ты правда мой молодой человек?

– Для начала я свой собственный. Ну, может, не такой молодой уже. Но точно человек, который завяз в тебе, как муха в меду. Может, и стоило бы улететь, но уже не получится. Остается только наслаждаться… – он снял очки и отложил их в сторону.

– Ого, что бы это значило? Неужели ледяная крепость пала?! – ехидный шепот Ганны прерывался на сладкие поцелуи, которыми она покрывала его лицо и шею, устраиваясь у него на коленях.

В ответ парень прижал ее к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание. Ему хотелось задушить ее и зацеловать одновременно. Но девушка чуть отстранилась и заглянула ему в глаза с испепеляющей нежностью:

– Ты живешь, помогая другим увидеть суть, а сам ее не видишь. Ты привык смотреть то в прошлое, то в будущее, но в каком-то смысле их не существует. Прошлого уже нет, а будущее можно изменить, разве не этим мы сейчас занимаемся?! Максим, может быть, нам подарена лишь одна прекрасная ночь, а ты не принимаешь ее, думая, что «правильное» счастье – это как-то по-другому! Как твои клиенты…

– Чертова колдунья! – лишь сказал он, вынужденный согласиться с каждым ее словом.

Он принял ее, как подарок, и подарил в ответ себя со всем жаром, в котором тонуло его сердце все это время.

После того, как девушка заснула на его груди, ему долго еще не удавалось сделать это самому. Ощущая под своими руками ее гладкие стройные плечи, он вспоминал, как Катерина показала ему поцелуй с Ганной. Хотя она была близка к правде, реальность, как и ожидалось, оказалась куда интересней и волнительнее фантазий. И дело было не столько в физической близости, сколько в том, что будто треснула и кое-где откололась его привычная скорлупа. Только от этого его словно стало не меньше, а больше… Хотя Максим до сих пор был уверен, что эта сладкая иллюзия сохранится лишь до тех пор, пока ночь тиха, а источник наслаждения мирно спит в его объятьях.

* * *

Родители Ганны были, мягко говоря, удивлены, когда дочь в конце вечера сообщила, что сейчас за ней заедет ее новая пассия и что хотелось бы познакомить их. Однако через пять минут общения ей показалось, что еще никого в своей жизни они не встречали столь радушно.

…Еще бы, ведь Максим украсил себя знаками расположения, как новогоднюю елочку. Впрочем, он и так обычно производил на семьи своих подруг исключительно положительное впечатление: вероятно, очки, перемноженные на аристократическую бледность, отсылали к стереотипу хорошего парня. Обычно он им и был – но не сегодня. Хотя бы потому, что отраву, которую Ганна скоро добавит своим родителям в чай, готовил именно он.

В ходе нехитрого, но вкусного ужина, под звон столовых приборов, девушка как бы невзначай снова завела речь о бабушке, и отец Ганны стал вспоминать, что та незадолго до смерти попросила сделать ремонт в комнате. Странное желание для человека, слабеющего с каждым днем, но дети, конечно же, не думали перечить.

– Мы с братом старались на славу, будто надеясь, что мама проведет еще в этой красоте много лет, – рассказывал он. – Наша спальня, которая раньше принадлежала им с отцом, единственная, которую не ремонтировали с тех пор. Мама даже сама пыталась участвовать в процессе, хотя ходила уже с трудом. Ей всегда казалось, что любая работа, если она кому-то полезна, продлевает жизнь.

Мурашки невольно пробежали по спине девушки.

Когда за столом поднялась суматоха, означающая переход от ужина к чаю, Максим незаметно ускользнул с кухни, предварительно убедившись, что Ганна выполнила выданные ей инструкции. Несколько капель практически безвкусной настойки на полчаса погрузят родителей в некое полутрансовое состояние: они будут завороженно, забыв о времени, слушать все, что дочь им излагает. Однако в конце им покажется, что они случайно о чем-то задумались и все, сказанное дочерью, пролетело мимо ушей.

Он вошел в комнату. Никаких растений на отмеченном в видении месте давно не было. Вместо горшка в углу стоял письменный стол. Колдун настроился на вчерашние вибрации, возникшие из-за присутствия Ганны, и убедился, что пространство на него отзывается. Энергетический отклик был слишком сильным для простого следа, воспоминания. Максим двинулся вдоль стен, выставив перед собой руки, стараясь почувствовать, где скрывается источник ощущений, – и остановился в том же углу. Но в столе даже ящиков не имелось… Проще говоря, в углу совершенно негде было спрятать бусы.

Парень провел пальцем по гладкой черной столешнице. Ничего. Выдвинул стол на себя, проверил ножки – такая же история. Стол явно был тут ни при чем. Если говорить об энергетических следах, то он «пропах» бусами, находясь с ними рядом. Но в нем самом их не было.

Максим подобрался к стене и начал обшаривать обои сантиметр за сантиметром, спускаясь вниз. Ощущения нарастали, пока в какой-то момент не показалось, что нужно только протянуть руку, чтобы взять искомое. Но под пальцами по-прежнему была стена. Парень постучал по ней ногтем, потом в другом месте. Звуки различались. Тогда он достал из кармана джинсов перочинный ножик – и его лезвие легко рассекло обои, обнаруживая пустоту за ними. В этом месте в панельной стене было отверстие для электророзетки. Только ее не поставили, а просто заклеили обоями. В этом круглом углублении покоился кусочек материи, в котором много лет ждали законную наследницу янтарные бусы. Максим проверил пространство вокруг и сам сверток – ловушек не было, и колдун протянул руку. Стоило коснуться запылившейся ткани, как комната в его глазах чуть покачнулась.

«Интересная вещица, мощная», – подумал он. – «Не часто такую встретишь. Хотя семейные реликвии колдунов, бывает, и посильнее качают. Даже странно. Мог бы и отключиться тут от какой-нибудь хлопушки…»

Молодой человек осторожно проник в находку вниманием и довольно быстро понял, в чем дело. Бусы были лишь входом, но двери оставались заперты. И все интересное, скорее всего, хранилось за ними. И тайны, и само наследство и, возможно, ловушки тоже. И вот уже с учетом того, что мощь чувствовалась даже снаружи, без попыток проникнуть в суть, складывалось ощущение что, может, и не зря столько шума поднялось вокруг этих бус.

Но надо было торопиться, пока родители не пришли в себя. Максим сунул добычу в карман и, подвинув стол обратно, поспешил в гостиную.

– Успех, – тихо сказал он, наклоняясь к девушке.

Только та вместо радости испытала скорее волнение и будто бы немного отстранилась от всего, что происходило в доме, до самого прощания. Впрочем, неудивительно.

– Ну и что мы будем делать с твоим наследством? – спросил Максим, останавливаясь у двери, ведущей с последней лестничной клетки к выходу на улицу. Он вытащил матерчатый сверток и протянул его на ладони своей спутнице. – Аж руку жжет…

– Ой, что, прям здесь? – смутилась Ганна.

– А тебе нужен тронный зал и фанфары, чтобы стать полноправной наследницей? Я могу напеть, – съехидничал парень.

– Да я не об этом… Просто я уже и не знаю, чего ожидать от всех этих ваших волшебных штучек…

– В данном случае волшебная штучка исключительно твоя!

Они вышли из подъезда и направились по переулку к остановке. Девушка развернула тряпочку и рассматривала бусы. Небольшие камни были грубо обработаны, некоторые отличались по цвету от прочих. Бронзовая застежка покрылась голубым налетом.

Вдруг перед ними затормозила машина, и Ганна каким-то внутренним чутьем сразу заметила, как напрягся Максим. И неспроста: автомобиль оказался хорошо знакомым.

Арсений Адамади, кутаясь в короткое пальто, вылез, хлопнул дверцей и подошел к ним. Окатив неприятным взглядом ее спутника, колдун обратился к девушке:

– Послушай, Ганна, ты давно меня знаешь. Мы много лет дружим и работаем с твоей мамой. Думаю, у тебя есть повод хотя бы немного мне доверять.

– Нет… – отрезала девушка и непроизвольно сделала шаг назад.

Максим же, наоборот, подошел ближе.

– Ты все обо мне знаешь, знакома с моей женой, я никуда от тебя не денусь. А что ты знаешь об этом молодом человеке? Я понимаю, что в твоем возрасте чувства превыше здравого смысла…

– Ничего я о вас не знаю… Точнее, не знала! А теперь, когда узнала, мне не с чего вам доверять…

– Ганна, ты не понимаешь, с чем имеешь дело. То, что у тебя в руках, уничтожит тебя! И этот сопляк не понимает и тащит тебя в пропасть. Отдай мне то, что оставила тебе бабушка. Отдай, пока не поздно!

Максим решительно сделал шаг и встал между колдуном и девушкой. Он полностью покрыл себя защитой и сосредоточился, как мог, стараясь уловить любые изменения в поле стоящего напротив мужчины.

– Уйди с дороги, хуже будет! – процедил сквозь зубы Арсений.

Максим не шелохнулся.

И тут в них обоих ударил поток ветра. Сильный. Резкий. Лишающий возможности сделать вдох. Только в следующее мгновение стало понятно, что это был совсем не ветер; это Ганна застегнула на шее янтарные бусы – и что-то из недр неведомого хранилища вырвалось наружу и обволокло ее.

– Помнится, бабушку в этих бусиках даже фашистские снаряды не брали… – раздался голос девушки. – Так что вряд ли они мне навредят. Спасибо за беспокойство, но мы, пожалуй, пойдем.

– Ох, зря… – покачал головой седовласый колдун. А потом со скоростью, достойной обладателя черного пояса, выбросил вперед руку.

Время замедлилось. Максим был готов к чему-то такому, но сквозь боль ощутил искреннее недоумение из-за того, как его защита крошится, словно тоненькая вафелька. А в прореху из руки противника летит темный сгусток энергии, похожий на плотный дым. Парень попытался уклониться, но не успел, и эта непроглядная тьма облепила правую половину его лица. Острая боль пронзила голову, в сознании все перепуталось. Кажется, он вскрикнул. Потом почувствовал удар коленями обо что-то жесткое. Похоже, он упал.

– Что ты с ним сделал? – заорала Ганна на всю улицу, и Максим почувствовал прикосновение ее теплых рук к лицу, почти онемевшему, как от анестезии. – Что?!

– Да я пальцем его не тронул! – спокойно и самодовольно отозвался колдун. – Видишь, у меня даже в руках ничего нет. В глаз, наверное, что-то попало.

– Так значит, я могу вам доверять, да?! – взвилась Ганна.

– Конечно, можешь. Я многим людям помогаю и тебе помогу, если захочешь. Подари мне свои бусы. Добровольно! – он сделал особенный акцент на этом слове. – Тогда я посмотрю, что можно с ним сделать.

– Да пошел ты! – огрызнулась девушка.

Арсений Адамади только снисходительно поцокал языком в ответ.

– Спишем это на шок. Я дам тебе время. Но не очень много. Когда передумаешь – звони.

Он снова сел в машину и выехал со двора.

Ганна помогла Максиму подняться и довела до ближайшей лавки. Глаз парня залила кровь, похоже, полопались капилляры. Скула и лоб над бровью воспалились и на глазах покрывались чем-то вроде глубоких ссадин.

– На мне сидит какая-то тварь… – тяжело дыша, произнес Максим. – Я ничего не вижу одним глазом. И хуже того, она почти полностью блокирует мои способности… Я ослеп во всех смыслах… Ничего не могу делать…

Пока Ганна вызывала такси, ее спутник растерянно смотрел в пол и осторожно трогал лицо.

Неужели они проиграли? Вот так легко и быстро. И ему больше нечего предъявить, нечем защитить девушку, которая заняла большую часть его сердца. Нечем переписать ее историю. Всю эту историю. Всех людей, которых она касается. Как же добро, которое должно побеждать зло? А в реальности злой колдун укладывает доброго на лопатки одним ударом, а прекрасная дама, защищая своего рыцаря, сама идет сдаваться в лапы чудовищу?! Ну уж нет! Если добро не может победить зло, значит, зло должно победить само себя…

Уже в гостиничном номере Максим посмотрел в зеркало. От подбородка до середины лба правую часть лица обволакивало густое черное облако. Оно клубилось и двигалось, иногда приподнимаясь в районе глаза, будто глубоко дыша. Неровный край этого сгустка, трепещущий, словно на ветру, парил над головой. Молодой человек снова попытался хотя бы определить, что за дрянь на нем сидит, но не мог вспомнить, как это делать. Внимание упиралось в обычные материальные объекты да физические переживания… и все.

– Собираемся, – скомандовал Максим. – Поедем в гости. Если кто и может мне помочь, то это она…

* * *

Уже летя по городу в такси, молодой колдун вместо того, чтобы придумывать, что скажет Варваре Ивановне, размышлял над еще одним героем этой истории, который до сих пор оставался в стороне. Черноглазый парень, склонившийся над столом, и причитающая о нем женщина из пространства мертвых никак не выходили у него из головы. Из разламывающейся, покрытой испариной головы, которую он прислонил к стеклу. Так становилось чуточку легче – даже несмотря на постоянные легкие удары, когда машина резко поворачивала или подпрыгивала на неровностях дороги.

– Пробка… – бессильно прошептала Ганна. Раньше она пыталась пару раз коснуться своего спутника, но, чувствуя его отрешенность, просто затихла рядом.

Они не опаздывали. До электрички, которая понесет их через половину области, оставалась еще уйма времени, так что Максим, не обратив на реплику девушки внимания, продолжал думать о том, кем мог оказаться тот черноглазый из видений, и лениво обшаривал взглядом стоящих на остановке людей. Вдруг его будто что-то кольнуло. Он даже не сразу понял, что повернувшийся в его сторону парень – не видение, не воспоминание, а живой человек. Максим как ужаленный выскочил из машины – несмотря на то, что она уже трогалась с места.