Текст книги "Мертвые в прятки не играют"

Начались скитания по врачам. А потом настал день, когда Ника, забыв стыд, рыдала в голос в кабинете врача, а старенький доктор хватался за остатки седых волос на своей бедной голове и все всовывал ей в руки какую-то книжечку, бормоча при этом:

– Милочка, вы живете в хорошее время. Мой диагноз – это нынче совсем не приговор.

В этой методичке вы найдете сразу несколько способов, которые позволят вам отлично выносить и родить малыша.

Методичку Вероника прочитала прямо в коридоре больницы, пока «сушила лицо». И воскресла душой. Да, все это требовало больших, очень больших денег, но если они с мужем с завтрашнего же дня начнут экономить на всем, да еще продадут их старенькую машину, то через год уже можно будет обращаться в центр.

А вечером на кухне, по-отечески обнимая Веронику за плечи, муж внушал ей ласково:

– Милая, ну для чего торопиться, у нас еще столько времени впереди. Какой смысл лишать себя всего, когда можно немного подождать? Радостное событие в нашей жизни не должно превращаться в обузу, ты согласна? – И добавил, прижимаясь к ней все крепче: – Знаешь, я даже рад, что ты пока не можешь иметь детей. Это даст нам время сблизиться, насладиться нашим маленьким счастьем, ведь так?

Через два месяца Вероника с ним развелась.

А еще через полгода встретила Андрея – он пришел в турфирму, где Ника работала оператором. Она сразу влюбилась в него – а как было не влюбиться в двухметрового красавца блондина. Но червячок сомнения то и дело поднимал голову в ее душе, желая произнести обличительные слова: «Андрей богат и может оплатить любые процедуры, даже повторные, если понадобится. Не в этом ли причина твоей любви к нему?»

Вероника так измучилась, что однажды честно рассказала ему обо всем. Он тогда только рассмеялся и поцеловал ее в макушку:

– Кошечка, ты встретила своего мужчину, который подходит тебе по всем параметрам, вот и все.

И эти слова решили дело. Они поженились, и через полтора года родился Славик.

Однажды у них случилась пустяковая размолвка, и Ника от греха подальше ушла в детскую, посадила малыша на колени и стала играть с ним в «Рельсы, рельсы». Она не сразу заметила, что муж стоит в дверях и смотрит на них скорбным взглядом.

– Ты что, Анрюшенька? – испугалась Вероника.

– Почему ты просто не попросила у меня денег на обзаведение потомством? – каким-то больным голосом спросил муж. – Я бы дал. Знаешь, любому мужчине больно узнать, что его использовали. – И вышел из детской.

Вероника так растерялась, что даже не побежала за ним следом – не нашла слов в свое оправдание.

С тех пор эта тема стала для Андрея коньком. Если Вероника спрашивала, когда он вернется, муж отвечал, костенея лицом:

– Зачем тебе? У тебя ведь есть дети.

Всякий раз Ника клялась себе, что в следующий раз выскажет мужу все, что копилось в ее душе длинными бессонными ночами. Припечатает так, что к этой теме он больше не посмеет возвращаться. Но проклятый червячок невнятной вины всякий раз не вовремя поднимал вновь и вновь свою мерзкую голову...

Когда через час вернулся Координатор, он нашел ее все в той же позе эмбриона. Сочувственно пощелкал языком, снял одеяло с другой половины кровати и заботливо прикрыл им женщину.

– Вы все знали, да? – едва ворочая языком, спросила Вероника. – Вы специально разрешили мне позвонить? Выбить клин клином, правда? Вы играете с нами, как кот с мышками. А зачем? Мы – люди, и с нами гораздо проще договориться, если мы знаем, для чего во всем этом участвуем.

– Вы очень скоро все узнаете, – сказал Координатор и попытался сунуть ей под голову подушку, но Вероника ударила его по руке и резко села на кровати. И продолжала обличать:

– Думаете, я не догадалась, что этот человек не случайно оказался под колесами моей машины? Вы же понимали, что, даже если Алия и поймет необходимость, как вы выражаетесь, сотрудничать, родня и муж никуда ее не отпустят. Думаю, вы просто позвонили ему и сказали, что его жену в этот самый момент похищают. Он бросился ей на выручку, ну а вам оставалось надеяться, что на узенькой дорожке и при моем невменяемом состоянии разъехаться нам с ним будет очень сложно.

– Ну, это уже какие-то фантазии пошли, – отступая на шаг назад, сердито пробасил Координатор. – Лучше лежите себе дальше и не придумывайте ерунды. Вообще ни о чем не думайте! Видите ли, в конечном счете все к лучшему. У вас большие проблемы в семье, и поверьте, не мы в них виноваты. Может, и к лучшему, что вы сейчас не можете вплотную заняться этими проблемами и утонуть в них, как олень в болоте. Поверьте мне в одном: детей вы не потеряете. Люди, на которых вы сейчас работаете, умеют быть благодарными. А мужа вы потеряли много раньше, чем началась эта история, так что жалеть о нем уже поздновато. Просто постарайтесь расслабиться и отдохнуть. Договорились?

Вероника молчала, плотно закрыв глаза. Он еще постоял над ней – и на цыпочках покинул номер.

* * *

В самолете Алия появилась в последний момент. Вошла очень бледная, закутанная с головы до ног во все черное, со сжатыми в нитку губами. Она тихо опустилась на крайнее от прохода место и уткнулась взглядом в пол. Вероника сидела у иллюминатора, и кровь ее застыла при виде бывшей одноклассницы. Заговорить ли с ней, попросить ли прощения? Или лучше вообще пока не попадаться ей на глаза? Молчали и Сашка с Юлей. Когда самолет уже оторвался от земли, Алия, словно понимая, что только она в состоянии нарушить это вязкое молчание, глубоко вздохнула и спросила:

– Девочки, вы уже знаете, что этим людям от нас надо?

Женщины оживились, задвигались, и Сашка сказала:

– Мы думаем, то есть мы почти уверены, что это как-то связано со Стасей. Ты помнишь Стасю Борскую?

Что-то странное произошло в этот момент с Алией. И без того бледная, она вмиг сделалась синюшной, черты лица заострились, глаза превратились в черные омуты. Сашка перегнулась через Юлию и схватила ее за руку:

– Что, Алечка? Ты почему так испугалась?

– Я знала, – мертвым голосом проговорила Алия. – Эта история со Стасей – как черная метка в моей судьбе. Сколько я молилась о ее душе! Я чувствовала, что эта история когда-нибудь вернется и разрушит мою жизнь!

Женщины притихли, пораженные. Потом Юлия спросила каким-то очень вкрадчивым голосом:

– Но ты ведь ничего не знаешь об этом... такого... особого?

– Я знаю только то, что знаете вы, – твердо ответила Алия.

– Алечка, не убивайся ты так, – попросила Сашка. – Все с твоей жизнью будет хорошо. Мы ведь абсолютно ни в чем не виноваты, а потом, это всего лишь предположение... Столько лет прошло...

На этот раз они замолчали уже надолго. И Вероника ни на секунду не сомневалась: каждая из женщин перебирала в памяти тот проклятый декабрьский день...

...Декабрь в том году, на радость школьникам, выдался невероятно, фантастически холодным. Был конец четверти, а занятия в школе все равно отменяли, потому что котельные не справлялись, и в школьных стенах царил просто арктический холод. Каждое утро Ника просыпалась в положенный для подъема час и затаивалась под одеялом, с замиранием сердца ожидая, когда по радио передадут прогноз погоды. И если мама, наконец, говорила: «Все, можешь спать дальше», она тут же вскакивала, веселая, как птичка, и до вечера занималась разнообразными делами: валялась с книжкой, смотрела телевизор, часами болтала с Сашкой по телефону. Но когда до каникул оставалось всего-то несколько дней, мама вдруг сказала:

– Поднимайся, Вероника, пора в школу.

Ее слова прозвучали как гром с небес.

– Какая температура? – не веря своим ушам, спросила Ника.

– Не бойся, не замерзнешь. Скорее утонешь. Оттепель.

Вероника сползла с кровати и принялась вяло бродить по квартире, пытаясь собрать школьные вещи, а они, как на грех, расползлись по самым неожиданным местам. К первому уроку едва успела. И тут же узнала от Сашки две ужасные новости: во-первых, четверть продлили еще на несколько дней, а во-вторых, они прямо сейчас, на первом уроке, будут писать четвертную контрольную по алгебре. Была еще и третья ужасная новость: Юлька заболела. Если Вероника и нуждалась в ней когда-нибудь, то только на контрольных по точным предметам. Без Юльки шансы написать контрольную у нее и у Сашки примерно равнялись нулю.

Математичка, она же классная руководительница Татьяна Яковлевна, уже написала на доске оба варианта. Вероника таращила глаза на задачки и примеры – и медленно впадала в отчаяние. Вообще-то она неплохо успевала по точным предметам, но в последние месяцы страдания из-за Сашки, а потом внеплановые каникулы совершенно выбили ее из колеи. Что касается Сашки, та была прирожденным гуманитарием и терялась при виде формул.

Вероника в панике закрутила головой. За ее спиной сидела Стася Борская, самая независимая девочка в классе. Стася замечательно училась, когда хотела, и переставала даже открывать книжки и тетради, если интерес к учебе внезапно исчезал. В этой четверти учеба явно не была у Стаси в приоритете – она взглянула на доску такими же потрясенными глазами, как и Ника.

Место рядом с ней пустовало – и это было Юлькино место. На всех контрольных она сначала решала соседний вариант и передавала его Стасе. Затем листок переходил к Веронике – и Ника радовалась, что все-таки формально получает его не совсем из рук заклятой соперницы. Юля же тем временем занималась Сашкой: откровенно привстав на месте и перегнувшись длинным телом через парту, следила, чтобы безалаберная Сашка правильно переписала уже решенный Юлькой вариант. И только перед самым звонком заполняла собственный листок быстрым четким почерком.

Но сейчас Стася грызла ручку и смотрела в потолок, ее прозрачные глаза подернулись дымкой мечтательности. Вероника в отчаянии глянула на Сашку, та – на нее, и во взгляде этом явственно читались слова: «Погибаем, подруга».

Прошло уже минут двадцать с начала урока, и спасения ждать было неоткуда. Но тут дверь в класс тихонько приоткрылась, в щели возник чей-то незнакомый профиль. Послышался благословенный шепот:

– Татьяна Яковлевна, вас в учительскую, к телефону!

Учительница пошла к двери, не спуская глаз с класса и словно пытаясь своим взглядом загипнотизировать и принудить к порядку. Но стоило стихнуть в коридоре ее торопливым шагам, как в классе началось что-то невообразимое. Все кричали и выспрашивали что-то у соседей. Вероника же, которой на соседей рассчитывать как раз не приходилась, выхватила из портфеля учебник и теперь пыталась наскоро разобраться в формулах. Тем же самым занялась и Сашка. Одновременно она пыталась спасти и Стасю. Вывернув голову назад, Сашка твердила:

– Стаська, не мечтай, бери учебник, открывай последнюю тему. Там абсолютно такие примеры! Даже я поняла! Ничка, ну скажи ты ей! Стаська, эй, вернись с небес на землю!

Вероника тоже развернулась на стуле, чтобы помочь подруге вразумить слишком рассеянную Стасю. И не заметила, как все звуки в классе в одно мгновение вдруг исчезли...

Сашка запоздало дернула ее за рукав. Вероника обернулась – прямо над их партой стояла, чуть подавшись вперед, Татьяна Яковлевна. Лицо ее ужаснуло Нику: учительница была необыкновенно бледна, губы побелели, а глаза сделались большими и очень темными, как будто она только что увидела перед собой что-то ужасное. Учительница молча смотрела на раскиданные по партам учебники. Потом негромко сказала:

– Что ж, считаю, продолжать контрольную не имеет смысла. Напрасно я вообразила, что вам можно доверять. А так как уроков алгебры у нас больше не будет, я поставлю всем за четверть то, что выходит по оценкам, минус один балл.

Вот тогда поднялась Сашка, прямая, строгая, сказала, тяжело переводя дыхание:

– Татьяна Яковлевна, простите нас, пожалуйста. Не нужно из-за нас с Никой наказывать весь класс.

– Сядь, Афанасьева! – махнула рукой классная. – Плохое зрение помешало тебе заметить, что списывал именно весь класс.

Но тут уже все закричали, на все лады запросили пощады. Еще через пять минут всеобщего ора учительница сдалась:

– Хорошо, кто горит желанием переписать контрольную, – тот может прийти сегодня вечером в школу. Думаю, часикам к шести. Остальные – уж не обессудьте, другого времени у меня в этом году не будет.

Вероника сразу решила, что пойдет. Тройка по алгебре вовсе не украсит ее аттестат, и без того неказистый. Но к вечеру погода вновь переменилась. Вернулся мороз и сковал льдом все, что успело растаять за сутки. Мать крестом стала в дверях, едва Вероника заикнулась, что собирается выйти из дома.

– Писать контрольные надо в учебное время, – твердила мать.

– Ну, будет же тройка! – чуть не плакала Ника.

– Лучше тройка, чем ты переломаешь все кости на таком гололеде.

В это время в дверь позвонили. Мать распахнула дверь: на пороге стояли расхристанная Сашка с пылающими щеками и закутанная поверх пальто в несколько шарфов Юлька. Мать при виде такой группы поддержки только рукой махнула – и удалилась на кухню.

– Юль, ты-то зачем с постели встала??! – первым делом спросила Ника. – Тебе-то и так твоя пятерка будет!

– Молчи, Вероничка! – делая страшные глаза, зашипела на нее Сашка. – Как, по-твоему, мы напишем эту дурацкую контрольную без Юльки?

Вероника хихикнула, натянула пальто, по примеру Юльки обмотала шею поверх воротника материнским шарфом – и они вышли на улицу. Здесь ледяной воздух так и впился в щеки и лоб, ветер со снегом хлестнул по глазам, выжимая слезинки. Девочки согнулись в три погибели и побрели в сторону школы, поддерживая друг дружку, словно дряхлые старухи.

– А ты знаешь, почему Татьяна так ужасно выглядела сегодня? – перекрикивая ветер, спросила Сашка. – Представляешь, ей позвонили и сказали, что ее мать попала в больницу!

Вероника испытала небывалое облегчение: она-то была уверена, что учительницу чуть не до обморока потрясло вероломство ее учеников.

– Откуда знаешь?! – заорала в ответ.

– Юлька сказала, – кивнула на подругу Сашка. – А ей родители рассказали.

Родители Юльки были врачами и вместе работали в кардиологическом отделении городской больницы.

– Как же она с нами контрольную переписывать станет?

– Так ведь вечером в отделение все равно не пускают. Может, ей так даже легче – ну, как раз с нами отвлечется.

А впереди сквозь метель уже проглядывало мрачное, с покатой крышей и башенками, сильно смахивающими на бойницы, здание школы. Школа была построена в прошлом веке как сиротский институт. Строили ее на века, по архитектуре своей она здорово напоминала крепость, сложенную из золотистого пудостского камня. Свет везде был погашен, лишь тускло светились окна вестибюля на первом этаже.

Девочки, притихнув, вошли в большой двор. Сейчас, в темноте, он внушал им страх, тем более что за линией кустарника уже начинался городской парк, и проникнуть сюда мог кто угодно. С другой стороны к школе примыкал интернат, и вся школьная жизнь и так проходила под вечным страхом стычек с интернатскими бандитами. Вдруг кому-то из них даже в такой колотун не сидится дома?

У входа в школу маячила какая-то смутная фигура. Девочки замерли и едва не бросились бежать, но фигура запрыгала на месте и призывно замахала им руками. Только приблизившись почти вплотную, они признали Стасю. И это озадачило подружек не на шутку.

– Ты чего пришла? – прямо спросила ее Вероника.

– Ой, девочки, – клацая зубами и непрерывно подскакивая, проговорила Стася. – Если мне и так по алгебре в четверти выходила почти что двойка, и отнять от нее еще балл – это сколько же будет?

Они дружно захохотали. Потом Сашка заколотила кулачками в дверь школы. Через пару минут сердитый голос спросил из-за двери:

– И кто это там безобразничает?

– Это мы, теть Валь, из седьмого класса! – завопила в ответ Сашка. – Пришли контрольную переписывать!

Дверь слегка приоткрылась, показалось унылое лицо технички, по совместительству сторожихи.

– Вы чего это? – прокряхтела она. – Сами, что ли, переписывать будете, без учителя?

– Нет, Татьяна Яковлевна обещала прийти.

Техничка уже без опаски распахнула дверь:

– Заходьте быстро, пока не перемерзли. Четверо вас? А мне-то бежать надо, так я вас в школе запру. Вы посидите внизу, здесь тепло и свет горит. А учительница ваша сама вас отопрет и наверх проводит. Только школу мне не разнесите, ясно?

– Подождите! – донесся до них сквозь гул метели отчаянный крик. Вероника выглянула за дверь и увидела несущуюся через двор маленькую фигурку. Это спешила к школе Алия Хасанова. Алька была перфекционисткой и всегда на всякий случай переписывала все контрольные, если, конечно, имела такую возможность. Девочка влетела в предбанник, и техничка за ее спиной заперла входную дверь.

Когда клацнул ключ в замке, Вероника почувствовала себя словно на другой планете. Ей никогда не приходилось бывать в школе так поздно, почти одной, без учителей. Все, что днем казалось заурядным, теперь словно выпятилось, приобрело особый смысл. Ее пугало большое зеркало на стене напротив черных окон – в нем отражалась темнота, и страшно было заглянуть в холодное стекло. В раздевалке пустые вешалки выглядели как кости доисторического чудовища. Наверное, так казалось не только ей. Раздевшись, никто из девочек и не сунулся в раздевалку – они просто кучей свалили одежду на фанерные стулья в холле.

– Пойдемте на второй этаж, – поеживаясь, предложила Сашка. – А то вдруг кто-нибудь увидит нас, таких красивых, через окна, и захочет залезть в школу.

Сашка умела убеждать. Все гурьбой понеслись в сторону лестницы.

* * *

На втором этаже царил полный мрак. Юлька повозилась с выключателями, но, видно, техничка уже выключила рубильник, оставив свет только на лестнице. Впрочем, все, кроме Вероники, легко ориентировались здесь и без света. Объяснялось это просто: на втором этаже находились младшие классы. Вероника только полгода назад пришла в эту школу и никогда здесь не бывала, а ее одноклассницы отучились на этом этаже целых три года. Честно сказать, Ника не слишком поняла, почему сидеть в темноте на втором не так страшно, как при свете на первом, – но спорить с большинством не решилась.

В рекреационном зале было еще не так темно, все-таки с лестницы проникал тусклый свет, а прямо в окна светила луна. В конце зала смутно белел бюст Ленина на узкой белой колонне. У подножия колонны что-то поблескивало отраженным светом. Прищурившись, Ника догадалась, что там стоит банка с цветами. Но от зала в противоположные стороны отходили два коридора: один пошире, другой совсем узкий, – вот там начиналась настоящая мгла. Вероника всей душой надеялась, что ее не поведут в эту черноту на ознакомительную экскурсию.

Ника прилипла к подоконнику в зале, выжидая, когда остальным наскучит торчать в темноте. Все чувства в этом мраке словно обострились, она ощущала себя лишней и никому не нужной. У другого подоконника Юлька на пальцах объясняла Алии что-то из алгебры. Стася взяла Сашку под руку, бродила с ней из одного конца зала в другой и что-то рассказывала ей в самое ухо. Когда девочки шли в направлении лестницы, Вероника могла видеть лицо Сашки: потрясенное, с округлившимися глазами и приоткрытым ртом.

«Не забыть спросить, что ей Стаська такое вещает», – отметила про себя Вероника.

Удивительная девочка была эта Стася. В их маленьком школьном коллективе она существовала абсолютно сама по себе. Постоянной подруги у нее никогда не было. Стася дружила с кем хотела и когда хотела. Могла подойти к любой групке девочек и неделю быть с ними неразлучной. А потом вдруг напрочь забыть об их существовании. Могла попросить любого мальчика, даже десятиклассника, проводить ее до дома. Могла в упор не замечать орущего на нее учителя. Оценки никогда не вызывали у Стаси никаких заметных эмоций.

И еще Стася была очень красива. Только поняла это Вероника гораздо позже, уже став взрослой женщиной. Очень высокая, ростом она соперничала с Юлькой. На физкультуре они открывали шеренгу, а Вероника, Сашка и Аля ее замыкали. Только, в отличие от худой нескладной Юльки, Стасина фигура к ее четырнадцати годам уже вполне сформировалась.

У Стаси были широкие скулы и узкий подбородок, отчего лицо приобретало форму сердечка. Удлиненные очень светлые глаза были обрамлены короткими черными ресницами так густо, что казались обведенными толстой черной линией. Волосы, почти белые и очень густые, Стася забирала в два толстых хвоста и перебрасывала вперед, на высокую грудь. На требования учителей сменить прическу Борская с готовностью отвечала, что никакую другую прическу ее волосы «не держат», а стричься ей запрещают родители.

Вероника завидовала Стасе. Ей хотелось быть такой же независимой и не страдать всякий раз, когда Сашка разговаривает с кем-то другим, не с ней. Вот и сейчас она с замирающим сердцем думала о том, что Стася, кажется, решила на время подружиться с Сашкой, вот и не отходит от нее уже десять минут. А сколько времени продлится эта дружба? Ведь Сашка нужна Веронике каждый миг, сколько же еще этих мгновений собирается отнять у нее Стася? От раздражения у нее все задрожало и заныло внутри.

«Не смотри на них!» – приказала себе Ника. Но куда смотреть, чем отвлечься? Напротив окон шли рядком двери классов, между каждой дверью на стене помещалась пара стендов. К стендам у Ники отношение было очень настороженное. На третьем этаже, как раз около их класса, тоже висел такой стенд, и одна из фотографий на нем была просто ужасна – партизан с вырезанной на спине звездой. Никто не обращал внимания, и только Вероника, проходя мимо, всякий раз вздрагивала и прикрывала глаза.

Вот и сейчас она очень осторожно взглянула на единственный стенд, который можно было рассмотреть, – он располагался ближе других к двери. С минуту Ника изучала его – не страшный, но тоже ничего особо приятного. Девочка досадливо отвела взгляд и сказала:

– А давайте во что-нибудь поиграем.

– Во что? – мигом загорелась Сашка, отлипая, наконец, от Стаськи.

– Ну, не знаю, – смутилась Вероника. – В такой темноте, наверное, только в прятки и можно играть...

Ах, если б тогда она не произнесла это ужасное слово: прятки! Или если б все последовали примеру Алии, которая тут же сказала:

– Нет, я – пас.

– Почему? – нахмурилась Юлька.

– Там бегать надо, а у меня нога болит. Вы играйте, а я посижу.

– Симулянтка! – отрезала Юлька. – У тебя с первого класса вечно что-нибудь болит, когда надо бегать и играть. Нет чтобы честно сказать – не хочу.

– Не хочу, – послушно повторила за ней Алия.

– Ладно, давайте посчитаемся, – поспешно, пока не передумал кто-нибудь еще, вмешалась Сашка. – Черт, так давно в эту детскость не играла, ни одной нормальной считалки не помню! А, вспомнила! – И она затараторила: – Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана...

Водить выпало самой Сашке. И тогда вдруг вмешалась злопамятная Юлия, сказав вредным голосом:

– Нет уж, пусть водит сама Ника.

Веронику словно накрыла горячая волна.

Никогда еще Юлька не выражала своей ненависти к ней так открыто. Задыхаясь от негодования, спросила:

– Почему – я?

– А так веселее, – безмятежно разъяснила Юлька. – Мы знаем на этом этаже каждую щелку, в прятки здесь играли, наверное, тысячу раз. А Ника ничего тут не знает и будет искать всерьез. Только, чур, прятаться только на втором этаже, вверх и вниз не соваться, на лестницу не выходить!

– Точно! – Сашка даже подпрыгнула от восторга. – Ник, соглашайся, так в самом деле интереснее!

И Вероника, чуть не плача от досады, уткнулась лицом в простенок и начала считать до пятидесяти. За ее спиной затопали, разбегаясь в разные стороны, три пары ног. Потом что-то грохнуло и покатилось.

«Банке с цветами конец», – подумала Ника.

Снова кто-то пробежал за спиной, и, наконец, тишина сгустилась в зале. Досчитав, Вероника обернулась и страшно обрадовалась тому, что Алия отказалась играть и теперь сидит на корточках шагах в десяти от нее и собирает в банку рассыпавшиеся по полу цветы. Не будь здесь ее – Ника и от окна бы не решилась отклеиться. Прежде она даже не знала, что так боится темноты.

Интуитивно стремясь не быть одной, Вероника первым делом приблизилась к Альке. Девочка методично восстанавливала порушенный порядок. Она брала в руки каждый цветок, медленно проводила ладонью по стеблю, словно ласкала и успокаивала его, а потом возвращала на место, в банку.

– Не спрашивай, куда кто побежал, – поспешила сказать ей Алия. – Я специально закрывала глаза.

– Я и не спрашиваю, – уныло пробормотала Ника и побрела для начала в тот коридор, который был шире и ближе к лестнице. На пути ей попался еще один стенд, единственный, который оправдывал свое название, то есть стоял, отгораживая один из углов зала. На него было прилеплено расписание занятий. Хоть стенд и находился совсем недалеко от лестницы, Вероника даже за него побоялась заглянуть. Она просто присела на корточки и пересчитала у стенда ножки. Кажется, лишних не было.

В коридоре по обеим сторонам находились классы. Каждая дверь в кабинет отгораживалась двумя массивными выступами в стене, из-за каждой в любой момент мог выскочить кто-то из девочек, и Ника шла, словно по минному полю. Она уже дошла до конца коридора и остановилась в недоумении. Неужели здесь так никто и не спрятался?

И вдруг за крайней дверью она услышала шум – и оцепенела от ужаса. Кто или что может шуметь в запертом классе? Сердце колотилось так сильно, что не давало прислушаться. Оставаться на месте было страшно, идти назад – еще страшней.

И вдруг Вероника сообразила: где-то здесь должен находиться запасной выход. Пнула ногой дверь – и та легко приоткрылась. За ней была чернота. Такая же дверь была и на их третьем этаже. Некоторые черной лестницей пользовались – так можно было из раздевалки напрямую попасть к классам. Удобно, когда опаздываешь или по каким-то причинам не хочешь лишний раз нарваться на завуча или директора. Но Веронике кто-то говорил, что на черной лестнице водятся огромные крысы. Вспомнив о них, Ника поспешила захлопнуть дверь. Зато нашлось объяснение странному шуму – и страх немного отступил. Ника совсем на щелочку приоткрыла дверь и закричала в пролет:

– Так нечестно, прятаться можно только на этаже. Если кто там есть, так я тебя застолбила!

Ни звука в ответ. Вероника тихо заплакала от бессилия: похоже, над ней просто издевались. Она почти бегом вернулась в зал и оттуда побрела в другой коридор, еще более темный, с неглубокими арками по бокам и такой узкий, что Ника шла, расставив руки и скользя пальцами по стене. Она дошла до конца и уперлась в тупик. Здесь тоже никого не было.

И вдруг позади нее что-то загрохотало. Вероника обернулась и успела увидеть, как с потолка рушится вниз что-то огромное и черное. Она попыталась закричать, но голос пропал. Ника упала на колени и обхватила голову руками. Сердце крушило грудную клетку, дыхания не было. Лишь через несколько секунд дикий вопль все-таки вырвался из ее груди и покатился по коридору.

Кто-то схватил Веронику за плечи, зашептал жалобно:

– Никушечка, прости меня, я, честное слово, не хотела!

Вероника вырывалась, отталкивала от себя руки, что-то шипела сорванным горлом. Пока не начала понимать, что ее обнимает сидящая рядом на полу Сашка.

– Что я натворила! – едва не рыдала Сашка. – Понимаешь, мы всегда так играем! Здесь проход узкий, и если упираться ногами и спиной в стену, то можно забраться под самый потолок и висеть, пока кто-нибудь не пройдет. Я совсем забыла, что ты-то этого прикола не знаешь!

Вероника вскочила и на слабых ногах поковыляла в зал. Она с трудом удержалась, чтобы не наорать на Сашку. Вот Юльку бы она точно послала куда подальше, а то и в волосы бы вцепилась. Та, кстати, уже успела отметиться у стены и теперь гордо прохаживалась вдоль окон.

– А ты где пряталась? – мрачно спросила ее Вероника.

– Вон там. – Юлька махнула рукой на стенд с расписанием.

– Не ври! – с ненавистью выдохнула Ника, вымещая на сопернице всю злобу за ужасный вечер. – И вообще, я больше не играю!

– С какой это стати? – возмутилась Юлька.

– Это из-за меня, – бросилась прояснять ситуацию Сашка. – Я ужасно напугала Вероничку, ей чуть плохо с сердцем не стало.

– Ой-ой-ой, какие мы нежные! – Юлька забралась с ногами на подоконник и прижалась левой щекой к покрытому изморозью стеклу. Потом спросила: – Стаську будем искать, или фиг с ней?

Сашка тут же бросилась в коридор, и девочки услышали ее призывный крик:

– Стаська-а, возвращайся, мы больше не играем! Ты слышишь, Стась, иди к нам немедленно!

Через пару минут Сашка вернулась и сказала каким-то заледеневшим голосом:

– Девочки, Стася не отзывается. Вдруг с ней что-то случилось? Может, упала в темноте, сознание потеряла, а?

– Да ты что, Стаську не знаешь?! – отмахнулась от нее Юлька. – Она просто решила поиграть с нами в свою игру под названием «А теперь все ищут меня». Только я носиться за ней в темноте не собираюсь. Сама придет.

– Да, нашей Стаське законы не писаны, – поддержала ее Сашка и встряхнула головой, словно отгоняя дурные мысли. – Пока она не захочет, ее никто никогда не найдет. Нужно подождать, сама заскучает и вернется.

Они постояли еще минут пять у окна, поболтали о новогодних планах, о грядущих каникулах. Пока не услышали торопливые шаги по лестнице и чуть задыхающийся голос классной:

– Девочки, ну где же вы?

– Мы здесь! – бросились они всем скопом на лестничную площадку.

Татьяна Яковлевна спешила к ним по лестнице, едва переводя дух.

– Пойдемте скорее в кабинет, – сказала она. – Решите по примеру на доске – и по домам. На улице просто какой-то космический мороз. Даже страшно отпустить вас одних.

– Татьяна Яковлевна, с нами еще Борская, – сказала Сашка. – Только она где-то спряталась.

– От кого спряталась? – не поняла учительница.

– Просто – спряталась. Мы играли в прятки. Ну, вы же знаете, какая у нас Стаська увлекающаяся натура. Игра давно кончилась, а ее все нет.

– Взрослые барышни, – вздохнула классная. – Ладно, идите в класс, держите ключи. Мы скоро будем.

Когда поднимались гуськом на второй этаж, Ника шла сразу за Юлькой. И вдруг заметила – на подоле ее синей форменной юбки повис клок пыли, похожий на осиное гнездо. Вероника тихонько смахнула его рукой, но Юлька почувствовала, дернулась и зашипела:

– Отвали!

Только тут Вероника заметила, что левая Юлькина щека заметно раздулась и покраснела. И догадалась: не слишком ловкая в движениях Юлька приложилась где-то в темноте, а теперь, конечно, еще больше ненавидит Веронику. Подтверждая ее догадку, Юлька сказала громко, с невыносимым презрением в голосе:

– Надо же было придумать такое дурацкое занятие.

И Вероника в который раз за вечер почувствовала, как ломит в висках от невыплаканных слез.

Они отворили класс, расселись по своим местам и попробовали повторить алгебру. Но дело как-то не шло. Не клеился и разговор. С каждой минутой они все тревожнее поглядывали на дверь. Когда нетерпение уже дошло до точки кипения, Татьяна Яковлевна заглянула в класс и спросила с порога: