Текст книги "Мертвые в прятки не играют"

Под общий хохот дрожащая Ника рухнула за парту, заранее зная, как ее будут дразнить в ближайшие пару недель. А учитель с изуверской улыбкой уже прохаживался по классу, хватал особенно веселящихся двумя пальцами за воротник, поднимал и приговаривал при этом свою, как позже выяснилось, излюбленную фразу: «Раз столбик! Два столбик! Третий намечается!»

– Помню ли? – ответила Вероника на Сашкин вопрос. – Да я до сих пор вздрагиваю, когда слышу это слово – география.

– Во-от, а мы ведь у него несколько лет учились. Та еще школа выживания. Однажды на уроке наша бедная Алия имела глупость повернуть голову и ответить на вопрос соседа. Учитель коршуном налетел на нее, схватил за тоненькую шейку и стал полировать ее личиком парту. На лице у Альки было написано осознание того, что она обесчещена навеки. И тогда вдруг вскочила Стася, бросилась к нашему экзекутору и со всей дури отвесила ему пощечину. Гул пошел на весь класс! Шурик сперва оцепенел, а потом бросился из класса, сметая все на своем пути.

Потом прибежала директриса, схватила Стаську за руку и поволокла в свое логово. Мы, помню, сбились в кучу в углу класса и гадали, что с ней теперь будет. Одни утверждали, что Стасю погонят из школы. Другие – из комсомола. Некоторые считали, что никакого скандала не будет, все замнут, чтобы не позорить географа еще больше. Так и случилось. Стаську долго песочили в кабинете, а потом отправили к географу на дом – просить прощения. Запретили до конца года являться на его уроки – ну, думаю, Стаська была только счастлива. Вот и все.

– Не все, – вмешалась Юлия. – Расскажи еще, как ты этого гестаповца потом неделю до школы провожала.

– Это к делу не относится, – замотала головой Сашка. – Я всегда считала, что Стаська за дело ему врезала. Просто так получилось...

– Давай, рассказывай, – настаивала Юлька. – Поторчим тут еще немного, изобразим активную мозговую атаку. Зря, что ли, нас по всему миру отлавливали.

– Ладно, – сдалась Сашка. – Ну, просто на следующий день я случайно встретила Шурика по дороге в школу...

Вы помните, мы любили ходить через парк. Там была дырка в заборе, через которую все лазили, и мы, и учителя. И вот, я бежала изо всех сил, опаздывала, проклинала все на свете... И вдруг вижу – рядом с забором стоит наш географ, прижался к нему спиной, и глаза у него закрыты. Я в первый момент решила, что ему стало плохо. А он вдруг открыл глаза и сделал два шага в глубь парка. Потом снова вернулся, потом махнул рукой и снова начал уходить. Меня он не видел – я стояла за кустами, да еще пальто у меня было желтое, на фоне осенней листвы не различишь. И я вдруг поняла: он не может заставить себя идти в школу. Ведь после такого позора, да еще убежал, как мальчишка... А в сущности, он ведь и был еще мальчишка, лет на семь старше нас. Наверное, он просто не знал, как вести себя с нами, чтобы слушались, чтобы уважали. А никто ему не мог указать на его ошибки, потому что – единственный мужчина в школе, боялись потерять... Разве мы тогда думали об этом?

– Кончай философствовать, Сашка, – приказала Юлия. – По делу говори.

– Я как раз по делу. Ну вот, когда он снова вернулся к забору, я к нему подошла. Он, конечно, сразу приосанился, на часы посмотрел, спросил, почему опаздываю. Как будто сам не... В общем, ему уже ничего не оставалось, как пойти вместе со мной в школу. Я по пути стала спрашивать его о чем-то географическом, он увлекся, стал рассказывать, очень интересно, на уроках бы так! А когда я вышла из раздевалки, оказалось, что он ждал меня в вестибюле. Я к тому времени уже похоронила мысль попасть на первый урок, но он лично проводил меня до класса, заглянул в дверь, сказал учительнице, что это он меня задержал.

А на другой день мы снова встретились у дырки в заборе. Я уверена, что он меня ждал, да и я в то утро напрягла все свои душевные силы, чтобы не опоздать. Правда, он меня тут же отругал, сказал, что нельзя ходить по утрам через парк, мало ли какие нетрезвые тунеядцы могут там шляться. Но я знаю: я была ему особенно нужна в тот день, потому что первый урок у него был в нашем классе! Он снова дождался меня из раздевалки, стал что-то говорить по той, вчерашней теме. Так, беседуя со мной, и вошел в класс. Вот и вся история.

– А вот мне интересно, – задумчиво произнесла Юлия. – Когда Стаська пропала, кто-нибудь вообще догадался проверить алиби нашего географа? Это же кандидат номер один.

– Юлька, не смей! – ахнула Сашка.

– А по-твоему, я из любви к искусству заставила тебя рассказать эту слезливую историю? Ты сама признаешь, что он очень мучился после той пощечины. Ладно мы, школьники, у нас своих дел было навалом. А как, наверное, потешались над ним молодые учительницы, на которых он не обратил должного внимания! Как мусолилась эта история на педсоветах! Что ему мешало в тот вечер затаиться в школьных коридорах?..

– Замолчи! – Сашка едва не налетела с кулаками на свою бывшую подругу. – Нельзя огульно обвинять человека! Юлька, я тебя умоляю, не надо никого больше в это впутывать! Тебе мало того, что случилось с нами? Ты хочешь, чтобы здесь еще полгорода подозреваемых собралось?

– И пусть соберется! – в ответ заорала Юлька. – Да пойми ты, курица, пока мы этим типам не подсунем конкретного подозреваемого, мы отсюда не выйдем! Да мы и так, может, не выйдем... Кстати, насколько я помню, наш географ потом куда-то очень быстро слинял? Может, это не просто так, а?

– Да его просто пригласили на работу в Ленинград, в новую школу, – вдруг тихо вставила Алия, и стало ясно, что она на Сашкиной стороне.

– Вот именно, – подтвердила ободренная Сашка. – Теперь он директор школы, я слышала. И если ты, Юль, хоть слово скажешь о нем этому типу – я в жизни больше не заговорю с тобой.

Юлька хмыкнула, давая понять, что едва ли для нее это будет большой потерей, но вслух не сказала больше ни слова. В наступившей тишине Вероника услышала странный звук и не сразу поняла, что это клацают ее зубы. Этаж почти не отапливался, а мраморные подоконники, на которых сидели женщины, быстро забирали тепло.

– Я больше не могу, – с трудом проговорила она. – Неужели нам нужно торчать здесь до утра?

– Ну, пойдемте сдаваться, – неожиданно мирно согласилась Юлия.

Координатор встретил их тепло, как приземлившихся космонавтов.

– Устали, дамы? Закоченели? Ну, ничего, в жилых комнатах у нас тепло, уютно. Идите укладывайтесь, чай и закуски вам подадут прямо в номера.

– И вы не хотите узнать, что мы такого интересного для вас нарыли? – спросила Юлия, и Сашка тайком показала ей кулак.

– Не сегодня, – ответил Координатор. – До утра ведь не забудете, верно? А мучить я вас больше не хочу. Все, спокойной ночи.

Он лично развел их по комнатам. Помещение, в котором оказалась Вероника, было обжитым и уютным. В шкафу висели чужие вещи, на тумбочке возле кровати – книги и безделушки. На окне стояла маленькая искусственная елочка, вокруг нее выстроились новогодние открытки. Вероника взяла одну из них, прочитала слова, написанные неровным детским почерком: «Дорогую Софью Николаевну поздравляем с Новым, 2009 годом! Желаем счастья, здоровья, успехов в работе!»

Наверное, уезжая на праздники домой, эта самая Софья Николаевна и представить не могла, что в опустевшей школе под покровом тьмы в ее комнате поселится кто-то другой. А когда праздники закончатся, эта женщина вернется к себе и даже не заподозрит, что здесь кто-то жил. Ну, может, удивится слегка, что пыли в комнате меньше, чем ожидалось, да подушка лежит как-то непривычно. А где же к тому времени будет сама Вероника?

Она уснула быстро, а проснулась еще до того, как заиндевелый солнечный диск с трудом отлепился от линии горизонта. Проснулась в испарине и вспомнила, что ей снился кошмар. Ничего определенного не осталось от него в памяти, только некий смутный образ, призрак в белых одеждах со Стаськиным лицом, который Вероника имела наглость преследовать. Она носилась за ним по всей школе, и каждый раз призрак уходил в стену на втором этаже, просачивался в стенд с ребячьими лицами...

Убедившись, что больше она уж не уснет, Вероника сползла с кровати, размялась, натянула одежду. На тумбочке рядом с кроватью стоял поднос с остывшим чаем, печеньем, йогуртами. Вероника смутно припомнила, что вчера, когда она уже лежала в постели, кто-то заходил в ее номер. Но Вероника заснула, так и не приступив к вечерней трапезе. Сейчас она залпом выпила остывший чай, съела йогурт, смакуя его вкус, как, наверное, смакуют заключенные каждую из оставшихся им радостей. Впервые за последнюю неделю она выпала из бешеного ритма постоянной спешки и тут же испугалась этой тишины и неопределенности.

«К Сашке, что ли, пойти? Может, она тоже не спит? Можно ли заснуть в километре от родного дома, не зная, попадешь ли ты в него когда-нибудь еще?»

Нет, к Сашке лучше не соваться. Несправедливо, что Сашка станет ее утешать сейчас, когда сама, возможно, больше всех нуждается в утешении. Чтобы не впасть в тоску, Вероника опять стала думать о фотографиях на стендах. Что же ей почудилось вчера? А может, дело вовсе не в том, что было на стенде теперь? Может, она вспомнила что-то, что было тогда? То, что имело какое-то отношение к исчезновению Стаси?

Вероника решила спуститься вниз и еще раз осмотреться. В конце концов, уже почти рассвело, и второй этаж больше не внушает ей ужас. Может, теперь ей будет проще сосредоточиться на чем-то действительно ценном.

«И мне разрешат позвонить родным, – шептала себе под нос Ника. – Боже, да за один звонок я что угодно им вспомню. Должна вспомнить!»

Она на цыпочках пробралась по коридору: не хотела, чтобы на хвост сели Сашка или Юлия, да и неизвестно, кто обитает за другими дверями. Сколько вообще народу в этом заколдованном замке?

Веронику потряхивало от утреннего озноба и от чего-то неуловимого, что витало в воздухе и заставляло ее замирать от каждого шороха. Спустилась по лестнице на второй этаж, толкнула двухстворчатую дверь, вошла в зал – при тусклом утреннем свете тут вообще не осталось ничего загадочного. Неторопливо прошлась по залу, заглянула в коридоры, посмотрела картины на стенах. В угловом коридоре была представлена целая выставка, вероятно, местного и очень достойного художника. И только потом Вероника подошла к стендам, в надежде застать врасплох свое подсознание и вывести его на чистую воду.

Но не случилось чуда: ничто не всколыхнулось в ее памяти. Как и думала Вероника, каждый стенд был посвящен отдельному классу. На том, который так заинтересовал Нику, были фотографии учеников второго класса, в центре – официальные, по краям живописно расположились снимки из домашних и школьного архивов. Те же ребятишки, но в еще более нежном возрасте, и на школьном корте, и сидящие на лошадях, и в бассейне, с учителями. Судя по стендам, в каждом классе обучалось не более десяти детей. Вероника переходила от стенда к стенду, читала подписи, пока у нее не заслезились глаза.

– Не спится, Вероника Сергеевна? – громыхнул голос над ее головой.

Она шарахнулась, врезалась плечом в стенд и только после этого обернулась. Координатор шагнул вперед и помог ей удержать на месте раскачавшуюся доску.

– Скажите, какой именно ребенок пропал? – спросила Вероника, желая как-то оправдать свое шатание по этажу.

– Вот этот, – указал Координатор.

Сердце Ники так и затрепетало. Случайно ли, что фотография пропавшего мальчика была именно на ТОМ стенде.

– Виктор Ерофеев, – вслух прочитала Вероника и задумалась: где она слышала эту фамилию? Кажется, когда она училась в седьмом классе, на торжественном митинге в честь очередной октябрьской годовщины в их школе выступал «сам товарищ Ерофеев». Что ж, все сходится, Координатор упоминал вчера, что отец мальчика родом из этого города и здесь начинал свою партийную карьеру.

– Вы говорили, что он учился где-то в Европе, – впервые Вероника разговаривала с Координатором так уверенно, почти на равных. – А почему его вдруг привезли в Россию?

Координатор замешкался на минуту, но потом махнул рукой:

– Ладно, все равно вам придется давать подписку о неразглашении. Мальчонка учился в Лондоне, где жил вместе со своей мамой. Только не сложилось у него там с учебой. За год поменял три школы. Знания нулевые. Одним словом, не тянул.

– Он что, умственно отсталый?

– Ну, зачем же сразу ярлыки навешивать? – даже покраснел от досады Координатор. – Нормальный мальчишка, живой, любознательный. Просто слегка тугодум. Абстрактное мышление развито слабовато. Английским на бытовом уровне владеет замечательно, а на уроке – впадает в ступор. К тому же – и это совсем уж строго между нами – мальчик родился с пороком сердца. Организм тратит большие усилия на сохранение здоровья, а на умственную деятельность силенок остается совсем мало.

Вероника посмотрела еще раз на фотографию худенького мальчика с острым носиком и большими невеселыми глазенками, – и озноб пробежал по спине. Координатор это заметил.

– Ну-ну, Вероника Сергеевна, ерунду себе не воображайте! – сказал почти грубо. – Мальчику вполне могло стать плохо от потрясения, но предположение вашей подруги о том, что его тело якобы закопали на школьном дворе, мягко говоря, дилетантское.

Озноб сменился невероятным жаром во всем теле. Стараясь не слишком выдать свое потрясение, Вероника процедила:

– Вы бы лучше не нам прослушку устраивали, а за своими детишками по ночам наблюдали.

– Виноват, Вероника Сергеевна, но такой вариант был наиболее удобен. Мне хотелось услышать ваши непосредственные воспоминания, а не их суррогат. А что касается детей: моя вина. Знал бы, что такое произойдет, – сам бы по ночам дежурил под дверью второго этажа. Но думал: Витюшку не тронут.

– Вы еще говорили, что проход между корпусами охраняется по ночам. Снова подкуп охранников, да?

– Нет, Вероника Сергеевна, скорее – стечение обстоятельств. В декабре температура воздуха скакала, как безумная, в городке началась эпидемия гриппа. Конечно, наша школа – замкнутая система, но охранники-то – местные парни, в свободное от работы время шляются где ни попадя. Вот и начали один за другим выходить из строя, а новых, как вы понимаете, без долгих проверок и согласований на работу не возьмешь. К середине декабря у меня ребят хватало только на то, чтобы охранять периметр школы. Камер в корпусах нет – сами родители не пожелали, чтобы жизнь их отпрысков фиксировалась на пленку. Да и зачем, если в здание не может войти посторонний? А код замка эти юные прохвосты знают лучше, чем таблицу умножения, сколько ни меняй.

– А почему вы думали, что мальчика минует обряд посвящения?

– Ну, не могли же они не видеть, что мальчик болезненный, как говорится, еле-еле душа в теле. – Координатор с досадой рубанул кулаком воздух. – А потом, Вероника Сергеевна, раз уж у нас с вами пошла такая откровенность, скажу: отец Вити даже для нашего заведения оч-чень крупная шишка. Намекну также, что Ерофеев-старший собирается заявить о себе на следующих президентских выборах. Конечно, пока только заявить, но... Кстати, вот вам еще одна причина, почему он начал понемногу перевозить семейство на родину. Рядовой избиратель, знаете ли, не любит семей за границей.

– Понимаю, – кивнула Вероника. – А у Вити в классе были друзья?

– Вот этот. – Координатор ткнул пальцем в фотографию белобрысого мальчишки с живыми и шаловливыми глазенками. – Майкл Майлингарт, сын американского консула. И тоже учится у нас первый год. Знал ведь, постреленок, что его другу предстоит посвящение, так хоть бы нашептал кому из взрослых!

– Может, и не знал...

– Знал. Перед ночью посвящения они как раз весь день провели вместе. За Майклом приехала его мать, она впервые в России, сына не видела с лета. Майкла, так сказать, отпустили в увольнительную, а он и друга своего отпросил за компанию. Наверняка Витя поделился с ним тем, что его ждет ночью.

– А сам Майкл что говорит?

– Говорит, естественно, что ничего не знал. Вы поймите правильно наше положение, Вероника Сергеевна: мы ведь не можем прямо объявить, что Витя пропал. Приходится выспрашивать очень аккуратно, косвенно...

– Что?! – закричала Вероника. – Пропал сын едва ли не нашего будущего президента, а вы эту историю просто засекретили? Поверить не могу!

Координатор усмехнулся.

– Да уж не сомневайтесь, Вероника Сергеевна, мальчика такие силы ищут, что весь мир в состоянии перевернуть. Сами уж в этом убедились. А что касается секретности – это требование отца мальчика. Не нужна ему такая реклама. А потом, вообразите, какой вой начнется в этом городишке, где многие еще помнят таинственное исчезновение девочки четверть века назад. Так что нам пришлось срочно распустить школьников на каникулы под предлогом эпидемии гриппа и взять подписку о неразглашении со всех, включая тех остолопов из пятого класса, что участвовали в посвящении Вити. А теперь, Вероника Сергеевна, прошу следовать за мной на третий этаж, в столовую.

– Когда вы нас отпустите? – спросила Ника на лестнице. – Вы же все, что можно, вчера от нас услышали! При всем нашем желании мы не сможем рассказать большего. Разве что начнутся ложные воспоминания. Вам ведь это не надо, верно?

– Это вам не надо, – мягко уточнил Координатор. – Пока вы все правильно делаете, и советую вам не сходить с этого доброго пути. Четырнадцатого января возобновятся занятия в школе, и будьте уверены: к тому времени вы все разъедетесь по своим домам. А пока уж потерпите и позвольте нам решать, нужны вы или нет.

– Могу я хотя бы позвонить домой?

– Погодите несколько дней, Вероника Сергеевна, – досадливо произнес Координатор. – Сейчас мы находимся, так сказать, в эпицентре нашего эксперимента, и не надо перебивать его всякими звонками.

– Да какого эксперимента, черт возьми! Неужели вы в самом деле думаете...

– Вас подруги уже заждались, – бесцеремонно оборвал ее Координатор. – Вон они, в холле перед столовой. Идите.

– Вероничка, слава богу! – бросилась к ней Сашка. – Мы уже думали, что эти дьяволы утащили тебя куда-то, и ты там отдуваешься за нас троих! Когда же они собираются расспросить нас о том, что мы сумели вспомнить?

– Тише, тише, Сашка, – торопливо проговорила Вероника и тревожно огляделась по сторонам. – Им не нужно нас расспрашивать ни о чем! Они просто вчера записали весь наш разговор.

– Черт! – с горечью выдохнула Юлия. – Можно же было догадаться! Что мы там вчера наболтали?

– Ничего мы не наболтали! Просто рассказали все, что помним о Стаське, о том вечере. И очень хорошо, что они все слышали.

– Может, нас теперь отпустят на все четыре? – робко предположила Сашка.

– Я не знаю. Пойдемте лучше завтракать. Этот тип сказал, что к середине января нас точно отпустят.

Получив четкий временной ориентир, Вероника почувствовала себя немного уверенней. И даже с аппетитом позавтракала в уютной столовой. Вызванный из отпуска местный повар оказался просто кудесником.

Когда завтрак подходил к концу, снова появился Координатор.

– Доброе утро, девочки! – бодро поздоровался он. – После завтрака всех прошу пройти в учительскую. Она находится на прежнем месте.

– Господи, что им еще от нас надо? – бледнея, прошептала Сашка.

Вероника под столом тихонько сжала ее руку:

– Не трусь, ничего они с нами не сделают.

– Да я эту учительскую и так без дрожи в коленках никогда видеть не могла. Будто чувствовала, что когда-нибудь снова придется там побывать.

Не сговариваясь, они встали и гуськом потянулись в сторону учительской. Вероника шла первой – сегодня она явно была лидером в их небольшой группе.

Она распахнула дверь и сразу увидела незнакомца, стоящего у окна. По тому, как резко обернулся к ним мужчина, как тревожно впился глазами в их лица, она как-то сразу догадалась: он такой же пленник здесь, как и они. Мужчина показался ей смутно знаком.

– Александр Сергеевич! – воскликнула, едва ступив на порог, Сашка.

Мужчина мельком глянул на нее и снова вперился взглядом в приоткрытую дверь. Он словно бы ждал кого-то другого, не их. Замыкающая Алия, проследив за направлением его взгляда, пожала плечами и осторожно прикрыла за собой дверь. Только тогда мужчина словно вышел из оцепенения и обратил свой взгляд на женщин. Годы не слишком изменили его, только поредели некогда густые волосы да чуть отяжелела фигура. Исчезли потешные усики, но он по-прежнему носил круглые очочки на самом кончике носа.

– Александр Сергеевич, вы нас не узнаете? – спросила Сашка.

Мужчина снял очки и улыбнулся ей:

– Как можно не узнать вас, Саша Афанасьева, когда ваша удивительная доброта всегда бежит на километр впереди вас? И вас я помню. – Он повернулся к Юлии. – Вам по вашим знаниям и способностям уже тогда стоило учиться не в седьмом классе, а на втором курсе университета, и я, признаться, всегда робел, когда вел урок в вашем присутствии. И вы, – это уже к Алии, – нежный цветочек Востока. Вот только вас, – он виновато сощурился в сторону Вероники, – я что-то не припоминаю в числе моих учеников.

– Я училась у вас всего год, – сказала Вероника. – Даже меньше года. Но вас я помню.

– Что теперь связывает вас с этой школой? – осторожно спросил мужчина. – Тут ведь, я слышал, большие перемены произошли? Здесь учатся ваши дети?

– Нет, Александр Сергеевич, не учатся, – сказала Юлия. – Думаю, и мы, и вы оказались здесь по одной причине. Как они вас сюда заманили?

– Да я, собственно, сам примчался сюда на всех парах, – растерянно произнес учитель, и оправа очков опасно захрустела в его руках. – На рассвете мне позвонили, сказали, что моя дочь почему-то находится в этом городе, в школе. Без всяких объяснений. Я попытался позвонить ей на сотовый, не дозвонился и тут же выехал сюда. Здесь меня встретил очень вежливый молодой человек и сказал, что с моей дочерью все в порядке, а вот ко мне есть какой-то разговор. Я в полном недоумении...

– У вас есть дочь, Александр Сергеевич? – с неуместным оживлением на лице спросила Сашка. – Как ее зовут?

– Маня... Маша, – пробормотал учитель и зашарил рукой по лацкану пиджака. Сунул пальцы во внутренний карман – и вдруг резко уронил руку вдоль тела. Досадливый румянец выступил на его пухлых щеках.

– В спешке забыл переложить в новый пиджак ее фотографию, – пояснил он свои телодвижения. – Так Маня здесь или нет?

– Вашей дочери здесь точно нет, – заверила его Юлия. – Вам не стоит за нее волноваться. Это связано со Стасей Борской. Вы ведь помните Стасю?

Бывший учитель географии вздрогнул. Большое, гладко выбритое лицо покрылось испариной, и он медленно проговорил:

– Можно ли забыть Стасю? Да, теперь я вспомнил, что вас объединяет: вы четверо были с ней в школе в тот вечер, когда она пропала. Неужели вы, девочки, спустя двадцать пять лет, собрались вместе и пытаетесь найти причину ее исчезновения?

– Не мы пытаемся, – мягко поправила его Сашка.

Вероника сидела как на иголках. Ее совсем не интересовало, как ее приятельницы станут объяснять новоприбывшему причину его похищения и как он отреагирует на это известие. Ей хотелось одного: как можно скорее позвонить домой, любым способом. Услышать голоса детей, узнать от няни, что с ними все нормально. Иначе она просто умрет от беспокойства.

Женщина посмотрела по сторонам. Их беседу наверняка записывают, но вот вопрос: есть ли здесь камеры? На стенах никаких посторонних глазков не наблюдается. Она схватила со стола забытую кем-то ручку, оторвала листок бумаги для записей и торопливо написала: «Александр Сергеевич, пожалуйста, одолжите мне на пять минут ваш мобильный».

Она перегнулась через стол и вложила записку в ладонь бывшего учителя. Тот развернул, вперился в текст невидящим взглядом. Наверное, с третьей попытки он все-таки понял, о чем его просят, потому что достал из кармана телефон и вытянул вперед ладонь, видимо не совсем соображая, кому он должен его дать. Вероника молниеносно сгребла аппарат и сунула его в карман.

– Вероника, ты что? – напряглась Юлия.

Женщина прижала палец к губам и впилась в Юлию бешеным взглядом. Потом громко сказала:

– Извините, мне нужно выйти.

И пулей вылетела из кабинета. Зал был пуст. Воровато оглядевшись, Вероника бросилась к лестнице, заскочила в туалет и надежно закрыла за собой дверь кабинки. Пусть теперь попробуют ее отсюда выкурить. Дрожа всем телом, путаясь в чужом аппарате, она все-таки набрала международный код, а потом номер телефона виллы.

Через минуту, в течение которой Вероника чуть не лишилась чувств от волнения, задыхающийся голос няни прокричал в трубку:

– Слушаю, говорите!

– Анна Марковна, это я! – выдохнула Вероника. – С детьми все в порядке?

– Господи, Вероника Сергеевна! – Няня уже не кричала, а просто вопила. – Да какое ж счастье, что вы позвонили! Я просто с ума схожу, не соображу, что делать!

– Что случилось?! – похолодела Вероника. Тело ее непроизвольно дернулось, словно собираясь пешком бежать к далекому дому.

– Славика забрали в больницу! – затараторила няня. – Вчера вечером он стал весь красный, температура скакнула аж до сорока. Я пыталась дозвониться вам или Андрею Петровичу. Здесь ведь на чужбине по 03 не позвонишь. Хорошо еще, мне помогла одна знакомая, она тоже в семье работает и язык местный хорошо знает. Она и позвонила куда следует, направила ко мне службу. Они приехали и Славика куда-то забрали...

– Куда? Они сказали – куда?!

– Да говорили они что-то, говорили, вот только я ни словечка не поняла! – задохнулась волнением няня. – Только знаю, что у него какую-то заразную болезнь нашли. Потому что эти санитары собрали его постельное белье, вещи, что у кроватки на тумбочке стояли, в мешок все посовали и комнату какой-то дрянью обрызгали. Сегодня вот снова являлись, температуру мне мерили, давление, лопотали по-своему. Думала, с собой утащат. Хотя хорошо бы, может, со Славиком вместе бы положили...

– А где же Зина? Где Андрей Петрович?! Вы что, совсем одна там, что ли?

– Так одна, – вроде даже удивилась нянька. – Андрей Петрович уехали два дня назад и малышку с собой увезли. Телефоны их не отвечают, в отключке. Господи, Вероника Сергеевна, я одинешенька здесь, в панике, в тоске! Мне без вас и на родину не вернуться! Приезжайте, миленькая, куда же вы все подевались!

– Подождите, Анна Марковна, объясните мне, как Славик мог подхватить инфекцию? Для этого как минимум нужно с кем-то контактировать. Разве дети не сидели все время на вилле?

Нянька задумалась на секунду, потом завопила в трубку с новой силой:

– Так не все время, Вероника Сергеевна, не все! Андрей Петрович их в гости водили. Как раз перед самым отъездом! В столицу они вместе ездили! – Столицей няня почему-то называла Канны. – Зиночка и Славик рассказывали, что они там играли с другими русскими детками, и очень были довольны. Вероника Сергеевна, что мне делать, если из дома погонят? Я ведь тут не хозяйка.

– Успокойтесь, Анна Марковна, никто вас никуда не погонит, вы живете на законных основаниях, – оборвала ее вопли Вероника. – Деньги возьмите в столе в моей спальне. Если почувствуете себя плохо, не занимайтесь самолечением, а вызывайте врачей. Я скоро приеду и... все будет нормально, – упав духом, все-таки сумела договорить она.

– Ой, ради Христа, приезжайте скорее, пока я тут совсем не чокнулась!

Вероника отключилась, не дослушав. Повертела телефончик в руках. Больше звонить было некому. Телефоны мужа и дочки отключены, сказала нянька. Шатаясь, как пьяная, Вероника выбралась из кабинки и присела на широкий подоконник. Она пыталась осознать размер беды.

Если дети подхватили заразу в гостях, то наверняка Зиночка тоже больна. Она слабенькая, худющая, любая болячка так и липнет к ней. А муж никогда не замечает детские хворобы, считает их блажью, капризами. Его самого так воспитывал отец, и теперь Андрей безмерно благодарен за это покойному родителю, считает, что именно он закалил в нем характер и сделал неуязвимым для всяких болезней. Потому что все болезни – от неправильного воспитания. А это значит, что к врачу он не обратится, пока Зина не свалится в обморок на его глазах.

Зачем вообще он увез ее? Вероника старалась никогда не разлучать детей. Пусть у них с детства вырабатывается настоящая братская спайка, а главное – чтобы не возникала ревность, мысли о том, что кого-то родители любят больше. Ника была единственным ребенком в семье, но хорошо знала, какие проблемы возникают порой между детьми в многодетных семьях.

То, что телефоны у обоих были отключены, не вызывало у Вероники особого удивления. Это был обычный прием мужа: когда он чувствовал себя обиженным, немедленно отключал телефон, отрезая ей пути к примирению и оправданию. Вероника подозревала, что для деловых разговоров – а может, и не только деловых – у него имелся резервный аппарат. Что ж, до мужа не дозвониться, да и надежды особой на него нет. Теперь она могла надеяться только на себя.

Ника лишь на мгновение забежала в учительскую, вернула телефон, снова выбежала, не объясняя причины. И отправилась на поиски Координатора. Она даже представить не могла, где он может находиться и есть ли у него в этой школе какое-то постоянное пристанище. Сейчас он, возможно, занят тем, что прослушивает разговор бывших учениц с их бывшим учителем, фиксирует каждое слово, ищет, кого бы еще привлечь в качестве новых подозреваемых. Но ей плевать на его занятия. У нее нет ни минутки лишней.

Вероника ураганом промчалась по этажу. Подбежала к первой же двери и дернула ее на себя. Дверь не поддалась. Женщина повторила попытку со следующей, вложив в рывок все свое отчаянное нетерпение. Дверь выгнулась, цокнула явно травмированным этим натиском замком, но все-таки не уступила.

– Вероника Сергеевна! – услышала она голос за спиной. – Что это за лихорадочная активность?!

– Слава богу! – выдохнула она, поворачиваясь. Координатор стоял шагах в пяти за ее спиной, покачивался на каблуках с делано изумленным видом. – Мне надо с вами срочно поговорить.

– Хорошо, идемте.

Он распахнул перед ней дверь и галантно посторонился, пропуская вперед. Вероника смутно помнила, что прежде здесь находился кабинет истории. Теперь все изменилось, половину помещения занимал настоящий зимний сад, под сводами растений стояли столики, угол занял вроде как буфет с чайником и микроволновкой. Противоположный угол занимал домашний кинотеатр и несколько уютных диванов.

– Комната отдыха для учителей, – пояснил Координатор, взмахом руки предлагая Веронике выбрать место. – Если скучно вечером сидеть в своей комнате – можно собраться здесь, попить чайку. Заказать вкусненькое из столовой, если, конечно, повара еще не разошлись. Удобно, правда?

Вероника кивнула и постаралась проглотить тугой комок, перекрывший горло.