Текст книги "Веретено Судьбы (сборник)"

– Простите, – прошептала Ванда, тронув Иржи за плечо.

– У нас еще будет время для исповедей, – сказала он, не поворачиваясь. – А сейчас нам пора. Тормоза у вашей машины исправны?

– Да.

– Прекрасно. Возьмите под сиденьем сверток. Переоденьтесь. Нужно, чтобы все было правдоподобно, – сказал он и завел мотор.

Машина выехала на дорогу. Ванде было ужасно неудобно стягивать с себя подвенечный наряд. Иржи поглядывал на нее в зеркало и улыбался. Ему нравилось рассерженное лицо Ванды, к которому прилипли пряди волос. Нравилось ее смущение от того, что посторонний человек видит ее обнаженное тело. Нравились ее смешные, неуклюжие движения и недовольное сопение. С каждой минутой он все больше убеждался в правильности принятого решения. Когда-нибудь Ванда узнает, что не он спасал ее от Сандреллы, а она его спасала.

Ванда завершила переодевание, когда машина пересекла виртуальную пограничную зону, разделяющую страны Евросоюза.

– Вы успели вовремя, – похвалил ее Иржи. – Через несколько километров у нас откажут тормоза. Наша машина столкнется с бензовозом, – он прибавил скорость. – Никто не уцелеет. В газетах появится статья об ужасной трагедии, в которой погибли молодожены. Правду будем знать только мы с вами, – Иржи подмигнул Ванде. – Боитесь?

– Нет, – ответила она. – Думаю, вы заранее все продумали. Иначе бы в вашем голосе не было столько уверенности. Одно мне непонятно, как мы попадем на этот остров?

– На вертолете, – сказал он. – В полночь нас будут ждать в условленном месте мои друзья. Правда, добираться туда нам придется пешком.

– Я с удовольствием разомнусь, – улыбнулась Ванда.

Иржи затормозил. Велел ей выйти. Вышел сам. Подтолкнул машину. Она медленно поехала вниз с горы. Иржи взял Ванду за руку, повел за собой в гору. Они сделали несколько шагов. Остановились, услышав скрежет тормозов и сильный взрыв. В небо взметнулось пламя.

– Бежим, – приказал Иржи. – Нас никто не должен видеть. Прячьтесь за деревьями.

Только теперь Ванда поняла, зачем Иржи приказал ей нарядиться в это странное тряпье цвета хаки.

– Мы с вами – главные герои боевика, – проговорила Ванда, когда они спрятались в зарослях кустарника.

– Все намного проще, – сказал Иржи, глядя мимо нее. – Мы – два безумца, решившие начать жизнь заново. Просто для того, чтобы вырваться из замкнутого круга привычного существования, нам пришлось разорвать его. Спасибо вам.

– За что? – искренне удивилась Ванда.

– Вы, моя польская пани, сами того не подозревая, подтолкнули меня к точке возврата, после которой начинаются необратимые процессы. Назад дороги нет. Есть только вперед.

Он поднялся, протянул ей руку ладонью вверх. Она положила на нее свою, подумав о том, что все происходит так, как нужно.

– Теперь, когда мы остались одни, без свидетелей, можно обсудить все детали нашего контракта, – сказала Сандрелла, усаживаясь в алое кресло невесты.

Джани сел напротив, в кресло жениха. Закинул ногу на ногу, побарабанил пальцами по столу, посмотрел на Сандреллу с неприязнью. Они вновь были злейшими врагами. Представление закончилось. Сандрелла помогла Джани избавиться от Ванды. Теперь он должен выполнить ее требования. Они могут быть любыми. Джани положил руки на колено.

– Ну, Сандрелла, я жду, – сказал он, буравя ее взглядом. Он знал, что она потребует у него права на владение Виллой-Паджио-алле-Мура.

Сандрелла поднялась, посмотрела на него с улыбкой. Он встал, зачем-то пригладил свои непослушные, торчавшие в разные стороны волосы. Сандрелла порывисто обняла его, поцеловала в губы. Джани был готов ко всему, только не к этому.

– Неужели я ей нравлюсь? – сердце подпрыгнуло вверх. Волна восторга захлестнула с головой. – Я пропал, пропал, – подумал Джани. – Нет, не пропал, а победил. Ведь если я ей нравлюсь, то…

Сандрелла с такой силой оттолкнула его, что он отрезвел.

– Разве эта женщина способна на любовь? – увидев ее искаженное злобой лицо, подумал он. – Я – безумец.

– Ты уже размечтался, как нам будет здорово вместе? Да, Берлуваджи? – он кивнул. Отнекиваться было бесполезно. Она видела блаженно-сладостное выражение его лица. Она торжествовала. Она смеялась над ним.

– Я убила тебя, Берлуваджи. Убила наповал, – она взяла его за лацканы пиджака. – Я еще раз убедилась в том, что все мужчины одинаковые. Все. Стоит их поманить ласковым взглядом, нежным словом, сладким поцелуем, и… они сразу же начинают мечтать о теплом гнездышке.

Джани хотел возразить, но Сандрелла не позволила ему открыть рта. Она крикнула:

– Я не желаю никого слушать! Я – вдова Робертино Маури, мне должна принадлежать вся Тоскана. Поэтому ты должен отказаться от своих владений и передать их мне. Принесите документы.

Сандрелла села в кресло. Джани сел напротив. Хотелось поскорее покончить со всеми формальностями и уехать.

– Прочти и подпиши, – приказала Сандрелла, когда секретарь положил перед Джани бумаги.

– Ты лишаешь меня всего, – покачал он головой, изучив документы.

– Я оставляю тебе главное – твою жизнь, – улыбнулась она.

Джани поставил свою подпись. Протянул бумаги Сандрелле.

– Моя мечта сбылась! – воскликнула она.

– Могу я поцеловать вас на прощание? – спросил Джани, зная, каким будет ответ Сандреллы. Не ошибся. Она подалась вперед, проговорила нежнейшим голосочком:

– Можешь получить пулю в лоб, если задержишься здесь еще на минуту.

– Чао, синьора, – Джани поклонился и быстро пошел прочь. На душе было скверно. Он только что отказался от фамильного замка. Несколько поколений Берлуваджи возделывали эту землю. Им принадлежали лучшие виноградники и оливковые рощи.

Джани чертыхнулся. Мысль о том, что одно из красивейших архитектурных сооружений Тосканы Вилла-Паджио-алле-Мура теперь будет принадлежать Сандрелле Маури, больно ударила в солнечное сплетение. Джани остановился, перевел дух. Было поздно жалеть о содеянном. Да, он, Джани Берлуваджи, предал всех. Это скверно, но не смертельно. Угрызения совести скоро пройдут. Он не склонен к долгому самобичеванию.

Джани остановился у ворот, посмотрел на старинное здание Виллы-Гарцони, обхватил голову руками, простонал:

– Мне так тошно от того, что я впервые предал не женщину, а память… Да, да, я предал память своих предков ради того, чтобы обладать женщиной. Стоит ли она этого? Скорее всего, нет, если поцелуй Сандреллы заставил меня забыть обо всем на свете. Какая глупая штука жизнь, особенно когда принадлежит глупцу…

Глория сидела на берегу моря и смотрела вдаль. Туда, где океан сливается с небом, где рождается новый день. Больше месяца они с Маури жили на острове Лакемба. Все это время Глорию не покидало странное чувство тревоги. По ночам ей снились улочки Кракова. Снились крокусы и маргаритки, выросшие в палисадниках. Глория не предполагала, что так сильно будет тосковать по Европе. Здесь, в царственном безмолвии, ей не хватало городского шума, который прежде выводил ее из состояния равновесия. Глория любила остров какой-то избирательной любовью. Она боялась признаться Рикардо в этом. Боялась разрушить иллюзию счастья, которой были окутаны их отношения. Глория видела, как изменяется Рикардо. Он, словно цветок, пробившийся через земную толщу, тянется к свету ее любви. Она не имела права совершать необдуманные поступки, поэтому она так много думала.

– Тоскуешь по Европе?

Глория вздрогнула. Она давно хотела услышать этот голос. Знала, что однажды случится чудо, и…

– Вацлав… – повернув голову, прошептала она. – Вацлав…

– Удивлена? – он сел рядом на песок.

– Нет, – призналась она. – Я знала, что наша с Маури безмятежность не безгранична. У нее есть свой предел от рассвета до заката.

– Ты изменилась, – сказал Вацлав, внимательно разглядывая Глорию.

– Я изменилась благодаря вам, пан Крайновский, – сказала она, приподняв вверх подбородок. – Зачем вы здесь?

– Соскучился, – ответил он. Она отвернулась. Сил не было видеть его так близко. Сил не было сдерживать свой порыв. Хотелось броситься ему на шею, прижаться к груди и затихнуть. Лучше не смотреть на него. Лучше говорить о другом, о другой…

– Скажи, ты все придумал про Гелену?

– Не все, – ответил он с улыбкой. – Правда, теперь я сам запутался, и не могу точно сказать, где истина, где ложь. Я свыкся с этой сказкой. Я благодарен ей за то, что она подарила мне польскую пани по имени… Глория Мировска.

– А ты подарил ее другому, – проговорила Глория, резко повернувшись к нему. В глазах столько злости, что Вацлаву стало холодно.

– Не сердись, – попросил он, взяв ее за руки. – Не сердись, пожалуйста. Я не мог поступить иначе…

Он не имел права посвящать Глорию во все хитросплетения своей жизни. Он не мог рассказать ей обо всех несбывшихся мечтах и неудачах, постигших его. О том, что он – плохой компаньон для юной барышни, у которой впереди долгая, интересная жизнь. В том, что у Глории будет долгая, интересная жизнь, он не сомневался. Вацлав должен был убедить Глорию в неизбежности всего произошедшего. Но он не знал с чего начать. В душе проснулось чувство сострадания. Захотелось прижать Глорию к груди, утешить. Но он не имел на это права. Она могла по-иному расценить его отеческий жест. Вацлав поднялся.

– Где Рикардо?

– Рыбачит, – ответила Глория, отвернувшись.

– Ты его любишь? Да?

Глория медленно повернула голову, посмотрела на Вацлава, улыбнулась:

– Вы желаете услышать правду?

– Ты его не любишь, – Вацлав покачал головой. – Это плохо. Очень плохо. Плохо для вас обоих, потому что… – Вацлав вновь опустился на песок, сказал тоном заговорщика:

– Синьора Сандрелла – мать Рикардо решила, что ты хочешь завладеть их состоянием. Она считает, что ты соблазнила Маури, чтобы отомстить ей за своего отца Джани Берлуваджи…

– Что за бред? – воскликнула Глория. Поднялась. – Я не видела отца так давно, что забыла его лицо. Он здесь ни при чем. Меня заманили на остров Шуазель вы, Вацлав Крайновсий. Вы толкнули меня в объятия к Рикардо. Вы втянули меня в какую-то чудовищную игру под названием вендетта, которую затеяла Сандрелла. Из-за вас я бросила дом, друзей, родных, стала островитянкой, изнывающей от тоски.

– Ох уж эти женщины, – рассмеялся Вацлав. – Они изнывают от безделья, – он поднялся. – Найдите себе дело, милочка моя. Плетите корзины. Ловите рыбу, сажайте цветы. Выучите язык туземцев. Пойте песни. Родите ребенка.

– Что? – Глория побледнела.

– Да, да, рождение ребенка – самое лучшее лекарство от скуки, – сказал Вацлав. – Когда появится малыш…

Глория не дослушала. Она побежала к воде. Нырнула в набежавшую волну, поплыла.

– Не заплывайте далеко, скоро начнется отлив! – крикнул Вацлав. Пошел вдоль берега. Он давно заметил Рикардо, стоящего за деревьями.

– Я ждал тебя, Вацлав, – пожав его руку, сказал Рикардо. – Как дела? Нас ищут?

– Пока нет, – улыбнулся Вацлав. – Сандрелле не до вас. Она вышла замуж за Джани Берлуваджи.

– Ты шутишь? – воскликнул Рикардо.

– Нет, мой дорогой. Я был свидетелем на церемонии. К счастью, убивать никого не пришлось. Пистолет дал осечку. Разбиты три вазы.

Рикардо рассмеялся:

– Синьора Сандрелла себе не изменяет. Думаю, весь этот фарс был устроен совсем по иному поводу. Она, наверняка, одурачила Берлуваджи, а заодно устранила всех нас. Тоскана теперь полностью принадлежит ей, Сандрелле Робертино Маури. Я – единственный прямой наследник. Теперь я…

– Ты не думал обзавестись детьми? – спросил его Вацлав так, словно это был главный вопрос, ради которого он затеял этот разговор.

– Нет, – Рикардо ответил слишком резко. Глаза заблестели. Лицо побагровело.

– Какие-то проблемы? – Вацлав хотел обнять его за плечи. Рикардо отстранился. Сказал, глядя исподлобья:

– Самая большая наша проблема, синьора Сандрелла. Она заставляет нас ненавидеть друг друга. Я устал играть роль палача.

– Ты влюбился! – воскликнул Вацлав. – Я рад за тебя, сынок. Глория немного диковата, но со временем это пройдет. Думаю, вам нужно слетать в Европу. Мне кажется, она заскучала здесь.

– Заскучала, – подтвердил Рикардо, глядя на вышедшую из воды Глорию. Она отжала волосы, помахала рукой, подходить не стала.

– Завтра я пришлю за вами лодку, – сказал Вацлав. Пожал Рикардо руку, ушел.

– Что ему было нужно? – спросила Глория, когда Рикардо подошел к ней.

– Он хочет, чтобы мы ненадолго слетали в Краков, – поцеловав ее в щеку, ответил он.

– В Краков! – Глория прижала ладони к груди. – О, Рикардо, как это чудесно. Я не решалась тебе сказать, что соскучилась по маме. Как думаешь, наше путешествие будет безопасным?

– Да, – улыбнулся он, – иначе я бы тебя ни за что не отпустил.

Глория прижалась к нему, прошептала:

– Завтра на рассвете мы покинем остров и…

– Перенесемся в мир контрастов, чтобы понять, что же нам на самом деле нужно, – договорил за нее Рикардо.

– Что же нам на самом деле нужно, – повторила она.

Глория и Рикардо проснулись с первыми лучами солнца. Лодка уже ждала их в условленном месте. Рикардо подал Глории сумку, оттолкнул лодку от берега.

– Я останусь здесь, – ответил он на ее немой вопрос, застывший в широко раскрытых глазах. – Так будет лучше. Так будет правильней. Мне нечего делать та-а-м, – он махнул рукой, улыбнулся. – Мое место здесь. Лакемба – мой дом. Станет ли он твоим? Покажет время.

Туземец налег на весла.

– Я вернусь! – крикнула Глория.

– Он не станет воспринимать твои слова всерьез, чтобы потом, когда ты его забудешь, не тосковать по тебе, – сказал туземец, не поворачивая головы.

– Откуда ты знаешь? – спросила Глория, обескураженная этим откровением.

– Чувствую, – ответил он, посмотрев ей в глаза. Глория не выдержала его взгляда. Он был слишком пристальным, слишком осуждающим, слишком всезнающим, словно все мысли и чувства Глории были известны этому человеку.

– Тебя ждут большие испытания там, на материке, – сказал туземец и отвернулся. – Тебе будет очень-очень одиноко и страшно. Но ничего изменить нельзя. Ты должна пройти этот нелегкий путь. Только так ты поймешь, что такое настоящее счастье, настоящая любовь. Только так ты обретешь их.

– Ты можешь мне объяснить, зачем меня вырвали из привычного мира и привезли сюда, на остров? – спросила Глория, наблюдая за ловкими движениями туземца. – Зачем я должна проходить через испытания, страдания и боль?

– Ис-пы-та-ния – это удел всех людей, – ответил туземец. Повернул голову, подмигнул Глории. – Тебе повезло. Ты увидела другой мир. Более совершенный, более прекрасный, более чистый. Этот удивительный мир может стать твоим. Помни, Маури будет ждать тебя много-много лун. А ты будешь думать много-много ночей, чтобы… – он не договорил.

Лодка уткнулась в причал. Глорию окружили островитяне. Они надели ей на шею гирлянду из разноцветных цветов, затянули свою любимую песню.

До последней минуты Глория надеялась, что Маури войдет в самолет, сядет рядом. У нее сразу станет светлее на душе, потому что все будет по-старому. Правда, Глория сама не знала, хочет ли она, чтобы все было по-старому. Хочет ли она быть вместе с Рикардо, делить с ним радости и печали, жить в любви и согласии. Очарование, внезапно нахлынувшее на нее, так же внезапно исчезло. Солнышко спряталось за тучи. Предчувствие грозы пугало Глорию. Ей нужно было с кем-то поделиться своими переживаниями. Здесь на острове было не с кем. Поэтому она летит в Краков, к маме. Она поймет, поддержит, поможет принять верное решение…

Еще издали Глории показалось, что дом заброшен. Сердце екнуло. Она ускорила шаг. Так и есть: палисадник зарос травой. Почтовый ящик переполнен. Глория вошла в дом. Было не похоже, что пани Ванда собиралась надолго уезжать. На столе хлеб. На плите кастрюля с супом. На журнальном столике раскрытая записная книжка. Глория заглянула в нее. Прочла последнюю запись, сделанную ровным почерком матери.

«Подстричь газон. Навестить Аманду. Записаться к парикмахеру». Посмотрела на дату. Восемнадцатое мая. А сегодня уже десятое июня.

Глория пошла в гараж. Машины нет. Позвонила Аманде.

– Привет, – сказала как можно нежнее.

– Глория! Лори, дорогая, как я рада тебя слышать! – обрадовалась Аманда. – Ты уже сдала все экзамены? Надеюсь все на отлично? Мы с Вандой за тебя держали кулачки. Мы знали, что ты у нас умница. Когда приедешь? Мы тебя ждем.

– Мама у тебя? – спросила Глория, не очень доверяя Аманде.

– Была, – ответила Аманда. – Уехала пару минут назад. Она привезла мне ландыши и мой любимый малиновый мусс. Когда ты приедешь?

– Завтра, – ответила Глория.

– Буду ждать, – пропела Аманда. Раздались короткие гудки.

Глория повесила трубку. Села в кресло. Решила, если Аманда сказала правду, то Ванда приедет домой через пару часов. Если нет, нужно будет что-то предпринимать. Что? Глория пока не знала. Она устала после долгого перелета и плохо соображала. Не было сил дойти до дивана. Глория уснула в кресле возле телефона.

Ей привиделся странный сон, главной героиней которого была пани Ванда. Она поливала стреловидные цветы и пела песню туземцев про дивный остров любви, на который ей посчастливилось попасть.

– Не думайте, что я умерла, – шепнула Ванда, нагнувшись над цветами. – Скажите Лори, чтобы ждала вестей…

– Мама, где ты? – крикнула Глория и проснулась.

За окном сгустился сумрак. В окно заглядывала луна. Здесь, в Кракове она показалась Глории далекой, чухой, холодной, похожей на кусок льда. Там, на острове Лакемба луна была другой. Она напоминала улыбающееся солнце, прикрывшее свой лик вуалью, чтобы не ослеплять желающих посмотреть ему в глаза. Они с Рикардо не пропустили ни один закат. Они вместе любовались лунными восходами. Они видели, как луна выныривает из пенных волн, как ее светом озаряется горизонт, словно за ним не край океана, а огромный город, в котором разом зажглись все фонари и иллюминация.

Сегодня Глория пропустила лунный восход. А Рикардо? Глория вздохнула. Она знала, что он не станет менять привычный ритм жизни островитянина. А вот ей придется все начинать сначала. Она поднялась, пошла на кухню. Выбросила испорченную еду, вымыла посуду. Распахнула окно, села на подоконник. Посмотрела на холодную луну, спросила:

– Как ты думаешь, он скучает без меня?

– Да, – послышалось в ответ.

Глории показалось, что луна улыбнулась.

– Почему ты остался на острове? – спросил Вацлав, подойдя к хижине, на пороге которой сидел Рикардо.

– Решил вам больше не мешать, – ответил Рикардо, глядя мимо него. – Она должна быть с тобой, а не со мной.

– Я для нее слишком стар, – Вацлав сел рядом, обнял Рикардо за плечи. – Теперь, когда все складывается не так, как предполагалось изначально, я должен открыть тебе тайну.

– Давай лучше помолчим, – предложил Рикардо, наблюдая за луной.

– Ты можешь молчать, мой мальчик. Говорить буду я, – улыбнулся Вацлав. – Мое настоящее имя Антонио Парцелли. Я родом из Тосканы. Мы с Сандреллой росли вместе. Она мечтала стать богатой синьорой. Она была уверена, что когда-нибудь ей будет принадлежать вся Тоскана, а не только маленькая ферма Пьяца, расположенная на самом высоком холме. Сандрелла строила планы. Я их одобрял, поддерживал ее, как мог. Я был уверен, что Сандрелла станет моей женой. Но… – Вацлав усмехнулся. – Сандрелле я был нужен для другого. Я должен был стать отцом ее ребенка…

Рикардо резко повернул голову. В глазах удивление и раздражение одновременно. Вацлав запел неаполитанскую песенку, любимую песню Сандреллы, колыбельную, которой она баюкала маленького Рикардо.

– Я до сих пор обожаю эту безумную сеньору Сандреллу, малышку Синдереллу. Я до сих пор готов ради нее на безрассудства, – сказал он, оборвав песню.

– Ты лжешь, Крайновский, – сказал Рикардо не очень уверенно.

– Я впервые говорю правду, сынок, – глядя в глаза Рикардо, проговорил Вацлав. – Сандрелла сумела убедить бездетного Робертино Маури, что ты – его сын. А мне она приказала исчезнуть. Я стал скитальцем. Каких только имен у меня не было, пока я, наконец-то, не стал Вацлавом Крайновским. Когда умер Робертино Маури, в моей душе вновь зажегся огонек надежды, но… продолжение тебе известно.

– Известно, – сказал Рикардо. – Но мне известно еще кое-что.

– Интересно, – Вацлав оживился.

Рикардо повернул голову к океану, заговорил негромко:

– Перед смертью отец позвал меня к себе, поцеловал, прошептал мне на ухо:

– Рикардо, сынок не верь никому, кто скажет тебе, что ты не сын Маури. Ты – Маури по рождению и по крови. Все мое богатство принадлежит тебе. Тебе, а не Сандрелле. Запомни это…

Тогда меня его слова удивили. Я спросил у матери, что все это значит? Она рассмеялась как-то неправдоподобно, сказала:

– Люди болтают всякое. Я молода, красива, полна сил. От меня сходят с ума сотни мужчин. Многие, не добившись моей благосклонности, пытаются очернить мое доброе имя. Я счастлива, что Робертино не верит ни одной из сплетен. Он умнейший, добрейший, порядочнейший человек. Я любила, люблю и буду любить его одного, – Рикардо повернул голову, посмотрел на Вацлава. – Я выполняю предсмертную волю отца. Я не верю ни одному твоему слову.

– Это твое право, – улыбнулся Вацлав. – Я раскрыл тебе нашу тайну для того, чтобы ты понял, я не стану мешать тебе. Если Глория вернется, я исчезну. Я вновь стану итальянцем со звучным именем Антонио Парцелли. Поселюсь на ферме Пьяца, если Сандрелла не будет против.

– Ты думаешь, Глория вернется? – спросил Рикардо.

– Рикардо, ты прожил на острове Шуазель десять лет, тебе ли не знать ответ на этот вопрос? – улыбнулся Вацлав.

– Я хочу, чтобы она вернулась, – сказал Рикардо, разглядывая лунный диск. – Но одного моего желания мало. Нужно еще и ее желание. Ее стремление ко мне. Только тогда произойдет соединение, единение наших душ.

– Только тогда, – повторил Вацлав, думая о Сандрелле. Он хотел увидеть ее здесь, среди тропической растительности и буйства красок. Он хотел подарить ей бирюзовую прозрачность океана, весь этот безграничный простор, от которого захватывает сердце. Но… у синьоры Сандреллы Маури были другие желания.

Вацлав поднялся, пожал руку Рикардо, пошел к берегу. Отлив был таким сильным, что от острова к острову можно было дойти не замочив ног…

Ванда долго не решалась позвонить в Краков. Не хотелось слушать глухую пустоту телефонного пространства. Иржи считал, что она зря себя изводит, потому что Глория забыла обо всем от счастья. Рикардо Маури красавец. Быть рядом с таким мужчиной – мечта каждой девушки. Ванда не разубеждала его. Не вступала в полемику. Зачем? Достаточно того, что она знает свою дочь. Глория – не любая. Она – особенная, поэтому так неспокойно на сердце у Ванды. Ее переживания, ее предчувствия Иржи не сможет понять. У него никогда не было семьи, детей. Он всю жизнь выполнял чьи-то приказы. Он никого не жалел, не любил, не ценил. Он не знает, что такое пуповина родства, которую невозможно перерезать. А она, Ванда чувствует, что с Глорией происходит что-то неладное. Она знает, что нужна дочери, поэтому ее так тянет домой, в Краков.

Ванда посмотрела на часы. Полночь. Решилась. Набрала номер телефона. На том конце сразу ответили.

– Алло, алло, я вас слушаю, – голос Глории взволнованный. Она ждет, что скажет позвонивший.

– Лори, это я, – сказала Ванда, комок подкатился к горлу. Слезы брызнули из глаз. Ванда не плакала так давно, что испугалась.

– Ма-ма, ма-моч-ка, – голос Глории дрогнул. Она тоже расплакалась. – Мама, где ты? С тобой все в порядке?

– Да-да, – вытирая слезы, проговорила Ванда. – Все хорошо. Я в безопасности. Мне пришлось исчезнуть, чтобы остаться жить. Синьора Сандрелла заставила меня дать Джани Берлуваджи развод, чтобы выйти за него замуж. Ей не нужны лишние наследники и претенденты на несметные богатства, принадлежащие семье Берлуваджи. Если бы не один очень хороший человек, который спас меня, то наша история могла бы закончиться по-иному. Моего спасителя зовут Иржи Лулео. Он увез меня на далекий вулканический остров в Атлантическом океане, – скороговоркой выпалила Ванда. – Некоторые части острова, покрытые лавой, так похожи на марсианскую поверхность, что кажется, мы живем в другом мире.

– Где этот мир? Что это за остров? – воскликнула Глория.

– Это Исландия, – ответила Ванда, хотя Иржи строго-настрого запретил ей говорить об этом по телефону. – Расскажи, как ты? Почему ты вернулась?

– Мне нужно разобраться в своих чувствах, – ответила Глория. – Все чересчур стремительно в наших с Рикардо отношениях, я боюсь, что…

– Ты его не любишь, – выдохнула Ванда.

– Я не знаю, что такое любовь, мама, – призналась Глория. – Какой она должна быть, чтобы потом не терзаться и не мучиться?

– Я тоже об этом думаю, дорогая, – сказала Ванда.

– Когда ты приедешь, мама? – спросила Глория. – Без тебя так пусто в нашем доме.

– Я постараюсь скоро приехать, – прошептала Ванда. Слезы вновь полились по ее щекам. – А ты надолго?

– Не знаю, – ответила Глория. – Я хочу дождаться тебя, мама.

– Ты звонила Аманде?

– Да. Она сказала, что ты была у нее сегодня. А меня она поздравила с успешной сдачей экзаменов, – сказала Глория. Ванда рассмеялась.

– Навести ее, Лори.

– Хорошо. Я съезжу к ней завтра, – пообещала Глория. – Не грусти там на своем Марсе. Я люблю тебя, мамочка.

– И я тебя, дорогая, – проговорила Ванда. На душе стало радостно и легко. Она вышла из комнаты.

– Какое удивительное перевоплощение! Моя грустная, неразговорчивая пани помолодела лет на двадцать. Глаза сияют, щеки разрумянились. Неужели, Краков ответил? – воскликнул Иржи.

– Да. Глория вернулась домой, – сообщила Ванда.

– Тогда, нам нужно ехать туда, – сказал Иржи.

– Ты шутишь? – спросила Ванда растерянно.

– Я говорю совершенно серьезно, моя ясноокая пани. Я же вижу, как здесь, в Исландии ты превращаешься в Ванта-Иокуль.

– Кто это? – испугалась Ванда.

– Это самая большая ледяная равнина, – улыбнулся Иржи.

– Скажи, Иржи, ты тоже здесь скучаешь? – спросила Ванда.

– Да, – признался он. – Я привык к другому ритму жизни. Мне сложно перестраиваться.

– Ты хочешь вернуться к старому? – голос Ванды дрогнул.

–Я хочу вернуться в Европу, – обняв ее, ответил он. – Я хочу вернуться с тобой, в твой дом, если ты не против приютить меня.

– Я не против, – сказала она. – Мне хочется домой, в свой привычный мир.

– Мне кажется, нас тянет обратно та же сила, которая заставляет птиц лететь через моря и горы в то место, где они родились, – проговорил Иржи задумчиво.

– В то место, где они были счастливы и любимы, – добавила Ванда.

Иржи улыбнулся. Он не стал говорить Ванде, что вернуться им разрешила Сандрелла. Она щедро оплатила работу Иржи. Деньги лежат в Швейцарском банке. Он может забрать их в любое время. Он может поселиться там, где захочет. Сандрелла дала Иржи новое задание: присматривать за пани Вандой и ее дочерью, и докладывать обо всех сюрпризах, которые они собираются ей преподнести.

Иржи согласился, зная, что со стороны Ванды сюрпризов не будет. Она – слишком неискушенный во зле человек. Но говорить об этом Сандрелле он не стал. Он сказал ей то, что она желала услышать:

– Пока я жив, никто не посмеет навредить вам, синьора Маури. Можете быть спокойной за свои миллионы.

Сандрелла его похвалила, сказала, что рассчитывает на его преданность и верность. Значит, Иржи в безопасности. В относительной безопасности, потому что в жизни любого человека всегда есть степень риска. Всегда…

Ванда и Глория не могли насмотреться друг на друга, не могли наговориться. Они никогда так надолго не расставались прежде. Хотя обе понимали, что расстаться когда-нибудь придется. Должны же у Глории быть своя семья, свой дом. Ванда надеялась, что дом у Глории будет неподалеку, и она сможет воспитывать внуков. Ей хотелось, чтобы у Глории было много детей. Она знала, Глория станет отличной матерью.

А Глория так устала от перемен, что с удовольствием прожила бы всю жизнь рядом с матерью, в этом небольшом доме на окраине города. Она с радостью сажала бы цветы, слушала мамины наставления, и ни о чем не думала. Но мысли не давали ей покоя. Они закручивались в спираль, создавая причудливые лабиринты, из которых не было выхода.

Безвыходность, безысходность пугали Глорию. Но она не осмеливалась сказать матери об этом. Верила, только Всевышней поможет найти верное решение, выведет из лабиринта. Ему известно все. В Его книге записаны все дни, предназначенные для каждого человека. Мы не всегда это понимаем. Порой наша поспешность вредит нам самим, отдаляет от заветной цели, – размышляла Глория, стараясь не спешить, а Ванде, наоборот, хотелось поскорее, вернуть все, на свои места.

– Хорошо, что все позади! – восклицала она. – Как я счастлива, что завтра все будет по-старому!

Глория улыбалась. Ванда все больше напоминала ей бабушку Аманду.

– Неужели, я тоже когда-нибудь буду радоваться монотонности и серости жизни? – думала она. Эти мысли ее пугали.

– Все будет по-старому, кроме нового человека по имени Иржи, – сказала Глория, наблюдая за тем, как Ванда переставляет статуэтки на комоде. – Ты познакомишь нас?

– Да. Но не сразу, – Ванда смутилась. – Понимаешь, он… уехал по делам в Австрию или Швейцарию. Я точно не поняла, куда.

– И когда он вернется, ты тоже не знаешь, – рассмеялась Глория. – Это очень в твоем духе, мамочка. Я рада, что холодные ветры Исландии не причинили тебе вреда. Пани Ванда Берлуваджи осталась собой.

– Я уже не Берлуваджи, – сказала Ванда. – Меня заставили подписать документы, запрещающие носить эту фамилию. Теперь я вновь Ванда Тышкевич, – она села в кресло, посмотрела на деревянную фигурку. – Наверно, я зря так долго не давала тебе развод, Джани. Зря так упорно держалась за нить надежды, похожую на паутинку. Хотя… – она щелкнула деревянного человечка по носу, рассмеялась. – Благодаря вам, синьор Берлуваджи, все складывается так, как нужно!

– Так, как нужно, – повторила Глория и улыбнулась. Ей вспомнился маленький остров Лакемба, негромкая мелодия, которую наигрывал Рикардо. Сердце дрогнуло, словно струна тимары, и на миг замолчало. Глории почудилось, что она летит вниз с огромной высоты. Еще мгновение, и… ничего не происходит. Она просто опускается на стул напротив матери. Она дома, в Кракове.

Иржи Лулео вновь появился в жизни пани Ванды тогда, когда она перестала о нем думать. Когда она уверила себя, что все это ей пригрезилось, чтобы она научилась воспринимать действительность по-иному, чтобы не придавала такого большого значения материальным благам, без которых можно прожить.

Ванда занялась благотворительностью. Ей доставляло удовольствие одаривать людей. Раз в месяц она устраивала благотворительные аукционы, на которые собирался весь Краков. На одном из аукционов к ней подошел Иржи. Обнял, поцеловал в щеку. Шепнул:

– Я ужасно без тебя скучал. А ты?

Она пожала плечами, готовясь произнести обвинительную тираду в его адрес. Не успела. Иржи взял ее под локоток, сказал: