Текст книги "Веретено Судьбы (сборник)"

Танцующая с облаками

 
Я ваш отказ услышать не спешу,
Поэтому не задаю вопросов.
У вас любовь не пользуется спросом.
Что делать, если ею я дышу?
 

Курмайор

Город с трех сторон обнимали высокие горы. Порой их вершины прятались за облаками. Иногда облака спускались вниз, как туман, и тогда город, лежащий в чашеобразной долине, исчезал, становился невидимым для посторонних глаз. В такие минуты Стину казалось, что он исчезает вместе с городом. Что переносится в другую реальность, в другое измерение, где жизнь течет по-иному. Где все можно исправить, начать сначала или с той минуты, с которой-то и хочется все изменить. Но… все изменить невозможно.

Стин обхватил голову руками, с силой сдавил виски. Попытался ни о чем не думать. Не получилось. Мысли мчались по кругу, не желая останавливаться. Они спешили к той самой минуте, которую изменить уже невозможно…

Они познакомились тогда, когда облака скрывали город от посторонних глаз. Люди, привыкшие жить в облачной завесе, занимались своими делами, не обращая внимания на низкие облака, до которых можно было дотронуться рукой. Стин издали заметил девушку, целующую облака. Да-да, она их целовала. Она стояла на скамье и прикасалась к облакам губами. Он подошел, взобрался на скамью, спросил:

– Зачем ты это делаешь?

– Попробуй, сам поймешь, – ответила она. – Только непременно закрой глаза. Можешь думать о чем угодно. А можешь не думать ни о чем.

Она зажмурилась, вытянула вперед губы, прикоснулась к облачной массе, прошептала:

– Чудо!

Стин закрыл глаза, поднял лицо вверх. Почувствовал на губах прохладную мягкость облака. По телу разлилась сладостная истома, сделав его легким, воздушным, невесомым.

– Магия! – воскликнул он, не решаясь открыть глаза.

– Меня зовут Мэгги, – услышал он голос девушки. – Я приехала издалека. Мне говорили, что здесь можно купаться в облаках. Вот я и решила проверить, – она рассмеялась.

Стин открыл глаза, понял, что они внутри облачной массы. Что они – люди-невидимки. Широко распахнутые глаза Мэгги лучатся счастьем.

– Поможешь мне проникнуть в тайну облаков? – голос ее дрожит от волнения.

– Помогу, – шепчет он, прижимая ее к себе. Волосы Мэгги приятно щекочут его лицо.

– Хорошо, что я встретил эту девушку, – думает Стин. – Хорошо, что взобрался на эту садовую скамью и поцеловал облака.

Он отстраняется, смотрит на восторженную Мэгги, говорит:

– Меня зовут Хью Беримор Стин Эндрю. Но ты можешь звать меня просто – Стин.

– Спасибо, – улыбнулась она. – Я бы ни за что не запомнила множество твоих имен. Ни за что. Хотя… – подмигнула ему. – Если мы будем вместе долго-долго, я, может быть, сумею верно выговаривать Хью Беримор Стин Эндрю, а ты узнаешь все мои имена.

– Мне достаточно одного твоего имени, – сказал он. – Уверен, что оно – самое главное.

– Самое, – подтвердила она. Закрыла глаза, прикоснулась губами к облакам. Стала видимой в невидимом городе. Стин крепко сжал ее ладонь в своей, попросил:

– Не исчезай.

– Не исчезну, – пообещала она. – Нам с тобой предстоит многое узнать…

– Многое… – повторил Стин, сдавив виски еще сильнее. Вернулся в настоящее. – Почему, почему, почему, мы думаем обо всем потом? Почему не обращаем внимания на мелочи, из которых-то и создается огромное полотно совершенных ошибок? Почему движение вперед удаляет нас от намеченной цели? Почему все так, а не иначе? – вздохнул. Сам себе ответил:

– Потому что это – жизнь. И в невидимом городе она та же, что и в остальных городах. Все в ней было привычным до появления Мэгги. Все изменилось после ее ухода. После…

Стин встал на скамью, попытался поцеловать облака. Не вышло. Они были слишком далеко. Они умчались вслед за Мэгги. Стин за ней не помчался. Он остался в невидимом городе, надеясь быть невидимым, как прежде. Но…

Облака стали реже спускаться вниз, в долину. Тогда Стин решил их перехитрить. Он купил себе дом на горе, чтобы быть поближе к облакам. Но они, словно сговорившись, обходили его дом стороной. Только однажды, когда ему приснилась Мэгги, облака спрятали его дом от посторонних глаз, сделали его невидимым, вернули Стина в счастливую безмятежность детства…

Стин рано научился писать, считать, читать. Он помогал деду Эндрю вести дела на маленькой табачной фабрике. Работали на ней дед, три его сына и шестеро внуков. Сыновья выращивали табак. Внуки сушили листья в огромных глиняных амфорах. Вначале они обмазывали стенки и дно амфор медом, смешанным с розмарином и еще какими-то травами и пряностями, а затем наклеивали на эту смесь табачные листья. Готовые амфоры ставили в печь на два – три дня. За температурой в печи следил дед Эндрю. Он же занимался приготовлением медовой смеси. Для каждой из десяти амфор у него была своя особая смесь. Свои десять отменных, особенных сортов табака, заказы на которые были расписаны на несколько лет вперед.

Несмотря на хороший доход, дед был скуповат. Сыновьям и внукам платил за работу мало. Приучал их ценить каждый заработанный пенни. Строго следил за их работой. Хвалил мальчиков редко, чаще ругал. Не скупился и на подзатыльники. Рука у деда была тяжелая. Новой затрещины не хотел никто. Поэтому, когда дед Эндрю предложил Стину вести его дела, мальчик облегченно вздохнул. Больше не придется нырять в амфору и вдыхать дурманные пары табачно-медово-травяной смеси. Не придется набивать курительные трубочки измельченным табаком и получать пенни за сотню штук. Теперь он, Стин, будет вместе с дедом проверять работу других, подсчитывать количество сигар, сигарет и папирос.

Стин ходил следом за дедом и записывал все в большую тетрадь. Он старался быть похожим на деда, во многом ему подражал. Перенял манеру говорить, глядя на собеседника свысока, и широко шагать, размахивая руками. Братья завидовали Стину, все больше от него отстранялись. Его это не огорчало. Он был уверен в своей исключительности. Поэтому, когда дед Эндрю предложил ему отправиться в путешествие, с радостью согласился. Безудержное желание узнать, что же там за морем, овладело им. Мечта – вырваться из ограниченного пространства табачной фабрики, стать свободным, как облака, плывущие по небу, стала реальной. На прощание дед Эндрю сказал:

– Запомни, мой мальчик, чтобы стать свободным, как облака, нужно иметь чистую душу, не отягощенную ничем. Помни, Стин, душа должна быть легкой.

– Душа должна быть легкой, – повторял он потом много раз в самые трудные минуты. А тогда он рассмеялся. Обнял деда. Запрыгнул на подножку вагона, крикнул:

– До скорой встречи!

Дед махнул рукой так, словно отмахнулся от непрошенных мыслей. Что-то сказал. Что? Стин не расслышал. Поезд помчался вперед, увозя его в новую реальность. Стину хотелось поскорее узнать обо всем, что ждет его там, за горизонтом. Будущее волновало его больше, чем прошлое, оставшееся позади. Если бы он знал, что больше не увидит деда, то запомнил бы каждую морщинку на его лице. Но… он слишком спешил расстаться с прошлым. Слишком. В памяти остался только особый запах сигар, которые курил дед Эндрю. Он никому не продавал их. Никому не раскрывал секрет своего табака. На правах любимчика Стин попытался выведать тайну деда. Но он лишь хитро прищурил глаза, сказал:

– Довольно с тебя моего покровительства, мальчик.

Стин огорчился. Ему было этого мало. Он решил, что сможет проникнуть в тайну, если будет внимательно за дедом следить. Но перехитрить старика ему не удалось. Он был слишком подозрительным.

– Доверие – это четкая грань между «до» и «после» того, как ты распахиваешь свое сердце другому, допускаешь чужого в святая-святых, – наставлял он Стина. – Прежде чем распахивать душу настежь, крепко подумай, готов ли ты попасть в западню чужого эгоизма, чужих амбиций.

Годы спустя Стин будет повторять эти слова, оправдывая свою подозрительность, свое нежелание посвящать других в свои тайны. А пока он аккуратно записывал слова деда Эндрю в миниатюрную тетрадь, которая помещалась в нагрудном кармане сюртука…

Стин помахал деду, вошел в вагон. Счастливо улыбнулся:

– Свобода!

Занял свое место у окна, залюбовался летящим мимо пространством. Почувствовал, как внутри зарождается мощная сила, готовая вырваться наружу криком радости. Но Стин подавил в себе этот порыв. Он не имел права вести себя, как ребенок. Он едет на важную встречу с давними знакомыми деда. Дед обещал, что эта встреча станет для Стина судьбоносной, что жизнь его совершенно изменится. Правда, чтобы не посрамить род Хью Бериморов, ему придется много трудиться. Работы Стин не боялся. А вот встреча с незнакомыми людьми его настораживала.

Поезд остановился. В вагон вошла высокая дама, одетая в строгое, до пят, платье кофейного цвета. Белый воротничок облегал ее длинную шею, образуя пену кружев под подбородком. Манжеты на длинных рукавах тоже были кружевными. Из-под них выглядывали длинные тонкие пальцы с каплями перламутра на ногтях. Стин онемел. Дама села напротив, приподняла вуаль на шляпке, улыбнулась:

– Добрый день. Вы – Стин Эндрю Хью Беримор?

– Откуда она узнала? – подумал Стин. Облизал пересохшие губы, кивнул.

– Прекрасно, – сказала она, внимательно его разглядывая. – Я вас таким и представляла. Вы похожи на Эндрю. Такие же глаза. Та же сдержанная холодность, неприступность и немногословность.

Распахнулась дверь. Проводник принес чай в мельхиоровых подстаканниках. Поклонился.

– Благодарю вас, любезный, – сказала дама, протягивая ему деньги. – Надеюсь, нас больше никто не потревожит.

– Никто, – пообещал он, закрывая дверь.

Стин растерялся. Дед Эндрю сказал, что его встретят на вокзале в городе Курмайор. Но до него еще несколько часов езды.

– Что нужно этой незнакомке? – подумал Стин, бледнея. – Неужели она охотится за моей заветной тетрадью? Нет. Откуда ей знать, что я делал эти записи. Скорее всего, ей нужен секрет табака деда. Но откуда она знает о нем? В наш дом дамы никогда не приезжали.

Дама сняла шляпку, положила рядом. Сделала несколько глотков чая, сказал:

– Пейте, чай превосходный. Вам не стоит меня бояться, Стин. Я – тот, вернее – та, с кем вы должны встретиться на золотом дне, – рассмеялась, увидев, как округлились глаза Стина. – Неужели Эндрю не сказал вам, что Курмайор в переводе с латыни – золотое дно?

Стин покачал головой. Дама мечтательно проговорила:

– Ах, Эндрю, Эндрю, лучшего подарка я от тебя не ждала, – посмотрела на Стина. – Вы – мой подарок. Эндрю мне вас подарил.

– Что? – Стин задохнулся. Краска прилила к лицу. Он вскочил. – Вы… Да как вы смеете?

– Сядьте, мой милый, – приказала дама. Глаза стали злыми. – Не забывайте, что вы – Хью Беримор. Вы не имеете права выставлять напоказ свои чувства. Никто, слышите, никто не должен знать, что творится в вашей душе, в ваших мыслях. Какие бы ураганы ни бушевали у вас внутри, маска сдержанного спокойствия не должна быть снята с вашего лица. Наедине с собой ведите себя так, как хотите, а пока вы не один, потрудитесь погасить свой гнев. Сядьте. Выпейте чаю. А потом я продолжу свою речь, которую вы так бестактно прервали.

– Простите, – пробубнил Стин, усаживаясь на место.

Дама отвернулась к окну. Стин глубоко вздохнул, медленно выдохнул. Взял в руки стакан чая, сделал несколько глотков. И только после этого решился посмотреть на даму. Она сидела в пол-оборота к нему и, не мигая, смотрела в окно. Казалось, ей нет никакого дела до Стина. Но он-то знал, что это не так. Она просто дает ему возможность успокоиться и получше ее рассмотреть. Она специально придерживает подбородок длинными пальцами, чтобы Стин увидел, как она красива. Светлые волосы уложены в замысловатую прическу, подчеркивающую утонченность ее лица. А белые кружева воротничка придают ему таинственность.

– Такие лица достойны кисти живописца, – подумал Стин. Дама шевельнула рукой. Стин улыбнулся своей новой мысли: если делать трубочки для сигар длинными и тонкими, то они будут похожи на длинные пальцы незнакомки, и назвать их можно будет «сигареллы».

Эта мысль придала ему смелости.

– Можно мне звать вас Сигареллой? – спросил он.

Дама повернула голову, сказала с улыбкой:

– Называйте, как хотите. Только о том, что мы знакомы, никому не говорите. Я выйду раньше. Мы встретимся вновь в Курмайоре. Встретимся, как совершенно посторонние люди, – надела шляпку, опустила на лицо вуаль. – Мы встретимся, чтобы никогда не расставаться.

Поднялась. Вышла, плотно закрыв дверь. О ее присутствии напоминал аромат духов, похожий на запах сигар деда Эндрю. Стин подумал, что ему это почудилось. Колеса запели:

 
– Сигарелла, в это лето я искал,
Искал ответы на важнейшие вопросы.
Ты, расчесывая косы, мне шептала:
 
 
– В это лето не нужны тебе ответы.
Ты потом про все узнаешь,
Коль звезду с небес достанешь.
 

Стин не собирался доставать звезды с небес. Ему не давали покоя слова незнакомки о том, что дед Эндрю подарил ей собственного внука. Да, дед сказал, что приготовил для своих друзей бесценный подарок. Но он собирался передать его позже, когда Стин перешлет ему подробный отчет обо всем, что с ним произошло. Надо ли писать о встрече с Сигареллой? Она просила никому их тайну не раскрывать. Но он ей ничего не обещал. Она вышла прежде, чем он успел понять, что происходит. Он не запомнил станцию, на которой она сошла. Подумал об этом слишком поздно, когда поезд нырнул в темный тоннель. Стин поежился. Он впервые находился внутри горы. Впервые ощутил свою полную незащищенность. Впервые почувствовал приступ удушья от подкативших к горлу рыданий. Хорошо, что темно и никого нет, что никто не видит его слез. Он плачет первый и последний раз в жизни. Он – Хью Беримор Стин Эндрю прославит свой род. Его имя войдет в историю…

Поезд вырвался из тоннеля. Солнечный свет ослепил Стина. Он заслонил лицо ладонями, стер слезы. Громко выдохнул. Разорвал невидимую нить, соединявшую его с прошлым. Убрал руки от лица. Пейзаж за окном его ошеломил. Стин попал в другой мир. Вдоль железнодорожного полотна стоят высокие пирамидальные деревья. За ними – ровные квадраты полей золотых и сочно-зеленых. На горизонте причудливым фьордом разлилось озеро. Его границы очерчены горами, а вода кажется золотой.

– Курмайор! Золотое дно! – крикнул проводник.

Стин улыбнулся. Пригладил волосы. Поправил шейный платок. Взял саквояж, вышел на перрон. Огляделся. Среди пестрого многолюдья увидел незнакомку. Она плыла вдоль перрона, словно фигура на носу корабля, величественная, независимая, безразличная ко всему происходящему вокруг. Стин залюбовался ею. Рассерженный носильщик толкнул его в спину, буркнул что-то обидное. Стин не обиделся. Его внимание было приковано к даме, плывущей по перрону. Он видел, как она села в экипаж, как повернула голову, приподняла вуаль, улыбнулась. Или это ему только показалось? Могла ли она среди толпы его заметить? Могла. Он отличался от пассажиров, приехавших в Курмайор. Высокий. Темные волосы гладко причесаны. Темно-вишневый пиджак. В цвет ему шейный платок. Белоснежная рубаха. Очаровательный денди, покоритель юных сердец. Но Сигарелла давно перешагнула порог юношества. Ей ли обращать внимание на молодого франта? Вуаль вновь опустилась на лицо. Кучер стегнул коней. Коляска покатилась по брусчатой мостовой.

– Вы Стин Хью Беримор? – кто-то тронул его за руку.

Стин повернул голову, кивнул. Крепкий мужчина средних лет с открытым лицом улыбнулся, приподнял соломенную шляпу, выставляя на показ круглую с залысинами голову:

– Рад вас видеть на золотом дне. Я – поверенный господина Паоло Павези. Меня зовут Лукас. Нам с вами предстоит работать вместе. Несмотря на ваш юный возраст, вы производите приятное впечатление. Думаю, вы понравитесь госпоже Павези, – он подался вперед, перешел на шепот. – Угодить хозяйке непросто. Но угождать ей необходимо. Она управляет всеми делами. От нее зависит наше с вами будущее, – отстранился. Сказал громко:

– Думаю, оно будет прекрасным.

– Я в этом не сомневаюсь, – проговорил Стин. Лукас рассмеялся, подтолкнул его вперед. На привокзальной площади их ждал экипаж. Точно такой же, как у Сигареллы.

– Скажите, а как зовут вашу хозяйку? – спросил Стин.

– Нашу хозяйку, – поправил Лукас, усаживаясь напротив Стина. – У нашей хозяйки поэтичное имя Форнарина Мадлен. Но мы зовем ее госпожа.

– Я придумал ей более звучное имя – Сигарелла, – мысленно сказал Стин. Он не сомневался, что его незнакомка и есть госпожа Павези. Осталось немного подождать, чтобы убедиться в своей правоте. Экипаж тронулся. Лошади зацокали подковами по брусчатке.

– Си-га-рел-ла… в это лето я искал, искал ответы…

– Не спеши отыскивать ответы на свои вопросы, – вспомнил Стин наставления деда. – Все объяснится в свое время. Имей терпение. Помни, ты – Хью Беримор.

– Я буду терпеливым, – пообещал Стин. Обещание свое он сдержит.

Экипаж выехал за пределы города. Дорога пошла в гору. Лошади двигались медленно. Коляску покачивало. Стин задремал. Ему привиделось лицо девушки, укутанное облаками.

– Кто ты? – спросил он ее.

Она ответила. Но он не понял ни слова. Он не знал языка, на котором она говорила. Это Стина раздосадовало. Он рванулся вперед, в облачную массу и чуть было не вывалился из коляски. Лукас поддержал его.

– Спать в экипаже на горной дороге – верх безрассудства, – сказал он назидательным тоном. – Но вы еще слишком молоды, чтобы задумываться о последствиях. А я замечтался, и забыл предупредить вас о возможной опасности. К счастью, все обошлось. Мы скоро будем на месте. Дом господина Павези стоит на самой вершине горы Альберто. Снизу его не видно. Зато из дома виден весь Курмайор. Хозяин частенько говорит, что видит каждый закоулочек золотого дна и знает обо всем, что там происходит, поэтому ему незачем спускаться вниз, – Лукас усмехнулся. – Вниз спускаемся мы – его помощники. Хотя, признаюсь честно, мне больше нравится тишина Альберто, чем многолюдье Курмайора. Надеюсь, вы меня поймете, когда сами все увидите. Прекраснее места в мире нет. Уж поверьте мне. Я немало поколесил по свету, прежде чем встретился с господином Павези. Мы вместе уже двадцать лет. В это трудно поверить. Но это так. Время неумолимо. Еще вчера я был таким же юным, как вы, Стин Хью Беримор. А сегодня… – он снял шляпу, провел рукой по лысеющей голове, улыбнулся. – Не стоит горевать о прошедшем. Живите сейчас. Наслаждайтесь жизнью. Любуйтесь красотой природы. Пользуйтесь ее дарами. Делайте то, что вам по силам. Не скупитесь на добрые слова и поступки. Чем больше их у вас будет, тем счастливее и беззаботнее будет ваша старость, – Стин ухмыльнулся. – Понимаю, думать о старости сейчас, в двадцать с небольшим, смешно, но… – он вновь провел рукой по голове, надел шляпу. – Время так стремительно, что невозможно понять, как оно успевает все изменить, а главное, когда? Вот мы и приехали.

Экипаж остановился. Распахнулись резные высокие ворота. Стин увидел залитую солнцем долину, в центре которой возвышался замок из серого камня. Он выглядел немного мрачновато и казался ненужным, неуместным здесь, среди буйства красок и яркой зелени.

– Фасад замка специально сделан таким строгим, – сказал Лукас. – Господин Павези не любит непрошенных гостей. Но вы, Стин Эндрю Хью Беримор – гость желанный, поэтому вы увидите замок другим.

Возница хлестнул коней. Они пошли вперед. Экипаж объехал большую цветочную клумбу, проехал через ивовый лабиринт и остановился. Стин не смог сдержать восторженного вздоха.

– Ах! – повторил за ним Лукас. – Каждый раз, возвращаясь из Курмайора, я восклицаю: «Ах!» Так, что не стесняйтесь своих чувств.

Стин залюбовался мастерством зодчих, создавших такое удивительное произведение из стекла, камня и светлого перламутра. Конструкция больше напоминала кружевную поделку, чем монументальное сооружение. У земли замок удерживали золотые атланты. Возле их ног рассыпались веером струи фонтанов. Вода стекала в мраморную ванну канала, отделяющую замок от парковой части. Через канал были перекинуты три моста. Центральный – широкий, для въезда экипажей. По бокам – два подвесных мостика с ажурными перилами для желающих испытать чувство полета.

– Хотите пройтись по висячему мосту? – спросил Лукас, видя, как загорелись глаза Стина.

– Да, – прошептал он, не веря своему счастью.

Спрыгнул на землю, побежал к одному из мостов. Не ожидал, что хождение по шаткой поверхности вызовет такие фантастические ощущения. Стин взлетал над землей, парил вместе с птицами и не желал возвращаться в реальность. Ему было несказанно хорошо.

– Какое счастье, что дед послал меня сюда! – пело все внутри.

Стин не видел, что за ним с балкона наблюдает седовласый человек со строгим, пронзительным взглядом. Он вообще ничего не видел, кроме неба и белоснежных облаков.

– Почему вы не остановите его, господин Павези? – спросил Лукас, подойдя к хозяину.

– Глядя на него, я вспоминаю свое детство, – ответил тот. Усмехнулся. – Детство. Как давно это было. Знаешь, Лукас, порой мне кажется, что я всегда был вот таким, как сейчас: богатым, знаменитым и старым. Всегда. Хотя, это не так. И у меня было детство с его радостями и огорчениями… – Павези уселся в кресло, закурил сигару. – Признаюсь тебе, Лукас, что я завидую этому мальчику. Да-да, завидую его молодости, неопытности и даже его несовершенным ошибкам. Глупо? Может быть. Почему все так несправедливо в жизни: у одних есть все, а у других ничего?

– Наверно, потому, что все подчинено закону мер, – сказал Лукас, глядя на качающегося на мосту Стина. – На ваших весах – богатство и власть, на его – молодость.

– А куда ты поставишь любовь? – поинтересовался Павези.

– Любовь всегда занимает центральное место, – улыбнулся Лукас. – Она держит чаши весов.

– Мои весы уравновешивает Форнарина – моя самая большая и самая страстная любовь, – сказал Павези. – Если бы ее в моей жизни не было, то и жизни бы моей не было. Она бы давно завершилась. Несмотря на все свои богатства, я был бы просто дряхлым стариком, поселившимся в мрачном замке. А с Форнариной я превратился в чародея, живущего среди облаков. Она предложила перестроить замок. Она уговорила меня пригласить к нам внука Эндрю Хью Беримора. Она знала, что этот мальчик станет нашим сыном.

– Не слишком ли опрометчиво так приближать к себе постороннего человека? – нахмурился Лукас.

– Слишком, – сказал Павези. Поднялся. – Это слишком. Поэтому ты, мой дорогой Лукас, будешь за ним внимательно следить. И не только за ним, – он сделал многозначительную паузу, затушил сигару, повернул голову к балкону, на котором стояла Форнарина. Лукас понимающе кивнул. Ему не понравилась затея хозяйки. Он увидел в ее поступке что-то непристойное. Мысленно задал себе множество вопросов:

– Зачем ей понадобился этот мальчишка? Почему она выбрала внука Эндрю Хью Беримора, зная о давней вражде между ним и Паоло Павези? Что движет этой женщиной: жестокость, ненависть или любовь?

Стин, обессилев, упал посредине моста. Подниматься не хотелось. Он смотрел на облака и вспоминал лицо девушки, пригрезившейся ему. Хотелось встретить ее наяву и пригласить сюда, на гору Альберто, в этот замок, на этот качающийся мост. И пусть он сам всего лишь гость господина Павези, в мечтах он запросто может быть владельцем этих несметных богатств. А если повезет, и мечты станут реальностью, то…

– Господин Хью Беримор, мы вас заждались, – крикнул Лукас.

Стин поднялся. Перебежал на другую сторону моста, взбежал по мраморной лестнице, поклонился седому господину со строгим пронзительным взглядом. Тот по-отечески похлопал его по плечу, сказал довольно мягким спокойным голосом:

– Рад тебя видеть, Стин. Изо всех шестерых внуков Эндрю ты унаследовал максимальное сходство с ним. Надеюсь, ты похож на деда не только внешне.

– Не только, – подтвердил Стин. Достал из кармана письмо деда. Протянул Павези. Тот принял его с улыбкой.

– У Эндрю такой же ровный, красивый почерк. Читать его письма – наслаждение. Он пишет, что твой почерк еще лучше. Это правда?

– Не знаю, – смутился Стин. Хотя прекрасно знал, что каллиграфия у него превосходная. – Если хотите, могу написать несколько строчек.

– Потом, – улыбнулся Павези. – Отдохни с дороги. Насладись красотой здешних мест. Лукас проводит тебя в комнату для гостей. Сегодня – день отдыха. О делах будем беседовать завтра.

Лукас открыл массивную дверь. Стин перешагнул через порог. Внутри замок поразил его еще больше, чем снаружи. Устремленные вверх легкие перекрытия и множество витражей создавали иллюзию безмерности. Солнечный свет, отраженный в сотнях зеркал, раздвигал пространство зала, в центр которого откуда-то с небес спускалась лестница с позолоченными перилами. В простенках между окнами висели картины. И невозможно было понять, где пейзаж, изображенный художником, а где природа, созданная Творцом.

– В замке кроме этого зала еще сорок пять комнат, – сказал Лукас. – На стенах более тысячи картин. Все они написаны известными мастерами. У нас нет ни одной копии. Все, что вы видите – подлинники. Коллекция господина Павези бесценна. Такой великолепной частной коллекции ни у кого больше нет. Основная часть полотен находится здесь, в этом зале. Остальные картины украшают столовую и комнаты. В вашей комнате висит редкая картина Росси Фьорентано «Танцующая с облаками». Пойдемте.

Лукас провел Стина через несколько зеркальных анфилад. Дважды они поднимались и спускались по крутым лестницам, прежде чем остановились у заветной двери. Лукас распахнул ее со словами:

– Вот, полюбуйтесь.

Стин замер на пороге. С полотна на него смотрела пригрезившаяся ему девушка.

– Когда написан этот портрет? – спросил он, неотрывно глядя в большие глаза незнакомки.

– В одиннадцатом веке, – ответил Лукас. – Говорят, что художник увидел девушку во сне и потерял покой. Он решил найти ее во что бы то ни стало. Но… – Лукас вздохнул. – Среди земных жен ее найти не удалось. На смертном одре художник понял, что эта девушка – ангел. Только ангелы танцуют в облаках. Только… – Лукас улыбнулся. – Открою вам маленький секрет. Наша хозяйка, госпожа Павези, пытается дотянуться до небес. Поэтому она сделала в главном зале лестницу, которая заканчивается зеркальной комнатой для танцев с облаками. Да, да госпожа Павези танцует с облаками. Вот только танец этот увидеть нам не позволят. Это – таинство.

Лукас посмотрел на Стина, участливо спросил:

– Я вас не испугал? – тот покачал головой. – Надеюсь, вы не сойдете с ума, как Росси Фьорентано? Вы слишком пристально смотрите на портрет. Может, вас переселить в другую комнату?

– Нет, нет, – воскликнул Стин. – Все в порядке. Я просто задумался. Девушка мила, но не настолько, чтобы сходить по ней с ума.

– Отрадно слышать разумные речи, – Лукас поклонился. – Я позову вас к ужину. Отдыхайте.

Лукас ушел, а Стин еще несколько минут неотрывно смотрел на портрет. Ему показалось, что девушка улыбается. Он подошел ближе, дотронулся до ее лица кончиками пальцев, прошептал:

– Вот все и объяснилось. Вы – ангел, танцующий в облаках. А я – глупый мальчишка, возомнивший о себе слишком много.

Стин рухнул на кровать и заснул. Он не слышал, как приоткрылась дверь его комнаты. Как легкой тенью проскользнула в нее госпожа Павези. Она открыла саквояж, достала из потайного кармана пакет, перевязанный золотой тесьмой, прижала его к губам, подмигнула девушке на портрете и выскользнула за дверь, оставив ее приоткрытой.

Лукас видел все, что делала хозяйка. Ее странное поведение его насторожило.

– Как узнать, что там, в пакете? – размышлял он. – Проникнуть в комнату Форнарины невозможно. Нужно ли прямо сейчас рассказать обо всем Павези, или стоит немного подождать?

Лукас потер виски. Он недолюбливал Форнарину. Нет, он кривил душой. Он был без ума от нее, прекрасно понимая, что она никогда не ответит ему взаимностью. Он слишком ничтожен в ее глазах. Он некрасив, невысок ростом, небогат и незнатен. Он – всего лишь слуга, выполняющий приказы хозяина. Она его сторонится. Почему? Чувствует его нелюбовь? Знает о его любви? Лукас заложил руки за спину, пошел в свою комнату.

– Почему я задал себе этот вопрос сегодня, после двадцатилетней войны с Форнариной? – спросил он себя. – Неужели, потому что появился соперник? – Лукас усмехнулся, вспомнив открытое лицо Стина с едва заметным пухом над верхней губой. – Разве можно соперничать с молодостью? Даже Паоло это понимает. Он ревнует жену, боится, что она что-то затевает… – Лукас нахмурился. Неожиданная догадка больно резанула по сердцу. – А вдруг, они затевают что-то вместе? И тогда я – верный Лукас – останусь в дураках, – он вошел в свою комнату, посмотрел на портрет монаха, склонившегося перед кардиналом, тяжело вздохнул. – Я сам выбрал свой крест. Сам…

Госпожа Павези закрылась в своей комнате. Развязала золотую тесьму, развернула бумагу, взяла в руки толстую тетрадь в дорогом кожаном переплете, прошептала:

– Благодарю тебя, Эндрю. Ты сдержал свое обещание.

Открыла тетрадь. Прочла:

– Моей незабвенной Мадлен. Моей дорогой Сигарелле вверяю я все свои секреты. Помни, Форнарина, тайна принадлежит нам двоим. Даже маленькому Стину я не открыл и сотой доли того, что доверяю тебе.

Лицо Форнарины просияло. Она закрыла тетрадь. Спрятала ее в тайник. А в бумагу завернула коробку сигар, которую Эндрю передал ей в их последнюю встречу. Перевязала сверток золотой тесьмой, убрала в ящик стола, улыбнулась:

– Пусть попробует теперь старый лис Лукас что-нибудь разнюхать.

Надела яркое, летящее платье, распустила волосы, позвала Паоло на танец с облаками. Он с радостью принял ее приглашение. Он любил их уединенные прогулки по озеру, расположенному в дальней части парка. Озеро окружали кусты шиповника. Они роняли в воду разноцветные лепестки, источая приятный аромат. На середине озера лента из лепестков окаймляла отраженные в воде облака. К этому портрету облаков причаливал миниатюрный фрегат Павези. Форнарина сбрасывала одежды и ныряла в прозрачную воду. Облака обнимали ее тело, целовали ее лицо. А Паоло ею любовался. В такие минуты он был безмерно счастлив. Он знал, что никто не разлучит их с Мадлен. Никто из людей.

В последние несколько лет Паоло Павези чаще стал задумываться о конечности земной жизни. О том, что свои несметные богатства он с собой забрать не сможет.

– Мы приходим в это мир нагими, и нагими уходим их него, – повторял он слова царя Соломона. – Всем, что принадлежало мне, будет владеть чужой человек. А я не буду знать, как он этим достоянием распорядится.

– Если тебя так беспокоит этот вопрос, давай пригласим в наш дом человека достойного, которому бы ты сам захотел все передать, – сказала Форнарина. – Но не станем просто делать ему подарок. Давай предложим ему стать нашим партнером. Проверим его в деле, а потом, – она улыбнулась. – Потом все будет так, как угодно Всевышнему.