Текст книги "Исцеление для неисцелимых: Эпистолярный диалог Льва Шестова и Макса Эйтингона"

60

ШЕСТОВ – ЭЙТИНГОНУ ^[1]

24/XII. <19>33

19. Rue Alfred Laurant

Boulogne s/Seine

Дорогой Макс Ефимович!

Большое и сердечное спасибо Вам за Ваши приглашение и письмо, столь дружественное и милое. Давно уже я от Вас ничего не получал, и для меня было большой радостью получить от Вас весточку. Правда, я всегда от Ф<ани> И<сааковны> и через нее знал, что – в главном – у Вас происходит, как живете Вы и Мирра Яковлевна, но все же, конечно, посредственное сообщение не совсем заменяет непосредственное, и получить от Вас письмо значит, все-таки, даже если в нем ничего нового и нет, получить какую-то прибавку к тому, что уже имеешь.

Еще большей радостью было бы для меня возможность последовать Вашему приглашению и приехать вместе с сестрой и Г<ерманом> Л<еопольдовичем> в Палестину. Помимо того, что мне давно хотелось посмотреть, своими глазами увидеть страну, которая дала миру и нам так много, это давало бы мне возможность побыть и с Вами и с моими родными. Но, увы – не даром есть поговорка: живи не как хочется, а как можется. Вот уже несколько дней, как я получил Ваше письмо – и я до сих пор все обдумывал, не решался отвечать. Но чем больше я думал, тем больше убеждался, что и теперь – так же, как и 8 лет тому назад, когда со мной начали вести переговоры о приезде в Палестину – я мог бы решиться на поездку только в качестве просто туриста, т. е. за собственный счет. Мне мой, уже довольно продолжительный, опыт в этих делах дает право определенно сказать: только в том случае, если какая-нибудь существующая и влиятельная организация берется устраивать лекции, можно рассчитывать (и то только с некоторой вероятностью), что они привлекут публику и дадут сборы на покрытие хотя бы расходов по путешествию. Устройство лекций дело очень сложное и хлопотливое. Нужно снять зал, напечатать афиши, билеты, озаботиться о том, чтобы были заметки и оповещения в газетах и т. д. и т. д. Частное лицо, у которого нет никаких связей и нет нужных для того средств, сколько бы оно ни хлопотало – ничего не добьется. Расходы будут большие – а сборы малые, так что не только не хватит на оплату путешествия, но может случиться, что не хватит на оплату издержек по устройству лекций. Меж тем, как видно из Вашего письма, теперь – как и 8 лет назад было – мы совершенно не можем рассчитывать на то, что хоть какое-нибудь общественное учреждение заинтересуется моим приездом и моими лекциями. Вы пишете, что может случиться, что Университет предложит мне прочесть лекции по-немецки – но и сами, по-видимому, Вы мало в том уверены; да кроме того, если бы все-таки Университет и предложил мне прочесть лекцию, это ведь много мне не принесло. При таком безразличном отношении всех палестинских организаций к моему приезду, я совершенно не вправе надеяться, что сбор с лекций даст хоть какие-нибудь результаты. И на публику вряд ли можно рассчитывать. На первую лекцию еще, может, придут из любопытства. Но сразу убедятся, что «трудно» – и вторая лекция пройдет при пустом зале. А как сделать, чтоб не было трудно – я не знаю: увы, философия есть философия и требует напряжения всего духовного существа человека. Так что на сборы с лекций, устроенных частным лицом, никак нельзя полагаться. Приехать же в качестве туриста – конечно, очень соблазнительно, но такую роскошь я себе позволить не могу. Я не знаю точно, в какую сумму должно обойтись путешествие. Когда, восемь лет тому назад, мы с Новом<ейским> ^[2] прикидывали, – приблизительно – выходило от 80-100 фунтов. Если взять минимальную сумму – 80 ф<унтов> и допустить даже, что цены, несмотря на падение фунта, не отразились ни на стоимости билетов, ни на всем прочем, все же выйдет, что в общем потребуется 80х75 фр<анков>, т. е. 6000 фр<анков>. Это сумма очень значительная и, прежде чем решиться ехать, я считаю себя обязанным озаботиться о том, чтоб устраиваемые лекции принесли сборы, равные предполагаемым расходам. Может быть, поэтому самое целесообразное – это не торопиться и отложить мой приезд до осени. Сестра и Г<ерман> Л<еопольдович> – поедут теперь и попытаются на месте найти какую-нибудь организацию, которая возьмет на себя устройство лекций. Если они найдут – я в октябре приеду, если нет – значит, мой приезд в Палестине мало кому нужен, и мне лучше оставаться на месте и не делать попыток, заранее осужденных на неудачу. Очень жаль, что нельзя ничего больше придумать – но, насколько я могу судить, другого выхода нет.

Сейчас я, действительно, работаю над статьей (для R<evue> Phil<osophique>, связанной с не так давно вышедшей книгой Жильсона Дух средневековой философии. ^[3] Статья будет называться Афины и Иерусалим. ^[4] Из этого для Вас нетрудно заключить, о чем в ней будет идти речь. Для Жильсона средневековая философия, выросшая из греческой философии и ее углубившая, была истинной «иудео-христианской философией». Я, соглашаясь с Ж<ильсоном>, что схоластика приняла от греков и их основные принципы и их технику мышления, утверждаю, что именно потому она принуждена была «очистить» библейское откровение от всего, что в нем было библейского, и тем подготовила новую философию, которая является отречением от Библии.

Всего Вам доброго, дорогой Макс Ефимович! Искренно благодарю Вас за память обо мне и за приглашение. Авось осенью все же удастся повидаться. Мой сердечный привет Мирре Яковлевне.

Ваш Шестов

1. Письмо написано в Палестину, по всей видимости, когда Эйтингон приезжал туда в первый раз для своего рода «прощупывания почвы», см. об этом во вступительной статье.

2. По всей вероятности, Шестов пишет о Моше (Моисее Абрамовиче) Новомейском (1873–1961), еврейском общественном деятеле, одном из создателей химический промышленности в Эрец-Исраэль и современном Израиле.

3. Имеется в виду книга французского философа-неотомиста Этьена Жильсона (Étienne Gilson) (1884–1978) L’esprit de la philosophie médiévale (Paris, 1932).

4. Статья Шестова Athènes et Jérusalem вышла в двух номерах Revue philosophique de la France et de l’étranger – 1935, n 11/12 (novembredécembre), pp. 305–49; 1936, n 1/2 (janvier-février), pp. 32–79; ее перевод на французский язык, как и в большинстве других случаев, осуществил Б. Шлецер (см. письмо 65, от 23 марта 1935 г., где Шестов пишет об этом).

61

А. ШЕСТОВА – ЭЙТИНГОНУ ^[1]

Пятница ^[2]

<после 13.03.34> ^[3]

19, rue Alfred Laurant

Boulogne s/Seine

Милый Макс Ефимович,

Лев Исаакович давно не имел от вас писем; он вам писал, послал свою книгу, но не получил ответа. ^[4]

Я думаю, что тут какое-нибудь недоразумение, но его это огорчает, так как он очень привязан и к Мирре Яковлевне и к вам.

Анна Григорьевна умерла в тот же день, как Ф<аня> И<сааковна> приехала, ^[5] она очень поправилась у вас, ^[6] так что с большей легкостью несет свое горе.

Напишите Л<ьву> И<сааковичу> непременно, но не упоминайте об этом моем письме; пусть инициатива будет ваша.

Привет сердечный Мирре Яковлевне и всего хорошего.

А. Шестова

1. Письмо написано в Палестину.

2. Под словом «Пятница» красным карандашом вписано:

M-me Rageot

10, rue Massenet (<Paris>16)

Rageot – фамилия дочери Шестовых, Татьяны, по второму мужу. По-видимому, Анна Елеазаровна писала это конфиденциальное письмо из ее дома и для возможного ответа дала ее адрес.

3. Датируется по контексту.

4. Автор письма, по-видимому, ошибается: никаких новых книг у Шестова в это время не выходило, см. прим. 5 к след. письму.

5. Речь идет о смерти матери Шестова и Фани Исааковны – Анны Григорьевны Шварцман (см. прим. 2 к письму 1, от 7 сентября 1923 г.), которой не стало 13 марта.

6. Ловцкие вернулись из Палестины, которую они посетили по приглашению Эйтингона.

62

ШЕСТОВ – ЭЙТИНГОНУ

22/IV. ^[1] <19>34

19. Rue Alfred Laurant

Boulogne s/Seine

Дорогой Макс Ефимович!

Большое спасибо и Вам и Мирре Яковлевне за участливое слово. Я очень хорошо понимаю, что Вам все это время трудно было писать мне: когда дело всей жизни в одно мгновение разбивается вдребезги – все отходит и должно отходить на второй план. И даже обычное утешение, что находишься в центре «исторических» событий, ничего не приносит или, вернее, приносит с собой только отвращение ко всем отвлеченным разговорам. Недавно я встретился с одним русским немцем, приехавшим непосредственно из Германии – где он прожил три месяца. Может быть, Вы его имя слышали: Эмиль Метнер, брат композитора Метнера и теперь сотрудник Юнга. ^[2] Если бы <Вы> слышали, с какой нежной любовью говорил он о Гитлере и национал-социалистах. У меня всегда было такое чувство, что русские немцы не любят Россию. Но мне все же казалось, что культурных людей всех стран должна объединять общая ненависть к деспотизму. Оказалось, что это не так. Французы уверяют, что если поскрести русского, то обнажится татарин. Но похоже, что и европеизм только лак, полировка: татарин живет во всех людях. Метнер так елейно описывал теперешнюю Германию, что трудно было допустить, что он притворяется. Он, верно, так упоен Deutschland, Deutschland über alles, ^[3] что всего остального не замечает; все остальное ему кажется призраком, не имеющим никакой реальностью <sic>. Реальность это

Гитлер и будущая Германия, поработившая силой Европу. В такой Германии, в которой все думают, как Метнер, действительно жить нельзя.

Относительно моей поездки в Палестину – я, признаться, не совсем разделяю Ваш оптимизм. Если судить по тому, как устраивалась моя поездка 8 лет тому назад, то, пожалуй, можно было бы еще определеннее выразиться. Да и вообще за мою долгую литературную жизнь я успел достаточно убедиться, до какой степени евреи равнодушны к тому, что я думаю. И я боюсь, что в Палестине теперь, как и 8 лет тому назад, захотят, чтоб я «завоевал» себе право обращаться со своим словом к слушателям. А Вы ведь знаете, как мало я всегда был (а теперь тем паче) расположен делать такого рода завоевания. Впрочем, лучше не будем загадывать вперед. И при том Вам, когда Вы будете на месте, все виднее будет. Побывать в Палестине очень бы хотелось, очень бы тоже был рад Вас и Мирру Яковлевну повидать. Но удастся ли – одному Богу известно. ^[4]

У нас новостей особых нет. Послал Вам и Ф<ане> И<сааковне> свои две небольших статьи. ^[5] Любопытная была у меня переписка с Бубером по поводу моей статьи о нем. ^[6] Когда увидимся, расскажу. Теперь он приезжает (в самом начале апреля) в Париж: вероятно, разговор будет еще любопытнее.

Вот, подумал я сейчас, его бы следовало пригласить в Палестину: он мог бы читать доклады и по-еврейски. Я говорил о нем с французами-евреями. Его ценят на словах очень, но до сих пор его ни разу в Париж евреи не звали, и теперь он приезжает по приглашению Desjardin<s>’a… ^[7]

Всего Вам доброго. Сердечный привет Мирре Яковлевне и Фанни Исааковне. Анна Елеазаровна тоже шлет всем Вам нежные свои поцелуи.

Ваш Шестов

1. По-видимому, Шестов ошибся, и вместо третьего месяца (марта) указал четвертый (апрель): между тем в самом письме он пишет, что Бубер приезжает в Париж «в самом начале апреля», что полностью соответствовало действительности, см. в кн. Барановой-Шестовой, II: 126.

2. Эмилий Карлович Метнер (1872–1936), публицист, издатель, литературный и музыкальный критик; старший брат композитора Николая Карловича Метнера (1880–1951). В 1914 г., познакомившись с К. Юнгом, проникся психоаналитическими идеями и стал одним из его ближайших единомышленников и друзей. Горячо разделял расовые теории и высоко почитал Гитлера и Муссолини, которые сделались для него культовыми фигурами в политике и в духовном творчестве.

3. Рефрен из известной немецкой песни (Deutschlandlied): «Германия, Германия, превыше всего»; песня сложилась в результате того, что поэт А.Х. Хофман фон Фалерслебен в 1841 г. положил свое лирическое стихотворение Das Lied der Deutschen на мелодию Й. Хайдна, написанную за полвека до этого как гимн на рождение австрийского императора Франца II.

4. Месяцем позже (если только он вновь не ошибся и письмо не написано в тот же день, 22 марта) Шестов писал в Палестину Мандельбергам – своей сестре Елизавете Исааковне (1873–1943) и ее мужу Льву Евсеевичу:

Очень, конечно, было грустно, что вас не было с нами в это время <когда умерла Анна Григорьевна, см. прим. 4 к предыд. письму>. Но что можно поделать? Вызывать вас из такого далека мы не решались.

Знали, что трудно – но приходилось мириться. Теперь вообще такие времена, что постоянно приходится мириться с тем, с чем мириться не хотелось бы. Вот и мы столько лет не виделись – никак не выходило ни нам приехать к вам, ни вам к нам. Начались было – лет 8 тому назад переговоры у меня с сионистами, но ничего они, кроме беготни по разным учреждениям <не дали>: мне с евреями не везет. Теперь я получил письмо от доктора Эйтингона, переехавшего из Берлина в Иерусалим. Он пишет, что возобновит переговоры, и выражает полную уверенность, что меня пригласят в Палестину. Д-р Эйтингон человек энергичный и, кажется, со связями в сионистских кругах – при том, в этом я не сомневаюсь, он в самом деле сделает все от него зависящее, чтобы добиться моего приезда (БарановаШестова, II: 125–26).

5. Трудно с определенностью сказать, о каких именно двух статьях говорит Шестов – к этому времени у него вышло несколько относительно новых, но если ориентироваться на его слова о «небольшом» объеме, то скорей всего это были: Мартин Бубер, опубликованная в июньской книжке журнала Путь (1933, № 39, сс. 67–77), имевшая переводную французскую версию (пер. Б. Шлецера), напечатанную в Revue philosophique de la France et de l’étranger (1933, n 11/12, novembre-décembre, pp. 430–42) (позднее эта статья в переводе H. Ruoff вышла по-немецки в журнале Orient und Occident (1934, n 17, pp. 38–45)), и Гегель или Иов? По поводу экзистенциальной философии Киргегарда, которая появилась в том же Пути (1934, № 42, январьмарт, сс. 88–93).

6. См. предыд. прим.

7. О П. Дежардене см. прим. 3 к письму 1, от 7 сентября 1923 г.

63

ШЕСТОВ – ЭЙТИНГОНУ

10/II. <19>35

Boulogne s/Seine

19. Rue Alfred Laurant

Дорогой Макс Ефимович!

Получил Ваше письмо и Вашу телеграмму и, прежде всего, большое спасибо Вам за Ваши хлопоты. Очевидно, если мне суждено побывать в Палестине, то только благодаря Вам и что если бы не Вы, то вновь начавшиеся переговоры оказались бы столь же безрезультатными, как и те, которые велись несколько лет тому назад. ^[1] Очень тоже я рад, что Вы соглашаетесь отложить мой приезд до осени. Теперь мне выяснилось, что раньше приехать я и все равно не мог бы. В этом году Пасха поздняя, и я кончаю свой курс только 15-го апреля. Кроме того, у меня сейчас очень много работы – я должен сдать свою статью Афины и Иерусалим (по поводу Жильсоновской книги) ^[2] до отъезда, и теперь я так занят, что не могу подготовляться к лекциям, которые нужно будет читать у вас. Да и вообще – уже так мало даже до Пасхи осталось времени, а мы еще ни о чем не сговорились. Начиная же с апреля, я буду более свободен, у нас будет достаточно времени, чтобы все выяснить без спешки, и я смогу подготовиться как следует.

Что же касается до Вашей идеи о том, что было бы хорошо, если бы я мог прочесть лекцию или лекции о Маймониде, то, бесспорно, вообще говоря, это была бы очень подходящая тема в виду того, что в этом году исполняется 800 лет со дня его рождения. ^[3] Но – есть даже целых два «но», и одно увесистее другого. Первое – я Маймонида никогда не изучал, знаю его только из истории философии и знаю очень слабо, как и других еврейских и арабских философов средневековья. Несомненно, он был очень выдающимся мыслителем, но именно потому говорить о нем, не вдумавшись в него и не изучивши его, как следует, нельзя. А, кроме того, я никогда не умел говорить о том, что узнал из вторых рук. Для того же, чтобы изучить Маймонида, нужно время и работа, и за два, три месяца, оставшихся до конца учебного года после Пасхи (до Пасхи – я буду всецело поглощен заканчиваемой мной работой), я ничего не успею приготовить. Второе «но» – Маймонид был, если не всецело, то почти всецело, во власти идей Аристотеля, и есть даже все основания думать, что благодаря ему (не ему одному, конечно – тут арабы тоже очень замешаны) схоластика променяла на Афины Иерусалим. Молчать об этом – говоря о Маймониде, нельзя. Говорить об этом в юбилейной речи – тоже нельзя. Мое положение же становится особенно трудным именно в виду того, что, как Вы знаете, я всегда самым решительным образом выступал против Аристотеля. В той работе по средневековью, которую я теперь заканчиваю, Аристотель для меня представитель Афин, борющихся не на жизнь, а на смерть с Иерусалимом. Вы видите, что при таких условиях мне никак нельзя браться говорить о Маймониде. Я хотел бы прочесть три лекции в Тель-Авиве на такую тему: Киргегард и экзистенциальная философия с подзаголовком Авраам и Сократ. А если еще в Иерусалиме нужно читать – то, может быть, прочесть по-немецки первую часть Скованного Парменида – как я читал в «Kant-Gesellsch<aft>». ^[4] Тут тема та же: о вере, как об источнике истины. А что доклад уже читан – вряд ли кому это помешает: наверное, никто не вспомнит.

Еще раз большое спасибо Вам за хлопоты. Привет мой Мирре Яковлевне. Анна Елеазаровна шлет свой привет Вам обоим. Ваш Шестов

1. Эйтингон обратился в Объединенную федерацию рабочего профсоюза в Эрец-Исраэль (отдел культуры) с просьбой взять на себя организацию лекционного турне Шестова по стране. Ответ, полученный им, датирован 4 февраля 1935 г. В нем говорилось (в подлиннике на иврите):

Уважаемому профессору Эйтингону Иерусалим

Мы намереваемся пригласить проф. Л. Шестова в Эрец-Израэль для чтения лекций, которые состоятся в разных местах. Мы рассчитываем предоставить в распоряжение проф. Шестова сумму в 50 <палестинских фунтов> для оплаты дороги в оба конца.

Для покрытия этих расходов нам необходимо установить определенные суммы, которые следует востребовать с тех мест, где будут прочитаны лекции. Желательно, чтобы несколько лекций было прочитано в Иерусалиме (в различных аудиториях), и мы просим сообщить, согласится ли он прочитать несколько лекций (две) в Иерусалиме в тех местах, где их устройством профсоюзная организация занимается не будет.

Я полагаю, что лекции следует проводить для узкого круга, по приглашениям. Какова сумма, которую уважаемый профессор в состоянии внести для организации этих лекций? Мы будем крайне признательны за скорый ответ.

С уважением Зандбанк

Получив это письмо, Эйтингон сразу же отправил телеграмму Шестову, в которой пересказал ответ рабочего профсоюза. Не дожидаясь от него ответа, он отправился из Иерусалима в Тель-Авив для встречи с Я. Зандбанком, руководителем отдела культуры профсоюза (см. о нем прим. 4 к письму 67, от 5 июня 1935 г.), которого, однако, не застал. В письме, ему адресованном, он сообщал, что приложит все силы, чтобы помочь в организации шестовских лекций. Ответ от Я. Зандбанка, датированный 14 февраля, был следующим (в подлиннике на иврите):

Уважаемому д-ру Эйтингону Иерусалим

Сожалею, что не встретились. Получили Ваше письмо от 8.2. и благодарны Вам за готовность помочь нам в организации лекций проф. Шестова. Мы не имеем возможности установить сумму, которая выпадает на Иерусалим, и сумеем сделать это, только получив ответ из нескольких мест. Как уже говорилось, мы обратимся в нашу комиссию по культуре, чтобы она занялась технической стороной проблемы.

С уважением Зандбанк

2. См. прим. 4 к письму 60, от 24 декабря 1933 г.

3. Маймонид, или Рамбам (между 1135 и 1138–1204), выдающийся еврейский философ и богослов, разносторонний ученый своей эпохи.

4. См. письмо 50, от 20 мая 1930 г.

64

ШЕСТОВ – ЭЙТИНГОНУ

22/II. <19>35

Boulogne s/Seine

19. Rue Alfred Laurant

Дорогой Макс Ефимович!

После того как я отправил Вам последнее свое письмо, прошло уже больше недели. И хотя я отклонил Ваше предложение читать о Маймониде, но думать о нем я не переставал. И чем больше думал, тем больше убеждался, что те казавшиеся мне непреодолимыми и такими увесистыми «но» – не так увесисты и потому преодолимы. В конце марта я сдам все свои работы – и в моем распоряжении, раз поездка откладывается на осень, будет около четырех месяцев: этого вполне достаточно, чтобы разобраться в Маймониде и написать о нем работу в 1½, 2 печатных листа, т. е. на одну лекцию. Тоже я придумал способ, каким образом можно, не нарушая торжества и праздничного настроения говорить о моих с ним разногласиях. И теперь, когда я получил официальное приглашение от союза ремесленников (вероятно, Вы его имели в виду в Вашей телеграмме), ^[1] я ответил им своим согласием и предложил читать о Маймониде. Смущает меня только одно: они пишут, чтобы я написал им не о своей теме, а о своих темах. Меж тем, если я займусь Маймонидом, у меня уже не будет времени готовить другие лекции. По-моему, в этом и нет нужды. Они хотят, чтоб я объехал ряд городов и поселков (какие и сколько их, они не пишут). Но какая надобность в каждом месте говорить о другом? Я просил д-ра Манд<ельберга> выяснить все вопросы, связанные с моими лекциями, возможно скорее и осведомить меня. ^[2] Вам же пишу только, чтобы поблагодарить за поданную лишь Вами мысль читать о Маймониде. Если «союз ремесл<енников>» не станет возражать, все устроится к лучшему.

Всего Вам доброго. С сердечным приветом Мирре Яковлевне. А<нна> Е<леазаровна> тоже шлет Вам обоим свой привет. Ваш Шестов

1. Шестов переводит титул на адресованном ему приглашении (и в телеграмме Эйтингона, см. прим. 1 к предыд. письму) – General Federation of Jewish Labour in Eretz-Israel (Palestine) – как «Всеобщую Федерацию Еврейских Ремесленников в Эрец-Исраэль (Палестине)», употребляя слова «ремесленников» и «рабочих» как синонимы, см. в след. письме.

2. Речь идет о Льве Евсеевиче Мандельберге, муже сестры Шестова Елизаветы Исааковны, см. прим. 4 к письму 62, от 22 апреля (фактически – марта) 1934 г.