Текст книги "Культурный конфликт (сборник)"

Увидеть Париж и умереть

УВИДЕТЬ Париж и умереть!

Я всегда именно так думала про Париж, свидания с Парижем ждала много лет, готовилась к нему.

В Париж нас пригласили съездить наши друзья – немцы Рената и Густав. Ну, друзья не друзья – вопрос спорный, но знаем мы друг друга давно. Сейчас, по прошествии большого количества лет, поняли, что уж, наверное, все-таки не друзья. Да и кого сейчас в нашей сложной жизни можно назвать друзьями? Наверное, только хорошо живущих друг с другом мужа и жену. Тогда мы этого не знали, в Париж хотелось, сами бы поехать мы не решились. И страшно, и французского языка не знаем, и дорого. Бахеры нас уговорили, они в Париже бывали неоднократно, по-французски две фразы знают, и вообще Густав – он такой человек мира (как он сам себя называет), умеет быть органичным в любом обществе, в любой компании. Правда, в конце такого общения не все и не всегда чувствуют себя комфортно, но он всегда собой доволен. В какой-то момент нашего знакомства мы наконец приняли решение поехать во Францию. Всё срослось, сроки уточнены. Мы едем в Париж. Ура! Неужели? Не могу поверить своему счастью!

Решили ехать на машине из Германии и стартовать из Кёльна. В Кёльне живут родители Густава – Карл и Гизелла. У них собственный дом, сделанный в старинном стиле – небольшой, но очень уютный. Мы с мужем бывали в этом доме достаточно часто, и я его очень полюбила. Каждый раз на пороге дома нас встречали такие благообразные старички, она всегда в капроновых чулках и в бусах, он всегда в шейном платке. Всё остальное – это ладно, но эти чулки и шейный платок всегда меня умиляли. Еще меня умиляло то, что сколько раз мы садились за стол, столько раз доставался новый сервиз. Мы же как у нас в России привыкли: один сервиз – парадный для гостей (лучше если это будет «Мадонна»), а на каждый день что-нибудь попроще, что не жалко разбить. Ну и билось, конечно! Поэтому на каждый день всегда был некомплект.

После посещения Кёльна я дала себе слово, что есть буду всегда из парадных сервизов, на праздник ничего приберегать не буду и на столе всегда у меня будут стоять одинаковые тарелки!

Приезжая в гости, мы всегда привозили подарки – икру, конфеты, водку. Интересно, что все наши нехитрые презенты ставились на какой-нибудь стол в углу и стояло это всё вплоть до нашего отъезда, иногда несколько дней. Да… брезгуют, значит, и на стол не поставили, не открыли, не попробовали. Даже не убрали! Так и стоят наши бедные подарочки, никому не нужные. Потом, когда то же самое происходило и в других домах, я всё поняла. Это у них такие правила хорошего тона. Немецкие друзья демонстрируют нам, как они любуются нашими подарками. А есть их они будут втихаря, когда мы уедем, за закрытыми дверями.

Едем по автобану через Бельгию. Бензин, естественно, пополам, мы уже привыкли к этому, дружба дружбой, а бензин посчитаем! Сейчас уже удивляюсь, почему с нас не спросили за амортизацию автомобиля? Периодически за руль сажают моего мужа. Сережа, нервно улыбаясь, отказать не может. Я слегка побаиваюсь, мы не умеем ездить 200 км в час, и по автобану не умеем! Для нас всё немножко диковато, весь этот их порядок. Но в грязь лицом ударить нельзя, еще будут у нас в этой поездке такие возможности! После часа такой езды мой муж весь мокрый, он долго не может прийти в себя, но испытание на прочность проходит на пять с плюсом!

Въехав в Париж, машину сразу ставим на стоянку. Оказывается, передвигаться будем пешком, деньги нужно экономить, бензин очень дорог (даже половина бензина! Ну что за люди?). Но мне уже на всё наплевать, я уже в Париже! В Париж я влюбилась сразу, с самой первой секунды. Я поняла, что это абсолютно мой город, его воздух, его люди, язык, всё-всё. Просто сидела на скамейке и наслаждалась счастьем, лелеяла чудную мысль – я и Париж. Вся остальная команда рысью бегала по городу и искала для нас гостиницу. Задача была не из простых, гостиница должна была быть «две звезды», при этом нужно было еще получить скидку!

Видимо, удобства будут на этаже или вообще за углом, но меня это уже не пугало. Я готова была спать прямо вот на этой лавке. Периодически мои спутники пересаживали меня в другое место, поближе к очередному отелю, при этом наказывали мне не считать ворон, а сторожить вещи.

Наконец-то наши «две звезды» с дополнительной скидкой в тридцать (!) процентов были найдены. Наш друг Густав потом напоминал об этом все четыре дня, проведенные в Париже. Мы каждый раз должны были восхищаться, как будто услышали об этом впервые, и при этом забывать, что номер состоит просто из одной кровати. Ни шкафа, ни телевизора, ни тумбочки. Эти совершенно ненужные нам вещи просто некуда было бы поставить. Да и зачем? Приходили мы поздно, чуть живые, и, едва открыв дверь, плюхались на кровать, практически не раздеваясь (всё равно некуда вещи складывать), и оказывались… на полу. Кровать была настолько продавлена, прямо как гамак! Поэтому мы всю ночь друг на друга немножко наезжали. Хорошо, что уставали сильно, спали без задних ног, ничего не чувствуя.

Уставать было с чего, за день мы наматывали пешком километров по пятнадцать. Было принято решение на такси не ездить, на метро – только в случае острой необходимости. Хорошо, что с погодой нам повезло, было начало лета. Не жарко и не холодно, так что гулять по Парижу было мне в удовольствие. Всем остальным было удовольствие вдвойне, еще и деньги экономились.

Ничто не могло разочаровать меня в Париже. С каждым днем мне город нравился всё больше. Нравилось всё: и улицы, и музеи, и люди. Всё было интересно, всё живое, за каждым человеком чувствовалась судьба. Я вообще-то людей люблю разглядывать, а здесь ну что ни человек – всё мне в копилку.

Каждый вечер за ужином мы составляли план на следующий день. Четыре человека, четыре дня. Каждый предлагал что-то, интересное именно ему, сообща составлялся маршрут. Поэтому каждый день был не похож на предыдущий, и каждый мог посмотреть именно то, что хотел. Было очень здорово. Кстати, полноценно в ресторане мы ели раз в день. Почему, для меня до сих пор остается загадкой. Наши спутники – люди далеко не бедные и много чего себе могут позволить. Но… Мой муж делал предположение:

– Может, они боятся нас поставить в дурацкое положение? Они, наверное, думают, что у нас денег нет совсем.

Уж не знаю, что они там думали, но на еде мы экономили. В ресторане брали только «меню», по-нашему комплексный обед. Дешево и сердито. Но мало. Сережа вечно был слегка голодным. Но наши друзья всю дорогу так восхищались изысканностью кухни, что как-то было неловко заказать что-то еще. Много есть вредно. Завтракали мы в нашем чудном отеле. Ну что можно было получить здесь за наши деньги? В Париже вообще завтрак легкий – кофе, круассан и немного джема. Мы все собирались в нижнем холле, всем наливалось по одной чашечке кофе, добавки не полагалось, и хозяйка гостиницы, дама не очень приветливая, кидала в нас по одному круассану. Джема не давала вообще. Думаю, она никак не могла простить нам тридцати процентов скидки. Немцам нашим это настроения не портило, мне же было как-то не по себе. Всё время я завтракала с легким чувством вины, хотела поскорее съесть свой бублик и убраться по намеченному вечером маршруту.

Полдня мы наслаждались солнечным Парижем. Потом просто покупали багет, сыр, бутылку вина и прямо где стояли, там и садились, или ложились в зависимости от того, где нас заставал голод – на лужайке, на ступеньках, – и всё купленное съедали. Не могу сказать, что это было плохо. Нет, вкусно, романтично, здорово. А наши спутники опять радовались вдвойне. Ведь сколько денег сэкономили! Ну, пошли бы сейчас в ресторан, и что? Ободрали бы нас как липку. Вкусней бы не было, это точно. И вообще, с какой стати кормить этих французиков? Не дождутся. Нас с Сережей всё устраивало. Иногда, правда, во мне восставал дух противоречия:

– Хочу пирожное!

– Елена, в ларьках только сыр!

– Устала я от вашего сыра. Хочу в кондитерскую. Хочу кофе по-венски с каким-нибудь абсолютно французским десертом.

Мне никто отказать не мог, но никто со мной за компанию не ел. Немцы говорили, что они не хотят. Сереже было очень неудобно. Так и не поняла – за меня или за них, но он тоже пирожные не ел. Наплевать. Мне было вкусно, комфортно. Чудо как хорошо!

– Сереж, ты чего всё время в сумке роешься?

– Подожди…

– Что-нибудь случилось?

– Лена!!

Поняла, нужно заткнуться, пока не обругали. Зная своего мужа, я догадываюсь, что что-то не так, что-то случилось. Но спрашивать бесполезно, он уже разнервничался настолько, что даже разговаривать не может. Мы едем в метро, день клонится к закату. Всё было опять здорово, впечатлений море. Наконец-то я поднялась на Эйфелеву башню. Не скажу, что это самое яркое впечатление от Парижа. Но символ все-таки. Посетить было нужно. Галку поставили. Правда, часть пути на башню пришлось проделать пешком, устали как собаки. Зато после этого восхождения нам даже разрешили в какой-то жуткой кафешке посидеть, а заодно и съесть пиццу, правда, одну на всех. Да и ладно, впереди еще «комплексный обед» на ужин. Ноги гудят. Решили немного передохнуть в номере. Так что сейчас прямиком в гамак.

Господи, да что с моим мужем-то происходит?! Посерел прямо весь и вещи из своей сумки начал на скамейку вытряхивать.

– Лена, я, по-моему, кошелек потерял…

Тут уж и я начала сереть. Деньги у нас все хранились у Сережи. Причем совсем все. Причем за гостиницу мы еще не платили, после Парижа я должна ехать в Ганновер на медицинскую выставку, и на эту поездку деньги были в том же кошельке. Действительно, увидеть Париж и умереть… теперь уже от голода.

Тут уже и наши немцы поняли, что у нас что-то стряслось.

– Сережа потерял кошелек.

– Какая неприятность. А денег много было?

– Много. – Ну как людям объяснить, что денег не просто много, а они все? И больше нет вообще ничего. Заикаясь, начинаю рассказывать.

– Подождите, ну вы же в сейф что-то клали?

– Нет…

– У Елены, в ее кошельке?

– Всё было у Сергея.

Чувствую, не понимают. Да мы и сами не понимаем, почему так произошло. Начинаем лихорадочно соображать, что делать дальше, как выходить из этой ситуации. А ведь не зря наши спутники такие экономные и нас к этому приучали. Глядишь, и не умрем с голоду, что-то у них займем, на поездку в Ганновер денег попрошу у врача, с которым в Германии встречаюсь. Еще есть время ему позвонить.

– Подождите, давайте все-таки разберемся. Сергей, когда ты последний раз видел этот кошелек? В кафе? Точно помнишь? Нуда, ты же расплачивался… А в метро как входил? Ай, ну да, в метро же я билеты покупал, – Густав пытается проанализировать ситуацию.

– Знаете, давайте-ка вернемся в кафе. А вдруг ты его просто уронил, и он спокойно лежит под стулом и ждет нашего возвращения?

– С пятью тысячами-то? Вряд ли. Мы в фантастические истории не верим.

– Всё, поехали, нет так нет. А вдруг!

Едем обратно, настроения никакого. Каждый в душе ищет виноватого. Немцы удивляются нашей халатности. Я – своему мужу. Он находится в прострации. Минут через сорок добираемся до места. Входим в кафе. За нашим столиком сидят уже совершенно другие люди и в хорошем настроении уминают свою пиццу. Сережа лезет под стол, безусловно вызывая удивление у народа. Ничего! Как и предполагали!

– Все-таки надо на всякий случай спросить у бармена. А вдруг кто-нибудь нашел и отдал? – неуверенно предполагает Рената. Святая простота! Нашел и отдал! Даже предположить такое и то умудриться надо, не то что вслух сказать. Тем не менее Сережа, как зомби, на негнущихся ногах идет к бармену. Мы издалека видим, что они о чем-то говорят. И вдруг! В руках бармена я вижу наш кошелек. Нет, этого не может быть! Наверное, он пустой. Сережа отходит в сторону и проверяет, всё забрали из кошелька или нет. Деньги на месте все! Все до последнего пфеннига… Сережа тут же возвращается назад и, достав из кошелька какие-то деньги, отдает их в благодарность бармену. Потом мы пытались выяснить у него, сколько он отдал, – Сережа вспомнить уже не мог. Да это всё уже неважно. Нам вернули наши деньги. Почему это произошло, мы не поняли. Французы очень честные люди? Это вряд ли. Мы им понравились, или мы такие бедные и нас стало жалко? Или питают они симпатию к русским? (Не к немцам – это точно, во Франции вообще нельзя говорить по-немецки, немцев ненавидят.) Не знаю, не знаю… Мне все-таки кажется, что кошелек был найден в чьем-то присутствии и очень много людей это видели. Думаю, это самая правильная причина, хотя версии высказываются и по сей день. Но главное – это результат. Мы с деньгами, мы в Париже, праздник продолжается!

Очумевшие от счастья, мы падаем на наш гамак. Нам нужен отдых, осознание того, что случилось, и время, чтобы придумать, как правильно прятать наши деньги дальше.

Вечером мы уже не идем в дешевый ресторан, идем в хороший и первым делом заказываем шампанское! Сегодня мы не экономим, сегодня мы гуляем! Будет и фуа-гра, и ассорти французских сыров, и замковое вино.

Париж еще раз доказал нам свою непохожесть на все другие города. Доказал нам, что это город, где случаются чудеса – большие и маленькие. Нужно просто приехать сюда с человеком, близким тебе по духу, и Париж повернется тебе навстречу и сделает всё, чтобы тебе было хорошо в этом городе и чтобы ты его вспоминал потом долго-долго. Мы будем вспоминать его всю свою жизнь. Потому что на это есть еще одна причина…

Сережа открывает шампанское, пробка с силой вылетает из бутылки и падает прямиком в бокал.

– Так, чей бокал? Рената, твой?

– Нет, это Сергея.

– Уверена? А ты знаешь, есть такая примета, если пробка попадает в бокал, это к прибыли. А уж если пробка от шампанского, то это прибавление – к ребенку!

– Сергей, значит, у тебя будет ребенок, бокал не мой, это точно твой!

– Интересно, кто это родит моему мужу ребенка? Уж точно не я!

Мы все веселимся, у нас прекрасное настроение, и даже эта больная тема для обеих пар не заставляет нас грустить. У Бахеров детей нет, а у нас с Сергеем нет общих детей. Несмотря на все наши усилия, пока и не предвидятся. Но сегодня не о том. Мы пьем вино, вкусно едим, потом полночи гуляем по Монмартру. Уже под утро у какой-то африканки мы с Ренатой заплетаем себе по косичке. Мы счастливы. Это очень редко бывает, когда счастье ощущаешь сейчас. Обычно оно приходит с воспоминанием о чем-то. И редко когда ты понимаешь, что счастлива именно сейчас.

Навстречу нам идет большая компания. Вдруг один парень из их числа, где-то наш ровесник, останавливается, подходит к Ренате, берет ее за руки и начинает что-то быстро говорить по-французски. Потом обнимает, целует ее в губы, и компания уходит. Мы остаемся стоять с раскрытыми ртами. Что он ей говорил, почему поцеловал? Почему ее, а не, допустим, меня? Опять загадка, опять маленькое чудо, от которого Рената потом долго не могла отойти, всё ходила и глупо улыбалась.

А для меня в этом городе произошло самое невероятное, самое долгожданное чудо в моей жизни. Почему для меня? Для нас! Для нашей семьи! Мы привезли из Парижа нашего долгожданного Павлика. Действительно, тот бокал оказался Сережиным, и мы еще раз убедились, что в Париже сбываются все мечты, все надежды. Но обязательно нужно туда ехать с человеком, которого действительно любишь, с которым ты – единое целое. Если ты в этом не уверен, Париж поможет разобраться и в себе, и в партнере, и в ваших отношениях. Я видела людей в самолете, летящих из Парижа, которым нечего было сказать друг другу, которые, кроме раздражения, не вызывали друг у друга никаких чувств. Нас же Париж соединил навеки, еще раз показал нам, что, может, мы и разные, но нам хорошо вместе. В музее Д’Орсе мы восхищались одними картинами, нам нравились одинаковые улицы, нас тянуло в одни и те же уголки Парижа.

Увидеть Париж и умереть. Да! Но если только от счастья!

По дороге в банк

– НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ, через сорок минут вас ждут в банке, на встречу отводится приблизительно два часа. Потом можно будет пообедать. Обед – на работе. В три к вам приезжает Михайлов. Думаю, это надолго. Все документы я вам для встречи подготовил, лежат в красной папке. Вечером ужин с главным архитектором в «Альбатросе». Столик заказан. Ресторан вас устраивает?

– Вполне. – Гаврилов помолчал. – До банка ехать минут двадцать пять. Заскочим на Гиляровского.

– Николай Петрович! Можем не успеть.

– Успеем, мне нужно всего семь минут, – жестко ответил шеф.

Федор оглянулся с переднего сидения на своего непосредственного начальника. Хотел еще что-то возразить, но Гаврилов уже набирал номер на сотовом телефоне. Разговор с помощником окончен.

– Куда? – повернул в сторону Федора голову шофер.

– На Гиляровского, – вздохнул Федор.

Володя возил Николая Петровича уже три года. Вопросов никогда не задавал, просто исполнял поручения. И последнее время уже не прямые – Гаврилова, а его помощника Приходько Федора. Так даже было всем удобнее. Федор всё улаживал, всё отлаживал, а дело Володи было только доставить шефа в срок по нужному адресу. Никого и никогда не интересовали пробки и то, что Володя водит не вертолет, а легковой автомобиль. Автомобиль, правда, был хорошим, восьмая модель «Ауди». Зверь, а не машина. Правда, если ехать было некуда и всё стояло, то и «Ауди» не помогала. Вот это было Володиной проблемой. И он ее решал.

Проблема Федора была сейчас не опоздать в банк. Ну с чего шефа вдруг понесло на улицу Гиляровского? Семь минут… Не успеет, ничего у него не выйдет. Федор занервничал. Что делать? Перезвонить в банк, передоговориться? Прямо сейчас, при шефе, или когда тот уже выйдет из машины? А вдруг он все-таки успеет? Хотя… Федор прекрасно знал о сложившейся ситуации. Какие могут быть семь минут? Даже с жесткостью Гаврилова. Там проблемы такие, за час не решить! Да… Только почему об этом думает Федор? Его, что ли, проблемы? Если шеф готов их решать так быстро, так и ладно. Главное, не опоздать в банк. А если даже у Гаврилова настроение какое-то не то после встречи на Гиляровского будет, то это уже не страшно. В этом плане шеф – кремень, всегда соберется, и никто его настроения не почувствует.

Федор прислушался к телефонному разговору шефа. Должность такая. Всегда и во всем быть в курсе. Хорошие новости, плохие – должен быть готов к любым неприятностям шефа, вникать в семейные проблемы. И за это тоже он получал свою немалую зарплату.

– Нина? Как ты? Как настроение? Да вот, в банк еду. Нет, обедать уже буду потом. Лекарства принимала? И как, лучше? Ну хорошо. Леша из школы пришел? Ладно, я сегодня поздно, ужинаю с главным архитектором. Да, приеду, всё расскажу подробно. Дай трубку сиделке.

Иногда тон у Гаврилова мог быть совсем другим. Практически душевным. Федор слышал этот тон два раза в день, когда шеф разговаривал по телефону с женой. Обычно это случалось перед обедом и когда выезжали после последней встречи домой. У такого мужика – жена прикована к постели. Трагедия. Об этом мало кто знал, даже из близкого окружения. Гаврилов жалости не терпел ни к себе, ни к жене. Как-то справлялся, сам занимался сыном.

– Анна Германовна, почему до сих пор не было врача? – ну вот, знакомый металл. – За что мы вам платим деньги? Я вас прошу, немедленно еще раз свяжитесь с Никифоровой. Фруктов в доме достаточно? Хорошо, всё привезут в течение часа. И проследите, чтобы Нина поспала после обеда, пусть Леша ей не мешает. До свидания.

– Федор, нужно отправить домой яблоки и апельсины.

Если бы Федор не был так внимателен, он бы просто не понял, что последняя фраза обращена к нему. Шеф не утруждал себя сменой тона или необязательными «спасибо» и «будьте любезны». Вот, опять начал говорить по телефону. И Федору нужно будет одновременно заказывать фрукты, причем делать это так, чтобы не мешать при этом шефу, и прислушиваться к разговору Николая Петровича. Последняя фраза может опять относиться непосредственно к нему, Федору. Гаврилов два раза не повторял. Сказал и забыл. И это правильно, ему было про что помнить. Для того и существовал Приходько Федор. Чтобы голова шефа хоть немного была свободной для мыслей более высокого полета.

Естественно, жене Гаврилов сказал, что едет сразу в банк. Понятное дело.

– На месте будем через пять минут.

Это уже Володя. Привычка заранее говорить о прибытии устраивала и Гаврилова, и Приходько. Оба были в своих мыслях, и хорошо, что кто-то предупреждал их заранее: «Всё, готовность номер один. Приехали».

Машина бесшумно въехала в тихий двор и остановилась у старинного особняка. Федор быстро вышел из машины, привычно огляделся по сторонам и открыл заднюю дверь.

Мила наблюдала из окна, как из подъехавшей машины вышел сначала охранник, потом и человек, которого она ждала. Пунктуален. Она достала пудреницу, еще раз критически взглянула на себя. Пригладила руками прическу, поняла, что волнуется. Как найти правильный тон, как не растеряться? Ну вот, даже ладони вспотели. Она незаметно вытерла их о юбку. В коридоре раздались быстрые шаги, и дверь распахнулась. От напряжения Мила встала.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, я Гаврилов.

– Я поняла, спасибо, что пришли, мне нужно с вами поговорить. Понимаете, всё очень серьезно.

– Подождите, – властным движением руки Гаврилов остановил Милу. – Говорить буду сначала я. Предупреждаю, времени у меня мало, поэтому я буду краток.

Мила попыталась было открыть рот, но поняла, что это бесполезно. С такой харизмой бороться было невозможно. Перед ней стоял властный деловой человек, который привык, что решения принимает он один, а все должны ему подчиняться.

– Скажите, пожалуйста, у моего сына есть портфель?

– Да, – вопрос был неожиданным, и Мила даже растерялась.

– И он с ним каждый день приходит в школу?

– Ну конечно!

– А учебники у моего сына есть, тетрадки, ручки, линейки?

– Есть, конечно, только я хотела вам сказать…

– Я не закончил, – Гаврилов остановил Милу одним взглядом, и учительница запнулась на полуслове. – Если у моего сына есть портфель и всё, что нужно для обучения, я так понимаю, что как отец свои функции я выполнил. С этим портфелем Алексей пришел в школу. На этом мои обязательства заканчиваются и начинаются ваши. Теперь ваше дело его всему научить. Я лично ситуацию воспринимаю именно так. Вам всё понятно?

– Понятно, – пролепетала Мила, – но как же?

– И я прошу вас больше меня в школу не вызывать. Я же не спрашиваю вас, как мне строительным трестом управлять, вот и вы меня в свои проблемы не вмешивайте. Каждый должен заниматься своим делом, тогда это будет профессионально.

– Николай Петрович, но это же ваш сын! – практически выкрикнула Мила.

– И ваш ученик. Простите, ваше время истекло. Рад был познакомиться.

Гаврилов развернулся и быстро вышел из класса.

«Чему он был рад? Он же даже не спросил, как меня зовут», – вздохнула про себя Мила.

«Ровно семь минут, – подумал Федор, – как всегда, шеф не подвел, в банк успеем точно. Учительницу только жалко».

До Федора Приходько доходили слухи, что Лешка стал в школе неуправляемым. И про учительницу новенькую и молодую, которая из-за мальчишки плачет уже. Оно и понятно: мать больна, отец вечно на работе. Надо будет училке объяснить ситуацию-то, пусть к парнишке повнимательнее будет. Федор сделал в голове заметку: «Заехать в выходные домой к Людмиле Павловне, поговорить про Лешу, постараться помочь, если возможно».

Что там шеф за семь минут ей донести смог? Очередные команды отдал? Эх, вот ведь жизнь. Такими делами ворочает, а у самого жизнь совсем вся нескладная получается. Где только силы берет.

– Поехали, Николай Петрович?

– В банк.