Текст книги "Избранное. Проза. Стихи."

Он с удовольствием потянулся. Чувство лёгкости, даже, пожалуй, прострации и пустоты было приятным, если б не головная боль. Но Санчо знал: это опасный кайф. Так недолго и втянуться. А с другой стороны – что в этой жизни ещё остаётся? Пей, гуляй да балдей! Слава Богу, папиных денег хватило бы на много его жизней. И он с детства не привык себе ни в чём отказывать. Вот только с женщинами… Всё получалось как-то не совсем так, как хотелось бы. Он буквально раздевал их глазами и уже обладал ими в голове в самых непристойных позах. Он даже умудрялся мысленно получать от этого удовольствие. Но вот на деле. Фиаско за фиаско. Думать, что он импотент было бы неправильно. Он консультировался у врача, и тот успокоил его, сказав, что всё у него в норме. Тогда что ж такое? Может, попробовать с мужчиной? Недаром некоторые из известных здесь гомосексуалистов уже давно плотоядно на него поглядывают. Ещё бы! Ведь он так красив! Вчера один даже как бы невзначай ущипнул Санчо за ягодицу. И он неожиданно для себя получил от такого внимания удовольствие.

Санчо ещё раз сладко потянулся. Всё-таки пора вставать. Или ещё поваляться чуточку?

Наконец, запахнувшись в шёлковый халат, он решил спуститься со второго этажа, где находилась его роскошная спальня, в столовую. Не спальня, а, скорее, будуар. Такой изысканности вряд ли позволила бы себе даже женщина. Санчо обожал красивые вещи. У него имелось много антиквариата: картин, статуэток, украшений и просто безделушек. Всё это со вкусом, в строгом порядке он расставлял по полочкам в секретере. Там стояли и редкие книги, но Санчо их не читал. Он просто был коллекционером и любил всё красивое и ценное.

В столовой его уже ждала служанка, она улыбнулась ему в знак приветствия и стала подавать блюда и напитки на стол. Но есть не хотелось. Санчо отпил кофе, показавшийся горьким, и закурил.

– Вас к телефону, сударь.

– Кто там ещё с утра пораньше?

– Вообще-то уже полдень.

– Ладно, не умничай, давай сюда телефон.

Взяв трубку, он отошёл к окну. Незнакомый мужской голос вкрадчиво проговорил:

– Как ты там сегодня, моё солнце? Головка не болит? Я очень за тебя переживаю.

Санчо бросило в жар. Он сразу понял, кто звонит.

– Нет, я выпил таблетку, – он заговорил жеманно, ломаясь и шепелявя – тоном совсем для себя неожиданным.

– Может, увидимся сегодня? Я приготовил для тебя сюрприз. Тебе понравится.

– Какой? Я люблю сюрпризы, – от удовольствия голос Санчо стал совсем похожим на женский.

– А это ты увидишь сам, когда приедешь ко мне в гости. Я так давно к тебе приглядываюсь. Как красив ты был вчера! Как изысканно одет! А кто твой парикмахер? Как удаётся тебе всегда носить аккуратную причёску, ведь у тебя такие непослушные кудри?

Санчо довольно захихикал:

– Я и сам непослушный.

– Ах ты, сорванец. Так мы договорились? Я буду ждать тебя в семь, у себя дома.

– Но я не знаю адреса.

– Я сообщу.

На том конце положили трубку. Санчо в замешательстве положил свою, как вдруг наткнулся на недоумённый взгляд служанки.

– Что ты развесила уши, идиотка?! Пошла вон!

Служанка спешно покинула столовую. Санчо, весь красный и в момент протрезвевший, сел за стол и машинально стал ковырять вилкой омлет. Он не ожидал этого звонка, и с прислугой не надо бы так себя вести. Хотя, какое ей дело?! Ишь, развесила уши! Теперь растрезвонит по всему острову.

Через полчаса Санчо уже плавал в открытом бассейне. Солнце просвечивало лазурную воду насквозь, и в ней его смуглое ладное тело выглядело очень живописно. Он залюбовался своими стройными лодыжками и хорошо очерченными сильными руками с небольшими, аккуратными кистями.

После купания Санчо чувствовал себя прекрасно. Служанка поднесла ему ананасовый сок. И он поблагодарил ее любезно, как ни в чём не бывало. Но без особых реверансов – прислуга должна знать своё место.

Сидя в шезлонге, слегка откинув голову назад, чтобы лицо его получше загорело (тогда улыбка будет ещё ослепительней), он наслаждался свежестью сока, и пил его маленькими глотками. Когда его окликнула служанка:

– Сударь, Вам просили передать вот это.

Оглянувшись, он увидел её с огромным букетом белых лилий.

Дрожащими руками он принял роскошный букет и заметил в нём визитку с адресом. Теперь он окончательно убедился, кто был его отправитель.

До семи вечера оставалось не так много времени. Пора было позаботиться о своём гардеробе и маникюре. Никогда раньше Санчо не волновался так перед свиданием.

Ровно в девятнадцать ноль-ноль Санчо остановил свой спортивный кабриолет перед роскошным особняком. Ворота автоматически открылись, и он медленно въехал во двор. Сердце его стучало, как бешеное. Вот оно, наконец, то самое, что может стать одной из любимых утех его жизни. И какая разница, что об этом будут судачить ханжи!

Энрике с досадой бросил свой огромный рыбацкий нож на разделочную доску. Всё, баста! Работаешь-работаешь, и конца-краю не видно: ни денег особых не заработал, ни почёта. А дома – располневшая Люси и двое горластых детишек, которые, как птенцы только и раскрывают голодные рты при его появлении. Так не долго он ещё протянет. Даже его богатырского здоровья не хватит что есть мочи вкалывать здесь, а потом ещё дома ночью ублажать ненасытную Люси. Видать, все бабы со временем становятся одинаковыми – до рождения близнецов она ведь была другой. Скромняшка, застенчивая, – этим его и взяла. А потом… Превратилась в обычную жопастую и сисястую бабенцию, громогласную, ненасытную ни в деньгах, ни в сексе… Глаза бы не смотрели.

Матиас, заклятый дружок Энрике, как всегда не упустил случая его подколоть:

– Не получится, дружище, до конца работы ещё как минимум полчаса. Так что ещё успеешь к своей Люси – подёргать её за ……, – он, как всегда, ляпнул непристойность.

Казалось, Энрике только этого и ждал. Он схватил нож и кинулся на обидчика.

– Эй-эй-эй! Да ты с ума совсем сошёл! Я не виноват, если она тебе не даёт, – Матиас увернулся от удара и кинулся прочь, петляя по песку, как заяц.

Энрике с налитыми кровью, как у быка, глазами – за ним. Но он был намного тяжелее обидчика, – быстро устал, повалился на песок и зарыдал, как маленький. Но вскоре взял себя в руки: не хватало, чтобы проклятый самбо увидел его слёзы – тогда его совсем засмеют.

С работы Энрике возвращался мрачнее мрачного. По дороге домой зашёл с парнями в бар. Сидя у стойки и опустошая один стакан рома за другим, старался полностью освободить голову от каких-либо мыслей. Вдруг в окне мелькнул знакомый силуэт. Сердце защемило: то была Мариетта.

Не медля ни минуты и не обращая внимания на уговоры друзей, он выскочил из бара к ней наперерез.

Он стоял, покачиваясь, и смотрел на неё с глупой улыбкой. Она молчала. Полные её губы сжались в жёсткую линию.

– Ну, не добрал там, что ли? Я с собой рому не ношу. И в гости не приглашаю, – она довольно бесцеремонно оттолкнула его, чтобы пройти.

Именно в этот миг, глядя в её холодные глаза, он понял, что к старому возврата нет – она его не простит. Никогда. А он, что греха таить, последнее время на это надеялся! Его обуяла злость:

– Все вы, бабы – суки. Злобные, жадные, ревнивые, бессердечные суки, – он сказал ей это вслед с такой ненавистью и так громко, что любая бы испугалась. Но только не Мариетта. Она обернулась к нему резко, схватила Энрике одной рукой за ворот рубашки, другой – привычным движением нащупала в кармане нож с выдвигающимся лезвием. Кровь её чёрных предков закипела:

– Слушай, ты ……, – браниться она умела не хуже, – иди, обзывай свою толстозадую. А мне на глаза больше не попадайся. Слабак паршивый. Настругал детей, а сам пьянствуешь. А я-то, дура, чуть грех на душу не взяла из-за вас! Ничтожные вы люди оказались. И ты, и она. Ты – просто пьяница и гуляка, а она – никчемная глупая гусыня, раз в такие молодые годы да ещё с детьми мужика удержать не умеет. Пошёл прочь от меня! И смотри, больше не попадайся – ты меня знаешь, – Мариетта красноречиво шевельнула в кармане рукой. С силой оттолкнула его и пошла, как победное судно под флагом, покачивая крутыми бёдрами в такт невидимым волнам.

Под хохот и улюлюканье Энрике побрел, куда глаза глядят. Почему ему не судилось умереть в тот же миг? Какой позор! И как жить дальше?!

Перед тем как прийти домой, он зашёл ещё в два-три бара. И там изрядно «добавил на грудь». Идти к Люси совсем не хотелось, но больше его нигде не ждали. Уныло плёлся он в дом, куда ещё так недавно стремился с радостью. Кто бы мог раньше предвидеть такой печальный поворот событий?

Люси не спала. Час назад бабушка сообщила ей неприятную новость: соседка рассказала про недавнюю сцену в кафе между Энрике и Мариеттой. Какой позор! Она так и знала, что рано или поздно его к ней потянет. Но чтоб с такой оглаской! Завтра на улицу будет стыдно выйти.

– Заявился! Свинья пьяная! – Люси встала на пороге комнаты, куда тихонько пытался войти Энрике: руки – в мясистые бока, живот вперёд (так веками встречали подгулявших мужей все женщины её рода), – ишь, мерзавец, к той корове не пошёл! Что, не пригласила тебя? Ко мне спать приполз?!

Это было уже слишком. Энрике молча схватил женщину за горло и сдавил с такой силой, словно она была злейшим врагом, словно она была повинна во всех его неудачах.

Видимо, он переборщил – Люси захрипела и стала отбиваться. Задела рукой вазу, та с грохотом разбилась. На шум выбежали мать и бабушка Люси, заголосили. Проснулись и заплакали дети.

Энрике опомнился. Схватился за голову и побежал из дому, куда глаза глядят. К океану.

Там, сидя на тёплом песке под успокаивающий шум ритмичного прибоя, он провёл всю ночь.

Под утро заснул – хорошо, что рабочее место в двух шагах, не надо будет спешить…

Президент страны был красивым мужчиной, волевым, харизматичным, очень талантливым и честным. Его обожал народ. Про него слагали песни, ему подражали. Все поголовно женщины острова были в него влюблены. Он слыл блестящим оратором, мог говорить часами. Неисправимый романтик, он верил во всеобщую справедливость и знал наверняка, что добро всегда побеждает зло.

Ему нелегко было управлять своей небольшой, но богатой страной. Идеи всеобщего равенства и братства заставляли его помогать дружественным соседям – более бедным – делиться с ними в ущерб собственному народу. Но зато в его стране не было полностью обездоленных или слишком богатых. Прожиточный минимум был обеспечен всем.

Однако далеко не всех такая обстановка в стране устраивала. Священные для всех времён идеи частной собственности здесь не приживались, и представители предприимчивых слоёв населения, не удовлетворённые усреднённостью им навязанной, искали поддержку в других странах, где Президента не любили.

Скоро должны были состояться выборы. Его оппоненты и враги предпринимали любые меры, в том числе и запретные, чтобы Президента устранить.

Он чувствовал опасность. Он был близок своей земле, своему народу, он имел чистую совесть, и Бог наградил его тонкой интуицией. Сегодня он имел долгую конфиденциальную беседу со своим последователем – Премьер министром.

– Я так люблю жизнь и так хочу жить долго-долго, наслаждаясь плодами своего труда, своих преобразований, но чувствую, что дни мои сочтены, – так говорил Президент Премьеру, сидя с ним на веранде Президентского дворца, полностью заплетенной благоухающими плетистыми розами. Цвет их был ярко-красным, Президент любил такой.

– Но, мой Президент, Вы абсолютно здоровы и полны сил! О какой кончине Вы говорите?! – Премьер испугался не на шутку. Он хорошо знал своего руководителя как неисправимого оптимиста, шутника, танцора, жизнелюба. И впереди у них было столько грандиозных планов!

– Да, мой дорогой товарищ, в последнее время я вижу плохие сны, и что-то подсказывает мне, что мой жизненный путь подходит к концу. Обещай мне, что ты не предашь нашего дела и не продашься идеям бездушного капитала, как это сделали многие лидеры во многих странах, забыв о нуждах простого человека. Ведь это так просто: вырвать у того, кто слаб, и продать тому, кто богат. А на этом, как не жаль, и держится современный мир.

– Я клянусь Вам, мой Президент, что до конца своих дней пронесу знамя всеобщего Равенства и Братства. Как тяжело бы мне ни было! Если я одержу победу на выборах, разумеется.

– Да, конечно. Будем надеяться, что одержишь. Наша молодая страна – лакомый кусочек для мирового империализма. Мой народ живёт не богато, скромно живёт, что и говорить. А давай-ка подумаем вместе: много ли, действительно, нужно человеку для счастья? Быть сытым, одетым, иметь занятие, крышу над головой, возможность веселиться от души, любить… Что ещё? Всё это мой народ имеет. Кроме того, у нас бесплатные школы и больницы, великолепный климат, частые праздники и карнавалы, обязательная социальная помощь, всем есть работа и жильё. Не слишком плохо для начала, а? Исторически сложилось так, что мы – не пуритане, мы – горячая темпераментная нация. И в основном у каждой женщины есть свой мужчина. Никто не обделён. Мы умеем веселиться, ведь голодный и несчастный народ не стал бы каждый день петь и плясать, а?

– Вы абсолютно правы! Большинству людей большего из перечисленного и не надо вовсе. А тот, кто предприимчив по натуре – может жить чуть лучше остальных, занимая высокий общественный пост, например. А вот толстосумам и эксплуататорам на острове не место, это уж точно.

– Слушай, Премьер, а ведь, кроме того, у нас безопасно, почти нет преступности. Если народ всем доволен, зачем ему буянить? И мы закрыли сюда дорогу для наркоторговцев. Что плохого в нашей политике? И почему она так раздражает соседей-империалистов? Вот с ближними государствами, которые попали под их влияние, что приключилось?

– Разорённые сёла, унылые города, грабительские налоги, обескровленная промышленность, проституция, преступность, нарко– и работорговля. Выжимают из бедных стран всё, что можно, нещадно. А после полного разорения их земли превратят в свалки. И назад, к социализму, они уже никогда не вернуться. Душа болит смотреть на эти страны.

– Зато какая-нибудь паршивая кучка капиталистов довольна. И разве на них мы должны равняться?! Тебе необходимо быть особо бдительным после моей смерти…

– Да что Вы, господин Президент, какая смерть? – Премьер не дал ему договорить, – Вы здоровы, полны сил, Вас любит народ (в том числе и охрана), у нас прекрасная медицина, Вы должны жить долго и счастливо на радость нам и на горе мировому империализму!

– Вот именно, и он не дремлет. Дай мне договорить. Я здоров, но не исключаю какой-нибудь коварный заговор, и мы должны быть к нему готовы. Ты недооцениваешь возможности врагов. Знаешь ли ты об их новейших технологиях? Они могу убить человека на расстоянии. Разными способами. И у меня дурные предчувствия, – Президент, отпив воды из хрустального стакана, задумчиво стал вертеть его в руках, внимательно разглядывая играющие на солнце грани, – я хочу ввести тебя в курс некоторых особо важных дел, – он встал и кивком головы предложил Премьеру следовать за ним. Вдвоём они направились в рабочий кабинет Президента.

«Уговорив» прежде почти полный кальян с гашишем, Анатоль сидел на полу своего кабинета в позе лотоса с закрытыми глазами. Зажав в кулаках обточенные в форме пирамид кристаллы раухтопаза (этот минерал высвобождает подсознание), он предавался одному из любимейших своих занятий – медитации. Причём, за многие годы духовных практик он научился их осознанному проведению. В этом и заключалось наивысшее мастерство: не плыть по течению галлюцинаций (что происходит с любым наркоманом, например), а попадая в струю астральных событий, уметь управлять и собой, и происходящим.

Сегодня духи предложили ему встречу с предками.

И вот бабушка в совершенно реальном образе, одетая в своё повседневное хлопковое платье в тёмных цветах, сидит в кресле напротив Анатоля, улыбаясь строго и нежно (так умела только она).

Они долго смотрят друг на друга, наслаждаясь встречей.

Общение с умершими имеет свои особенности. Здесь нет нужды в детальных беседах, спорах или долгих диалогах. Всё понимается без слов, взаимный обман невозможен.

– Как ты, внучок? – наверное, сказала бы она в реальности.

– Ой, бабушка, мне очень плохо, страшно и одиноко, – ответил бы Анатоль и заплакал.

– Всё пройдёт, поверь мне: ничего не стоит в вашем мире такого трагического, цепкого к мелочам отношения. Насколько отсюда всё выглядит по-иному! Знай я об этом раньше, разве стала бы я тратить жизнь на то, чем занималась?

– А чем бы ты стала заниматься, бабушка?

– Извлечением знаний! Из всего! Знаний самых разнообразных! Любыми способами нужно получать знания, мой мальчик. Вот этим бы я и занималась. Старайся обходить стороной жалкие страсти людишек, и сам не зацикливайся на ерунде. Всё пройдёт. Останутся лишь результаты весомых дел, и с ними ты когда-нибудь предстанешь здесь.

– Но как же моя практика? Ко мне приходят люди, и они просят помочь, и колдовством я зарабатываю на жизнь.

Лицо бабушки опечалилось.

– Я знаю, дорогой, и я виновата в том, что ты стал этим заниматься… Старайся всё же не очень отягчать свою совесть – никакие деньги того не окупят, поверь мне. Я же буду отсюда следить за тобой и по возможности охранять от неприятностей. Если ты, конечно, примешь к вниманию всё то, что я тебе сказала и не слишком будешь грешить.

Они ещё долго беседовали. Бабушка рассказывала внуку о великолепных вселенских дарах, о благодати, которые есть только там. О тех новых безбрежных знаниях и таинствах, которые открылись ей уже после смерти. И о неизреченных муках наказания за всё содеянное на Земле.

Придя в себя, Анатоль ощутил покой и тихую радость. Он вытер слёзы с глаз и решил завтра не медля отправиться в церковь – заказать бабушке заупокойную мессу.

Гретхен возвращалась от врача. К нему её привели нестерпимые боли в тазу, бедре, ноге. Сначала болел только таз, а боль отдавала в ногу. Но потом заболело всё тотально, и непонятно было, где крылся очаг.

Доктор долго рассматривал снимки, смотрел на бумажки с анализами, но определённого вывода так и не сделал. В результате, вздохнув, протёр очки и сказал:

– Диагноз Вам поставить не могу. Картина совершенно непонятная. Ясно одно: всё началось с банального перелома, когда Вы упали с лошади. Лечение проводилось правильно. Что происходит сейчас – сказать трудно. Анализы в норме. Снимок неплохой. Будем наблюдаться дальше.

Гретхен ехала из больницы раздосадованная:

– Вот тебе и медики. Ни черта не понимают. А деньги берут, и немалые. И «щёки надувают» ради важности, хотя на самом деле ничего из себя не представляют.

Дома подошла к телефону – звонил отец:

– Mein Liebling, как твои дела? Ты была у врача?

– О, папа, он совсем не сказал мне ничего определённого, а нога всё болит. И не только нога – тянет весь низ, это прямо проклятие какое-то…

Пауля обожгло это слово. «Проклятие»… Наверное! Скорее всего! Разве мало он натворил за годы войны? И куда-то же должны были деться все те слёзы, стоны, мучения, обиды? Где-то ведь они сохранились? Где-то во времени и в пространстве. Где-нибудь там, куда не всякому смертному удаётся заглянуть. Разве что такому, как Анатоль. Да, конечно, нужно срочно ехать к нему! Какое золото может быть дороже жизни дочери?! Жену свою он уже потерял. И не исключено, что причиной тому стала его банальная жадность. А ведь никогда в жизни он не слыл скрягой, что же с ним происходит?!

Он подошёл к сейфу, набрал секретный код, достал полевой военный мешок. Выложил содержимое на стол. И застыл, как парализованный. Золотые драгоценности словно гипнотизировали его. Особенно притягивала взгляд килограммовая скифская дельта-пантакль, изящная, не смотря на свою тяжесть. Её на груди носил древний вождь, не иначе. Тонкой выделки фигурки сплетались в бытовые сюжеты, в которых не было ничего особенного: какие-то сцены обычной жизни древнего воинственного племени. Прекрасные женщины с их полными, монументальными телами и грациозными поворотами головок, мускулистые бородатые всадники верхом и на колесницах. Мастеру удалось через века передать восхищённому потомку их дикий, непокорный норов. Но чем так притягивала дельта его, Пауля? Искусной ли работой, просто ценностью золота, красотой, или чем-то таинственным, непонятным, что было заложено в сам сплав, в саму идею, в саму суть произведения?

Пауль присел на диван, не отрывая взгляда от пантакля. Нет-нет, каким надо быть идиотом, что бы с этим расстаться? Что может быть дороже. Что?! Если оттуда, из этого шедевра на тебя смотрит сама вечность с её секретами мудрости и роковой неизбежности…

Поговорив с отцом, Гретхен приняла душ, слегка перекусила нежным салатом из спаржи и крабов, так искусно приготовленным Розой, и выехала из дому. У неё не было особых планов на сегодня, – можно, никуда не спеша, со вкусом потренироваться в спортзале. Боли утихли – помогли выписанные врачом лекарства. Парадокс! Как только боль отступала, Гретхен о ней забывала совсем – что значит родиться и прожить всю жизнь здоровой.

– Ба, кажется, сегодня я никому не назначала встреч, – Гретхен усмехнулась про себя, увидев возле рецепции и своего тренера-итальянца, и бывшего ухажёра Санчо. Ситуация показалась ей пикантной и развеселила её.

– Вы знакомы? – она грациозно подошла к рецепции.

– Пока нет, – мужчины переглянулись с видимым интересом.

Гретхен их представила друг другу, взяла ключ от индивидуального шкафчика и направилась было в раздевалку, когда её окликнули. Обернувшись, увидела свою давнюю подружку Присциллу.

– Ну, ей Богу, день встреч, – с Присциллой они не виделись давно, но Гретхен по ней не скучала: та была очень болтлива. Гретхен в предвкушении словесной атаки, уже заранее вся напряглась.

– О, моя душка! Гретхен! Прекрасно выглядишь! Как ты? Как путешествие? У тебя, я слышала, новый роман? Кто этот рыжеволосый красавец-голландец? Правда, что Европа это нечто? Неужели мы так отстаём от них в моде? А мужчины, как там мужчины? – Поток вопросов лился без конца, и Гретхен, буквально испугавшись такого напора, скрылась в раздевалке. Она не была в этой части похожей на большинство женщин – не любила пустой болтовни.

Тренируясь на беговой дорожке, Гретхен с интересом наблюдала за своим тренером-итальянцем и Санчо. Умора! В их театрально-показных движениях, незаметных – на их взгляд – переглядушках обнаруживалась ярко вспыхнувшая взаимная симпатия. Их плохо скрываемый интерес друг к другу не мог не заметить только слепой. Да на здоровье! Гретхен не слыла ханжой и ревнивицей, тем более что теперь, после её знакомства с Крессом все остальные мужчины на его фоне померкли. Как, кстати, он поживает? Сердце Гретхен вдруг забилось сильнее, она вспомнила, что уже несколько дней он не появлялся и не звонил. Внезапно навалившаяся болезнь заслонила ей романтическую сторону жизни, но поправившись, она поняла: что-то происходит не так, мужчины без причин не пропадают. Конечно, потом они находят разные отговорки: сломался автомобиль, потерялся телефон, загрузили работой и т. п. Но опытную женщину провести в таких делах трудно – всегда есть реальная причина. И, как правило, это – другая женщина. Гретхен на минуту задумалась. Потом вздохнула с облегчением: на острове ей конкуренток нашлось бы крайне мало. Если они тут есть вообще. Наверное, действительно Кресс заработался после отпуска. А, может быть, тоже приболел?

Она крутила и крутила педали велотренажёра, качала бицепсы и трицепсы, около часа плавала в бассейне, с наслаждением ощущая каждую мышцу своего красивого тела. А когда зашла в парную и вдохнула волшебные ароматы пихты и мяты – все дурные мысли окончательно покинули голову.

Кресс смотрел на Мариетту. Она мирно спала на его плече, тихо посапывая. Ничто не может быть умиротворённее, милей, прекраснее лица спящей после ночи любви женщины!

Наверное, он – последний негодяй! Как быстро он перескакивает от одной любовницы к другой. Наверное, это ужасно… Но что же делать? И так уж виноват мужчина, когда обстоятельства вдруг неожиданно меняются, не оставляя ему самому выбора в принятии решения?

С Мариеттой всё происходило естественно и спокойно, словно их встреча и последующие отношения были предопределены кем-то, – заполнили недостающим пазлом мозаику жизни.

Гретхен же была страстно желаемой добычей в его мужской охоте. Он хотел её неимоверно и, наверное, любил. По-своему. Но ведь они оба с самого начала понимали: это мезальянс. И не хотели признаваться себе в этом, ибо каждый по природе своей ориентировался только на серьёзные отношения, а констатировать безнадёжность таковых – значит, их бесповоротно разрушить. Разрушать не хотелось. Продолжать какое-то время было возможно. До тех пор, пока не произошёл случай на озере, ставший для Кресса финальной точкой. И отправной в возобновлении отношений с Мариеттой. Из благодарности? Из жалости? Из справедливости? Из любви? Не важно. Мужчины больше стратеги, чем женщины. Больше даже, чем самая логичная и конструктивная из них, такая как Гретхен, например. Которая продолжает обманывать себя ради удовольствия, надеясь его протянуть подольше.

Кресс вздохнул и прижался сзади к Мариетте, лежавшей на боку. Она уютно засопела, откликаясь телом на его призыв.

Энрике разделывал рыбу на солнцепеке так ожесточённо и яростно, словно расправлялся с врагами. Каждый день скандалы дома! Каждый божий день! Где набраться терпения?! Из-за всякого пустяка Люси поднимает такой шум, словно вот именно здесь и сейчас решается судьба родины. И как она отвратительна в такие моменты! Ничего в ней не осталось от той нежной, беззащитной девушки, которую он когда-то защищал от Мариетты. А та наоборот не скучает! Ишь, какого парня себе отхватила! Ходит – вся светится. Наверное, хорошо им ночью!

От подобных мыслей у Энрике кровь ещё больше стучала в висках. Как все мужчины, он был собственником и продолжал ревновать даже тех, кто ему уже не принадлежал.

А он ещё собирался начать с ней по-новому! Сучка! Она не достойна его любви. Никто тут не достоин.

Слёзы обиды и бешенства наворачивались ему на глаза, хорошо, что лицо его было в поту, и никто не мог их разглядеть.

– Заканчиваем! Баста! Обед! – Пожилой рабочий Тим бросил нож на стол, подавая всем пример.

Усталой походкой пошёл он к океану и как был – в шортах и в майке – нырнул с головой под тёплую волну. Вынырнул, фыркнул, как кит, и погрёб широкими бросками, словно хотел уплыть куда-то далеко-далеко от этой тяжкой однообразной работы, от усталости, от всех забот.

Многие из рабочих последовали его примеру. Но те, кто помоложе, плескались со смехом, брызгая в товарищей и затевая в воде игры. Возраст ещё не наложил на них печать унылого опыта. Они искренне верили в то, что завтра будет обязательно лучше, чем сегодня, а новая подружка затмит по всем статьям старую.

Да и как не верить, когда вода такая бирюзовая, солнце такое золотое, песок под ногами такой шелковистый, а адреналин буквально бурлит в крови! И после тяжкой работы вечером на берегу начнутся танцы. И красивые девушки с глазами, светящимися надеждой на вечную любовь (или просто скорые объятия) придут в цветастых платьях сюда на берег. Такие красивые и свежие, сами, как цветы! Они соберутся в стайки вокруг танцплощадки и, перешептываясь, станут зазывно поглядывать в сторону парней, которые, хохоча и подтрунивая друг над другом, будут их рассматривать и выбирать. Эх! Как всё это здорово! И осталось-то всего полдня работы!

Президент умирал. Никто не понимал причины. Зато диагноз был объявлен во всех СМИ, в том числе и зарубежных: рак.

Люди ломали голову: как такое возможно, чтобы их здоровый, крепкий красавец-мужчина Президент мог заболеть такой страшной, неизлечимой болезнью! И где?! В их благодатной стране с прекрасным климатом и великолепной экологией! Не смотря на довольно скромный прожиточный минимум, абсолютно все жители пользовались правом на бесплатное медицинское обслуживание, и статистика показывала, что случаи тяжёлых смертельных заболеваний на острове крайне редки. А что же Президент? Он всегда слыл спортсменом, жизнелюбом, умницей, примерным семьянином. Не страдал вредными привычками, всем своим поведением подавал людям достойный пример. Нет-нет, этого не могло произойти случайно. Это всё мировой империализм, которому свободная и счастливая страна – как кость в горле! Это какие-то их тайные технологии, направленные на уничтожение главы государства, а потом и всей страны! Да и мало ли внутренних врагов! Вон оппозиционеры только и ждут, как шакалы своего часа. Тогда у людей отберут всё и выгонят их на помойку, страну разворуют, разделят на части и напустят сюда вражьих заграничных бизнесменов, для которых люди острова – жалкие аборигены. С ними не станут церемониться.

Так предполагало большинство населения острова. И, наверное, не безосновательно. Ведь уже давно ходили слухи об огромных металлических установках, напоминающих пирамидальные антенны, – их зачем-то выстроили какие-то богачи на соседнем острове несколько лет назад. С тех пор многие стали здесь болеть. Не исключено, что причиной тому – губительное излучение от этих странных антенн.

А Президент лежал тем временем в своих покоях бледный, до жуткого обезображенный и истощённый болезнью. Изменились черты его лица, в нём не осталось былой харизмы мачо, потухли глаза, потемнел и стал неестественным жёлто-коричневый цвет кожи. Но он по-прежнему желал жить. Жить, во что бы то ни стало! Ведь он так любил свою страну, работу, свои достижения в ней. Борьбу. Нет, не борьбу даже, драку с врагами! Когда они, поджав хвосты, отступали в схватке! Какой ненавистью светились их глаза, глаза побеждённого! Он вспоминал свои блестящие выступления в ООН. Как радовались за него тогда островитяне! Его меткие выражения разлетались на цитаты. Как все веселились тогда по его приезде, какие карнавалы затевали люди! Как любили его женщины… И всё. Неужели – всё?!

Он не верил, что заболел случайно. Он был здоров, как все его предки. Вероятно, враги изловчились подсыпать ему какого-то яду в пищу. Он вспоминал один званый обед, после которого его вдруг затошнило. И он ощутил тогда какой-то странный толчок в воздухе, какую-то волну, что ли, после чего изменилось вдруг восприятие жизни, всё как бы померкло, потеряло цвет. Стало совершенно безразличным происходящее – он тогда даже испугался, настолько резкой и странной была перемена. И эта мерзкая тошнота. Что же тогда произошло? Врачи тщательно его обследовали, делали анализы, исследовали его в специальных барокамерах – ничего не нашли. Он казался абсолютно здоровым. И вот вдруг так быстро стал увядать. Самое страшное: он не мог больше работать с прежним удовольствием. Все государственные дела потихоньку взвалил на себя Премьер министр, но никто об этом не догадывался. Кроме оппозиции, которая трезвонила по всему свету: Президент не способен больше руководить страной! Срочно нужны новые выборы!