Текст книги "Избранное. Проза. Стихи."

Но народ его любил и не верил врагам.

О, Боже! Как не хочется умирать!

Он скончался через несколько недель. Похороны были пышными. Люди искренне плакали. Гроб с его телом поставили в специально выстроенный Пантеон. И ещё долго-долго, много дней тянулась туда живая очередь горюющих граждан, желающих проститься со своим любимцем. Вероятно, на президентских выборах теперь победит Премьер как единственный из возможных кандидатов, готовый продолжать дело Президента. Но заменить полностью его не сможет никто. Второго такого уже не будет!

Сэм удивлённо смотрел на посетителя, который выбежал от его хозяина, как ошпаренный. Небольшого роста, толстенький, энергичный, с бегающими глазками, в шикарном светлом костюме, в массивных золотых украшениях, за три версты пахнущий одеколоном, – Сэм запомнил его ещё с прошлого раза. Как такого не запомнить? Он приехал на машине его мечты: серебристом «Bentley». Это сколько ж надо зарабатывать, чтобы купить себе такую тачку? Солидный мужик, что и говорить! В самый первый раз он заходил к Анатолю вкрадчивой походкой. Потом – почти, как человек, контролирующий ситуацию. А сегодня выскочил, как побитый пёс. Видать, не выполнил какие-то условия хозяина – не знает, с кем шутить надумал. Но тот ему, наверное, всё пояснил. Интересно, какого цвета костюм этот франт наденет в следующий раз?

Визит Костаса Гуэндо заставил Анатоля разволноваться: учишь, учишь этих проходимцев – по-хорошему всё равно не доходит! И этот жалкий франт – туда же. Юлит, не хочет до конца рассчитываться. Аванс за свою работу Анатоль получил загодя. Потом – предоплату. Теперь, когда дело сделано, и по всей стране объявлен траур по Президенту, колдун хотел получить оставшуюся сумму, прямо скажем, немалую. Но этот противный Гуэндо вдруг заюлил: мол, заказчики сомневаются: заслуга ли это Анатоля, или сработали другие обстоятельства, в силу которых Президент «сыграл в ящик»? Нет-нет, это не его точка зрения, а «больших господ», которых он, Гуэндо, представляет.

– Иди и передай своим «большим господам», что если на днях я не получу деньги, и ты, и они отправятся вслед за Персоной импортанте. С той единственной разницей, что о вас никто не заплачет, – при этом Анатоль так глянул на Костаса, что у того затряслись поджилки, и он выскочил от колдуна, как пробка из бутылки с шампанским.

В душе Анатоль симпатизировал Президенту, его харизме, уму и смелости. Но что поделаешь? Работа есть работа. И деньги за неё он получит такие, что любая совесть должна замолчать.

Вдруг ему вспомнилась бабушка. А может быть, всё-таки, не стоило браться за подобное дело?

Вздор! Анатоль слыл смельчаком и ничего не боялся. И уж тем более – пресловутой расплаты на том свете. По большому счёту, есть ли что-либо там, на сто процентов не знал никто. Вернее, никто в этом мире не доказал данный факт.

Так Анатоль успокаивал сам себя: уж кому-кому, а ему лучше других было известно о существовании потусторонних миров, вечных законов жизни и смерти, в том числе и о неотвратимости кармы. Но парадокс: чем больше знаешь, тем больше искушение нарушить правила. Что это? Безрассудность, или нездоровая амбициозность: дескать, правила, касающиеся других, на меня, гения, не распространяются. Уж я-то их сумею обойти.

Не желая терзаться в раздумьях, он приказал Сэму подавать на ужин устрицы и шампанское. И сам при этом усмехнулся своему остроумию, вспомнив, что пробку от бутылки именно из-под этого вина ему напомнил вылетевший от него недавно Костас.

В девять часов утра следующего дня Гуэндо должен был встретиться с Шульцем и Морганом. Предстояло хорошо сыграть свою роль: эти двое надутых гусаков не должны догадаться, сколько колдун запросил за свою работу денег. Костас, пользуясь случаем – обе стороны знакомы не были – гонорар удваивал, надеясь прикарманить чуть ли не львиную долю. Но немцы, видать, были проходимцы ещё те: чувствовали подвох, а может, и сами действовали по той же схеме, – торговались не на жизнь, а на смерть.

– Что ты нам втираешь? О каких суммах вообще ты смеешь мечтать? – Шульц был взбешён.

– Да не я это «втираю», как вы говорите, а колдун. Ну, раскатал губу. Я и сам ему говорю: это же немыслимые деньги! За них можно купить пол-острова! А он ни в какую – пусть немедленно выкладывают, иначе сделаю так, что подохните все!

Было видно, что угроза колдуна таки сработала: немцы дрогнули. Пообещали доставить всё через два дня.

Костас ликовал! Вот так надо работать! За один день и такой куш! И, практически, никакого риска! Это лучше, чем героин. Победу он решил отпраздновать в казино. И девочек сегодня он закажет троих сразу, не меньше. Гулять, так гулять!

Морган и Шульц ехали молча – шофёру своему не доверяли. Но поговорить требовалось. Остановились у открытого кафе на верху красивого оврага. Внизу плескался океан. Почти вровень с крышей кафе летали чайки. Розы в горшках, расставленных между столиками, благоухали. Но живописный вид и солнце не радовали эту пару компаньонов. На душе у обоих после разговора с Костасом остался неприятный осадок: смесь животного страха и смутного чувства: будто их надули, но как – до конца непонятно.

Первым тишину нарушил Морган:

– Не верю я этому гадкому павлину! Ну, не может быть в этой дыре даже слуха о таких гонорарах! Не может быть! Они тут и про деньги-то большие никогда не слышали! Можно подумать, здесь Нью-Йорк, или Берлин! Кроме трусов и сигар, которые тут же делаются, этим туземцам ничего не нужно. Выпил самогонного рому, закусил с дерева, закурил с поля – и счастлив. Девки тут дешёвые, куда тратить?

– Ты прав. Этот разнаряженный петух Гуэндо наверняка нас хочет надуть. А не поискать ли нам самим этого колдуна? Ведь если вскроется обман, представляешь, какие суммы мы сможем прикарманить себе? Наверх мы не будем сообщать о тонкостях. А там местная картина не так хорошо известна, на то мы и тут. Суммы доложим такие, как требует Гуэндос, но если он нас дурит…, – Шульц зловеще осклабился.

– Да уж, с ним церемониться не станем. Ему будут просто кранты. Но где искать этого колдуна?

– Я тебя умоляю, остров маленький, и все друг друга знают. Да вот смотри сам, сейчас я спрошу официанта, – Шульц небрежным жестом подозвал пожилого опрятно одетого мужчину в переднике, – слушай, приятель, ты давно тут служишь?

– Я хозяин этого кафе, – мужчина был явно горд своим положением.

– О, тем лучше! Приятно разговаривать с достойным господином, – Шульц был хорошим психологом, он пригласил мужчину присесть и разрешил ему взять пива за их с Морганом счёт, – не знаешь ли ты, к кому можно обратиться по одному щекотливому делу: моему другу, – он кивнул на Моргана, – изменяет жена. По крайней мере, он так думает. Поймать её с любовником не удаётся, но мужчину ведь не проведёшь, верно? И чувства стали остывать – надо их как-то разогреть по новой, что ли. В общем, без знахарки здесь не обойтись. Кого-нибудь порекомендуешь, дружище?

Хозяин кафе, явно гордый своей значимостью, не спеша отпил пива, почесал подбородок и задумчиво сказал:

– У нас многие занимаются колдовством. Почти что в каждой семье. Такие у нас обычаи, знаете ли. Да и религия местная это не порицает. Вон, слышите музыку? Это в соседнем доме исполняются какие-то ритуалы. А в начале улицы, если вы заметили, когда проезжали, из одного двора доносилось пение и бой в барабаны – там тоже колдуют. Так уж издревле повелось: все ворожат. Но самым мощным является здесь только один – колдун Анатоль. Он живёт на юго-западном берегу острова, ехать к нему не так близко. Живёт он отшельником, людей сторонится, нрав у него непростой. Я бы даже сказал – резкий норов. Его побаиваются, и не зря. С пустяками к нему даже не суйся – отправит, куда подальше. Люди его боятся и не любят, но когда нужда прижмёт – обращаются. Лучше и сильнее его нет на целом острове. Может всё: и приворожить, и остудить, и на любовь, и на разлуку, и на смерть (прости Господи!), и с духами разговаривает, и будущее видит, и прошлое. И лечит. Мать и бабка его были знахарками. Мать – так себе, а бабка – сила! Она внуку всё и передала, всё своё умение. Он, кажется, и сам своему дару не рад – а куда деваться! Вынужден этим заниматься. Как что-то внутри его требует. Нет-нет, лучше его не найдёте, только деньги и время зря потратите.

– А много ли он берёт за услуги?

– Да уж не мало, поверьте, – трактирщик назвал некоторые суммы, и немцы еле смогли спрятать усмешки, настолько мизерными они показались. Явно Костас их держал за простачков! Таких денег, что он просил, люди на острове себе даже не представляли.

У партнёров поднялось настроение. Теперь они ясно видели перспективу обогащения. И в отличие от мечтаний Костаса, перспектива эта была вполне реальной. Ведь их заказчики – представители государства, а не какие-нибудь частные лица. Задача выполнена, и мелочиться они не станут. А вот наглого павлина ждёт расплата. То, что разведчики вышли на человека, самолично выполнившего задание, они не сомневались.

У них даже появилось желание выпить. Ром и стэйки были отличными: ром крепким, а стэйки сочными, с кровью. На десерт они заказали себе мятное мороженое.

Знатно поужинав, Шульц и Морган направились к машине. Шофёр всё это время дожидался их там. Он перекусил парой бутербродов с кофе.

Автомобиль тронулся. Шульц посмотрел на часы.

– Только-только миновал полдень. К вечеру, думаю, мы доберёмся до этого Анатоля.

Морган молча кивнул. После сытного обеда сил на разговоры не было. Он тупо разглядывал пейзаж за окном и посасывал сигару. Шульц часто видел его в таком состоянии и знал, насколько оно обманчиво. Стоило на горизонте возникнуть какому-нибудь мало-мальски раздражающему фактору, как Морган принимал стойку гончего пса, и с него, как рукой снимало усталость и апатию. В глазах появлялся охотничий азарт погони, и, казалось, изо рта вот-вот закапает плотоядная слюна. Такую физиономию ему еле удавалось скрыть во время обеда, Шульц видел: Морган почуял след. Теперь он доберётся до колдуна, во что бы то ни стало. И о, бедный Костас Гуэндо…

Холодные глаза Анатоля казались белыми от бешенства. Сидящим напротив него немцам стало не по себе, настолько грозной была мина колдуна. Казалось, сам воздух вокруг сгустился и потемнел.

Как, этот ряженый павиан вздумал играть с ним, держать его, Анатоля, за мальчика?! Попытался заграбастать себе больше, чем колдун назначил за свою работу?! Ах, негодяй… Ну, ничего, расплата с ним не за горами…

Не смотря на всю спесь и светскость посетителей, они испытывали невольное почтение к колдуну – от него веяло необъяснимой значимостью, и в высокомерии он им не уступал также.

– Так мы Вам остались должны только …, – Морган ещё раз произнёс вслух сумму, – это за исключением аванса и предоплаты, так?

Анатоль уже смотрел на него неприязненно:

– Будем повторять по десять раз?

– Извините, я просто уточняю, ведь, благодаря этому мошеннику Гуэндо, мы совсем запутались в расчётах.

– Хватит о нём, он получит своё и очень скоро, – Анатоль говорил это уже с явным равнодушием, он даже зевнул. Было понятно, что он не сомневается в действенности своих угроз.

– Мы со своей стороны ему тоже не прощаем. Мы ему не дети.

– Это ваше дело. Я говорю за себя. Так могу ли чем-то быть ещё вам полезным, господа? Нет? Что ж, давайте прощаться. Ну, так когда вы привезёте деньги?

– Буквально через несколько дней. А может быть, даже послезавтра. У нас всё готово. Остаётся только снять их с банковского счёта и доставить Вам.

– Хорошо, я подожду.

Шульц и Морган поймали себя на том, что разговаривали с Анатолем, как провинившиеся школьники. Они, знаменитые разведчики Третьего рейха!

Уже в машине, чтобы скрыть смущение, Шульц громко выругался и сказал:

– Не хватало ещё стоять навытяжку перед каким-то туземцем!

И сразу опасливо оглянулся: не услышал бы колдун!

Поздно вечером Морган приехал домой. То есть домом он уже давно называл каждую свою съёмную квартиру, или номер в отеле.

Так уж случилось, что после разгрома Германии он потерял всё: и дом, и семью, и работу, и, по большому счёту, смысл жизни. Ирма и дети погибли во время бомбёжки Гамбурга англичанами. Боже, что сделали вражеские войска с прекрасными немецкими городами! Дрезден, Гамбург, Кёльн, Берлин! До сих пор без содрогания Морган не мог вспоминать тот ад, свидетелем которого он стал однажды… Самым главным в бомбардировке англичанами и американцами было вызвать так называемый «самопитающийся» пожар, – то есть «зажигалки», которые они сбрасывали сверху, требовали кислород и высасывали его отовсюду подобно гигантским насосам. Воздух нагревался очень быстро и превращался в огненный смерч, температура внутри которого достигала почти полторы тысяча градусов Цельсия. Спасения не было даже в глубоких бомбоубежищах – кислород вытягивался огнём и оттуда. Этот неистовый огненный смерч безжалостно засасывал в себя абсолютно всё: здания, утварь, животных, людей… И разрастался всё жарче и жарче… Кёльну тогда повезло больше других городов – в нём были широкие улицы и каменные дома. Несчастные же Гамбург, Росток, Любек и Дрезден сгорели, словно факелы.

Семья Моргана погибла в июле 1943-го во время одной из таких бомбёжек в Гамбурге. Его тихая, кроткая Ирма и трое мальчиков-погодков. Им было шесть, семь и восемь лет. Альберт, Вольфган и Ганс. Все белокурые, голубоглазые, не по годам рослые… Морган утёр слезу. Он тогда только-только уехал от них в Берлин на автомобиле – приезжал на пару дней повидаться. Уже отъехав на приличное расстояние, они с шофёром увидели, как город полыхнул огнём – над ним ревели бомбардировщики. Позже стало известно название этой операции: «Гоморра». Морган уже после войны прочёл воспоминания по этому поводу одного из британских лётчиков: дым и смрад от пожарищ подымался примерно на семь километров, и пилоты отчётливо ощущали запах горелой человеческой плоти. Один из бомбардиров сказал тогда: «А мне даже немного жаль этих свиней там внизу».

Морган заплакал уже навзрыд… За что его детям такое? Ладно он, грешник: скольких людей живьём сжёг в концлагерях! Хотя самолично он никого не сжигал! Он был разведчиком, исполнял свой долг. И многие враги рейха не без его участия оказались в топке. Но то была война, в которую он свято верил! Как несправедливо устроен мир! И ещё все твердят, что Бог есть на свете… Проклятые они с Шульцем люди. Его семья погибла точно при таких же обстоятельствах в Ростоке. Зачем же они сами живут до сих пор?

Они знали зачем. Они твёрдо верили, что идеи нацизма оживут и восторжествуют. Так будет. Иначе, во имя чего было пролито столько крови?!

Гретхен уже так давно не виделась с Крессом, что стала забывать его лицо! Она тихо рассмеялась своим мыслям. Кресс, её Кресс, куда он от неё денется? Она была абсолютно уверена в нём, в его чувствах, в его порядочности. Да и в себе тоже. Такие невесты, как она на дороге не валяются! Тем более на этом диком острове. Уж даже если в Европе мужчины сворачивали головы, когда она проходила мимо (статная, породистая), – то здесь, среди чумазых туземок ей вообще нету равных! Вот только всё чаще стали случаться приступы ноющей, нестерпимой боли. И анализы крови начали показывать увеличение лейкоцитов. Это тревожило врачей, и её саму, конечно. Но она выздоровеет, обязательно! Она твёрдо в это верила. Да и как может быть иначе! А Кресс, наверное, просто заработался! Скоро она с ним увидится, и всё станет на свои места. Так обязательно будет. Как хорошо им было вместе, и как правильно она сделала, что послала подальше этого несчастного Санчо с его ничтожными чувствами! Разве может он, этот жалкий, неуверенный в себе эгоист, нарцисс сравниться с её Крессом!

Она, сидя перед зеркалом, подкрашивала губы. Раньше ей не нужно было пользоваться косметикой – природа наделила её белизной и прозрачностью кожи, яркостью глаз, сочностью губ. Но в последнее время без нанесения румян она не могла выйти из дому – настолько невыразительным выглядело без макияжа лицо. Но кто из истинных аристократок не был бледен? А ведь она по материнской линии – баронесса древнего рода фон Деникен. Так что, переживать нечего. Всё поправимо. Стоит ей только захотеть, и она поправится. Это значительно проще, чем похудеть!

«Mercedes-Benz» плавно подкатил к самому крупному в столице торговому центру. Сегодня был выходной, и Гретхен надумала сделать некоторые покупки. И кроме этого просто прогуляться, посмотреть на людей, показать себя – почувствовать себя женщиной, не лишённой маленьких обычных радостей.

Она шла по блестящему, выдраенному с шампунем мраморному полу, с удовольствием наблюдая за движением своего грациозного отражения в витринах магазинов.

Вдруг нога её подвернулась, и всей тяжестью девушка грохнулась на этот блестящий, скользкий пол, неуклюже растянувшись в нелепой и опасной позе: выбросив больную ногу в сторону под неестественным углом. Лицо её сжалось в некрасивой гримасе. Она буквально взвыла от боли. Вокруг неё стали собираться люди, но они боялись к ней прикасаться: вся она стала похожа на трепещущую пружину, сжатую страданием, на сломанную куклу.

– Врача! Срочно врача!

– Разойдитесь! Я знаю эту девушку! Я помогу ей! Гретхен! Милая Гретхен! – Кресс с неподдельной тревогой присел рядом с ней, нежно сжал её пальцы, – что с тобой? Потерпи, сейчас подойдёт врач.

Гретхен смотрела на парня, по которому так соскучилась, и взгляд её сквозь боль всё-таки выражал радость встрече.

– Ничего, это сейчас пройдёт, я в порядке. Помоги мне встать, – боль не могла заглушить гордость, которая не позволяла ей выглядеть жалкой в глазах любимого мужчины.

– Разойдитесь! Санитары, давайте носилки! – Врач торгового центра уже был на месте, – её нужно срочно госпитализировать.

– Я приду к тебе в больницу, дорогая, ни о чём не думай! – Кресс шёл рядом с носилками, держа девушку за руку. Она слабо улыбалась ему в ответ.

В больнице Гретхен сделали обезболивающий укол, потом отправили на рентген. Потом рассматривали её таз и ноги сквозь какие-то аппараты. Врачи озабоченно советовались, даже спорили, – до Гретхен доносились их голоса. И содержание их бесед, которое она иногда улавливала, не могло её не тревожить.

– Дела неважные, смотрите, какие тут затемнения…

– Такая картина была у одного моего пациента, у него был рак кости на начальной стадии…

– Не драматизируйте, это не рак.

– А что с анализами? Уже доставили её личную карту?

– Анализы неплохие. Да ничего страшного, молодой сильный организм, она поправится…

– Не скажите, коллега, из истории болезни видно, что после перелома картина медленно, но стабильно ухудшалась. Анализ крови – посмотрите – постоянное, хоть и не большое увеличение лейкоцитов…

– И боли, они её не отпускают…

Гетхен вдруг почувствовало горечь во рту – предчувствие чего-то очень нехорошего. Что они там говорили? Рак? Рак?! Этого не может быть. Костоправы! Только недавно она проверялась, и ничего страшного у неё не обнаружили! Не может быть! Этого просто не может быть. Она так молода. И никогда ничем не болела.

Гретхен в смятении прокручивала в голове все события последнего года после своего падения с лошади. Да, она тогда здорово ушиблась. Перелом сам по себе не так испугал врачей, как этот её жуткий ушиб всего тела. Сотрясение было очень сильным и обширным. И вот тебе последствия. Ах! К чему обманываться! Она чувствовала, что дела её плохи. Не смотря на уверения врачей.

Кресс застал девушку в палате беспомощно лежащей на казённой больничной койке, так не вязавшейся с её элегантным образом, всю в слезах. Сердце его дрогнуло. Он никогда не переставал её любить. Но мужчины любят по-разному. Так можно любить далёкий и прекрасный образ женщины, восхищаясь им, воодушевляясь им, зная, что по-настоящему связать себя с ней нельзя будет никогда…

– Гретхен, милая-милая Гретхен! Не надо плакать, я говорил с врачами – уверен, ты поправишься, – он положил ей на подушку букет мелких душистых бледно-жёлтых роз, которые она так любила.

– Нет, Кресс, я слышала, как они там спорят – дела мои плохи. И теперь даже если бы они меня стали уверять на сто процентов, я бы всё равно знала, что скоро умру. И зачем себя обманывать: все последние месяцы я не могла без обезболивающих, и эта постоянная изнуряющая боль! Так ведёт себя только злокачественное заболевание – никакого улучшения, только хуже и хуже! А ты? Любишь ли ты меня? Или отвернёшься, как от приговорённой? Вспомни, как хорошо нам было в Европе! Могу ли я рассчитывать на твои чувства и теперь? Я хочу, чтоб мы обвенчались в самом скором времени. Но учти, мне не нужна жалость. Я хочу умереть красивой. Как только начну превращаться в безобразную обезьяну, поклянись, что пронесёшь мне яд. Поклянись!

Кресс беспомощно моргал, не в силах вынести напор её страстного шёпота. Так много от него требовать! Как он может клясться?! Ему вдруг вспомнилась Мариетта. Боже, а как же быть с ней?

– Гретхен, я не могу тебе ничего сейчас определённого обещать, – начал было он, но к его счастью был прерван врачами, которые зашли в палату.

– Молодой человек, Вам необходимо выйти на несколько минут, мы должны осмотреть больную.

Он суетливо поспешил к выходу, краем глаза поймав прощальный взгляд Гретхен. Ему показалось, что он увидел в её прежде гордых глазах смятение и боль побитой собаки. И разочарование. В нём.

Пауль был потрясён новостью о состоянии здоровья Гретхен. Он не находил себе места вот уже три дня. Не мог ни есть, ни спать.

– Это мне расплата за мои злодеяния. Сколько невинных душ загубил я во время войны! Горе мне, горе мне! Но что это за Бог, который так безжалостно карает! Разве тот же Морган или тот же Шульц меньше моего натворили?! И ничего, процветают! Вон, в каких ходят костюмах, на каких машинах разъезжают и какими вопросами занимаются! И по-прежнему здоровы и полноценны. А я! То Марта, то теперь Гретхен!

Пауль в бессильной злобе сжимал кулаки и грозил небу. Не будучи и ранее особо религиозным, он теперь совсем разуверился в мировом равновесии и считал себя несправедливо, сверх меры наказанным.

Он опять запил. Презирая себя за слабость, не видя выхода и смутно осознавая всё-таки свою вину в несчастьях близких, не мог остановиться и пребывал в запое несколько дней. У него не было сил смотреть в глаза дочери, полные страдания. Такие красивые и бездонные, ставшие ещё больше и глубже на худеньком её лице.

А может, и не стоит так убиваться? Врачи не предрекали ей стопроцентного поражения в борьбе за жизнь. Шансы Гретхен всё же имела, и неплохие – её анализы были весьма удовлетворительными, а сама она – молодой и с хорошей наследственностью.

Придя в себя с помощью остатков воли и специальных лекарств, Пауль вдруг вспомнил про Кресса. Куда подевался этот жених? Гретхен как будто бы им интересовалась, его присутствие могло быть благотворным. Забыв про гордость, Пауль решил его навестить и попросить оказывать его дочери как можно больше внимания. Ведь так можно помочь ей в выздоровлении, усилив её желание жить.

Он разузнал у работника бара, завсегдатаем которого являлся Кресс, его адрес и, усевшись в свой роскошный молодёжный «BMW», поехал к нему домой.

Дом Кресса оказался бедной, но чистой с виду лачугой, с небольшим палисадником из клумб с бегониями и несколькими деревьями манго.

Дверь Паулю открыла пожилая веснушчатая женщина, похожая на Кресса.

– Его мать, – определил Пауль.

– Прошу прощения, мадам…, – Пауль вдруг поймал себя на мысли, что не знает фамилии Кресса.

– Мадам Ван Дер Хиден, – подсказала она ему с улыбкой, – прошу Вас в дом.

Она засуетилась на кухне, готовя кофе для гостя, Пауль тем временем осмотрелся. Дом был чистым также и внутри. Странным образом он напомнил Паулю его детство: то же тиканье настенных часов, кружевные покрывала на креслах, та же отрадная прохлада уютной обстановки. Даже запах – пахло вареньем из слив и свежевымытыми деревянными полами. Он поймал себя на мысли, что не хочет его покидать, этот дом. Расположившись в удобном кресле в ожидании кофе, он так расслабился, что чуть не заснул.

– Господин, Ваш кофе, – мать Кресса вошла в комнату с подносом, но котором были кофейник, чашки и вазочка с каким-то печеньем.

– О, благодарю Вас, – Пауль засуетился – вздремнувшим его застали врасплох.

Они молча выпили по чашке. За второй Пауль решил рассказать матери Кресса о цели своего визита.

– Видите ли, мадам, Кресс мне очень нравится. Я имею к нему некий деликатный вопрос, тэт-а-тэт, так сказать, и хотел бы с ним увидеться. Когда он приходит домой с работы?

– Приходит домой? Да теперь не часто. Он живёт у своей невесты. А что у Вас к нему за дело? И где Вы раньше могли с ним встречаться? – Женщина явно намекала на их разницу в социальном статусе, которую определила безошибочно.

Пауль чуть было не поперхнулся: вот те раз! У Кресса есть невеста! Какой же он старый дурак! Самонадеянный дурак! Хорошо, хоть с первых своих слов не признался он ей в своих истинных целях.

Наступила неловкая пауза.

– Собственно, он когда-то был мне представлен. Но это случилось мимолётно. Я думал предложить Вашему сыну кое-какую работу, но раз он занят…

– Ах, нет! Он совсем не занят! Работой мы сейчас не пренебрегаем! Ведь такие трудные времена наступили! А Крессу как раз нужны деньги для свадьбы! Они ведь с Мариеттой решили пожениться. Мариетта – это его девушка. Очень хорошая девушка. У них отношения завязались ещё до поездки Кресса в Голландию. И она так ждала его оттуда! Очень хорошая девушка. Да позвольте, господин, куда же Вы засобирались? Я могу дать Вам её адрес, там Вы Кресса застанете наверняка и обо всё с ним поговорите.

– Этого только не доставало, – прошипел Пауль, хватая шляпу и резко открывая перед собой дверь.

«BMW» рванул с места, подняв клубы пыли. Смуглые голопузые пацаны с восторженными криками кинулись за ним вслед.

Доехав до ближайшего более-менее приличного бара, Пауль припарковался на незащищённой от солнца стоянке. Через несколько минут машина нагреется, как в пекле, но ему было на это плевать, он хотел выпить и прийти в себя от недавнего унижения.

Заказав чистой водки, он уселся за липкий столик близ вентилятора и осмотрелся. Открытый бар был пуст в это время. За стойкой работала женщина, наверное, жена хозяина. Пауль ненавидел, когда выпивку разливали бабы, она у них получалась тяжёлой, но опять же, сейчас ему было всё равно.

Это что ж за полоса такая пошла в его жизни? Какое страшное невезение. Прямо сверхъестественное. Хм, опять ему мерещатся химеры мистицизма. Наверное, помочь бы смог какой-нибудь колдун. И не какой-нибудь, а самый сильный. Анатоль. Но он требует золота, и много. А не пошантажировать ли его Паулю? Ведь он знает такое, о чём сегодня не догадывается никто в стране! Ему известны истинные причины загадочной смерти Президента! И туземец-Анатоль должен дрогнуть перед грозным (хоть и бывшим) офицером СС. Да куда он денется! Надо только надавить как следует. Скольких цыган-колдунов он в своё время отправил в газовую камеру! И все они горели, как миленькие, не взирая на свои магические способности. Нужно только применить старые навыки, а то он расслабился в последнее время не на шутку. Так и вправду можно спиться и всё растерять…

Выпив одним махом водку и небрежно бросив на стол несколько монет, некоторые из которых полетели на пол, Пауль твёрдым шагом направился к автомобилю.

Поздним утром (время близилось к обеду) Костас Гуэндо в расстёгнутом пиджаке, без галстука, в помятой сорочке и с таким же помятым лицом выходил из ночного борделя. Вечеринка закончилась только под утро и удалась на славу: лёгкость «газированного» мозга и блаженная расслабленность тела о том свидетельствовали. Две крупные девушки из заведения – одна сисястая блондинка и другая, такая же пышная, но больше к низу, брюнетка – его сопровождали под руки с двух сторон. Благодаря их крупным габаритам и сильным рукам, Костас мог вообще не идти, а только перебирать ногами в воздухе, что он и делал.

Молодки втолкнули его в «Bentley» и со смехом дали указание шофёру везти всю компанию к Костасу домой. Тот подтвердил кивком.

– Гуляем! Жизнь продолжается! – раскачиваясь и щипая визжащих девок, Костас, однако, до сих пор не мог полностью отключить разум. Не смотря на всё выпитое, ему не удавалось это и накануне ночью. Страшные предчувствия дамокловым мечом висели над ним: он предполагал, что каким-то образом немцы догадались об его играх с гонораром Анатоля, поэтому больше не обращались к нему как к посреднику. На его настойчивые звонки они не отзывались. А когда он, превозмогая страх, сам приехал к колдуну, слуга не пустил его даже на порог. Оставалось только напиться с горя, что он и сделал. Но ожидаемого облегчения ему это не принесло. Ничего, дома у него богатый бар, а толстые девицы (он любил таких!) не дадут горьким мыслям овладеть им вконец. Хорошо, что он до сих пор не женился, и никакая опротивевшая скандальная мымра с кучей сопливых детей не поджидает его у домашнего очага!

Гретхен потихоньку приходила в себя после болезненного падения в супермаркете. Она всё ещё обследовалась в госпитале. Боли утихли. Она много дремала, погружённая в то ли грёзы, то ли сны – иногда ей давали снотворное и болеутоляющее. С ними она облетела всю землю, побывала в подземном и подводном царствах, разговаривала с животными и какими-то волшебными существами. Наверное, это были феи и эльфы. Но больше всего она общалась с Мартой. Её мать, абсолютно живая и здоровая, весёлая, одетая в свой самый нарядный костюм (в нём её хоронили) постоянно сидела возле кровати дочери, заботливо поправляла ей одеяло и подушку, смачивала губы Гретхен влажной салфеткой, успокаивала её мятущиеся мысли и рассказывала ей что-то… Всё время рассказывала… Подробностей Гретхен не помнила, но суть сводилась к тому, что бытие (хоть в этом мире, хоть в ином) прекрасно! И не нужно бояться перехода, это совсем не больно и не страшно; что самое мучительное остаётся как раз здесь, а там – всё лучше и легче, ярче и спокойнее одновременно. Гретхен готова была поклясться, что видела Марту абсолютно наяву! И не только видела, а и чувствовала её лёгкие нежные прикосновения, ощущала аромат её любимых духов с нотками грейпфрута. После таких видений Гретхен чувствовала себя очень хорошо. И всё больше переставала бояться смерти, неизбежность которой теперь воспринимала философски: как обыденную и весьма отдалённую (так она надеялась) реальность.

Пауль остановил свой рабочий «Volkswagen» примерно в ста метрах от дома Анатоля. Дорога к нему была не очень-то, прямо сказать (ну что ж, здесь не Германия), поэтому разбивать ходовую своего роскошного «BMW» он не собирался и перед поездкой поменял автомобиль.