Текст книги "Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь"

Глава 20

Время лечит. Оно притупляет любые чувства и эмоции. Это избытый факт. Так должно быть. Но… Добро пожаловать в преисподнюю. В зону его личного беспредела.

Спустя месяц Аравин все еще не мог сказать, что свободен. Он был все так же одержимо болен. Ровно так же тосковал по ее улыбке, по ее голосу, по ее выразительным глазам. По взгляду, которым только она одна смотрела. По ее дыханию на том конце провода. Черт возьми, по всему, что с ней связано…

Он существовал строго по системе. Если отбросить сигареты и недостаток сна, его режим можно было назвать оптимальным. Ничто, кроме того, что сидело глубоко в его стальном сердце, не отвлекало Аравина.

Стася ушла из его чертовой жизни, а он позволил ей отдалиться. И с каждым днем он ощущал, как медленно гаснет свет, оставленный ею.

Случались моменты, когда практически подыхал от зверского желания увидеть ее. Тогда, втягивая в легкие никотин, тупо лежал поперек кровати. Рассматривая причудливые тени на потолке, позволял хаотичным мыслям наполнять сознание. Глубоко дышал, ожидая, когда сердце, замедлившись, войдет в привычный ритм. И это срабатывало.

Накатывало жуткое оцепенение. Вроде становился безразличен ко всему миру, только в одном уголке души билась необъяснимая тревога.

И тогда, с отчаянием сумасшедшего мазохиста, Аравин искал Стасю в своем сердце. Неподвижно лежал, ощущая, как теплые волны планомерно топят все остальные чувства.

Право выбора никто не отменял. Это закон жизни. Природой так заложено, что Земля не стоит на месте, движется.

Но каждый новый день на самом деле не отличался ничем действительно новым. Словно кто-то за кадром раз за разом проматывал черно-белую плёнку, которая успела уже приесться до оскомины.

Однако так случилось, что пустой треп постороннего человека оборвал нить самообладания Аравина:

– Вчера твоя девчонка приходила.

Придерживая обернутое вокруг бедер влажное полотенце, Егор застыл у открытого шкафчика. Напрягаясь всем телом, отчетливо уловил то самое мгновение, когда сердце начало стучать чаще. А он просто терпеть не мог, когда это происходило.

– Вы в ссоре? – в голосе Прохорова явно различимо не простое любопытство. И спаси его, Господи, если это личный интерес. – Она точно избегала встречи с тобой.

Аравину словно соли на раны насыпали. Он бы хотел быть готовым к этой информации. Но, черт возьми, Натаныч и словом не обмолвился о том, что Стася приходила в зал.

– С чего ты взял, что она моя? – холодно спросил Егор, откидывая полотенце на скамью и натягивая боксеры.

Боковым зрением поймал беззаботную улыбку на побитой роже Димки.

– Ну, она только с тобой тусовалась. А ты тупо тр*хал ее глазами каждую свободную секунду. Да-а-а, девчонка – о*ренеть, как хороша! – одобряюще протянул он.

В душе Аравина молниеносно вскипело непреодолимое чувство собственничества, и оно очень яро прорывалось наружу.

– С*ка, забудь даже думать о ней! – зло прорычал он Прохорову.

– Так она твоя?

– Она моя, – в голосе металл.

Он готов убить того, кто посмеет оспорить эти слова.

Димка отреагировал благоразумно. Осторожно кивнул, никак не протестуя. Но через некоторое время, когда оба уже были полностью одеты, все же добавил:

– У нее неплохой удар левой. И она использует его неожиданно.

Аравин чрезвычайно медленно обернулся.

– Ты был с ней на ринге? – спокойно спросил он, демонстрируя поистине железную сдержанность.

Кривоватая улыбка снова расползлась по поврежденному лицу Прохорова, и Егор по себе знал, что эти гримасы приносили парню боль. Но так же очевидно было и то, что ситуация его немало забавляла.

У Аравина возникло дикое желание отправить Димку на больничную койку. И очень надолго. Не привык действовать импульсивно и необдуманно. Но в данную минуту ярость захлестывала все разумные мысли.

– Меня Натаныч просил, – наконец простодушно ответил Прохоров, не прекращая улыбаться.

Зверь внутри Аравина угрожающе заревел. Ё* твою мать, он не разрешал Стасе с кем-либо, кроме него, боксировать! И Щукин это знал. Как знала и Стася! Если бы не болтливость Прохорова, они бы просто скрыли это от него.

Сильный удар в грудную клетку резко отбросил Димку на металлические шкафчики.

– Бл*дь, просто держись от нее подальше!

Протяжной стон сорвался с губ парня, но, прокашлявшись, он снова болезненно улыбнулся.

– Я тебя услышал.

Внезапно Аравину стало не до Прохорова. Нацелился на выход, но сдавленное бормотание мимо воли скользнуло за ним:

– …да на мне живого места не осталось… но всегда пожалуйста…

Для Егора всегда было очевидно, что у Димки свои причины для безрассудства и агрессии. Но его это никогда не заботило. А сейчас и подавно Аравину не нужны чужие проблемы. Потому что он решил увидеть Сладкову.

* * *

Спешно пробираясь сквозь шумную толпу студентов, Стася едва справлялась с наполнявшим ее бессильным раздражением. Она старалась оторваться от болтливых сокурсников и как можно быстрее оказаться за воротами колледжа.

В эти долгие секунды девушка готова была назвать себя социопатом, так сильно ее душил поток несдержанной молодежи. Их голоса, запахи и лица смешивались в Стасином затуманенном сознании.

Видимо, просто день сегодня выдался очень напряженным. Сначала ее мозг попытался переварить длинную устную рецензию седеющего учителя русской литературы на роман Толстого. Некоторые выводы педагога ввели Стасю в откровенный ступор. Она не понимала, что с ней было не так, но определенно она имела совершенно иное мнение о поведении героев. Настолько отличительное от массового, что озвучивать ей его явно не следовало. Поэтому она старательно делала нужные пометки в своей тетради, в надежде перенять чужое мышление. К концу занятия голова у Стаси просто гудела от напряжения, и алгебра, шедшая последним уроком, добила ее окончательно.

Еще у нее болезненно ныли мышцы после вчерашней тренировки.

Возможно, завтра ей стоило бы притвориться больной. И желательно, смертельно. Раненое сердце абсолютно не шло в счет.

– Сладкова, ты что, сегодня на пожар? – насмешливо окликнул девушку Максим Пономарев.

– Просто спешу, – отмахнулась Стася, не сбавляя шага.

– Давай в пиццерии посидим, а, Насть? – небрежным тоном предложил парень.

В колледже многие считали Сладкову странной. И это еще мягко сказано. Хотя она вела себя более чем спокойно в последнее время, некоторые помнили ее выходки со школы и передали остальным. Грубые высказывания, брань и агрессию. Она выбивалась из общей массы богатеньких детишек. И самым удивительным для ее сокурсников было то, что Стася не пыталась что-либо сделать, чтобы стать одной из них. За глаза ее называли высокомерной и заносчивой, но продолжали обращать внимание. Особенно парни. С некоторыми она даже неплохо общалась. Но Максим Пономарев заслуженно относился к категории самоуверенных придурков.

– Или кино, – не унимался он, преследуя Стасю и едва не наступая ей на пятки. – Последний ряд, я, ты, поцелуи, твои сиськи, мои руки… Что скажешь? По-моему, просто сказка!

Молниеносно рассвирепев, Стася стремительно обернулась.

– Я бы сказала, что этого не будет даже в твоей собственной параллельной вселенной, идиот! Ты можешь поцеловать только мою задницу. И то меня, скорее, стошнит.

Напрягаясь всем телом, Стася сжала руки в кулаки, готовая к тому, чтобы при необходимости защищаться не только словесно. Хотя ее несколько пугал высокий рост Пономарева.

Макс, моргнув пару раз, только противно засмеялся.

– Ладно-ладно, принцесска, – резко обрывая смех, едко сказал он. – Не смею больше задерживать! Вали по своим царским делам.

Стася сморщила нос, будто рядом запахло тухлятиной, и, бросив на сокурсника последний презрительный взгляд, развернулась.

На самом деле ей не следовало разжигать с Понамаревым открытую конфронтацию. Ведь ей было совершенно безразлично, что он думал о ней, и что говорил. Поэтому Сладкова, испытывая некую степень облегчения, просто пошла дальше.

За воротами колледжа она вдохнула свободнее. Теша себя тем, что через каких-то десять-одиннадцать шагов окажется за тонированными стеклами серебристо-серого Мерседеса, пошла размеренней. Стасе не очень хотелось, чтобы ее передвижение показалось Грише поспешным бегством. Она невольно улыбнулась, но лишь одними губами, прокручивая в голове его возможные комментарии.

Группа девушек-старшекурсниц, перегородив собой широкую аллею, громко перешептывалась, не сильно при этом переживая, слышит ли их кто-нибудь посторонний, и украдкой поглядывала в сторону припаркованных машин.

Раздосадованно простонав, Стася, наплевав на все нормы поведения, обошла девчонок по зеленому газону. Но машины Яковенко на привычном месте стоянки не оказалось, и девушка машинально повернула голову в направлении визгливого возбуждения девушек.

В это же мгновение ее сердце необычайно сильно сократилось, на доли секунды сжимаясь, а затем резко расширилось от безграничной радости.

«Егор Аравин».

Система прекратила свой отсчет.

Их разлука официально закончилась на сорок шестом дне. Стася не была уверена, что кто-нибудь свыше протоколирует данный факт, но она отчетливо помнила каждую минуту своего одиночества. Расставание с Егором отныне стало для Сладковой самым страшным кошмаром.

В распахнутой кожаной куртке, темно-синей рубашке под ней и в синих потертых джинсах идеально мускулистый Аравин расслабленно опирался на капот своего Ауди. Он курил и смотрел исключительно на Стасю, минуя заинтересованных им девчонок.

Если бы она была льдом, то вмиг бы растаяла, хотя в Москве властвовала осень. Лишь Егор одним только взглядом пробуждал бабочек в ее животе.

Сумасшедший поток разнообразных мыслей проносился в голове девушки, пока она стояла на том же месте, не в силах двинуться вперед.

Позволяя своему сердцу безумно колотиться, не обрывала зрительного контакта. Так долго ждала Егора, а теперь просто не могла справиться с эмоциями. Глаза заполнили слезы беспечного счастья. В горле образовался мучительный ком.

Не задумываясь, как нелепо это, должно быть, выглядело, Стася зажмурилась и мысленно сосчитала до пяти. До десяти Сладкова никогда не считала, терпения не хватало. Глубоко вздохнув, открыла глаза.

Аравин не подзывал ее. Никак не торопил. Молча прожигал взглядом и ждал, пока она соберет себя в единое целое.

Стася перехватила куртку из руки в руку. Зажала ту в локтевом сгибе и, вцепившись пальцами в лямки кожаного рюкзака, пошла к Егору. Поверхность под ногами поплыла. Ноги, словно деревянные, шагали нескладно. Хорошо, что расстояние между ними было небольшим, иначе Сладкова просто не смогла бы его успешно преодолеть.

Когда их взгляды скрестились на расстоянии вытянутой руки, Стася постаралась выглядеть уверенно, несмотря на хлипкое желе вместо жизненно важных органов внутри себя.

Она растерялась при виде свежих ссадин на лице Аравина. Сморщила лоб, раздумывая о том, что стоило бы сказать, а что лучше оставить при себе.

Но тут Егор снова поднес сигарету к губам, и Стася отмерла.

– На территории колледжа нельзя курить, – зашипела она возмущенно, с волнением косясь на вышедшего из сторожки и шагавшего в их сторону охранника.

Егор, словно провоцируя, снова неторопливо затянулся. Раз, другой, а затем перед самым носом охранника выбросил окурок. Мужчина запнулся в паре метров от них, краснея от негодования, шаркнул туфлями по тротуарной плитке. Но так и не решился подойти и сделать замечание.

Аравин же скрестил руки на груди и сконцентрировал все свое внимание на Стасе. Прошелся цепким взглядом по знакомой светло-голубой рубашке и юбке в складку. Затем настойчиво впился глазами в бледное лицо. Щеки девушки тут же порозовели, делая ее невероятно красивой.

И его сердце защемило тупой болью, интенсивность которой разрывала на части. Егор упорно пытался блокировать поток эмоций, который затопил его, едва Стася показалась у ворот колледжа. Но было так чертовски трудно. В его грудную клетку словно влетел снаряд. Теперь, когда Стася находилась рядом с ним… Когда ее зеленые глаза обжигали его неприкрытыми эмоциями… Аравин снова разлетался на части, нестерпимо желая ее коснуться.

Абсурдно, но расставание не просто не помогло. Оно немыслимым образом усилило эти странные разрывные чувства.

Один взгляд Стаси, и он выше неба – беспрецедентные ощущения.

Серьезная проблема. Сладкова сама по себе проблема. Но она же и решение.

– Садись. Поехали, – скомандовал Аравин.

Оттолкнувшись, уверенно зашагал к водительской двери. Остановился, потому что Стася, терзая пальцами бесчувственные лямки своего рюкзака, не двигалась с места. Смотрела на Егора глазами, полными смятения.

– Ну? Что не так? – резко уточнил он, а у самого все в груди сдавило от мысли, что она сейчас откажет.

– А Гриша?.. – робко спросила Стася.

– В курсе.

Девушка оглянулась на все еще толпившихся неподалеку одноклассников. Тяжело вздохнула, поелозила балеткой по бугристой тротуарной плитке и только потом, коротко кивнув, зашагала к пассажирской двери.

Если бы Аравин не поехал крышей ранее, Заноза, черт возьми, точно бы свела его с ума в данную секунду, растягивая эту агонию.

И…

Едва они сели в салон автомобиля, как воздух вокруг них накалился. Мужчина и девушка под невидимым куполом своих чувств. Они тяжелым навесом накрывали их. Весь воздух пропитался этими чувствами. Заразился. И оба уже понимали, что, черт возьми, не существовало никакой вакцины или чудодейственного лекарства! Справляйся, как хочешь. Иначе попросту сдохнешь.

Вот такая философия. Такая вот взрослая жизнь.

Аравин завел мотор, из динамиков зазвучала музыка. Солист Сплин, чрезмерно растягивая слова, тревожно возопил: «Людям и городам от земли и до звезд по горячим губам – SOS…».

– А куда мы? – спросила Стася, пристегиваясь и неловко ерзая на сиденье.

Короткая юбка мягко спадала по бедрам. Прозрачный капрон не скрывал совершенных линий ног, и Аравина безнадежно тянуло сместить свою руку с коробки передач на ее коленку.

Какой из него воин, бл*дь? Если вся сталь, имевшаяся в нем, рядом со Стасей не прочнее воскового пластилина.

– Не все ли равно, Сладкая? – хмуро ответил вопросом на вопрос, фокусируя все внимание на дороге.

– И все-таки?

– Скоро узнаешь, Заноза.

Стася догадалась на полдороги. Ничего не говорила. Не спрашивала. Просто сидела, беспокойно сминая складки юбки.

Когда доехали, без подсказок вышла из автомобиля. Молча двинулась за Егором вдоль по парку, вверх по лестнице. Хотя на языке вертелись слова, сдерживала себя.

Остановились наверху. Там, где когда-то висел ее плакат, а теперь лишь остатки истрепанного белого полотна остались. В порывах прохладного ветра волосы захлестали по ее щекам, но руки были заняты, удерживая юбку.

Аравин сделал широкий шаг к ограждению и сцепил крепкие ладони на перекладине. Стася следом за ним шагнула, встала рядом.

Она не смотрела вниз, но слышала, как Москва-река устрашающе шумела где-то под ногами. Жуткий холодок прошелся по спине девушки, когда в голове мелькнуло, что там, внизу, десятки загубленных душ. А может, и сотни…

– Этот мост стал моим ночным кошмаром, – сердито заговорил Аравин, глядя прямо перед собой. – Смахнуть бы тебя с него! Только ведь за тобой прыгну, – повернулся к Стасе, придавил к земле тяжелым взглядом.

Внутри нее все перевернулось. Казалось, она не слышала больше ни единого звука, кроме своего колотящегося сердца.

Ей не было страшно. Нет. Просто Егор своими словами и обжигающим взглядом заставлял ее испытывать волнение другого рода. Она горела рядом с ним. Ей очень хотелось, чтобы Аравин к ней прикоснулся. Обнял и успокоил это внутреннее пламя.

Но он не шевелился, и Стася сама протянула руку. Расцепила его пальцы, сжимающие холодную перекладину моста. Благо Егор позволил ей это сделать. Подбодренная готовностью Аравина к физическому контакту, Стася сгребла его теплую ладонь в свои ледяные руки и сжала у груди.

– Егор… – сбивчивым голосом начала Стася.

Она хотела сказать ему, что хорошо понимает его. Что ей жаль, в конце концов… Но не успела и рта открыть, как Аравин резко захватил обе ее кисти и дернул на себя. А затем более плавным движением толкнул Стасю вперед, крепко притискивая спиной к холодным перилам. Расставляя руки по бокам от нее, прижался спереди своим теплым натренированным телом.

Стася понимала, что Аравин удержит ее. Но ничего не смогла поделать с собой, задрожала.

– Кто тебе позволил спарринговаться с кем-то, кроме меня, Сладкая? – скрытая угроза, прозвучавшая в его охрипшем голосе, давала Стасе понять, что ей сейчас не следует его злить. Впрочем, она и не собиралась.

– Я просто не могла больше без тренировок, – путаясь в словах, тихо произнесла она.

– Почему тогда, Стася, ты не ходила в свои дни? – его дыхание скользило по ее лицу, и она ощущала, как живот затягивает в тугой узел.

– Я не могла, – очень трудно было в таком состоянии вести нормальную беседу. – Я не хотела… быть твоей проблемой.

Эти слова надолго повисли в воздухе.

Глаза в глаза. И тот жаждущий взгляд, которым Егор Стасю одарил, заставил ее внутренности лихорадочно переворачиваться.

– Но ты ею стала… – его сильный голос оборвался на этом предложении.

Стася вкладывала всю свою безграничную любовь во взгляд, обращенный к нему. Но не могла сказать ничего более значащего, чем:

– Я понимаю.

– Нет, Сладкая… Нет. Я, на х*й, ненавижу то чувство, что возникает во мне, когда я представляю тебя на ринге с Прохоровым!

Как ей объяснить, что это неожиданно очень больно? Казалось бы, ничего криминального Стася не сделала, но спарринг с другим парнем сильно уязвил Аравина. Это безумие. Но она его!

– Я понимаю, – снова прошептала Стася, опуская ресницы.

Горячее частое дыхание Егора опалило ее губы, и ей стало сложно это игнорировать. Она несмело обвила руками его шею, ощущая, как гладкая кожа под ее пальцами незамедлительно покрывается мурашками.

– Ты же знаешь, что я хочу быть только с тобой, – тихо произнесла Стася, поднимая к нему глаза.

И Аравин встретил ее открытый взгляд без протеста. Ощущая, как изнутри распирало от пульсирующего восторга снова чувствовать Стасю, позволил ей заглянуть в свои глаза.

– Ты меня в такое втянула… – тяжело выдохнул он, накрывая рукой Стасину кисть и прислоняясь головой к ее лбу. – Ты, бл*дь, не понимаешь, что мое долбаное сердце разрывается от чертовых эмоций каждый раз, когда ты рядом? – он не сказал, что без нее еще хуже. Но уже понимал это.

Безумная вспышка расплавила грудную клетку Стаси, и она поддалась секундному порыву. Просто быстро прижалась своими губами к его губам.

«Черт возьми, Заноза!»

Это был, мать вашу, фальстарт[9]9
  Фальстарт (англ. false start – «неправильное начало») – неправильно взятый старт, когда кто-либо из участников состязания начал движение раньше поданной команды, раньше самого старта.


[Закрыть]. Стаська снова нарушила правила. Но, бл*дь, чувства, что в этот самый момент наполнили Егора… Они были просто необъяснимы. Они распирали его изнутри. Это было жгучее солнце после проливного дождя.

У Аравина случилось очередное помутнение рассудка. Цикличность этого процесса должна заставить его по-настоящему беспокоиться. Но в данную секунду его мозг не смог бы ни хр*на подобного осмыслить. Он был зациклен на девушке, целующей его.

Губы Стаси были мягкими и слегка прохладными от холодного ветра на мосту. Но ощущать их на себе оказалось необыкновенным удовольствием. Незнакомое болезненно-терпкое чувство сжигало грудную клетку Егора.

Хоть это был необычный поцелуй. Неправильный для Аравина. Стася лишь прижималась к нему слегка распахнутыми губами. И, скорее всего, раскрыты они были не для наслаждения, а, чтобы дышать, когда она, отрываясь на пару миллиметров, снова мягко надавливала ему на губы.

Сладкова просто не подозревала, что подобного Аравину станет мало. И испуганно выдохнула, когда он обхватил одной рукой ее лицо, а другой шею.

– А теперь приготовься, уже не отпущу, маленькая, – просипел он, тяжело сглатывая. – Сейчас – нет.

Потяжелевший взгляд Аравина посылал в душу Стаси такие импульсы, о которых она никогда не подозревала. Она дрожала каждой частью своего тела. Судорожно сминая его кожаную куртку своими кулаками, цеплялась за Егора, чтобы не упасть. Ее тело попало в крайне стрессовую ситуацию. Оно хотело чего-то, неопределяемого словом, и оно же боялось непонятно чего.

Стася дышала настолько часто и громко, ощущая на себе его дыхание и его прикосновения, что это перекрывало для нее звуки ветра и рокот проезжающих мимо машин. Все вокруг них пропало. Были только он и она.

Она готова была к падению. Аравин же проявлял чертовски сильную сдержанность, несмотря на то, что сам дышал сбивчиво и шумно.

– Вдохни поглубже, Сладкая, – прохрипел он, своими словами окончательно растопив ее сознание. – Прямо сейчас я покажу тебе конец географии, – пообещал Егор и… его рот резко накрыл Стасины приоткрытые в судорожном вдохе губы. Сквозь нее пронесся самый настоящий электрический разряд. Подаваясь, она дернулась Аравину навстречу. А он качнулся назад, затем снова вперед, упираясь в низ ее живота самой напряженной, самой мужской частью своего тела, обозначая свое нетерпение.

Совершенно непривычные ощущения наполнили Стасино тело, когда Аравин резко обвел горячим влажным языком контур ее дрожащих губ и нагло скользнул внутрь. Ворвался прямо-таки характерно.

И едва их языки коснулись друг друга, внизу Стасиного живота взорвались сумасшедшие фейерверки. Уровень эндорфинов в крови взлетел до небес. И ее сердце чуть не лопнуло от разразившейся бури эмоций.

К таким ощущениям она не была готова. Черт возьми, да к такому просто нельзя быть подготовленным!

Она словно неслась вниз по очень крутому склону, и не могла остановиться.

Боже. Боже. Боже, ей нравилось. Так сильно нравилось! Это просто намного лучше, чем она когда-либо могла себе представить. Сила эмоций оказалась смертельно опасной. Переворачивала все внутренности. И это ощущалось чертовски правильным. По-другому и не должно было быть. Потому что именно так – это настоящее!

Удерживая в своих руках дрожащую Стасю, Аравин улетал.

Упивался ею, пока сила воли сиганула вниз с этого моста. Он лизал ее сладкие губы. Касался языком ее языка, намного острее, чем обычно, ощущая его влажную шершавость.

Горячее возбуждение растекалось по натянутым венам и отзывалось сладкой болью в области паха. Егор знал, что не получит главный приз, но это нисколько его не останавливало. Просто целуя Стасю, он получал колоссальное удовольствие. Взлетая, оно беспорядочно билось в груди.

Не было никакого плана. Никакой тактики. Просто долгожданная близость.

То, что он чувствовал, ощущалось невероятным. Потому что впервые задевало не просто поверхностно. Каждая часть его тела откликалась на Стасю.

Как объяснить? Аравин словно провалился в холодную воду, и там неожиданно попал в теплое течение. Кожу покалывало, мышцы под ней дрожали.

Он потерялся от полноты своих ощущений!

И не мог остановиться, пока Стася мягко его не оттолкнула.

– Я не могу дышать, – быстро глотая воздух, сказала она.

Егор же и не был готов отпустить Стасю так быстро, и понимал, что должен это сделать. Оставляя на ее щеке быстрые поцелуи, переместил руки ей на талию. Легко приподнял над собой, наслаждался тем, как ее волосы обволакивают его лицо. И поцеловал в губы на этот раз очень сдержанно. Коротко. Он и не помнил, чтобы когда-то целовал так девушек. Это не тот вид поцелуя, который дарят, занимаясь сексом. А в других случаях Аравин не целовался.

Опуская Стасю на ноги, отстранился и отошел на приличное расстояние.

В попытке успокоить колотившееся сердце и выровнять судорожное дыхание, Сладкова обхватила себя руками. Она во все глаза смотрела на Аравина, и его потяжелевший взгляд читался ничем иным для нее, как «у нас большие проблемы». Но Стася не хотела сейчас возвращаться в трезвое мышление. Позволила себе зациклиться на их недавней близости.

Впервые за сегодня она ему улыбнулась. И Аравин, тяжело контролируя интенсивную пульсацию в груди, осознал: что бы ни случилось, он всегда будет ее любить.

* * *

Их обоих словно замкнуло. Всю дорогу молчали, не в силах что-либо обсуждать. Реальность кричала о том, что в каждом из них таились семена саморазрушения. Что Аравин, что Сладкова: оба трудные люди. Они выбрали разные способы борьбы с внешним миром, и сейчас, неукротимо притягиваясь друг к другу, они все же не могли существовать на одной орбите. Соприкасаясь, сладко жалили друг друга. Ну, а дальше как?

Заговорили только полтора часа спустя. У ворот дома. И, как Стася ни готовилась к худшему, все получилось болезненно неприятно.

– Мы должны оставаться вменяемыми, – жестко осадил Аравин любой ее порыв.

Она лишь молча посмотрела на него.

А потом зазвонил телефон Егора, лежавший на приборной панели.

«Лена К» – для Стаси это имя, словно удар под дых. Резкая вспышка боли. И такая ярость накатила, что на секунду аж дурно стало.

Стремительно выскочила из Ауди, громыхнула дверью. Пока бежала к воротам, слышала, как вышел из машины Аравин.

– Стася, стой!.. Бл*дь… Стаська!

Ввела код безопасности быстро, как никогда. Резко распахнула ворота и буквально промчалась через освещенный высокими фонарями двор. Улавливала позади себя глухие шаги Аравина. Но и мыслей не было останавливаться.

Если посмотреть правде в глаза, Стася сбегала. Боль, сковавшая грудную клетку, молила ее об уединении. Не могла войти в дом. Иначе неизбежно столкнулась бы с бабой Шурой. Поэтому пробежала мимо, к скрытому глубокой вечерней темнотой заднему двору.

– Настя! – от приглушенной силы Аравинского голоса по коже Стаси прошелся пугающий холодок.

Очень редко он ее так называл.

На заднем дворе стояла практически кромешная тьма. Стася скользнула в ее спасительные объятия, отчаянно не желая сегодня встречаться лицом к лицу с Аравиным.

«Очень зрелый поступок».

Егор застыл в небольшой тусклой полоске света позади дома. А она и моргнуть боялась, внимательно наблюдая за его мощной напряженной фигурой. Сердце безумно заколотилось в груди, улавливая повисшую над Стасей опасность.

Хорошо, что она успела натянуть курточку: светлых пятен на ней не осталось. И все же испытываемое ею удовлетворение являлось весьма смутным.

– Прекращай, черт возьми! – сдавленно прорычал Егор, и она ощутимо вздрогнула.

Амбивалентность[10]10
  Амбивалентность (от лат. ambo – «оба» и лат. valentia – «сила») – двойственность (расщепление) отношения к чему-либо, в особенности – двойственность переживания, выражающаяся в том, что один и тот же объект вызывает у человека одновременно два противоположных чувства.


[Закрыть] желаний пошатнула ее здравое мышление. Острота осознанного страха и тайное желание быть найденной тесно переплелись между собой.

– Прекращай этот детский сад! – потребовал Аравин, ступая в окружавшую ее темноту.

Сладкова понимала, что счет пошел на секунды. Ее дыхание стало громче, глаза закрылись.

– Стася… – предупреждающе прошипел Егор.

Теперь, когда она не видела его, а могла только слышать, ее волнение во сто крат усилилось.

Все органы чувств заострились. Позвоночник натянулся, словно струна. По коже поползли мурашки.

Повисла тягучая пауза.

Тихий шорох. Рокот ветра. Дыхание. Не ее. Или ее?

А потом низкий шепот обжег ее левое ухо со стороны спины:

– Девочка моя, ты нарываешься.

Широкая ладонь Егора легла на ее живот. Дыхание Стаси с шумом сорвалось, но она не шевелилась, позволяя ему прижать себя плотнее.

– Ты не имеешь права злиться на меня из-за нее! – холодно объявил Аравин.

– Так запрети мне! – рассерженно прошипела девушка, непроизвольно стискивая его руку на своем животе.

Непрошеная слезинка скатилась по ее щеке, и она испугалась, что снова разрыдается перед ним. Попыталась вырваться из цепких объятий. Но, несмотря на всю решительность ее действий, спина и ягодицы только беспорядочно елозили по его твердому телу.

– Бл*дь… Замри на месте, мелкая, – скомандовал Егор в своей привычной манере.

– Пусти. Я уйти хочу.

– Нет, – его руки, скрещиваясь, крепче перехватили ее талию. Стася чувствовала его напряженное тело чрезвычайно близко, и это казалось ей очень интимным. – Не отпущу, – должно быть, он склонил голову, потому что она ощутила, как его лицо притиснулось к ее волосам на затылке.

– Ты причиняешь мне боль, – отчаянно прошептала девушка.

В следующую секунду руки Аравина резко прокрутили ее. Стася растерялась, когда внезапно оказалась с ним лицом к лицу.

– Бл*дь… – зашипел Аравин, словно сам испытывал боль. – Только не плачь, мелкая, – шепнул слишком грубо, чтобы это можно было назвать просьбой. Но сердце Стаси буквально остановилось, когда он обхватил рукой ее затылок под распущенными волосами и прижался лицом к ее лицу. – Правда в том, что ничего нет.

– Нет? – с надеждой переспросила Стася.

– Нет.

И это все, что ей было нужно. Она поверила ему.

– Почему, Егор? – отклонившись, пыталась заглянуть в его темные глаза, умоляя об ответе.

И встреченный Стасей взгляд резко хлестнул ее сердце своей уязвимостью.

– Потому что, Сладкая, ты – все, чего я хочу, – выдохнул он надломленным голосом.

Внутри Стаси разлились волны покалывающего тепла.

– Я твоя, – безвозмездно подарила себя.

Аравин хотел бы продемонстрировать хваленое безразличие. Но ее слова глубоко впились в его сердце. Сам того не ведая, пронзил Сладкову жадным взглядом.

– Осторожней со словами, – на секунду безотчетно сжал ее шелковистые волосы в кулак. Но тут же ослабил руку, надеясь, что не успел причинить боль.

Стася не понимала, что своей откровенностью полосовала ему душу. Мать вашу, он нереально боялся снова услышать от нее те самые коронные три слова. Он бы просто не вынес сейчас подобного. И так слишком сильные эмоции испытывал.

– Егор…

– Стася… – пытался остановить он ее.

– …просто поцелуй меня, – выпалила на одном дыхании.

Уровень напряжения между ними зашкалил все допустимые нормы. Все его внутренние приборы оглушающими сиренами орали об этом.

Остатки выдержки куда-то ускользали.

И Аравин отпустил себя. Закрыл глаза и прыгнул в ту пропасть, куда Заноза так манила. Где уже ждала его.

У Стаси сорвалось дыхание, когда он просунул руки под ее одежду. Она не дышала ровно до того момента, как теплые ладони коснулись ее голой поясницы. Заскользили вверх по спине, пробуждая сотни тысяч мурашек на своем пути. В движениях Егора не ощущалось абсолютно никакой пошлости. Это чувствовалось как его потребность просто коснуться ее кожи. И Стася, замирая взглядом на его испытующих глазах, позволяла ему это делать.

– Поцеловать?

– Да.

Пол ее вдоха, и его рот накрыл ее губы. Снова вкусил острое блаженство. Прикасаясь к ее коже. Целуя сочные губы. Неторопливо скользя в ее рте языком.

Соприкоснувшись всего один раз, они больше не могли разъединиться.

В его космосе появилась сила гравитации. Стася. Неоспоримая для него. Его квинтэссенция[11]11
  Квинтэссенция (в переносном значении) – самое главное, самое важное, наиболее существенное, основная сущность, самая тонкая и чистая сущность, концентрированный экстракт. Квинтэссенция в античной и средневековой натурфилософии и алхимии – пятый элемент, пятая стихия.


[Закрыть].

«Моя».