Текст книги "Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь"

– Садись в машину. Поговорим нормально.

Холодный воздух, вгоняемый в легкие неосторожными судорожными вдохами, царапал горло. Глаза малодушно слезились. Но Сладкова не сдавалась.

– Никуда я с тобой не поеду!

– Перестань устраивать сцены. И без того проблем хватает, – жестко сцепляя зубы, попросил Егор. – Ведешь себя… – пронзил девушку порицающим взглядом, – как ребенок.

О, если бы Аравин только знал, как на нее воздействовали подобные замечания. Особенно из его уст. Надавил на нужные рычаги. Спровоцировал оставить далеко позади шаткое самообладание и бежать без оглядки впереди паровоза.

Скрипнув зубами, прошла мимо Егора к двери. Когда он схватил ее за руку, не давая уйти, раздраженно дернулась:

– Сейчас вернусь, – вложила в это короткое обещание всю свою бессильную ярость. – Бабушку предупрежу и кое-какие вещи соберу.

* * *

Полусонный город вскрывал в подсознании Аравина незащищенные механизмы памяти. Обрывочными вспышками проносились чувства и эмоции, что возникали в нем, когда искал Стасю после прошлой громкой ссоры.

Их мост. Пульсирующая тревога. Гнев. Соразмерный ему страх. Безжалостный и яркий ассоциативный ряд. Сладкова снова умудрилась отравить ему душу.

Видимо, Егор так до конца и не примирился с тем, что стал абсолютно зависимым. Уязвимым перед Стасей. Она порождала внутри него какие-то необъяснимые болезненные приступы. Грудную клетку распирало от силы эмоций. Коротило. Звенело. Словно подопытный зверь, отравленный антагонистическими препаратами, бился в лютой агонии. Неумолимо приближался к процессу кипения, как взрывоопасная жидкость под закрытой крышкой.

Но даже вопреки нешуточному внешнему давлению, отпустить Стасю не имел возможности. И мысленно не допускал подобное. Бл*дь, да он элементарно не мог ослабить связывающую их цепь. Держал натянутой. В порыве всецелого обладания, все дальше наматывая сталь на запястье, дергал на себя.

Кнопка торможения давно вышла из строя. Сладкова стала важна, как воздух.

Под воздействием неуемно разрастающейся ярости Аравин безоглядно нарушал скоростной режим. А Стася, сцепив руки на коленях, упрямо молчала, игнорируя его тяжелые взгляды.

Полновесная тишина покорно принимала тягостные думы в свои холодные объятия. Потворствовала мрачному мышлению.

Оба понимали: грядущего взрыва невозможно избежать. Эмоции внутри них тлели с негасимой стойкостью. Насильно спрятанные от внешнего мира, обоснованно подверглись детонации. Таймер неизбежно крутил на убывание. Тут и спичку не нужно будет подносить. Рванет при любом раскладе. Дело времени. Что Аравин, что Сладкова не являлись теми выверенными личностями, что умели во благо ближнего схоронить внутри себя прогоревший шлак. Только не друг с другом.

С подземного паркинга до квартиры шли широким быстрым шагом. Спешили, будто на пожар. Ведь внутри каждого из них и правда бушевало пламя. В лифте неотрывно сверлили друг друга жгучими взглядами. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, едва удерживались по разным сторонам сверкающей кабины.

Когда дверь квартиры за ними, наконец, захлопнулась, временный отсчет ускорился. Побежали последние секунды.

Наскоро стянув верхнюю одежду, обменялись чрезвычайно внимательными взглядами.

Егор оценивающе прошелся по короткому однотонному платью Стаси. Яркий пограничный оттенок между красным и малиновым. Кричащая сочность. К счастью, это единственная изюминка Стасиного наряда. Ни глубокого декольте, ни нелепых разрезов, ни раздражающих аксессуаров. Литая ткань, ладно обтекающая точеную фигуру девушки.

Аравин напряженно выдохнул. С немыслимой силой стискивая челюсти, столкнулся глазами с беснующимися зелеными озерами. Застопорился одичалым взглядом.

Сознание туманилось под выбросом слепой ревности. Зверел от неукротимого чувства собственничества. Сейчас как никогда сильно хотел заявить на Сладкову свое единоличное утверждающее право. Поставить метку. Заклеймить.

Стася назло Егору сердито разглядывала его строгий костюм. Участившееся дыхание выдавало ее чувственное волнение, но в данную минуту ей было плевать на какую-либо конспирацию. Захлебывалась его мощной энергетикой. Заглянув Аравину в глаза, неожиданно поняла, что злость пошла в торопливое отступление. На смену ей подоспела натуральная паника.

«Только не поддавайся!»

«Не спрашивай. Не спрашивай. Не спрашивай!»

Аравин грубо рванул отвороты пиджака в стороны, и плотная ткань покорно разошлась, открывая ее взору плененные белоснежной рубашкой мощные плечи. Небрежно отбросил ни в чем не повинную деталь гардероба на низкую тумбу и медленно просунул ладони в косые карманы брюк. Черная ткань, намеренно обрисовывая сильные бедра, красиво подчеркивала длину мускулистых ног.

– Что это было, черт возьми? – процедил сквозь зубы Егор.

Колючая дрожь сбежала вниз по спине Стаси.

Перерыв закончился. Но девушка ощущала себя по-прежнему не готовой к здравому диалогу.

Аравин при любом раскладе хозяин положения. И плевать он хотел на сложившуюся конфликтную ситуацию. Скорый на расправу. Уже скалил зубы. Готовился к нападению.

– Сам подумай, – прошипела с вызовом.

Опустив плащ сверху на его пиджак, торопливо прошла по коридору в гостиную. Включила верхний свет и застыла перед окном.

Аравин проследовал за ней незамедлительно. Остановился позади. Стремясь сдержать свирепствующие звериные инстинкты прежде, чем заговорить, несколько раз планомерно вдохнул и выдохнул.

– Хорошо. Ты увидела эти долбаные фотографии, – выждал, пока Стася обернулась к нему лицом. – Дальше что? Расскажи мне, что ты делала дальше. Зачем ты пошла в клуб с этим… – на языке вертелись лишь «заборные» существительные, но он все-таки не дал ни одному из них сорваться, – …Соколовским?

– Эти два факта никак не связаны, – слукавила Стася, пряча взгляд. – Артем меня давно звал и…

– И ты пошла? – его преднамеренно тихий металлический тон прошел сквозь выставленную ею броню. Взял под самоличный контроль наболевшее сердце. – Так получается? – отчеканил, не увеличивая децибелы и без того мощного голоса.

– Получается, что так, – выдвинув подбородок, согласилась Стася.

– Почему?

Девушка тяжело вздохнула. Игнорируя прямо поставленный вопрос, сердито смотрела ему в глаза.

– Настя, – настаивал на ее ответе Аравин.

– Егор, твои поступки… Ты… Ты побуждаешь во мне настолько сильные, настолько мучительные… опустошающие чувства… Меня выворачивает наизнанку!

– Я знаю, Сладкая. Знаю.

Потому что со Стасей на собственной шкуре испытал очень многое. Пережил аномальную силу каждой незнакомой до недавнего времени эмоции. Кто бы предупредил, что подобное может случиться – не поверил бы. А сейчас сам, кому хочешь, расскажет. Вот только до чертиков безумной будет эта любовная сказка. Видать, тот самый всевышний властитель, раздавая сердечную тяжбу, серьезно хватил лишку. Перегнул палку. Отсыпал слишком много Аравину. Как ни прочесывал вверенную ему территорию – поймать баланс не получалось. И Стася за ним по касательной летела вниз.

– Это сопутствующий фактор, – выбрал идеальное время, чтобы припомнить ей ее же слова: «Просто подари мне свое сердце, и я приму все сопутствующее». – Черта с два теперь отвертишься.

И Стася поняла, к чему он клонит. Сердито выдохнула сквозь зубы.

Если любишь гром, неразумно бояться дождя. И она не боялась. Или боялась? Временами, конечно, храбрилась напоказ. Задерживая дыхание и жмурясь, упорно подставляла свое сердце Егору. И всякий раз имела опасения, что после завершения раунда больше не склеит чувствительную мышцу.

– Есть вещи, которые нельзя переступить, Аравин, – запальчиво сказала Сладкова.

– Не продолжай. Это не наш случай.

– Так, значит, считаешь?

– Определенно.

Слова посыпались быстрые, будто двухсторонние выстрелы. И секунды свободной в воздухе не висело. Проблема – решение – полумеры.

– Наверное, мне необходимо отключаться от…

– От чего, Стася?

– От тебя, Аравин! Я не могу спокойно реагировать на… то, что ты сделал!

– Разве я тебя заранее не предупредил, что будет фикция?

– Весьма туманно, – выпалила Стася.

– Ты ставишь под сомнения мои слова? – полоснул ее тяжелым взглядом.

– Нет. Я знаю, что ты не лжешь, – убежденно сказала девушка. – То, что ты сказал, я принимаю. Другое дело, что недоговариваешь.

– Обоснуй, Сладкая, – непривычно жестко прозвучало из его уст ее прозвище.

– Говорить об этом… – щеки Стаси вспыхнули, – неловко.

– Почему же? – невозмутимо уточнил Аравин.

Снова обошел цепким взглядом с головы до ног.

– Я не знаю, как сказать, – откровенно призналась девушка.

– Говори, как есть. Это самый оптимальный вариант. Для всех.

Опустив взгляд, Сладкова прочистила горло. Приготовилась к мучительной исповеди. Не могла больше в себе держать.

– Мне больно думать о том, что взамен мне… ты проводишь время с этой девушкой, – дрожащим голосом выдавила она. Подготовленные слова давались неописуемо сложно. – У вас… были долгие отношения в прошлом. Пойти по накатанной второй раз – весьма просто. Не так ли, Егор? Я… разрываюсь от ревности! – вывернула душу перед ним Стася. Сжала виски холодными пальцами. Подняла глаза и продолжила монотонным разбитым тоном: – Понимаю, ты пытаешься защитить меня. Я понимаю… Правда, – впилась в Аравина нервным взглядом. Ужаснулась своим эмоциям. Не получалось ничего контролировать, как отчаянно ни старалась. Шла на поводу внутренней затянувшейся истерики. – Но я не согласна на такие методы. Я не согласна, Егор! И если ты продолжишь с ней встречаться, говори сразу.

Рассматривая застывшую на его лице маску ожесточения, с неестественным трудом сглотнула.

– Что тогда?

– Тогда я уйду, – заявила бескомпромиссно.

Ему бы позволить ей отступить, раз Стася сама того захотела. Аннулировать дарственную, пока не произошло физическое закрепление. С*ка, действительно, по совести – дать заднюю и отпустить девчонку! Она нуждалась в откреплении с его стороны, сама не разрубит эту цепь. Только и у него не получалось. Мать вашу, ни за что не отпустит!

Аравин отчетливо уловил мгновение, когда температурная шкала рухнула вниз. Исчезла за нулевой отметкой. Внезапно лишился всех знакомых его душе человеческих чувств. Осталось лишь зверское отребье.

Стася невольно окаменела под его взглядом. Казалось, дышать перестала. Отделилась от своей оболочки. Каким-то немыслимым разуму образом зациклилась исключительно на стоящем перед ней мужчине. Себя не чувствовала. Все происходящие внутри нее процессы – отголоски его эмоций.

С лихорадочными перебоями в ритме сердца следила за визуальным преображением Аравина. Словно зверь, учуявший опасность и готовящийся к нападению, сковал напряжением мышцы во всем теле. Черты его лица резко обозначились. Заострились. Очень медленно опустил подбородок вниз. Опалив хищным взглядом из-подо лба, раздул ноздри, яростно выдыхая.

– Уйдешь? – осведомился ледяным тоном, молниеносно проникая ознобом ей под кожу. Замораживая и парализуя. – В договоре, что мы с тобой заключили, нет пункта освобождения. Назад дороги нет. Я не отпущу, Сладкая, – твердо заявил Егор.

Сладкова споткнулась, запуталась в собственных порывах. Сердце пульсирующими рывками отзывалось на его жадную потребность. Бросалось в грубые руки. И тут же с болезненным ревом тормозило, испытывая сумасшедшее сопротивление.

Смертельный диссонанс.

После того пути холодного сопротивления, что они с Аравиным преодолели, Сладковой бы следовало безоговорочно принять его слова. Но она не могла. Знала, что ни черта так не получится! Не стерпит другую женщину между ними. Душу и себе, и ему вытравит.

– Рита – средство для отвода глаз. Для твоей защиты.

На глаза Стаси навернулись слезы.

– Средство? Какое зверство! Разве ты не понимаешь, что это жестоко? По отношению к ней. Ко мне… – мысленно она уже остановилась, но язык будто сам делал выводы и вел переговоры.

– Это рациональное решение, в первую очередь.

– Я… не смогу… так… Не получится, Егор. Не стоит и пытаться. Терпимость – не моя благодать. Я не проглочу.

Нервно усмехнулась и пораженно выдохнула. Сломалась под напором сумасшедшего внутреннего разногласия.

– Оставь эти глупые принципы!

– Это не глупые принципы! – яростно запротестовала девушка. – Скажи мне, почему ты приехал так поздно? – задала давно зудевший внутри нее вопрос.

Заметить бы, что с его лица сошли все краски. Уловить хоть мимолетно… Только ничего подобного не происходило. Аравин не ощущал себя виноватым.

– Стася… – в его жесткий тон просочилось неясное снисхождение. И Сладкова в который раз почувствовала себя глупой. От одного лишь звучания своего имени. – Мы больше не можем видеться так часто, как раньше. Я не должен был приезжать.

– Зачем тогда явился? Не приезжал бы! – в ней кричала свежая обида, не могла остановиться.

– Потому что, мать твою, в один момент не смог удержаться в стороне! – со смесью поражения и злости выплеснул Аравин.

А Стасе вдруг показалось, что он устыдился своего признания.

– Где ты был? Просто ответь мне! Ты был с Ритой?

Аравин тяжело вздохнул.

– Это ни хр*на не значит!

– Для меня значит, Егор! – заорала ему в ответ Стася. – У меня душа в клочья… – контрастно, с тихим надрывом.

Болезненно сморщилась. Несколько раз качнула головой в каком-то нелепом предупреждающем маневре. Глубоко вздохнула, набирая в легкие побольше кислорода. Приготовилась к тому, чтобы сделать последнее заявление:

– Очевидно, мы все-таки поспешили. Я не готова к подобному.

Егор стремительно сократил разделявшее их расстояние. Не контролируя силу движений, грубо притянул за затылок.

– Умолкни, Стася. Сейчас же замолчи! – широкой пятерней, закрепляя подбородок девушки в нужном ему положении, заставил посмотреть прямо себе в глаза. Только кого это уязвило больше? Столкновение их мечущих эмоции взглядов внезапно оказалось для Аравина очередной подсечкой. А он ведь и так загибался внутри. Сердце исполняло какой-то раздробленный нездоровый ритм. Грудную клетку опоясывало удушающими жаркими кольцами. – Не вырывай кусками. Не разрушай. – Это не являлось просьбой. Не умел Аравин уговаривать. Сам слышал, что его голос буквально сочился жесткостью и требовательностью. Получалось неумышленно. Исключительно на инстинктах.

Неразрывный контакт их глаз длился едва ли не целую вечность. Стася делала неглубокие дрожащие вдохи и никак не реагировала на его требование. Но Егор отказывался принимать тот факт, что она поставила точку.

Сместил ладони к пылающим щекам девушки.

– Если надо, то плачь, – его голос сел и утратил непреклонную твердость. – Сейчас плачь, если станет легче. Сладкая? – прижался лбом к ее лбу. – Завтра утром, выйдя за порог этой квартиры, ты обязана стать сильной.

Слова Аравина встретились Стасей с отчаянным протестом. Не укладываясь в голове, стопорились острыми углами. И она не могла ничего ответить ему. Физические реакции притупились.

Боже мой! Некоторое время она не могла определить: действительно ли по ее щекам заструились скупые слезинки… Пока влажные дорожки не превратились в ливневые потоки, а из губ не сорвался сдавленный всхлип.

Аравин, черт его подери, стоял перед ней и щелкал пальцами, как заправский кукловод. Сказал «плачь», и она заплакала. Бесконтрольно отозвалась. Егор вытолкнул наружу все, что Стася старательно упрятывала внутри себя на протяжении целого дня.

– Ты обязана быть сильной, – с нажимом повторил он.

Прижался губами к ее мокрым ресницам.

– Стаська? – позвал ласково.

Скачущая перемена эмоций Аравина способна дезориентировать кого угодно. А зависимую от его полюсов Стасю – и подавно.

У нее голова пошла кругом.

– Я н-не с-смогу, – неосознанно цепляясь за Егора, смяла в кулаки его рубашку.

– Сможешь, Стася.

– Нет.

– Стася.

– Егор… – обратилась сиплым голосом. Резко вдохнула. Затем сорвалась на низкий крик: – Не хочу разговаривать! Не хочу слышать! Тебя не хочу! Понимаешь?

Сквозь пелену слез не могла увидеть выражение его лица. Но ощутила, как захват Аравина стал жестче. Сильнее прижимаясь к ее лицу, оцарапал мелкой щетиной нежную кожу щеки и губ.

– Ты лжешь, Стася. Я знаю. Ты знаешь.

Девушка машинально зажмурилась. Покачала головой, мысленно сокрушаясь от безысходности. Слова Егора такие спокойные и одновременно такие сильные для ее ушей. Не оспоришь.

«Я-то знаю. И ты знаешь! А что чувствуешь ты, Егор? Что ты чувствуешь ко мне?»

Ее «люблю» всегда одностороннее. Повторяла ему много раз, а сама так ни разу и не узнала, что для него на самом деле значат эти слова.

Некоторое время они молчали. Переваривали. Обдумывали дальнейшие действия.

Рыдания Стаси прекратились. Щеки высохли, неприятно стягивая кожу. Но пойти умыться пока не было возможности. Аравин не отпускал.

– Я помогу тебе, – скользил руками по ее спине. Знал, что это успокаивает Стасю. – Буду той стеной, что укроет от внешнего мира, чтобы ты стала сильной. Потому что, Сладкая, ты – мое слабое звено, а вместе – мы единое целое.

– Тогда прогони Ее! Не заставляй меня сходить с ума!

– У тебя нет причин сходить с ума, – надавливая ладонью на затылок, грубо толкнулся губами в ее шею. Неслабо укусил. Шумно захватил сладкий аромат. – Ты – моя.

«А ты, Егор? Ты мой?», – вопрошала отчаянно.

Но вслух заговорить не получилось. Ослабла духом. Выдохлась: физически и морально.

И когда Аравин все еще ожидал ее сопротивления, Стася обмякла. Утратила какие-либо эмоции. Опустила голову на его плечо, задышала ровно и глубоко.

Не возразила и чуть позже, когда Егор опустился на пол гостиной. Подпирая стену, устроил Стасю у себя на коленях. Сомкнул вокруг нее руки и уперся подбородком в шелковистую макушку.

– Ты обманула меня, – сказал Аравин, но слова его, будто в пустоту канули. – Какая твоя любовь, если при первых же трудностях ты разворачиваешься и уходишь? – не было в этих словах и капли упрека. Голос хрипловатый, но спокойный. – Так нельзя, Стася.

Егор понимал, что она еще слишком юная. Впечатлительная и отчаянная. Осознавал, что надломлена. И его основной целью стало – не доломать. Починить. Не допустить критического разрушения. Научить, как жить в его мире, маневрируя и уклоняясь. Продемонстрировать, в какой момент наносить удар.

– Жизнь – не готовый макет. Если картинка ускользает из удобного ракурса – остановись и думай, – прикрывая глаза, уткнулся лбом в ее макушку. – Думай, Стася. О причинах. О последствиях. Об альтернативах. Не принимай решения очертя голову. Почти каждое твое действие – обнародованная страница. Потом не вырвешь и не перепишешь.

Аравин взвесил каждое сказанное ей слово. В процессе пропустил сквозь себя изрядную массу воспоминаний. Детство. Взросление. Мертвый период. Познание Стаси. Именно благодаря ей постепенно, шаг за шагом, разорвал те шаблоны, в которые когда-то твердо уверовал.

Слушал тихое сопение Стаси и ощущал, как за собственной грудной клеткой утихают эмоции. Зверь разворачивался медленно, словно все кости изломал. Едва дотянув себя, улегся и затих. В новинку этому зверю – закончить битву, не разорвав противника. В диковинку ему – истощаться душевно. Скулить от любви, а не от злобы.

Любовь. Слово исключительно нелепое. По сей день Аравин не мог поэтапно разобрать, как это случилось с ним. Каким чудом ожили мертвые ткани сердечной мышцы? От Бога ли эти чувства? Или от другой, черной силы? Говорят, дьявол тоже творит чудеса. Дабы всякий, сошедший с пути, уверовал.

И если это так, какой будет цена за это дарование?

Глава 26

Лето того года выдалось на редкость долгим и жарким. Солнце палило над Москвой с беспощадной регулярностью. Щедро, буйно, самоотверженно. Словно опасаясь не успеть, торопливо наполняло все живое удушливым теплом.

Но при нынешних обстоятельствах столь ничтожные детали отмечались Егором и Стасей практически автоматически и абсолютно беспристрастно. Не более чем фоновая видеодорожка. Непредвзятые декорации.

Изнутри высушивало с ощутимо большим ущербом. Будто день за днем незримо теряли по доброму фунту плоти. Их жизни превратились в изнурительное существование. Географические координаты не изменились. Передвигаясь примерно в том же пространстве, между небом и землей, катастрофически редко пересекались.

Задавленные. Несвободные. Под ослепительными прожекторами целого мира подвергались нешуточному внешнему давлению. Самоубийственным авансом расплачивались за будущее призрачное благополучие.

Все происходящее являлось следствием того сложного компромисса, на который они решились. Вроде бы пришли к взаимному пониманию, но под воздействием бушующих гормонов то и дело слетали с орбит. Май еще худо-бедно прожили. Июнь же наполнился беспорядочно нарастающими эмоциональными перекатами. То показное безразличное затишье, то взрывной пассаж, то вырвавшееся из-под контроля страстное влечение. Определенно, то лето и стало их личным длинным путешествием.

Сладкова… Она изменилась. Внутренне и внешне. Подстригла свои длинные волосы и убрала челку. Теперь густая копна едва доходила до лопаток, а среди прядей появились зелено-синие полоски. Цветовая гамма при выборе одежды набрала кричащей яркости. Стася много улыбалась и смеялась. Безустанно тараторила. Только взгляд, вопреки показному веселью, стал серьезным. Появились в нем скрытые нечитаемые эмоции.

– Этот цветок на голове несет смысловую или функциональную нагрузку? – спросила баба Шура с легким скрежетом в осипшем голосе.

– Это заколка, ба, – машинально ответила Стася, прожевывая блинчик. – Челку держит.

Александра Михайловна подперла рукой щеку и с нехарактерной для нее осторожностью заметила:

– Какая-то чересчур объемная. И цвет жутковатый.

Впрочем, на Стасю ее слова не произвели весомого впечатления. Как и все остальное, что происходило в течение последнего месяца.

– Королевская фуксия, – отчиталась девушка по поводу цвета заколки.

– В сочетании с зелеными прядями – явный перебор.

– А мне нравится. Веселенько.

– Угу, – буркнула баба Шура. – То-то, я смотрю, ты аж пышешь радостью… А платье-то – все цвета радуги!

– Ну, красиво же!

Темные брови Стаси несколько раз игриво подпрыгнули. Губы растянула заученная улыбка.

– Красиво, – искренне согласилась Аравина.

Несмотря на сомнительное сочетание цветов, Сладкова действительно выглядела более чем прекрасно. Дерзкая. Экстравагантная. Красивая. Но фальшивая. Пугающе фальшивая. Баба Шура как никто иной чувствовала, что за яркой веселой оберткой таится глубокая печаль.

– Не нравится мне твое демонстративное веселье, – тихо проговорила женщина, рассчитывая на какую-то реакцию со стороны Стаси. Но та продолжала жевать. – Слышишь меня?

И все же Аравина должна была признать, что не ожидала от этой эмоционально-кипучей девочки столь длительного позерства. Оказалось, что ее Стася – не хрупкое безе. Слоеный пирог. Удивительно и страшно, но за его слоями словно бы существовало несколько различных личностей.

Вот и сейчас, отложив в сторону вилку, девушка повела в сторону бабы Шуры хмурым взглядом.

– Бабушка, – спокойно обратилась она к женщине, – не мути воду, пожалуйста. Ведь все под контролем, – натянуто улыбнулась. – Живу. Дышу. Улыбаюсь. Все отлично!

Бабу Шуру озноб прошиб от этих певучих слов. В груди резко закололо. Незаметно прижимая руку к сердцу, тяжело вздохнула.

Очевидно, что каждый человек справляется с трудностями, как может. И Стася, на самом деле, выбрала не самый страшный вариант. Пускай хоть наголо голову побреет, а очи и губы черным подведет, только бы не плакала. Только бы не страдала. Но… Баба Шура понимала, что недолго еще продержится ее оптимистка. Горечь хлынет, как пить дать. Нигде она не растворится, не рассеется. Выйдет наружу.

– Ладно. Доедай, стрекоза, – поднявшись, Александра Михайловна медленно отвернулась к раковине. Неохотно взялась за сковороду. Пока руки совершали привычные действия, мысли рассыпались в пределах более серьезных задач. – Раз каникулы уже начались, может, нам в Сочи съездить? Отдохнуть… – предложила Александра Михайловна.

Повисла недолгая пауза.

– Можно, ба. Только сперва нужно с Егором посоветоваться. Наверное…

– Само собой.

– Семья Соколовских каждое лето туда летает. Было бы здорово, если бы мы попали в один промежуток времени.

– Ну, это уже как получится, – неопределенно ответила баба Шура.

Опустив тарелку с чашкой в раковину, Стася на некоторое время застыла рядом с ней. Вперилась в женщину долгим пристальным взглядом. Будто поддержки искала. Неизбежно иссякали ее силы, это чувствовалось. Словно тонкий неокрепший стебелек, под порывами ураганного ветра, клонилась вниз. Сопротивлялась изо всех сил, но внешняя стихия казалась многим мощнее.

Как ни парадоксально, не знала Александра Михайловна, чем ей помочь. Всем бы пожертвовала ради Стаси, только не видела никаких путей освобождения. Эту дорогу Сладковой предстояло пройти одной.

– Обсудим с Егором. Решим, – сказала баба Шура, ободряюще улыбаясь.

Закрыв кран, протерла полотенцем руки.

– Хорошо, – оттолкнувшись от столешницы, легко согласилась Стася. – Завтрак, как всегда, вкуснейший, Шурочка! – задорно похвалила она, на ходу забрасывая сумку на плечо. – Па-па! До вечера!

– Пусть Бог бережет… – сердечно проводила баба Шура, но девушка уже выскочила за двери. А у Аравиной тревожно застучало сердце. – Господи, Иисусе Христе, сын Божий, благослови, освяти, сохрани сие чадо мое, Анастасию, силою животворящего Креста Твоего… – тихо бормотала женщина.

* * *

Крымский мост. По сути, именно здесь все началось по-настоящему.

Девичьи пальцы небрежно пробежались по объемной основе ограждения. Остановились, крепко сцепляясь на теплом металле. Пока задумчивый спокойный взгляд рассекал залитую ярким солнцем водную гладь, внутри просыпались неконтролируемые эмоции. Абсурдное умиротворение сменялось щемящей грустью.

Стася застыла. Совершая короткие поверхностные вздохи, непреднамеренно копалась в своей душе. Целостность ее личности нарушилась. Разошлась под напором жестких внешних обстоятельств.

С трудом приглушая рвущиеся из груди чувства, мастерски играла отведенную ей роль. Улыбки, смех, речь с аффектацией… Полуигра. Полувойна.

Легкий ветерок развевал цветные пряди волос. Бросал их в лицо на пару с горячим дыханием спелого лета. Шаловливо играл цветной юбкой платья. Москва-река знакомо бурлила внизу, подстегивая терзающую душу память. Сердце постепенно набирало обороты. Дыхание разрывалось нескладными паузами. Под напором слепящего солнца в уголках глаз застывала влага.

Но Сладкова улыбалась. Лениво и на самом деле искренне.

Что-то было в этом месте… То, что нельзя визуально увидеть, но и стереть, в порыве спасительного освобождения, невозможно.

Пробегая пальцами по нагретому поручню, невольно сравнивала свои ощущения. В тот день, когда они с Аравиным впервые поцеловались, металл был холодным. Помнила непрерывный шум промозглого ветра. Не смогла забыть, как безумно заходилось сердце в груди, и как по коже бежала запретная дрожь. Если мыслить масштабно, все эти детали, вполне вероятно, останутся в памяти навсегда. Безусловный рефлекс нервной системы на раздражитель.

Зациклившись на ярких воспоминаниях, Стася не распознала шаги подошедшего к ней мужчины.

– Здравствуй, – хрипловатый голос Егора моментально и беспощадно выдернул девушку из укромного уголка памяти.

По ее коже будто мелкий наждак прошелся. Помимо воли вздрогнула.

– Привет.

Сухо. Без эмоций. Как обычно, в последнее время.

Только внутри Стаси заструилась жгучая энергия. Запульсировали все оставленные Аравиным раны.

Не понимала, почему Егор продолжал настаивать на их встречах. Многословными или содержательными эти саммиты явно не назовешь. Могли все негласно отведенное им время просто молча простоять рядом.

– Как дела? – пошел по знакомому сценарию Аравин.

– Нормально, – в тон ему ответила девушка.

Чистейшая ложь. Внутри Стаси, между физическими плотью и кровью, плелась прочная дребезжащая лоза из сокровенных чувственных переживаний. Сладкова хладнокровно молчала. Но в действительности ее любовь не имела ничего общего с равновесием. Это чувство заставляло душу Стаси то задыхаться от жесткой нехватки эмоций, то гореть от сумасшедшего переизбытка.

Сладкова не имела права поддаваться желаниям и зацикливаться на глупых ожиданиях. Все ее силы уходили на отчаянную фальсификацию душевных составляющих. Вынужденную имитацию жизни.

Повисла первая пауза.

Как бы Сладкова ни старалась владеть собой, от внимания Аравина крайне редко укрывались ее эмоции. Стоило ему только подойти к девушке, ее щеки моментально розовели, а дыхание учащалось. Егору это нравилось. Нравилось ощущение ее беззащитности перед ним. Это было неправильно. Это было необоснованно. Это было абсурдно! Ведь он стремился к тому, чтобы Стася стала сильной. Только точно так же, как Стася хотела быть его слабостью, он желал быть ее изъяном. Каждый раз, сохраняя условленную дистанцию, Аравин предвкушал то мгновение, когда получит ее обратно. И ему было совершенно наплевать, что потребуется для этого сделать.

Стася ослепляла его. Она порождала внутри него безграничные, болезненные, пугающие чувства. Поначалу его это лишь отталкивало. Но сейчас – нет. С недавних пор он буквально жил этими мгновениями.

Сладкова не поворачивалась. Запрещала себе смотреть на стоящего рядом мужчину. Взгляд исключительно перед собой. Она должна была избегать любого зрительного контакта. И без того сердце сходило с ума.

– Чем занимаешься? – этот вопрос на самом деле не имел никакого смысла. Благодаря Грише Аравин круглосуточно детально проинформирован.

Периферическим зрением Стася уловила, как Егор развернулся и присел на металлическое ограждение. Мало того, что ей стало сложнее игнорировать его взгляд. Мало… Ветерок качнулся со стороны Аравина в ее сторону. И ноздри, уловив запах его парфюма, раздуваясь, жадно захватывали воздух. Ей хотелось застонать. А потом просто закрыть глаза и дышать. Дышать. Дышать.

Но в новых условиях так делать нельзя было.

– Все тем же, – с показным безразличием пожала плечами. – Хожу в секцию по боксу. Иногда в кино. Записалась на новые языковые курсы.

– Какой язык?

– Испанский.

– Хороший выбор.

Вторая пауза.

Скомканное мыслеобразование в голове. Простые слова ей приходилось вспоминать. Со странным усилием складывать их в предложение.

– Как подготовка к бою?

Это был действительно важный вопрос. Только задавать его тоже не имело смысла. Аравин никогда не отвечал развернуто.

– Нормально, – скупой и ожидаемый ею ответ.

Третья пауза.

Их дыхание совершенно бесконтрольно становилось чаще и громче.

– Рисуешь?

Убрав за уши разлетающиеся пряди волос, Стася незаметно сглотнула и отрицательно качнула головой.

– Нет, не рисую.

– Почему не рисуешь? Разве тебе не нужно было на этой неделе сдать работу в художественную школу? Почему, Стася?