Текст книги "Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь"

Глава 12

Серебристо-серый Мерседес солидно плыл по переполненным улицам Москвы. Вынужденная медлительность мощного автомобиля вызывала у Стаси чувство глухого раздражения. Она бросила нетерпеливый взгляд в зеркало заднего вида и расстроенно отметила необычайную бледность своего лица.

Последние несколько дней были напряженными и загруженными. Рано утром уезжала в колледж, а после – больница, художка, боксерская секция, репетиторы, библиотека, наброски в парке…

Она не успевала даже вовремя поесть. Правда, и голода, как такового, не ощущала. Старалась поменьше зависать дома, придумывала себе неотложные дела, которые необходимо было решать незамедлительно.

Суетилась, будто в последний день года. Так ей было спокойнее.

В таком режиме дни должны были лететь быстрее. Но нет, немыслимо долго тянулась первая неделя без бабы Шуры.

Заметив краем глаза вопрошающий взгляд сидевшей рядом на сиденье Нины Михайловны, Стася поморщилась и отвернулась к боковому стеклу.

Снова собирался дождь. Ненастье прямо-таки нависало над городом мрачным покрывалом темно-серых туч. Изредка сверкали безгласные, но весьма зловещие вспышки молнии, поторапливая горожан, прогуливающихся в этот субботний день, искать укрытие.

– Ходишь кислая который день, – нарушила все-таки тишину в салоне Нина Михайловна, вопреки Стасиному демонстративному нежеланию вести диалог.

– А чему радоваться, Нина Михайловна? – апатично отозвалась, даже головы не повернув. Не до разговоров ей было. В душе полнейший каламбур творился.

– Настя! Ты не пугай меня так.

Стася едва сдержалась, чтобы критически не закатить глаза. Попыталась смягчить недовольное выражение лица подобием вымученной улыбки. Все-таки расстраивать Нину Михайловну не стоило.

– Да все нормально.

– Может, поговорим? Мне кажется, ты сторонишься меня…

Стася удивленно округлила глаза.

– Не выдумывайте! – искренне возмутилась она и снова улыбнулась Новицкой.

Ответной реакции не последовало. Невзирая на любезно расточаемые улыбки, женщина сверлила ее недоверчивым взглядом.

– Конструктивный диалог поможет нам лучше понять друг друга.

– Как-нибудь в другой раз.

Нина Михайловна, будто не слыша ее, продолжала настаивать.

– Тебе станет легче, – в порыве добродушного участия она сомкнула холодную руку на плече Стаси.

Девушка даже удивилась тому, что и в этот раз смогла сдержать рвущееся из груди негодование. Напряжение внутри нее нарастало. Хотелось бесцеремонно сбросить насильственную ладонь Новицкой.

– Знаете, это как на свадьбе, когда подвыпившая толпа кричит «Горько!». Вроде и интересно… А с другой стороны, бесит! – запальчиво бросила девушка.

– Это ты о чем? – Стася будто физически ощутила взыскательный взгляд женщины. Одно радовало, находясь в некотором замешательстве, Нина Михайловна, наконец, убрала свою руку.

– О том, что люди целуются, когда им этого хочется! И говорят тогда же. Дело не в том, сторонюсь я или нет… Я просто не хочу разговаривать! Ни с кем!

Получилось резче, чем хотела. Но, как известно, слово не воробей, вылетит – уже не поймаешь. И Стасе не оставалось ничего, кроме как потупить глаза и замолчать.

– О, как мы запели!!! – горячо всполошилась женщина после секундной заминки. – Усеки, ты меня своим пренебрежением не проймешь! Понимаешь? – зачем-то уточнила она и добавила буквально вибрирующим от сильного возмущения голосом: – Прими мой совет, проявляй должное уважение к тем, кто тебя приютил! С таким характером ты далеко не пойдешь.

Явственный укор в тираде Нины Михайловны задел Стасю сильнее, чем она бы хотела. Не считала себя чем-то обязанной именно Новицкой. И ее это разозлило.

– В гробу я видала ваши советы! – выдала она на одном дыхании.

Немолодая женщина оторопело захлопала накрашенными ресницами и с отчетливым свистом, втянула в легкие воздух.

Впереди раздалось деликатное покашливание Гриши. Бегло и абсолютно бессознательно внимая этому знаку, Стася поймала в зеркале заднего вида его ошарашенный взгляд.

– Ах, вы посмотрите, какая нахалка!!! – нашлась со словами Нина Михайловна. – Все расскажу Егору! Все!!! И кто-то еще скажет, что я мало внимания уделила бедной сиротке? Невозможно разговаривать. Нахваталась от Шурки, что ли… Ай-яй-яй… Безобразие!!!

Отрешенно слушая возгласы Нины Михайловны, Стася понимала, что ей совершенно безразлично, что думает эта женщина и кому она что расскажет. Вот прям абсолютно все равно.

Резво вспыхнувшее протестующее возмущение в душе так же стремительно улеглось.

– Простите, – бесхитростно и коротко извинилась, вновь устремляя рассеянный взгляд в боковое окно.

– Простите??? Ну и характер у тебя, деточка!!! Так нагрубила, обидела меня… В конце сухое «простите», и все? Не знаю, что и сказать… К сожалению, извинения не перечеркивают всего, что ты мне сказала… Я в шоке!!! – по всколыхнувшемуся потоку воздуха Стася поняла, что женщина воодушевленно обмахивалась большим веером, который обыкновенно носила за собой.

В салоне, наконец, стало тихо. Похоже, каждый из присутствующих погрузился в свои мысли, на время забывая, что находится здесь не один.

Первые капли нерешительно ударили в стекло. Одна, две, дюжина, а потом и вовсе не сосчитать их. Синхронно и гулко барабанили, размывая за собой окружающий мир. Внутри себя Стася тоже ощущала эту размытость. Не знала, что там, в груди, так чувствительно в последнее время. То ли сердце ныло, то ли какой-то нерв защемляло. Но штормило внутри конкретно. Не могла успокоиться.

С ней творилось что-то невообразимое. Как будто в густой сироп окуналась. Не тонула, но словно увязала в нем. Ощущение приятного томления и горячей тяжести наполняли тело. Сердце вздрагивало на любой шум, ожидая, когда входная дверь откроется, и высокая фигура Аравина возникнет в дверном проеме. Была у него такая привычка – распахнуть дверь и застыть на пороге, каким-то образом умудряясь заслонить собой все окружающее пространство. Пронзительный взгляд темных глаз врывался под кожу, заставляя ее холодеть и вздрагивать. Входил ленивой пружинистой походкой. Иногда что-то спрашивал у Стаси, иногда только здоровался и уходил к Нине Михайловне. А у нее каждый раз сердце заходилось в бешеном ритме, и еще минут десять она просто сидела и делала вид, что смотрит в экран телевизора, пытаясь хоть немного успокоиться.

Когда Аравин находился в доме, даже воздух казался Стасе горячим и увесистым. И в то же время, когда он уходил, она нестерпимо скучала и ждала его возвращения.

Ночами подолгу не могла уснуть. Взбудораженное сознание отказывалось отключаться, мысли густым роем кружились в голове.

Переизбыток эмоций бурлил внутри плотными потоками. Становилось то жарко, то холодно… и страшно. Ощущала себя перезаряженной батареей, будто неконтролируемо заряжалась от неведомых ранее источников энергии.

Кажется, она влюбилась. Но что значит, кажется? Любовь либо есть, либо нет.

Характер был у Стаси такой, что ей постоянно нужно было говорить. Высказывать то, что гложет или, наоборот, радует. Иначе задыхалась от излишка эмоций и путалась. После словесного озвучивания всегда было легче понимать ситуацию. Но сейчас не с кем было обсудить столь щепетильную тему. Не с кем поделиться.

Впервые вынашивала свои мысли в несвойственном ей режиме – молча.

Ей восемнадцать, ему двадцать четыре… Может ли это быть любовь?

Интуитивно ощущала, что это именно она.

Пожалуй, это чувство не возникло недавно. Оно таилось в сердце довольно долго. Просто резко ослабленное переживаниями равновесие и тесный контакт с Егором позволили ее любви вознестись из глубин и заявить о себе. И эта влюбленность жгла грудь изнутри, норовя вырваться наружу.

Весьма шаткое душевное состояние колебалось десять раз на дню. Парящая легкость и волнительное счастье сменялись опустошающей тоской. И наоборот.

Запуталась в себе. Заблудилась в собственном мироощущении. Нужны ли ей эти чувства? И что с ними делать? В конце концов, имела ли она право его любить??? Сколько ни размышляла, эти вопросы так и остались без ответов.

* * *

Восседая на белом больничном подоконнике, Стася лениво клевала вытянутые заостренные плоды розового винограда.

– Моя бедная-бедная сестра… лежит и не ропщет, – вздохнула Нина Михайловна, всплеснув руками.

Баба Шура, рьяно взбивавшая до этого подушку за спиной, раздраженно фыркнула.

– Прикуси язык, Нинка! – откинулась и взглянула из-под полуприкрытых век. – Только ты могла принести мне в больницу заморский виноград. Знаешь же, что я ем только сезонные фрукты!

Нина Михайловна, склонив голову, старательно поправила наутюженные острые стрелки на лиловых брюках.

– И где я тебе их возьму в начале мая? К тому же виноград улучшает состояние сердца и сосудов. Производит омолаживающий эффект на организм в целом.

– Ага, конечно! Лекарь доморощенный! Сплошные ГМО – этот твой импортный виноград!

Новицкая, поджав губы, осуждающе покачала головой.

– Что ни принесу, ты всем недовольна, – с обидой в голосе сказала она.

– Вот купила бы меда! Я бы тебе слова не сказала, – интонация бабы Шуры едва уловимо, но незамедлительно смягчилась.

Стася была уверена, что Нина Михайловна отметила это изменение, но по ведомым ей одной причинам женщина продолжала обиженно сопеть.

– Устала я от тебя, Александра! Домой поеду! Пойдем, Настя.

После недавнего инцидента совершенно не хотелось оставаться с Новицкой наедине. Вплоть до того, что готова была идти домой пешком.

– Я еще немного побуду, – решительно заявила она.

Уперев руки в бока, Нина Михайловна возмущенно присвистнула.

– Тоже мне придумала! А домой потом как? Скоро стемнеет… Давай, не выдумывай. Я переживать буду.

Удавиться хотелось от такой заботы. Как же она ее достала! Нет, еще неделю она не выдержит. Как говорится, таких родственников хорошо любить издалека!

К счастью Стаси, в разговор, как всегда вовремя, вмешалась баба Шура:

– Езжай, Нинка. Егор обещал сегодня наведаться. Попрошу его Стаську завезти потом.

Нина Михайловна недовольно вскочила и, схватив сумку, шумно выдохнула:

– Ну, как знаете! Чтобы ко мне потом никаких претензий не было!

– Иди-иди, – поторопила ее баба Шура. – А то еще, не приведи Господь, Малахова пропустишь.

Стася, отвернувшись к окну, тихонько хихикнула.

– Выздоравливай, Шурочка!

– Куртку запахни. Похолодало же… – крикнула ей вдогонку Аравина, привычно забеспокоившись о здоровье старшей сестры. Та лишь махнула рукой и вылетела из палаты, словно ошпаренная. – И когда она угомонится? Ты слышала? За каких-то минут пятнадцать мне сводку по всему поселку выдала… И верит, наивная, всему, что по этому ящику скажут. Тьфу!

У Стаси не было никакого желания обсуждать Нину Михайловну. К ее тайному изумлению, вопреки своей болтливой натуре, женщина ни словом не обмолвилась сестре об их глупом конфликте. Хорошо это или плохо – пока не решила.

Стася молчала. Смотрела на бабу Шуру, изо всех сил сдерживая рвущуюся из груди порывистую просьбу скорее возвращаться домой. Но, видимо, Аравина знала ее слишком хорошо и прочитала эту тоску в обращенном на себя взгляде.

– Что-то ты у меня совсем грустная стала, – обеспокоенно сказала она.

Стася тяжело вздохнула.

– Баб Шур, ты только не болей, хорошо? – взволнованным шепотом попросила она.

– Разве я могу тебе отказать, когда ты так на меня смотришь? – с усмешкой ответила женщина. – Эх, зря, видимо, я тебя на Нинку оставила… Не ладите?

Стася опустила взгляд, приготовившись бессовестно соврать.

– Ладим… – хотела добавить еще что-то для убедительности, да не хватило выдумки. Поэтому просто повторила: – Ладим.

– Вижу, не слепая, что натянуты между вами отношения.

Безотчетная теплота к Аравиной заставила Стасю мягко улыбнуться.

– Даже если и так… – пожала плечами, – до следующего воскресенья определенно доживем.

Баба Шура расплылась в ответной усмешке.

– Стаська, Стаська…

– Ты только не болей, ба, – снова попросила. – И все будет шоколадно!

До приезда Егора они успели переброситься еще парой незначительных фраз об учебе Стаси. Из чего девушка сделала вывод, что баба Шура волнуется по поводу грядущей сессии больше нее самой.

– Понавыдумывали! В наше время было проще, и глупее мы не были. Тоже мне, система образования! Только бы детей мучить.

– Ты еще из-за этого волноваться будешь? – со снисходительной усмешкой спросила девушка.

– Буду, – упрямо воскликнула женщина. – Тоже мне!

– Все под контролем, ба! Я словно дирижабль, следую по жизни независимо от внешних потоков воздуха, – рассекая руками пространство палаты, Стася причудливо изображала упомянутый летательный аппарат. – Парю в придуманном самой собой направлении… и попадаю, куда надо!

Баба Шура добродушно засмеялась столь живой фантазии.

– Чудышка ты наша!

* * *

Сумрак автомобильного салона рождал некую неопределенность между ними. Позволял мыслям дорисовывать то, чего нет на самом деле.

«У каждого – свой грех», – сказал он ей. И теперь она понимала, какой у нее.

Боготворить мужчину, который ей пускай и не кровная родня, но все же довольно близкий человек. Его следовало уважать и любить по-сестрински. И все это было. Но было и совсем другое… Иная любовь, незнакомая ранее.

Стася мысленно благодарила Егора за то, что не цеплял ее разговором. Всю дорогу ехали молча. Она боялась даже посмотреть на него. Казалось, что один лишь взгляд выдаст ее с головой.

Сейчас же, перед воротами дома, не торопилась уходить.

Аравин, приоткрыв окно с водительской стороны, впустил гуляющий снаружи прохладный воздух в салон. Характерно чиркнула зажигалка – закурил.

Знала, что пора уже. Но, Господи, как же она не хотела! Словно сам черт подмывал взглянуть на сидящего рядом мужчину. Долго не сопротивлялась этому желанию. Повернула голову и тихонько вздохнула. Неясное спокойствие опустилось на ее плечи.

Возможно, все правильно. Есть шанс, хоть и мизерный, что так и должно было быть. Почему нет, в конце концов? Если жизнь свела их разношерстные судьбы, это ли не знак? Разве должна она чувствовать себя виноватой в этих чувствах?

В этом безумном спокойствии шалела от новых ощущений.

Нежное порхание бабочек в животе. Гулкое биение сердца в груди. Пьянящее головокружение от какой-то самозабвенной эйфории.

Сейчас, рядом с ним, ощущала себя совершенно по-другому. Незнакомо. Будто что-то бесповоротно изменилось. Словно внутренний мир, все восприятие перевернуто с ног на голову.

Наполнилась чем-то новым. До конца неосознанным. Много сил нужно, чтобы полностью осмыслить произошедшие в себе перемены.

Одно четко уловила: поставила точку в прежнем этапе. Все. Нулевая отметка.

– Для боксера курение – непозволительная слабость, – машинально упрекнула она его.

Аравин, игнорируя ее беспокойство, глубоко затянулся. Стася вздохнула. Прошлась несмелым взглядом по мужчине. Волосы отросли. Не критично. Со стороны обычная мужская стрижка. Но непривычный для Егора ежик.

– Ты где такое слышала? – спросил он, выпуская ноздрями тонкие струйки дыма.

– Люди говорят…

– Люди вечно что-то говорят, – равнодушно заметил Егор. – Человечеству в целом свойственна стадность.

– Но тебе все же нельзя курить.

Неожиданно он спрятал напускную небрежность. Повернулся к девушке, придавливая напряженным взглядом, смотрел сверху вниз.

– А тебе нельзя меня воспитывать! – выбросил в окно остатки сигареты.

Стася слабо улыбнулась, решив для себя, что его непоколебимая холодность не испортит ее парящего настроения.

– Я просто пытаюсь объяснить тебе, что переживаю…

– Мимо. У меня мощный резист к любого рода объяснениям, граничащим с навязыванием собственного мнения.

– Егор, подожди! – порывисто остановила она его, выставив перед собой открытую ладонь. – Во-первых, я ничего тебе не навязываю… Во-вторых… ты сам все прекрасно понимаешь. Кому я пытаюсь объяснить?..

Он качнулся вперед, чуть сокращая расстояние между ними. Всматривался в мерцающую зелень ее глаз в попытке разглядеть что-то конкретное. Не смог. И не полумрак салона ему в этом сейчас помешал. Она прикрыла веки, опуская взгляд вниз. В который раз безотчетно отметил роскошный веер ресниц. Он так часто стал обращать на них внимание, что скоро будут сниться эти длинные ресницы.

– Ты права, – сказал он вполголоса, – я сам все знаю. Разговор в данном случае бессмысленный.

Стася издала легкий смешок и вскинула голову. Задохнулась, встретившись с ним взглядом. Забегала глазами по салону, иначе не смогла бы внятно говорить.

– Кто бы сомневался! – едко вспылила она. – А расскажи-ка мне лучше… как это, когда плевать на всех?

Задавая подобный вопрос, втайне испытывала некоторое опасливое волнение. И не зря! Аравин окатил ее столь резким ледяным взглядом, что моментально захотелось открыть дверцу и бежать.

Только внешне не дрогнула. Спокойно ждала ответа.

Это же Аравин! Рядом с ним ей безопасно. Она уверена в этом, даже осознавая его злость. Потому что она понимала его. И принимала как есть!

– Ни дать ни взять – свобода, – хрипотца в голосе выдавала его заинтересованность разговором. Только Стася еще этого не улавливала. И слава Богу!

Он невольно ухмыльнулся, наблюдая, как сморщился ее лоб. Она пыталась анализировать его слова. И он с нетерпением ждал выводов.

– Свобода? – задумчиво повторила она за ним. – Хорошо, наверное, быть столь независимым. Когда людское мнение не давит…

Меньше всего он ждал, что она попытается примерить на себя. Стоп! Только не Стася. Девчонка с живыми глазами и открытой душой. Не позволит. Никогда.

– Ты такой не будешь! – твердо сказал Егор.

– Это еще почему?

– Потому что я так сказал.

– Да я и не смогла бы, – как-то излишне довольно улыбнулась она.

– Что там у вас случилось с мадам Катастрофой? – недовольно стискивая челюсти, сменил Аравин тему.

Стася, сразу поняв, о ком речь, поморщилась от воспоминаний.

– Небольшой конфликт интересов.

– Немного перца?

– Красного. Ядреного.

– Она мне все уши прожужжала, а до этого названивала раз десять, – хмуро бросил Егор. – Давай без глупостей. Не думай, что я буду менять место твоей дислокации каждый год. Запомни, до окончания колледжа Рублевка – твой дом. Нагадишь – там и останешься.

Внутри нее все сжалось от этой грубости. Сморщилось, словно забытый всеми прошлогодний фруктовый плод.

Вот умеет же Аравин менять ее настроение посекундно! Одной фразой.

Сегодняшний разговор во всех отношениях – американские горки: то вверх, то вниз.

– А потом что? – едва выдавила из себя дрожащим голосом. Беспокоило ее, что будет после получения диплома.

– А потом сама думай.

– Ясно, – тихо выдохнула Стася, смиряясь с таким безразличием. Хотя ничего ей не ясно.

– Как дела вообще? – только Аравин мог задать этот вопрос в конце разговора.

– Нормально, – но голос ее звучал расстроенно.

Он долго смотрел на нее. Только она не отвечала ему тем же. Поникла, уткнувшись взглядом в сцепленные на коленях руки.

– Еще неделя, и баба Шура будет дома. Потерпи.

– Угу.

– Не кисни только.

– Тебе-то какая разница? – буркнула Стася. – Не все ли равно?

– Нет, не все равно, – спокойно, придавил ее своим ответом.

– Обалдайс! Сейчас прям в обморок упаду! – саркастически воскликнула она, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

– Тебе бы к врачу, колючка. Аффективные расстройства, говорят, лечатся.

– Обязательно. Сразу после сессии! Па-па! До скорой встречи! – вышла, хлопнув дверью.

* * *

Отрывистые серые линии мягко легли на белый лист. Они то усиливались, то ослабевали. Местами совсем исчезали, а потом снова появлялись и проносились по белоснежному полотну во всю силу карандаша.

Размашистый штрих. Один, другой, третий… Плотно, под одним и тем же углом.

Застыла. Дрожащей рукой не смела продолжать.

Вобрала в легкие воздух и закусила нижнюю губу. Снова прижала карандаш к белому полотну.

Помедлила, соображая, как двигаться дальше…

Увлеченно и жестко потерла грифель, градуируя тон. Уходила от чисто-белого к насыщено-черному. Короткие штрихи взбивали наполненность изображения. Резко… азартно… оборвав дыхание…

Музыка, громко льющаяся из наушников, усиливала волнение. Горячая слеза незаметно скользнула по щеке и упала на полотно.

Не задумываясь, смахнула ее и застыла. Уставилась на свое творение. Идеально! Только Аравин получался так точно… Крупная дрожь прошлась по всему телу.

Боже, как же пусто внутри!

Отбросила карандаш и закрыла лицо руками.

Глава 13

22 июля, 2015 г.

Чикаго, США

В трубке послышался приглушенный щелчок, затем смутно знакомый отрывистый вздох на том конце. Отчего-то сердце в груди начало биться неровно. Перескакивая естественные размеренные ноты, стремительно ускорилось.

– Да? – сипло выдавил в трубку, уже зная, чей голос сейчас будет слушать.

– Егор??? И-и-и… При-вет! – звонкий голосок Стаси несколько раз радостно дернулся от смеха.

– Привет, заноза.

Стася опять засмеялась. Она так довольна его слышать? Или просто настроение хорошее?

– Боже!!! Егор! Я так соскучилась!!! – порывисто выдала она недрогнувшим голосом.

Аравин застыл. Незаметно для себя дышать перестал. Трепетные магнитные импульсы щекочущей волной прошлись от живота к груди, уверенно подступая прямо к гортани. Внезапно безоружное сердце предательски сжалось, причиняя невероятно сладкую тягучую боль.

В который раз удивился открытой непосредственности Стаси. Обрушила на него это признание легко и непринужденно, одной фразой взрывая внутри чертову бурю эмоций.

Он буквально физически ощущал вибрации ее взбудораженного голоса.

Она переходила все границы. Бездумно перешагнула ту черту, которую нельзя было пересекать.

Маленькая заноза в сердце. Его заноза.

Бл*дь. Нельзя привязываться к Стаське! Нельзя скучать по ней. Но ведь тосковал… Умышленно не звонил, больше двух месяцев находясь за границей. Только с Гришей и бабой Шурой держал связь.

И все равно думал о девчонке. Прокручивал в уме какие-то глупые незначительные слова, сказанные ею когда-то… Всколыхивал в памяти ее образ. Ее глаза. Ее улыбку.

Находясь на расстоянии тысячи километров, не чувствовал себя свободным. Ощущал потребность в общении.

И этот звонок окончательно выбил почву из-под ног.

«Чего тебе надо, маленькая заноза???»

В трубке повисла тишина, прогоняемая Стасиным частым дыханием. Наверное, ждала реакции от него. Ответного признания? Глупость какая! Он никогда не скажет ничего подобного. Никогда.

– Послушай… – мрачно начал он. Не успел вывалить на нее грубую отрезвляющую речь. Девчонка словно почувствовала его настрой, перебила и затараторила, давая ему возможность свыкнуться со стремительными чувствами внутри себя.

– Мы на море ездили! Это так здорово! – но голос уже не сочился той же радостью. Стася была напряжена. – Не могу забыть шум прибоя, крики чаек… – в конце и вовсе какой-то отчаянный вздох.

Бл*дь, этого ему только не хватало!

– Я даже немного плавать научилась. Представляешь? – ее голос откровенно дрожал. Она плакала, но упрямо пыталась это скрыть. – Там столько рыб! – захлебывалась и в то же время натянуто смеялась.

Аравин не видел ее лица, но эти сдерживаемые едва уловимые горькие всхлипывания, прикрытые искусственной радостью, разрывали ему душу. Сладкова будто стиснула его сердце в кулак и играла им, решая – вырвать сейчас или подождать.

Нет, он понимал, что она плачет не нарочно. И все же… Егора раздражала возможность Стаси задевать его за живое. Никто еще не пробирался ему в душу. Никогда не ощущал ничего подробного от общения с девушкой. Ни головокружительной радости, ни разрывной боли.

Опасность состояла в том, что, похоже, Стася ощущала к нему определенное влечение. Несмотря на то, что ничего хорошего от него не видела, влюбилась, что ли? Подобное приходило ему в голову и раньше. Но сейчас ее откровенное огорчение после собственного признания насторожило еще больше.

– …так баба Шура сказала, – что именно она сказала, Егор прослушал, копаясь в собственных мыслях. – Еще, может, в Черногорию слетаем до конца каникул, – ее голос больше не дрожал. Справилась с собой. Теперь говорила просто очень тихо.

Только Аравин все равно не мог принять участия в этом диалоге. Все тело замерло в напряжении. В горле встал ком. Никогда еще не ощущал себя столь никчемным.

– Как ты? – выдохнула Стася после небольшой паузы.

– Нормально, – хрипло вытолкнул из себя.

– Все будет хорошо? – с надеждой спросила она.

– Даже не сомневайся, – хотел ее хоть немного успокоить.

– Егор… – он уловил резкое прерывистое дыхание на том конце провода.

– Да? – напряженно подтолкнул он, не выдержав ее паузы.

– Егор, я так волнуюсь…

– Из-за чего? – осторожно уточнил он, не замечая, как безрассудно застыло сердце в груди, на миг отказываясь выполнять свою работу.

– Из-за боя… За тебя боюсь.

Ее тихий шепот врезался в него, словно шаровая молния в незащищенный объект. Он покачнулся, теряя твердость в ногах. В глазах потемнело.

Все внутренности перевернулись. ОНА выворачивала его наизнанку.

– Не стоит, – выдавил сухо. – Все будет нормально, – эти слова процарапали горло, будто колючая проволока.

Они умолкли. На линии повисла тишина, которая бывает весьма редко по международной связи.

– Ладно, – с явным сожалением шепнула Стася. – Давай прощаться.

Бл*дь, на этой фразе она будто дыхание у него украла. Резко не хватало кислорода от одной мысли, что сейчас ее голос исчезнет, и в трубке коротко завоют гудки.

Что же это такое? Полнейшая беспредельщина!

– Уже ненадолго.

– Ага… Удачи, Егор.

– Спасибо, сладкая заноза.

– Оставь уже в покое мою фамилию, – расстроенно заявила Стася. То ли время безотчетно тянула, то ли действительно возмущена. – У меня имя есть, – обиженно дышала в трубку.

И он поддался этому натиску.

– Я знаю… Настя, – его смутила хрипота в собственном голосе, поэтому он решил подразнить ее: – Или ты предпочитаешь Стася?

– Это уже как вам будет угодно!

– Верните свой дрожаще-воодушевленный тон, задира. Мне так больше нравилось.

Девчонка тяжело вздохнула и как-то быстро попрощалась.

– Пока, Егор.

Он даже не успел ничего ответить. В следующую секунду уже слушал короткие гудки.

С каждым разом все становилось сложнее между ними. Он не понимал, почему. Почему все не могло быть обыкновенно: безразлично, неинтересно, деревянно? Они словно два магнита, которые не могли оставаться холодными друг с другом, по любому поводу взаимодействовали между собой: то притягивались, то, разворачиваясь, с силой отталкивались.

* * *

Двадцать четвертого июля в Чикаго было жарко. Но виной тому была не атмосферная температура воздуха. Горячим сделал этот день боксерский поединок Егора Аравина и Лиама Дэвиса. Более десяти тысяч фанатов бокса чертовски жаждали увидеть бой непосредственно своими глазами.

Арена гудела нетерпением, когда конферансье, своеобразно растягивая гласные, объявлял соперников. Буквально каждый проникся этим волнообразным баритоном. Пожалуй, этот конферансье зажег публику покруче, чем самый отрывной тамада на свадьбе. По крайней мере, так подумал Роман Натаныч Щукин.

– Дамы и господа! – конферансье сделал значительную паузу, заставляя зрителей неистово вопить от возбуждения. Мягко улыбнувшись, он продолжил чуть более пафосным тоном: – Двенадцатираундовый бой за звание чемпиона мира по версии WBO в полутяжелом весе, – после этой фразы внутренности скручивало у всех присутствующих. У самого Натаныча аж руки задрожали. – Слева от меня, в синем углу ринга: пятьдесят две победы, сорок девять из них одержаны нокаутом, и всего два поражения! В прошлом чемпион мира по версии WBC! Китслот, Канада. ЛИИИАААМ ДЭЭЭВИИИС по прозвищу ОООПАСНЫЙ ХИЩНИИИК!!!

Под лихорадочный взрыв криков Щукин придирчиво оценил канадца. Тот был сантиметров на пять ниже Егора и, как показало взвешивание, плотнее на восемь килограмм. К чести Дэвиса, большая часть этих килограмм пряталась в мышечной массе. И все же, окидывая его опытным взглядом, Натаныч видел и лишний жир. Залитые мышцы на животе прорисовывались весьма туманно. Поэтому заносчивая улыбка на лице боксера раздражала его. Хотя не только поэтому.

– Дамы и господа!!! – продолжил конферансье после паузы, и плечи Романа Натаныча горделиво развернулись. – Справа от меня, в красном углу ринга – действующий чемпион мира по версии WBO в полутяжелом весе!!! Москва. Россия. Тридцать восемь побед, тридцать семь из них одержаны нокаутом. И лишь одно поражение! СТАЛЬНОЙ РУССКИИИЙ ВОООЛК – ЕГОООР АААРАВИИИН!!!

Отстраненно Щукин отметил, что болельщики Аравина по крикам и свисту легко одолели сторонников Дэвиса. Приятно радуя взор и грея душу, густо взлетели их родные российские флаги.

Глаза тренера увлажнились, такую значимость он сейчас в себе ощущал, стоя рука об руку со своим подопечным на начищенном до блеска ринге.

Не стесняясь, горделивым взглядом окинул родимого.

Егор Аравин – свободный и уверенный, как ураганный ветер. Зверь, гуляющий сам по себе. Одинокий волк, которого слишком многие не прочь приручить.

Он точно дышал силой. Люди, оказываясь в более-менее близком контакте с ним, чувствовали это.

Возникало чувство, что сам воздух вокруг Аравина сгущался.

Он не просто волк. Он волчара. Потому что самобытно бесконтрольный. Никто и ничто не способно на него повлиять.

Они провели колоссальную работу перед боем, строго выдерживая режим питания, тренировок и отдыха. Благодаря чему Аравин демонстрировал сейчас отличную форму.

Сто восемьдесят четыре сантиметра мощнейшей физической силы, заключенной в крепкие идеально выточенные мускулы, перекатывающиеся под гладкой кожей от каждого движения боксера.

Определенно природа наградила Егора Аравина шикарными мужскими пропорциями. Уж Роман Натаныч на своем веку повидал немало спортсменов. Как бы много боксер не тренировался, исходные данные не перепрешь. Можно быть худым, можно быть толстым, можно быть таким же мускулистым. Но идеальные пропорции тела не получить.

Не каждый боксер смотрелся на ринге так же красиво, как это, не напрягаясь, делал Аравин.

И подтверждением его шикарности были блестящие от волнения глаза дамочек в рядах арены и их скандирующее: «А-ра-вин! А-ра-вин! А-ра-вин!». Егор отчетливо знал, что женщины пускали слюни, глядя на него. Но его это мало волновало.

Подняв высоко вверх правую руку в бело-черной перчатке и пружиня ногами по рингу, Аравин демонстрировал бодрый настрой на бой. Мышцы на его теле внушительно заиграли, вызывая одобрительные крики болельщиков.

Белые боксерские шорты отлично подчеркивали смуглый от природы оттенок кожи, крепкие мускулистые ноги, мощный разворот плеч, широкую спину, узкую талию и рельефный торс. Не зря Щукин выбрал стилистом для Егора женщину. Она подбирала его костюмы очень тщательно, невзирая на то, что самому парню было наплевать, в чем выступать.

Красивая обертка не так мало значила на ринге. Она демонстрировала, прежде всего, статус и мировой уровень боксера.