Текст книги "Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь"

Глава 2

Аравин щелкнул выключателем и поморщился, привыкая к яркому освещению. Темноволосая девушка на широкой кровати тихо застонала и зарылась лицом в подушку. Одеяло сбилось вниз, оставляя созерцанию Егора обнажённую спину и округлые ягодицы Риты.

Он досадливо поморщился. Подобные уловки всегда раздражали его. Когда захочет тр**нуть, он скажет прямо, а манипуляции ему не нужны.

– Тебе пора, – сухо сказал Егор.

– Почему так рано? – приглушенно донеся жалобный голос.

Потому что он хотел остаться один, и его совершенно не трогало то, что в пять утра Рите придется выползать из теплой постели и ехать домой. Но вслух он этого не сказал, предпочитая игнорировать ее вопрос.

– Такси уже ждет, – поставил девушку перед фактом.

Последняя фраза, наконец, подействовала на Риту. Она быстро вскочила и возмущенно спросила:

– Почему ты постоянно ведешь себя, как последний муд*ла?

При этом она не удержалась и скользнула взглядом по его телу. Аравин не испытывал ни малейшего стеснения из-за своей наготы.

Рита оглядела его с головы до ног, ощущая какое-то извращенное удовольствие, рассматривая то, что пару часов назад было в ее власти, но никогда не принадлежало ей. Он был идеален в своей наготе! Широкие плечи, рельефный торс, узкие бедра, длинные мускулистые ноги, эрегированный мужской орган – трудно было не залюбоваться даже в такой ситуации. Крепкое тело напряжено. Он выглядел, словно опасный хищник перед прыжком. Сила, исходившая от него, будто витала в воздухе, предупреждая, что девушке пора убираться.

Глаза пристально уперлись в лицо Риты. Мужчина выглядел сердитым.

Изящно вздернув правую бровь, она предприняла последнюю попытку и вопросительно покосилась на вздыбленный орган.

Егор перехватил ее взгляд.

– Должен тебя разочаровать, дорогая. Это всего лишь утренний стояк, а не реакция на твое прекрасное тело, – издевательским тоном пояснил он. – Дверь захлопнешь, как обычно, – добавил мужчина и скрылся в ванной.

Ему не было дела до чувств Риты. Она знает его довольно давно, чтобы не строить иллюзий. Но… Всегда есть надежда, что человек изменится в лучшую сторону.

Дальше он действовал по инерции. Стал под душ. Открыл кран. Прохладная вода вызвала легкое покалывание в теплом теле. Но Егор стоял, не двигаясь, лишь слегка склонил голову, подставляя холодным струям спину.

Аравин был не из тех парней, которые тр*хают все, что движется. В этом деле его вполне устаивало постоянство. Рита была его любовницей уже два года. Именно любовницей. Ничего более.

Его натуре претили ухаживания, свидания, долгие разговоры. Поэтому он брал только то, что ему откровенно предлагали. Так вышло и с Ритой. Сознательно он не хранил ей верность. Во время пребываний в других городах и странах легко заменял Риту другими. Но здесь она фактически была единственной.

Сегодня Аравин пребывал в мрачном расположении духа. Годовщина смерти близкого человека – это как путешествие в прошлое. Невольно тебя захлестывают воспоминания, поток которых невозможно остановить. Вместе с ними возникают мысли, начинающиеся с фразы «а что, если бы…». Видимо, так устроен человеческий мозг. Он постоянно что-то планирует, даже постфактум.

Последние два года стоили Егору полжизни. Травмы, кутежи, сокращение периодов отдыха, несоблюдение режима сна и здорового питания. Он соглашался на все бои, которые ему предлагали. Жил по инерции – тренировки, сборы, бои, восстановление. И так по кругу.

На ринге Аравин был неоправданно агрессивным. Перемещал собственную злобу на соперника, забывая, что бокс в первую очередь спорт. Рейтинг Егора возрос, вызывая соответственный рост гонораров за бои. Он был востребован, как никогда. Его уважали и страшились соперники.

Но великой радости от этого он не испытывал. Так, сухое удовлетворение амбиций.

В реальной жизни Егору было сложно проявлять какие-либо эмоции. Безразличный, холодный, сухой, циничный – таким он был. На ринге же все было по-другому. Выброс адреналина, учащенное сердцебиение, напряжение в мышцах, острая сосредоточенность, боль. Он чувствовал себя живым!

Аравин привык к боли. Он воспринимал ее, как должное. Невозможно выиграть бой, оставаясь невредимым. Впрочем, Егор в этом деле просто счастливчик. А возможно, прав тренер, который утверждает, что Аравин выкован из ярости. И все же на его счету достаточно травм – несколько переломов носа и челюсти, множественные гематомы и порезы глазной впадины, повреждение наружного уха, разрубленная верхняя губа, разрыв локтевой коллатеральной связки пястно-фалангового сустава большого пальца, повреждения запястно-пястного сустава большого пальца, острые ушибы головы.

Если ты боишься получить травму или опасаешься за свое здоровье, если не готов идти до конца – ты никогда не достигнешь успеха.

Люди приходят на бокс в поисках крови и зрелищ. Им не нужен скучный бой, где никто не травмируется. Фанаты бокса обожают жестокость. И они же утверждают, что любят бокс. Но они и понятия не имеют, что это такое. В боксе главное – уважение. Ты стремишься завоевать уважение к себе. И лишить уважения своего соперника.

Аравин постоянно спорил со своим тренером. Но только не во время боя. На ринге слушал все наставления и замечания. Потому что картинка, которую видишь ты, может отличаться от той, что на самом деле.

Бокс – занятие противоестественное. И часто оно противоречит традиционной логике. Иногда, чтобы нанести максимально сильный удар, нужно отступить.

* * *

Позже он сидел на кухне бабы Шуры и пил кофе. Из родственников у Аравина осталась только бабушка, мать покойного отца. Она переехала в дом сына и невестки после пропажи Алисы. До этого Егор едва знал бабу Шуру, так как она жила далеко от столицы, а их семья навещала ее очень редко.

Пока Стася собиралась, Аравин успел выпить кофе и поговорить с бабой Шурой. Точнее, говорила в основном она.

– Совсем совесть потерял, антихрист! – возмущалась она, стоя перед небольшим овальным зеркалом, которое висело на стене. – Последний раз виделись на сорок дней. Никогда не заедешь. Не поинтересуешься – как Стася, как я… Так и умру.

– Я не люблю этот дом, – спокойно ответил Аравин. Возмущение бабушки на него не действовало.

Он покинул дом отца сразу же после окончания школы. И с тех пор приезжал сюда, только если в этом была острая необходимость. Как сегодня, например.

Баба Шура бросила завязывать пуховый платок и, повернувшись к внуку, смерила его гневным взглядом.

– Не любит он! Ишь какой! Ну ладно, на меня тебе плевать. А Стася? Привез ребенка и бросил! Тьфу! – женщина демонстративно отвернулась обратно к зеркалу.

– А что еще я должен делать? – вопрос задан сухо, но карие глаза все-таки блеснули раздражением.

– Ты смотри, какой королобый! – вновь возмутилась баба Шура. – Все-то ему непонятно.

Но развить спор дальше не успела. На кухню тихо вошла Стася и нерешительно замерла в дверном проеме.

Аравин отстраненно посмотрел на девчонку. Первое, что он отметил – она повзрослела. Настолько, что сейчас он едва узнавал в ней ту девчушку, которую когда-то привез домой.

Принялся бесцеремонно рассматривать Стасю, не задумываясь, как это выглядит со стороны, но отмечая, как при этом вспыхнули щеки девушки.

«Надо же, какие мы нежные!» – мелькнуло у него в голове.

Сладкова была одета в темно-серое шерстяное платье простого кроя, единственным украшением которого служила черная атласная лента. Она перехватывала тонкий стан Стаси под грудью. Ниже ленты платье свободно ложилось и доходило практически до колен стройных ног.

Длинные каштановые волосы заплетены в тугую косу, которая была перекинута вперед, слегка прикрывая левое полушарие небольшой груди.

Выразительные черты лица. Аккуратный нос, пухлые губы, острый подбородок. Но Егора привлекли глаза. Большие и выразительные. Самого обычного зеленого цвета, но была в них какая-то глубина.

– Узнал хоть? – едко перебила его размышления баба Шура.

Вопрос заставил Аравина оторваться от пристального рассматривания. Недовольно он покосился на бабушку, удивляясь, насколько вредной может быть эта женщина.

Стало вдруг интересно, как Стася с ней уживается. Потому что внешней кукольностью Егора не обманешь. Он был уверен, что характер у девчонки еще тот! В атмосфере, что ее взрастила, не выживают наивные барышни, верящие исключительно в единорогов и «розовые сопли».

Однако баба Шура никогда не жаловалась. Впрочем, жалобы противоречили бы ее командирскому характеру.

– Пора ехать, – наконец скомандовал Аравин и, резко развернувшись, широким шагом покинул теплое помещение.

Глава 3

Три молчаливых фигуры стояли у одинокой могилы. Слов не было. Только тихая грусть и застывшие слезы на глазах Александры Михайловны. «Железная» бабушка выглядела сейчас просто несчастной женщиной.

Вдали закаркала ворона, и Стася поморщилась – атмосфера была мрачной. Она абсолютно не воспринимала ситуацию. Не понимала, зачем люди вообще приходят на кладбище. Это место пустынное и безликое. И если бы не фотография улыбающейся Алисы на мраморном надгробье, она бы никак не сопоставила холодную плиту с умершей девушкой. Та жила в ее воспоминаниях. И традиция посещения кладбища казалась Стасе бредовой.

Чтобы хоть как-то отвлечься, она украдкой наблюдала за Егором. Открытое пространство поселкового кладбища совершенно не защищало от ледяных порывов бушующего ветра. Но Аравин, казалось, не замечал невыносимого холода. Широкие плечи расправлены, спина ровная. На лице холодная маска. Невозможно было понять, о чем думает этот человек. И понимает ли вообще, что происходит? Переживаний на его лице не было. Глаза, будто стеклянные, уставились в одну точку и застыли. Стасе хотелось стукнуть его, заставить очнутся. Но, естественно, она этого не сделала.

Алиса как-то сказала, что Егор очень честолюбивый человек. Он всегда стремился быть лучшим буквально во всем. Но при этом Стася, четвертый год наблюдая за его карьерой, никогда не видела на этом лице триумфа победителя. Да, пускай даже простой улыбки. Он воспринимал достижения как должное, не давал себе расслабиться ни на секунду. Только двигался вперед. Со стороны казалось, что ему все совершенно безразлично. Но так ли это?

Мысли Стаси вернулись к утренней встрече на кухне. Пристальное внимание Аравина бесконечно смутило девушку. Словно после этого осмотра что-то могло измениться.

Она тщательно причесывалась и заплеталась у себя в комнате, но совершенно не предполагала, что Егор обратит на нее хоть какое-либо внимание. Помня их последнюю и единственную встречу, когда Аравин удостоил ее несколькими взглядами в квартире отца и ни одним по дороге домой, девушка думала, что в этот раз будет так же. Это она знала каждую черточку его лица, изучая часами фотографии на ноутбуке. Она с замиранием сердца следила за каждым боем. Именно она переживала, когда атака соперника достигала цели. Когда кожа Егора трескалась от наносимых ударов, заплывали глаза… Потому что по-другому не могла. Алиса будто внушила Стасе заботу и волнения о нем. Привязанность к человеку, которого она фактически не знала.

Краем глаза наблюдала, как Аравин в последний раз положил руку на надгробие. Провел костяшками по ледяному мрамору, а затем развернулся и широким шагом вышел из ограды.

Проводила его тоскливым взглядом. Еще немного, и она снова будет лицезреть только фотографии. Стася читала интервью менеджера Аравина по поводу того, что скоро будет назначен день первого титульного боя Егора, и подготовка к нему пройдет в Испании. А значит, его долгое время не будет в стране. Она радовалась возможности Егора завоевать титул чемпиона. И в то же время сильно переживала, как пройдет бой.

Уходя с кладбища вслед за Аравиным, Стася вздохнула с облегчением. Но у самых ворот их встретила Нина Михайловна. Та приехала вопреки указаниям сестры. И Стася испугалась, что им придется еще раз вернуться к могиле. Но не тут-то было. Баба Шура, увидев Нину Михайловну, будто получила встряску, «подобрала сопли» и стала недовольно отчитывать сестру:

– У тебя что, слуховой аппарат барахлит? Я же сказала – езжай прямо в ресторан!

– Я подумала… – начала было оправдываться старшая сестра.

– Подумала она! – тут же перебила ее баба Шура. – Чем там думать уже? – она свирепо оглядела наряд сестры и, задержав взгляд на модельных ботиночках на миниатюрном каблучке, фыркнула. А затем возмущенно сказала: – Вырядилась! Гусыня городская! Снег накатан, упадешь и рассыплешься! Не соберем!

На морщинистом лице Нины Михайловны появилась снисходительная улыбка.

– Тоже мне! За своими костями смотри! Не я ведь год назад с поломанной рукой ходила!

– Это было полтора года назад! Уже и с памятью проблемы? – мастерски парировала баба Шура.

– Куда уж мне! Ты, вон, даже забыла поздравить с днем рождением Степана Аркадьевича, – попыталась уколоть в свою очередь Нина Михайловна.

– Нужен мне твой Степан Аркадьевич, как горькая редька! Я просто не хотела его поздравлять, – баба Шура откровенно врала.

Стася помнила, как она тогда причитала, что забыла поздравить приветливого соседа. Про себя девушка, конечно, посмеялась. Отвернувшись в сторону, попыталась спрятать улыбку. И неожиданно столкнулась с внимательным взглядом Аравина. Улыбка застыла на лице. По телу прошел озноб. Уставившись в темные глаза, Стася попыталась определить причину интереса Егора.

Он недовольно свел брови, но взгляда не отвел.

– Иди к машине. Холодно, – словно сквозь вату донеся его тягучий голос.

Впервые за сегодняшний день он обратился непосредственно к ней. А ведь утром даже не соизволил поздороваться.

Не реагируя на приказ, Сладкова продолжила рассматривать мужчину. Детально разглядывала уже знакомые черты лица, наслаждаясь реальным «изображением». Мощные скулы, прямой нос, тонкие, но не жесткие губы и притягательные карие глаза. Ей нравилось все! Нравилось, как Аравин стриг волосы, оставляя лишь короткий черный ёжик на голове. До него хотелось дотрагиваться, ощущая собственноручно, колется ли он? Нравилась его смуглая ровная кожа и мелкие, будто «битые» пиксели, шрамы.

Хоть иногда руки так и чесались нарисовать Егора, Стася боялась это делать. Хорошо осознавала, что будет недовольна схожестью с «оригиналом». Будет нервничать. Начнет перерисовывать. А это уже может сложиться в бесконечность.

– Правда, Стася, пойдем – вмешалась баба Шура. – Не хватало еще простудиться.

Девушка медленно опустила взгляд. А Егор еще некоторое время смотрел на упавшие веером густые ресницы. Будто надеялся снова увидеть зеленые озера.

С трудом вспоминая их первую встречу, анализируя рассказы бабушки и наблюдая за Стасей сегодня, Аравин думал о том, что невозможно быть настолько непосредственной в восемнадцать лет.

Стася была очень открытой. Все эмоции настоящие, живые, необдуманные. Тут она плачет, тут, нахохлившись, злится, тут застывает в недоумении, тут уже смеется и снова недовольно фыркает. Не было в ней фальши. Душа наизнанку. Она не стеснялась своих эмоций и не придумывала то, чего нет. Сейчас на кладбище она не грустила и не пыталась «сыграть» эти чувства. Просто тихо стояла у могилы. Успела пустить слезу в машине. Егор не уловил смысла ее бормотаний, обращенных к Александре Михайловне, но отчетливо слышал шумные всхлипывания. Видел в зеркало заднего вида, как девчонка утирает платком слезы и откровенно сморкает нос. Невольно улыбнулся краешком губ. Забавная она. Чистая и настоящая.

Аравин помнил, как разительно отличалась квартира ее отца до переезда Стаси и после. Буквально за пару дней Сладков засрал все. Каких же трудов, должно быть, стоило следить за порядком в этом откровенном борделе? Там же бесконечно проходили какие-то попойки.

То, что характер у девчонки не сахар – это как пить дать. Аравину даже захотелось увидеть ее разъярённой. Эмоциональные люди всегда вспыльчивы, всегда говорят то, что думают, даже если это противоречит всем правилам морали. Но в этом и вся соль.

Егор ненавидел, когда люди лгут. Ложь – порождение иллюзий. Чего он сильнее всего не любил, так это ждать от человека больше, чем он стоит. И так же не любил, когда от него ожидают то, чего он не собирается делать.

В ресторане пробыли недолго. Повод был не праздничный, и гости не засиживались, а хозяева не удерживали. Поэтому ближе к четырём часам Аравин привез Стасю с бабушкой домой. По дороге была только одна остановка – подвозили Нину Михайловну. Дома Стася почувствовала себя буквально выжатой и сразу же поднялась в свою комнату. Первым делом она содрала с себя мрачное платье и забросила его в корзину для грязной одежды. Затем приняла душ и натянула синюю махровую пижаму с большим белоснежным зайцем на груди. Прошла назад в комнату и, свернувшись клубком на кровати, заплакала.

Этот плач был очень сдержанный. Грустный и тихий. Она больше не ревела в голос, не осталось сил. Слишком много эмоций за сегодня испытала. И главным раздражителем, как ни странно, оказался Аравин.

Тихо всхлипывая, Стася растирала по щекам скупые слезы. Горло, вызывая боль, сдавливал тугой спазм. Пыталась вдохнуть глубже, перевести дыхание, избавиться от тяжести, которая не покидала ее. Но, вопреки всем попыткам, из груди вырывались лишь обрывистые всхлипы.

Они вскоре прекратились, не принеся облегчения.

За обедом Стася едва притронулась к еде. Поэтому вскоре в животе заурчало, и она поняла, что очень проголодалась.

Поднявшись с постели, снова прошла в ванную. Умывалась долго, охлаждая пылающие щеки холодной водой и периодически бросая усталый взгляд в зеркало.

Четкий и крупный разрез глаз раздражал, напоминая об отце. Это были его большие зеленые глаза. Она терпеть не могла, когда ей делали комплименты по этому поводу. А случалось это довольно часто. Стася была согласна, что глаза выделяются на ее лице. Но лично ей в своей внешности куда больше нравились мамины аккуратные губы сердечком.

Алиса много раз говорила ей, что она красивая. Но для нее это было сродни проклятию. Ну, кому нужна эта красота? Что она дает?

Вздохнув, наконец, отправилась на кухню, чтобы поесть. Спускаясь по лестнице, думала о драниках, которые накануне сготовила баба Шура. Мысленно поливала их сметаной, когда услышала, доносившийся из кухни разговор.

Узнавая голоса, Стася нерешительно замерла у двери.

– Чего ты хочешь от меня? – Егор не срывался на крик, но тембр его голоса буквально вибрировал от злости. – Я ее из г*вна вытащил. Да, я каждый день по морде получаю, чтобы обеспечить ее жизнь! Хотя она мне никто.

– Я требую, чтобы ты хоть изредка навещал девочку, – как всегда, громко ответила баба Шура.

Стася сразу же догадалась, что разговор на повышенных тонах касается непосредственно ее персоны. Услышанное показалось настолько унизительным, что она едва не расплакалась. Жгучие слезы выступили на глазах, и девушка, пытаясь с ними справиться, упрямо замахала ресницами. Только пылающие щеки нельзя было остудить.

Так вот, значит, как он думает о ней.

«Никто…» – звучало пусто и безразлично.

– Ты же сама вызвалась ее воспитывать. От няньки отказалась. Я нигде не подписывался читать ей сказки и подтирать сопли, – в этот раз голос Аравина прозвучал еще грубее и чуть громче.

Стася закусила нижнюю губу, больно врезаясь в нее зубами. И будто не замечая этой боли, сосредоточенно вслушивалась в диалог на кухне.

– Я не вечная! Как вы потом без меня будете? Ты ее почти не знаешь, – мольба в голосе бабы Шуры звучала настолько неожиданно для Стаси, что та даже засомневалась, она ли это сказала.

– Не нагнетай, пожалуйста, – отчеканил Аравин в ответ.

Фразы Александры Михайловны по поводу смерти всегда пугали Стасю, а по скупому ответу Аравина его отношение к бабушке определить она не смогла.

– Я говорю, как есть. Перестань думать исключительно о себе!

– Я не стану приезжать. Мне абсолютно плевать на все, чем она занимается, – услышав очередную порцию негатива, Стася поморщилась. – Я выполнил просьбу Алисы. Все! Пускай растет и наслаждается жизнью. Но без меня. Не требуй от меня большего.

– Какой же ты циник, – в последней фразе бабы Шуры послышалось едва различимое отчаяние.

За быстрыми тяжелыми шагами последовал громкий стук закрывающейся входной дери. Решив, что это Аравин, наконец, убрался из их дома, девушка порывисто вбежала на кухню.

Не хотел он спорить с бабой Шурой. Но ее требования относительно девчонки, что стало неожиданностью для самого Аравина, его взбесили. Надо было просто отказать, а не вдаваться в объяснения, оправдывая самого себя. К чему это? Он и правда не чувствовал себя обязанным поддерживать какие-либо отношения с девчонкой, которую они приютили.

Да и о чем ему с ней разговаривать? Какие у них могут быть общие темы? Притворяться, что ему интересны ее кружки и умелки? Увольте!

Шум от появления Стаси заставил Егора открыть глаза. Он моментально выхватил взглядом горящие негодованием зеленые глазищи. Пылающие щеки и красный нос. Машинально оглядел забавную пижаму, которая смотрелась на девчонке очень даже интересно. Не укрылась от его взгляда и ее шумно вздымающаяся грудь.

Вот и злость. Долго ждать не пришлось.

Стася подошла совсем близко и, сфокусировав яростный взгляд на его лице, зло выпалила:

– Никогда больше не смей повышать голос на бабу Шуру, – фраза была подкреплена указательным пальцем, упертым в его грудь.

Дальнейших уточнений не требовалось. Егор понял, что девчонка слышала их разговор. На самом деле крика как такового с его стороны не было. Но оправдываться и доказывать что-либо он, конечно же, не собирался.

– Кого-то не научили, что подслушивать нехорошо, – темные брови взметнулись вверх, а глаза пронзили тяжелым взглядом. – Так мы это исправим, если ты сейчас же не уберёшься назад в свою комнату, – давал ей шанс на отступление.

И все же девчонка удивила его. Он был готов к ругательствам и яростным взглядам, но никак не думал, что она посмеет ударить его. А она именно это сделала. Правый джеб[1]1
  Джеб – длинный прямой удар рукой. Существуют различные варианты джеба. Всех их объединяют следующие характеристики: передняя рука выбрасывается вперёд, полностью разгибаясь, в момент удара кулак обычно держится в горизонтальном положении – ладонью к земле.


[Закрыть] пришелся ему в подбородок, так как выше Стася не доставала.

От неожиданности Аравин пропустил этот удар. Сила, в сравнении с той, к которой он привык, попросту смехотворная. Однако этого хватило, чтобы его захлестнуло яростью.

А Стася попыталась нанести новый удар. В этот раз боец поймал ее кулак, полностью обхватывая его рукой. В какой-то момент он даже растерялся, находясь в непривычной для себя ситуации. В повседневной жизни никто не смел поднимать на него руку. И уж тем более девушки.

Склоняясь к девчонке настолько, чтобы их лица оказались на одном уровне, Аравин слегка сдавил ее кулак. Этого хватило, чтобы та болезненно поморщилась.

– Никогда не бей первой, если не уверена, что выдержишь сдачу, – сердито зашипел, пронзая ее взглядом.

– Ты чертов ублюдок, – закричала девчонка. – Убирайся на х*р!

Егор зло стиснул зубы, так что заходили желваки на лице.

Надавать бы ей по шее сейчас! Может, тогда ума прибавится.

– Ты еще будешь мне указывать, где мне находиться? – вкрадчиво уточнил он. И не дожидаясь ответа, мрачно пригрозил: – Ты у меня сейчас в одних трусах назад к отцу пошуруешь!

– А вот и не пойду, – упрямо заявила Стася.

– Как же!

– Ты ужасный человек! Чертов эгоист! Думаешь, тебе больно? – Аравин недовольно поджал губы, увидев влажный блеск в зеленых глазах. Вот только слез ему сейчас не хватало. Его не тронул ее вопрос. Его боль – это только его боль. Ни с кем он ею не делился. – А ты представь, каково ей?

А вот последняя фраза резанула где-то в груди. Да, он немного перегнул палку, не стесняясь в выражениях. Вел себя грубее, чем хотел. Но относительно Сладковой он все верно сказал. Дал ей крышу над головой, пищу, одежду и все необходимое для нормальной комфортной жизни. После окончания школы она сможет сама распоряжаться деньгами, которые Аравин ежемесячно переводит на ее счет. Он купит ей отдельное жилье, если понадобится. Разве этого мало?

Задумавшись, непроизвольно сильнее стиснул руку Стаси. Она болезненно охнула и зло запыхтела, пытаясь выдернуть из захвата руку.

Горячее дыхание обожгло подбородок Егора, и он абсолютно машинально уставился на дрожащие пухлые губы.

– Уходи, – рвано сказал он, разжимая руку и мягко отталкивая девчонку назад. Осторожно, так, чтобы та не потеряла равновесие. – Немедленно, – стальные нотки, прозвучавшие в его голосе, подействовали. Гнев исчез с девичьего лица, оставив в широко распахнутых глазах лишь растерянность.

Она выбежала из кухни, оставляя Аравина в легком замешательстве. Что это было? Почему этот «сгусток эмоций» вызвал в нем подобную бурю?

«Да, Аравин… Пора на ринг. Давно ты пар не выпускал!»

«А может, Ритке позвонить?»

Она не будет задавать лишних вопросов. Рита хорошо знала, когда нужно молчать. Аравин, недолго думая, набрал ее номер и велел ждать его через час.

Сам же дождался возвращения бабы Шуры. Попытался даже извиниться.

– Прости за то, что был груб с тобой. Но решение мое не изменится.

– Посмотрим… – ответ бабы Шуры прозвучал мягко. Гласные буквально нараспев.

Это немного насторожило Егора, но словесно он не отреагировал, мечтая лишь побыстрее покинуть ненавистный родительский дом.

– Спокойно ночи, – бросил он у двери.

– Спокойной.