Текст книги "Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь"

– Ты лично скажешь бабе Шуре, что лгала. И, если еще посмеешь врать нам, последует более серьезное наказание.

– Какое? – буквально крича, спросила она, ощутимо всхлипывая. – Дашь мне ремня? – губы искривились в надрывном плаче.

– Вполне возможно, – сухо ответил Егор.

И хотя он так и не сорвался на крик, эта стальная сдержанность показался Стасе куда обиднее. Больно резала по чувствам нещадными ударами.

«Лучше бы ты орал, Аравин!» – подумала она.

Но вслух сказала другое:

– Ты просто бесчеловечный!

– О, я бессовестно человечный. Поверь, ты поймешь это немного позже.

– Как же!!! У тебя просто нет сердца! НЕТ!

После этого крика безотчетно полыхнул ее яростным взглядом. Но тут же снова взял себя в руки.

– Садись в машину, сладкая Настя, – вкрадчиво сказал и протянул ей темно-бордовый носовой платок. – Иначе тебе не понравится то, что я могу тебе рассказать.

– Моя фамилия Сладкова! – раздраженно закричала она, громко шмыгнув носом в платок. – Сладкова!!!

– Я знаю, как твоя фамилия, – все так же спокойно ответил он.

Глава 8

Стася задумчиво смотрела на быстро мелькавшую за окном светопанораму. Яркие вывески, огни машин, уличные фонари, далекий свет в чужих квартирах. Все сливалось и никак не впечатляло.

Поникшая и грустная, сжалась на пассажирском сиденье. Хотелось втиснуться в него поглубже. Укрыться от всего. И ни о чем не думать. Чтоб совершенно пусто было в голове.

Но, к сожалению, так нельзя… В голове было шумно.

Искоса бросила взгляд на Егора. Сильные руки расслабленно лежали на руле. Что раздражало больше всего, так это его спокойствие. Сосредоточен исключительно на дороге. Ни одного раза не взглянул в ее сторону. Будто и забыл, что едет не один. Только иногда на светофорах длинные пальцы, словно в нетерпении, постукивали по затянутому в карбон рулю.

Стася замерзла. Поежилась, ощущая, как неприятный озноб пробежал вдоль позвоночника.

Поерзала на кожаном сиденье и натянула рукава длинного свитера на кисти рук. Невольно вспомнила, когда впервые сидела в этой машине. Та же тягучая музыка в салоне, та же глухая стена между ними. Хотела нарушить молчание. Срочно что-то сказать. Иначе задохнется в этой вязкой тишине.

– Любишь «Сплин»?

Аравин не ответил. Лишь бросил безучастный взгляд на соседнее сиденье. Но она уже не могла замолчать. Нужно было говорить.

– Непростые у них песни. Но мне тоже нравится, – честно сказала, не придумала. С десяток песен этой группы было у нее в плейлисте.

В этот раз Егор даже головы не повернул.

Полное безразличие со стороны мужчины вызвало новую волну обиды.

– Как думаешь, в какую сторону я ударюсь после того, как ты запретил мне заниматься боксом? – спросила едко, хотя хотела, чтобы голос прозвучал равнодушно. Не умела так. Рано ей еще с Аравиным тягаться.

Челюсти Егора сжались. И эта реакция ей даже понравилась. Потому продолжила, не обращая внимания на то, как сердце с опаской забилось сильнее.

– Что бы ты хотел, чтобы я делала? Может, мне пойти на курсы кройки и шитья? Или вышивать крестиком? Хотя все это настолько скучно, что прям не знаю… – сделала вид, что правда задумалась. А сама едва справлялась с дыханием. Так сложно было говорить ровным и спокойным голосом, когда внутри все переворачивалось. – Чем в твоем понимании занимаются девчонки? – немного издевки, не скрывая иронии.

– Вот ты неугомонная, – раздраженно выплеснул Егор, не отрывая глаз от дороги. – Просто закрой рот, – жестко добавил сквозь зубы.

– Проще всего так сделать, – негодующе ответила Стася, рвано втянув воздух.

– Для тебя, видимо, сложно.

– Хочешь сказать, что я много говорю? – сумасшедший азарт управлял ею, не слушая разума. Каждый раз думала: «Еще одна фраза, и замолкну». Но не могла остановиться.

– Я бы сказал, зря сотрясаешь воздух. Со мной не нужно сражаться. Все равно будет, как я сказал.

Девушка цокнула языком и прищурилась на это заявление. Покачала головой из стороны в сторону, будто не веря, что Егор вдруг проявил столько «участия» в ее жизни.

– Я не понимаю тебя, – откровенно и в какой-то мере безнадежно сказала она.

Глянул на нее неясно: то ли серьезно, то ли снисходительно. Но когда заговорил, голос прозвучал приглушенно.

– И не надо. Просто делай, что я говорю.

Пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова.

Поняв смысл сказанного, Стася непримиримо вздернула подбородок, но промолчала. Прикусила язык и промолчала. Снова отвернулась к окну и уставилась в темноту пустым взглядом.

Когда мотор, наконец, заглох у ворот загородного дома, на некоторое время оба застыли. Сидели и смотрели прямо перед собой через лобовое стекло на открывающиеся ворота. Не прощались, будто еще что-то должно быть сказано.

– Ты не зайдешь? – машинально спросила Стася.

Отрицательно покачал головой.

– Не забудь поговорить с бабой Шурой. Я проверю.

Смерила его колючим взглядом и чересчур стремительно отстегнула ремень безопасности. Уже схватилась за ручку, готовая выпорхнуть на улицу. Но вдруг остановилась и повернулась к нему всем корпусом.

Глянула открыто, прямо в глаза.

– Это твоя игра, Егор, – говорила спокойно и медленно, несмотря на гулкое биение сердца и рвущееся душевное возмущение. Хотела, чтобы он проникся сказанным, а не пропустил в очередной раз мимо ушей. – Твои правила. Только ты забыл, что я их не знаю. Мы не на равных! А вслепую я не собираюсь тебе подыгрывать.

Затем решительно покинула салон автомобиля, не давая Аравину ответить. Пускай подумает. Переварит. Дверь автомобиля за собой прикрыла нарочито аккуратно. Почти нежно.

Гришка встретил ее у открытых ворот. Посмотрел обеспокоенно и немного виновато.

– Можешь, закрывать, Гриша. Егор не будет заезжать, – дружелюбно улыбнулась, несмотря на ноющую тоску в груди.

– Все нормально? – спросил водитель, не спеша прикрывать ворота.

– Да. Не волнуйся. Аравин не съел меня. Так… слегка покусал, – беззаботно махнула рукой, мол, ерунда все это.

Гриша, невзирая на ее старания, смотрел сочувственно.

– Ладно, иди в дом. Грейся. Похолодало сегодня, – мягко потрепал и без того взъерошенные волосы.

* * *

По дороге домой Егор даже музыку выключил. Переваривал случившееся и злился. Чертовски злился! Так, как это умел делать только он. Ушел в себя. Закрылся. Левая рука на руле, правая на коробке передач. С виду совсем расслаблен: лицо спокойное, дыхание ровное. А внутри чертова буря! Сдерживаемый ядовитый гнев зло грохотал, отдаваясь в ребра шумными торопливыми ударами сердца.

«Это твоя игра, Егор. Твои правила…» – засели в голове ее слова.

Он явно не был спокоен. И это чертовски бесило! Осознание бесконтрольной ярости распаляло нервы еще больше. Какой-то замкнутый круг!

Елки мохнатые! Злюсь, потому что злюсь.

Кончики пальцев покалывали, когда совершал резкие движения рулем, стремительно перестраиваясь и беспорядочно вливаясь в движение транспорта на автомагистрали.

«Мы не на равных!»

Нет, она не глупая. Вспыльчивая, впечатлительная, эмоциональная – горячо чувствовала. Но все перечеркивает ее взгляд. Взрослый и глубокий. Будто сказать может больше, чем хочет. От этого взгляда срывало заслонки. Резко и неожиданно. Неожиданно для Аравина! Привык к тому, что давно на всех плевать. Настолько, что даже неинтересно, что вокруг происходит. И вдруг внезапно малолетняя обуза заставила застыть в движении. Перестать шагать, остановиться и оглядеться.

«У тебя просто нет сердца! НЕТ!» – прокручивал снова и снова, словно запись в старом магнитофоне. Четко помнил интонацию и обжигающий взгляд.

Видимо, что-то все-таки осталось. Вопреки собственному желанию. Вопреки всему.

* * *

На кухню Стася вошла неуверенно. Как и рассчитывала, баба Шура была здесь. Сидела с газетой в кресле-качалке.

Замешкалась на пороге. Дольше положенного закрывала двери и снимала куртку. Оттягивала неприятный разговор, как могла. Умом понимала, что это ничего не даст. Все равно будет горько и стыдно. Очень стыдно перед бабой Шурой! Больше, чем перед Егором. Александра Михайловна никак не заслужила подобного отношения. Да, временами она была невыносимо упрямой и даже деспотичной. Но нужно было еще раз попытаться поговорить с ней. Вранье же только усугубит положение Стаси. Наверняка «железная» бабушка станет еще строже.

– Привет, баб Шур, – тихо поздоровалась.

Реагируя на ароматные кухонные запахи, живот заурчал, напоминая, что кормили его в последний раз еще в обед.

– Привет, Стаська, – бабушка опустила газету на колени. – Тебя Егор привез?

Вид у Александры Михайловны в последнее время был какой-то усталый. Глубокие морщины особо остро выделялись на сухощавом лице. Уголки губ слегка опущены. Но взгляд оставался ясным и заинтересованным.

– Да.

– Почему не зашел?

Девушка неопределенно пожала плечами. Что она могла сказать по этому поводу? Аравин сам себе хозяин.

Прошла вглубь кухни и осторожно присела на боковину дивана. Прямо напротив Александры Михайловны.

– Ба, нам нужно поговорить, – плечи понуро опустились, словно груз обмана, висевший на душе, действительно имел вес.

Аравина без лишних слов прочувствовала ее настроение. Отложила газету в сторону и внимательно посмотрела на Стасю.

– Та-а-к, – осторожно протянула Александра Михайловна. – Я слушаю.

Едва удалось подавить в себе порывистое желание прильнуть к теплому плечу названной бабушки.

Нужно было иметь смелость сказать все в лицо. Не упрощать ситуацию, давя на жалость и выманивая ласку.

– Я солгала тебе, – быстро выдавила, не желая медлить и мучиться от этого еще дольше.

Руки мелко задрожали, а щеки вспыхнули. Но взгляда не отвела.

– Та-а-к… – снова протянула баба Шура. – Поподробнее, пожалуйста.

– Я ходила в секцию бокса.

Александра Михайловна смерила ее долгим тяжелым взглядом. В этот момент так много в этих глазах было от внука. Вот, значит, от кого у Егора такой жесткий характер. Если бы не сложность данной ситуации, Стаська бы улыбнулась. Ведь сама баба Шура часто критиковала непробиваемый дух Аравина.

– Что ж… – растянула слова баба Шура, высоко вскинув подбородок и проведя рукой вдоль шеи. Она всегда так тянула слова, когда сердилась и не хотела ругать. Словно подобной медлительностью давала себе время остыть и хорошо подумать, прежде чем вынести окончательный приговор. – Я знала это. С самого начала.

– Что? – оказалась несколько шокирована ее заявлением.

– Да, знала, – отмахнулась от Стаськиного удивления. – А ты что думала? Что я совсем дура старая?

– Я так не говорила, ба, – возмущенно фыркнула. – И не думала так!

Глаза наполнились влагой, протестуя против несправедливого обвинения. Сейчас слов не хватало, чтобы выразить силу привязанности и уважения к этой женщине. Да и момент не совсем подходящий. Баба Шура могла решить, что Стася специально подлизывается, чтобы избежать наказания.

Поэтому Стася просто слегка наклонилась вперед и без слов накрыла мягкую руку бабушки своей холодной ладошкой.

– Я хотела, чтобы ты сама рассказала, – с мягким упреком сказала баба Шура, – откровенно говоря, рассчитывала, что ты быстрее сдашься. Отпуская тебя туда, каждый раз наступала на собственное горло. Но я рада, что ты все-таки пришла к решению самостоятельно сознаться.

Стася часто заморгала, прогоняя чувствительную влагу, а Александра Михайловна продолжала:

– Походила, попробовала… Будешь заниматься? – голос выдал надежду на отрицательный ответ, как ни старалась Аравина быть беспристрастной.

– Не знаю, – прямо ответила Стася, когда, наконец, удалось справиться с нахлынувшими эмоциями. – Я не знаю! – повторила громко и отчаянно. – Честно говоря, твой внук… крайне негативно высказался о моем желании выйти на ринг. И выставил требование, чтобы я бросила занятия. Это даже не обсуждалось! Рассвирепел и выдвинул ультиматум! А мне хотелось бы… – совсем робко выдохнула. – Хотелось бы продолжить!

Аравина поджала губы и смерила Стаську внимательным взглядом. Задумчиво хмыкнула и неясно повела плечами. А потом и вовсе необычайно довольно фыркнула.

– Ты знаешь, Стася… мне категорически не нравится бокс. Я его терпеть не могу! Но… мне также не нравится давить на тебя. По возможности я даю тебе выбор.

– Я знаю, ба.

– Не нужно было тогда так негативно реагировать на твое желание ходить в эту секцию! Не сдержалась.

Признание своей неправоты явно давалось Александре Михайловне с трудом. Поэтому Стася поспешила сгладить неприятную ситуацию:

– Я все понимаю.

– Но… – баба Шура помедлила, сознательно выдерживая паузу. – Я думаю, если подойти с умом, то это не такая уж ужасная идея, – удивила она Стасю. – В конце концов, как ты там говорила? В целях самообороны? – сдавленно улыбнулась.

– Ты шутишь??? – недоверчиво переспросила девушка.

– Нет, не шучу, – уверенно ответила баба Шура. – Только обещай, что это не станет серьезной частью твоей жизни, как у Егора.

– Обещаю, – легко согласилась.

– Вот и отлично. Просто я переживаю. И иногда перегибаю палку.

– Знаю, ба, – с улыбкой согласилась Стаська. – Все нормально. Ты прости меня за вранье. Обещаю, больше такого не повторится. Не хочу больше лгать тебе.

– Надеюсь.

– Но как же Егор? – поинтересовалась с сомнением в голосе.

– Я попробую с ним договориться, – баба Шура сняла очки и поднялась с кресла, давая понять, что инцидент исчерпан. – Пойдем за стол. Я приготовила оливье. И скумбрия как раз просолилась.

* * *

Чуть позже Стаська в обнимку с вазочкой конфет лежала на кровати у себя в комнате. Устроилась поверх толстого одеяла и взбила подушки повыше. Включила любимый мультфильм и погрузилась в знакомую атмосферу.

Свет от экрана то ярче, то тускнеет в зависимости от смены картинки. Это действует весьма успокаивающе. Но почему-то до конца не отпускает грусть. Вроде и улыбается поступкам героев, и забавляется над ними. А все равно в глубине души тревожно пульсирует непонятная тоска.

«Все хорошо!» – убеждает себя.

«Все нормально!» – не столь уверенно.

«Все будет нормально!»

Захрустела вафельной конфетой и бегло улыбнулась очередному действию главного героя. Вкус любимой сладости какой-то приглушенный. Запихнула оставшуюся конфету целиком в рот. Сжевала, как кусок сухаря. Не ощутила в полной мере вкуса.

Потянулась за второй конфетой. Откусила большой кусок и медленно задвигала челюстями. Нет, не то! Доела из чистого упрямства и расстроенно отодвинула вазу в сторону.

В этот момент лежавший на прикроватной тумбочке смартфон, вспыхнул подсветкой и коротко запищал.

Стаська недовольно выдохнула и нехотя потянулась за телефоном.

Новое входящее сообщение. Неизвестный номер в адресной строке.

«Как прошло?»

Задумчиво перечитала несколько раз эту строчку.

Неужели сам Егор Аравин? Значит, он знает ее номер. Однако чему тут удивляться?

«Что ему ответить?» – пронеслось в голове.

Он явно не о ее психологическом состоянии беспокоится. Проверяет, сказала ли.

Пока Стася раздумывала, что ответить, телефон в руке зазвонил. От неожиданности вздрогнула.

– Да, – сипло сказала в трубку.

– Почему не отвечаешь? – строго спросил Егор без какого-либо вступления.

– Потому что не успела, – зажато ответила Стася. Каким-то образом Аравин умудрялся давить на нее даже с того конца провода.

– Как прошел разговор? – повторил вопрос.

– Нормально, – неохотно поделилась она. – Бабушка сама все знала. Так что это не стало для нее неожиданностью.

Долгое молчание и едва уловимое глубокое дыхание на том конце провода. Слушала его и пыталась решить для себя, сообщать ли Егору, что баба Шура дала добро на посещение боксерской секции, или оставить ей решение этой проблемы?

Все еще была обижена на него, поэтому не хотела говорить. Долго объясняться, отстаивая свой выбор, тоже не хотела. Устала за сегодня.

– Сварить или пожарить? – вдруг ворвался в телефон приглушенный женский голос.

Аравин что-то неразборчиво ответил. Видимо, прикрывая динамик.

– Хорошо, – коротко бросил уже Стасе и отключился.

Убрала телефон от уха и еще некоторое время с недоумением смотрела на потухший экран.

– Ненормальный, – пробурчала себе под нос и отбросила телефон в сторону на мягкое одеяло.

«Кто эта девушка?» – мысленно озвучила зудящий в голове вопрос.

«А ты что хотела? У него своя жизнь… Это нормально!»

«Правда? Почему тогда так неприятно запекло между ребер?»

Рука машинально опустилась в маленькую вазочку. Зашуршала обертка. Снова все внимание на экран монитора, где у мультяшных героев свои проблемы:

– Он стырит твой катер.

– Он не стырит мой катер.

– Он тырит твой катер.

– Он никогда не стырит…

– Ну, вот и стырил.

– Что?!

– Он Робин Гуд наоборот.

Глава 9

– Спасибо, что заехал, Егор, – поблагодарила баба Шура, забирая пакет с лекарствами из рук внука. – А то Гриша взял выходной, а у меня все закончилось. Погода еще меняется, и давление скачет. Нет сил уже, – сетовала она.

Егор присел на стул и на автомате посмотрел в окно. Погода и правда удивляла. Вчера весь день моросил противный мелкий дождь. А сегодня вовсю светило яркое солнце и было не по-весеннему тепло. Только небольшие лужи кое-где напоминали о вчерашнем ненастье.

– Как дела? – начала баба Шура с традиционного вопроса.

– В среднем по району, – сухо отчитался Егор.

Александра Михайловна неопределенно хмыкнула.

– И то хорошо. Есть будешь? – спросила она, ставя чайник на плиту.

– Перекушу, – кивнул Егор, взглянув на бабушку.

Выставила на стол блюдо с пирогами, вазочки с медом и сметаной, но сама садиться не торопилась. Суетливо мельтешила на просторной кухне, совершая спешные и беспорядочные действия.

– Я ведь с тобой поговорить хотела. О Стасе, – не оборачиваясь, сказала баба Шура.

– Что не так? – напрягся Аравин.

Меньше недели прошло с тех пор, как он видел девчонку. Неужели успела что-то натворить? Каждый день созванивался с ней. Был в курсе: что делает, куда ходит, где бывает и во сколько возвращается. Стася делилась неохотно. Чаще всего недовольно бубнила в трубку. Но точно знал, что не врет. Почему-то очень хорошо чувствовал ее. Отчетливо мог представить, какое у нее выражение лица. Буквально «видел», как закатывает глаза и искривляет губы, когда ей не нравилось то, что он говорит.

– Да все так. Просто… – обернулась к нему бабушка. – Резко ты с ней.

Вскипевший на плите чайник прервал едва начавшийся разговор громким и требовательным свистом. Невольно оба, и баба Шура, и Егор, отвлеклись и замолчали. Александра Михайловна разлила чай по чашкам и, наконец, уселась напротив внука.

– Нельзя так категорично. Помягче нужно.

– Ты про бокс, что ли? – застыл с полной ложкой сахара у самого края большой парующей чашки.

– О нем.

– И не думай! – отрезал Егор. Ухнул белый песок в чашку и громко заколотил ложкой, размешивая. – Даже говорить об этом не хочу!

– Королобый! – одарила привычным существительным баба Шура. И глянула возмущенно. – У девчонки такой возраст сложный. Запреты, они хуже вседозволенности сейчас. Ты знаешь, я сама на распутье. Не хочу пускать! Не хочу, чтобы ходила в эту секцию! Но сердцем сомневаюсь… До вранья дошло. Свободу свою отстаивает! А что дальше??? Да пускай ходит, – в сердцах тяжело махнула рукой. – Авось, ей это быстро надоест. Господь, помогай! Растет она… Взрослая девка! Скоро другие интересы появятся – платья, дискотеки, свидания… Ух, Боже милосердный! – перекрестилась. – Не знаю, что и хуже. А вот если мы все запрещать будем?..

– Ты не до конца понимаешь, что такое бокс. Это не игра! Нельзя заниматься несерьезно. Ты либо в нем, либо нет! Это всегда риск. Тем более, она девчонка.

– В данном случае ты преувеличиваешь. Я говорила с ее тренером. Они там постоянно в этих… касках, что ли…

– Шлемах, – машинально поправил Егор.

– Да, шлемах. Есть определенные правила и…

– Баб Шура, – нетерпеливо перебил он. Посмотрел снисходительно, мол, «я тебя умоляю». – В боксе адреналин взрывает башню так высоко, что очень трудно сохранить разумное мышление, и можно такого натворить… И никакие правила нихр*на не остановят. Это доли секунды, пара ударов сердца, и все.

– Эй, послушай же меня! – упрямо взывала к внуку баба Шура, отмахнув собственное тревожное чувство. – Эта секция не готовит профессиональных спортсменов. Там подобной агрессии просто нет. Я наблюдала, как дети тренируются. Они там, в основном, скачут, отжимаются и машут около мешка этого. Сплошь малолетняя шантрапа… То есть большинство меньше Стаси.

Егор замолчал. Пить чай расхотелось. Чашка так и осталась полной.

Почему он постоянно должен решать, что будет лучше для совершенно чужой ему девчонки? Чересчур часто о ней думает. Больше положенного. Слишком много мыслей. Слишком много ее стало.

– Ты должен хорошо понимать, к чему приводят запреты в таком возрасте, – дожимала баба Шура.

Егор, не стесняясь, грубо выругался.

– Почему бы тебе не взять ее в свой клуб? – осторожно предложила Александра Михайловна, никак не реагируя на матерщину внука. – Под присмотр.

– Ты совсем издеваешься?! – стиснул зубы до скрежета. – Только этого мне не хватало!

– Ладно-ладно. Пускай остается в своем клубе, – женщина поднялась и стала у плиты.

Поговорили, называется. Вроде и согласия не давал, а баба Шура уже итог подвела. Хотел еще что-то сказать, но пока подбирал слова помягче, неожиданно со стороны холла раздались заливистый смех и громкий писк.

– Стаська, – пояснила баба Шура, неопределенно махнув поварешкой.

– Держи его, – смеясь, обращалась девчонка к неизвестному собеседнику. – Да держи же, – снова короткий писк и звонкий смех.

– Парнишка Соколовских ей котенка принес. Артемка. Толковый парень. Дружат они со Стасей. Марина, мамаша его, в сорок лет рожать второго ребенка решила. Ей даже больше сорока… Наверное, сорок три… или сорок четыре… А, не суть важно. Дочку она захотела. А кота этого велела выбросить вон. Какой-то там заразы боится. И сама же этого кота покупала с месяц назад. Непостоянная…

Аравин никак не отреагировал на подробный пересказ бабушки. Бессознательно продолжал прислушиваться к происходящему в холле.

– Он мне всю руку уже исцарапал, – приглушенный голос парня. – Может, он у деда валерьянки нализался.

Стася снова засмеялась, и этот смех для Аравина оказался необычайно приятным. Сердце заколотилось, а реакции вдруг стали какими-то заторможенными. Потяжелевшие веки двигались необычайно медленно, пока мозг переваривал непонятное состояние. А мыслей не было. Сидел, будто оглушенный. Раньше подобное состояние могло вызвать только изрядное количество алкоголя.

– Дурачок, – беззлобно приласкала парня девчонка. – Он просто боится, вот и дерется не на жизнь, а на смерть.

– По-моему, второе угрожает только мне, – последнее заключение совсем близко.

Поэтому Егор не удивился, когда рыжий котенок огненной кометой ворвался на кухню сквозь приоткрытую дверь. Он громко зафырчал и забился под стол.

Два преследователя, толкаясь, ворвались следом.

Аравин беглым взглядом выцепил девчонку из общей картины. Светлые и очень широкие спортивные штаны с низкой посадкой и такая же бесформенная серая футболка к ним придавали ей какой-то бесшабашный вид. Густая копна волос взъерошена и разбросана по плечам.

Раскрасневшаяся и улыбающаяся Стася вмиг притихла. Явно опешила, увидев его. Только большие глаза взбудораженно смотрели на Егора. Как всегда, без опаски, прямо и открыто. Хоть и чувствовалось волнение, взгляд не опускала.

«Взрослая девка! Скоро другие интересы появятся – платья, дискотеки, свидания…» – почему-то только сейчас серьезно оценил слова бабы Шуры.

«Свидания…»

Дышать стало трудно. Смотрел в эти зеленые глазищи и понимал, что самое худшее у него впереди. И тот факт, что девчонка не отводила взгляда, только подтверждал неожиданное предчувствие.

Артем Соколовский, как представила его не далее как пару минут назад бабушка, сам по себе его мало интересовал. Но рядом с маленькой обузой его значимость в мире Аравина резко менялась. Поэтому Егор перевел глаза на стоящего рядом парня. Безотчетно взгляд стал жестче. Рассматривал пацана неспешно и внимательно. Высокий, худощавый, но на вид довольно крепкий. Лицо смазливое, взгляд вызывающе-дерзкий.

Бывает так – увидишь человека, и сразу невзлюбишь без видимых на то причин. Это был тот самый случай.

Единственным желанием Егора на данный момент было вышвырнуть Соколовского вон из дома и посоветовать никогда больше не возвращаться. Но рука Стаси расслабленно сжимала предплечье парня. Как ни парадоксально, но именно себя Аравин ощущал здесь лишним.

– Так, давайте все к столу, – скомандовала баба Шура, не обращая никакого внимания на всеобщее замешательство.

Как только Стася с Артемом сели, Егор поднялся.

– Мне уже пора, – холодно сказал он.

Смотрел только на бабу Шуру, но боковым зрением видел, как Соколовский убирает рукой волосы Стаси и помогает ей стянуть их резинкой.

– Я тебе с собой соберу, – Александра Михайловна не стала уговаривать Егора остаться. Знала, когда спорить не стоит. Прекрасно видела, как внук напрягся с появлением Стаси и Артема. Не до конца поняла, кто именно послужил тому причиной – девушка или сосед? В последнее время у бабы Шуры появился замечательный «сериал» перед сном, который обещал быть многосерийным. Отношения внука и Стаси складывались не по ее плану, и это совершенно определенно. Развитие уходило в другую, неожиданную для Аравиной сторону. И пару дней назад она бы этому еще удивилась. А сегодня… Баба Шура мотала на ус все эти переглядки и предвкушала вечернюю перемотку с дальнейшим анализом и разработкой нового плана.

* * *

Прямой удар.

Уклон.

Все достало. Напиться бы в хлам. Да нельзя. Бой через три месяца. Некогда расслабляться. Самое время сосредоточенно работать.

Еще удар.

Нырок и мощный удар снизу.

Не углубляться в размышления. Не думать. Не думать о девчонке.

Все просто. Должно быть просто.

Снова удар.

Уклон.

– Достаточно, Егор, – окликнул своего подопечного Роман Натаныч.

Но Аравин продолжал молотить грушу.

– Егор! – громче позвал тренер. – На сегодня хватит! Ты устал.

– Я не устал, – не останавливаясь, ответил боксер.

Боковым ударом толкнул грушу в сторону. Плечом поймал ее быстрое возвращение и снова ударил.

– Я вижу, что устал. Хватит!

Аравин нанес последний удар со всей силы и недовольно повернулся к тренеру.

– И чем тебе Маня сегодня не угодила? – Натаныч с усмешкой посмотрел на взмыленного подопечного. В этом зале было привычно давать прозвища снарядам, и груша Аравина – не исключение. – Что-то ты в последнее время постоянно на взводе. До боя уйма времени, почему кипишь, сынок?

Егор схватил со скамьи небольшое полотенце и промокнул им мокрое от пота лицо.

– Нормально все, Натаныч, – с шумом выдохнул Егор, но резкий взгляд говорил обратное. – Не переживай.

– Обидно, – поджал губы тренер. – За столько лет, ты думаешь, я не знаю, когда нормально, а когда нет?

Роман Натаныч выжидающе посмотрел на Аравина. За тринадцать с лишним лет работы Егор стал для Щукина как родной сын. Не потому что ближе никого у него не было. Тут другое. Даже если бы у Натаныча были свои собственные дети, не смог бы воспринимать Егора по-другому. Щукину никогда не нравилась замкнутость парня. Но его упорство, честность и храбрость пришлись по нутру с первого же боя Аравина. Он всегда играл честно. Всегда действовал по правилам. А если и собирался их нарушить, то открыто предупреждал об этом. Не боялся ни травм, ни боли, ни проигрыша. Но Щукин знал, что внутри у парня своя война. Свои страхи. Свои границы. Своя точка невозврата. Они дальше и намного глубже, чем у других, но они есть. Как бы умело Аравин это ни скрывал.

– Поделись, – мягко попросил тренер. – Неужели не доверяешь?

– При чем здесь – доверяю, не доверяю? Просто не хочу это обсуждать.

– Не созрел, значит, еще. Ну, переваривай-переваривай… Только как-то долго ты маринуешь в этот раз. Ешкин кот, интересно же!

– Натаныч, не начинай, дорогой, – отмахнулся Егор. – Зудишь, как любопытная баба, – коротко улыбнулся и, закинув полотенце на плечо, двинулся в сторону душевой.

– Пускай буду бабой! – прихрамывая, засеменил следом тренер. Левое колено снова разнылось, никак дождь собирается. – Но не отстану, пока не скажешь, в чем дело.

– А что ты хочешь услышать? – резко развернулся на полдороги Аравин.

Лицо Натаныча приобрело несвойственное ему хитрое выражение.

– А ты случаем не влюбился?

– Сплюнь! Мне влюбляться противопоказано.

– Это еще почему?

– Придушу зазнобу.

– Хм… – Натаныч задумчиво почесал затылок.

Аравин снова развернулся.

– Только один вопрос, – остановил его тренер.

Егор замер, не оборачиваясь.

– Что еще?

– В целом все нормально? Все живы-здоровы? В ясном уме?

– Это не один вопрос.

– Не придирайся к старику.

– Да.

– И слава Богу! – облегченно выдохнул Натаныч. – Перегоришь, голубчик. Перегоришь. И все будет нормально. Как раньше.

Как раньше… А будет ли? Нет, не будет. Отчетливо это понимал уже сейчас. Уже не сможет на год исчезнуть. Никогда больше так не сможет.

Анастасия Романовна Сладкова надолго теперь в его жизни. И пускай это целая сотня ненужных проблем. Но как иначе? Как? Да никак.